Часть первая.
Заколдованный народец

Ибо человек замуровал себя так, что видит все через узкие щели пещеры своей

Уильям Блэйк. «Бракосочетание Неба и Ада» [1]


За пределами реального мира, в котором мы живем и развиваемся, скрывается другая, совершенно отличная от нашей реальность.

Фридрих Ницше.


Вздорная мызыкантша

Подобно репейнику, старые имена цепляются друг за друга и за всех, кто бродит меж ними.

Пол Хейзел. «Под водой»


Больше всего на свете Джейни обожала две вещи: музыку и книги, причем не обязательно в таком порядке.

Ее кумиром среди музыкантов был ныне покойный Билли Пигг из северо-восточной Англии, игравший на нортумбрийской волынке. Вдохновленная его творчеством, Джейни тоже решила выбрать эту волынку в качестве своего основного инструмента.

Как писателя девушка боготворила Уильяма Данторна, и не только потому, что он дружил с ее дедом, хотя старую коричневатую фотографию с их изображением она бережно хранила в пластиковом футляре, который носила в чехле своей скрипки. Снимок сделали перед самым началом Второй мировой войны в их родном Маусхоле, название которого местные жители произносили как «Маузел»: два долговязых корнуэльских парня стоят возле трактира «Корабельный двор», с матерчатыми кепками в руках и застенчивыми улыбками на лицах.

Из-под пера Данторна вышли три книги, но до того дня, когда Джейни, убираясь на Дедушкином чердаке, перетрясла содержимое находившихся там ящиков и сундуков, она знала лишь о двух. Третья книга оказалась тайной и существовала в единственном экземпляре.

Лучшей работой Данторна считался роман «Заколдованный народец», вызывавший у читателей такие же теплые воспоминания, как «Винни-Пух», «Ветер в ивах» и прочая классика детской литературы. В нем рассказывалось о заколдованном племени Маленьких Человечков: в Средние века одна взбалмошная ведьма уменьшила обитателей некой страны до размеров мышей, а потом умерла, так и не успев снять с них наложенное заклятие. Согласно Данторну, в течение столетий Маленькие Человечки благополучно соседствовали с обычными людьми, хоронясь от их глаз, и так дожили до наших дней. «Заколдованный народец» переиздавался множество раз, но Джейни по-прежнему оставалась поклонницей первого издания, сопровождавшегося замечательными рисунками Эрнста Шепарда[2].

Другим романом была «Утраченная музыка», опубликованная спустя два года после выхода первой. Несмотря на то, что она так и не сумела повторить успех «Заколдованного народца» (вне всякого сомнения, из-за своего меньшего сходства со сказкой и большей сосредоточенности на серьезных темах), изложенная в ней идея о том, что музыка является ключом к затерянным мирам и потаенным мыслям, сразу выделила книгу из общей массы произведений подобного рода. «Утраченная музыка» также до сих пор печаталась, хотя лишь немногие дети, заглядывая под свою рождественскую елку, обнаруживали там ее издание, иллюстрированное каким-нибудь заурядным художником.

Джейни нередко сокрушалась по этому поводу, поскольку долгое время «Утраченная музыка» была ее любимой книгой. Именно благодаря ей девушка увлеклась стариной и обратилась к первоисточникам, углубившись в изучение сказок, мифов и песен, между которыми, как выяснилось, существовала неразрывная связь. Это было замечательное открытие — одно из тех, что определяют судьбу.

Не проявив интереса к писательству, девушка вдруг почувствовала тягу к народной музыке. Овладев игрой на скрипке, она пускалась в долгие странствия по страницам песенных сборников, найденных в книжных лавках, и мелодии оставляли след в ее душе, словно сок диких ягод на юбке, когда Джейн бегала к утесу через поле. Старые мотивы, старые названия, старые истории. Так Уильям Данторн невольно определил судьбу Джейни — вывод, который заставил Дедушку рассмеяться, когда однажды она заявила об этом в его присутствии.

