Любовь на Бродвее

Глава 16

Идея ремонта квартиры возникла у Карен в середине июня. Джаффи была права — смена обстановки должна благотворно повлиять на нее. В связи с этим Карен решила заново покрасить комнаты и купить новую мебель.

У нее на счету было две тысячи долларов. Вероятно, достаточно для ремонта, но ей не хотелось оставаться без денег, отложенных на черный день. Она решила взять ссуду в банке с выплатой в течение года. Так будет лучше.

Карен заполнила бланки, указав, что хочет взять заем на новую мебель три тысячи долларов на двенадцать месяцев. Через десять дней бостонский Шоумат-банк перевел на ее счет три тысячи долларов.

Карен была очень занята на работе в счетной палате и в больнице. Наконец она решила купить краску и начать ремонт в конце недели, четвертого июля. В четверг, второго июля, в четыре часа дня она пошла в хозяйственный магазин на Брайтон-авеню. Этот магазин ничем не отличался от других, просто был ближайшим от ее дома, а банки с краской были достаточно тяжелыми.

Карен подбирала цвет краски, когда услышала голос продавщицы:

— Добрый день, миссис Хенриген, чем могу вам помочь?

Бернард женился на Глории около двух месяцев назад, но продавцы соседних магазинов уже знали, кто она.

— Привет, Джонни. Мне нужны еще три розовых бокала для сока. Те, помнишь, какие я купила недавно.

Карен была любовницей Бернарда почти восемь лет, но не знала, что продавца этого магазина зовут Джонни и что хозяйству Бернарда требуются розовые бокалы для сока.

Она медленно обернулась и увидела, как Глория засовывает бокалы между зелеными пучками салата и двумя длинными итальянскими булками. Затем Глория вышла из магазина. Продавец бросил взгляд в сторону Карен:

— Подобрали нужный цвет, мисс? Что вам принести?

Карен посмотрела на него, как на пришельца с другой планеты, затем покачала головой и покинула магазин, так ничего и не купив.

В гостиной у нее стоял одиннадцатидюймовый черно-белый телевизор. Придя домой, Карен включила его и села перед экраном. Она сидела, пока не кончились передачи и какой-то священник не произнес молитву.

Затем заиграли национальный гимн и показали развевающийся флаг. Карен пошла в ванную, умылась и почистила зубы. Затем сделала четыре шага до спальни, сняла покрывало с кровати, аккуратно сложила его и легла.

Возможно, она спала какое-то время в течение ночи, но не заметила этого. Она помнила только, что ждала рассвета. Когда стало светло, Карен встала, надела красную юбку и блузку, которые Джаффи купила ей в Нью-Йорке, приготовила чашку растворимого кофе, выпила, затем, как обычно, сполоснула посуду и поставила на сушилку. Потом взяла из ящика стола сберегательную и чековую книжки, положила их в кошелек, вышла из дома и села в троллейбус до Бостона.

Карен пришла в свое отделение Шоумат-банка на Милки-стрит и взяла все деньги до единого пенни с обоих счетов. С бумажником, набитым стодолларовыми банкнотами, она направилась к билетной кассе Грейхунд на Парк-стрит.

— Пожалуйста, билет до Лас-Вегаса.

— Мы не продаем билеты на это направление, леди. — Мужчина за окошком внимательно посмотрел на маршрутные карты.

— В час отходит автобус до Сент-Луиса, Два часа пути. Затем вам надо будет пересесть.

— Хорошо, я поеду на этом автобусе.

Кое-что изменилось, с тех пор как Карен побывала в Лас-Вегасе в 1951 году. Игральные автоматы стали более сложными. Выиграть главный приз стало труднее, на картинках, помимо фруктов, появились гномики и «счастливая семерка». Теперь можно было опускать двадцатипятицентовики, а не только монеты в пять и десять центов.

Карен поиграла на нескольких автоматах на конечной остановке. Это было вроде подготовки к любовному акту, ради которого она приехала сюда. Через пятнадцать минут она прекратила игру, но за это время поняла, что не избавилась от былой страсти. Пальцы привычно ощущали монеты, когда она опускала их в щель и дергала за рычаг. У нее был выбор, куда можно пойти. Для начала в казино, но не в отеле «Фламинго», где она была с Бернардом. На этот раз она решила остановиться в «Пустынном дворе».

Все казино были почти одинаковыми. Стоило сделать несколько шагов в вестибюле, и вы оказывались среди рулеток, карточных столов и игральных автоматов. Последние были расставлены повсюду, так что если вы шли через казино, а это необходимо были сделать, чтобы попасть в отель, то всегда могли достать свободную мелочь и попытать счастья.

