Лорд в кандалах

Глава 9

В духоте маленькой трюмной комнаты гудели и сочились теплом несколько эфиропроводящих проводов толщиной с палец, лишенные ремонтником изоляции, вовсю грозя превратить небольшую кладовку в баню, но еще полчаса разговора по зеркалу я себе позволить мог. Собственно, для этих целей я его и тащил с замка Мирред, как и выгонял недовольно бурчащего электрика из этой самой кладовки. Неуютно, жарко, но уж точно никто не подслушает.

— …ты его убил? — вопрос был задан напряженным и далеко не радостным тоном. Рейко знала, что иначе поступать мне смысла не было, но еще и помнила мои собственные слова о том, что старшие братья не имеют никакого отношения ко всему, что у меня случилось в жизни. Все произошедшее было лишь лебединой песней Роберта Эмберхарта, и от этого мою жену глодали сложные чувства.

Их необходимо было развеять.

— Убить, как и умереть, можно по-разному, — размеренно начал я, разминая в пальцах сигарету, — Смерть тела — это ужасный и грубый шок для души, Рейко. Энергетические каналы рвутся, смена парадигмы существования заставляет Плод буквально разрывать самого себя в лихорадочных попытках осознать случившееся. Приспособиться или хотя бы понять свою новую форму. Весь жизненный опыт, все твои установки, чувства и эмоции — всё это противится смерти, отрицает произошедшее. Проще говоря, Плод, Ядро и Семя буквально разрываются сами по себе, если человек был полон амбиций и жизненных сил, или… угасают и растворяются, если он умер от старости, ослабнув духом и разумом. Прекратив борьбу. Понимаешь?

— Ты это уже рассказывал, но я не очень внимательно слушала, — призналась жена, сидящая в компании Камиллы и Эдны. На горизонте несколько раз мелькало любопытствующее лицо Миранды, но той приходилось ждать своей очереди.

— Я буду краток, потому что здесь довольно жарко, — хмыкнул я, — Все, что я описал, относится к процессам, идущим в душе неподготовленного человека. Посмертный резонанс и конфликты можно сгладить, сохранив гораздо больше в новой форме существования и для перерождения, если ты, самым банальным образом, к моменту смерти готов. Сосредоточен, собран, обладаешь высокой самодисциплиной, внутренним стержнем и немалым опытом самоанализа. Разумеется, за всю известную мне историю не было ни единого случая, чтобы сохранивший себя человек переродился в этом же мире, но в другом — это более чем возможно. Именно этот шанс я и предоставил Кристоферу. Он рассказал мне всё, что знает, а я, угостив его концентрированным коктейлем из наркотиков, позволил достичь максимального сосредоточения, а потом… просто распылил его голову из «гренделя». Технически я его убил, вне всяких сомнений. Практически? Дал очень неплохой шанс начать всё с нуля. Переродиться, сохраняя большую часть себя.

— Мне сложно это понять, — пожаловалась жена через минуту молчания.

— У тебя там пять женщин рода Коул, младшая из которых в 12 раз тебя старше, Рейко. Обратись к ним, они расскажут всё куда подробнее.

Капитан «Плача Элизы», известный мне под именем Титус Уолл, неприятно бурно отреагировал на приказ смены курса, когда я, придя на мостик, оповестил его о своем желании посетить русский городок на Алтае, носящий забавное название Рубцовск.

— При всем моем уважении, лорд Эмберхарт, но карта нашего полета утверждена! — выдал мне капитан на повышенных тонах, — Курс, немалыми, прошу заметить, трудами, уже проложен в вашу Камикочи! Исполнение вашей просьбы решительно невозможно! Решительно!

— Будьте добры засунуть вашу решительность точно туда же, куда вы засунули уверения о том, что вы сами, капитан Уолл, как и экипаж «Плача Элизы», целиком и полностью в моем распоряжении. Пока я не проверил ваши способности к полету.

— Да как вы см…

Подхваченный мной за шею человек завис в воздухе и не придумал ничего лучшего, чем попытаться сделать что-то своими пальцами с моим лицом. Два коротких пожатия свободной ладонью избавили его от необходимости что-то дальше делать своими руками, от чего он изволил зашипеть и захрипеть, тряся расплющенными кистями. Находящимся на мостике навигаторам и старпому это, очевидно, не понравилось, от чего они напряглись и вскочили, лапая поясные кобуры.

— Замереть на месте! — рявкнул я на них грубым тоном, шаря по карманам продолжающего хрипеть и содрогаться капитана. Конечно, есть вариант, что предмет, в наличии которого я подозреваю Уолла, находится в его каюте… а, нет, вот он.

