ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Аналитик

Сон разума рождает чудовищ.

Франсиско Гойя

Глава 1

19.03.90, из новостей радиостанции УНИТА «Черный Петух»

«…У Советского Союза есть две политики — одна для СССР и стран Восточной Европы, другая — для африканских государств. Русские не хотят прекращения войны в нашей стране. Им все равно, сколько нас погибнет и как мы будем жить, потому что мы для них — люди второго сорта. Мы же не немцы, не венгры, не поляки. Мы — всего лишь негры…»

За ужином, состоявшим из рисового супа с фасолью, плова из тех же ингредиентов (плюс тушенка) и, наконец, рисового же пудинга, к переводчикам подсел незнакомый дядька, тоже, по-видимому, прилетевший на самолете JVC. Его лицо, фигура и, самое главное, выражение глаз свидетельствовали о несомненной родовой принадлежности к клану прапорщиков.

— Несун! — коротко представился он, подсаживаясь к прохладно посмотревшим на него переводягам.

— Чего?! — не понял Рома, пытаясь прожевать кусок консервированного бычьего заднего прохода из банки с итальянской тушенкой.

— Старший прапорщик Несун! — вновь отрекомендовался тот без всяких комплексов.

— Ваша фамилия Несун?! — на всякий случай переспросил Лейтенант, не поверив своим ушам.

Гоша невольно прыснул от смеха — с таким же, скажем, успехом балерина Большого могла носить гордое имя Кривоноговой или Пышнозадой.

— Так точно! — жизнерадостно ответил тот и достал из бокового кармана полевой формы бутылку «Русской».

Юные офицеры невольно заулыбались — такой подход к знакомству им понравился.

— Собирайтесь, дети, в кучу — я вам чучу зап…здючу! — с энтузиазмом выдал очередную порцию военного фольклора ариец Роман. — Не хотите, дети, чучу — я вам чачу зап…здячу!

— Чтоб хрен стоял и деньги были! — провозгласил прапорюга, уже сорвавший кондовую жестяную пробку и разливавший разбавленный водою картофельный спирт.

Никто не возражал против такой постановки вопроса, и присутствовавшие дружно проглотили содержимое своих металлических кружек. Из-за соседнего стола на них подозрительно смотрел «мобист», которого не пригласили на генеральский ужин у местного африканского начальства. Старый бездельник расстроился: во-первых, его обидело подобное невнимание к его несомненным заслугам в нелегком деле мобилизации человеческих ресурсов Южного фронта. Во-вторых, у местного партбосса наверняка подавали южноафриканское пиво, которое регулярно выменивали у партизан на советские патроны и венгерские лекарства. Рома с вызовом уставился на столь неуважаемого им полковника и сделал оскорбительный жест: поставил воображаемого «мобиста» в середину ладони и потом «раздавил» его энергичным движением указательного пальца другой руки. Полковник сел спиной к их столу. Переводчики заржали.

— Он что, обиделся, что ему не налили? — спросил по-своему расшифровавший этот немой диалог прапорщик Несун.

— Да нет, — смеясь, ответил Гоша, — он просто козел!

— Сволочь военкоматская! — поддержал Рома, с ненавистью поглядев на сутулую спину мобиста.

— Мужики! — Несун вдруг перестал жевать и с тем выражением лица, которое порой появляется, когда вы неожиданно понимаете, что у вашего кролика слишком длинный хвост, спросил: — А чем это нас кормят?

— Говном! — коротко резюмировал танкист Витя. — А скоро — когда наступление начнется — и этого говна не будет!

— Так чего ж вы раньше не сказали? — Несун все же проглотил то, что было у него во рту. — Я же, ребята, по снабжению!

— Ну и чего? — недоверчиво спросил Витя. — Чем же ты нас снабдить можешь?

— На складах одно и то же — филиппинский рис, корейские бобы и итальянская — трахайся она рогом! — тушенка! — поддержал его Рома.

— Здесь свежее мясо в принципе хранить негде! — со знанием дела добавил Гоша, детально изучивший этот вопрос в первый же день своего пребывания.

— Господа офицеры! — веско начал господин прапорщик. — Настоящий снабженец в военное время должен уметь снабдить не тем, что есть на складах, а тем, чего там нет и в принципе быть не может!

Переводчики переглянулись — у этого «куска», возможно, один погон действительно протерся от мешка с унесенным барахлом, но второй однозначно заслуживал офицерских звезд!

— Свиньи здесь есть? — поставил он вопрос ребром.

— Есть-то есть! — уныло завел Гоша. — Но только не у нас, а у мирного населения! И денег просят столько, что дешевле итальянскими жилами давиться!

Где-то неподалеку раздался глухой взрыв.

— Еще один раб божий на мину залез! — меланхолично прокомментировал Рома. — А как же ей тогда не взорваться! Ну ладно, товарищ Несун! Что предлагаете?


Через полчаса, уже в темноте быстро сгустившихся сумерек, прапорщик объяснял своим неопытным коллегам принцип действия «свинофермы» — ловушки по отлову чужих хрюшек. Примитивное устройство представляло из себя снарядный ящик с крышкой, поставленной на палку, к которой, в свою очередь, была привязана длинная веревка.

— Сюда, — с удовольствием пояснял Несун, — помещаем приманку!

С этими словами он поставил в ящик миску с остатками ужина.

— И ждем!

— И что, — недоверчиво спросил Рома, который никак не мог поверить в то, что столь примитивный трюк может сработать, — думаешь, местная свинья такая дурная, что бросит все и полезет сюда эту дрянь жевать?

— Смотри! — просто ответил тот и, достав из все того же кармана полевых брюк металлическую фляжечку, налил из нее в миску.

— Ром? — спросил Витя, пару раз вдохнув носом. — Думаешь, поможет?

Несун не успел ответить: расталкивая советских военных, к миске попробовал пробиться невесть откуда взявшийся поросенок Вовочка. Ему изменили обычные выдержка и мудрость. Возбужденно похрюкивая, он неудержимо рвался к заветной миске.

— Надо же! — поразился Лейтенант, беря его на руки. — А ведь я его только что кормил!

— Унесите младенца! — подсказал Несун. — Скоро целевая аудитория сбежится!

Наш герой последовал совету и вышел с Вовочкой прогуляться. Не успел он пройти и десяти метров, как из темноты на него выбежали двое чернокожих военных. Один из них — знакомый офицер из моторизованной бригады — возбужденно попросил:

— Асессор, дай лезвие для бритья!

Лейтенант, поглаживавший постепенно успокаивавшегося поросенка по жесткой шерсти, с удивлением поинтересовался:

— Ты что, на ночь глядя бриться собрался? Да и с какого Фиделя я тебе свои лезвия должен дарить? Иди вон на рынок и покупай!

— Нет, асессор, мне не бриться! Мне для операции надо!

Заинтригованный Лейтенант сходил за бритвой, запер Вовочку в спальне и проследовал за аборигенами. Навстречу группе пробежали какие-то темные, похожие на худых, поджарых собак, силуэты. Наш герой не сразу понял, что на самом деле это были худые и поджарые ангольские свиньи. Судя по возбужденному похрюкиванью, страсть к кубинскому рому была свойственна не только Вовочке. Они целеустремленно неслись навстречу судьбе — туда, где их, глотая слюни, ждали голодные советские люди с китайскими штыками в руках.

Минут через десять Лейтенант и его сопровождающий подошли к расположению прибывших из Менонге частей. После еще пяти минут блужданий среди костров, палаток и сотен готовившихся к отдыху солдат наш герой увидел необычную сцену. На пеньке от эвкалипта сидел чернокожий солдат и, сверкая в темноте белками глаз, посасывал из банки советскую сгущенку.

— И чего? — не сразу понял он сути происходящего.

Молодой офицер молча показал на ноги бойца. Лейтенант ахнул: одна ступня солдатика отсутствовала, из рваной культи, перетянутой веревкой-жгутом, торчала ослепительно-белая кость. Как скоро выяснилось, именно этот парень напоролся на мину, взрыв которой слышали в советской миссии некоторое время назад. Сгущенку использовали в качестве наркоза, лезвие потребовалось для освежевания раны. Лейтенант, участвовавший в столь драматически-кровавых событиях только в кошмарах и лишь по необходимости, поспешил ретироваться.


Когда он вернулся в миссию, то тут же понял, что ночная охота удалась: во дворе миссии царил аромат жареного мяса, а у костра, разведенного в укромном углу, толпились ее советские обитатели. Лейтенанты и майоры, полковники и капитаны — все они теснились у стола, где торжествовавший Несун одаривал каждого порцией свиных отбивных с горчицей.

— С «Калашниковым» охотятся только колхозники и пролетарии! — поучал он тех, кто хотел слушать премудрости охоты по-военному. — Знатоки — те, конечно, предпочитают что-нибудь солидное! Вроде бельгийской штурмовой винтовки «G-З»! Выпускники Академии Генштаба охотятся со снайперской винтовкой Драгунова, в просторечье именуемой «СВД»!

— Но истинные аристократы духа, — перебил его Рома, глотавший отбивные, как станция «Мир» миллионы народных денег, — те ходят на слона с гранатометом «РПГ-7»!

— И что? Получается? — недоверчиво спросил кто-то из столичных полковников, еще не успевших хлебнуть походной жизни по-африкански.

— Ага! — весело ответил свидетель экзотической охоты. — Остаются только хобот, ноги и хвостик! Все это потом а-а-ат-лично запекается в глине! Пальчики оближешь!

— А что, — после некоторого раздумья сказал еще один приехавший из Луанды, — мы в Афганистане на горного козла с помощью автоматической пушки охотились!

— Это как? — опешил подошедший за очередной порцией худой, как журавль, Гоша.

— А в «БМП-2» стоит автомат с лазерным прицелом. Наводишь на балбеса рогатого — и бах, одиночным выстрелом!

— И что?

— Иногда рога находили! На память! А рядовой и сержантский состав, сопляки несознательные, так те любили прицелом афганцев пугать! Загорает себе крестьянин на крыше своего клоповника, а они шарах его лазером — тот аж до небес подскакивал!

Лейтенант с грустью подумал, что этот афганский товарищ, пообщавшись с заезжими интернационалистами, по крайней мере, с небес потом возвращался. Дожевав жесткую, как от дикого кабана, но вкусную отбивную, он угостил косточками уже обожравшегося Дика и пошел спать. По дороге наш герой навестил Гену, возле корыта которого топтался соскучившийся по интеллектуальному общению Вовочка, каким-то образом выбравшийся из спальни. Возможно, впрочем, что поросенок был просто напуган гибелью сородича и пришел поделиться своими страхами к молчаливой, но чуткой рептилии. Погладив Гену по шершавому страшному рылу, наш герой вставил ему в пасть воблу. Гена шумно хлопнул зубастыми челюстями и в припадке удовольствия выплеснул из корыта половину воды. Лейтенант вновь наполнил корыто водой из шланга и с сожалением сказал:

— Геша, пора тебя отпускать! В речку Куиту жить пойдешь?

Геша лишь внимательно смотрел на него желтыми страшными глазами пережившего динозавров и африканскую рыбалку чудовища. Лейтенант задрал голову: с ночного неба на них смотрели прекрасные в своей ослепительной и холодной красоте вечные звезды. Пожалуй, подумал наш юный философ, возможность созерцать слегка мерцающие глаза иных миров — это единственная радость, которую нельзя отобрать у человека. Несколько светил вдруг сложились в подобие женского образа. Лейтенант вздрогнул и тут же подумал о Тане. В прибывшей с сегодняшним самолетом почте для него были лишь письма от отца и матери. Наверное, послание от любимой и такой теперь далекой девушки еще просто не успело дойти. Отец в своем — как всегда, по привычке напечатанном на пишущей машинке — письме радовался возможности читать в «толстых» журналах «не поверишь, сынок: все, что угодно!». Интеллигентная мама жаловалась на постепенно пустевшие полки московских магазинов. Лейтенант попытался сообразить, что же важнее для него самого, и остановился на «толстых» журналах с пахнущими свежей типографской краской неведомыми еще шедеврами Фолкнера, Мердок и Приставкина. Хотя, объективности ради, нельзя было забывать и о том простом факте, что пока ему не доводилось ни самому варить суп, ни искать то, из чего его варят. «Ладно! — подытожил он для себя. — Вернусь — разберемся!» А поскольку после возвращения его ждали не только усиливавшийся хаос и неуклонно пустеющие магазины, но и любимые девушка и родители, на душе Лейтенанта стало легко и радостно.

— …А он и отвечает, — донесся из-за угла пьяный разговор «разговевшихся» под отбивные офицеров, — «зона боевых действий — это зона досягаемости стрелкового оружия, артиллерийского и минометного огня!»

— Так показал бы ему стену дома — она у тебя вся в дырках!

— Показал!

— А он?

— «Так что, — говорит, — теперь и гражданским „боевые“ давать?»

Лейтенант вздохнул и пошел спать.

Его разбудил протяжный, вытягивающий нервы, свист. Уже проснувшись, он понял, что это знакомый ему звук минометного обстрела. Взрыв бухнул совсем недалеко — метрах в пятидесяти от миссии. Соседи по комнате тоже проснулись и тревожно прислушивались — будет ли продолжение. Продолжение последовало: вторая мина разорвалась тоже недалеко, но с другой стороны забора.

— Вашу мать! — выругался майор Витя, выбираясь из-под накомарника и жутко воняя нижним бельем. — У партизан кто-то грамотный нашелся — в «вилку» берет!

— А что такое «вилка»? — спросил его Гоша, прыгая на худых журавлиных ногах и пытаясь натянуть брюки.

— В подвал залезем — расскажу! Давай, гундосы, пошевеливайтесь!

Но было поздно — раздался третий выстрел.

— Ложись! — крикнул Витя.

Во дворе жутко бабахнуло. В миссии дружно вылетели стекла. С потолка посыпалась штукатурка.

— В подвал! Быстро!

Схватив оставшуюся одежду, рюкзак и автомат, Лейтенант выбежал во двор. Несясь к одному из укрытий, выкопанных советскими как раз для такого случая, он увидел, что забор с одной стороны миссии начисто отсутствует. В блиндаж он заскочил в тот момент, когда раздался еще один взрыв. Выглянув в смотровую щель, он увидел, что исчезли еще десять метров ограждения. Остатки забора пылали ярким пламенем, разгоняя тьму ночи и давая стрелявшим дополнительный ориентир.

— Гадом буду, кто-то нарушил джентльменское соглашение! — прорычал где-то рядом знакомый голос Вань-Ваня. — Ангольцы так не стреляют!

— Я тоже думаю, что до нас кто-то из советников добрался! — ответил ему майор Витюня, надевая пахнувшие смертью носки и завязывая шнурки «антикобры». — Американцы или южноафриканцы! Суки грязные! Ладно, припомним! Отольются кошке мышкины слезы!

Оглядевшись, Лейтенант вдруг заорал:

— Мужики, да тут змея! Смотрите — в углу глаза светятся!

«Змея» обиженно гавкнула — глаза, как оказалось, принадлежали Дику. Рядом хрюкнул Вовочка, у которого с инстинктом самосохранения тоже все оказалось в порядке.

— Пиасстрры! — раздался прямо над ухом жуткий крик Кеши.

— Правильно, пернатый! — с веселым надрывом подтвердил Витя. — За них мы здесь и паримся! Пиастры, доллары и прочие тугрики!

— А Гена?! — вдруг ахнул Лейтенант, вспомнив об уже пострадавшем от войны крокодиле. — Кто Гену видел?!

— Да вон твой приятель! — воскликнул Вань-Вань, показывая куда-то в мерцающий сполохами пожара двор.

Действительно, Гена, смешно перебирая короткими лапами, пытался спастись от какофонии громких звуков и теней мечущихся людей.

— Прямо как в сказке! — прокомментировал Рома. — Крокодил у разбитого корыта!

Еще раз бабахнуло, но уже чуть в стороне. Как будто услышав разговоры советских советников, невидимые, но меткие минометчики переносили огонь на другие цели. С противоположной стороны двора показалась присевшая при звуке очередного взрыва фигура Яши, на котором были одни трусы и майка. Перебирая костлявыми ногами, он пытался найти убежище.

— Яша! Сюда! — крикнул ему Лейтенант.

Тот, казалось, услышал и, так и оставшись на полусогнутых, засеменил к блиндажу. Лейтенант вдруг понял, что его маршрут сейчас пересечется с маршрутом другого живого существа.

— Нет, нет, нет! — забормотал Гоша, тоже правильно оценив обстановку. — Стой, Яшка!

Но Яша, ничего уже не видя от страха, налетел на такого же обезумевшего от ужаса крокодила. Гена подскочил на своих коротких лапах, страшно щелкнул зубастой пастью и врезал Яше хвостом по ногам. Тот ахнул и грохнулся на выставленные руки. Раздался хруст и жуткий вой — по всей видимости, Яшка сломал руку.

— Ну вот, — прокомментировал Рома, — одним стукачом станет меньше!

— Нет, парень, не понимаешь ты политики партии! — раздраженно ответил ему Вань-Вань. — Все наоборот! Одним стукачом станет больше! Ты что, думаешь, они свято место пустым оставят?! Ладно, кто со мной — героя с поля боя вытягивать?

Глава 2

«Красная звезда», 2 февраля 1990 года

СИГАРЕТА С «ТРАВКОЙ»

«В казарме учебного подразделения за отопительной батареей нашли пакетик с анашой. Что это наркотик — поняли не сразу. Многие офицеры и прапорщики подобного зелья и в глаза не видели. Похоже, теперь подобного рода знания необходимы всем командирам и политработникам — наркоманы и наркотики продолжают проникать в солдатскую казарму, в матросский кубрик…»

Майор Ю. Кленов

Завтракать пришлось всухомятку: накануне ночью минометы УНИТА разнесли не только забор, но и кухонный блок миссии. Рома, жуя консервированные бобы с пресными галетами, лишь периодически вздыхал и тоскливо улыбался, вспоминая вчерашние отбивные.

— Мужики, не поверите! — вторил ему Гоша. — После полкило свинины у меня даже ночная поллюция случилась!

— Да ну! — весело хмыкнул Витя.

— Точно! — Гоша закивал птичьим носом. — Могу трусы показать!

— Иди ты со своими трусами, извращенец! — с досадой отреагировал Рома на это заманчивое предложение. — Мы же завтракаем! И так эта дрянь в рот не лезет!

Подошел прапорщик Несун — казалось, события прошедшего вечера никак не повлияли на его оптимистическое отношение к жизни.

— Товарищи офицеры! — объявил он. — Есть две новости: хорошая и плохая! Какую довести первой?

— Давай плохую! — предложил Витя, скармливая поросенку Вовочке очередную галету.

— Одна из мин истребила запас растительного масла! Жарить теперь будем на масле ружейном!

— Ладно! — уныло ответил Роман, скребя светлую щетину на мужественном подбородке. — А какая хорошая?

— Ружейного масла у нас много!

На шутку не отреагировали — уж слишком больным являлся вопрос о еде.

— Домой хочу! — сказал вдруг Витя. — Гори они огнем эти баксы! Не могу больше! Хочу Новый год дома встретить! Как нормальные люди: с женой, детьми и родителями!

— А как же баксы? — недоуменно спросил Несун, который еще не болел малярией и не успел понять, за что ему причитался оклад в пятьсот долларов.

— На двухэтажный дом в Приднестровье — как Катя хочет — я уже заработал! Японские видик и телевизор у нас уже есть! Шмотья тоже набрали! «Лада» в экспортном варианте у меня и до Анголы имелась — из Афгана привез! И скажите: какого мне х…ра здесь еще ловить?!

— Витя, — глумливо сказал ему морпех Леша, — спасешь еще пару колонн — дадут Героя! А то, глядишь, повысят через звание! Станешь молодым полковником! Потом академия! Глядишь, полк дадут, потом дивизию! Станешь молодым генералом! И на х…р тебе тогда это Приднестровье! В Москве осядешь! Будешь в Генштабе на картах танковые стрелы в Европу метать!

— Да в гробу я эти академии и стрелы видел! — равнодушно отозвался Витя, выковыривая из зубов кусок «бумажной» голландской сосиски. — Тем более что эти стрелы уже давно начерчены! Лет этак сорок назад! Хочу дом, огород, салат «оливье» на ужин! А на Новый год — приветствие Генерального секретаря, «Иронию судьбы» и «Огонек»! И все как у людей — в японском телевизоре!

— А ты не думаешь, Витя, — спросил его Рома, — что скоро от всей этой радости останется только ирония? И что все в нашей могучей стране пойдет через полную ж…пу?

Витя подумал, доставая еще одну ослизлую сосиску из жестяной банки.

— Нет, мужики! Не может такая страна развалиться! Куда же тогда все триста тысяч танков девать?!

Подошел солдат из охраны миссии в сопровождении двух мартышек. Даже мужественный Степан после пережитой бомбардировки робко жался к ботинку.

— Товарищ прапорщик! — обратился солдат к Славе. — Там анголане пришли, свинью ищут!

— Ну можешь выдать им мощи усопшей! — отозвался тот. — Если их Дик не сгрыз!

Солдатик продолжал мяться.

— Ну ты что, служивый? — участливо обратился к нему Несун. — Война и мародерство — это как водка и пиво! Как ни старайся, а все равно смешаешь! Скажи им — какая еще свинья? Ее, наверное, миной на части разнесло!

— Правильно! Какой такой — павлин-мавлин! — поддержал Несуна Витя-майор. — А мы им тогда встречную претензию выдадим — на все десять миллиардов государственного долга!

— И возьми с собой Дика для убедительности! — добавил Слава. — Ты же знаешь, как он местных любит!


После завтрака Лейтенант с крокодилом Геной пошли к речке. Несмотря на мытарства войны, молодой ящер резво следовал за нашим героем, посматривая по сторонам и пугая встречных аборигенов. К концу путешествия за, прямо скажем, странной парой следовали не менее двух десятков местных детишек. Время от времени Гена поворачивался к ним и громко клацал челюстями. Те в восторге отбегали, но потом неизменно возвращались назад. «Наверное, — подумал Лейтенант, — уже став взрослыми, они будут рассказывать своим детям легенду о белом человеке, дружившем с крокодилом!» Выйдя на илистый берег речки, он со вздохом присел. С этого места были хорошо видны болота на другой стороне. Гена примостился рядом, закрыв свои желтые буркалы. Молодой офицер полил его драконью спину из фляги. Тот благодарно пошевелил шипастым хвостом. Настала пора прощаться.