— Вряд ли Билли пришел бы в восторг, моя ласточка, — сказал он ей, — узнав, что, начитавшись его романов, славная корнуэльская девчушка принялась зарабатывать себе на хлеб насущный исполнением ирландской музыки… Не говоря уже о том, что она мотается по свету в компании скрипки да волынки.

— Но ведь тебе нравится моя музыка.

Дедушка кивнул:

— И не сомневаюсь, что и Билла она тронула бы не меньше. Он корпел над книгами при свете фонаря ночи напролет. Он был одержим своим делом, понимаешь? А значит, смог бы по достоинству оценить это качество и в тебе. Билл не мыслил себя без пера, но направлять его хотел только на то, что его действительно волновало, а торговцы требовали все новых и новых сказок. К тому времени у него в голове успели созреть кое-какие стоящие идеи, так что днем он возился с лодками, чтобы заработать на жизнь, а приходя домой, садился писать. Для себя. Он не стал бы создавать еще одну сказку о Маленьких Человечках, потому что не желал возвращаться к уже пережитой теме. Нипочем не желал!

— Но в «Утраченной музыке» тоже есть что-то от сказки.

— Конечно. Однако, по словам Билла, он не делал этого нарочно — просто в ходе работы какие-то детали появлялись сами собой. «Утраченная музыка» стала для него способом поделиться своей верой в то, что старые сказки и напевы — это всего лишь далекое эхо, долетающее до нас из других измерений… эхо чего-то, о чем все мы когда-то знали, но потом забыли. Билл был очень серьезен, объясняя мне это. Думаю, его умение выражать свои мысли так, чтобы они были поняты другими, являлось даром свыше. Скорее всего, он и Маленьких Человечков не считал плодом своего воображения.

— По-твоему, он и вправду допускал существование подобных вещей?

Дедушка пожал плечами:

— Я не могу ответить ни да, ни нет. Хороший парень и надежный друг, наш Билл всегда был немного не от мира сего. Иногда у него был такой вид, словно он только что увидел лесного эльфа, корчащего ему рожицы из-за дверного косяка, и тогда в течение какого-то времени он ничего не говорил — по крайней мере, ничего связного. Но при этом я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь нес околесицу так красноречиво, как Билл Данторн, не раз и не два ему удавалось убедить меня в ней…

Данторну также принадлежал ряд очерков, рассказов, путевых заметок и стихов, хотя из всего этого милости издателей удостоилась лишь пара рассказов, периодически перепечатываемых в детских сборниках: «Маленькие Человечки», первая версия «Заколдованного народца», и «Человек, который жил в книге» — восхитительное откровение о реальности, существующей внутри книги и готовой открыться тому, чье изображение там хранится. Джейни помнила, как ребенком она оставляла свои фотографии между страницами любимых произведений, в самых лучших их местах, и шла спать, надеясь проснуться в одном из неведомых волшебных царств.

— Ничто не мешает мне попытаться и сейчас, — пробормотала она себе под нос, смахивая пыль и паутину с сундука, задвинутого под свес чердачной крыши.

Джейни все еще не могла поверить в то, что Алан бросил ее в такой трудный момент — прямо накануне турне по Новой Англии и Калифорнии.

Нынешним летом отношения между ними складывались не лучшим образом, что лишний раз подтверждало справедливость старой поговорки: «Никогда не смешивай работу с удовольствием». Что ж, пожалуй. Но не так-то просто устоять перед классным парнем, который ко всему прочему еще и играет вместе с тобой. В этом есть довольно много преимуществ: тебе не приходится расставаться с любимым на время гастролей. Ну разве это не здорово? Долой одинокие ночи, когда все музыканты развлекаются, а ты должна куковать одна в гостиничном номере лишь потому, что почувствовала острую внутреннюю потребность побыть немного вдали от толпы и незнакомцев; не нужно напяливать на лицо парадную улыбку в то время, как тебе хочется просто укрыться где-нибудь со своим другом, ничего не делать и не изводить себя догадками о том, как зрители оценили твое выступление.