Путешествие на автобусе от Бостона до Лас-Вегаса заняло у нее три дня. В понедельник в одиннадцать часов утра шестого июля Карен вошла в казино с пятью тысячами долларов в кармане. Она не зарегистрировалась в отеле и не пошла ни в один из многочисленных ресторанов, хотя ела последний раз в четыре часа утра, выпив чашку кофе и проглотив черствую булочку где-то в Аризоне в местечке Сент-Джордж.

Прежде чем начать играть, Карен тщательно изучила обстановку. Она так долго ждала этого момента. Все было так, как она представляла. Ее ожидали три ряда десятицентовых автоматов. Она присмотрела один из них в дальнем конце от входа. Здесь было более уединенно.

Место, которое выбрала Карен, в отличие от остальных находилось немного в стороне от прохода. Оно было ближе к отдельно стоящим карточным столам, где играли в баккара с очень высокими ставками, и потому здесь не так уж часто собирались игроки. Позади Карен стояли три стола для игры в блэкджек. Это была не очень шумная игра, не то что игра в кости или рулетка с постоянным треском колеса. Никакие звуки, кроме заманчивого гудения игрального автомата, не должны отвлекать ее.

Она нашла свободный стул и села, положив на колени мешочек с двадцатью тонкими, плотно упакованными цилиндрами десятицентовых монет, которые ей дали в обмен на стодолларовую банкноту. Мешочек был не из ткани, как в 1951 году, а из пластика. Карен положила свою сумку на пол, зажав ее ногами, и высыпала монеты на поднос у основания автомата.

После восемнадцати часов игры она уже считала один из игральных автоматов своим. Он стоял третьим слева от стены. Над его быстро вращающимися колесами с символами был нарисован ковбой с двумя шестизарядными револьверами в руках. Револьверы стреляли каждый раз, когда Карен выигрывала главный приз.

Автомат нагрелся. Время от времени он выдавал выигрыш, ковбой стрелял из своих револьверов, и Карен визжала от возбуждения. Она не испытывала такого волнения и не издавала таких криков наслаждения с тех пор… с тех пор как она была здесь прошлый раз четыре года назад. Совершенно очевидно, что ни ее работа, ни то, что она делала с Бернардом в постели или где-нибудь еще, не давали такого сильного ощущения.

Она закончила игру в пять утра и то только потому, что не могла больше сидеть, не могла поднять руку, чтобы дернуть за рычаг, не могла держать глаза открытыми.

Она взяла свой пластиковый мешочек с монетами — он был опять полон, потому что она разменяла еще одну сотню долларов несколько минут назад, и Бог знает, сколько разменяла до этого, — подхватила свою сумочку и, спотыкаясь, подошла к столу регистрации.

— Я хотела бы получить комнату, пожалуйста.

Администратор посмотрел на нее без всякого интереса и, ни слова не говоря, протянул через стол бланк регистрации. Карен задумалась, затем, хихикнув, записала свое имя как Глория Финклстейн и адрес Бернарда. Она расписалась тем же именем со множеством росчерков и подвинула бланк администратору.

— У вас есть багаж? — спросил он.

— Нет. — Она снова хихикнула, приподняв пластиковый мешочек с монетами. — Только это.

Он посмотрел на нее усталым взглядом и протянул ключ.

— Это безумие, — настаивала Джаффи. — Вы должны что-то сделать. — Она сжимала трубку белого телефона и ходила взад-вперед по белому ковру своей спальни. — Она ведь не могла раствориться в воздухе.

Должно быть, что-то случилось.

Лейтенант полиции на другом конце линии старался быть сдержанным.

— Послушайте, мисс Кейн, я понимаю ваше беспокойство, но доктор Райс уже взрослая женщина, образованная леди. И если она решила исчезнуть, нет причин полагать, что это — дело полиции. Единственный, кто должен беспокоиться, так это хозяин квартиры. Она арендовала ее на девять месяцев. Но кажется, он не собирается обращаться во все штаты, чтобы полиция занималась поиском квартирантки.

— А я требую этого, — настаивала Джаффи. — Я, Джаффи Кейн. — Она не испытывала угрызений совести, что пользуется своей известностью для воздействия на полицию Бостона.

Но на полисмена это не произвело впечатления.

— Возможно, вы очень знаменитая леди, мисс Кейн, но вы не являетесь потерпевшей стороной. А сейчас, если не возражаете, я очень занят. Я свяжусь с вами, если нам станет что-нибудь известно. Обещаю. — И он повесил трубку, не дожидаясь ответа Джаффи.

Лейтенант был не только тупым и глупым, но и несправедливым. Джаффи была потерпевшей стороной, она была ранена прямо в сердце. Где-то глубоко в ее душе таился страх, что она никогда больше не увидит Карен.

По-видимому, в отсутствие Джаффи или кого-то еще, кто понял бы всю глубину ее страданий, Карен ушла и бросилась под поезд или в реку. Но полиция не могла найти никаких фактов, хотя проверили все сообщения о несчастных случаях, все больницы и морги.