— Гена, — прокашлявшись, начал Лейтенант, — ты того, не забывай меня! Держись подальше от людей и от войны! И будь счастлив!

Лицо молодого человека исказилось от неожиданного желания заплакать, но он мужественно подавил его, на всякий случай оглянувшись вокруг — не заметил ли кто этот очевидный признак слабости. Он еще не задумывался о таком парадоксе — когда порою гораздо легче убить мерзкого человека, чем обидеть животное. Взяв ящера на руки, он спустился к реке и осторожно опустил Геннадия в мутноватую воду. Тот с удовольствием сделал несколько кругов и вернулся к берегу, выставив свои желтые глаза. В глазах этих, как показалось романтическому юноше, была совсем не крокодилья печаль.

— Ну, прощай, дорогой!

Наш герой отошел уже метров на сто, а Гена все так же, не двигаясь, смотрел ему вслед, не обращая внимания на полуголых чернокожих детишек, с криками бросавших в него палки и камни. Лишь когда фигура спасшего его человека исчезла из виду, ящер нырнул в воду и поплыл на поиски своих сородичей. Ибо даже у зеленого крокодила имеются папа и мама, братья и сестры. А потому, когда он прощается с другом, ему всегда есть к кому уткнуться страшной мордой под мышку и пожаловаться на несправедливость судьбы.

Когда Лейтенант вернулся в миссию, его тут же нашел и отчитал Вань-Вань:

— Где ты ходишь?! Собирай манатки!

— Зачем?

— Не «зачем», а «куда». Полетим в Менонге с ГВС! Допросим нашего сдавшегося красавца! Я с утра связался — он еще там, в Луанду не успели отправить!

— А как мы вернемся?

— Тоже все схвачено! К вечеру сюда ангольский вертолет лететь будет — запчасти везти для ремонта техники! На нем и подскочим!

— Так ведь нам запрещено на ангольских вертолетах летать!

— Не переживай! За такое нарушение еще никого не разжаловали!

— А места будут?

— Смеешься, что ли? Это если отсюда лететь — все забито! А обратно в Куиту Куанавале всегда места есть!

— Оружие брать?

— Ты что, шутишь? Мы же на войне, парень! Чтобы «Калашников» всегда под рукой был!


Вскоре Лейтенант смог оценить справедливость слов полковника: к небольшому «Ан-26» Главного военного советника, в который уже загрузили его персональный «лэндкрузер», стояла длинная очередь аборигенов, горевших желанием покинуть гиблое место еще до начала наступления.

— Представители номенклатуры и члены их семей! — прокомментировал артиллерист Михаил Петрович, разглядывая хорошо одетых и относительно неплохо откормленных африканцев.

Но ГВС оказался непреклонным. Сначала в «Антонова» загрузили раненого крокодилом Яшу. Тот, вместо того чтобы стонать, то и дело запевал «Вставай, страна огромная!» и порывался заговорить с окружающими.

— Морфин вкололи, чтобы не мучился? — предположил Михаил Петрович.

— Нет, — со знающей ухмылкой ответил Вань-Вань, — сигарету с «льямбой» дали! Ну, как ты, герой? — обратился он к поющему на носилках воину.

— Отлично! — отозвался тот. — Товарищ полковник, а мне орден дадут?

— Ага, догонят и еще дадут! «Медаль за оборону Куиту от крокодилов»! Бог с тобой, за что орден-то?

— А ведь меня еще и контузило, товарищ полковник!

— Ну тогда можешь претендовать! «За боевые услуги»! Не меньше!

Следом за Яшей в самолет занесли несколько носилок с ранеными ангольцами. Судя по исходившему из грузового отсека запаху, дела у некоторых из них были плохи.

— М-да, — прокомментировал этот печальный факт Вань-Вань, — тетка гангрена не заставила себя долго ждать!

Одним из пассажиров оказался солдатик с оторванной накануне ногой. Он узнал Лейтенанта и помахал ему рукой.

— Что, знакомый? — спросил Михаил Петрович.

— Да, я ему побриться помог!

— «А зохен вэй и кишен мер ин тухес!» — донеслось из самолета.

— Яша кайф догнал! — добродушно отметил Вань-Вань. — Добро пожаловать на фестиваль еврейской песни!

— А у нас тут как раз пара-тройка злостных антисемитов путешествуют! — позлорадствовал Михаил Петрович, поглядывая в сторону Главного и его свиты.

— Что ж, придется им испить сию чашу до дна!


Полет в Менонге оказался недолгим. Еще более коротким оказалось пребывание там самолета JVC. Собственно говоря, оно свелось к тому, что из распахнутой рамы вышли четверо — Вань-Вань, Михаил Петрович, бывший морпех Леша и Лейтенант. После чего рампа закрылась, и на глазах у оторопевших встречавших «Ан-26» вновь взревел двигателями, разбежался по латаной-перелатаной полосе и, взлетев, взял курс на запад — по направлению к Луанде. Вертолет, на котором троим офицерам предстояло вечером возвращаться в Куиту Куанавале, оказался «Пантерой» французского производства. Борты геликоптера не имели дверей. Зато в пустых проемах с обеих сторон торчали пулеметы.

— Что-то хиловат аппаратик! — без восторга сказал Михаил Петрович, засовывая палец в видневшиеся кое-где дырки от пуль.

— Зато с вооружением все в порядке! — похвалил Вань-Вань два танковых пулемета, торчавшие из дверных проемов. Сделал он это, однако, без особой уверенности в голосе.

— Танковый «СП»! Венгерского производства! — эксперт Леша моментально охарактеризовал модель и страну происхождения.

После этого группа командировочных нашла и экипаж «машины боевой», состоявший из двух пилотов-мулатов. Как потом сказал Вань-Вань, в Анголе оказаться одновременно мулатом, пилотом французского вертолета и обладателем подержанного автомобиля было покруче, чем президентом, главой нефтяной монополии «Сонангол» или даже начальником тыла ФАПЛА.


Фелину Жушту Капуту — неотразимый сперматозавр, грубиян и анашист — на деле оказался худым, невзрачным негром с ранней проседью в кучерявой башке. Единственным, что наводило на определенные ассоциации с африканским «поручиком Ржевским», каковым он предстал на страницах перехваченного ГРУ доноса, были козлиная вьющаяся бородка и огромные, очень живые глаза. В этих влажных печальных глазах порою проскакивала странная искра. И тогда в воображении переводившего допрос Лейтенанта дохловатый и вежливый Фелину на мгновение трансформировался в залихватского партизана, пьющего все, что горит, и посылающего всех, кто способен передвигаться. Первая половина допроса вышла очень технической и вызывала живой интерес только у Вань-Ваня, аж подпрыгивавшего от радости при упоминании очередной порции позывных, частот или расписания выхода в эфир. С одной стороны, наш герой вполне понимал, что эта информация являлась поистине бесценной для ангольской и советской разведки в преддверии крупнейшего в истории ФАПЛА наступления. С другой, после двух с половиной часов бесконечного дотошного — с двойным переспрашиванием — перечисления бесчисленных комбинаций букв и цифр у него страшно болела голова и пересохло горло. По счастью, в этот момент «скучная» часть допроса закончилась, и беседа пошла о гораздо более интересных фактах и сплетнях.

Так, выяснилось, что Южному фронту предстояло воевать с целой армадой партизан — более 12 тысяч бойцов, сотни орудий и минометов, десятки бронемашин и танков — частью захваченных у правительственных войск, частью поставленных ЮАР и Китаем. Рассказал Фелину и кое-что о несгибаемом лидере УНИТА Савимби. Оказалось, что тот очень озабочен вопросом личной безопасности. Что его непосредственными телохранителями являются неразговорчивые американцы из ЦРУ Что каждый день он летает вертолетом «на службу» в Жамбу из американской миссии в Ботсване, где и ночует. Что тяжелые будни вождя второй — менее сознательной — половины ангольской нации скрашивают лишь прекрасная выпивка и отборные девки. Что и то, и другое поставляют все те же неразговорчивые люди с мужественными подбородками и американским акцентом. Достаточно неожиданной оказалась информация о том, что УНИТА недавно поссорилась с ЦРУ. Скандал произошел из-за того, что переносные зенитно-ракетные комплексы «стингер», во многом способствовавшие перелому в афганской войне, продавались по миллиону долларов за штуку загадочным парням с ближневосточной внешностью. Проблему удалось уладить, лишь когда товарищ Савимби «сдал» американским друзьям все (или почти все) контакты своих неожиданных партнеров по бизнесу. Но самое интригующее прозвучало под конец.

— Знают ли сеньоры о двух небольших самолетах с красными звездами, что упали в речку возле шоссе на Мавингу? — поинтересовался допрашиваемый, сверкнув черным влажным оком.

— Чего-чего? — переспросил Вань-Вань. — Какие еще советские самолеты? Мы ничего не теряли! Это точно!

И вдруг до него дошло.

— Ты понимаешь, о каких «самолетиках» идет речь?! — побледнев, спросил Вань-Вань Лейтенанта.

У нашего героя мгновенно прошла головная боль. Разумеется! Унитовец-перебежчик говорил о крылатых ракетах с «Белого Лебедя»!

— Ты представляешь, как нам опять повезло?! — Вань-Вань постарался сказать это совершенно спокойным тоном, но это ему плохо удалось.

Во влажных глазах Фелину, сообразившего, что советские «сеньоры» только что узнали от него нечто чрезвычайно важное, вновь вспыхнула и погасла одна из его дьявольских искр.

— Senhores, — вдруг начал он совершенно иным, не использованным доселе тоном, — hoje е un dia de nacimento do meu filho! Mas tenho nada para ele![47]


Лейтенант перевел. Вань-Вань уставился на выжидающе улыбавшегося Фелину, а потом спросил:

— У него в досье дети числятся?

— Никак нет, товарищ полковник! Близкие родственники — только мать и сестры! Все — в провинции Уиже!

— Ладно, спроси тогда у гаденыша, что было бы лучше всего подарить его сыночку!

Услышав вопрос, бывший партизан, а теперь чрезвычайно ценный источник информации ухмыльнулся, подергал себя за козлиную бородку, облизнул толстые губы и, сверкнув глазищами, промолвил:

— Виски, сеньоры советники! Бутылка «скотча»! Мой сынок — настоящий мужчина! Как его отец!

— Бл…дь! — тоскливо вымолвил Вань-Вань. — А ведь деваться некуда — нам этот Фелину позарез нужен! Ладно, Лейтенант, переведи ему, что сегодня его сынок получит свое детское питание! Надеюсь, что завтра у него не обнаружится еще и дочка — настоящая пьянчуга, как и ее бравый папаша! У меня на такие дела бюджет совсем хилый — я же не из КГБ! Вызывай охрану да скажи, пусть нашего отца-молодца кормят получше! Пойдем найдем Петровича и на рынок вместе сходим, попробуем жратвы купить да бутылку виски!

— Он, наверное, в штабе группировки, запчасти выколачивает!

— Идем туда! Глядишь, чего-нибудь горячего надыбаем!


Временный штаб собранной для наступления на Мавингу группировки был не просто донельзя (по ангольскому обыкновению) обшарпанным строением, но вдобавок носил следы неоднократных попаданий из самых разных систем огнестрельного оружия. Возле входа несколько пехотинцев из охраны околачивали баобабы. Как всегда в ангольской армии, часовые отличались от прочих бездельников нарукавными повязками и стальными шлемами. Шлемы, окрашенные в темно-зеленый цвет, нагревались на африканском солнце до такой температуры, что на их поверхности можно было смело жарить яйца. Разумеется, если бы таковые оказались в наличии в радиусе ближайших ста километров. Возле часовых нервно курил сигарету знакомый переводчик из Лубанго. Лейтенант обрадовался встрече и поинтересовался:

— Привет, брат, а ты тут какими судьбами?

Между глубокими и частыми затяжками переводчик поведал свою скорбную сагу. Как выяснилось, в Менонге откомандировали старшего миссии Южного фронта — уже известного нам десантника с выдающимися лингвистическими способностями. Из короткого диалога с бедным парнем, прикрепленным к блестящему новатору русского языка, выяснилось, что у него имелась еще одна страсть — поучать. Поучал он всех и всему. Солдат-связистов он учил настраивать радиостанции. Жен офицеров — как мариновать селедку. Артиллеристы были вынуждены выслушивать многочасовые лекции по баллистике — совершенно бессмысленные ввиду практически полного незнания им предмета. Сегодня утром командующий Южным фронтом и его начальник штаба имели неосторожность пригласить «лектора» на совещание. Еще более безрассудный поступок ангольский командир совершил, когда — исключительно вежливости ради — поинтересовался мнением многократно контуженного десантника по одному из обсуждавшихся вопросов.

— Не могли остановить целый час! — переводчик сплюнул и прикурил еще одну сигарету. — Под конец он им поведал, почему жабы прыгают и плавают, а слоны только ходят! И мне всю эту х…рню переводить пришлось! А как по-русски что-нибудь брякнет — вроде «квадрят», «передрязги» или «будет состояться здесь», — так даже местные, кто у нас учился, смеяться начинают. Знаешь, как стыдно?! Ангольцы сначала вежливо слушают, потом начинают переминаться с ноги на ногу, почесывать половые органы и смотреть на часы! Эх, разогнать бы «Волгу» в пропасть! А самому в последний момент выскочить!

Стало ясно, что военный толмач, «героически несущий эту лепту», дошел до критической черты. Посочувствовав ему, Лейтенант, впрочем, не стал давать дружеских советов или предлагать помощь, так как не ощущал в себе сил и мудрости ни на то, ни на другое. Переводчик докурил третью подряд сигарету, тоскливо посмотрел на ярко-синее небо, мужественно сжал зубы и пошел обратно. Из штаба вышли Вань-Вань с Петровичем. Последний был явно не в духе.

— Представляешь, — с ходу начал возмущаться он, — у меня сегодня день рождения!

— Поздравляю, товарищ полковник! — искренне порадовался наш герой, недоумевая, почему такой, в общем-то, радостный факт вызвал у симпатичного артиллериста столь нерадостные эмоции.

— Ангольцы же, у которых я для их же сраной группировки выбиваю запчасти для «шилок» и «градов», как-то проведали об этом! А теперь ходят за мной, мать их за ногу, и клянчат у меня же для себя подарки!

— Аааа! «Боа фешта»! — вспомнил Лейтенант о странном местном обычае, подразумевавшем дарение подарков именинником, а не наоборот.

— Так что пойду на рынок — куплю одноразовых станков для бритья или презервативов! Буду одаривать!


Рынок в Менонге оказался скудным и ужасно дорогим — по-видимому, сказывалось присутствие большого количества солдат, усилившаяся дисциплина на складах и вытесненные из окрестностей вместе со своими ворами-интендантами партизаны. Впрочем, Михаил Петрович получил скидку на гору презервативов. Чернокожая торговка, продавшая их, с уважением посмотрела на пожилого, но еще статного полковника и, застенчиво улыбнувшись, сказала Лейтенанту:

— Когда закончатся, я покажу асессору дом своей сестры!

— Вернемся завтра! — не моргнув глазом, ответил Лейтенант обрадовавшейся тетке.

— О чем это вы? — спросил Петрович, краснея от жарких взглядов молодухи.

— Говорит, вы ей папу напоминаете, товарищ полковник!

— Ааа…


С едой же не повезло. Кроме уже набивших оскомину датских «утюгов» с жирной ветчиной, голландских «бумажных» сосисек «в соплях» и приторного бразильского повидла из гуаявы, приобрести на рынке оказалось решительно нечего. Советские офицеры хотели купить пару освежеванных коз, но и тех там не оказалось — последнее парнокопытное было съедено еще неделю назад. Зато в какой-то момент, прохаживаясь между торговых рядов, Лейтенант вздрогнул от ужаса:

— Смотрите, они ободранных детей продают!

— Да что ты, милый, это тушки мартышек! Уже и до обезьян добрались! Увидите — к концу операции будем друг друга жрать!

Для Фелину купили трехгранную емкость «Гранта». Михаилу Петровичу, поколебавшись, Вань-Вань приобрел бутылку португальского бренди. Лейтенант каким-то чудом нашел банку советской сайры в масле. Как впоследствии выяснилось, банка скромных, но честных русских консервов порадовала артиллериста гораздо больше заморской выпивки.

Глава 3

«Правда», 6 января 1990 года

ЗАЩИТИТЕ КРЕСТЬЯНСТВО!

Так ставит вопрос В. Стародубцев

«В редакцию „Правды“ обратился народный депутат СССР, председатель Всероссийского совета колхозов, председатель агропромышленного объединения „Новомосковское“ Тульской области…

Что за срочность, Василий Александрович, и чем обидели крестьянство?

Допекло, знаете. Включишь телевизор, откроешь газету, журнал — и бьет по сердцу: „колхозы, совхозы — оплот крепостничества… Поденщина… Лучше их распустить, раздать землю…“… Кто громче всех предает их анафеме? Те, кто знаком с сельским хозяйством в основном через буфет.

Но ведь и некоторые ученые-аграрники тоже бросают, как выразились вы, камни в колхозы и совхозы.

— Да. Требуют создать условия для раздела земли, передачи ее… в пожизненное наследуемое владение крестьянским семьям. С дилетантами я не стал бы и спорить. Но ученые. И такие предложения… Радует, что суть… раскусили и крестьяне. Они, знаю… не хотят в деревне батрачества. Но успокаиваться рано. Ученые-аграрии, выступающие за раздел земли, — лишь часть тех… сил, что расчищают путь частной собственности, капитализму. И хоть ясно, что их доводы несостоятельны, опасность, считаю, велика…»

Беседу вел О. Степаненко

Отчет Вань-Ваня, магнитную запись допроса, перевод соответствующих протоколов и самого заботливого отца несуществующих детей Фелину Жушту Капуту пристроили в «Ил-76», побывавшем сегодня на Южном фронте. Сюда огромный самолет привез очередной относительно исправный танк, обратно же улетал до упора забитый больными, ранеными и спасавшимися от войны ангольцами. Членом экипажа «Ильюшина» оказался приятель Вань-Ваня по кличке Турбовинт, который еще месяц назад в качестве бортпереводчика возил из Узбекистана авиабомбы и ракеты режиму Наджибуллы в Афганистане.

— Лететь-то всего-ничего! — рассказал он. — По два рейса в день успевали сделать! Каждая посадка — двести баксов! Чем плохо?!

Вань-Вань некоторое время колебался, не улететь ли и ему самому в Луанду ввиду чрезвычайной ценности информации и полученных от Фелину сведений о приблизительном месте падения крылатых ракет «Х-55». Но по счастью, в столицу отбывал подчиненный Вань-Ваню офицер разведотдела. Ему, в итоге, препоручили унитовца и объемистый пакет, запечатанный сургучом и личной печатью полковника.

— Между прочим, — тихонько сказал Вань-Вань Лейтенанту после длительного общения с коллегами по засекреченной радиосвязи, — цена на нефть откатилась назад! Наверное, наш стратег-Резидент и его покровители из Генштаба что-то не так просчитали!


Пообщавшись с мулатом-вертолетчиком, Вань-Вань выяснил, что рейс откладывается на час. Перспектива лететь в темноте не радовала никого из будущих пассажиров «Пантеры», а потому последовало контрпредложение лететь следующим утром. Но улыбающиеся пилоты заверили «асессоров» в том, что маршрут на Куиту Куанавале знаком им так же хорошо, как интимные привычки их подруг. Хотя этот аргумент не вполне убедил недоверчивых советников, они все же решили лететь, так как иных бортов в Куиту не планировалось еще неделю, а выдвигаться туда с очередной колонной не хотелось.

В этот момент на аэродроме появился и Михаил Петрович. Из джипа, в котором его любезно подвезли чернокожие коллеги-артиллеристы, в вертолет погрузили несколько небольших, но тяжелых ящиков. Когда симпатичного полковника спросили, что это такое он добыл, тот лишь односложно ответил:

— Запчасти!

Лишь знаток человеческих душ Вань-Вань не удовлетворился этим кратким ответом. Время от времени он поглядывал на суровое мужественное лицо артиллериста. Как ему казалось, порою на этом лице мелькало едва видимое удовольствие от того, что он знает то, о чем не ведают другие. А так как работа Вань-Ваня заключалась как раз в том, чтобы знать, по возможности, все, то он испытывал постоянный дискомфорт. Это неприятное чувство отошло на задний план лишь после того, как геликоптер французского производства, шелестя лопастями и характерно свистя хвостовым винтом, спрятанным в кольцевом тоннеле, поднялся в воздух и, сделав круг над погружающимся в сумерки Менонге, понесся на восток. Тут Петровичу подарили его бренди, банку сайры в масле и бритвенный станок «Жиллетт» с набором лезвий. Расчувствовавшийся и похожий на доброго медведя артиллерист тут же открыл все подаренное. Спустя пять минут, под свист лопастей и ветра в открытых проемах хлипкого вертолета, компания советских офицеров, с трудом перекрикивая шум, уже налегала на с трудом запасенные в Менонге продукты и выпивку. Они не видели, как в сгущающейся темноте вечера от низко летящей металлической скорлупки разбегались напуганные гиены, шакалы, антилопы, партизаны и прочие представители ангольской фауны. Время и коньяк летели быстро, особенно для романтического юноши Лейтенанта, который думал о том, что ему, скорее всего, может, не придется более лететь над ночной Африкой, в открытом всем ветрам ангольском вертолете французского производства. С двумя разведчиками, бывшим командиром атомных гаубиц и пилотами-хулиганами.


Первым забеспокоился Вань-Вань. Произошло это спустя примерно час после вылета. Он вдруг начал то поглядывать на свои «Командирские» с подсветкой, то вглядываться во тьму вокруг резавшего пространство вертолета.

— Слушай, — после десяти минут внутренних терзаний попросил он Лейтенанта, — спроси у летчиков, когда мы должны быть в Куиту?

— Говорят, вот-вот! Мол, встречный ветер! А то бы уже добрались!

Вань-Вань успокоился минут на пять. Постепенно его тревога передалась и всем остальным пассажирам «Пантеры». Теперь уже и Леша с Петровичем, щурясь от ветра, пытались разглядеть хоть что-нибудь в кромешной тьме африканской ночи.

— Наши соколы вполне могли и промахнуться мимо Куиту Куанавале! Немудрено в такой-то темноте и с такой-то системой безопасности полетов!

