Глава 5 ИМПРИНТИНГ И ЛЖЕИМПРИНТИНГ

Жизнь в "людском зверинце" предоставляет нам широкие возможности для обучения и закрепления пройденного материала, и какими бы впечатляющими ни были достижения человека в области биологии, по части накопления опыта его мозг остаётся непревзойдённым. Эти 14 миллиардов плотно сбитых клеток способны усваивать и хранить огромный объём информации.

Изо дня в день этот механизм работает исправно, но когда во внешнем мире происходит что-нибудь экстраординарное, включается аварийная система защиты. Если она не срабатывает, в нашем суперплемени всё переворачивается с ног на голову. Происходит это по двум причинам: во-первых, "людской зверинец", в котором мы живём, пытается оградить нас от некоторых вещей. Обычно мы не убиваем дичь, а покупаем мясо; мы не смотрим на трупы, а предпочитаем накрывать их простынями или помещать в гробы. Это означает, что, если насилие всё-таки прорывается через такие защитные барьеры и мы сталкиваемся с ним лицом к лицу, воздействие на наш мозг становится сильнее обычного. Во-вторых, те виды насилия, которые через защиту всё же прорываются, настолько для нас неестественны и так болезненно отражаются на нашем восприятии действительности, что мозг просто не в состоянии справиться со столь сильными эмоциями. Этот тип "экстремального опыта" заслуживает более детального рассмотрения.

Любой, кто когда-либо попадал в серьёзную автомобильную катастрофу, меня поймёт. Каждая крошечная, но неприятная подробность этой трагедии надолго врезается в память и тревожит сознание на протяжении всей жизни. Подобные потрясения случались у каждого из нас. Например, когда мне было семь лет, я чуть было не утонул, и по сей день я помню тот случай так же отчётливо, как если бы он произошёл вчера. Последствиями печального детского опыта стало то, что вот уже на протяжении тридцати лет я пытаюсь преодолеть в себе необъяснимый страх глубины. Как и все, я пережил ещё немало неприятных потрясений в детстве, но подавляющее большинство из них не оставило в моей памяти такого отпечатка, как тот день.

Полистав книгу своего жизненного опыта, мы найдём в ней события двух различных типов: одни из них — всего лишь краткий миг, но оставивший неизгладимое впечатление; другие — обычные, легко исчезающие из памяти. Если дать довольно приблизительные определения этим двум типам, то первый можно назвать "травмирующим опытом", а второй — "обычным опытом". Эффект от полученного травмирующего опыта не идёт ни в какое сравнение с событиями, в результате которых он был приобретён. Чтобы влияние обычного опыта стало ощутимым, он должен повториться много раз. Отсутствие возобновления обычного опыта приводит к угасанию впечатлений от него, в случае же опыта травмирующего такого не происходит.

Попытки каким-либо образом изменить впечатления, полученные в результате травмирующего опыта, обязательно встретят серьёзные трудности и легко могут привести к последствиям ещё худшим — обычный опыт же более податлив. Мой случай (когда я тонул) является хорошим тому примером. Чем сильнее меня пытались убедить в том, что от плавания можно получать удовольствие, тем сильнее я его ненавидел. Если бы детский опыт не оказал такого травмирующего эффекта, я бы реагировал на подобные убеждения более позитивно и сопротивляться бы им не пытался.

Травмы не являются основной темой этой главы, но в качестве предисловия поговорить о них, может быть, полезно. Травмирующий эффект отчётливо демонстрирует, что человек, будучи животным, способен к особому типу обучения (невероятно быстрому, трудному для дальнейших усовершенствований), результаты которого остаются в памяти надолго, не требуя для поддержания уровня знаний повторных уроков. Хотелось бы, конечно, чтобы мы могли, лишь пролистав какую- нибудь книгу, усвоить всё, что в ней написано, и помнить это долгие годы, однако, если бы наша способность к обучению была настолько грандиозной, она потеряла бы всякий смысл. Всё вокруг приобрело бы одинаковую значимость, и нам просто не из чего было бы выбирать. Способность усваивать материал быстро и помнить о нём продолжительное время дана нам природой только в отношении наиболее впечатляющих моментов нашей жизни. Опыт, оставивший травмы у нас в душе, — это только одна сторона медали. Я намерен перевернуть эту медаль и изучить другую сторону, которую я называю «импринтинг» (запечатление, впечатывание в память).

Если травмы всегда ассоциируются с болью и оставляют негативный отпечаток, то импринтинг — это явление положительное. Когда животное действует согласно импринтингу, у него вырабатывается позитивная привязанность к определённой реальности. Как и травмирующий опыт, процесс запечатления краткосрочен, практически никогда не повторяется и подкрепления дальнейшими действиями не требует. У человека это видно на примере отношений между матерью и ребёнком. Подобное может повториться, когда ребёнок вырастет и влюбится в другого человека. Привязанность к своей матери, ребёнку или партнёру представляет собой одну из трёх разновидностей жизненно важного опыта, который мы приобретаем на протяжении своей жизни и который представляет собой основу для такого явления, как импринтинг. Слово «влюблённость» фактически служит общепринятым описанием эмоционального наполнения того, что мы называем импринтингом, но прежде, чем мы заглянем глубже в мир людей, не помешает бросить беглый взгляд на то, как это происходит у других видов животных.

Птенцам многих птиц после вылупления из яиц необходимо немедленно установить контакт с матерью и научиться её узнавать. Они вынуждены следовать за ней неотступно и в целях безопасности всё время находиться рядом. Если только что вылупившиеся цыплята или утята делать этого не будут, они скоро потеряются или погибнут. Они настолько активны и подвижны, что матери никогда не удалось бы удержать их вблизи себя, если бы не сила импринтинга. Запечатление является делом всего нескольких минут. Первый же большой движущийся объект, попадающий в поле зрения цыплёнка или утёнка, автоматически становится «матерью». В нормальных условиях, естественно, этим объектом оказывается настоящая мать птенцов, но в экспериментальной ситуации им может стать всё что угодно. Если первым большим движущимся объектом, который видят инкубаторские цыплята, оказывается оранжевый воздушный шар, они будут толпиться вокруг него: шар сразу же принимает статус «матери». Влияние запечатления настолько велико, что, если через несколько дней цыплятам предоставить возможность выбора между шаром и матерью настоящей (которую раньше от них скрывали), они предпочтут шар. Более убедительного доказательства существования привычек и запечатлений, чем группа инкубаторских цыплят, стремящихся укрыться "под крылом" оранжевого шара и совершенно игнорирующих при этом родную мать, нельзя и представить.

