Любовь или болезнь

Глава 1

Осень. Уже холодало. Слякоть, зябко и тоскливо.

В одной вязаной кофте ходить по улице стало холодно, но у меня, кроме неё, есть только одна тёплая куртка, и сейчас в ней ходить ещё жарко, она для зимы. Боюсь её заносить, а другую мне просто будет не на что купить, поэтому пока хожу как есть.

Пыталась устроиться на работу, но без документов никто не берёт или берут, но после отработанного месяца просто увольняют, не платя. После того, как я помыла посуду в одном из расположенных на окраине кафе, начальник просто вышиб меня в промозглую вечернюю погоду, сославшись на то, что тарелки, по его мнению, остаются такими же жирными, как и до мытья. И это когда сегодня мне должны были выплатить первую зарплату! Дома меня убьют.

Поэтому возвращаться не хотелось. Даже порой так сильно, что, думала, легче будет бродяжничать, чем возвращаться в пропитую, прокуренную и пустую квартиру, где кроме пустых бутылок и голых стен ничего нет. Но приходилось идти ради одного маленького комочка счастья, который ожидает моего прихода, а иначе просто умрёт с голоду или, ещё хуже, его продадут. Ради моего брата нужно возвращаться.

Идти домой приходилось такими закоулками, что порой думаешь, что в один из дней ты попадёшь на маньяка и в лучшем случае умрешь легко, а в худшем не очень быстро. А может, проходя по этому скользкому маленькому мостику, в один из дней нога просто соскользнёт, и ты, ударившись головой об эти валуны, умрешь. И может быть это лучший вариант для меня? Всё равно тут ничего хорошего не ждёт.

Дальше прошла мимо небольшого магазинчика, где на последние деньги купила еду Стёпе, своему маленькому голодному братику, и этим ещё немного оттягивая время. Надеясь, что, когда приду домой, все просто уже упьются и будут не в состоянии пристать ко мне с вопросами.

Возле подъезда замерла, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, готовясь к крикам и ударам, и спрятала подальше в сумку купленные баночки с пюре, чтобы не нашли. И только когда набралась смелости, открыла дверь в подъезд, а через несколько пролётов и чёрную железную дверь в квартиру.

– Где зарплата? – крикнула с кухни мать, стоило только мне переступить порог.

Мамой мне называть её не хочется. Это она настаивает, чтобы я её называла мама, а если буду отнекиваться, будет только мне хуже. Проверено! Так что мать и никак иначе.

– Мне её не дали… – крикнула в ответ.

– Как не дали? – закричала та ещё громче, перебивая.

На этот вопрос я только сморщилась, уже зная, что будет дальше.

Из кухни вывалились еле стоящие на ногах две собутыльницы матери. В растянутых халатах, с растрепанными волосами, с синюшными лицами и скалящиеся в ожидании представления улыбками. У обеих прекрасные фигуры, но вот лица – смесь жирафа с носорогом. Страшные, как моя смерть.

– Дал Бог такое… – начала причитать мать.

Из кухни послышался грохот пустых бутылок, видимо, мать тоже решила выползти в тёмно-серый коридор, где слева от входной двери висела вешалка с кучей старой одежды. На полу лежал потрёпанный и дырявый линолеум с разбросанной обувью на нём, а на жёлтом потолке висела простая лампочка, которая горела тусклым жёлтым светом, освещая такие же жёлтые обои.

– Да ладно, Дусь, она же просто врёт, припрятала, поди, где-то, чтобы с нами не делиться, – усмехнулась её подружка и собутыльница тетя Зина.

Но эта дама ещё нормальная, она только остра на язык, страшна стоящая справа.

– А это мы сейчас проверим, – сказала тётя Аня с ухмылкой, направляясь ко мне.

Меня избили, отняли кашки, которые я купила Стёпе. Хотя после разглядывания мне их запустили назад в грудь со словами: «Свободна». Хорошо, что я лежала на полу, а не стояла, иначе это всё бы разбилось, а так с цоканьем упало на пол.

Схватила две баночки и уползла в ванную, перед братом так появляться нельзя. Только после того, как привела себя в более или менее приемлемый вид, пошла в нашу комнату.

***

– И почему Вы не обращались в полицию? – спросил я у Алисы.

Она престала дрожать и посмотрела на меня с презрением, мне аж неуютно стало, но виду не подал, а она ответила:

– В полицию? Вы сейчас серьезно? Я обращалась к дежурному. На что мне сказали: «Вас не убили, поэтому идите к своему участковому, если он примет заявление, то будет Вам разбирательство. Нет, так не приходите сюда больше. А то дело открываешь, а потом приходят обратно и заявление забирают».

– Верно, много таких было, и еще оболгать тебя могут, видите ли, он насильно принудил написать, – усмехнулся младший лейтенант, а, увидев мой строгий взгляд, сделал вид, что занят документами.

– И почему Вы не пошли к вашему участковому? – спросил у девушки, помня, что в квартире так же найден труп того самого участкового.

– А то, что этот самый участковый любит потрахивать мать, а после и меня изнасиловал, это ничего? – прошипела та, сжимая руки в кулаки.

Не видать нам её как свидетеля.

– Ты врешь! – закричал Василий, бросая стопку документов на стол и вскакивая на ноги.

Н-да, это его брат, не повезло пареньку.

– Василий, выйди, – приказал, а когда тот злой вышел из кабинета, продолжил допрос: – К соседям обращались?

– К соседям? Которые настолько погрязли в своём мирке, что на чужое горе просто не обращают внимания, – продолжала шипеть девушка, а после сгорбилась и начала теребить край рукава, продолжая рассказ: – Соседи уже не обращают внимания на то, что у нас происходит в квартире. После того, как участковый пригрозил им каким-нибудь правонарушением, а тётя Аня подожгла во дворе пару машин, все при виде меня начали отводить глаза и делать вид, что меня нет. Даже те самые разговорчивые бабушки, которые есть в каждом доме, только шепчутся за спиной и качают головой, – шмыгнула Алиса носом и усмехнулась, – сплетничают про мою херовую семью и мою косую дорожку. Так и охота иногда выйти на улицу, встать посередине двора и крикнуть во всю мощь лёгких: «Да хоть кто-нибудь, помогите нам!», но никто не поможет. Да и я могла бы в любой момент сбежать. Даже без документов. Только вот я боялась, что не станет меня, они перекинут всю свою злобу на Стёпу… Продолжу-ка лучше я рассказ…