— Им диспетчер из Куиту посоветовал выше подняться, говорит — они все огни на посадочной полосе зажгли!

Еще минут пять вертолет набирал высоту.

— Огни! Вижу огни! — наконец закричал Леша.

Едва мерцающие светлячки человеческого присутствия заметили и пилоты, немедленно приступив к снижению. И в этот момент прямо по курсу сверкнула яркая вспышка, из которой в небо понеслась красно-белая точка.

— «Стингер»! — ахнул Леша, цепляя на себя снаряжение и закидывая за голову ремень автомата.

— Да, наверное, этот не успели арабам продать! — мрачно ответил Вань-Вань, наблюдая за стремительно увеличивавшейся в размерах огненной каплей.

Пилоты, также заметившие опасность, взяли круто влево и попробовали уйти вниз и назад.

— Придурки! — крикнул Леша. — Выхлоп турбины инфракрасной головке подставляют! Плохо дело!

Вертолет стремительно снижался. Летчики, как назло, включили носовой прожектор — по-видимому, чтобы садиться в темноте. Леша даже не успел выматериться по этому поводу. Все советские офицеры, не сговариваясь и не ожидая распоряжений, цепляли на себя «лифчики» с патронными рожками, рюкзаки с едой и оружие. В этот момент Вань-Вань крикнул:

— Сейчас бабахнет! Откройте рты!

Лейтенант ничего не понял, но, по счастью, рот у него и так был открыт. Сзади действительно жутко бабахнуло, вертолет толкнуло вперед — как будто у него появился дополнительный источник реактивной тяги. Сразу после этого всякая тяга пропала — зенитная ракета разрушила двигатель. Вокруг свистел воздух.

— Сицас упадом, товалысы! — крикнул им один из пилотов, выглядывая из кокпита.

— Да что ты говоришь! — ответил ему Петрович, пытаясь перетащить один из своих загадочных ящиков. — Вам, пижонам, и трактор-то нельзя доверить!

— Речка! — крикнул Лейтенант, увидев в свете горевшего двигателя отблески на поверхности водоема. То ли по воле случая, то ли благодаря пилоту, смертельно раненный летательный аппарат действительно летел вдоль берега какого-то водоема.

— Мужики, вещи в воду! — крикнул Бань-Вань. — И сразу прыгайте сами! Пошли!

Спустя секунду он исчез в темноте.

— Закрой! — крикнул нашему герою Леша, перекидывая ногу через перекладину.

— Что?!

— Еб…ло закрой! Грохнешься о землю — язык откусишь!

Дав этот последний совет, бывший морпех тоже покинул падавший жестяной ящик.

Юный переводчик оглянулся: Петровича уже не было. Зажмурив глаза, Лейтенант бросил мешок и, сжав в руках «Калашников», сиганул в темноту.

Уже погружаясь с головой в пахнувшую тиной воду, Лейтенант услышал оглушительный взрыв впереди и над собою — наверное, взорвались баки с горючим. Даже сквозь полуметровую толщу он почувствовал жар от огненного шара, на мгновение осветившего ночь. Поскольку набрать воздух в легкие он так толком и не успел, нашему герою, хочешь не хочешь, вскоре пришлось выныривать. Лишь оказавшись на поверхности, он понял, что потерял автомат. Делать было нечего: пока его не отнесло от места приводнения, пришлось нырять и ощупывать склизкое дно в поисках утонувшего оружия. Ему повезло: с пятого раза, когда он уже отчаялся, его ладонь нащупала брезентовый ремень. Выковыряв «Калашникова» из ила, Лейтенант оттолкнулся ногами от дна и вырвался на поверхность, глотая ночной воздух широко открытым ртом. В этот момент неподалеку послышался знакомый голос:

— Лейтенант, Петрович, вы живы? Мужики, вы где?

— Я здесь! — ответил Петрович, шумно плещась в каких-нибудь двадцати метрах. — По-моему, рядом кто-то еще барахтается!

— Это я! — радостно подал голос наш герой. — И я не барахтаюсь!


Спустя несколько минут четверо офицеров собрались на берегу, выжимая мокрую насквозь одежду и подводя предварительные итоги.

— Между прочим! — начал Вань-Вань, потирая ушибленное при падении колено. — Со вторым рождением, Михал Петрович!

— Ээээ, дорогой, — ответил тот, ощупывая подвернутую лодыжку, — у меня таких рождений только в Афгане штуки три было! Значит, не суждено пока! Но что правда, то правда — повезло немеряно! Вертолет почти надо мной бабахнул! Мы с Лейтенантом сиганули секунды за две до взрыва!

— Так, что у нас с оружием? — перешел к конкретике Вань-Вань, тоже давно отвыкший удивляться своим чудесным спасениям. — Мой автомат при мне! Только после купания почистить надо!

— А я свой «калаш» утопил! Даже не понял как — ремень через голову надет был! — виновато сказал морпех Леша. — Только «скорпион» на поясном ремне остался! Зато для него у меня несколько магазинов! Да и рожки для «калаша» в «лифчике» остались! Надо будет — поделюсь!

— Я свой вытащил! — коротко ответил Петрович. — А еще скинул «СП» с турели и ленту для него! Правда, тащить трудно будет! Тяжелый, сволочь! Танковый!

— А вот Леша с главным калибром и поможет! — ехидно отозвался Вань-Вань. — Чтобы знал в следующий раз, что надо за личное оружие, а не за хрен держаться!

— Нет вопросов! — с готовностью ответил Леша и поднялся. — Петрович, где вы его утопили? Пойду поныряю!

В свете звезд его мускулистое и прекрасно сложенное тело можно было принять за мраморную статую, если бы не семейные трусы на голове.

— Погоди минуту! — остановил его Вань-Вань, который как-то вполне естественно и сразу вошел в роль кризис-менеджера. — Давайте сначала разберемся, куда мы попали! Мы до Куиту Куанавале долетели?

— Товарищ полковник, — обратился к нему Леша, — по-моему, мы промахнулись!

— А что тогда за огоньки мерцали? УНИТА?

— Вполне возможно, что и УНИТА! — согласился Лейтенант, пытаясь вспомнить карту. — Может, это Кунжамба? Она на полпути между Куиту Куанавале и Мавингой!

— Ты что, шутишь? — испугался Петрович, который с оханьем натягивал на голое тело выжатое нижнее белье. — Что, серьезно: мы на партизанской территории?

— Слушайте, а где экипаж? — вспомнил Вань-Вань о бравых ангольских вертолетчиках.

— Может, кто и спасся, — с сомнением ответил наш герой, пытаясь отмыть «Калашников» от налипшей на него грязи, — посмотрим!

В этот момент раздался призывный крик на иностранном языке. Правда, донесся он почему-то с противоположной стороны речушки. Судя по скромной ширине русла, водное препятствие не было речкой Куиту.

— Что говорят? — тихо спросил Вань-Вань Лейтенанта.

— Спрашивают, есть ли кто живой! — так же шепотом перевел тот.

— А мы уверены в том, что это один из наших пилотов?

— Нет! Я даже имен-то их не запомнил! Самого главного, по-моему, звали Жоао!

— Жоао? Ну и имечко!

С другого берега опять окликнули.

— Ну что, товарищ полковник, — спросил Лейтенант, — отвечать?

Тот, присев на корточки, думал. Неожиданно его мыслительный процесс прервали: с противоположной стороны реки ударил пулемет. Попадавшие на землю офицеры молча ждали, пока длинная очередь трассирующих пуль со свистом прочесывала их берег.

— Наудачу бьют, — прохрипел Леша, — сейчас лента закончится!

Лента действительно закончилась. В этот момент метрах в ста ниже по течению раздались ответные выстрелы.

— «Скорпион»! — прошипел Вань-Вань. — Наверное, один из пилотов! Жив, курилка!

— Ненадолго! — мрачно прокомментировал Леша. — Вдобавок теперь они знают, что кто-то спасся! Надо уходить!

— Понять бы еще куда! — ответил Михаил Петрович.

— Товарищ полковник! — обратился наш герой к Вань-Ваню. — Я помню карту! Если мы где-то рядом с Кунжамбой, то дорога на Куиту Куанавале ведет вдоль этой реки! По крайней мере, километров сорок!

— Он прав! — похвалил его Леша. — Я прикинул по звездам: первые километров двадцать — пока темно — можно идти вдоль реки. Но потом лучше срезать и идти по саванне!

— Хорошо! — согласился Вань-Вань. — А утром посмотрим карту! Эх, нам бы радиостанцию! Вызвали бы вертолет, к утру бы уже у своих были!

С другого берега опять ударил унитовский пулемет. Ему снова ответил «скорпион» героя-летчика. Впрочем, вскоре он перестал подавать признаки жизни.

— Надеюсь, у него просто закончились патроны! — прошептал Леша. — Товарищ полковник, можно, я схожу, проверю?

— Можно, и я с ним? — напросился Лейтенант и сам испугался своей инициативе.

— Давайте, только быстро! — согласился Вань-Вань. — Но если по самому берегу — то только ползком!


Когда они нашли вертолетчика, тот уже не дышал — пулеметной очередью у него буквально снесло голову.

— Даже непонятно, кто ты был, парень! — с сожалением сказал Леша, обыскивая карманы. — Хотя нет, я нашел какие-то «корочки» — утром посмотрим!

Опять ударил пулемет. Два офицера вновь вжались в грязь, дожидаясь, пока у того закончится лента. Когда это произошло, Леша прошептал:

— Я взял оружие, патроны и гаррафу с вином! Надо же, спас самое ценное! Молодец! Пошли! А на обратном пути еще и пулемет поищем!

Им повезло. Спустя полчаса поисков в теплой даже ночью воде они нашли не только «СП», но и два ящика — скорее всего, из тех, что вез с собой Петрович. Поразмыслив, они решили взять их с собой.

— Где вы ходите?! — прорычал Вань-Вань, когда они вернулись. — Я уже хотел за вами идти! Думал, и вас скосило!

Увидев, что они принесли пулемет и ящик с лентой, он тут же смягчился. К великому сожалению Леши, полковник заставил его вылить вино и заполнить трехлитровую бутыль водою. Михаил Петрович обрадовался, увидев два принесенных ими ящика.

— Ну, мужики, пока не знаю, чего с этим делать, но уверяю — БОВ нам не помешает!

— А что такое БОВ? — поинтересовался Лейтенант. — У меня чуть руки не отвалились!

— Боеприпас объемного взрыва! При подрыве образуется обширное газовое облако, которое потом детонируется! Сгорает все живое! Незаменим при использовании против бункеров! Действует как небольшая атомная бомба! — объяснил за артиллериста Вань-Вань. — Ты что, Петрович, серьезно? Я и не знал, что мы такие в Анголу поставляли!

— Я тоже! — радостно ответил тот. — Пока не нашел на складе в Менонге! Думаю, наши тайком испытать хотели, а потом кто-то что-то перепутал!

— И чего нам с ними делать? — вслух подумал Вань-Вань.

— Я знаю! — вдруг возбужденно прошептал Леша. — Устроим нашему пилоту достойные похороны! С фейерверком!

Когда начало светать, четверо спасшихся офицеров успели, как прикинул Вань-Вань, пройти километров семнадцать. Их продвижение тормозил хромавший Михаил Петрович. Хромать начал и Лейтенант, уже спустя пару часов после начала движения натерший мозоль мокрым носком. Он пожалел о том, что когда-то предпочел прочные, но дубовые корейские ботинки менее эстетичным, но гораздо более щадящим кубинским «антикобрам». Неожиданно далеко за спиной горизонт осветила яркая вспышка. Спустя какое-то время остановившиеся офицеры услышали раскаты мощного взрыва.

— Капитан Жоао Батишта Переш вознесся в Валгаллу! — прокомментировал Леша, предварительно заглянув в удостоверение личности. — В сопровождении, я надеюсь, всех наших преследователей!

— Ну и грохнула твоя штука, Петрович! — с уважением сказал Вань-Вань.

— Фирма веников не вяжет! — гордо ответил бывший командир атомных гаубиц. — Фирма делает гробы!

— Что ж, — сказал Вань-Вань, — надеюсь, что во время проводов Жоао сгорели все энтузиасты! Пока снарядят погоню, пройдет немало времени!

— Если только в Кунжамбе не окажется говорящего по-английски парня! — заметил Леша, перекладывая «СП» на другое плечо.

— Не каркай! — сурово сказал Петрович.

— Действительно! — поддержал его Вань-Вань. — Товарищи офицеры, потерявшие кепи, предлагаю немедленно снять майки и натянуть их на голову! Солнце начнет жарить минут через десять! Сейчас свернем к дороге — может, найдем уцелевший знак километража! Проверим наши расчеты! Потом свернем в саванну! Лейтенант, набери воды! И сразу брось в бутыль обеззараживающие таблетки! Половину упаковки! Что? Хлоркой отдает? Ничего, это лучше, чем дизентерия или глист метров в пятнадцать! Леша, давай мне пулемет, бери мой «Калашников» — пойдешь впереди в боевом охранении! Будьте внимательны! На каждом шагу может появиться противник!

— А если свои, — добавил Леша, — то тоже могут сначала застрелить, а уж потом разобраться!


Шагая под нещадно палившим солнцем Африки и разглядывая мокрую от пота спину Петровича, Лейтенант размышлял о том, сколько всего ему пришлось пережить за последние месяцы. Он несколько раз чудом остался в живых. Причем не только здесь, в Анголе, но и в кошмарной реальности горячечного бреда. Он переболел малярией, стал настоящим мужчиной, научился преодолевать свой страх и впервые влюбился в чудесную девушку, ответившую ему взаимностью. Его сделала своим любовником древнеримская императрица, годившаяся ему в матери. Он стал невольным участником глобально-политической интриги, затеянной ГРУ, приобрел множество врагов и еще больше прекрасных друзей. Он приручил крокодила и подружился с двумя мартышками. Он был молод и счастлив. И пусть у него жутко болели стертые в кровь ноги, автомат и мешок с провизией и водой нещадно кромсали ремнями ноющие плечи, а под мышками чесалось от пота и нервного возбуждения. Все равно он был благодарен сухой красной земле, колючим кустам и белому солнцу над головой. Его беспокоило лишь одно — он боялся, что после всех этих событий жизнь вдруг опять станет рутинной, спокойной и скучной.

— Нет уж, спасибо! — невольно сказал он вслух и очень сконфузился, когда шедший впереди Петрович удивленно обернулся.

К девяти утра, после почти восьми часов ходьбы, прерывавшейся лишь небольшими, на пять-десять минут, остановками, Вань-Вань наконец сжалился и скомандовал:

— Привал!

По счастью, они как раз набрели на небольшой водоем, похожий, скорее, на большую лужу. Густая грязь вокруг мутноватой поверхности пруда оказалась покрытой многочисленными следами обитателей саванны, приходившими сюда на водопой. Следопыт Леша обнаружил, что привычными клиентами лужи были не только антилопы, гиены и шакалы, но и стая львов.

— Придется быть еще внимательнее! — констатировал он. — У них здесь помимо водопоя еще и любимое место охоты!

— Ага, как бы они нас с зебрами не перепутали! — согласился Вань-Вань. — Мужики, у меня есть котелок! Сейчас сделаю суп из тушенки! После обеда — всем спать! Я буду на часах первым! Потом, через полтора часа — Леша, потом — Лейтенант и, наконец, Петрович! А пока я готовлю еду — чистить оружие!

Глава 4

«Известия», 22 октября 1989 года

МИСС СССР-90

«Международный центр социально-культурных программ

„Венец“ намерен провести второй всесоюзный конкурс красоты, в котором примут участие 24 претендентки, в конце апреля 1990 года… Судя по всему, успех „Венцу“ гарантирован, поскольку волна интереса к русским красавицам в мире растет, так же как и волна интереса самих красавиц к конкурсам».

С. Мостовщиков

«Правда», 14 февраля 1990 года

МОЛЧАТЬ БОЛЬШЕ НЕ ВПРАВЕ!

«Я рабочий, 43-х лет, коммунист с 1972 г. Один дед мой был участником восстания на броненосце „Потемкин“, другой — кузнецом на Урале. Отец — участник Великой Отечественной войны.

И вот настал день и час, когда я молчать больше не могу!.. Чего мы ждем?! Гражданской войны? Я не сталинист, но я за порядок и дисциплину в стране. Партия должна предпринять все меры к тому, чтобы приостановить процесс дестабилизации, наладить нормальную жизнь. При многопартийности и разбросе мнений этого сделать невозможно — во всяком случае сейчас, на этом этапе… Считаю также, что в этот тяжелый для партии и страны момент уход из рядов КПСС… надо расценивать как предательство».

— Моя жизнь подходит к концу, — говорил Недобитый, печально поглаживая красивую бороду, — а я так и не понял, правильно ли прожил ее!

Разговор проходил в тесной тюремной камере с куполообразным потолком, в центральной части которого имелось отверстие диаметром с полметра. На полу валялись соломенные тюфяки и лохмотья в подозрительных темных пятнах, напоминавших засохшую кровь. Судя по тому, под каким углом в дырку над головами попадали солнечные лучи, скоро должны были начаться сумерки. Скорее всего, отсутствие отвратительной мухи означало, что с постепенным излечением от малярии грань между явью и бредом преодолевалась все легче. «Может, — подумалось Лейтенанту, — она в какой-то момент вообще исчезнет!»

— Почему, врачеватель, ты считаешь, что твоя жизнь не удалась? — спросил наш герой старика.

— Посуди сам, Ретиарий! В молодости я был правоверным иудеем! Во всем Эфесе не сыскать было еврея, который бы знал Тору или соблюдал законы и правила лучше и строже, чем я! И соплеменники уважали меня за это! Бог жил в моем сердце и вел меня, взяв за руку своей могучей ладонью! Или, по крайней мере, мне так казалось… Как и полагается, я женился, работал, рожал детей и всегда находился в мире с самим собою. И хотя наша эпоха полна опасностей и смуты, а мой народ погряз в грехе, распрях и стяжательстве, я точно знал: уж меня-то упрекнуть не в чем! Именно поэтому — из уважения к моей праведности — меня и назначили главным гонителем сектантов, почитавших распятого за преступления против Храма раввина. И, смею тебя заверить, мой юный друг, я не знал пощады, преследуя еретиков! То, что отказывались делать римляне, утверждая, что не имеют никакого отношения к спорам евреев, с лихвой возмещали такие, как я, — ревнители истинной веры! Мы организовывали бойкоты, изгоняли сектантов из селений подобно прокаженным и вышвыривали их из синагог! Мы даже порою убивали тех, кто кощунствовал и называл Назаретянина Мессией!

— А как вы могли знать, что он Мессией-то не был? — полюбопытствовал наш герой.

— Потому что, мой друг, — ответил Недобитый, — мы думали, что Мессией не мог оказаться наглым оборванцем, сумевшим настроить против себя даже жителей родного города! Каким же он мог быть Царем Иудейским, если сами иудеи его ненавидели и боялись? Как может кто-то стать лидером нации, если он говорит ей, что она погрязла в говне? Что она не лучше, а хуже своих соседей? Во всяком случае, так я считал в то время.

— И что же изменило ваше мнение?

— Однажды, когда я направлялся в Сирию, чтобы выкорчевать сектантов из Дамаска, со мной произошло нечто неожиданное. Я тяжело заболел, и сознание покинуло меня на несколько дней… Ты когда-нибудь бредил?

— Да, мой врачеватель! Иногда мне даже кажется, что я живу в своем бреду!

— Вот-вот! В кошмарах я вернулся в свою юность! И знаешь что? Я вдруг понял, что встречал Учителя! Я вспомнил! Я видел его!

— Вот как? И при каких обстоятельствах?

— Он сидел в рубище возле главной синагоги Эфеса и ел черствую лепешку. Казалось, этот оборванец ничем не отличался от всех остальных нищих, что ждали милостыни от прихожан. Кроме разве ярко-зеленых глаз и красивого лица, светившегося какой-то идиотской добротой. Но проходивший мимо иудей, собиравшийся в тот день читать своим единоверцам Тору, вдруг вздрогнул и посмотрел в его сторону. А потом подошел и обратился к нему: «Нищий, у тебя такое доброе лицо! Но почему мне хочется взять вот этот посох и разбить тебе нос и губы?» Учитель дожевал свой хлеб, улыбнулся так, что все вокруг засветилось, а соседи-нищие замолчали, и ответил: «Потому что во мне ты увидел то, чего у тебя никогда не было! А потому не мучайся — ударь! И ударь еще раз!»

— И что?

Недобитый помолчал, но потом все же продолжил:

— И я ударил! Да так, что до сих пор помню, как заныла рука, державшая посох! И как рассек его губы! И как из носа хлынула алая кровь! И знаешь что? Сейчас я понимаю, что с той минуты, когда я безнаказанно и без повода избил бездомного бродягу с добрым лицом, моя жизнь полностью изменилась!

— Почему, врачеватель?

— Потому что я впервые испытал муки совести! А именно она, мой юный друг, а совсем не ревность — истинная сестра любви! И потому грех порою способен сделать из человека настоящего праведника!

— И, вспомнив об этой встрече, вы стали последователем Учителя?

— Да, мой друг! Как оказалось, кровь Назаретянина на посохе и моих руках передала мне часть его дара! Именно благодаря давней встрече у синагоги я могу лечить людей! И, смею заверить тебя, после той болезни по дороге в Дамаск я взялся за дело Христа с тем же рвением, с каким до этого преследовал будущих братьев своих! Во мне горела такая вера, что ее огонь навсегда очищал души людей, которых я видел хотя бы один раз в жизни! Сила моей любви к людям лечила и даже оживляла их! Зная, что я вот-вот вновь увижу зеленоглазого странника и поцелую в знак раскаяния шрам на его губе, я был счастлив гораздо больше, чем предаваясь утехам с женой или видя, как растут мои дети! Но… идут годы, а Учитель почему-то не торопится выполнять обещание. Вернуться, чтобы спасти нас — его паству, его страдающих и любящих детей!

— Поэтому вы и подожгли Рим? Чтобы заставить его вернуться?

— Что ты, юноша! Надеяться на то, что гибель вавилонской блудницы и гонения на нас побудят Учителя поторопиться — нет, это было бы непомерной и греховной гордыней!

— Так зачем же вы пошли на это? Ведь в огне погибли тысячи людей!

— Это были тысячи грешников! Огонь мучений очистил их от скверны!