Даже не прибегая к экспериментам такого рода, можно смело утверждать, что птенцам необходимо быть привязанными к родной матери по той причине, что, находясь рядом с ней, они получают определённые преимущества: мама обеспечивает их пищей, питьём, теплом и так далее; оранжевый шар таких преимуществ не даёт, хотя он и способен легко стать довольно убедительным заменителем матери. Таким образом, импринтинг не определяется стремлением к получению преимуществ, как это происходит в обычном процессе приобретения опыта, — он определяется окружением. Можно назвать этот процесс "наглядным обучением". В отличие от большинства типов обычного обучения процесс запечатления имеет критический период. Цыплята и утята способны формировать свои привычки только в течение нескольких дней после вылупления из яиц. Со временем они начинают бояться больших движущихся объектов, и если импринтинг ещё не закреплён, сформировать его будет очень трудно.

Взрослея, птенцы становятся всё более независимыми, и потребность в следовании за матерью исчезает, но влияние импринтинга, заложенного в раннем детстве, продолжает ощущаться. Они не только помнят, кто их мать, но и прекрасно осознают, к какому племени принадлежат. Став взрослыми, благодаря инстинктам они выбирают сексуального партнёра среди своих сородичей, а не пытаются искать его среди представителей другого вида.

И снова простой эксперимент поможет нам развеять все сомнения, существующие на этот счёт. Если в детстве животное росло под присмотром приёмных родителей, представляющих другой вид, то, став взрослым, оно может, вместо того чтобы искать пару среди своих собратьев, пытаться завязать сексуальные отношения с представителями вида своих приёмных родителей. Так происходит не всегда, но примеров такого поведения много. (И мы до сих пор не знаем, почему в одних случаях это происходит, а в других — нет.)

В условиях неволи такое стремление к спариванию с животными другого вида может привести к забавным ситуациям. Если дикий голубь вырос в голубятне, среди городских голубей, то, достигнув половой зрелости, он будет игнорировать других диких голубей и предпочтёт в качестве партнёра одного из своих городских сородичей. Выросший среди диких голубей городской голубь будет спариваться с дикими. И даже павлин, проведший детство в зоопарке с черепахами, настойчиво предлагает себя изумлённым рептилиям, отказываясь иметь что-либо общее с помещёнными в его клетку самками своего вида.

Я назвал это явление «лжеимпринтингом». Оно встречается повсеместно как в мире животных, так и в жизни человека. У некоторых животных, с детства от своего племени изолированных и выросших среди людей, может выработаться соответствующая реакция на человека. Нет, они не станут кусать руку кормящего — они будут пытаться с ней совокупляться. Такое поведение довольно распространено у голубей, и это вовсе не открытие. Такие случаи известны ещё с древних времён, когда римские женщины специально держали маленьких птиц, чтобы те доставляли им удовольствие. (Больше всех в этом деле преуспела Леда.) Домашние животные иногда хватают человека за ногу и пытаются с ней спариваться (это хорошо знакомо владельцам собак). Служители зоопарков тоже должны держать ухо востро, когда у их питомцев наступает брачный период. Им приходится быть готовыми к посягательствам любых животных — от любвеобильного эму до возбуждённого оленя, если эти животные с детства жили в клетке и были вскормлены человеком. Я лично, к своему изумлению, однажды стал объектом сексуального домогательства самки большой панды. Это случилось в Москве, куда я был приглашён, чтобы организовать её спаривание с единственным самцом большой панды за пределами Китая. Она совершенно игнорировала его настойчивые ухаживания, но, когда я просунул руку сквозь решётку, чтобы её погладить, она подняла хвост и приняла позицию готовой к совокуплению самки, в то время как самец был всего в нескольких шагах от неё. Различие между этими двумя пандами состояло в том, что самка была помещена в клетку в гораздо более раннем возрасте, чем самец. Его импринтинг был сформирован в обществе таких же панд, в то время как её привычки определялись окружением человеческим.

В некоторых случаях может показаться, что «очеловеченное» животное, пытающееся удовлетворить свои сексуальные инстинкты, способно отличить мужчин от женщин, но это только видимость. Например, один индюк, ведомый лжеимпринтингом, пытался приставать к мужчинам и, наоборот, атаковал женщин. Причина этого оказалась довольно забавной: женщины были в юбках и держали в руках сумочки. Индюк же в брачный период демонстрирует своё намерение овладеть самкой, опуская крылья до земли и выставляя напоказ бородку. В глазах выросшего в клетке индюка юбка становится "опущенными крыльями", а сумочка — «бородкой». Таким образом, он видел в женщинах конкурентов и пытался их атаковать, предпочитая направлять сексуальную энергию на мужчин.