Вынув на свет ламп металлический наборный куб с гранью чуть более пяти сантиметров, я продемонстрировал находку поставленному на пол капитану. Говорить он пока не мог, да и стремительно опухающие кисти рук держал на весу, но, судя по всему, у меня получилось достучаться до его инстинктов самосохранения.

— Капитан Уолл, этот предмет полностью оправдывает все мои действия насчет вас, — сухо сообщил я мужику, — Теперь поступаем так — я вас отпускаю, вы открываете рот, но оттуда льется только то, что я хочу услышать. Сразу вам признаюсь, хочу не особо, поэтому один лишний звук, одно высказывание…, и я отпускаю вас на волю через один из этих иллюминаторов. Все понятно?

Экипаж «Плача» оказался людьми трезвомыслящими. Если кто-то способен почти минуту держать в вытянутой руке солидного и дородного мужика, то спорить с этим человеком, находясь на двухкилометровой высоте, желающих не найдется. Особенно если фалды сюртука этого молодого человека периодически оттопыриваются, демонстрируя нечто среднее между револьвером и обрезом. С другой стороны, сам Титус Уолл был пятидесятилетним военным воздухоплавателем и особо ценным специалистом особо ценного дирижабля, от чего просто не смог даже сквозь боль и удушье поверить в мои угрозы. Он решил договорить то, о чем я его не просил.

К счастью, дирижабль отнюдь не подводная лодка. Все иллюминаторы регулярно открываются на полную, предоставляя матросам возможность протереть стекла, а здесь, на мостике, они еще и достаточно широки, чтобы не только демонстрировать роскошный вид, но и обеспечить частую продувку мостика от табачного дыма. Легкий шелест смазанных латунных петель, небольшое усилие, короткий вскрик, моментально растворяющийся вдали.

И бледные лица.

— Господа, — обернулся я к ошеломленному экипажу, — «Плач Элизы» был предоставлен в полное мое распоряжение в вашем присутствии. Возражений нет? Хорошо. Я вовсе не собирался подвергать капитана Уолла или кого-то из вас какому-либо риску, нуждаясь только и строго в транспортных услугах судна. Будьте любезны мне их предоставить в полном объеме. Но, тем не менее, подчеркну — до момента, пока мы не прибудем в Японию, вы все находитесь в моем полном распоряжении, хотите вы этого или нет. Если вы вынудите меня отказаться от ваших услуг, то это произойдет в максимально неблагоприятной для вашей жизнедеятельности форме. Надеюсь, это понятно?

Разумеется, что краткой тирадой нельзя восстановить пошатнувшиеся отношения, поэтому я, держа в руках извлеченный из кармана капитана кубик, популярно объяснил присутствующим его назначение. Миниатюрный сборный кубик был очень специфичным механическим артефактом, сильно напоминая по своему строению небезызвестный кубик Рубика, только вот вместо разноцветных квадратов он содержал квадраты с буквами. Нуждаясь лишь в редкой подпитке эфиром, кубик Эйдилла позволял по-всякому вращать свои внешние элементы, составляя на своих плоскостях послания, которые после того, как кубик не трогали порядка пяти минут, транслировались на его аналог, который мог находиться за сотни километров.

На кой нужна такая дорогостоящая и сверхсложная штука человеку, к чьим услугам телеграфный и телефонический аппараты судна 24 часа в сутки?

К сожалению, несмотря на то, что приписанные к «Плачу» специалисты были высокообразованными профессионалами, демонстрации кубика Эйдилла определенно не хватило для завоевания их доверия. С намеком выложив длинноствольный «атлас» на панель телефонического эфирного аппарата, я с досадой набрал нетипично длинный номер. Спустя две минуты хрипов и привычных переливчатых трелей мне ответили, на что я попросил пригласить на связь мессере Фаусто Инганнаморте, магистра первой ступени Первой Армии Инквизиции. Спустя пять минут напряженной тишины ответил один из его заместителей, знавших меня лично, и согласился, что отвлекать самого магистра для решения такой тривиальной задачи как временное отчуждение курьерского дирижабля не имеет смысла. Он взял на себя труд по переговорам с лицами, владеющими «Плачем», а через полчаса я уже поздравлял бледного старпома, а ныне капитана Людвига Вселаско, с новым назначением.

— Надеюсь, у вас нет похожего устройства, мистер Вселаско, — подкинул я кубик в руке, намереваясь покинуть палубу, — Было бы жаль еще раз тратить столько времени и сил. А теперь, будьте добры, курс на Рубцовск.