— А от чего он «очистил» невинных? Чем дети-то успели провиниться?

— Они были язычниками!

— Я, может, молод и глуп, но даже мне понятно, что двухлетний малыш не может быть язычником, иудеем или христианином! Он просто малыш, которому еще предстоит прожить свою жизнь! Совершить свою долю хороших и плохих дел! Или не совершить ничего! Неужели вы думаете, что Учителю понравилось бы убийство детей его именем?

— Возможно, ты и прав, Ретиарий! Более того, смею тебя заверить, я был против этого решения! Как были бы, скорее всего, против большинство братьев и сестер, если бы их спросили об этом! Но мы, иерархи, знали, что пожар все равно произойдет! А если мы не могли его предотвратить, то, по крайней мере, должны были воспользоваться предложением!

— И что же это было за предложение?

— За наше содействие в пожаре Нерон через претора гвардии пообещал нам жестокие гонения, неслыханные мучения и страшную смерть!

— И все?!

— Нет! Они пообещали, что таким образом о нас, последователях Учителя, узнают во всех уголках империи!

— Неужели это достойная плата за участие в гибели невинных и за свои собственные страдания?

— Да, это действительно трудно понять! Но теперь о нас знает каждый из двадцати миллионов жителей Средиземноморья! И пусть сегодня нас ненавидят как преступников! Пройдет время, и они, видя наши мучения и кротость, постараются узнать, чем же отличается очередная иудейская секта от хозяев Храма!

— Но, дорогой мой иерарх, если вы вместе с германцами гвардии поджигали торговые ряды у Марсового поля, то так ли уж вы отличаетесь от тех, кто приговорил Христа к смерти? Повторю свой вопрос: что сказал бы на этот счет сам Учитель?

Недобитый тяжело вздохнул:

— Если бы ты, мой юный друг, попробовал сказать нечто подобное два года назад, я бы знал, что тебе ответить! Да так, что в тот же день ты бы присоединился к нашему сообществу! Я знал, что мы святы в своей правоте ненасилия! Теперь же, после пожара, я чувствую, что потерял часть своей силы, переданной Учителем!

— Вы потеряли не часть силы, мой врачеватель, а часть уверенности в том, что имеете право ее использовать.

— Да, да! Именно так мне сказал и префект гвардии!

Лейтенант внутренне содрогнулся:

— Кто? Голубоглазый? Вы слушаетесь его советов?

— А почему бы и нет! Он, конечно, безжалостный и циничный палач, но зато интеллигентен и держит слово!

— Какое это обещание он сдержал? Сжечь вас на кострах и скормить диким зверям?

Иерарх промолчал.

— По-моему, я догадался! Он обещал, что оставит в живых именно вас!

— Нет, мой Ретиарий, этого он никогда не говорил! Но он обещал, что пощадит одного из столпов церкви!

— И вы благодарны за то, что он выбрал вас!

— Каждую минуту своей подходящей к концу жизни, — вдруг перешел на сухой тон Недобитый, — я сожалею о том, что за мою жизнь расплатился мой любимый брат, основатель римской церкви и апостол Учителя!

— Ну как по мне, — философски заметил наш юный герой, — лучше уж сожалеть живым, чем радоваться мертвым! И чем вам еще нравится Голубоглазый?

— Мне кажется, что, принимая царящий вокруг разврат, сам он остается внутренне чистым и не одобряет его! Это редкость для нынешнего — нового — Рима! Да, он жесток и не любит демократию, но в то же время он по-своему справедлив, честен и способен сочувствовать! Он патриот! Он прекрасный собеседник и не пьет вина!

— Уж лучше бы пил! — пробормотал Лейтенант, у которого сложилось свое собственное мнение о префекте. — И кстати, позвольте полюбопытствовать: а почему вам нравится его патриотизм? Какая разница единому Господу нашему, кто его дети: римляне, парфяне или варвары?

— Недобитый все правильно понимает! — раздался знакомый голос, и дверной проем камеры полностью заполнила туша Жополицего. — Человек может быть казнокрадом, взяточником, развратником и даже убийцей! Но если при этом он беззаветный патриот своей Родины, то он во сто крат лучше, чем какой-нибудь принципиальный космополит со своими либеральными ценностями!

Врачеватель-иерарх покраснел от гнева, но промолчал — по всей видимости, он не полностью разделял взгляды прокуратора на концепцию патриотизма.

— Собирай вещички, красавчик! — прорычал незваный гость. — Пора тебе на перековку!

— В чем он обвиняется? — спросил Недобитый, из собственного опыта знавший, как работала местная правоохранительная система.

— В оскорблении Величества, адюльтере и покушении на нравственные устои империи! Скоро, приятель, ты опять продемонстрируешь свои таланты на арене! Только в этот раз познакомишься с нашими зверушками! Между прочим, хороший, гы, гы, бизнес! Мы с нашим общим знакомым владеем монополькой на поставку животных для зрелищ! Доходнее, чем почта, проституция и поставки зерна из Египта, вместе взятые! — А потом, подойдя к Ретиарию и наклонившись, шепотом: — А также чем нефть и сотовая связь! Что, не знаешь такую? Валенок! Ну, давай, собирай манатки! Как говорят евреи, время собирать кирпичи и время банкротить кирпичный завод! Гы, гы, гы!

Глава 5

«…На фоне начавшегося к этому времени вывода из Анголы кубинских военнослужащих и сокращения советской военной помощи желание воевать у ангольцев совершенно пропало. Поэтому когда летом 1990 г. звено „Су-25“[48] перебросили с авиабазы Намиб на юге страны на аэродром в окрестностях Луанды, откуда оно должно было поддерживать… операции против сил УНИТА в центральных провинциях, летчики ангольских ВВС совершили за месяц всего 25 боевых вылетов, используя штурмовики как стратегические бомбардировщики — сбрасывали бомбы с высоты 5–7 км».

И. Дроговоз «Необъявленные войны СССР»

«Правда», 24 февраля 1990 года

ИЗМЕНЕН ГИМН МОНГОЛЬСКОЙ НАРОДНОЙ РЕСПУБЛИКИ

«Указом Президиума Великого Народного Хурала МНР возрожден текст гимна страны, написанного в 1950 году… 10 июня 1970 года гимн МНР был обновлен. В частности, в него включили куплет: „Связав свою судьбу со Страной Советов и объединившись с прогрессивной общественностью, идем целеустремленно к коммунизму“. В восстановленном тексте гимна этих слов нет».

— Просыпайся, воин! — растолкал его Леша. — Твоя очередь! Держи — заодно «скорпион» нашего пилота почистишь!

Лейтенант непонимающе уставился на морпеха. Для спасения от жары и одновременно для сушки на коротко стриженной голове того были повязаны собственные трусы. На грязнобелой материи красовались вперемешку выцветшие розовые сердечки и миниатюрные долларовые знаки.

— Подарок от любимой женщины! Перед командировкой в Анголу! — пояснил эксперт по специальным операциям, заметив дикое выражение глаз нашего героя. — С намеком! Мол, вот тебе мое сердце, а обратно привези «зеленых»! Все бабы одинаковые!

— «Бабы», может, и одинаковые, — ответил Лейтенант хриплым голосом, с трудом распрямляя измученное тело, — а вот женщины — настоящие женщины — разные!

Леша ухмыльнулся, но спорить не стал.

— Ну-ка, покажи мозоли! — предложил он Лейтенанту.

Наш герой нехотя вытянул изувеченные ноги: по какой-то садистской традиции все армии мира считали натерших ноги военных чуть ли не предателями. Некоторые из них, как, например, британская военщина во время Первой мировой, отдавали «мозольщиков» под суд военного трибунала. Поэтому признаться в том, что у тебя кровавые пузыри на ногах, было, пожалуй, хуже, чем продемонстрировать сифилитическую сыпь на груди.

— Ну ты даешь! — поразился Леша, уставившись на подошвы юного офицера.

Лейтенант испуганно посмотрел туда же. Никаких кровавых сгустков на ногах не наблюдалось. На бледной коже весело розовели шрамы от давно затянувшихся ран.

— Ты что, к экстрасенсу сходил? — по-прежнему не мог поверить своим глазам морпех.

Переводчик вдруг вспомнил о только что состоявшемся общении с недобитым врачевателем.

— Может, и сходил! — ответил он, натягивая носки. — А ты спи! Скоро опять в дорогу!


Когда прошли полтора часа смены, Лейтенант пожалел спавшего под баобабом Петровича — уж слишком его измученное лицо на вещмешке напоминало ему собственного отца. К тому же подвернутая голень с внушительным отеком явно нуждалась в дополнительном покое. До шести вечера оставалось с полчаса, когда откуда-то издалека — со стороны Куиту Куанавале — послышались звуки артиллерийских выстрелов. Лейтенант бросился будить Вань-Ваня. Тот потер опухшее, обожженное солнцем небритое лицо, прищурил и без того раскосые глаза и объявил:

— По-моему, началась операция «Зебра»! Наступление на Мавингу! Буди народ — надо поговорить!

Пока Лейтенант поднимал соотечественников, километрах в пяти над ними пролетели два реактивных самолета.

— «Сушки»! — объявил всезнающий Леша, послушав далекий звук двигателей. — Только какого аллаха они на такой высоте летают? Они же штурмовики, а не бомбардировщики!

— Да потому что зенитного огня боятся! — пояснил Петрович.

Он был не в духе и не оценил благородства жалостливого Лейтенанта.

— Ну ладно, джентльмены, — прервал их Вань-Вань, успевший умыться пахнущей хлоркой водой из лужи, — оставим в покое летчиков ФАПЛА! Давайте-ка лучше обсудим нашу ситуацию! А она такова: по всей видимости, доблестные вооруженные силы Анголы при активном участии советских советников начали свое наступление на Мавингу!

— А мы не знаем, какая дата была определена? — наивно поинтересовался Лейтенант.

— Нет! — ответил Вань-Вань. — О ней знали очень немногие! Подсоветной стороне так и не удалось окончательно искоренить шпионов УНИТА, ЮАР и прочих доброжелателей в своих штабах. Я даже думаю, что окончательную дату могли определить, скажем, лишь за неделю до начала. При этом ее знали, возможно, с десяток человек!

— Из которых половина сидит в Москве! — поддержал его Леша.

В этот момент откуда-то с северо-запада донеслась особенно мощная и продолжительная серия разрывов.

— «Грады» бьют! Как минимум четыре установки! — радостно произнес Михаил Петрович, потирая широченные ладони. — Эх, недаром старался! Жаль, не увижу результатов!

— А может, — позволил себе комментарий Лейтенант, — оно и к лучшему! Помните, как ГВС по деревне шарахнул!

— Так или иначе, наступление началось! — продолжал Вань-Вань. — И оно вполне может внести коррективы в наши с вами действия! Прежде всего, атакующая колонна ФАПЛА пойдет по единственному существующему на сегодняшний день шоссе! Вдоль которого, заметьте, мы шли всю прошедшую ночь! Во-вторых, я не думаю, что группировка встретит сколь-либо серьезное сопротивление до Кунжамбы! А то и до самой реки Ломба — единственной водной преграды на пути к Мавинге! Соответственно, вполне возможно, что атакующие порядки будут продвигаться достаточно быстро и смогут оказаться рядом с нами через пару дней!

— То есть у нас есть выбор: двигаться навстречу своим или сидеть на месте и ждать их подхода? — спросил Петрович, невольно поглаживая поврежденную голень.

— Так точно!

Наступила пауза. Каждый из вариантов имел свои несомненные преимущества. Так, движение навстречу своим означало меньший риск быть настигнутыми погоней (если, конечно, таковая была организована). Вдобавок, их близкие не мучались бы от неизвестности лишних двадцать четыре часа. С другой стороны, если предположить отсутствие преследователей — по всей вероятности, полностью уничтоженных «подарком» погибшего вертолетчика, — вполне спокойно высидеть на месте до подхода своих частей также являлось привлекательной альтернативой. Особенно для Михаила Петровича с его поврежденной ногой, которая причиняла мучительную боль при каждом шаге. Да и всем остальным не очень улыбалось тащить на себе личное оружие, тяжеленный пулемет, патроны к нему, воду, вещмешки с провизией и прочим уцелевшим после приводнения барахлом.

И тут Лейтенанта осенило.

— Товарищ полковник, разрешите переговорить с вами наедине!

Леша и Михаил Петрович с неудовольствием уставились на него. Ни один учебник не описывает, как вести себя на контролируемой противником местности после того, как вы и ваши товарищи чудом спаслись со сбитого «стингером» вертолета. Но всем и так было понятно, что сепаратные разговоры в подобной ситуации выглядели не очень красиво. Тем не менее, Вань-Вань сухо кивнул и отошел метров на десять.

— Слушаю вас, товарищ лейтенант! — сказал он в официальной манере, которой упорно следовал после пробуждения.

— Вы помните показания нашего перебежчика? Об упавших в реку крылатых ракетах с красными звездами на борту?

Лицо Вань-Ваня тут же показало признаки оттепели. Его раскосые глаза тут же ожили.

— Ну? Говори!

— Фелину не знал координат! Но вспомните, что он говорил о реке! Что ее видели его связисты, тянувшие провод вдоль дороги на Мавингу!

— Так-так, и что же?

— Посмотрите на карту!

Полковник вернулся к угрюмо глядевшим на него Леше и Петровичу, без слов взял разложенную перед ними потертую карту и вернулся к Лейтенанту.

— Смотрите! Кроме переправы через Ломбу, единственная река, которую они могли увидеть с дороги, — это та, в которой мы искупались прошлой ночью!

— Возможно, ты и прав, Лейтенант! Прямо скажем, я впечатлен твоими аналитическими способностями! Но участок дороги, о котором ты говоришь, тянется… — Вань-Вань прикинул на глаз расстояние по карте, — около сорока километров! Придется искать! И искать, может быть, довольно долго! Если, разумеется, исходить из того, что Резидент и наши коллеги уже вывезли ракеты!

— Вы считаете, что они точно знали координаты падения? Зачем тогда вообще было посылать ракеты на территорию, заведомо занятую УНИТА? Зачем так рисковать ядерным оружием?

— Нет, — подумав, ответил Вань-Вань, — я думаю, что ГРУ к пропаже «Х-55» с боевыми головными частями отношения не имеет! По-моему, они просто полетели не туда, куда надо, и их потеряли… Но наши вполне могли проследить за ракетами со спутников, вычислить их, обнаружив излучение плутония в устройствах или… Или их мог засечь наш секретный радар!

— Какой радар?

— Тот, что на побережье, возле Луанды! Он контролирует практически всю южную Атлантику, следит за передвижением кораблей НАТО. Теоретически, он мог засечь и наши ракеты! Кстати, твой приятель Олег как раз и работает на этой РЛС!

— Надо же, он мне не говорил…

— Ну и правильно! Молодец! Ему и не положено говорить!

— А какой радиус действия радара?

— Если ракеты летели на крейсерской высоте — метров сорок, — то не больше тысячи километров!

— Давайте померяем от Луанды до нас!

Вань-Вань достал крохотную рулетку и измерил упомянутое расстояние.

— Черт возьми, тысяча километров и получается! На границе зоны видимости радара! Интересно, они долетели сюда случайно или…

— Если кто-то направил их сюда специально, то зачем? Какая в этом логика? Радиус действия крылатых ракет — свыше трех тысяч километров! При желании их можно было бы отправить туда, куда надо!

— А если сюда как раз и надо? Вспомни рассказ Фелину о проданных арабам «стингерах»! Если у УНИТА уже имелись связи с Саддамом или кем-то еще с Ближнего Востока, то вывезти «потерянные» ракеты с контролируемой партизанами территории было бы значительно легче, чем с территории ФАПЛА!

— Я подозреваю, что с советской стороны действует предатель…

— Возможно, в его понимании он и не предатель, если выполняет распоряжение своего руководства! А руководство, скажем, считает, что ракеты Саддаму надо отдать! Мы же знаем, например, как хорошо к нему относятся в КГБ!

— Так вы думаете, иракцы уже знают о второй паре ракет?

— Понятия не имею! Но если знают, то они либо уже вывезли их из Анголы, либо вот-вот вывезут!

— Из-за начала наступления?

— Конечно! Ведь дорога на Мавингу, с которой было видно приводнение одной из ракет, скоро будет забита правительственными частями!

Вань-Вань поразмыслил о сказанном:

— То есть если предположить, что Резидент по той или иной причине не знает о координатах падения и что о них так или иначе знают люди Саддама, единственные из советских, кто может хотя бы теоретически добраться до них первыми, — это мы?

— Если, конечно, кто-то из наших сограждан уже это не сделал! Но с другими целями!

Вань-Вань подумал еще. В какой-то момент он взглянул в сторону Петровича и Леши и с минуту разглядывал их так, как будто старался запомнить навсегда. Наконец он принял решение и сказал:

— Идем, Лейтенант, пора кое-что рассказать и нашим товарищам!


Спустя некоторое время, когда Вань-Вань вкратце поведал о сложившейся ситуации, Михаил Петрович без долгих раздумий сказал:

— Надо идти к ракетам!

— Мы можем и разделиться! — мягко ответил Вань-Вань. — У тебя, полковник, все равно повреждена нога — ты бы мог остаться здесь, в лагере!

— Ну уж нет! — буркнул тот. — Чего-чего, а торчать здесь одному — наедине со львами и партизанами — я не собираюсь! Да и голень моя получше!

Разведчик кивнул и поднялся.

— Что ж, товарищи офицеры, решение принято! До заката осталось четыре часа! Предлагаю за это время выйти к шоссе на Мавингу в районе 20-го меридиана, пересечь его и, разделившись на две команды, двигаясь по обе стороны русла реки, визуальным наблюдением установить местонахождение потерянных дальней авиацией ракет «Х-55»! В первую группу, которая будет двигаться на северо-запад, входят товарищ майор и товарищ полковник! Во вторую, которая пойдет в обратном направлении, войдем мы с товарищем лейтенантом! В случае обнаружения попыток овладения указанными ракетами со стороны представителей иностранных государств или, гм, советских граждан, чей доступ к ядерному оружию не подтвержден соответствующими полномочиями, приказываю воспрепятствовать этим действиям любыми возможными способами! В случае если одна из групп услышит звуки огневого боя, она должна немедленно выдвинуться на помощь второй! Единственное исключение — если к тому времени уже обнаружены ракеты! Если ракеты не обнаружены при первом прохождении указанного маршрута, то обеим группам необходимо вернуться к точке разделения! Время повторного рандеву — семь часов вечера завтрашнего дня, перед самым закатом! При обнаружении боевых порядков ФАПЛА встретившая наступающие войска группа должна предпринять немедленные меры для оповещения о создавшейся ситуации моих подчиненных из разведотдела! После этого — действовать согласно полученным распоряжениям! Вопросы?

— Товарищ полковник, — с надеждой спросил Леша, — а какой из групп пулемет брать?

Вань-Вань не колеблясь ответил:

— Он на тебе, Алексей, уже как родной смотрится! Так что вы его с Петровичем и возьмете! К тому же, «Калашников» ты утопил, а «скорпион» пригодится лишь в ближнем бою!

— Ребята, — обратился к ним Петрович, изображая всем своим медвежьим видом смущение, — я тут дочкам письмецо накрапал… Возьмите кто-нибудь на случай, гм, неожиданностей…

Вопреки ожиданиям Лейтенанта, у которого от подобной душещипательной сцены навернулись на глаза слезы, Вань-Вань не стал ломаться и упрашивать Петровича «не говорить глупостей». Он просто похлопал артиллериста по крепкому солдатскому плечу и положил свернутый вдвое конверт в нагрудный карман пятнистой куртки. На конверте Лейтенант успел разглядеть Деда Мороза, мчащегося на тройке поздравлять советский народ с уже подходившим к концу 1990-м годом.


Спустя час, когда четверо русских уже приближались к шоссе, к месту их недавнего привала вышли представители львиного семейства. Вожак стаи — рослый, покрытый шрамами многочисленных схваток самец — давно стал людоедом. Собственно говоря, произошло это само собою — многолетняя война вытеснила привычную дичь и в то же время регулярно оставляла непогребенные мертвые тела. Были людоедами и две сопровождавшие его львицы. Обнюхивая место недавнего обитания белых людей, они возбужденно колотили упругими хвостами по ждущей дождей красной земле. Вожак колебался: последний раз стая поела вдоволь два дня назад. Близился вечер и время водопоя. Вполне вероятно, что здесь, возле крошечного водоема, ему и его подругам должно было сегодня повезти. И тогда они смогли бы лечь спать с животами, набитыми мясом разорванной на куски антилопы. Но сладкий запах пота и экскрементов спавших здесь двуногих щекотал его ноздри, заставляя их раздуваться, и настойчиво звал за собою — в сторону близкой и опасной дороги. Бывалый самец открыл воняющую мертвечиной пасть и тихонько рыкнул. Он тоже принял решение и, больше не издавая ни звука, побежал по следу человека. Две львицы следовали за ним, жмуря свои оранжевые глаза от переместившегося на запад солнца.


Спустя каких-то пятнадцать Минут после ухода львов место недавнего привала посетила еще одна стая хищников. Впрочем, они, в отличие от желтоватых кошек, передвигались на двух ногах и были покрыты желто-бурыми пятнами американского камуфляжа. Их вожак — рослый негр с широкими плечами и выпуклой грудью атлета — дал знак рукой всем остальным. Четверо бойцов отборного отряда УНИТА с облегчением остановились, чтобы перевести дух и вытереть пот: до этого им пришлось бежать много часов, пытаясь нагнать проклятых русских. Командир группы внимательно осмотрел следы пребывания, отметив и состояние слегка прикопанных экскрементов, и следы чистки оружия, и найденные в стороне и тоже прикопанные пустые консервные банки. Увидев следы львиной стаи, он невольно улыбнулся и негромко сказал своим подчиненным на португальском языке с американским акцентом:

— В первый раз вижу, чтобы кошки выступали в роли охотничьих собак!

Еле живые от усталости африканцы вежливо и тоже очень тихо посмеялись шутке американского инструктора. Бывшего «рейнджера» боялись больше проказы, импотенции и дьяволов ночи, вместе взятых. В свое время единственный ослушавшийся его подчиненный бесследно исчез. Зато в палатке безжалостного иностранца появился светильник из белоснежного человеческого черепа. Иногда, ласково поглаживая свой трофей, он любил с нехорошей ухмылочкой поговорить на тему того, что некоторые из нас, смертных, приносят гораздо больше пользы после завершения своей бездарной жизни.