Зоопарки переполнены животными, которые, благодаря человеческой доброте, сослужившей дурную службу, были заботливо выращены и воспитаны среди людей, а затем возвращены в общество себе подобных. Но для узников зоопарков представители их вида теперь чужаки, члены какого-то другого, враждебного племени. В одном зоопарке я видел самца шимпанзе, который сидел в вольере вместе с самкой на протяжении десяти лет. Медицинские тесты показали, что в сексуальном плане самец был абсолютно здоров, но самка, до того как попала в одну клетку с ним, росла отдельно. Так как самец был животным ручным, детство которого прошло среди людей, внимания на самку он совершенно не обращал. Он никогда не садился рядом с ней, не ухаживал и не пытался заниматься сексом. С его точки зрения, она была представителем другого вида, и годы жизни рядом с ней нисколько его не изменили. Подобные животные могут быть чрезвычайно агрессивными по отношению к своим собратьям, но не потому, что воспринимают их как конкурентов, а потому, что видят в них внешнего врага. В клетку к самке мангуста, прирученной и привыкшей к людям, запустили самца, пойманного в естественных условиях, в надежде, что они займутся воспроизведением потомства, но самка набросилась на него, как только он вошёл. Это привело к тому, что они, в конце концов, разошлись по разным углам клетки, так и не достигнув взаимопонимания, но для самца такая ситуация, видимо, оказалась причиной сильнейшего стресса, так как вскоре у него обнаружилась язва и он умер, а самка снова обрела единственного закадычного друга в виде себя самой. Одну тигрицу, выращенную человеком, первый раз в жизни впустили в клетку к дикому тигру. Раньше она видела его в соседнем вольере, ощущала его запах, но близко встречаться им не приходилось. На этот раз ничего как будто не изменилось, но она оказалась животным, настолько «очеловеченным», что, как только обнаружила присутствие самца, забилась в дальний угол клетки и перестала двигаться. Такое поведение является для тигрицы нетипичным, но вполне нормальным для представителей племени, к которому она привыкла (племени людей) и в окружении которого находилась с рождения. В нашем случае всё оказалось даже намного серьёзнее: тигрица перестала есть и отказывалась принимать пищу в течение нескольких дней, пока самца не поместили в другую клетку. После этого потребовалось несколько недель, чтобы она вернулась в обычное состояние и вновь стала дружелюбным, жизнерадостным животным, трущимся о прутья решётки в надежде заслужить похвалу человека.

Иногда условия, в которых растёт животное, способствуют развитию у него двойственных сексуальных запечатлений. Если зверь вырос под присмотром людей, но в присутствии других представителей своего вида, он пытается завязать сексуальные отношения как с человеком, так и со своими собратьями. Лжеимпринтинг определяет только часть его привычек — он следует и импринтингу нормальному. Подобное явление — редкость для некоторых видов животных, у которых запечатление происходит быстро (например, для утят или цыплят), но млекопитающие, как правило, развиваются намного медленнее. В их жизни для зарождения двойных запечатлений есть время. Тщательные исследования поведения собак, проведённые американскими учёными, продемонстрировали это довольно наглядно. Адаптация щенков домашних собак к окружению происходит в возрасте от 20 до 60 дней. Если в течение этого периода их полностью изолировать от контакта с человеком (даже кормить удалённым способом), они вырастут практически дикими животными, однако если за щенками будут ухаживать люди (в присутствии других собак), они будут добродушно относиться и к тем, и к другим. Обезьяны, вскормленные в полной изоляции как от других обезьян, так и от любых живых существ (включая человека), привыкнуть к окружающему обществу впоследствии оказываются практически не способными. Помещённые в компанию к сексуально активным представителям их племени, они не знают, как себя вести. Большую часть времени они проводят, сидя в углу клетки и трясясь от страха перед своими сородичами. У них настолько неразвитые запечатления, что они становятся абсолютно оторванными от общества, несмотря на то, что их вид считается в животном мире одним из самых коммуникабельных. Если бы они выросли среди себе подобных обезьяньих детёнышей (пусть и без матери), они не испытывали бы таких неудобств и впитали бы в себя с детства как инстинкт стаи, так и родительский инстинкт. Оба этих инстинкта играют огромную роль в отождествлении особи со своим племенем.

Общество зверей, воспитанных на лжеимпринтинге, представляет собой странный и шокирующий мир. Лжеимпринтинг формирует физиологический гибрид, поведение которого характерно для его вида, но ориентировано на восприятие представителями вида, к которому принадлежат те, с кем он вырос. Адаптация этого гибрида к новым для него условиям стоит огромного труда. Для некоторых животных сексуальные сигналы своих сородичей оказываются достаточно сильными, а реакция на них — достаточно самопроизвольной, и они могут пойти наперекор своему ненормальному воспитанию, но для многих сила запечатления оказывается непреодолимой.

Любителям животных необходимо помнить об этом, когда они посвящают себя «приручению» детёнышей диких зверей. Сотрудников зоопарков издавна ставили в тупик непреодолимые трудности, с которыми они сталкивались при общении со многими из таких животных. Иногда причиной этого были несоответствующие условия жизни и питания узников, но чаще всего это происходило из-за лжеимпринтинга, который был сформирован у животных до прибытия в зоопарк.

В жизни человека значимость запечатлений также достаточно очевидна. В первые месяцы своей жизни ребёнок проходит через важный период привыкания к своему племени, и на этом этапе он проникается чувством глубокой и продолжительной привязанности к своим собратьям, а особенно к матери. Как и у зверей, его привязанность основана на физических преимуществах, предоставляемых матерью, таких как питание и уход, не всегда. Наглядное обучение, типичное для процесса запечатления, здесь также играет свою роль. Ребёнок не имеет возможности следовать, подобно утёнку, за своей мамой повсюду, но он может добиться похожего результата, призвав на помощь улыбку. Улыбка ребёнка привлекает маму и побуждает её находиться рядом, играть с ним. Такие игры и улыбки помогают укрепить связь между ребёнком и его матерью. У каждого из них вырабатывается запечатлённая зависимость друг от друга, а взаимная привязанность усиливается и превращается в глубокие чувства, которые будут играть чрезвычайно важное значение на протяжении всей дальнейшей жизни ребёнка. У детей, которых хорошо кормят и за которыми соответствующим образом ухаживают, но которые лишены материнской любви в возрасте запечатлений, может развиться ощущение обеспокоенности и неудовлетворённости, которое останется у них на всю жизнь. Осиротевшие дети и те, кто вынужден жить в интернатах, где персональная забота и родительские чувства неизбежно ограничены, часто вырастают именно с этим ощущением в душе. Сильная привязанность к родителям, развившаяся в первый год жизни, позволяет человеку во взрослом возрасте проявить родительские чувства по отношению к собственным детям.