— Кроме того, — сообщил лейтенант Джаффи несколько дней назад, — она сняла все деньги со своих счетов третьего июля. Зачем ей брать столько денег из банка, если она решила покончить с собой?

Действительно, зачем? Джаффи в раздумье немного походила по комнате, затем снова взяла телефонную трубку. На этот раз она позвонила матери Карен:

— Лия, это Джаффи. Я еще раз разговаривала с этим лейтенантом. Он уверяет, что с Карен ничего плохого не случилось и что им стало бы известно, если бы что-то произошло.

Лия плакала, Джаффи слышала ее всхлипывания.

— Нет, все-таки что-то стряслось, — сказала Лия. — Она встретила этого ирландца, и он заморочил ей голову, а потом разбил ее сердце. Я думала, что делаю нечто хорошее, посылая ее в колледж, но видишь, что получилось. Этот негодяй сначала превратил ее в старуху, а потом бросил.

— Ты ни в чем не виновата, Лия, — тихо сказала Джаффи. — Ни в чем. Ты всегда старалась сделать как лучше для Карен. И она знала это. — Джаффи вдруг осознала, что говорит о своей подруге в прошедшем времени. — Она знает, что мы любим ее, — поправилась она. — Думаю, Карен скоро свяжется с нами. Держу пари, мы услышим ее в конце недели.

Но неделя кончилась, началась другая, затем еще одна, а никаких новостей о Карен не было.

В сентябре, когда после исчезновения Карен прошло уже два месяца, Джаффи приехала в Бостон. Лия рассказала ей, что домовладелец настаивает, чтобы вещи Карен были упакованы и вывезены из квартиры, в противном случае он все передаст Армии Спасения. Арендная плата просрочена, и он потребовал освободить квартиру.

— Я не могу позволить Лии одной заниматься этим делом, — сказала Джаффи отцу. — Я приехала, чтобы помочь ей.

Майер кивнул:

— Послушай, Джаффи. Скажи мне правду. Что ты думаешь на самом деле? Карен жива?

— Не знаю, — прошептала Джаффи. — Надеюсь, что жива. Зачем снимать со счетов все деньги, если хочешь покончить с собой?

— Да. — Майер не стал говорить, что если она разгуливала с такими деньгами, то кто-то мог убить ее. — Знаешь, у меня есть идея. Даже две. Во-первых, давай заплатим за квартиру Карен то, что просрочено, и за оставшиеся шесть месяцев. Домовладельцу все равно, живет она там или нет, лишь бы получить деньги. У него нет оснований беспокоиться. Это ее жилище на время аренды, если она платит за квартиру.

— Мне это не приходило в голову, — сказала Джаффи. — Хорошая мысль, папа. Много денег не потребуется, аренда стоит девяносто пять долларов в месяц. И если она вернется домой, то есть когда вернется, все останется на месте, как было раньше.

— Вот о чем я подумал. Может быть, у Карен амнезия и она не помнит, кто она есть. Но что-то может привести ее к своему дому. Тогда там…

— Правильно, — согласилась Джаффи. — Это первая твоя идея, а вторая?

— Мы наймем частного детектива для ее поисков. У полиции слишком много других забот, и им мало платят.

— О Боже! Как же я сама не додумалась? Ты прав, конечно, прав.

Майер кивнул:

— Предоставь это мне.

Детектив, которого нанял Майер, имел весьма необычную внешность.

— Шварц, еврейский частный сыщик, — представился он Джаффи, когда приехал в Нью-Йорк поговорить с ней. — Не такой, как в книжках, верно? Я знаю, что даже отдаленно не похож на сыщика.

Он действительно не был похож. Низкорослый, полный, лысый, в очках с очень толстой оправой.

— Мой отец говорит, что у вас превосходная репутация, мистер Шварц. У вас есть какие-то догадки относительно моей подруги Карен?

Он покачал головой:

— Пока нет. Но не отчаивайтесь. Мы ведь только начинаем. Придется много работать ногами, мисс Кейн.

Чертовски много, так как прошло уже почти три месяца. Я, конечно, проверю все авиалинии. У них хранятся списки пассажиров. Попытаюсь что-нибудь разузнать на железнодорожных вокзалах и автобусных станциях, но это маловероятно, так как там не спрашивают имена.

Может быть, лучше всего поговорить с профессиональными организациями психологов в различных штатах.

И во всех местах, где она могла бы получить работу.

Пяти тысяч долларов не хватит надолго, она должна работать.

— Все это звучит весьма безнадежно, — сказала Джаффи.

— Я так не думаю. Я уже проверил больницы, морги и отчеты о происшествиях, которые составляет полиция. По всей вероятности, доктор Райс жива. Это еще недостоверно, но с большой вероятностью.

Все это не слишком утешало Джаффи, но она не теряла надежды.

