Магия черная, магия белая

ГЛАВА 11

На поминки в дом Маргариты Стефановны почти никто не поехал, хотя Маргоша пригласила всех тех, кто пришел проститься с бабушкой. То ли люди, никогда не знавшие и в глаза не видевшие внучку госпожи Горынской, постеснялись обременять своим присутствием незнакомую родственницу покойной, то ли, увидев, как Маргоша хлопнулась у гроба бабушки в обморок, решили по возможности сократить мучительную для нее церемонию… Посидеть за поминальным столом собралась лишь небольшая, хорошо знакомая Маргоше компания: тетя Нина, старик Буртининкас, Кика и Валька. Парочка старушек в порыжевших траурных платьях сделали попытку к ним присоединиться, но под взглядом Нининсины оставили эту затею.

Игорь, неизвестно откуда взявшийся на похоронах, тоже не прочь был наведаться в квартиру, завещанную его бывшей жене, выпить за поминальным столом рюмку-другую и посмотреть, что там и как с бабкиным наследством…

– Слушай, я выражаю тебе соболезнование, – торопливо говорил он, схватив Маргошу за руку. – Правда-правда. Если помощь нужна, ты это… не стесняйся. И не пропадай. Я, между прочим, насилу тебя нашел. Тогда, помнишь, после аварии, я сдуру не взял твой новый телефон, как-то отвлекся в суматохе, а ты ведь теперь дома почти не бываешь, все у бабки да у бабки… Ой, прости, я понимаю, она умирала и все такое, нужно было ее последние дни скрасить. Но я-то даже адреса ее точного не знал, только так, примерно, видел, куда ты пошла в тот вечер. На работу тебе звонил, думал, может, там девчонки подскажут, а они говорят – все, померла бабуля-то, завтра похороны. Пришлось на месте, в Гагаринском, расспрашивать, в каком доме завтра хоронят, ну и нарвался наконец на тетку, которая в курсе была. Она мне и сказала, на какое кладбище ехать…

Игорь сделал скорбную физиономию, притом весьма неубедительно. Станиславский из него явно не вышел бы, не умел он по-настоящему вжиться в предложенные обстоятельства.

– Я смотрю, твоя бабка была фигурой – сколько народу проводить ее пришло, – делился он наблюдениями, не слишком уместными в такой момент (увы, такт никогда не был его сильной стороной). – Знаешь, не у каждого гроба по нынешним временам толпа приличных людей собирается.

Маргоша страшно устала, перенервничала, и терпеть бесконечный монолог Игоря со всеми его дурацкими комментариями ей было тяжело. Восторженное чувство, прежде Само по себе возникавшее в ее душе от счастья лицезреть мужа, однажды покинуло Маргариту и больше не возвращалось. Теперь эти встречи казались мучительно ненужными.

Даже тот факт, что бывший муж пришел вроде как выразить сочувствие и предложить помощь, ее совсем не порадовал. Игорь был здесь лишним и не понимал этого только из-за своей безмерной самоуверенности.

Нининсина, заметив, что Маргоша оказалась в неловком положении, двинулась к ней, рассекая толпу скорбящих, но Марго решила справиться самостоятельно. В конце концов, бабушка ведь наделила ее силой, пора начинать этот дар использовать. Она поймала взгляд Игоря и заглянула в глаза бывшего мужа. Взгляд его был незамутненным, по-сержантски прямым и свободным от каких-либо угрызений совести и душевных терзаний. Неотрывно глядя в глаза Игорю и стараясь сфокусировать силу собственного взгляда на его зрачках, она мысленно приказала: «Замолчи!»

Бывший муж заткнулся на полуслове так резко, словно кто-то выключил из сети его речевой аппарат, и захлопал глазами, ничего не понимая.

«Теперь попрощайся со мной!» – беззвучно потребовала Маргоша, не отводя требовательного взгляда от его глаз.

– Ну в общем, не буду тебя задерживать, – забормотал Игорь. – Ты, наверное, устала, с ног уже валишься. Конечно, так намучилась за последнее время, а теперь еще похороны, поминки… Это ведь столько сил забирает.

«Короче!» – последовал следующий приказ.

– До свидания. – Игорь бегло чмокнул ее в щеку и отступил назад.

Маргоша почувствовала знакомый запах одеколона от свежевыбритой мужской кожи, запах, казавшийся ей совсем недавно таким родным… и на секунду прикрыла глаза.

– Выглядишь, кстати говоря, потрясающе, – снова перехватил инициативу Игорь, как только взгляд бывшей жены перестал на него давить. – Я и представить не мог, что женщины в тяжелые моменты жизни способны так похорошеть. Ей-богу… Ты просто расцвела! И помолодела, совсем девочкой кажешься. Правда-правда, больше двадцати тебе и не дашь! Хорошенькая, как… не знаю кто! Глупо так говорить, но, в общем… горе тебе к лицу! Ты мне звони, если что, я всегда к твоим услугам… Все-таки не чужие.