Правильные запечатления, заложенные в раннем возрасте, открывают внушительный эмоциональный "банковский счёт" ребёнка: если последующие «расходы» окажутся значительными, у него будет откуда брать «средства». Если с родительской заботой в детстве оказалось не всё в порядке (родители расстались, развелись или умерли), способность ребёнка противостоять ударам судьбы будет зависеть от степени привязанности к ним в первый год жизни. Последующие жизненные неприятности, конечно же, не пройдут бесследно, но их влияние будет несравнимо с тем, что ребёнок усвоит в первые месяцы своей жизни. Пятилетний мальчик, которого разлучили с родителями при эвакуации из Лондона во время войны, на вопрос: "Кто ты?" — ответил: "Я ничейный никто". Шок оказался для него непереносимым, но запомнятся ли его последствия на долгие годы, во многом зависит от того, подтверждает ли он результаты прошлого опыта или им противоречит. Противоречия породят в душе мальчика недоумение, которое пройдёт со временем, но подтверждение полученные ранее травмы усугубит ещё больше.

Переходя к рассмотрению следующей фазы развития чувства привязанности, мы сталкиваемся с феноменом сексуальной моногамной связи. «Влюблённость» с первого взгляда", может быть, и посетит не каждого из нас, но это вовсе не говорит о том, что её не существует. Процесс зарождения чувства влюблённости обладает теми же свойствами, что и процесс импринтинга. В нём есть чувственный период (юношество), когда человек влюбляется чаще всего. Он относительно короткий, но его последствия ощущаются долгое время по сравнению со временем самого процесса, а процесс этот способен протекать даже при отсутствии видимых результатов.

Для большинства людей ранние моногамные связи, как правило, скоротечны и нестабильны. Но не следует забывать, что в период полового созревания для формирования способности завязывать серьёзные моногамные отношения требуется некоторое время. Такое замедленное достижение зрелости даёт нам возможность преодолеть переходный период, в течение которого мы, если можно так выразиться, "пробуем воду, прежде чем в неё войти". Если бы ситуация была иной, мы бы все оказались жертвами первой влюблённости. В современном обществе продолжительность естественного переходного периода благодаря чрезмерной родительской заботе искусственно увеличивается. Родители цепляются за своих отпрысков до последнего момента, когда, с биологической точки зрения, уже давно следует позволить им жить самостоятельно. Причина этого лежит на поверхности: сложные условия жизни в "людском зверинце" делают выживание четырнадцати- или пятнадцатилетних индивидов без своих родителей невозможным. Такая несамостоятельность превращает подростков в беспомощных детей, что побуждает отцов и матерей навязывать им родительскую любовь, хотя их отпрыски являются уже сексуально созревшими личностями. Это, в свою очередь, ещё больше усугубляет инфантильность подрастающего поколения, так что процесс становления наших детей ещё более затягивается. В результате мы сталкиваемся с серьёзными проблемами и конфликтами между родителями и детьми при стремлении молодых людей к формированию новых моногамных отношений.

Родители не виноваты, что их дети оказываются неспособными позаботиться о себе, попадая в мир современного суперплемени; не виноваты и дети в том, что не могут не сигнализировать родителям о своём инфантилизме. Виновата во всём неестественная городская среда, которая требует более длительной подготовки молодых членов общества, чем это необходимо в соответствии с биологическими законами.

Несмотря на конфронтацию с процессом развития новых моногамных отношений, сексуальные запечатления быстро находят путь на поверхность. Юношеская привязанность обычно мимолётна, но она может быть и очень сильной — настолько сильной, что образ "детской влюблённости" может определять выбор партнёра в течение долгих последующих лет, независимо от целесообразности отношений с социально-экономической точки зрения. Даже если под влиянием обстоятельств эти первые отношения будут разрушены, они оставят свой след. Часто случается, что поиски сексуального партнёра взрослым, полностью независимым человеком основываются на подсознательном стремлении воссоздать некоторые из ключевых особенностей первого сексуального опыта. Неудачный результат таких поисков может оказаться скрытым фактором, способствующим разрушению удачного, на первый взгляд, брака.

Феномен неверного выбора пары определяется не только особенностями "детской влюблённости". Такое может произойти в любое время, и в большей мере это опасно для брака повторного, когда нередко происходит молчаливое (а иногда и не такое уж молчаливое!) сравнение супруга с предыдущими партнёрами. Это явление также играет важную (и подчас трагическую) роль в случае, когда родительские/детские чувства вступают в конфликт с сексуальными отношениями. Чтобы это понять, вспомним ещё раз, что значат для ребёнка родительские/детские чувства. Они воспитывают у ребёнка уверенность в трёх истинах:

1) у него есть свои, родные родители;

2) он принадлежит к определённому виду;

3) он должен искать себе сексуального партнёра именно среди представителей этого вида.

Первые два пункта вполне очевидны, проблемы могут возникнуть с интерпретацией третьего. Если ранние отношения с родителем противоположного пола были достаточно крепкими, некоторые из его/её личных качеств также могут отложиться в подсознании ребёнка и повлиять на его последующий выбор сексуального партнёра. Вместо того, чтобы жить с уверенностью, что "он должен искать себе сексуального партнёра среди представителей этого вида", он интерпретирует эту истину как "я должен искать сексуального партнёра среди представителей такого типа людей". Подобное влияние может создать серьёзные проблемы. Стремление к формированию моногамной пары, основанное на устоявшемся образе отца или матери, определяет особый способ выбора партнёра, который в любом случае является неверным. С другой стороны, если человек найдёт партнёра, руководствуясь полностью противоположными суждениями, такие отношения не смогут стать полноценными, поскольку его избранник/избранница не будет обладать теми тривиальными, но ключевыми чертами характера, которыми обладает его родитель, являющийся прообразом ("Мой отец никогда бы так не поступил!" — "Но я ведь не твой отец!").

Причина этого феномена неверного выбора пары, приносящего немало неприятностей, скорее всего, кроется в неестественно изолированных условиях жизни семейной ячейки, которые так часто встречаются в переполненном "людском зверинце". Явление "чужой среди своих" отравляет атмосферу братства и социального равенства, присущую маленьким сообществам. Стремясь защитить себя, семьи стараются оградиться друг от друга, запершись каждая в своей клетке среди ровных рядов кирпичных или блочных вольеров. К несчастью, признаков изменения ситуации не наблюдается.