Но человеческие отношения имеют обыкновение разрушаться при отсутствии должного внимания к ним, и Джейни с Аланом не удалось стать исключением. К концу своего последнего турне по континенту они превратились в настоящих ворчунов, жаловавшихся уже не друг другу, а друг на друга. Дело касалось различной житейской ерунды, мелких обид и недоразумений. Тем не менее, вскоре все это начало сказываться на музыке, и вот однажды наступил момент горького прозрения: они больше не могли сыграть ни единой композиции без того, чтобы не устроить шумную ссору.

По мнению Алана, Джейни оказалась вздорной особой. Возможно, он был прав. Но она ни за что на свете не согласилась бы принести в жертву искусство и потому бурно протестовала против попыток Алана под предлогом импровизации увиливать от заучивания произведения или лупить по струнам гитары как по наковальне.

Имя Джейни все еще оставалось на афишах. Люди шли на ее концерты, и она считала себя обязанной оправдать потраченные ими деньги. Желающих смотреть на ее подвыпившего дружка не находилось, и никто даже даром не пошел бы слушать темы из репертуара «Погс»[3], как бы великолепно они ни звучали в его исполнении. И это стало самой больной мозолью Алана. Народ не интересовался им, Аланом МакДоналдом. Все стремились послушать его подругу.

— Ну и черт с ним! — объявила Джейни, вытаскивая сундук из-под свеса.

Возглас девушки гулко раскатился по чердаку, и она невольно закусила губу: что сказал бы Дедушка, обнаружив ее тут сидящей на полу и разговаривающей с самой собой? Впрочем, в доме она была одна. Дед уехал в Пол пропустить с приятелями несколько пинт в «Королевской рати». Наверное, ей тоже следовало быть там. Вне всякого сомнения, туда бы заглянул старый Чоки Фишер с одним из своих инструментов, и они смогли бы вместе сыграть. А потом Джим Рэфферти достал бы из кармана куртки свой вистл[4] и спросил: «Вы ведь знаете, что это такое, да?» — прежде чем осчастливить присутствующих новой версией «Джонни Коупа»[5].

Впрочем, Джейни прекрасно понимала, что сегодня ей не найти утешения в музыке. Турне висело на волоске, а ей не с кем было выступать. Она дала объявление в пару газет, но для прослушивания претендентов пришлось бы возвращаться в лондонскую квартиру. И мало шансов, что туда вообще кто-нибудь позвонит. Разве только какой-нибудь чудак, едва овладевший игрой на первых трех струнах, которого требовалось научить обращаться с остальными, прежде чем приступать к работе над конкретной композицией. Так или иначе, все, кто что-то собой представлял, сейчас были недоступны. Ну, если только не уговорить Алана провести с ней хотя бы эти гастроли.

Но нет, спасибо.

Джейни распахнула деревянный сундук и чихнула — внутри уже успела поселиться плесень. В сундуке, сложенные пачками, лежали старые журналы. Она взяла один из них, принялась листать его и чуть не подпрыгнула, увидев знакомое имя. «День Тома Бокока в Маусхоле» Уильяма Данторна. Статья посвящалась празднику, отмечаемому в Маусхоле двадцать третьего декабря[6], — в этот день рыбаки готовят пирог, в котором рыбины запекаются целиком так, чтобы их головы выглядывали наружу через корочку.

Джейни просмотрела еще несколько журналов: все они содержали очерки Данторна. Большинство из них были ей знакомы (Дедушка бережно хранил все, вышедшее из-под пера его друга), но обнаружилась и пара неизвестных работ, и к их печатным версиям прилагались рукописные.

Что ж, неплохая находка, не правда ли? Вот бы здесь оказался незаконченный роман! А еще лучше законченный, которому просто не терпится быть прочитанным…

Джейни затаила дыхание, когда ее руки нащупали что-то на дне сундука, и через секунду вытащила оттуда книжку в кожаном переплете.

«Сердечко, не бейся так сильно!» — взмолилась она.

Рукавом джемпера Джейни стерла плесень, покрывавшую обложку, и тисненые буквы заглавия заставили ее пульс застучать с удвоенной силой.

«Маленькая страна». Роман Уильяма Данторна.

Дрожащими пальцами Джейни открыла книгу. Какая-то сложенная бумажка упала ей на колени, но девушка проигнорировала ее, сосредоточившись на пожелтевших страницах.