— Их четверо! — вновь перешел на серьезный тон инструктор поисковой группы. — Один хромает! Это очень хорошо! Думаю, они идут к дороге! Нам нужно перехватить их сегодня!

Поставленная командованием задача была проста: поймать советских советников с оружием в руках в полосе начавшегося наступления ФАПЛА. Подобное могло послужить прекрасным информационным оружием в по-прежнему продолжавшейся борьбе с мировым влиянием Советов. Сам инструктор, прослуживший много лет и сталкивавшийся с коммунистами в самых разных частях мира, твердо знал одно. Как бы ни убеждали его наивных соотечественников в прогрессивности «Горби» и необратимости политики перестройки, русские всегда будут столь же дружелюбны и миролюбивы, как и спящий в берлоге медведь или сожравшая кролика анаконда. Судя по судьбе, постигшей балбесов, предусмотрительно посланных им за телом пилота, по крайней мере один из «комми» являлся профессионалом. И это означало, что инструктору понадобится предельная концентрация мысли и физических сил. Ибо как минимум один из спасшихся советников должен был появиться на телевизионных экранах, а в полученных им из миссии ЦРУ в Ботсване заветах имелись и особые инструкции. Так, по спутниковому факсу он получил две не очень хорошего качества фотографии со славянскими именами, выговорить которые человеку из цивилизованной страны можно было, лишь выпив бутылку «Столи». Этих двоих (одного лет сорока, другого — совсем юнца), в случае успешной поимки, предстояло переправить за пределы Анголы для последующего допроса с пристрастием. После этого, по-видимому, они бы навсегда исчезли для окружающего мира. Инструктор отпил глоток кипяченой воды из фляги, критически осмотрел своих дышавших как загнанные кони воспитанников и без всякого пафоса в голосе сообщил, что если кто-нибудь из них умудрится убить хоть одного из «руссош», то он лично вырежет и съест его печень. Никто из них, мрачно выслушавших его слова, не сомневался, что именно так проклятый американец и сделает. Трюк с поеданием печени еще живого противника они наблюдали неоднократно. Равно как и штуки похлеще — вроде «аборта по-вестпойнтски» (когда беременной женщине стреляли в живот из автомата) и «аборта по-рязански» (когда вместо пуль использовался штык-нож от «Калашникова»).

Глава 6

«Известия», 16 сентября 1989 года

ЧИТАТЕЛИ «ИЗВЕСТИЙ»: КТО СЛУЖИЛ, ТОТ ЗНАЕТ

«Более 33 лет я прослужил в многонациональных коллективах и сейчас хочу изложить свои предложения о языке с точки зрения военного. В проекте платформы КПСС по национальному вопросу сказано, что „Вооруженные Силы СССР формируются на многонациональной основе“ и что неукоснительно должен сохраняться „свободный выбор языка обучения“. Каким же образом это можно соблюсти в Вооруженных Силах? Вряд ли можно представить себе командира, который командует кораблем… с помощью переводчиков! Где взять взводного, который знает 15 языков? Армия всегда была очень важным этапом интернационального воспитания. Кто служил, тот знает, как важно доверять товарищу по оружию. Вспоминаю тех, с кем служил в последние годы, кого я знал ближе всех. Это азербайджанец Рустам Магомед-оглы, армянин Гриша Галустян, таджик Халмурат Зияев, эстонец Эвальд Вайнул. Если бы надо было идти в разведку, я без колебаний взял бы их с собой. И уверен, что они меня бы не подвели…»

В. Вепрук, Калининград

— По-моему, в этой речке и крокодилу-то не утонуть — не то что крылатой ракете! — с большим сомнением прошептал Леша, поправляя на голове подарок любимой женщины.

— Тем легче будет их найти! — заметил Вань-Вань, разглядывая открывшийся им пейзаж.

Четверо советских лежали в прибрежных кустах, спиной к дороге, на которой с завидной регулярностью появлялись автомобили с солдатами УНИТА. Все они двигались в одном направлении, из чего становилось ясно, что главные события нового витка войны должны были состояться дальше.

— Полковник, — поддержал Лешу Петрович, — при всем моем уважении, Леша прав! То, что мы должны сделать, — это найти иголку в стогу сена!

— Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что! — пробурчал морпех, рискуя вызвать гнев начальства.

Вань-Вань подумал и произнес:

— Может, вы, мужики, и правы! Но вы не учитываете одного: да, найти иголку в стогу сена почти нереально! А вот найти тех, кто ищет эту самую иголку в бл…дском стогу, — гораздо проще!

— И как же мы найдем тех, кто ищет иголку? — недоверчиво поинтересовался Петрович, морщась от неудобства — патронные магазины из матерчатого «лифчика» больно давили в грудь.

— Используя народные методы! — с железом в голосе ответил Вань-Вань. — Глаза и лохматые уши! Смотрите!

В лучах заходившего солнца все вдруг увидели, как в нескольких километрах от них, метрах в двухстах над саванной двигался летательный аппарат. Зоркий эксперт Леша в возбуждении стянул с головы трусы с символами денег и того, что за них якобы нельзя купить, прищурился, секунд тридцать понаблюдал за маневрами вертолета и озвучил свои выводы:

— «Еврокоптер», СА 332 «Супер Кугуар», он же «Супер Пума»! Всепогодный геликоптер средней грузоподъемности, способный летать и днем, и ночью. Может брать двадцать пять десантников или почти пять тонн веса. Вооружение — пулеметы в дверных проемах и подвесные контейнеры с неуправляемыми ракетами. Между прочим, находится на вооружении Конго и Зимбабве!

— Потянет такой две крылатые ракеты?

Леша подумал.

— В морской модификации он берет две ракеты «Экзосет» или торпеды «АСВ»! Значит, возьмет и «Х-55»! Тем более на подвеске!

Вертолет делал все более сужавшиеся круги над той самой частью Анголы, которая интересовала и наших героев. В какой-то момент он прошелестел винтами примерно в двухстах метрах от вжавшихся в красную пыль советских офицеров.

— Я его без всякого напряга из нашего «СП» снять могу! — спокойно заметил Леша.

— И чего он летает? — недоуменно спросил Петрович. — Его же в любой момент сбить могут! Не ФАПЛА, так УНИТА!

— Я думаю, они уже примерно знают, где ракеты! — наконец высказался Вань-Вань, наблюдая за маневрами вертолета. — Теперь же просто пытаются сузить район поиска до минимума! У них есть или координаты глобальной спутниковой системы позиционирования, или хороший радиационный детектор!

— Мне кажется, — подсказал Лейтенант, — что детектор не поможет! В этом месте Африки проходит гигантский разлом в земной коре! Ученые считают, что из-за высокого уровня естественной радиации здесь гораздо интенсивнее происходили мутации приматов! Поэтому и первый человек появился именно здесь — в Анголе или Намибии! Так называемая «намибийская Ева»!

Все остальные на секунду отвлеклись от наматывавшего круги геликоптера и с уважением посмотрели на Лейтенанта.

— Так мы что, от негров произошли? — с, прямо скажем, глуповатой улыбочкой спросил Леша.

— Именно! — подтвердил Лейтенант.

— То-то, я думаю, меня к черным бабам тянет! — глубокомысленно продолжил морпех. — Зов, значит, крови! А с радиацией этой, — Леша с сомнением потрогал подарок любимой женщины на голове, — у меня не того? Проблем не будет? Торпеда-то не зачахнет?

— Не зачахнет, если на презервативы жлобиться не будешь! — ответил Петрович. — Кстати, у меня еще остались — могу поделиться! В моем возрасте зов крови уже не так мучает!

— Товарищи офицеры! — поднял руку Вань-Вань, вглядываясь в стремительно наступавшие сумерки. — Вот он, момент истины!

Действительно, «Супер Пума» наконец зависла, снижаясь на уже невидимую в темноте площадку километрах в трех от советских советников.

— Я так понимаю, товарищ полковник, — отвлекся Леша от темы влияния радиационного фона на способность к размножению, — что делиться на две группы нам уже не надо?

— Вы абсолютно правы, майор! — весело подтвердил разведчик. — Товарищи офицеры, приготовиться к переправе!

Все тяжело вздохнули, но делать было нечего — вертолет сел на противоположной стороне реки, и, чтобы добраться до него, приходилось вновь на ночь глядя лезть в воду.


Спустя десять минут, когда четверо русских в чем мать родила, с тяжелыми свертками над головой, уже выходили на покрытый густой илистой грязью берег, в кустах, еще хранивших их запах, появился вожак львиной стаи. Поняв, что добыча ушла из-под самого носа, он недовольно фыркнул и помотал огромной башкой. Львицы, зная его суровый нрав, робко отошли в сторону, с опаской поглядывая на своего сожителя. Старый самец вдруг замер: в тихом воздухе ночи вновь появился сладкий аромат человека. Но в этот раз добыча не уходила от них, а, наоборот, приближалась. Что ж, у львиной стаи еще оставался шанс на то, чтобы не лечь спать на голодный желудок. Вожак в возбуждении засопел и приготовился к охоте. Лишь время от времени его желтые глаза тревожно поглядывали на запад. Там, на горизонте, порою мелькали сполохи продолжающегося наступления — 59-я бригада ФАПЛА рвалась к Мавинге.


— Деревня! — прошептал Леша, вернувшийся после короткой разведки. — Они приземлились возле крошечной деревушки! По-моему, будут ждать до утра!

— Это риск! — задумчиво ответил Вань-Вань. — К утру здесь могут быть правительственные части!

— Вы когда-нибудь видели, чтобы кто-то в Африке воевал ночью? — резонно возразил Леша.

Вань-Вань кивнул — бой в ночных условиях требовал уровня профессионализма и оснащения, которые пока были недоступны большинству армий красного континента.

— Товарищ полковник, — продолжал Леша, — по-моему, прилетевшие в вертолете решили скоротать время не самым красивым образом!

— Что-то с жителями деревни?

— Так точно! Видел нескольких связанных мужчин и мальчиков. Двое мужчин, по всей видимости, убиты.

Издалека донесся истошный женский крик. Леша не стал продолжать — и так все стало понятно.

— Кто они?

— Не смог разобрать! — доложил Леша. — Слишком далеко, а бинокль мы утопили! Но явно не африканцы!

— Полковник, — обратился к Вань-Ваню Петрович, — ракеты, конечно, дело важное! Но если мы сейчас не вмешаемся…

— Знаю, знаю! — раздраженно ответил тот. — Да, будем жалеть! Да, будет стыдно! А еще более стыдно будет, если одного из вас при спасении аборигенок пристукнут! Или если мы их порешим до того, как они вытащат ракеты! Думаешь, тебе в Москве спасибо скажут? За сохранение женской чести? Да тебя самого так трахнут, что…

Издалека донесся еще один женский крик.

— Товарищ полковник! — прервал его Лейтенант. — По-моему, там дело до убийства дошло!

— Хватит трепаться! — резюмировал Петрович. — Пошли!

Вань-Вань в сердцах плюнул:

— Могли дождаться, пока они сами достанут ракеты и в вертолет погрузят! А потом бы отомстили говнюкам за поруганных африканок и с комфортом — домой!

— Вещи, я думаю, пока можем оставить! — вместо ответа произнес Леша. — Я насчитал пятерых! Но, возможно, кого-то не видел!


Деревня оказалась притаившимся в ложбине скопищем нескольких хижин, в которых ютились, прячась от войны и стихии, десятка два местных жителей. Судя по всему, среди них почти не осталось мужчин, большую часть которых насильно призвали в армию правительственные войска или партизаны. Было похоже, что брошенные на землю посреди «площади» — у большого костра — седой старик и двое мальчиков-подростков представляли собою всю оставшуюся надежду племени на то, чтобы не раствориться в беспощадных волнах времени. Если, конечно, не считать два трупа, остывавшие в лужах собственной крови неподалеку. У одного из них была отрезана голова. Второй, судя по скрюченной позе, получил смертельную рану в живот и умер не сразу. Прямо на глазах старика и мальчиков трое неизвестных, одетых в полувоенную форму, собирались насиловать девочку, которой никак не могло быть больше тринадцати лет. Один из них — худой, жилистый, с пышными черными усами — держал ее худые ручонки. Второй — светловолосый европеец с кривой улыбкой садиста — осторожно водил по тонкому горлу лезвием кинжала. Третий — огромный и толстый, со спущенными штанами и поросшей курчавыми волосами задницей, должен был вот-вот приступить к делу. Девочка в ужасе всхлипывала, ее огромные темные глаза, в которых отражалось пламя костра, блестели от слез. Рядом, в луже крови, вытекшей из перерезанного горла, лежала мертвая молодая женщина. Из «кимбы»,[49] возле которой стоял четвертый любитель ночных развлечений, доносились детский плач и женские причитания. Наверное, решил Лейтенант, лежавший рядом со своими соратниками, там находилось все остальное население деревеньки. Охранявший их дядька с автоматом Калашникова в руках тоже носил пышные черные усы. «Как Саддам Хусейн!» — подумал наш герой. Тут до него дошло, что именно на вождя всех прогрессивных арабов и стремились походить как минимум двое из насильников. Часовой периодически вытаскивал на свет очередную обитательницу хижины и критически рассматривал ее зубы, тело и половые органы. По-видимому, чтобы не терять времени, он подбирал себе объект для будущих наслаждений.

Те, кого он вытащил, в ужасе косились на жуткую сцену на крошечной площади селения и тихонько стонали — скорее всего, женщина с перерезанным горлом служила предупреждением не кричать всем остальным.

— Как корову выбирает, сволочь! — прошипел Петрович.

— Смотри, пощупал, а теперь пальцы моет! Прямо ветеринар! — вторил ему Леша.

— Тихо! — коротко скомандовал Вань-Вань. — Без соплей! Я и Петрович займемся теми тремя, которые с девчонкой! Ты, Леша, возьми на себя часового возле хижины! Черт, где же пятый? Лейтенант, а ты давай к вертолету! Может, он там! Пошли!


Стоявший возле хижины «Саддам» еще вытирал влажные пальцы о защитную куртку своей одежды, когда прямо перед ним материализовалась фигура Леши с лицом, выпачканным грязью, — для ночной маскировки и устрашения противника. У насильника едва хватило времени разглядеть сердечки и значки доллара на трусах, повязанных на голове у страшного незнакомца, когда тот воткнул ему в сердце спецназовский нож. В хижине невольно запричитали. Трое насильников тоже подняли головы. Тот, что держал руки девочки, — «Саддам № 2» — вдруг грохнулся наземь с проломленным прикладом черепом. Светловолосый успел отскочить в сторону и, бросив кинжал, полез в кобуру за пистолетом. В этот момент Вань-Вань отсек ему кисть руки мастерским ударом мачете Европеец завизжал от боли и закричал что-то на французском. Петрович двинул ему прикладом в лоб. Тот рухнул на обильно политую кровью землю и затих. Из изуродованной руки хлестала казавшаяся темной в свете костра кровь. В этот момент откуда-то из темноты раздалась автоматная очередь. Трассирующие пули прошили «кимбу», из которой послышался детский крик. Леша тут же вскинул руку со «скорпионом» и сделал три одиночных выстрела.

— Пятый! — крикнул он. — Готов!

Огромный мужик с толстой волосатой задницей, торчавшей из спущенных штанов, благоразумно поднял руки над головой. Залитая своею кровью и чужими мозгами девочка жутко закричала и убежала в темноту.

— Ну, — обратился к пузатому Леша, держа его под прицелом «скорпиона», — чего весь пыл-то растерял? Мужская гордость на полшестого! Смотрите, и этот с усами как у Хусейна!

— В презервативе, гнида! — отметил Петрович, брезгливо вытирая приклад «Калашникова». — Сторонник, мать его, безопасного секса!


В это время наш герой приблизился к чернеющей в темноте громаде вертолета. Он издалека почувствовал запах керосина и машинного масла от еще не остывших двигателей. Эти запахи войны чуть было не заглушили аромат табачного дыма. Еще минуту назад кто-то, стоявший здесь, курил сигару. Хотя наш герой и не был подвержен сей вредной привычке, он все же знал, что настоящая «гавана» пахнет гораздо вкуснее неизвестно где свернутых подделок. От этой несло как от горящей урны в парке Горького. Было совершенно темно. Вертолет поскрипывал, как будто от ветра, хотя никаких колебаний воздуха не замечалось. В этот момент нашему герою показалось, что на него обрушилось небо: кто-то, находившийся на крыше «Супер Пумы», спрыгнул вниз — прямо на него. Удар ногами пришелся в плечо. Боль была сильной, но, как успел понять оглушенный ударом юноша, ключица все же осталась целой. В падении он потерял автомат и упал на спину — как когда-то во время первого боя на арене Циркуса Максимуса. Что ж, сжав зубы, подумал Лейтенант, тогда ситуация тоже казалась нелегкой! Громада вертолета вдруг ожила — включились его двигатели, а лопасти начали сначала медленно, а потом все быстрее набирать обороты. То есть прибывших на вертолете оказалось не пятеро, а как минимум на двоих больше. Не видимый в темноте здоровяк, отвратительно дыша перегоревшим сигарным дымом, вцепился в горло нашего героя обеими руками и пытался задушить его. «Да кто ты такой!» — разозлился Лейтенант. Рука сама собою скользнула к поясному ремню. По счастью, он сразу нащупал рукоятку штык-ножа от «Калашникова». Здоровяк, полагавший, что почти выдавил жизнь из своего противника, заметил движение и попытался помешать юноше своим коленом. Вместо этого он еще больше открыл бок. Туда-то, прямо между ребер, и вошло жало клинка. Хотя Лейтенант-Ретиарий уже имел опыт втыкания острых металлических предметов в человеческое тело, он поразился этому ощущению. Штык как будто вонзился в большой кусок сливочного масла. Пальцы здоровяка на горле Лейтенанта тут же обмякли. Он издал жалобный стон. Напрягшись, наш герой сбросил его с себя и вспомнил про вертолет. Судя по реву двигателей, звукам лопастей и расходившимся во все стороны потокам воздуха, он должен был вот-вот взлететь. Когда Лейтенант, поднявшись, попробовал подбежать к кабине и открыть две, геликоптер пришел в движение и начал подниматься. Его неожиданно включившийся прожектор осветил труп человека, только что пытавшегося убить юного офицера. Лейтенант в изумлении узнал своего старого знакомого — обитателя Лубянки Аристарховича.

— Отбегай! — вдруг раздался страшный крик.

Обернувшись, Лейтенант увидел Лешу с огромным пулеметом наперевес.

— Отбегай, в бога душу мать! — вновь гаркнул тот, нажимая на гашетку.

«СП» задрожал и запрыгал в могучих руках морпеха, изрыгнув длинную очередь трассирующих пуль. Грохот выстрелов перекрыл шум двигателей «Супер Пумы», а огненная череда трассеров вспорола брюхо вертолета. Тон двигателей тут же изменился — видимо, от Лешиных попаданий. Как гигантская рыба, заглотнувшая крючок, геликоптер, не в состоянии оборвать огненную полосу выстрелов, все же пытался уйти в сторону. Но опытный «рыбак»-спецназовец не отпускал его, угадывая движения попавшего в западню морского зверя, водя дулом пулемета как удилищем из стороны в сторону. Пресловутый подарок любимой женщины сполз от вибрации на лоб. Сердечки и доллары лезли вниз по потному лицу, грозя вот-вот закрыть глаза пулеметчика. Леша, чувствуя неизбежное, тщетно пытался подуть вверх — на сползающие грязные трусы, а в промежутках между этими жалкими попытками матерился жалобно-тонким — как будто истово молился — голосом:

— Ах ты… Мать твою… Еловый… Апельсин… Ложись, парень! Сейчас…

Лейтенант не успел последовать совету, а Леша не успел проинформировать его о том, что же сейчас произойдет. Впрочем, это и так стало ясно, когда успевший подняться метров на сто силуэт вертолета вдруг взорвался в ослепительно ярком пузыре пламени, из которого без остановки вылетали протуберанцы искр сдетонировавших боеприпасов и рвались языки огня из разорванных топливных коммуникаций, в которые еще живые насосы продолжали качать керосин. Бросив на землю «ПКТ», Леша рванул Лейтенанта за рукав так, что у того резко «выстрелило» в поврежденном во время недавней схватки плече.

— Я же говорил, сейчас как…

Он опять не успел договорить, так как в падающем вниз, вращаясь вокруг собственной оси, вертолете наконец бабахнуло что-то серьезное. Взрывная волна бросила двух советских офицеров на жесткую землю, обдав их жаром и запахом гари.

— …бнет! — радостно закончил свою мысль Леша.

В этот миг в его спину с противным чавканьем впился изогнутый кусок алюминия, и счастливое выражение от жуткой боли сменилось гримасой. Лейтенант, придя в себя, схватил товарища за воротник полевой робы и изо всех сил потащил в сторону — подальше от разлетавшихся обломков.

Нашего героя с трудом остановил Вань-Вань, которому пришлось взять его за грудки и хорошо встряхнуть:

— Стой, чертила! Ты что, его в Москву, в Бурденко тянешь?!

Пока Лейтенант отходил от оглушившей его порции адреналина, полковник быстро осмотрел Лешу в свете ярко горевших обломков сбитого вертолета. Без восторга обозрев место и угол, под которыми обломок фюзеляжа вонзился в тело его друга и подчиненного, разведчик крикнул юноше:

— Не знаю, где ты их возьмешь, но через минуту мне нужны: чистые бинты, йод и полевая аптечка! Понял?! Бегом, воин!

В зловещем свете пожара Лейтенант увидел раскосые азиатские глаза командира. В них было нечто, что испугало его гораздо больше, чем терпящие крушение вертолеты, минные поля и сражения гладиаторов. Кивнув, он, хромая, побежал туда, где лежали припрятанные вещмешки. Все названное полковником он принес через пять минут. Вань-Вань, озабоченно щупавший пульс Леши на горле, посмотрел на него и прорычал:

— Я же говорил — «минута»! Открывай йод, кулема!

Разорвав сразу несколько пакетов с бинтами и сделав из них огромный «бутерброд», он оросил его щедрой порцией темной жидкости из коричневого пузырька и крикнул:

— Приготовиться! — и одним движением вырвал кусок металла из спины Леши.