— Ты должна избавиться от страха, — говорил ей Мэтт в середине октября. — Я знаю, как ты относишься к исчезновению Карен, но ты должна подумать о репетициях.

Конечно, постановка этого спектакля увлекала ее гораздо больше, чем все предыдущие. Например, на сей раз она принимала участие в обсуждении декораций. По предложению Джаффи для их создания они наняли Билли Болдвина. Болдвин обходился недешево, даже по мнению Джаффи, но его эскизы были самыми потрясающими из тех, что ей приходилось когда-либо видеть. А его макеты, миниатюрные трехмерные декорации, с которыми они сегодня работали в офисе Джека Фаина, были еще лучше.

Они занимались декорациями часа четыре. Было уже начало шестого, когда встреча в офисе Джека Фаина завершилась. Мэтт тоже присутствовал там, не столько из-за того, что опасался за вложенные в спектакль деньги, а потому что, как и остальные, был чрезвычайно предан идее проекта.

Он ждал Джаффи у двери.

— Ты снова в мехах, — сказал он, накидывая ей на плечи шубку из серебристой лисицы. — Каждый год по твоей одежде я определяю, что уже наступила осень и скоро придет зима. Становится холоднее, и однажды утром я говорю себе: лето кончилось, наверное, Джаффи надела шубу.

— Рада, что не разочаровала тебя. — Джаффи натянула перчатки. — Пошли.

Офис Фаина находился позади Центрального вокзала, на улице под названием Вандербилт-авеню. Джаффи и Мэтт, миновав вокзал, вышли на Лексингтон-авеню и двигались не торопясь, увлеченно обсуждая декорации Болдвина и не очень представляя, куда идут.

— Кажется, нам стоит сменить маршрут, — сказал Мэтт, когда понял, где они находятся. — Ты можешь выйти прямо на Мэдисон-авеню к офису Пола.

— Я не встречусь с Полом, его не будет в городе до завтра. Он на Западном берегу договаривается с Сан-Франциско относительно турне Д'Ойли Карт.

— О…

— И это все? — спросила она. — Только «О»?

— А что еще?

Джаффи остановилась и посмотрела на него:

— Не знаю. — Сердце ее учащенно забилось. Она сунула в карманы синих шерстяных брюк руки, чтобы он не заметил, как они дрожат. Обычно, находясь рядом с Мэттом, Джаффи вполне владела собой. Лишь иногда тайное волнение вырывалось наружу. Это был как раз тот самый случай.

Мэтт колебался какое-то мгновение, испытывая, как и она, искушение. Затем улыбнулся.

— Привет, — сказал он.

Это было условное приветствие, слово под занавес, которое он придумал после их однодневного романа в Лондоне. Напоминание о том, что говорила Джаффи.

Их роман — одноактная пьеса с ограниченным ангажементом и без выходов на бис. Джаффи попыталась улыбнуться, но с первого раза у нее ничего не вышло. Она сделала еще одну попытку.

— Привет, — сказала она наконец в ответ.

Мэтт подошел к такси, открыл дверцу и придержал ее, пока Джаффи садилась.

— Я позвоню тебе через пару дней. Будь осторожна.

— Куда вам, леди? — спросил водитель.

— Подождите минуту. — Он пожал плечами и включил счетчик. Пока тот работает, он готов стоять здесь хоть целый час, если ей этого хочется.

Но часа не потребовалось, прошло всего несколько секунд, в течение которых Джаффи наблюдала за удаляющейся фигурой Мэтта. Высокий, одетый в шерстяное пальто военного покроя, в слегка сдвинутой на затылок темной шляпе, он быстро исчез в дверях вокзала, чтобы сесть в пригородный поезд до Нью-Джерси и отправиться домой к своей жене.

— Поехали, — сказала Джаффи, когда он скрылся из виду. — Шестьдесят восьмая и Вторая авеню, Ист-Ривер-Тауэр, юго-западный угол. Все время, пока такси двигалось от центра города по вечерним улицам, водитель то и дело бросал взгляды в зеркальце заднего обзора, стараясь понять, действительно ли сидит Джаффи Кейн, но Джаффи не давала ему повода задать вопрос, глядя в окошко на заманчиво мигающие в сумерках огни Манхэттена.

Карен потребовалось совсем немного времени, чтобы спустить все пять тысяч долларов, которые она привезла с собой в Лас-Вегас. Можно потратить огромное количество десятицентовых монет, играя с автоматом по шестнадцать, восемнадцать часов в сутки, так как количество денег, которое тратится для того, чтобы в результате нажатия рычага ковбой начал стрелять и на поднос высыпались монеты, редко равно полученному выигрышу.

Увидев, что ее запасы приближаются к концу, Карен переехала из своего номера в гостинице в более дешевое место среди лачуг на окраине города, которые назывались «Звездные хижины Беллы».