Стоит признаться себе в крупном везении. Не приди мне в голову мысль залезть на крышу, не получилось бы заметить брата, вполне профессионально оценивающего обстановку из-за угла здания. Не испугайся я, что дохлая черепица вот-вот хрустнет под моей немалой тяжестью, что спровоцирует Кристофера на стрельбу, я бы никогда не подумал десантироваться у него за спиной с одновременной выдачей пинка по братовой заднице. Идея прострелить ему ушибленный орган из «пугера» была на самом деле сырой и жалкой — я видел, что он в состоянии одержимости, поэтому просто опасался, что пинок не нанесет ему достаточно повреждений, а лишь приободрит. Проще говоря, идя по следу среднего Эмберхарта, я был почти уверен, что смогу его убить без особых проблем или победить в схватке, но вот взять живым? Это было за гранью фантастики.

Именно так думал и мой отец, высылая бедолагу-Кристофера на рискованное дельце. Любой дурак будет отчаянно сопротивляться до последнего, зная, что мне нужно, а уж тем более мои братья, кристально уверенные, что пощады не будет. Несмотря на то, что начальную школу жизни мы прошли почти одинаковую, Оливер и Кристофер были обычными гражданскими. Да, они знали, как себя вести, как стрелять, за какой конец держат меч, но боевого опыта у них было мало. Кристофер сдался… и правильно сделал, выиграв в итоге едва ли не больше, чем если бы меня убил. Ну, если верить словам некоего Шебадда Меритта о том, что скоро эфиру на планете крышка.

А в небольшом, но очень военизированном городе Рубцовске должен был обретаться последний брат, Оливер, занимаясь почти тем же делом, что и Кристофер — готовя ловушку. Ну, если так можно назвать миазменную тварь, которую планируется запустить мне через зеркало.

Русские являются не только нацией с большим сердцем, большими территориями и большими пушками. Зубы у них тоже большие, потому как имеют они их на целую кучу различной дряни в виде имеющих с ними общие границы соседей. Огромной империи досаждают все, кроме оседлых мирных финнов и, наверное, молдаван. Все прочие находятся в постоянной готовности подложить русским бяку покрупнее и лишь с одним из своих недоброжелателей они могут разобраться без политических коллизий. А именно с миазменными тварями Сибири, отрыгиваемыми регионом с завидной и омерзительной регулярностью. Ничего удивительного в желании прижать проклятых мутантов я не видел.

Отсюда и родился разрабатываемый в Рубцовске проект, привлекший внимание моих родственников. Ничего особенного. Коварные русские здесь вовсе не угрожали всему миру, пытаясь поработить сибирских тварей, и уж точно не вживляли управляющие интерфейсы какому-нибудь титану класса «пожиратель городов». Второе так вообще было чистой выдумкой желтых газетенок, популярных, кажется, в Италии. На Алтае «просто-напросто» пытались разработать универсальный вирус бешенства для своих дорогих сибирских соседей. Учитывая, что почти любая тварь была смертельна для человека, но ограничена дефицитом свободного хода от любимых загрязненных лесов, идея была прекрасной, но реализовать её пока ученым не удавалось из-за безумного количества мутаций у каждой отдельной особи.

Но кое-какие результаты у русских были. Эти результаты мой старший брат и должен был выпустить сквозь зеркало прямо мне в Холд, что, по уверениям Кристофера, имело прекрасные шансы прикончить как меня, так и большую часть населения Камикочи. Отличная идея, что и говорить, я точно не ожидал атаки такого рода. Бомбардировка? Да. Ядовитый газ? Легко. А вот нечто, связанное с миазменными тварями… это был бы сюрприз.

Большую часть дороги до Алтая я об этом не думал, справедливо рассудив, что не обладаю нужным объемом данных. Все придётся узнавать на месте. Вместо этого время было посвящено обдумыванию неожиданного жизненного поворота, сделавшего меня двоеженцем с тремя любовницами (в перспективе). При том, что мне, кроме Рейко, точно никто не был нужен.

Мыслительный процесс занял пару суток, а конечный результат размышлений позволил примириться самим с собой. Мне, по большей степени, было… всё равно. Если отбросить в сторону такую переоцененную в нашей среде глупость, как супружескую верность, как сделала это Рейко, то выигрывали все. Я получал много потомков и куда более надежный тыл для их воспитания, породнившись с Коулами. Женщины этого рода мало того, что выдохнули свободно, получив некие гарантии моих слов, так еще и будут бесценными и верными помощниками в воспитании. Миранда скорее счастлива, чем нет, хоть это теперь и налагает на меня удвоенные усилия по исполнению супружеского долга.