Это действительно был роман. Законченный роман Данторна, о котором Джейни даже не слышала.

Она пробежала глазами титульный лист — пробежала несколько раз, поскольку не сразу осознала смысл написанного: «Отпечатано в единственном экземпляре».

Единственный экземпляр.

Она держит в руках единственный экземпляр!

Но почему он здесь?

Джейни осторожно положила драгоценную находку на стопку журналов и рукописей и подобрала выскользнувший из него сложенный вдвое листок.

«Мой дорогой друг Том», - прочла она, развернув его.

Джейни посмотрела на подпись: Дедушке писал Данторн. Поморгав, она вернулась к началу текста.

«Вот книга, которую ты обещал мне хранить. Прочти ее, если хочешь, но помни: нельзя допустить, чтобы она покинула твой дом и увидела свет. Никогда! И существование самого романа, и суть изложенного в нем должны оставаться тайной.

Я знаю: иногда ты думаешь, что я сумасшедший, и - Бог свидетель - я дал тебе для этого достаточно оснований („неисправимый тип“ - ты часто награждал меня подобной характеристикой), но я буду бесконечно благодарен тебе, если ты выполнишь мою последнюю просьбу.

Меня терзают дурные предчувствия насчет наступающего года (да, полоумного Билла Данторна вновь посетило знаменитое предвидение!), поэтому я спешу вручить свою книгу тебе, понимая, что рядом с тобой она будет в безопасности.

Удачи тебе, друг мой. Жаль, что мое время на исходе».

Джейни перечитала письмо и задержала взгляд на дате: Данторн написал его всего за два месяца до смерти.

Знаменитое предвидение?

Скрытое от людей произведение?

Девушка задумчиво сложила листок и сунула его обратно в книгу под обложку. Затем, устроившись на полу Дедушкиного пыльного чердака, она открыла роман на первой странице и уже через несколько строк забыла обо всех своих тревогах, попав в чарующий плен тайной книги Данторна.


Жизнь переменчива

Иногда мне чудится, что я упираюсь носом в витрину булочной, только при этом я — хлеб.

Героиня Кэрри Фишер, х/ф «Открытки с края света»


1

— Если наши жизни — это книги, — сказала Джоди Дензилу Госсипу, — то кто-то вырвал уйму страниц из моей.

— Да что ты говоришь! — произнес тот с мягкой насмешкой. — Вы только послушайте ее!

Старик сидел на высоком табурете за верстаком, расположенным под самым свесом крыши, и колдовал над моделью очередного летательного аппарата. Прищурившись и глядя через очки, он старательно затягивал гайку на последнем крошечном болтике — это была уже третья попытка с тех пор, как Джоди пришла к нему на чердак тем дождливым днем. Девушка терпеливо ждала. Наконец Дензил справился с болтом и достал из кармана своего твидового пиджака кусочек сыра «Берк», предназначенный для задабривания двух мышей, коим предстояло привести в действие очередное изобретение, — если, конечно, их удастся выманить из клетки и поместить в центр вращающихся механизмов, похожих на два беговых колеса, которые были прикреплены с обеих сторон машины. Дензил никогда не добивался своего силой — особенно от тех, кто играл решающую роль в его экспериментах.

— Нужно, чтобы мыши сами захотели это сделать, — объяснил он Джоди, когда та спросила, почему бы просто не вытащить их за шкирку. — Они ведь не рабы, а мои партнеры в решении этой задачи.

Мыши — гораздо более умные, чем многие могли бы подумать, — проигнорировали предложенное лакомство и остались в своем убежище, с любопытством поглядывая на сыр через отворенную дверцу и подергивая своими розовыми носиками. Джоди попыталась вспомнить, которая из них пилотировала миниатюрный воздушный шар, наполненный горячим паром, — тот самый, что во время ее визита к Дензилу на прошлой неделе сумел пролететь через весь чердак. Кажется, это была испытательница с коричневым пятнышком на левой задней лапке.

— Я не вижу в этом никакого смысла, — призналась девушка.