Тот глухо застонал. Изуродованный взрывом лист обшивки неожиданно легко, с противным чавкающим звуком появился из раны, откуда тут же обильно потекла густая темная кровь. Вань-Вань прижал свой импровизированный тампон к искалеченному телу товарища и приказал:

— А теперь держи его под мышки! Вот так! Бинтуем!

Пока Лейтенант, ухватив Лешу, держал его мощное тело на весу, Вань-Вань споро и умело, не проронив, к удивлению нашего героя, ни одного ругательства, сделал вполне профессионально выглядевшую повязку. В этот момент Лейтенант вспомнил об Аристарховиче и решил, что эта новость не ждет.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться!

— Разрешаю! Но быстро!

После этого, еще раз пощупав пульс, он сноровисто, как опытная медсестра, достал из аптечки несколько одноразовых шприцов, выбрал нужные и, сняв зубами колпачки, начал делать уколы в Лешино предплечье. Лейтенант тем временем излагал свою, прямо скажем, неожиданную информацию. Ни разу не посмотрев в его сторону и не проронив ни единого слова, Вань-Вань продолжал свои медицинские манипуляции. Лишь закончив их, он перевел дух и сказал:

— Плохо дело! КГБ решил играть свою игру! Они таки отдают ракеты Хусейну!

— Но это же, — забормотал Лейтенант, — но это же невозможно! Это безответственно и преступно!

— Милый мой, а ответственно было отдавать ракетные и ядерные технологии Китаю?! Который в ближайшие полвека оттяпает у нас все земли до Урала! О чем ты говоришь?! Ясно одно: наша с тобой задача еще более усложняется! Иметь дело с иракцами — полбеды! Но вот если им помогают наши соотечественники с Лубянки — тогда держись, парень!

Вань-Вань критически осмотрел результаты своей медицинской деятельности.

— Ладно, сойдет для сельской местности! Судя по всему, повезло! Разворотило мышцу. Легкое и главные артерии не задеты! Хотя подтягиваться на турнике, пока не разработает мышцы, будет как в туалет с триппером сходить — масса удовольствия! Вколол антибиотик и морфин! Посмотрим! Жаль, что рану промыть нечем!

Вань-Вань оглянулся вокруг:

— И негде! Если в ней остались куски металла и окалины, то скоро и мои уколы не помогут! А по поводу Аристарховича — давай так! Он на тебя не прыгал, а ты его не убивал! Так будет проще! Ты его чем зарезал-то?

— Штыком!

— Вытри! И брось в горящие обломки вертолета!

— Уже сделал!

— Молодец! Пусть теперь сами разбираются и объясняют, что тут их сотрудник делал и кто его порешил! Понятно? Все, больше никому ни слова!

Вань-Вань положил голову Леши себе на колени и вновь огляделся вокруг.

— А где Петрович? — с неожиданным беспокойством спросил он.


В этот момент появились следопыты УНИТА. Они как будто материализовались из самой темноты, бесшумно окружив троих офицеров. Вань-Вань даже не пошевелился, так и оставшись сидеть на земле с раненым товарищем: положение было безнадежным. Противник застал их в момент наивысшей уязвимости — сейчас они не смогли бы даже застрелиться. Партизаны сноровисто и вполне профессионально обыскали советских советников и отобрали остававшееся у них оружие. Судя по всему, командовал ими плечистый негр в американской полевой форме. Лейтенант невольно обратил внимание на его оружие. На отдаленно напоминавшем «М-16» автомате можно было различить ночной прицел, подствольный гранатомет, а также глушитель и маленький фонарик. Несмотря на неизбежное разнообразие орудий убийства, которые можно было найти в давно воюющей стране, подобная дорогая комплектация являлась, прямо скажем, экзотической.

— «М4А1»! — лаконично сказал Вань-Вань, пока ему связывали за спиной руки. — Со всем фаршем! Этот парень из Америки!

Плечистый негр посмотрел на него, нехорошо улыбнулся и сказал по-русски с едва заметным акцентом:

— Так точно, товарищ!

И похлопав по карабину:

— Всем хорош, но ваш «Калашников» надежней!

После этого инструктор достал из нагрудного кармана две сложенные бумаги, похожие на фотографии. Осветив фонариком автомата лица Вань-Ваня и Лейтенанта, он опять улыбнулся. В этот раз на его совершенно черном лице было написано глубокое удовлетворение. Наш герой взглянул на начальника: глаза того, наоборот, выражали столь же глубокую тоску.

— Рад с вами познакомиться, товарищ полковник! — продолжил по-русски американец, присев на корточки и осматривая лежавшего без чувств Лешу. — Надеюсь, через несколько часов мы сможем оказать вам подобающий прием в одном из африканских государств! А ваш коллега получит вполне квалифицированную медицинскую помощь! Между прочим, вы не подскажете, что это за вертолет? Кто его сбил? И что здесь происходит?

Лейтенант в это время в отчаянии думал о том, что волей обстоятельств он опять оказался в ситуации, подобной той, что не так давно произошла на рынке Уамбо. Он вновь был безоружен и, самое главное, ничего не делал как раз тогда, когда нужно было делать все возможное! Только в этот раз вокруг оказались не дружелюбные солдаты из ангольской военной полиции, а противник. Да еще какой — во главе с американским инструктором с его собственной фотографией в кармане! В этот момент один из унитовцев, уже связавший ему руки, попробовал сделать то же самое и с ногами. Лейтенант, более не раздумывая, двинул ему коленом в лицо так, что тот вскрикнул от боли и упал. Наш герой побежал в спасительную темноту. Спустя несколько секунд, не слыша за собой погони и звуков выстрелов, он, с одной стороны, обрадовался начальному успеху своего отчаянного предприятия. С другой — ему показалось странным, что никто не кричал и не пытался догнать его. В это мгновение оставленный унитовцами часовой врезал ему прикладом «Калашникова» по затылку. В мозгу страшно сверкнуло, и Лейтенант, в последнюю секунду поняв, что попытка бегства провалилась, нырнул в глубины беспамятства.

Инструктор, который за все это время даже не переменил позы, тоже услышал звук удара по черепной коробке. Мягко улыбнувшись, он сказал Вань-Ваню:

— Хороший мальчик! Сколько ему? Восемнадцать? Он что, уже офицер?

Полковник не удостоил американца ответом и сосредоточенно внимал звукам ночи. И тут до инструктора дошло, что советский ветеран спецопераций, возможно, услышал в этих звуках нечто, весьма некстати пропущенное им самим. Перестав улыбаться, он встал и приказал двум подчиненным ангольцам помочь их товарищу. В этот миг совсем рядом раздалось грозное рычание льва, от которого, казалось, задрожал воздух. За ним последовала серия испуганно-жалобных призывов о помощи на одном из местных наречий, а потом жуткий крик человека, встретившего страшную смерть. Унитовцы невольно присели: дети красного континента, и так суеверные от природы, панически боялись блуждающих в темноте настоящих и выдуманных врагов. Никто из них и не подумал выполнить приказ инструктора. Тогда американец взял карабин на изготовку — так, чтобы пользоваться ночным прицелом, — и, время от времени очерчивая перед собою полукруг стволом автомата, бесшумно, по-кошачьи, побежал к месту львиной охоты. Его не было минут пятнадцать. Вернулся Инструктор один, с оружием своего погибшего следопыта и явно испорченным настроением. Перехватив вопросительный взгляд Вань-Ваня, он присел на корточки у разожженного к тому времени костра и, взглянув на его пламя коричневыми глазами, сказал весьма сожалеющим тоном:

— Я обнаружил капли крови одного человека и следы трех львов! По-видимому, они утащили вашего парня с собой! Извините, но у нас нет времени преследовать их в темноте!

Он опять помолчал и добавил:

— Поверьте, мне очень жаль!

В этот момент вернулись еще двое партизан-следопытов. Они тащили под руки Петровича. Лица африканцев носили явные признаки соприкосновения с твердым и тяжелым предметом. Судя по кровоподтеку на скуле артиллериста, ему тоже досталось. Появились еще двое унитовцев. Они тащили лишившегося руки и по-прежнему находившегося без сознания европейца. За ними семенил толстяк с волосатой задницей. Он так и шел со спущенными штанами и связанными руками — смешно, как пингвин, переставляя ноги и часто оглядываясь назад. Его обеспокоенность была вполне понятной: по пятам за ними шла толпа уцелевших жителей крошечной деревни во главе с седым вождем и двумя мальчиками-подростками. Последние несли копья, вождь был вооружен мачете. Любому, заглянувшему в их глаза, тут же становилось ясно, что однорукому и усато-волосатому вряд ли придется еще раз заняться сексом. Как, впрочем, и чем-либо еще.

— Неу, — невольно перешел на родной английский инструктор, — he looks just like Saddam![50]

Тут Вань-Ваню показалось, что он услышал, как в мозгу американца одна клемма с громким щелчком упала на другую, породив яркую искру понимания.

— Вот это да! Так что вы, говорите, здесь делали, товарищ полковник? И что советские военные советники в Анголе не поделили в сердце черной Африки с посланцами Хусейна?

Вань-Вань вздохнул и приготовился к неизбежным пыткам.

— I will tell you everything, mister![51] — запричитал похожий на Саддама толстозадый насильник с сильным ближневосточным акцентом, тряся потухшим пенисом, по-прежнему одетым в пожухлый презерватив. — Please, please listen to me![52] — бормотал он, оглядываясь на напиравшую сзади толпу совсем не мирно выглядевших мирных жителей.

— Well, — с удовольствием прокомментировал этот неожиданный поворот Инструктор, — this is what I call a productive co-operation![53]

Глава 7

«Литературная газета», 12 сентября 1990 года «Крисчен Сайнс Монитор», США

«Советский Союз распродает стратегические золотые запасы, вызывая новые сомнения в связи с состоянием своей экономики. „Распродажа резервов — это последнее средство“, — говорит Маршалл Голдман, возглавляющий центр русских исследований при Гарвардском университете.

Советник по финансовым вопросам в Вашингтоне говорит, что сообщения о продаже советского золота на сумму в 1 миллиард долларов за несколько дней по сравнению с 2–3 миллиардами в среднем за год „не вызывают удивления“. Советы „пытаются привести в порядок свой платежный баланс“… С 1986 года, когда советские доходы от нефти резко упали из-за понижения мировых цен на нефть… Советы продали золота из стратегических резервов на 10 миллиардов долларов».

Знакомый шум арены — этот пульсирующий гул сотен тысяч человеческих голосов — просачивался даже внутрь темной камеры, спрятанной где-то в глубоких подвалах под Циркусом Максимусом. В мерцающем свете масляной плошки Ретиарий, прикованный к каменной скамье тяжелой цепью, в недоумении смотрел на «оружие», принесенное ему в этот раз. Помимо привычной сетки ему предложили небольшой кинжал — немногим больше ножа для разрезания писем. Жополицый — единственный, помимо нашего героя, гость сырой и дурно пахнувшей камеры — заметил выражение лица юноши и с нескрываемым удовольствием пояснил:

— Надо бы тебя, развратника и изменника Родины, просто так зверушкам отдать! Привязать к столбу и пару жил перерезать — чтобы зрителей не томить! Но товарищ подполковник у нас интеллигент — университет заканчивал! Душа тонкая, добрая! Да и ты, красавчик, уж слишком популярным оказался! Взять и зверям скормить — наверное, народ не поймет! Плебс, он, парень, своего подхода требует! В общем, побегай, покажи почтеннейшей публике напоследок крепость ног и ловкость рук, гы, гы, гы!

Прокуратор был в таком благом духорасположении, что не удержался и зашелся сиплым смехом, затряс несколькими подбородками, захлопал жирными ладонями по толстым ляжкам. Лейтенант брезгливо посмотрел на вылетавшие изо рта советского евнуха слюнявые брызги и, в свою очередь, не удержался от комментария:

— Вот скажите, а почему в нашей стране — я имею в виду не Древний Рим! — у половины представителей партийной и советской власти лицо похоже на задницу? Пока молодые — нормальные! Люди как люди! А как только к сорока такой номенклатурщик подберется — все! Лицо — жопа жопой! У вас там что, диета такая особая — кремлевская? Или вас в спецпитомниках выращивают?

Прокуратор прекратил смеяться и злобно уставился на Ретиария маленькими голубыми глазками, утопавшими в набрякших веках и одутловатых, похожих на серые ноздреватые блины, щеках:

— Не угомонишься никак, антисоветчик! Эх, дурак, дурак! Был бы проще — и потянулись бы к тебе люди! Забыл ты, парень, со своими говенными принципами, главное: Родину любить — с волками дружить! Наслушался, небось, всяких голосов оплаченных, и понесло тебя к такой-то матери на бронекатере! А какую карьеру мог бы сделать! И тут, и в йесесере! Одним словом — чокнутый!

Лейтенант-Ретиарий вздохнул:

— Я, товарищ, «голоса» всего-то раза три в жизни и слушал! И то Севу Новгородцева, а не про политику! Меня от вашей «родины» тошнит не потому, что кто-то с Запада в ухо нашептал! Я просто человек нормальный!

— Только родился не там! — неожиданно кивнул Жополицый, как будто согласившись с нашим героем.

— Или не в то время! — подумав, ответил Лейтенант.

— Да какое такое время! — махнул здоровенной ладонью прокуратор так, что пламя плошки чуть не погасло. — Все времена одинаковы! Всегда так было и будет: хочешь вкусно есть и сладко пить — не лезь против системы! Будь ты хоть Сократом, хоть демократом! Не будешь бегать в стае — стая будет бегать за тобой! В общем, прими мой совет, офицерик: попрыгай там, на арене, а потом возьми кинжальчик да воткни себе вот сюда — в сердце! Чтоб наверняка! И сам мучаться не будешь, и зрителям не обидно!

— А как же ваша затея с Поппеей?

— А на хрен нам эта Поппея?! — равнодушно отозвался Жополицый. — Мы потом подумали и решили — кто там, в двадцатом веке, разбираться будет? Поппея там или другая какая фемина? Главное, чтобы в утробе остатки младенца были, а в йесесере — человек с таким же, как у него, ДНК! Подменим труп в могилке — и все дела! К твоему сведению, Комсомолец уже обрюхатил одну кандидатку! Долго не пришлось стараться! Помнишь фракийку? Смуглявую? Ага! У него, в отличие от тебя, чистоплюя, проблем не возникло! Унаследует теперь Циркус Максимус от своего собственного ублюдка! Гы, гы — представляешь, какой поворот?!

— А кто ее, фракийку, ликвидирует? Тоже Комсомолец? — тихо спросил Ретиарий.

— Да нет! — вновь весело заколыхались подбородки прокуратора. — Слабо ему, комсомолисту тонкожопому! Он и курицу-то в жертву Юпитеру принести не сможет! Куда ему красивую бабу угрохать! Да еще и ногою в живот — чтобы у археологов в нашем времени вопросов не возникло! Нет! Для такого дела надо либо римлян использовать, либо наших! С соответствующим опытом!

— Слышь, прокуратор, — все так же тихо спросил Лейтенант, прикидывая длину цепи и расстояние до Жополицего, — а евнухам все равно, если им меж ног двинуть?

Тот опять осекся и с ненавистью посмотрел на нашего героя.

— Смеешься, значит, над чужим горем, сопляк! Ну смейся, смейся, недолго тебе осталось! Слышь, плебс бушует, зрелища ждет? Скоро львятки с тигрятками тебя на запчасти-то раскидают!

— Кстати, — с интересом спросил его Ретиарий, — а что же со мною там, в нашем времени случится?

— Ааа, — обрадовался Жополицый, — так ты не знал?! То самое и случится — останутся от тебя рожки да ножки! Косточки в зверином дерьме! Так что ты очень кстати в Африке служишь! Это товарищ подполковник придумал! У него с чувством юмора все в порядке! И с головой!

Наш герой вспомнил совет Голубоглазого «помалкивать», данный рабу с отрезанным языком. Да, этот действительно умел зло посмеяться над другими. Такие, подумал он, часто не переносят даже безобидных шуток в свой собственный адрес.

В дверях камеры появился уже знакомый Лейтенанту телохранитель с кобурой «скорпиона» на боку.

— Все готово! — коротко доложил он Жополицему по-русски. — Звери не кормлены, император в ложе!

— А Поппея там? — спросил прокуратор, мстительно следя за выражением лица Лейтенанта. — А то муженек-то приказал того — чтобы непременно на ее глазах!

— Прибыла вместе с весталками! — подтвердил тот, позвякивая титановой кольчугой, и тоже посмотрел на нашего героя. — Живот уже видно!

По его мутным от частых убийств глазам стало понятно, что ответственное задание далекой социалистической Родины — пинание в живот беременной гетеры — поручили опытному патриоту.

— Ну тогда пошли! Народ требует зрелищ!


Вскоре Ретиарий убедился, что Жополицый был абсолютно прав: народ требовал зрелищ и делал это самым недвусмысленным образом. Их ждали плебеи, оравшие и свистевшие на самых верхних рядах. Продолжения кровавого спектакля требовали представители рыцарского сословия, занимавшие места пониже. Даже пышно одетые сенаторы не считали зазорным показать простому люду свою истинно римскую натуру и, хлебнув густого вина, драли горло порою громче самых отъявленных крикунов.

— Прячь голову, Ретиарий! Я поставил сто тысяч сестерциев на то, что ее тебе отгрызут последней!

— Береги свой отросток, великий боец! Я куплю его и посвящу Юпитеру!

— Скажи, кого обесчестил, сволочь! Я ее тоже трахну!

От своих мужей, отцов и братьев не отставали и римлянки. Как и у мужчин, выкрики гетер ничем не отличались от того, что орали аристократки:

— Красавчик, посмотри сюда: мое лоно опухло от желания!

— Жаль, что ты прелюбодействовал не со мною!

— У тебя останутся братья, гладиатор?

Лишь в ложе принцепса Нерона сегодня отсутствовало обычное оживление. Император, при иных обстоятельствах никогда не упускавший случая, чтобы поорать самому, был хмур и бледен. Не выражало радости и белое лицо его царственной супруги Поппеи.


Огромная арена Циркуса Максимуса в этот момент стремительно превращалась в парк. С помощью хитроумных механизмов и десятков умелых рабов ее отдельные части становились густым лесом, скалистой пустыней и живописными развалинами древнего города. Деревянные декорации, огромные экзотические деревья в кадках и тяжелые валуны вырастали на глазах. Лейтенант, успевший в свои восемнадцать побывать в большинстве московских театров, тут же понял: тем никогда не превзойти древних. Но вот — все закончилось. Вскоре только он один — одетый лишь в сверкающую бронзовыми бляшками льняную набедренную повязку — остался на пространстве ристалища. Последовало обычное для подобных мероприятий объявление распорядителя о сути предстоявшего. Известный всем гладиатор Ретиарий совершил ряд чудовищных преступлений, включавших осквернение храма Минервы, покушение на вечный огонь в храме Весты, неуплату налогов, прелюбодеяние со знатной римлянкой, изнасилование дочки Ланисты, шпионскую деятельность в пользу не названной иностранной державы, организацию восстания рабов и, самое страшное, — оскорбление Его величества. Публика встречала каждое из перечисленных ужасных деяний громкими криками восхищения: ее кумир Ретиарий оказался еще более предприимчивым, чем предполагалось накануне шоу. Невольно зауважал себя и наш юный герой — список его преступлений оказался длиннее и ужаснее, чем у Тухачевского, Бухарина и Берии, вместе взятых. Впрочем, единственно справедливым являлось утверждение о том, что он не приносил жертв Юпитеру и прочим официальным божествам империи. Этого он действительно не делал и делать не собирался. За тяжкие нарушения самых сакральных законов римского народа раб-гладиатор приговаривался к растерзанию дикими зверями.

— Ad Bestias! — оглушительно крикнул напомаженный распорядитель и махнул белым платком.

— К зверям! — вторила ему многотысячная толпа.

Спектакль начался.

Из люков, замаскированных в поверхности арены, появились два огромных медведя из германских лесов. Напуганные ярким солнечным светом и шумом толпы, звери поначалу не хотели выходить из клеток подъемников. Служителям пришлось использовать раскаленные в огне пруты, чтобы те, рыча и взвизгивая от ужаса и боли, наконец явили себя почтеннейшей публике. По рядам зрителей пронесся одобрительный шум — в этот раз воры-монополисты из фирмы префекта действительно постарались! Каждый из мишек, встав на задние лапы, был вдвое выше, чем самый рослый центурион-преторианец. Хотя даже упомянутые воины-германцы, известные своими свирепостью и бесстрашием, наверняка предпочли бы не вступать в поединок со своими лохматыми соотечественниками! У Ретиария же выбора не было. Двое медведей, по-прежнему испуганно, как детеныши, прижимаясь к друг другу и поглядывая на сотни тысяч мерзко воняющих потом и что-то кричавших людей, тут же попытались найти себе убежище. Но выскочившие вслед служители, прикрываясь огромными — величиной с дверь — щитами и используя раскаленные прутья, выгнали их сначала из нагромождений деревянных кадок с кустами, а потом и из тени огромного валуна. Тем временем Ретиарий, который после недолгих размышлений решил, что геройство в сегодняшнем испытании все равно не принесет никаких дивидендов, забрался на другой такой же валун. Усевшись на его нагретую солнцем поверхность, он, не обращая внимания на неодобрительное улюлюканье зрителей, стал ждать дальнейшего развития событий. Давно не кормленные медведи, понукаемые безжалостными рабами-африканцами, нехотя направились в его сторону. Вскоре они, казалось, учуяли его запах, и голод, по мысли устроителей шоу, должен был вот-вот возобладать над страхом. Ретиарий по какой-то, непонятной даже ему самому, причине совершенно не боялся. То ли ему уже порядком приелись бредовые приключения, то ли из прирожденного упрямства он не хотел доставлять удовольствия сотням тысяч изуверов, собравшихся для того, чтобы увидеть его смерть. Ему вспомнилась история о гладиаторе, который из принципа предпочел задушить себя устройством для подтирания в сортире, чем радовать своими мучениями граждан ненавистного Рима. Лейтенант, разумеется, не собирался заходить так далеко, но и не планировал демонстрировать излишнюю суету. «Не дождетесь!» — мстительно думал он, угрюмо рассматривая трибуны, покрытые отвратительной массой беснующегося человеческого порока. Впервые за время своих кошмаров он подумал о том, что сначала македонская империя, а потом и ее покорители-римляне вполне справедливо заслужили закат и падение. И что лучше бы его современники брали пример с культур, более достойных подражания. Но, поразмыслив о том, какая же могла послужить лучшим примером, Лейтенант так и не пришел к однозначному выводу.