Чуть иным был вопрос с близняшками-блондинками. Я жутко удивился, когда фертильный декокт в их отношении сработал также, как и с Мирандой, но мои эмоции даже близко не стояли рядом с тем фонтаном, на который внезапно расщедрились молчаливые горничные. Они буквально начали оживать и преображаться, по словам Рейко становясь всё более человечными день ото дня. Странная метаморфоза, но ничего тревожащего, в отличие от навязчивого желания моей дорогой главной супруги присовокупить к этому паноптикуму не менее беременную Праудмур. Впрочем, на последнее я уже дал своё опрометчивое согласие, лелея лишь надежду, что миниатюрная инквизиторша зарядит мне по лицу в гордом отказе. Если допрыгнет.

Мда, с людьми куда проще, если ты можешь просто выкинуть их с высоты в два с половиной километра. Не то, чтобы я хотел все свои вопросы решать так, как с покойным капитаном, решившим поклевать с нескольких кормушек, но распыляться мыслями по нескольким направлениям в моем положении — категорически контрпродуктивно. Так что всю эту матримониальную ерунду я оставлю на ту, у кого много свободного времени и желания делиться мужем (кстати, не в первый раз!), а сам займусь важными делами.

Например, охотой на брата.

Заявиться в Рубцовск собственной персоной я не мог и не собирался, понятия не имея, как давно тут окопался Оливер и какими силами поддержки обладает. Этот вопрос решался маскировкой с помощью косметических средств, переданных мне Рейко через зеркало. Вместе с чемоданом накладных ресниц, париков, пудры, тональных кремов и закрепителей, что жена забрала из Камикочи, мне была прямо в руки запихана некая сонная и растерянно оглядывающаяся дева японского происхождения, откликающаяся на имя Момо Гэндзи. Всучив мне мою же телохранительницу, Рейко сделала задумчивый вид, а затем высказалась, что мол, не против будет, если и та присоединится к растущей семье. На это я уже обозлился сверх всякой меры, рявкнув так, что сероволосая сводница поспешно сбежала сквозь зеркальную поверхность.

Но, идея, посетившая Рейко, была хороша. В том плане, естественно, что поддержка в виде невинно выглядящей убийцы, которую совсем несложно замаскировать под беглую китаянку-прислужницу, сейчас будет далеко не лишней.

Мелочиться с конспирацией я не стал. Волосы были высветлены, а затем перекрашены в рыжеватый русый оттенок. Для изменения необычных оттенков кожи мы с Момо приняли ванну с определенными составами, после чего моя шиноби обзавелась коричневато-желтым оттенком кожи, характерным для большинства китайцев, а я, наоборот посветлел, избывая родовую смуглость. Не до конца, так, чтобы можно было объяснить собственный нос-клюв, совсем не похожий на славянские «картошки», но достаточно, чтобы цвет кожи перестал бросаться в глаза. Несколько накладок за щеки слегка расширили мне лицо, а заодно ухудшили дикцию до вполне провинциального уровня. Редкая и довольно гнусная на вид бороденка в виде накладки, несколько накладных неприятных родинок, пара капель мерзкого эликсира, меняющего на время цвет радужки — и вот, готов новый человек. Захар Приматов, старший лейтенант, специальный уполномоченный графа Толстого, прибывший в Рубцовск по делу государственной важности.

Документы с фотографией и сопроводительный пакет мне передали через то же зеркало представитель одного из русских Древних родов, но не успел я с ними как следует ознакомиться, как поступил вызов через то же зеркало. Приняв его, я без всякого удовольствия обнаружил, что меня сверлит взглядом старый знакомый грек.

— Господин Октопулос, мое почтение.

— Лорд Эмберхарт, — проскрипел старик, — Вы действуете вразрез с нашими договоренностями или мне так кажется на старости лет?

— Где и когда вы увидели нарушения буквы и духа нашего договора? — тут же проявил я фамильную цепкость, ярко реагирующую на подобные обвинения.

— Может быть, я неверно выразился, — взгляд грека стал нечитаемым, — но вы не связались со мной, чтобы поделиться сведениями, извлеченными из своего брата. Это вызывает определенные сомнения.

— Демонстрация лояльности, господин Октопулос? — поднял я бровь, — Если моя тень не является объектом пристального внимания Грейшейдов, то не смогу вообразить, чем заслужил подобное доверие с вашей стороны.