Беллой звали женщину, которая всегда находилась в вестибюле. Она следила, чтобы гостиница была обеспечена горячей и холодной водой, а по воскресеньям стирала постельное белье, и все за двадцать один доллар в неделю. Однако общественный транспорт в Лас-Вегасе практически отсутствовал, и это создавало Карен неудобства. Брать такси туда и обратно дважды в день стоило очень дорого. Она решила ходить пешком. И вот на второй день после переезда на свое новое местожительство, выйдя из казино чуть позже полудня туда, где находилась стоянка многочисленных автомобилей, Карен огляделась вокруг и подняла большой палец.

Почти тотчас рядом остановился автомобиль.

— Привет, хочешь ехать? А я думал, ты живешь в отеле.

Карен внимательно посмотрела через окошко шикарного, последней модели «шевроле». Водителем оказался мужчина, с которым она разговаривала несколько раз. Он был одним из крупье в блэкджеке. Его звали Фрэнк Карлуччи. В другой момент и при других обстоятельствах Карен сказала бы, что он довольно привлекательный. Сейчас же для нее было важно только то, что он имел автомобиль.

— Я жила в отеле, но теперь переехала.

— Куда?

— В «Звездные хижины Беллы». На Спринг-Маунтин-роуд.

Он наклонился и открыл дверцу со стороны пассажиров.

— Тебе повезло. Нам по пути. Садись, Глория. — Он знал ее под этим именем. Так Карен представилась ему при встрече в кафе отеля в тот редкий случай, когда прервала игру, чтобы поесть.

Его автомобиль имел красную обивку из кожезаменителя и выглядел совсем новеньким. Они почти не разговаривали. Карен была слишком измотана. Фрэнк сказал, что тоже очень устал, поскольку сменился только в четыре часа утра обычные часы его работы, пояснил он. Поскольку Фрэнк находился в Лас-Вегасе всего несколько месяцев, то, как все новички, должен был работать в смену, которую называли «кладбищенской».

— Не знаю, как ты выдерживаешь, — сказал он, в то время как они двигались по пустынной дороге. — Ты всегда там, когда я прихожу, и продолжаешь играть, когда я ухожу. Мне кажется, ты играешь по двенадцать, четырнадцать часов в сутки.

— По меньшей мере, — подтвердила Карен, но не стала ничего объяснять.

— Теперь, в связи с переездом, найдешь автоматы поближе к дому?

Волосы Карен почти достигали подбородка, так как она не стриглась с мая. Теперь они были распущены, не затянуты в пучок. Когда она покачала головой, ее светлые локоны упали на изнуренное лицо.

— Нет, мне нравится играть в «Пустынном дворе».

Там мой особый автомат.

— Да, — сказал Карлуччи. — Я заметил это. Ты всегда играешь на том, где ковбой стреляет из своих пистолетов, когда выпадает выигрыш. Ты полагаешь, что это счастливый автомат?

— Не знаю. Просто он мне нравится.

Они подъехали к деревянным с облупившейся краской лачугам, сгрудившимся у дороги, под неоновую вывеску, обозначавшую вход.

— Я поеду назад в гостиницу около полуночи. Хочу поваляться немного перед сменой. Если хочешь, я захвачу тебя по пути.

— Нет. Благодарю, до полуночи слишком долго ждать. — Она открыла дверцу автомобиля.

Он придержал ее за руку:

— Когда же ты спишь?

— Посплю сейчас несколько часов. Мне не требуется много времени для сна. Увидимся позже, спасибо, что подвез.

— С удовольствием. Я могу сделать то же самое завтра утром, если ты будешь готова ехать домой, когда я освобожусь.

— Примерно в то же самое время, — сказала Карен. — Да, обычно я уже заканчиваю игру. Еще раз спасибо.

После этого поездки стали регулярными. Между восьмью и девятью часами вечера Карен ловила попутку или шла пешком две мили до города. Гостиница находилась фактически рядом со Спринг-Маунтин-роуд. А на следующий день после полудня Фрэнк Карлуччи отвозил ее назад домой. Во время этих путешествий они разговаривали мало. В основном беседа их состояла из того, что Фрэнк задавал вопросы, а Карен кратко отвечала.

Где-то в глубине своего сознания она не забывала, что является психологом, и потому отмечала, что порой его вопросы становились не праздными и что он искренне интересовался манией, которой она одержима.

В таких случаях Карен старалась сменить тему разговора, поскольку эта извилистая тропинка вела в те уголки памяти, где еще теплился интерес к тому, что она так жестоко бросила, где прятались чувство вины и нестерпимая боль. Она играла, чтобы заглушить боль, и не позволит этому молодому человеку с темными вьющимися волосами и карими глазами напоминать о ней.

В сентябре она сказала ему, что больше не будет ездить с ним домой.

— Я получила работу с одиннадцати до трех.

— Где?

— В баре «Энжел-гриль» на улице Фремонт. В качестве официантки.