Тем временем медведи приблизились к валуну. Но, еще раз разочаровав публику, два огромных зверя не стали, роняя слюну, обдирая мощными когтями поверхность камня и пытаться достать столь близкую добычу. Вместо этого они с любопытством, но без всякой враждебности осмотрели Ретиария и прилети отдохнуть. Зрители возмущенно повскакивали с мест: поставщики зверей для цирков империи совсем обнаглели! Нашему императору-актеру подсовывают каких-то щенков! Служители попробовали использовать свою прежнюю тактику. Один из них под прикрытием щитов двух товарищей приблизился было к одному из медведей со своим раскаленным прутом. Ретиарий, не выдержав, спустился со своего валуна и, взяв крупный кусок гальки, ловко запустил его в обидчика животных. Камень попал тому в живот. Охнув, он уронил прут себе на ногу. Острие, как нож в масло, вошло в зашипевшую горелой вонью мякоть стопы. Раб-служитель заорал благим матом и ретировался за щиты товарищей. Медведи посмотрели на неожиданного защитника с еще большим интересом и, как показалось Лейтенанту, уважением. Зрители, которым вдруг понравился этот неожиданный поворот событий, одобрительно зашумели. И тут один из медведей, косолапо переваливаясь, направился к нашему герою. Тот вздрогнул и подумал, не залезть ли обратно на валун. Но, пока он размышлял над этим, стало уже поздно: огромный зверь приближался к нему, тряся лохматой башкой и настороженно посматривая маленькими глазками. Ретиарий замер. Неожиданно он почувствовал, что его тело как будто наливается какой-то теплой силой — силой уверенности в самом себе. Такое порою происходит в детских снах, когда ты падаешь с балкона, зная, что тебя обязательно подхватят только что выросшие крылья. Публика замерла. И тут Ретиарий решил сам сделать последние несколько шагов к медведю. С каждым сантиметром запах зверя становился сильнее. В какой-то момент взгляд человека встретился с глазами животного. Моргнув, зверь заурчал и потянулся мокрым носом к нашему герою. Неожиданно для самого себя Лейтенант протянул руку и легко погладил медведя. Тот опять заурчал, явно выражая удовольствие. Подойдя ближе, огромный зверь лег перед гладиатором и, повернувшись на бок, подставил ему свое брюхо. Циркус Максимус завибрировал — сотни тысяч зрителей одновременно выдохнули воздух. На поросшем жесткими волосами брюхе наш герой увидел соски и рану от раскаленного прута. Он положил руку на рану. Медведица с облегчением рыкнула. Кто-то заслонил солнце: к ним подошел второй медведь-гигант. Ретиарий погладил и его по страшной морде. Тот облизал руку человека, а потом и рану своей подруги. Впрочем, раны почти не осталось: там, где только что из страшного рубца сочилась кровь, розовела молодая кожа. И тут трибуны взорвались. Римляне, разумеется, были жестокими и безжалостными правителями покоренных народов. Они привыкли к бесчисленным жертвам, которые приносились в угоду озверевшей толпе на аренах империи. Но они умели понять и оценить явленное им чудо. А неделю не кормленные медведи, ласкавшиеся как щенята к приговоренному к смерти гладиатору, были, как ни поверни, безусловным и неоспоримым чудом. А поскольку чудо могли явить только бессмертные боги, то Ретиарий, чесавший сейчас пузо медведице, был богоизбранным. А потому, несмотря на все его злодеяния и прегрешения, верховному судье Рима принцепсу Нерону не оставалось ничего другого, кроме как прислушаться к единому крику огромной толпы, требовавшей для своего героя деревянный меч — символ жизни и свободы.

Ретиарий, ожидавший несколько иного развития событий, оставил на минуту лохматых друзей. Встав в полный рост, наш герой посмотрел в направлении императорской ложи. Сначала он увидел белое лицо своей любовницы Поппеи. Даже на расстоянии он смог разглядеть улыбку на губах развратницы, годившейся ему в матери или, как минимум, в тетки. И улыбка эта была куда более загадочной, чем у знаменитой Джоконды. В ней читались восхищение очередным подвигом этого странного мальчишки-гладиатора, радость по поводу его чудесного спасения от жуткой смерти, сладкое желание вновь отдаться рабу из далекой страны, боязнь непредсказуемого гнева мужа, сидевшего рядом. Даже не видя ее лица, Нерон знал, какое у него выражение. Он ненавидел ее, предавшую его любовь, и хотел наказать зрелищем растерзанного зверями тела любовника.

Император не мог даровать свободу и жизнь человеку, ребенок которого рос в теле столь любимой и столь ненавистной Поппеи.

А потому его лицо, исковерканное бессильной яростью, испугало Лейтенанта. Он еще ни разу не видел человека, который бы так ненавидел его. Нерон, чуткий, как все актеры, мгновенно почувствовал этот испуг и обрадовался ему. И в этот момент он принял решение. Еще до того как оно прозвучало, Ретиарий понял, каким оно будет. Совершенно иной стала реакция обманутой в своих ожиданиях многотысячной толпы зрителей. Арена цирка в императорском Риме являлась главной возможностью прямого и регулярного общения между принцепсом и его народом. Именно здесь граждане великого города, надежно защищенные своей анонимностью в толпе десятков тысяч соотечественников, могли выкрикнуть своему повелителю все, что они о нем думали. Иногда это было пожелание снизить цены на зерно, иногда — требование не повышать налоги. Проигнорировавший эти недвусмысленные сигналы рисковал не только своей популярностью, но также троном и даже жизнью.

Почти триста тысяч зрителей, которые только что купались в своем собственном благодушии, бывшем следствием дарованного богами чуда, в один миг сделали шаг от долгого терпения и снисхождения к слабостям и преступлениям Нерона к глубокой и искренней ненависти к нему. Когда распорядитель — и сам пораженный решением императора — подал знак убить Ретиария, принцепсу припомнили все. Убийство собственной матери. Смерть сводного брата, которого он, вдобавок, умудрился изнасиловать перед казнью. Несправедливое обвинение в супружеской измене и безжалостное уничтожение первой жены — праведницы Октавии. Ревущая в гневе толпа вспомнила и слухи о пожаре, и то, как Нерон после него оттяпал в личную собственность половину города, и его весьма дорогостоящие проекты. В одно мгновение Неро Клаудиус Друзус Германикус превратился в «рогоносца», «убийцу» и самое страшное для самого императора — «вонючего актеришку». Повелитель Рима, только что потерявший самое главное — доброе отношение граждан, — невольно повернулся к своему префекту, чья фирма и поставила злополучных добряков-медведей.

— Я тебе, стукач паршивый, это припомню! — прошипел ему император. — Ты у меня сам будешь по лесам бегать, зверей гонять!

Отвернувшийся император не видел голубых глаз претора гвардии после сгоряча сказанных слов. А зря! Он, возможно, понял бы, что их мускулистый обладатель тоже никогда не забудет нанесенного ему оскорбления. Как никогда не забывал обид, нанесенных ему в ином временном измерении.

— По крайней мере, сделай так, чтобы этот паршивец не ушел отсюда живым! — не поворачивая более головы, погромче — чтобы услышала жена — сказал Нерон префекту. — Если у тебя все звери — вегетарианцы, сам отгрызи ему голову!

Что ж, по крайней мере, по вопросу о будущем Ретиария мнение императора полностью совпадало с мнением Голубоглазого.


Тем временем внизу, на арене, распахнулись ворота и в них появился небольшой отряд преторианцев. Одеты они были по-боевому — без привычных блестящих побрякушек и пышных плюмажей на гребнях шлемов. Судя по решительным лицам и быстрому шагу, задачу гвардейцам ставили в не допускавших сомнений выражениях. Ретиарий понял, что сегодня не стоит более рассчитывать на чудо, и прикинул варианты спасения. Собственно говоря, таковой вырисовывался лишь один. Потрепав по загривкам своих разомлевших на солнце лохматых друзей, он, прихватив сеть и свой небольшой — «чтобы зарезаться» — кинжал, направился к люку подъемника, доставлявшего на арену людей, зверей и грузы. По счастью, как раз в этот момент механический лифт прибыл на поверхность с очередным подкреплении рабов-служителей. Эти, в отличие от предыдущей группы, были вооружены копьями, щитами и луками. По-видимому, не справившихся с Ретиарием зверей-вегетарианцев ожидала неминуемая смерть. Не сбавляя хода, наш герой накинул на них сеть. Не ожидавшие этого служители в полной растерянности попробовали освободиться, но лишь запутались еще больше. Когда медведи по запаху узнали своих обидчиков, раздалось грозное рычание, которое лишь усугубило панику среди возившихся в карете подъемника тел. Приблизившись к ним, Лейтенант одним движением своего кинжала распорол путы и скомандовал:

— Бросили все и бегом к гребню!

Упрашивать их не пришлось. Под одобрительный свист оживленно сопереживавшей толпы Ретиарий и медведи погрузились в подъемник. Преторианцы, понявшие, что субъект их усилий вот-вот ускользнет, перешли с быстрого шага на полноценный бег. Но было поздно: Лейтенант привел в движение блочный механизм, и карета лифта со скрипом поползла вниз. Люк, приведенный в движение хитроумным устройством из бронзовых шестерней, призванных синхронизировать его положение с соответствующим положением подъемника, захлопнулся перед самым носом у лязгающих оружием гвардейцев. Что ж, в ближайшее время повышение по службе им не грозило.


Когда глаза Лейтенанта привыкли к темноте подземелья, он различил уходившие далеко-далеко, на десятки, если не сотни, метров ряды запертых клеток со всевозможным зверьем. Обезьяны и львы, жирафы и слоны, волки и пантеры таращились на него светящимися в тусклом свете подвалов глазами, рычали, пищали, выли и подвывали. Когда подали голос появившиеся вслед за нашим героем медведи, население подземного зверинца, как будто узнав о произошедшем наверху, возбудилось еще больше. Сзади послышались звуки опять пошедшего наверх подъемника. Ретиарий обернулся. Секунду спустя он принял решение. Вооружившись брошенными служителями щитом, копьем и длинным фракийским мечом, Лейтенант принялся открывать засовы клеток. Так, продвигаясь к выходу, он распахивал их двери и оставлял за собою живое море вышедших на свободу животных. Когда он приблизился к выходу из огромного зверинца Циркуса Максимуса, далеко позади послышались первые вопли попавших в ловушку тевтонов. Наш герой не стал тратить времени на жалостливые мысли и направился к светлому пятну выхода. Главным сейчас было выбраться из цирка как можно быстрее и привлекая как можно меньше внимания. Вслед ему доносилась усиливавшаяся какофония звуков, чем-то напоминавшая проснувшийся от пожара зоопарк. Вырвавшиеся на свободу обитателя зверинца должны были вот-вот попасть на улицы Рима. Ретиарий даже пожалел о том, что не увидит неизбежного в этом случае кавардака. Было понятно одно — в ситуации, когда сотни обезумевших хищников и огромных парнокопытных окажутся вместе на не очень широких проспектах великого города, преторианцам и городской страже будет не до сбежавшего гладиатора.

В этот момент на его пути появился старый знакомый — соотечественник с титановой кольчугой, «скорпионом» в кобуре на боку и стеклянными глазами привычного убийцы. Увидев выскочившего из-за поворота Лейтенанта, он, уверенный в своем превосходстве над неопытным сопляком, ухмыльнулся и, достав из ножен короткий меч-гладиус, принял боевую стойку. По всей видимости, он посчитал, что тратить патроны на юниора с первым разрядом нецелесообразно и неспортивно.

— Давай, зема, померяемся! — подзадорил он приближавшегося юношу.

Ретиарий без лишних разговоров перехватил поудобнее отобранное у служителей копье и метнул его в ветерана-афганца. Когда длинный железный наконечник насквозь пробил матово блестевшую кольчужную рубашку, подручный Голубоглазого широко открыл рот и упал на колени, с удивлением глядя на торчавшее из груди древко.

— Тамбовский волк тебе «зема»! — прорычал наш герой, пробегая мимо. Никакого сожаления к умиравшему он не испытал. Пока Лейтенант не очень представлял себе, куда и зачем он бежит, но решил, что лучше всего будет перебраться через Тибр, а потом уже подумать о следующих своих шагах. Его главной заботой было попытаться спасти Поппею.

Сначала Ретиарий удивился, что улицы, по которым он бежал к реке, оказались совершенно пустыми. Но потом сообразил, что большинство жителей остались позади — в Циркусе Максимусе. Оглянувшись, он увидел первых зверей, появившихся из зверинца и метавшихся между зданий. Мысленно пожелав им спасения, он озаботился собственной судьбой. Юный гладиатор уже почти приблизился к круглому храму Геркулеса на берегу Тибра, когда что-то сильно ударило его в плечо. Падая, он подумал было, что это камень из пращи или дротик, но его мозг с опозданием отреагировал на звук выстрела. Что ж, до него все же добрался один из парней подполковника с Лубянки! Выронив оружие, он все же попытался встать. Но в этот момент чья-то крепкая нога ударила ему в лицо, и Лейтенант вновь рухнул спиною на жесткий булыжник улицы. Незнакомец стоял против солнца, и наш герой не мог различить его лица. Из начинавшего пульсировать болью плеча текла теплая струйка крови.

— Эх, хорошо пошло! Аж нога заныла! — раздался знакомый голос.

Лейтенант снова попытался встать, и вновь удар в лицо — такой, что в носу что-то хрустнуло, — заставил его упасть на спину. Он застонал и перевалился на живот. Сквозь выступившие слезы он разглядел прямо перед собою «борцовки» из двадцатого века. Впрочем, в этот раз на них был иной логотип.

— Сашка? — не веря, спросил он. В представлении нашего героя красавчик-мажор никак не должен был попасть в стажеры. Как-то не годился он ни в гении, ни в злодеи.

— Видно, тебе на роду написано — лезть, куда не надо! — продолжал тот, отшвыривая ногой загремевший по булыжнику мостовой меч. — Между прочим, подстрелил я тебя из твоего собственного «вальтера» — нашел его в так называемом «тайнике»!

— Честно говоря, — ответил ему Лейтенант, сплевывая кровь из разбитой губы, — я думал, что встречу здесь другого своего знакомого!

— Меня, что ли? — раздался голос Олега, и перед глазами юного гладиатора появилась еще одна пара ног. На этих были те самые «борцовки», в которых щеголял потерявший ухо нападавший. — Таки угадал! А ну-ка, Александер, двинь ему еще разок — у тебя злости побольше!

Тот опять от души врезал поверженному Лейтенанту. В этот раз удар пришелся в живот, и наш герой согнулся, задохнувшись от боли в солнечном сплетении. Но благодаря этому он почувствовал некий предмет, засунутый под его набедренную повязку. Это был тот самый маленький, но острый кинжал, который ему выдали по приказу Жополицего — «чтобы зарезаться». По счастью, он был со стороны неповрежденной — правой руки. Что ж, это был хоть какой-то шанс!

— И как же ты меня вычислил, мой драгоценный друг?

Лейтенант перевел дух и, морщась от боли в плече, поврежденном лосе и онемевшем животе, ответил:

— При всей моей наивности, трудно игнорировать такое количество фактов! Малярия! Повязка на голове после ночной встречи в кошмаре! То, что ты имел доступ к информации секретного радара! Змея в пакете со льдом — тоже твоя затея?

— Конечно! Ловко, правда?

— А если бы твоя гадюка не меня, а Таню ужалила?

Олег засмеялся:

— Это, пожалуй, расстроило бы нашего общего знакомого! Да, Сашка?

— Хочу, чтобы ты узнал перед смертью, — сказал тот дрожащим от злости голосом не получившего свое эгоиста, — Тане уже показали «похоронку»! Думаю, к тому моменту, когда я вернусь в Союз, она успокоится! У нас будет грандиозная свадьба! И будь уверен, много детей! Александровичей!

— Не пригласили бы меня, значит, на этот праздник жизни! Ладно, с тобой все понятно, звездострадалец! — ответил Лейтенант, пытаясь совладать с очередным приступом слабости. — А чем же я тебе не угодил, друг сердешный?

— Лично мне, даже несмотря на отрезанное ухо, ты симпатичен! Но, дорогой мой, ты же опасен для общества! Ты — прирожденный разрушитель чужих планов! Таких надо истреблять еще в младенчестве! Когда они только начинают проявлять свою сущность, нечаянно наступая на чьи-то песочные замки! Когда невинно рассказывают маме, как папа целовал соседскую тетю! Кричат гостям из-под стола, какого цвета бабушкины рейтузы с начесом! Или случайно перехватывают чужие радиопереговоры!

— И в чьей же песочнице я нагадил в этот раз?

— В нашей! В песочнице тех, кто решил заработать немного денег! Стартовый, так сказать, капиталец! Ты думаешь, в советском царстве-государстве только ГРУ и КГБ самые умные и хитрые? Одни решили СССР спасать — черт бы его побрал, тюрьму народов! Другие — своего брата по крови — Саддама! А мы вот решили спасти мир от кризисов и продать американцам координаты нашего ядерного металлолома! Конечно, сразу они нам не поверили, но дед-дипломат помог!

— Что, решил на старости лет предать дело Ленина-Сталина?

— Нет! — добродушно засмеялся Олег. — Он до сих пор на ночь глядя «Краткий курс» истории ВКП(б) читает! После просмотра газетных передовиц! Пришлось бедному наплести, что американцы совсем обнаглели и разместили в Анголе ядерное оружие! И что наш беззубый МИД решил молчать и ничего не делать! Так он, натурально, позвонил вышедшему на пенсию американскому коллеге, с которым познакомился во время Карибского кризиса!

— И что?

— И наорал на того! Мол, не позволим вам, обнаглевшим империалистам, грозить нам ядерной дубинкой из африканских глубин! Тот, конечно, глаза от изумления выпучил и сначала подумал, что дедушка того — свихнулся, не дожив до построения коммунизма в отдельно взятой стране! Но американец все же доложил куда надо! А те, в ЦРУ, быстро сообразили, что у несгибаемого сталиниста есть внук и что внук этот служит в Анголе! И что внучок сей давеча делал намеки работнику американского посольства в Луанде, сидя с ним в валютном баре! А тот, дурила, решил их проигнорировать! Но ничего, все уладили! Вчера Сашкин папка-генерал получил половину суммы наличными в Берлине! Он там на большой должности в Западной группе войск!

— А как ты все-таки про ракеты узнал?

— Случайно! Просто оказался в нужное время в нужном месте!

— Почему они к УНИТА улетели? Специально кто-то подстроил?

— Да какая мне разница! Подстроили или не подстроили! Мы-то все равно заработаем!

— Это ты у Солженицына вычитал, как предателем стать?

— У него я вычитал, что порою нанести вред режиму отнюдь не означает нанести вред Родине! Какая нам разница: ну получат америкосы пару ракет? Ну и что? У нас их что, не хватает? А у них они все равно лучше — куда надо летят! Из ГРУ в итоге выгонят мракобесов-подстрекателей! Друг чекистов Саддам проиграет войну! А мы с Сашкой сделаем старт для великолепной деловой карьеры! Чтобы было на что жен в Ниццу возить и Александровичей воспитывать! Да, братан? Ну, врежь ему еще разок, да пора заканчивать! Что-то не нравится мне этот звериный рев!


Но красавец Сашка проигнорировал пожелание партнера по бизнесу. Вместо того чтобы лупить по ребрам Лейтенанта, он приставил ствол «вальтера» к боку поклонника Солженицына и нажал на спуск. Раздался приглушенный выстрел, и Олег, нелепо взмахнув руками, осел на землю. Встав на четвереньки, он пытался вдохнуть воздух через простреленные легкие, но вместо этого лишь раздавалось жуткое клокотание, а на его губах появилась розовая пена.

— Я, братан, — с иронией сказал ему Сашка, — эти два миллиона теперь и без тебя в дело пущу! А это тебе, козел, за манговую гадюку! За то, что ты меня даже не спросил, когда мою будущую жену опасности подвергал!

С этими словами он, как будто выбивая подальше футбольный мяч, врезал Олегу по простреленному насквозь туловищу. Тот подлетел в воздух и рухнул на мостовую как мешок с картошкой.

В этот момент Лейтенант изо всех еще остававшихся сил воткнул кинжал в ногу Сашки.

Тот жутко заорал и инстинктивно нажал на курок. Пуля «вальтера» попала в одну из колонн храма Геркулеса. Наш герой с трудом поднялся и, покачиваясь, побежал к реке. Мажор-убийца попробовал поднять ногу, пригвожденную к земле, но потерял равновесие и упал. Приподнявшись на локте, он прицелился и выстрелил опять. Вторая пуля просвистела рядом с головой Лейтенанта и вновь попала в мраморную колонну. Раненому гладиатору оставалось пробежать еще несколько метров, и тогда бы, скрытый стенами, он оказался в безопасности. Но он знал, что не успеет, и его спина тоскливо сжалась в предчувствии следующего выстрела. Однако вместо этого послышался звериный рев, за которым последовал жуткий человеческий крик. Обернувшись, он увидел, как один из мишек-гигантов выдирал из Сашкиного живота окровавленный кусок плоти. Судя по всему, Александровичам было не суждено унаследовать папино дело. «Что ж, — подумал Лейтенант, — вегетарианцев я из них все-таки не сделал!» Вернувшись, он подобрал свой пистолет. Уже взяв в руки шершавую рукоятку «вальтера», он заколебался, решая, спасти ли Сашку от растерзания. Но в этот момент кошмар закончился, чтобы никогда более не повториться. Его голова закружилась, во рту появился тошнотворный привкус желчи, где-то за спиной раздраженно зажужжала так и не сожравшая его муха. Переворачиваясь в темном туннеле и с отвращением отталкивая от себя что-то мягкое и склизкое, забывая все свои приключения по ту сторону малярийных видений, наш герой полетел обратно — в кухню родительской квартиры, а потом в ангольскую саванну. Стажировка закончилась. Его ждал двадцатый век.

Глава 8

«Правда», 5 января 1990 года

САЛЮТ, ВАЙНАХИ!

«В здании МГУ имени М. В. Ломоносова состоялся учредительный съезд чечено-ингушского общества, утвердивший свою программу и устав.