Закончив с вопросом о неверном выборе пары, мы перейдём сейчас к рассмотрению другого, не менее странного отклонения в инстинктах людей — человеческого лжеимпринтинга. Здесь мы попадаем в необычный мир того, что получило название "сексуальный фетишизм". Есть небольшая по численности категория людей, для которых первый сексуальный опыт может обернуться психической травмой. Вместо того, чтобы отложить в памяти определённый образ партнёра, такие индивиды могут начать отождествлять сексуальные отношения с каким-нибудь неодушевлённым предметом, увиденным в тот момент. До сих пор неизвестно, каким образом многим из нас удаётся забыть подобные навязчивые образы, с точки зрения репродуктивной функции совершенно ненормальные. Возможно, это зависит от глубины впечатлений, полученных при первом сексуальном опыте. Как бы то ни было, это явление порождает довольно противоречивые суждения.

Судя по доступным историям болезни, привязанность к сексуальному фетишу чаще всего развивается тогда, когда первый сексуальный опыт имел спонтанный характер или же когда индивид не имел партнёра. Во многих случаях она может зародиться после первой эякуляции юноши, что часто случается без участия девушки и без предварительных сексуальных ласк. Некий типичный объект, который может находиться поблизости в этот момент, мгновенно приобретает огромную сексуальную значимость, не ослабевающую долгие годы. Получается, что вся сила инстинкта спаривания вдруг оказывается направленной на неодушевлённый предмет, который в мгновение ока начинает играть в сексуальных отношениях индивида основную роль.

Эта странная форма лжеимпринтинга вовсе не такая уж редкость, как кажется. Большинство из нас привыкло заниматься сексом с представителями противоположного пола, не думая при этом о меховых перчатках или кожаных ботинках, и мы счастливы, что не скрываем нашу сексуальную ориентацию, будучи уверенными, что все вокруг наши чувства разделяют и понимают. Но фетишист, не способный сопротивляться собственным запечатлениям, заставляющим его быть привязанным к необычным сексуальным объектам, предпочитает о своей странной привязанности помалкивать. Неодушевлённый предмет, который для него так важен, для остальных может не значить ничего, и поэтому (из боязни или от смущения) он скрывает свои чувства. Этот предмет не только ничего не значит для большинства людей, от фетишизма далёких, — он также не представляет никакой ценности для других фетишистов, каждый из которых имеет фетиш свой собственный. Меховые перчатки не возбуждают никаких чувств как у фетишиста, поклоняющегося кожаным туфлям, так и у нефетишиста. Таким образом, фетишист остаётся наедине с собой и своим специализированным типом лжеимпринтинга.

Можно, однако, возразить, что есть такие фетиши, которые у разных фетишистов всё-таки совпадают, и происходит это довольно часто. (Особенно распространены, например, резиновые изделия.) Значение этого станет более понятным, если мы рассмотрим несколько специфических случаев фетишизма.

У одного двенадцатилетнего мальчика первая эякуляция произошла, когда он примерял шубу из лисьего меха. Став взрослым, он мог испытывать сексуальное удовлетворение, только когда видел какой-нибудь мех, и не мог заниматься сексом с женщиной в обычных условиях. А одна девочка испытала первый оргазм, когда ипсировала, сжимая в руке лоскут чёрного бархата; во взрослой жизни бархат стал неотъемлемой частью её сексуальной жизни. Её дом был весь отделан этим материалом, и она выходила замуж только для того, чтобы получить ещё больше денег и купить ещё больше бархата. Мальчик четырнадцати лет первый раз имел сексуальный опыт с девочкой, которая носила шёлковое платье. Позже он не мог заниматься сексом с девушкой, если она была обнажённой: он возбуждался, только если она надевала шёлковое платье. Ещё один мальчик испытал первое семяизвержение, высунувшись из открытого окна, при этом он увидел идущего по дороге человека на костылях. После женитьбы он мог заниматься сексом с женой, только если она брала в постель костыли. Один девятилетний мальчик надевал на свой пенис перчатку, и у него произошла первая эякуляция. Когда он вырос, то стал фетишистом, в коллекции которого было несколько сотен перчаток: от них зависела вся его сексуальная активность.

Примеров такого рода очень много, и во всех прослеживается связь между первым сексуальным опытом и привязанностью к фетишу во взрослой жизни. Фетишами становились различные предметы: туфли, сапоги для верховой езды, накрахмаленные воротнички, корсеты, чулки, нижнее бельё, кожа, резина, передники, носовые платки, спецодежда (например, халат медсестры), а также волосы, ступни. Иногда они становятся необходимыми элементами, гарантирующими успешный (то есть нормальный) половой акт, а иногда сексуального партнёра полностью заменяют. У большинства фетишей определяющей деталью является какая-нибудь ткань, часто потому, что ощущения при контакте с ней очень важны, поскольку являются причиной первого в жизни индивида сексуального возбуждения. Если при этом была задействована некая субстанция с характерной текстурой, то у неё есть большие шансы стать сексуальным фетишем, ну а чаще всего среди таких субстанций встречаются резина, кожа и шёлк.

Фетиши в виде туфель и ботинок распространены не менее, и в этом случае привязанность к ним также может быть вызвана контактом этих предметов с телом. Есть один классический пример: четырнадцатилетний мальчик играл с двенадцатилетней подружкой, которая носила туфли на каблуке. Он лежал на земле, а она в шутку наступила на него и прошлась по телу. Как только её нога коснулась пениса, у него произошла первая эякуляция. Когда мальчик повзрослел, такие игры стали для него единственной формой сексуальной активности. За свою жизнь он заставил более сотни женщин надевать туфли на каблуке и ходить по его телу. В идеале женщина должна была быть определённого веса, а туфли — определённого цвета, и, чтобы реакция была как можно сильнее, детские ощущения должны были воспроизводиться с максимальной точностью.

Этот случай наглядно демонстрирует, как развивается мазохизм. Ещё один мальчик, например, испытал первые сексуальные ощущения непроизвольно, когда в шутку боролся с девочкой старше него. Во взрослой жизни его привлекали большие агрессивные женщины, которые были готовы во время сексуальных игр причинить ему боль. Нетрудно догадаться, как подобным образом развиваются определённые формы садизма.