— Понятно. Ты когда-нибудь раньше работала официанткой, Глория?

— Нет. Но мой новый босс не знает этого, и я не думаю, что эта работа не такая уж трудная.

— У тебя кончились деньги, да? Все, что ты привезла с собой, уплыло.

— Что-то вроде этого, — согласилась Карен. — Так что теперь я не буду ездить с тобой. Благодарю за карету с четверкой лошадей.

— Карета с четверкой лошадей, — повторил он, стараясь вникнуть в смысл этих слов. — Слушай, сделай одолжение. Скажи скороговорку: «Припаркуйся в Гарвард-Ярде»…

Карен улыбнулась. Точнее, это было неким подобием улыбки. Если бы он только знал, как улыбалась раньше Карен Райс, а не то создание, которое было любовницей Бернарда Хенригена, не та леди, назвавшая себя Глорией, одурманенная игральными автоматами.

— Хочешь убедиться, прав ли ты и говорю ли я с бостонским акцентом? Хорошо, «Припахкуйся в Гахвахд-Яхде». Ну вот, сказала.

— Да, я так и думал. Бостонская аристократка.

— Нет, в этом ты ошибся. Просто ребенок из так называемого Вест-Энда. Не самая лучшая часть города, ничего общего с Бикон-Хиллом и аристократическими кварталами.

— Слушай, Глория, я знаю, это не мое дело, но какого черта ты здесь делаешь? Ты же не безмозглый цыпленок и уж вовсе не похожа на официантку. Ты образованная женщина, которая говорит «карета с четверкой лошадей». Для чего тебе все это?

— Ты прав, это не твое дело. Увидимся как-нибудь, Фрэнк. Еще раз благодарю за все поездки.

Три дня спустя Фрэнк заглянул в «Энжел-гриль».

— Ветчину и сыр с ржаным хлебом и горчицей, — обратился он к Карен, усевшись за стойкой. — Как поживаешь?

— Хорошо. А как ты?

— Нормально. Соскучился только по нашим поездкам. Хотел попросить тебя принести мне чашечку кофе во время моего перерыва прошлым вечером, но мой хозяин никуда не отлучался. Администрация косо смотрит на крупье, которые заводят дружбу с игроками, а с ней лучше не портить отношения.

— Пожалуй, да. — Преступность и иммигранты. Нет лучше места, чем Лас-Вегас, для изучения этого вопроса. И парень по имени Карлуччи, сдающий карты в блэкджеке, мог бы быть одним из объектов исследования. — Что будешь пить с сандвичем?

— Кока-колу.

Когда в половине четвертого Карен вышла из бара, Фрэнк ждал ее:

— Садись, я подвезу тебя домой.

— Ты же должен спать в это время. Тебе не стоит болтаться здесь, дожидаясь меня.

Вместо ответа он взял ее за руку и повел к машине.

Карен шла, шатаясь от усталости, слишком измученная, чтобы протестовать. В машине она уснула, а когда проснулась, оказалась на узкой, комковатой кровати в своей хижине, и прошло уже много часов.

Карен взглянула на себя в лунном свете, проникающем сквозь маленькое, довольно грязное окошко. Как она оказалась здесь? Последнее, что она помнила, был автомобиль Фрэнка Карлуччи. Неужели он?.. Нет, она не помнила ничего такого. Кроме того, она была полностью одета в белую нейлоновую униформу официантки «Энжел-гриля». И трусики были на ней. Так что нет.

Карен встала, приняла душ, вымыла голову и надела второй комплект униформы. Первый она выстирает завтра, когда придет с работы. Он высохнет, пока она будет спать. На этой работе по крайней мере не было проблем с одеждой. Она уже не могла надевать на смену две пары шорт, которые купила, когда приехала в Лас-Вегас. Обе пары порвались, но ей не хотелось тратить деньги на посторонние вещи. Она могла дергать за рычаг игрального автомата в той же самой одежде, в какой была за стойкой бара в ресторане.

На следующий день Карен пришла домой такой усталой, что была не в состоянии постирать униформу.

Она упала на кровать и уснула, а когда проснулась около девяти часов, задрожала от беспокойства, поняв, что не играла почти одиннадцать часов. Она опоздала, и кто-то мог занять ее автомат. Не важно, если это случайный игрок, он просидит за ним час или того меньше. Такое случалось и раньше. Но если ее автомат займет завсегдатай? Она не сможет подойти к нему весь вечер. У нее не было времени думать о своем внешнем виде. Она надела ту же униформу, которую надевала вчера, не обращая внимания на пятна горчицы на лифе.

На следующий день Карен допустила много ошибок за стойкой «Энжел-гриля». Постоянный посетитель, попросивший тост, получил простой хлеб и вернул сандвич назад. Другой предупредил ее, что не желает никакой приправы к цыпленку, но она забыла и сказала: «Полейте маслом и майонезом», — когда делала заказ. Клиент страшно разозлился, потому что спешил, и ушел, не поев и, конечно, не заплатив.