— Что? — Дензил внимательно посмотрел на нее поверх очков в проволочной оправе. — Ну и ну! Мы тут почти вплотную подошли к раскрытию тайны полета, а тебе наплевать?

— Не совсем, — поспешила уточнить Джоди. — Но что толку в создании летающей машины, если ты должен крутить колесо как сумасшедший, чтобы заставить ее держаться в воздухе? Проще добраться на поезде, при этом можно еще и выспаться.

— Джоди! Где же твой авантюризм?

— Должно быть, я оставила его в другом жакете. Сходить за ним?

Дензил крякнул и вернулся к мышам, а Джоди уселась в засаленное кресло, предварительно передвинув его от очага к верстаку, откуда было удобнее наблюдать за происходящим.

— Сходить за ним, — повторил попугай Дензила голосом хозяина, усаживаясь на спинку кресла.

Джоди обернулась и погладила его перья:

— Не начинай, Ноз.

Чердак Дензила являл собой любопытнейшую помесь зоопарка, лаборатории алхимика и гаражной мастерской.

В клетках, выстроенных вдоль стены, обитали четыре мыши, две белые крысы, жирный вислоухий кролик, пара зеленых ящериц и черепаха. По соседству с ними приютился темный аквариум с сонными полосатыми зубатками. Под коньком была прибита жердочка Ноза, занятая в данный момент черноглазым вороном, а под ней располагалась пустая клетка, куда Олли, светло-коричневая макака, запирался за плохое поведение. Сейчас он спал на книжном шкафу вместе с Рамом, старым ярко-рыжим котом с разорванным ухом.

Верстак был разделен на две приблизительно равные части. На одной из них красовалось умопомрачительное месиво из пробирок, мензурок, стеклянных трубок, горелок, зажимов, штативов, термометров, склянок, набора весов и микроскопа с целым подносом грязных предметных стекол; на другой валялись различные инструменты, мотки проволоки, кусочки металла, часовые механизмы и тому подобные атрибуты изобретателя.

Кроме того, на чердаке имелись небольшая софа, заменявшая Дензилу кровать, и кресло — точная копия того, что облюбовала для себя Джоди; темная чугунная плита в окружении кухонных принадлежностей и шкафы, набитые книгами, папками и свернутыми листами ватмана. А все свободное пространство было завалено прочими вещами Дензила, так что каждый, кто пытался пройти по его чердаку, неизменно натыкался то на груду металлолома у двери, то на пакет с едой, то на тубус с картами, то на отдельные стопки книг, журналов и газет.

Словом, жилище было похоже на своего владельца, выставлявшего на обозрение миру лишь помятую физиономию, пестревшую заплатами одежду и прическу в стиле «воронье гнездо», тогда как за этим непритязательным обликом скрывался блестящий ум, никогда не устававший исследовать окружающий мир. Джоди проводила на этом чердаке гораздо больше времени, чем где-либо еще в Бодбери. И сильнее, чем пребывание здесь, ей нравились только прогулки за городом, куда она нередко отправлялась в поисках каких-нибудь ингредиентов, необходимых для очередного эксперимента Дензила.

Визиты к нему на чердак становились серьезным испытанием для обоняния Джоди, потому что помещение было насквозь пропитано чудовищной смесью запахов, исходящих от пробирок с химикатами, клеток с живностью, бутылок с машинным маслом и курительной трубки хозяина. Зато как бы последний ни был увлечен своими занятиями, он всегда с удовольствием поддерживал разговоры на самые различные темы. Правда, иногда они прерывались паузами, длившимися с утра до обеда, но потом неизменно возобновлялись.

— Ну, и каких же страниц не хватает в твоей книге? — спросил Дензил и теперь.

Положив ломтик сыра на пол между мышиной клеткой и летательным аппаратом, он поправил очки и взглянул на Джоди.

— Ну, не знаю, — протянула она. — Болтаюсь без дела. У меня и мыслей-то конкретных нет. Наверное, такое случается, когда человек начинает стареть.

Дензил хихикнул:

— Стало быть, ты скоро совсем рассыплешься. Сколько тебе сейчас? Семнадцать?