«А теперь уходи!» – послала очередное пожелание Маргоша, вновь поймав его взгляд. Игорь отступил и затерялся в толпе.

– Вот видишь, ты уже способна кое с чем справиться! – прошептала Нининсина, которая, как оказалось, давно стоит рядом. – Учись владеть своей силой, девочка.

Когда узкий круг, собравшийся в доме покойной ведьмы, помянул усопшую и добрые слова о Маргарите Стефановне были сказаны каждым из присутствующих, Маргоша осмелилась задать вопрос, который давно ее тревожил:

– Среди тех, кто провожал бабушку, был высокий мужчина в черном, с орлиным носом и пронзительным взглядом. Его кто-нибудь знает? Кто он такой?

– Таких мужчин было несколько, – отозвалась Валька. – Ну если отбросить «условно годных», останутся двое. Только они могут произвести впечатление на девушку и остановить на себе ее взгляд. Тебя какой интересует – брюнетистый или чуть посветлее?

Поставленная перед необходимостью выбора, Маргоша замялась. Неужели там было несколько подобных мужчин? Ее-то интересовал только один, облик которого она мельком видела в волшебном зеркале, а потом это же запомнившееся лицо на секунду возникло перед ней на похоронах и исчезло… Итак, брюнетистый или посветлее? Пожалуй, брюнетистый! Он, в траурном зале говорил с каким-то человеком, и именно – посветлее… Во всех смыслах: не только волосы, но и взгляд, и лицо были у него более светлыми. Но этого, посветлее, Маргарита встретила на похоронах впервые, и он, как и другие пришедшие проводить покойницу, не вызывал особого интереса – слишком уж много там было провожающих. А вот со жгучим брюнетом связана какая-то тайна, недаром же он явился ей в зеркале!

– Почему ты о нем спрашиваешь? – поинтересовалась Нининсина.

Пришлось откровенно рассказать, что этого, «брюнетистого», бабушкино зеркало представило ей в ответ на просьбу: «Покажи того, кто сейчас думает обо мне!» А потом он неожиданно встретился у гроба бабули…

Стоило только объяснить это, как сидящие за столом принялись испуганно переглядываться.

– Если мы поняли тебя правильно, то ничего хорошего эта встреча тебе не сулит, – грустно заметила Кика. – Это известный маг и. чародей, обладающий черной силой и крайне мерзким характером. Лучше бы тебе с ним больше не встречаться…

– Лучше бы, не лучше бы, – хмыкнула Валька. – Терпеть не могу такие неопределенные пожелания. Все должно быть четко и ясно! Если этот хмырь заинтересовался Риткой, нужно, во-первых, узнать, из-за чего собственно, а во-вторых, наложить заклятие забвения, чтобы у него все из башки выветрилось…

– Как все просто! – скептически хмыкнул господин Буртининкас. – Тебе, милая барышня Хлёкк, давно пора привыкнуть, что мир не прост и не всегда можно найти однозначное решение даже для пустяковой проблемы. А это – вовсе не пустяк.

Его балтийский акцент делал каждое слово особенно значительным, и дамы, сидящие за столом, сочли нужным прислушаться.

– Ты уже составил космограмму, старый хрыч? – грубовато, но беззлобно спросила Нининсина. – Ты смотрел на звезды и узнал, что ждет нашу девочку?

– Да, – сдержанно ответил Буртининкас. – Если угодно, то космограмму я составил. Но не уверен, что нужно доводить до сведения…

– Не увиливай, дед! Не зли меня! – влезла Валька. – А ну выкладывай, что там нарисовалось…

– Вы, валькирии, всегда отличались грубостью нравов. Потому вам и не везет в личной жизни, несмотря на то что вы всегда крутитесь в мужском обществе. Всем мужчинам нравятся нежность и доброта, и никто не захочет видеть вместо жены ефрейтора, в юбке…

– Ефрейтора?! Да чтоб твои сыновья всю жизнь в ефрейторах прослужили! – взорвалась Валька, которой старик Буртининкас, видимо, наступил на больную мозоль. – Это сейчас я всего лишь прапорщик, исключительно силой обстоятельств! А в Отечественную, к слову сказать, была подполковником!

– Подполковником ты была, – хмыкнул колдун. – Не только под полковником, но и под генералом… В качестве походно-полевой жены…

– Убью! – заорала Валька, пытаясь вцепиться в редкую растительность, окружающую лысину на голове Буртининкаса, – Я воевала! Я фашизм ненавижу! У меня боевых вылетов больше, чем у тебя волосенок на плешивой башке! Наш женский полк называли «ночные ведьмы», такой ужас мы наводили на противника! А личную жизнь не трожь! Убью гада!