Формирование привязанности к сексуальным фетишам от процесса нормального развития во многом отличается. Как и процесс запечатления (или травмирующий опыт, о котором я говорил в начале главы), оно протекает очень быстро, но его последствия ощущаются очень долго и практически необратимы. Оно также происходит в период повышенной чувствительности человека. Как и процесс зарождения лжеимпринтинга, это формирование свидетельствует о ненормальной склонности индивида к неодушевлённым предметам, об отклонении сексуального поведения от биологической нормы, то есть от контакта с представителями противоположного пола. И дело не столько в приобретении неким предметом (скажем, резиновыми перчатками) сексуальной значимости, причиняющей определённый вред; сколько в том, что полное исключение всех остальных сексуальных объектов создаёт серьёзную проблему. В случаях, которые я упомянул, лжеимпринтинг силён настолько, что все другие доступные сексуальные стимулы он вытесняет. Как подопытный утёнок, который бежит только за оранжевым шаром и на родную мать абсолютно не обращает внимания, фетишист, привязанный к перчатке, видит свою пару в этом предмете и совершенно игнорирует потенциальных партнёров. Когда механизм даёт сбои, именно исключительность процесса формирования импринтинга является причиной возникновения трудностей. Для каждого из нас различные способы контакта при близких сексуальных отношениях являются стимулирующими. Нет ничего странного в возбуждении при прикосновении мягкого шёлка или бархата, но если реагировать исключительно на определённую ткань, можно до такой степени довести своё стремление к созданию моногамной пары (как фетишист, который, находясь наедине с туфлями девушки, возбуждался так, как если бы на их месте была сама девушка), что с механизмом запечатления начнут происходить странные вещи.

Почему небольшое, но всё же значительное число человеческих существ должно страдать от подобного рода лжеимпринтинга? Ведь другие животные, находящиеся в условиях дикой природы, подобных переживаний не испытывают. Это случается с ними, только когда они попадают в неволю и выращиваются человеком в среде искусственной, а также когда их помещают в клетки с животными другого вида или проводят специальные эксперименты. Возможно, в этом и заключается ответ на наш вопрос. Как я уже отмечал, в "людском зверинце" социальные условия для нашего простого племенного вида слишком неестественны. Во многих суперплеменах на сексуальное поведение в критический период полового созревания оказывается огромное давление, но даже при всех ограничениях и попытках подавить его с помощью всевозможных искусственных запретов сдержать "зов природы" полностью не может ничто — взрыв неизбежен. Если в этот момент в поле зрения окажутся какие-нибудь характерные объекты, они могут оставить неизгладимые впечатления. Если бы развивающийся подросток постепенно, с малых лет накапливал свой сексуальный опыт и если бы его первые сексуальные познания оказались богаче и менее ограничены искусственными условиями суперплемени, формирования лжеимпринтинга в дальнейшем удалось бы избежать. Было бы интересно проследить, сколько неисправимых фетишистов в детстве были одинокими, не имели братьев и сестёр, или, будучи подростками, были робкими и застенчивыми в общении с людьми, или воспитывались в строгости. Неплохо бы провести такие исследования, но подозреваю, что процент соответствия будет довольно высоким.

Одной важной формой лжеимпринтинга, которую я пока не затронул, является гомосексуальность. Я отложил его рассмотрение до настоящего момента, поскольку феномен этот довольно сложный и лжеимпринтинг — это только часть проблемы. Гомосексуальность может развиться одним из четырёх способов. Во-первых, она может иметь под собой причины, во многом схожие с теми, которые способствуют развитию фетишизма. Если ранний сексуальный опыт оказал на индивида сильное впечатление и был связан с интимным контактом с представителем того же пола, он может привести к развитию соответствующей привязанности. Если два мальчика борются или играют в какую-нибудь сексуальную игру, в результате чего происходит эякуляция, это может привести к запечатлению. Странно то, что мальчики часто переживают вместе ранние сексуальные ощущения того или иного рода, но всё же большинству удаётся остаться при этом гетеросексуалами. Нам необходимо побольше узнать о том, что меняет сексуальную ориентацию меньшинства, а не большинства. Как и в случае с фетишизмом, дело может быть в полноценности или неполноценности детского жизненного опыта. Чем больше ребёнка ограничивают, чем менее общительным он становится, тем беднее оказывается его жизненная палитра. Сексуальный опыт многих мальчиков представляет собой чёрную классную доску с набросками рисунка, которые постоянно стираются и переделываются, а у мальчика, замкнутого в себе, эта доска и вовсе девственно чистая. Когда на ней будет что-нибудь нарисовано, последствия этого могут оказаться гораздо ощутимее, и не исключено, что они запомнятся на всю жизнь. Несформировавшийся подросток-экстраверт может почувствовать в себе гомосексуальные наклонности, но они могут только проявиться, дальнейшего развития не получив, и стать всего лишь частью опыта на пути социальных исследований индивида.

Здесь я подхожу к другой причине устойчивого гомосексуального поведения. Я говорю «устойчивого», поскольку быстрая и мимолётная гомосексуальная активность (как часть общего сексуального познания) на определённых этапах жизни присуща подавляющему большинству представителей обоих полов. Для многих людей (например, для того подростка-экстраверта) это незначительный опыт, обычные детские исследования, но некоторые становятся приверженцами гомосексуальности на всю жизнь, часто при полном (или практически полном) пренебрежении гетеросексуальностью. Лжеимпринтинг, о котором я говорил выше, причиной всех подобных случаев не является. Вторая причина заключается в том, что поведение противоположного пола некоторым индивидам кажется чрезвычайно неприятным. Мальчик, над которым издевались девочки, может впоследствии увидеть в других мужчинах сексуальных партнёров более привлекательных, несмотря на то, что по физиологическим законам они друг-другу совершенно не подходят. Поведение девочки, терпевшей издевательства мальчиков, может развиваться в том же направлении, и она может начать искать пару среди представительниц женского пола. Издевательства, конечно, не единственная возможная причина. Измена и другие формы социального или физического наказания со стороны противоположного пола также могут оказаться в этом смысле довольно эффективными. (Даже если противоположный пол открытой враждебности не проявляет, давление общества и строгие ограничения по отношению к гетеросексуальной активности могут привести к тем же результатам.)