— Ладно, малец, — оскалился старец, — Ты меня уел. Просто больно резво ты среагировал в Париже.

— С вашей подачи.

— Да, — кивнул могущественный грек, — Но не думаешь ли ты, что и наследника можно купить обещанием легкого посмертия?

— Именно так, — твердо заявил я, — Кристофер и Оливер были не при чем. У них нет иного выбора, как действовать по указке отца.

— Допустим, — сидящий в глубоком мягком кресле мужчина взглянул на меня исподлобья, — Но… а если нет? Если Роберт подстраховался? Ты собираешься дергать за единственную ниточку, ведущую к отцу, всего лишь с одним козырем?

— Я владею и другими средствами убеждения.

— Не сомневаюсь, мой мальчик, но хочу предложить тебе кое-что куда лучше, чем твои любительские навыки палача. Леди, прошу вас.

Тонкие девичьи пальчики, затянутые в дорогую белую ткань, нерешительно надавили на зеркальную поверхность, что чуть-чуть выгнулась, перед тем как пропустить ко мне в каюту высокую хорошо сложенную женщину, тут же сжавшуюся под моим взглядом. Из-за её спины раздался голос старого грека:

— Лорд Эмберхарт, будьте добры и обходительны с леди Мур. И да, вы можете ей доверять, у вас есть моё поручительство. Я всецело надеюсь, что ваше сотрудничество будет успешным. За сим откланиваюсь. Хорошей охоты.

Зеркало потухло. Воцарилась тишина, прерываемая лишь рабочими звуками летящего на всех парах дирижабля и тихого сопения Момо на диванчике.

Она стояла передо мной, определенно не зная, ни что сказать, ни куда себя деть. Страх, привычный ей и мне, как и всегда застыл на лице женщины восковой маской. Белоснежные волосы, белая кожа, слегка красноватые глаза, великолепная фигура потомственного целителя…

— Леди, — поднявшись с кресла, я выполнил полагающийся поклон.

— Лорд, — дрогнув голосом, присела в реверансе дочь герцога Эдвина Мура, принявшая участие в охоте на собственного отца.

И вновь неловкая пауза, черт бы её побрал. Я хотел раздраженно потереть лицо руками, но, вспомнив про макияж, отдернулся. Покрутил шеей, чертыхнулся. Прикурил сигарету. Элиза продолжала стоять деревянным манекеном у зеркала, исходя дрожью. С этим нужно что-то делать.

— Леди Мур, я предлагаю вам три варианта, — фривольным жестом я продемонстрировал девушке три пальца, — Первый — зеркало за вашей спиной. Один ваш шаг, и вы в тепле и уюте замка Каллед, в безопасности от страшного меня…

— …нет.

— Хорошо. Второй вариант. Я собираюсь, как вы можете наблюдать, замаскироваться под русского служащего, прибывающего на постоянное место жительства в Рубцовск. В вашем нынешнем состоянии вы сможете лишь отыгрывать мою скорбную рассудком супругу, страдающую тревожностью. Для полноты образа мы добавим небольшой валик ткани на вашу талию, что будет изображать беременность. Правда, в этом случае, ваши передвижения будут ограничены размерами того жилища, что я сниму. Шансы, что я смогу притащить Оливера Эмберхарта пред ваши очи, откровенно невелики. Есть и третий вариант. Хотите его услышать?

— …да.

— Мы с вами, леди Элиза Мур, садимся в этой комнате, вот за этот стол, после чего пьем до того момента, пока вы не соблаговолите мне рассказать, с какой стати вы меня так боитесь столько лет подряд.

— Ч-что? П-пить?

— Да. Алкоголь. Крепкий алкоголь. Виски, коньяк, бренди. Хотя, если вам будет угодно, можно начать с вина. У меня тут есть неплохой запас саммского черного и филь-де-блад.

— Я… не…

— Элиза! — добавил я в голос жесткости, глядя на колеблющуюся женщину, — Вы сами-то… не устали?

Вопрос вызвал эффект удара под дых. Вздрогнув, женщина посмотрела на свои трясущиеся пальцы, судорожно вздохнула…, а затем, впервые за много лет, посмотрела мне в глаза.

— Бренди, лорд Эмберхарт, — её голос набирал силу и уверенность с каждым произнесенным словом, — Потребуется много бренди. Целителю сложно напиться.

— Тогда давайте поскорее приступим, леди Элиза Мур. У нас впереди только трое суток.