Но старый колдун, видимо, успел поставить магическую защиту вокруг своей персоны, и Валька билась словно о невидимую стену, в тщетных попытках уязвить его.

– Эрик, вы и правда слишком уж… Переходите все границы. Нельзя так издеваться над чужими чувствами! – подала голос Кика, вставшая на защиту бледной от бешенства Вальки. – Война – не повод для иронии. Я уж не говорю о том, что вообще не ожидала от вас такой пошлости. Как не стыдно!

– Защиту на себя поставил, карлик поганый, цверг долбаный! – голосила Валька. – Правильно вас, цвергов, Зигфрид давил в свое время! Мерзкое племя вы, гномы! Сейчас я твою защиту дурацкую разнесу в клочья, и вспомнишь у меня «Песнь о Нибелунгах», жаба речная! За все ответишь!

И в руке Вальки вдруг, откуда ни возьмись, появился старинный меч, которым она рассекла воздух перед самым лицом старика Буртининкаса.

Теперь пришла его очередь смертельно побледнеть – видимо, против меча валькирии его защита была бессильна. От ужаса его лоб покрылся мелкими, как бисер, капельками пота, но все же прекратить ссору и извиниться было выше его сил. Он продолжал верещать, рассчитывая в любом случае оставить последнее слово за собой:

– Фашизм она ненавидит! Как же! А истреблять нас, мудрых цвергов, – это не фашизм? Зигфрид для нее герой! То-то Адольф Гитлер так Зигфрида почитал, что родственную душу в нем видел. Уберите от меня эту фурию! Она проповедует чуждую идеологию!

– А ну тихо! – неожиданно властно рявкнула Нининсина. – Замрите все!

И тут же Валька, взмахнувшая мечом, отпрянувший от нее Буртининкас и даже Кика с вытаращенными от возмущения глазами неподвижно, словно изваяния, замерли в тех самых позах, в каких настиг их крик Нининсины.

– Позор, какой позор! – Маленькая сухая старушка прогуливалась между ними, словно между статуями в петербургском Летнем саду, и строго отчитывала: – Вы что, забыли, что здесь поминки и вы оскорбляете память нашей дорогой ушедшей подруги? Постыдились бы ее молодой наследницы! Что она о вас подумает? Исчадья ада, вырвавшиеся на волю, не иначе! Надо уметь властвовать над собственными эмоциями и не давать воли дурному характеру, если уж претендуете на особую роль в этом мире.

Нининсина взмахнула рукой и произнесла несколько слов на неизвестном языке. По лицам живых изваяний разлилось неземное блаженство, но никто из них даже не сдвинулся с места.

– Это такое древнее ассирийское заклятие, – объяснила Нининсина оторопевшей Маргоше. – Включает в себя не только элемент забвения, но и блаженно-успокоительный компонент для полного восстановления нервной системы…

– Элемент забвения? Они что, потеряли память? – испугалась Маргоша. – У них теперь амнезия?

– Ах, деточка, амнезия – это такая латиноамериканская болезнь исключительно для использования в сюжетах мексиканских сериалов. Это там действующие лица, чуть что, теряют память и долго, нудно, серий так тридцать, выясняют у окружающих, кто они такие и откуда взялись. А заклятие забвения насылается, чтобы удалить из памяти локальный сегмент, в данном случае – воспоминания о дурацкой ссоре. Конечно, наши друзья очень разные, каждый со своим сложным характером и неординарным жизненным опытом, и у них часто возникают ссоры из-за отсутствия взаимопонимания… А потом, мы все так долго живем в России, что успели привыкнуть к здешним нравам. Тут ведь ни свадьба, ни поминки почти никогда не обойдутся без ссоры и драки… Однако некоторые туземные обычаи перенимать вовсе даже незачем.

Маргарита призадумалась, не обидеться ли ей за Россию и россиян: это тетя Нина здесь долго живет, а для Маргоши это родина…

Но тетя Нина отвлекла ее от неприятных размышлений.

– Пойдем-ка, – заговорщицки подмигнула она, – я тебе кое-что покажу. Пока наши голубчики истуканами застыли, самое время немножко посекретничать.

И подвела Маргошу к массивному шкафу.

– Открывай!

Распахнув дверцы, Маргоша увидела ряд элегантных бабушкиных блузок, аккуратно развешанных на деревянных плечиках. Ничего не понимая, она нетерпеливо взглянула на тетю Нину: так где же, дескать, обещанный секрет?

Нининсина сдвинула тонкие блузки в сторону, и оказалось, что задняя стенка шкафа представляет собой дверь, ведущую неизвестно куда.

– Открывай, – повторила Нининсина таким же загадочным голосом.