— Можешь больше не приходить, — сказал хозяин ресторана, когда подошло время окончания работы. — Здесь не держат простофиль. — Он с отвращением взглянул на ее грязную униформу, заплатив ей шестнадцать долларов за те дни, что она проработала на этой неделе.

Выйдя на улицу, Карен заплакала.

— В чем дело? — спросил Фрэнк Карлуччи, подойдя к ней и взяв ее за руку.

— Меня только что уволили. Я заработала всего шестнадцать долларов, а сегодня надо платить за жилье.

— Да, это обычное дело, — сказал он, садясь за руль автомобиля. Сейчас надо незаметно прокрасться мимо хозяйки, а потом воспользоваться шестнадцатью баксами для игры сегодня вечером. Ты, конечно, крупно выиграешь, и все проблемы исчезнут.

— Я могу выиграть, — сказала Карен. — Ты не знаешь, у меня иногда получается.

— Да, но чаще проигрываешь. Рано или поздно все равно все проиграешь. Ты ведь знаешь, как это бывает, Глория? Тебя заманивают тем, что можно выиграть несколько баксов, стоит лишь провести пару часов у автомата. При этом надо только действовать получше. Однако все тщательно продумано, и ты оказываешься младенцем в густом лесу. Они пожирают тебя живьем. К тому же ты выглядишь недостаточно хорошо, чтобы торговать собой.

По крайней мере сейчас. Хотя могу себе представить, что ты была когда-то весьма привлекательной.

— Кто ты такой, черт побери, чтобы называть меня проституткой?

— Никто. Я вообще никто. И я не называл тебя проституткой. Я сказал лишь, что ты на пути к тому, чтобы стать ею. Глория Финклстейн, взрослая маменькина дочка. Не обращайте внимания на то, что у нее под глазами большие мешки, и что она постоянно дрожит, и что она такая тощая.

Они проехали половину пути и находились сейчас на безлюдной бетонированной дороге, проложенной через пустыню.

— Ты хочешь разозлить меня. К твоему сведению, мое имя не Глория Финклстейн, будь ты проклят! Меня зовут Карен Райс! Доктор Карен Райс, если хочешь знать, Он нажал на тормоза, и автомобиль резко остановился.

— Повтори еще раз, — тихо сказал он. — Кто ты?

Карен ненавидела себя за то, что он вынудил ее назвать свое настоящее имя. Она сделала это, потому что Фрэнк ужасно разозлил ее. Она не хотела испытывать ни злости, ни грусти, ни радости. Она ничего не хотела чувствовать. Она хотела только дергать за рычаг и наблюдать за вращающимися картинками фруктов. Карен смотрела прямо перед собой. Солнце нещадно палило, и без движения воздуха сквозь окна температура в автомобиле начала быстро повышаться.

— Повтори, — еще раз попросил Фрэнк. Он повернулся и схватил ее за плечи. — Скажи мне, кто ты!

Теперь он уже кричал, тряся ее. — Кто ты?

— Карен Райс! Карен Райс! Карен Райс! — выкрикивала она свое имя ему в лицо, как будто эти слова служили оружием, с помощью которого она могла поразить его. — Я Карен Райс, психолог, с ученой степенью доктора психологии!

Она зарыдала, прерывисто вдыхая воздух. К горлу подступила тошнота, она нащупала ручку дверцы, наклонилась, и ее вырвало на дорогу.

Фрэнк держал ее, прижав руку ко лбу, как это делала Лия, когда Карен была маленькой, у нее болел живот и ее рвало в туалете. Наконец желудок ее опустел, и она откинулась назад, положив голову на красную обивку сиденья.

По ее лицу струился пот, и Фрэнк вытирал его своим носовым платком:

— Теперь получше?

— Немного. Извини.

— Не беспокойся. Кажется, мы начали неплохо. По крайней мере теперь я знаю твое настоящее имя. И самое главное, ты помнишь его. Он включил двигатель и тронулся в направлении «Звездных лачуг».

Репетиции спектакля «Когда наступает утро» начались второго ноября. В первый день собрались все тридцать два участника постановки. Они сидели с нетронутыми сценариями, которые вскоре будут измяты и помечены карандашом, и каждый начнет читать свои роли. Марджори не появляется на сцене до середины первого акта, так что у Джаффи было время понаблюдать и послушать.

Она участвовала во всех обсуждениях, касающихся назначения основных ролей, и потому приходила на все сборы исполнителей, но только сейчас увидела всех вместе. Это был хороший состав. Даже без костюмов и без грима можно было заметить, как хорошо артисты взаимодействовали, дополняя друг друга на сцене.