Культурно-исторический центр даст возможность глубже изучать героическое прошлое и сегодняшнюю жизнь вайнахов — так называют себя чеченцы и ингуши, — их культуру, все многообразие национальных традиций и обычаев, богатство языка и самобытного народного фольклора, будет содействовать углублению идущих в стране демократических преобразований, их необратимости…»

Открыв глаза, он увидел перед собою одного из подчиненных Инструктора. Лицо унитовца посерело, рот был открыт, из него вывалился распухший язык, по которому ползали огромные термиты. Лейтенант невольно отшатнулся от отвратительной маски смерти и застонал от боли в плече. В чем дело? Его ранили? Где он? Как он здесь оказался? Скосив глаза, Лейтенант увидел, что из разорванной шеи соседа торчит покрытый почерневшей кровью огрызок позвоночника. Закричав, он попробовал вскочить, но опять застонал от боли в плече. Его стошнило от отвращения и слабости. Только после мучительного приступа рвоты он понял, что находится на берегу реки. И что компанию ему составляет не только голова мертвого партизана, но и целая львиная стая. Хищники, впрочем, не проявляли никакого интереса к самому Лейтенанту. Огромный самец равнодушно посмотрел на блевавшего в траву человека и лениво продолжил прерванное занятие. Последнее заключалось в обгладывании некоего предмета. Приглядевшись, наш герой понял, что это была обгрызенная нога, ранее бодро шагавшая в комплекте с вышеописанной головой. Одна из львиц неаппетитно хрустела чем-то, напоминавшим коленную чашечку. Вторая встала, протяжно зевнула и подошла полакать воды из водного препятствия, названия которого нашему герою так и не удалось узнать. Эдакий мирный завтрак по-африкански!

От львиного семейства отчетливо воняло звериной мочой и гнилым мясом. Нашего героя вновь стошнило. Мучительно хотелось пить. Порывшись в карманах, он нашел початую упаковку обеззараживающих таблеток. Оглядевшись, он заметил засаленное кепи сожранного партизана. Поколебавшись, он все же использовал головной убор в качестве сосуда, в котором и растворил антибактериальное средство. Из кепи понесло такой химией, что даже львы поморщили носы. Лейтенант закрыл глаза и с наслаждением влил в себя мерзко пахнувшую жидкость. Где-то не очень далеко захохотала гиена, как будто насмехаясь над идиотом-русским, решившим, что таблетки убили личинок паразитов. Впрочем, ему стало гораздо легче. После этого он попробовал осмотреть рану в плече. Едва сдерживая невольные стоны, он с трудом расстегнул и снял с себя пятнистую куртку. С еще большими мучениями он стянул армейскую футболку зеленого цвета. Под покрытыми коркой засохшей крови элементами военной формы оказалось вполне аккуратное входное отверстие от пули. Лейтенант осмотрел снятую с себя одежду — к его изумлению, на ней никаких отверстий не было. Он посмотрел еще раз — сомнений не было: кто-то, прежде чем выстрелить в него, зачем-то снял с него одежду, а потом, ранив нашего героя в плечо, одел вновь. Голова гудела. Львы продолжали с презрением рассматривать тупо разглядывающего окровавленные тряпки человека. Его они есть не стали, так как в какой-то момент от бесчувственного тела лакомой добычи вдруг пошел запах незнакомого и потому страшного в своей неизвестности хищника. Нашему герою так и не суждено было узнать, что спасенные им две тысячи лет назад медведи оказали ему таким образом еще одну — последнюю — услугу.


Откуда-то издалека донесся звук реактивных самолетов. Оглядевшись, Лейтенант заметил далекие точки — ангольская авиация по-прежнему использовала штурмовики как стратегические бомбардировщики. Судя по положению солнца, сейчас было часов пять утра. Восстановив в голове последние запомнившиеся ему события, он вспомнил о пленении, попытке побега и… Дальше череда воспоминаний прерывалась чем-то, напоминавшим удар прикладом по голове. Пощупав внушительных размеров шишку на черепе, Лейтенант получил подтверждение своей догадки. Он еще раз посмотрел на серый язык ударившего его мертвого партизана. «Мне повезло больше!» — невольно подумал наш герой. Оглядевшись, он с удивлением увидел лежавший на красной глине предмет. Это был его «вальтер». От пистолета резко воняло недавно сгоревшим порохом. В магазине оставались лишь два патрона. Еще один оказался в патроннике. Что ж, теперь у него, по крайней мере, было чем обороняться от львов-людоедов. Те, однако, по-прежнему не проявляли ни малейших признаков агрессии, равнодушно поглядывая на него желтыми глазами. Недалеко — метрах в двухстах — неожиданно раздался выстрел. Львы вздрогнули и подскочили. Самец оставил в покое ногу в истоптанном армейском ботинке и недовольно оскалил зубы. «Что ж, — решил Лейтенант, — со всеми вопросами разберемся позже!» Надо было выручать попавших в плен товарищей.

* * *

Инструктор спрятал автоматический «кольт», из которого он только что застрелил бельгийца с отрубленной Вань-Ванем рукой. После чего, как ни в чем не бывало, открыл небольшой, защитного цвета дюралевый чемоданчик. В нем помещалась спутниковая станция с клавиатурой, телефонной трубкой и раскладывающейся, как зонтик, антенной. За последние два часа он уже второй раз выходил на связь с сидевшим где-то очень далеко начальством.

— Вот это техника! — с уважением произнес Петрович распухшими от ударов губами. — Полковник, у нас такая в спецвойсках тоже есть?

— Военная тайна! — угрюмо ответил тот, с трудом шевеля суставами хорошо связанных конечностей и поглядывая на лежавшего без сознания Лешу.

На самом деле Вань-Вань просто не хотел признаваться, что спутниковые станции, производимые самой передовой в мире военной промышленностью, пока не влезли бы даже в огромный сундук, доставшийся от его прабабушки-купчихи. В свое время, еще в бытность в Афганистане, ему пришлось иметь дело с полевыми испытаниями «новой техники». Когда разработчик из ведомственного института в очередной раз виновато оправдывал несостоявшийся сеанс связи повышенной солнечной активностью или регламентными работами на соответствующем спутнике, он с трудом сдерживал могучий позыв заехать никогда не бегавшему от басмачей умнику по откормленной роже. Тем временем американец прочитал расшифрованное портативным компьютером сообщение. Его обычно бесстрастное лицо вдруг приобрело выражение приятного удивления, обычно свойственное нашедшим бумажник с большой суммой денег. Повернувшись к своим пленникам, он с почти добродушным видом произнес:

— Что ж, интуиция меня не подвела! Я опередил целый взвод морских котиков с нашего авианосца! Они-то вынуждены добираться сюда через Намибию! Так что ваши ракеты попадут в надежные руки! Равно как и вы сами! В виде благодарности за мое грядущее повышение могу поспособствовать в получении американского вида на жительство!

В течение всего этого хвастливого монолога Вань-Вань пытался, не привлекая внимания американца и его ангольских подручных, получше разглядеть нечто, болтавшееся на ветке баобаба неподалеку. Возраст был не тот, и зрение уже не такое острое, но ветеран военной разведки все же рассмотрел на куске грязно-белой материи знакомые ему сердечки и долларовые знаки. Кто-то, привязавший Лешины трусы на сухую ветку, подавал ему знак. И скорее всего, этот кто-то был столь драматично исчезнувшим накануне Лейтенантом. Что ж, это давало определенную надежду.

— Еще пара часов, и наши вертолеты будут здесь! — продолжал американец на своем очень хорошем русском языке, знанием которого явно гордился.

И тут Вань-Ваню пришла в голову одна мысль.

— Хочешь анекдот? — спросил он Инструктора.

Тот с готовностью кивнул и улыбнулся в предвкушении. Его просто распирало от хорошего настроения.

— Так вот, — начал разведчик, — американский спутник засек в сибирской тайге строительство подозрительного объекта.

Инструктор улыбнулся еще шире — анекдот оказался на профессиональную тематику!

— ЦРУ, — продолжал Вань-Вань, пытаясь не смотреть на иногда покачивавшиеся кусты неподалеку, — решило забросить туда, в глубь Азии, своего агента! Подобрали здорового и умного парня, закончившего хороший колледж, тот научился русскому языку, пить водку и даже играть на балалайке!

Инструктор невольно хмыкнул в предвкушении продолжения. Улыбнулся и Вань-Вань.

— И вот агента сбрасывают ночью на парашюте с суперсекретного самолета над январской тайгой! Он бредет по лесу, отбиваясь от волков и медведей, и находит Богом забытую деревеньку! В ней светится только одно окошко — местные мужики сидят в клубе и пьют водку. Открывается дверь, и в клубах морозного пара заходит наш агент! Все русские подозрительно смотрят на него, но американца не подводит профессиональная подготовка! Он называется «Колей», достает из рюкзака три бутылки «Столичной», рассказывает анекдоты про Брежнева и Пугачеву, произносит тосты за Сибирь и сибиряков и даже играет на балалайке! И вот, когда все уже выпили с ним на брудершафт, один из русских говорит агенту, дружески обняв его за шею, — казалось, даже унитовские следопыты, не знавшие русского, затаили дыхание в предвкушении концовки. — «Колян, ты такой классный чувак! Ты угостил нас шикарной водкой, рассказал смешные анекдоты и даже сыграл на балалайке! Но скажи мне: а почему ты черный?»

Петрович оглушительно заржал. Инструктор тускло улыбнулся: его настроение явно испортилось. Добившийся своего Вань-Вань решил немедленно развить первоначальный успех:

— А хочешь еще один анекдот?

Инструктор кивнул, но уже без всякого энтузиазма. Он понял, что чертов русский отнюдь не собирался развеселить его. В то же время хотелось выяснить, чего же он добивался.

— Идет негр по пустыне! — начал Вань-Вань.

Петрович, знавший этот анекдот, не сдержался и коротко хохотнул. Лицо Инструктора посерело. Вань-Вань продолжал:

— Уже умирая от жажды, он неожиданно спотыкается о какой-то позеленевший бронзовый сосуд. Поднимает его, вытирает приставший песок и — о чудо! — из старинной лампы появляется джинн! И говорит он нашему измученному путнику: «Мой новый повелитель, я могу исполнить три твоих самых заветных желания!». Обрадовавшийся негр, или… Как это будет политически корректнее? Афроамериканец? Так вот, наш афроамериканец, подумав, отвечает: «Хочу стать белым, каждый день касаться множества голых женщин и чтобы у меня было сколько угодно воды!».

Петрович опять, не выдержав, хмыкнул. Инструктор, не мигая, смотрел на рассказчика. Тот невозмутимо закончил свою историю:

— Джинн кивнул, подумал с минуту, хлопнул в сухие ладошки и произнес: «Да будет по-твоему, путник!». И наш, гм, афроамериканец стал унитазом в женском туалете!

На этот раз лицо Инструктора посерело настолько, что не засмеялся даже Петрович. Помолчав несколько секунд, он подошел к Вань-Ваню и достал нож. Разведчик подумал, что перестарался, и зажмурился в преддверии неминуемой смерти. Но американский советник быстро разрезал путы на руках и ногах пленного русского и сказал:

— Вставай, расистская свинья! Будем драться! Один на один! Mano o mano![54]

Вань-Вань поднялся, с удовольствием растирая затекшие конечности, прищурил раскосые глаза и со значением посмотрел в сторону ближайших кустов. Унитовцы побросали все и собрались посмотреть, как их предводитель станет бить «руссо». На основании личного опыта они знали, что это будет долгим и захватывающим зрелищем. Инструктор же принял боевую стойку и похлопал ладонями по ляжкам:

— Ну, давай, товарищ! Сейчас посмотрим, кто будет смеяться последним!

Полковник, ничуть не сомневаясь в профессионализме не на шутку рассерженного оппонента, всерьез рассчитывал на своевременное вмешательство своего подчиненного. Тот не заставил себя ждать. Раздался сухой хлопок пистолетного выстрела, и Инструктор рухнул в красную пыль, получив пулю в бедро.

— Сдавайтесь! Вы окружены! — раздался из кустов голос Лейтенанта, попытавшегося вложить в свой приказ как можно больше суровой хриплой мужественности. По всей видимости, это не вполне ему удалось, так как унитовцы, хотя и были деморализованы внезапной нейтрализацией предводителя, все же не спешили бросать оружие. В этот момент к их ногам упал некий тяжелый предмет. Африканцы враз закричали от ужаса — это оказалась голова их пропавшего товарища, которой побрезговали львы. Больше нашему герою кричать не пришлось: унитовцы дружно побросали оружие и подняли вверх руки. Вань-Вань к тому времени схватил карабин Инструктора и помогал им встать на колени с поднятыми за голову руками — лицом к упомянутому анатомическому фрагменту. Вынужденное созерцание последнего, по его мысли, должно было воспрепятствовать сомнениям в правильности принятого решения сдаться. Этого времени вполне хватило для того, чтобы Лейтенант, вылезший из кустов, развязал руки Петровичу, а Вань-Вань собрал все оружие в одну кучу, связал руки Инструктору и перевязал его рану.

— Простите за анекдот, коллега! — искренне сказал советский полковник американцу, еще не пришедшему в себя от шока. — У меня просто не было иного выхода!

Тот ничего не ответил. Вдалеке послышалось рокотание вертолетных двигателей. Лейтенант тревожно посмотрел на старших товарищей по оружию. Судя по выражению лица непосредственного начальника, мысль о прибывающих морских котиках не вызвала у него никакого восторга. Только что чудом пойманная за хвост удача стремительно выскальзывала из их бессильных — как порою в кошмарах! — рук.

— «Ми-8»! — вдруг послышался слабый голос, который сначала никто не узнал.

— Три штуки! — продолжал пришедший в себя Леша. — Это свои, товарищ полковник! Наши!

Вань-Вань подскочил к своему подчиненному и от избытка чувств расцеловал его в щеки:

— Молодец, морпех! Умница! Скоро будешь в госпитале!

После этого он подошел к Лейтенанту и крепко обнял его. Тот застонал от боли в плече.

— Ты что, тоже ранен?!

— Так точно, товарищ полковник! По-моему, навылет, но болит сильно!

Шум двигателей приближавшихся вертолетов становился все громче. Вань-Вань вспомнил об Инструкторе, который, судя по тоске в черных глазах, предпочел бы стать унитазом, чем столь позорно попасть в плен к перехитрившим его русским. Вань-Вань на мгновение задумался, а потом, приняв для себя решение, развязал руки американца.

— Слушай, мистер! — сказал он советнику. — Я бы тебе тоже предложил помощь в получении советского вида на жительство! Но боюсь, тебя эта перспектива не устроит! А поэтому приезжай-ка к нам лучше туристом! Серьезно! Я тебя и в гости приглашу! Водки выпьем!

Когда освобожденные, но по-прежнему безоружные унитовцы уже покидали место недавнего пленения, Инструктор, которого тащил на спине один из них, приказал ему остановиться и сказал:

— К тому времени, товарищ, я научусь играть на балалайке! И тоже выучу пару анекдотов! И между прочим, я рад, что вы все же нашли свои чертовы ракеты! Это означает, что скоро я, вполне возможно, попаду из африканской саванны в иракскую пустыню!

— Да, думаю, он не успеет найти другую бомбу! — подтвердил Вань-Вань.

Двое профессионалов на прощание улыбнулись друг другу.

— Я так понимаю, — нейтральным тоном произнес Петрович, подойдя к полковнику, — что нам лучше прямо сейчас договориться о нашей версии событий! Чтобы потом не было разночтений!

Три вертолета в бурых пятнах камуфляжа и с ангольскими опознавательными знаками на бортах, вздымая мутно-красные облака пыли, сели невдалеке от места крушения сбитой Лешей машины. Из них, пригибаясь, выбегали люди. Даже издалека можно было разобрать, что у них светлые лица. Первым до них добрался Резидент. К удивлению Лейтенанта, пятнистая форма сидела на нем так же ладно, как и дорогой костюм. Он посмотрел на лежавшего Лешу, на окровавленную одежду Лейтенанта, на оставленную унитовцами импортную спутниковую радиостанцию и сказал:

— Ну, мужики, удивили! Вас-то как сюда занесло?!

— А как вы узнали, куда лететь? — вместо ответа спросил его Вань-Вань.

— Сегодня ночью в Луанде, в больничной палате для малярийных обнаружили трупы двух молодых переводчиков! — ответил Резидент, беря в руки карабин Инструктора. — Один был просто застрелен, другой — буквально разорван на куски! Как будто дикими зверями!

— Олег и Сашка?! — спросил Лейтенант.

Резидент сделал паузу и странно посмотрел на него:

— А ты-то откуда знаешь?!

Тот только покачал головой — он и сам не имел представления, почему именно их имена пришли ему в голову.

— Так вот! — продолжал Резидент. — Сообщили родителям! В том числе и отцу одного из них, который служит в Германии! Генералом! И надо же: тот начинает рыдать, отдает чемодан, набитый долларами, признается в предательстве и сообщает координаты этого места! Да говорит, чтобы мы спешили! В общем, посадили в вертолеты всех, кого смогли собрать, — и сюда! Где ракеты-то?

— Скажи сначала, за каким хреном вы их в эту вонючую речку засунули?

— Дорогой мой, ты думаешь, Запад нас боится из-за того, что наши ракеты куда надо попадают? Нет! Они трясутся от страха, потому что порою мы сами не ведаем, куда полетят наши боеголовки! Даже с самыми большими в мире компьютерами!


Тем временем к спасенным офицерам добежала и остальная масса прибывших. Впереди всех виднелась до боли знакомая лосиная фигура Ромы. За ним, почти не отставая, по-птичьи перебирая худыми ногами, несся Гоша. За Гошей тяжело пыхтел человекообразный носорог Витя. На его спине был неизменный огромный рюкзак, в крепких руках с по локоть закатанными рукавами блестел смазкой «Калашников» с пулеметным, похожим на бочонок, магазином.

— Племяш! — закричал он. — Живой, твою мать! То-то жена обрадуется!

— Не трогайте, я ранен! — только и смог пискнуть Лейтенант перед тем, как на него набросились с объятиями трое здоровых мужиков.

Резидент, Вань-Вань и Петрович, улыбаясь, наблюдали за происходившим.

— Что будем с парнем делать? — спросил Резидент, обращаясь к разведчику. — Гэбисты его просто так не оставят! Может, возьмем под крыло?

— Аналитиком?

Резидент подумал:

— А что! Голова у него работает! Языки знает! Жизни хлебнул! Пусть только доучится сначала! Но в кадры зачислить надо сейчас — пока чекисты не добрались!

Вдалеке послышался рокот лопастей еще одной аэромобильной группы.

— Американцы! — весело сказал Вань-Вань. — Опять опоздали! Как цена на нефть-то? Поднялась?

— Стабилизировалась! — хмуро ответил помрачневший Резидент, разглядывая огромные «чинуки» с наскоро замазанными белыми звездами на бортах.

— Куда переводят? — не отставал Вань-Вань: тут, как говорится, и коню было понятно, что страна не забудет своих «героев».

— В Сургут! — так же нехотя ответил Резидент. — Сказали — раз уж я теперь все равно большой спец по нефтяной отрасли, то надо потрудиться в народном хозяйстве! Как ты и говорил — «проклятие динозавров»! Добрались, сволочи вымершие!

— Московскую квартиру оставят?

— Откуда я знаю? Дай Бог, чтобы хоть у нефтяников угол нашелся! Спасибо, хоть замдиректора назначают, а не вечную мерзлоту на зоне долбать!

Мимо них пронесли труп чекиста Аристарховича.

— А это еще кто? — поинтересовался Резидент.

— Товарищ с Лубянки! Оказался в компании с иракцами!

— Надо же! Почти успели! И кто его?

— Да арабы, наверное, и зарезали!

— К нам вопросов не будет?

— Так мы ведь доложим, что коллега-конкурент жизнь положил за спасение щита Родины от рук несознательных разжигателей войны! Мужику Героя дадут! Какие такие вопросы!


Тем временем американские вертолеты начали свой первый облет конечного пункта назначения. Некоторые из советских офицеров, не выдержав, с помощью согнутой руки показали им международно признаваемый жест. В открытых бортах геликоптеров сверкала оптика мощных фотоаппаратов. Когда раненых Лешу и Лейтенанта уже погрузили в один из «Ми-8», наш герой вдруг крикнул летчикам:

— Погодите!

Вернулся он быстро и положил на грудь раненого морпеха кусок рваной материи с сердечками и долларами на ставшей грязно-серой поверхности.

— Скажешь жене — пусть еще одни подарит!

Леша улыбнулся посеревшими от боли губами.

Тем временем снаружи послышалось гудение голосов. Лейтенант выглянул и быстро понял причину. В бортах вернувшихся на второй круг американских вертолетов появились светлые пятна. Наш герой не сразу понял, что обидевшиеся на неприличный жест морские котики показывали русским свои обнаженные задницы. Резидент, отвлекшись от грустных мыслей о сибирском климате, вдруг повеселел и сказал Вань-Ваню:

— Слышь, полковник, а у нас что, задницы хуже?!

Через минуту взрослые, хорошо обученные военные двух сверхдержав, забыв о том, где они находятся и чем занимаются, демонстрировали друг другу то, что порою стеснялись показать даже собственным женам. Они, конечно, не думали в этот момент, что точно так же — только две с чем-то тысячи лет назад — обменивались «приветствиями» римские легионеры и карфагенские пехотинцы. Или что когда-нибудь, спустя еще две тысячи лет, их потомки, возможно, будут показывать друг другу то же самое сквозь иллюминаторы космических крейсеров.


Стоявший в некотором отдалении от этой вечной в своей инфантильной глупости военной сцены седой вождь почти вымершего племени, только что похоронивший своих погибших родственников, с недоумением смотрел на причуды белых людей. Зачем они пришли сюда, на его землю? Чтобы насиловать и отнимать жизнь у его внучек? Чтобы убивать друг друга? Чтобы, наконец, показывать друг другу зады? Что им надо в сердце Африки? Наверное, думал мудрый житель красного континента, напевая про себя древнюю погребальную песню, их вожди забыли о том, что саванна не любит вражды, ненависти и шума. Что ж, когда-нибудь и они поймут, насколько ценна каждая пара рук, когда надо построить хижину. И как важно, чтобы рядом был теплый родной человек, когда наступает темнота и на охоту выходят звери и демоны ночи.

Загрузка...