Третьей серьёзной причиной, оказывающей влияние на формирование устойчивых гомосексуальных наклонностей, является детская оценка роли каждого из родителей. Если отец ребёнка имеет слишком мягкий характер и доминирующая роль в семье принадлежит матери, существует большая вероятность того, что представления о мужественности и женственности у ребёнка окажутся перепутанными и извращёнными. Это может привести к неправильному выбору пары в будущем.

Четвёртая причина более очевидна. Если в ближайшем окружении представители противоположного пола долгое время отсутствуют, особи одного пола становятся единственными объектами для сексуальных отношений. Мужчины, изолированные от женщин, или женщины, изолированные от мужчин, могут проявлять устойчивые гомосексуальные наклонности при отсутствии влияния всех перечисленных ранее факторов. Например, заключённый мужской тюрьмы может пройти правильный этап формирования нормальных инстинктов в детстве, может быть без ума от представительниц женского пола, а его отец может быть настоящим главой семьи, но, попав в общество, состоящее из одних мужчин, где ближайшим подобием женского тела является тело другого заключённого, он может стать на долгое время гомосексуалом. Если в тюрьме, школе-интернате, на корабле или в армейской казарме условия, исключающие наличие представителей обоих полов, существуют продолжительное время, индивид, умеющий приспосабливаться, способен извлечь выгоду из сложившихся обстоятельств и выбрать для себя гомосексуальный способ существования, которому он может следовать, даже вернувшись в среду гетеросексуальную.

Среди этих четырёх причин формирования устойчивых гомосексуальных привычек к теме этой главы имеет отношение только первая, но для нас важно рассмотреть их все, чтобы выяснить степень влияния лжеимпринтинга на такое специфическое сексуальное явление, как гомосексуальность.

Гомосексуальное поведение среди других животных проявляется обычно по отношению к ближайшей особи и в присутствии сексуально активного представителя противоположного пола исчезает. Однако зафиксировано несколько случаев устойчивой гомосексуальной ориентации у животных в особых, экспериментальных условиях. Когда, например, десяток диких утят-самцов на первые 75 дней жизни поместили в клетку и не позволяли им в течение этого периода встретиться с самками, они выросли с устойчивыми гомосексуальными наклонностями. Когда их выпустили в пруд, где были и самцы, и самки, они полностью игнорировали представительниц противоположного пола и пытались создать гомосексуальные пары друг с другом. Это продолжалось долго, почти в течение всей их жизни, и ни одной самке изменить ситуацию не удалось. Голуби, разбитые на пары одного пола и помещённые в клетки, также пытались совокупляться друг с другом и создавать моногамные отношения. Два самца, которым пробовали привить сексуальные инстинкты подобным образом, прошли вместе весь цикл воспроизведения потомства — вместе строили гнездо, высиживали яйца и растили птенцов. Яйца, конечно, были подложные, взятые из гнезда нормальной пары, но они были приняты сразу, поскольку каждый из самцов-гомосексуалов считал, что их снёс его партнёр. Если бы любого из этих голубей поместили в естественные условия, где в его поле зрения попала бы самка, нет сомнений, что он не обратил бы на неё никакого внимания. К этому моменту гомосексуальная ориентация уже стала устойчивой и сохранялась как минимум на протяжении полного цикла воспроизведения потомства.

Лжеимпринтинг человека влияет не только на его сексуальное поведение, он определяет также и отношения между родителями и детьми. Насколько ребёнок может привыкнуть к родителям другого вида, ещё не известно. Знаменитая история про Маугли (брошенного или потерянного ребёнка, выращенного и воспитанного волчицей) в реальной жизни так полностью и не воплотилась, а осталась лишь в литературе, но если бы это всё же произошло, нет никаких сомнений, что ребёнок, выращенный в стае волков, полностью усвоил бы привычки своих приёмных родителей.

Обратная же ситуация встречается практически повсеместно. Если детёныш какого-нибудь животного выращивается человеком, то лжеимпринтинг формируется не только в сознании питомца. Человек также активно воспитывает в себе новые привычки и относится к животному как к своему ребёнку: он дарит своему чаду тот же объём эмоций и любви и так же страдает, если возникают какие-какие-нибудь проблемы

Подобно тому, как псевдородитель (например, оранжевый шар для утёнка) обладает определёнными ключевыми характеристиками (большой движущийся объект), формирующими лжеимпринтинг, псевдоребёнок тоже будет лучше способствовать его формированию, если будет иметь определённые качества, типичные для человеческого отпрыска. Маленькие дети беспомощные, мягкие, тёплые, пухленькие, с большими глазами, а ещё они плачут. Чем большим количеством этих признаков обладает домашний питомец, тем больше у него шансов наладить со своим хозяином родительско- детские отношения, основанные на лжеимпринтинге. Многие детёныши млекопитающих имеют практически все эти качества, поэтому человеку почувствовать в считанные минуты сформировавшийся лжеимпринтинг любви к ним ничего не стоит. Мягкий, тёплый котёнок, ищущий мать, или беспомощный пушистый щенок представляют собой прекрасный образ ребёнка, устоять перед которым могут немногие. Если некоторые из детских качеств, присущих этим животным, выражены более отчётливо, чем у настоящего ребёнка, преувеличенные стимулы, исходящие от питомца, могут оказывать влияние даже более сильное, чем стимулы естественные, и лжеимпринтинг начнёт работать ещё более интенсивно.

Животное, играющее роль псевдоребёнка, имеет один большой недостаток: оно слишком быстро вырастает. Даже очень медленно развивающийся детёныш достигает возраста активного взрослого животного в несколько раз быстрее, чем это требуется ребёнку. Как только подобное происходит, он зачастую становится неуправляемым и свою привлекательность теряет, но человек славится своей изобретательностью и предпринимает различные шаги для того, чтобы с этим недостатком справиться. Путём многовековой селекции ему удалось создать более инфантильные виды домашних животных, так что, например, нынешние собаки и кошки представляют собой версии диких собратьев, больше похожие на младенцев. Они остаются более игривыми, менее независимыми и в течение долгого времени служат в качестве заменителей детей.