Начало свидетельствовало о том, что Фил Михельсон, режиссер, знал свое дело. Впрочем, Джаффи еще раньше имела возможность убедиться в этом. В свои сорок лет Михельсон имел за спиной многочисленные хиты, которые вызывали доверие к нему. И сейчас чувствовалось, что он работал очень вдохновенно, полагая, что в таком спектакле и с таким составом исполнителей он может проявить весь свой талант.

Было еще одно очень приятное обстоятельство — Джаффи снова работала с Гарри Харкортом. Он играл Джеримая Слейда, человека, к которому Марджори приезжает в Бостон, чтобы выйти за него замуж, поскольку ее отец принял такое решение. Джаффи слушала его диалог с человеком, у которого была роль его адвоката, и они обсуждали предстоящую женитьбу. Они читали неважно, но Михельсон ничего не говорил. Ему нужно было пока только почувствовать их стиль. Первое чтение всегда ужасно, это общеизвестно в любом театре.

Они дошли до конца четвертой страницы.

— Я не обязан любить ее, достаточно уважения, — сказал Гарри. — Она должна стать моей женой, а не моим другом.

Послышалось громкое шуршание бумаги — тридцать два человека одновременно перевернули страницы сценариев. Джаффи поставила стакан с кока-колой, которую потягивала мелкими глотками. Приближался момент ее вступления. Минуты через три Гарри дал ей реплику:

— Итак, мадам, вы прибыли.

Джаффи прочитала свои первые слова:

— Да, мистер Слейд. Я проделала очень большой путь, и, как бы далеко ни находилось это место, тем не менее я прибыла. — Она почувствовала дрожь от волнения. Не от того, что хорошо произнесла свою реплику, как раз она прозвучала не очень здорово, а от того, что наконец все началось.

Когда они закончили репетицию, кто-то выглянул в дверь и сказал, что пошел снег.

— Не может быть, — возразил кто-то другой. — Сегодня только второе ноября. — Но первый голос настаивал.

Джаффи вышла на Сорок пятую улицу восточного Бродвея в белый мир. Снег не был тяжелым и мокрым, как обычно бывает в начале сезона. Он был сухим и рассыпчатым, а воздух колючим и морозным.

— Взять вам такси, мисс Кейн? — спросил кто-то.

— Нет, благодарю, я, пожалуй, немного пройдусь.

Она прошла пешком всю дорогу до дома, напевая себе под нос и испытывая радость, оттого что началась работа над новым спектаклем, тем более что начать было очень трудно.

Через два дня приступили к планированию мизансцен, пока со сценариями в руках, не заботясь о движениях. Теперь главной задачей было найти свой путь по улицам, переулкам и узким дорожкам в том мире, который они вместе создавали. Тридцать два человека подчеркивали отпечатанные перемещения по сцене и записывали новые: войти слева, дойти до середины сцены, выйти справа сзади, переместиться к маленькому столу справа от центра, взять яблоко…

Пока не было ни яблок, ни имущества, так же как не было костюмов и декораций. Все было воображаемым, в надежде, что скоро станет реальным.

Перед окончанием Фил Михельсон вывесил расписание репетиций на доске объявлений за кулисами.

Джаффи, как и все остальные, остановилась, чтобы выписать свои дни.

— Как, Джаффи? — спросил Фил.

— Прекрасно. — Она не беспокоилась относительно расписания. Теперь она не была примадонной, как раньше, когда играла Ханну Глемп. Это было всем хорошо известно, но она по-прежнему оставалась Джаффи Кейн, и потому режиссер не удержался от вопроса. — Просто прекрасно, — повторила она.

То же самое она сказала Полу вечером, когда тот спросил, как идут дела:

— Просто прекрасно. Пока рано говорить что-либо еще. Но на сегодня все идет как надо.

— Хорошо. Я привез тебе подарок. — Он протянул ей коробочку, завернутую в серебристую тисненую бумагу с маркой «Тиффани».

Джаффи открыла ее и увидела четырнадцатидюймовую двойную нитку отборного жемчуга.

— Пол, это очень мило. Я ничего подобного не ожидала — сейчас не день рождения, не Рождество, не годовщина свадьбы.

— Это подарок в честь начала нового спектакля, один из двух, что я должен тебе.

Джаффи почувствовала, как слезы подступили к глазам:

— Ты ничего не должен мне, дорогой.

— Нет, должен. Рано или поздно у тебя появятся изумрудные серьги. А ты помнишь свое обещание, Джаффи?

Она наклонилась и поцеловала его в щеку:

— Помню.

— Мы зачнем ребенка после того, как спектакль станет хитом через семь или восемь месяцев, — сказал он, повторив слова ее обещания.

Джаффи прижала палец к его губам:

— Ш-ш-ш… Не надо говорить, что будет. Не сейчас, когда мы репетируем. Это плохая примета.

— Вовсе не плохая, — сказал Пол, обнимая ее. — Это не касается нас. Мы особая пара, дорогая. Заколдованная.