В отношении некоторых пород собак (комнатных, "игрушечных") этот процесс доведён до гротеска. Они не только ведут себя ещё более по-детски, они и выглядят как дети, и звуки издают соответствующие. Их анатомические параметры изменены, чтобы максимально напоминать очертания тела ребёнка, даже когда они вырастают. В таком обличье они могут успешно играть роль псевдоребёнка не только в течение нескольких месяцев взросления, но и на протяжении десятка лет, а то и дольше, то есть на протяжении времени взросления обычного ребёнка. Более того, они обладают качеством, которого у настоящих человеческих отпрысков даже нет: они остаются похожими на детей всё время.

Хороший пример — пекинес. Дикий предок пекинеса, как и всех домашних пород собак, — волк; это животное весит до 65 килограмм или даже больше. Вес среднестатистического взрослого европейца примерно такой же — около 70 килограмм. Вес новорождённого младенца колеблется между 2 и 5 килограммами, в среднем чуть больше 3 килограмм. Словом, если соотнести волка и нормального псевдомладенца, то первого пришлось бы уменьшить так, чтобы его вес составлял примерно 1/15 от первоначального, естественного веса. Пекинес со своей массой от 3 до 5 килограмм (в среднем около 4.5 килограмм) олицетворяет триумф такого превращения. Пока вроде бы всё хорошо: собачка соответствует ребёнку по весу и, даже повзрослев, имеет первое из неотъемлемых качеств младенца — небольшие размеры. Но необходимы ещё некоторые модификации: лапы типичной собаки слишком длинны по сравнению с её телом, пропорции напоминают больше взрослого человека, чем ребёнка с короткими конечностями. Долой лапы! С помощью тщательной селекции можно выводить особей со всё более и более короткими лапами, пока собака не будет способна лишь переваливаться с ноги на ногу. Это не только скорректирует пропорции, но и сделает животное ещё более неуклюжим и беспомощным. Опять же — ценные качества ребёнка, но чего-то всё-таки не хватает. Собака достаточно тёплая на ощупь, но недостаточно мягкая; её естественная шерсть дикого зверя слишком короткая, жёсткая и грубая. Что ж, возьмёмся за шкуру! Опять на помощь приходят чудеса селекции, позволяющие вырастить длинную, мягкую, гладкую, шелковистую шерсть, создающую необходимое ощущение детской супермягкости. Дальнейшие усовершенствования не обойдут и естественные отличительные черты тела дикого животного. Ему придётся приобрести округлые формы, глаза станут больше, а хвост короче. Стоит только взглянуть на пекинеса, чтобы понять, что и это было проделано с успехом. Уши торчали вверх и были слишком оттопыренными. Сделав их больше и мягче, покрыв длинной ниспадающей шерстью, мы получили возможность превратить их в подобие формирующейся детской причёски. Голос у волка слишком низкий, но уменьшение размеров тела повлияло и на него, придав ему более высокую тональность. Ну, и, наконец, лицо. У волка морда слишком удлинённая, поэтому здесь тоже требуется вмешательство генетической "пластической хирургии". Неважно, что операция деформирует челюсти и сделает процесс питания затруднённым, — она просто необходима! Таким образом, морда пекинеса становится сплющенной и больше похожей на лицо младенца. Кроме того, мы опять выиграли — собака стала совершенно беспомощной и зависимой от своих псевдородителей, которым приходится специально для своего любимца готовить еду и выполнять другие родительские обязанности. И вот перед нами сидит наш пекинес — псевдоребёнок, мягкий, пухленький, беспомощный, с плоской мордой и большими глазами, готовый стать воплощением лжеимпринтинга любого впечатлительного взрослого, оказавшегося поблизости. И это работает, причём работает так хорошо, что люди не только заботятся о таких животных, но и живут с ними, таскают их с собой повсюду, нанимают им врачей и даже хоронят их, как людей, а в наследство оставляют большие суммы, словно своим детям.

Я не критикую сложившуюся ситуацию, а всего лишь констатирую факты. Трудно понять, почему столько людей относятся к подобным действиям негативно: ведь человек всего лишь следует одному из своих базовых инстинктов, удовлетворить потребности которого естественным путём ему зачастую не удаётся. Ещё труднее понять, почему некоторые люди, не имея ничего против именно этого инстинкта, осуждают все остальные. Многие испытывают отвращение, например, к лжеимпринтингу сексуальному и отрицают саму возможность поклонения фетишам или совокупления между двумя мужчинами, но в то же время приветствуют родительские чувства по отношению к «карманным» собачкам и одобряют кормление домашних обезьянок из детских бутылочек. Почему же они разграничивают эти действия? С биологической точки зрения между ними нет практически никакой разницы: оба явления основаны на лжеимпринтинге, и оба представляют собой отклонения от нормального человеческого поведения. Но хотя они оба должны быть классифицированы как биологические аномалии, ни одно из этих явлений вреда окружающим, то есть индивидам, отношения к ним не имеющим, не наносит. Мы можем придерживаться мнения, что для фетишистов или бездетных любителей животных было бы лучше наслаждаться преимуществами полноценной семейной жизни, но это проблемы их, и у нас нет никаких причин испытывать по отношению к ним враждебные чувства.

Приходится признать тот факт, что проживание в "людском зверинце" неизбежно сопровождается неудобствами, связанными с различными аномалиями поведения. Мы обречены реагировать необычным образом на необычные стимулы. Наша нервная система к ним не приспособлена, и поведенческий механизм иногда даёт сбои. Как подопытные животные или узники зоопарков, мы можем вдруг почувствовать странную, а порой и опасную привязанность, а то и пострадать от неправильного выбора пары. Это может случиться с каждым из нас в любое время, и это всего лишь одна из многочисленных опасностей существования в "людском зверинце". Мы все являемся потенциальными жертвами, и самое лучшее, что мы можем сделать, когда подобные неприятности случаются с кем-нибудь другим, — это проявить сочувствие, а не бездушную нетерпимость.

Загрузка...