— Восемнадцать. А чувствую себя на сто.

— На сто. Так-так-так. Пожалуй, я дал бы тебе немного меньше.

Он подтолкнул кусочек сыра поближе к клетке.

— Я срочно должна что-то предпринять, — вздохнула Джоди. — Мне нужна Цель.

— Что ж, пожалуй, — согласился Дензил. — Ты не можешь всю свою жизнь проторчать на моем чердаке. Это абсолютно ненормально.

— Но я же тут не просто сижу. Я твой ассистент. Ты сам так говорил!

— А это было до или после того, как мы решили, что в обязанности ассистента входит уборка за животными?

— До, — поежилась Джоди. — И решил это ты один.

— Хм.

Дензил поднял сыр с пола и сунул себе в рот. Затем достал из кармана маленький треугольный кусочек другого сыра, тамширского, и положил его на место прежнего. Мыши посмотрели на угощение с явным интересом, но выходить по-прежнему не спешили.

— Цель, значит? — продолжал Дензил. — И недостающие страницы?

Джоди кивнула:

— Словно время остановилось. Взять, к примеру, эту весну. Неужели вся моя жизнь пройдет в таком же бездействии? Вот чем я занималась с конца зимы?

— Кроме того, что помогала мне?

Джоди снова кивнула.

— Сказать по правде, не помню. А что думает по этому поводу Нетти?

Джоди жила у своей тетки Нетти, хозяйки борделя на окраине города. Бедняжка испытала глубокое разочарование, когда племянница наотрез отказалась унаследовать семейную традицию и, подобно всем женщинам их рода, заняться «легким заработком».

«Некоторые мужчины души не чают в тощих, мальчишестых девицах», — увещевала она Джоди, но так и не смогла пробудить в той интерес к древнейшей профессии.

«И вовсе я не тощая, — утешала себя девушка. — Я просто стройная. Ну, может, худенькая. Но уж никак не тощая. Тощими бывают только кошки. Или дети».

Джоди ростом была не более пяти футов, коротко стригла свои светлые волосы и ходила в мешковатых штанах и рубашке, словно пацан из Трущоб — бедного района Бодбери, представляющего собой ряд прислонившихся друг к другу ветхих домишек над Старым Причалом.

— Нетти постоянно ворчит, что с меня толку не будет, — скривилась Джоди. — Ничего другого я от нее еще не слышала.

— Ладно, если ты спрашиваешь моего совета, я скажу так: выбрось все это из головы.

— И что делать? Потихоньку сходить с ума?

— Не обязательно. Ты могла бы помочь мне уломать этих твердолобых мышат приступить к испытаниям моей машины, прежде чем все мы умрем от старости.

— Вот так всегда, — пробубнила Джоди, вставая. — Даже чертовым грызунам уделяется больше внимания.

— Мания, — повторил Ноз, расправляя крылья и перебираясь со спинки кресла на сиденье.

— Топин говорит, — продолжала Джоди, прокладывая строчку из сырных крошек от мышиной клетки к летательному аппарату, — что мир — это книга, которую кто-то написал, а мы все — ее персонажи. Вот почему я упомянула об отсутствующих страницах. Кажется, кто-то действительно вырвал их.

— Топин! Бьюсь об заклад, он не различил бы ни одной оригинальной мысли, даже если бы она и забрела в его голову, — хмыкнул Дензил. — Что он может знать?

— Наверное, ты прав. К тому же кто стал бы выпускать книгу о наших жизнях? Она была бы слишком скучной.

— Я вовсе не считаю свою жизнь скучной, — возразил старик.

— Но у тебя же есть Цель.

— Точно. И я ставлю перед тобой твою — убеди мышей в том, что этот эксперимент послужит на благо человечества. Ну, и мышиного народа тоже, разумеется.

Убеждаемые моментально слопали весь положенный в клетку сыр, но не сделали и шага в направлении дверцы.

— Вот паразиты! — выругалась Джоди, запустила руку в клетку и вытащила зверьков наружу. Затем подошла к машине и посадила их в колеса.

— Я надеюсь, ты осознаешь, что это самое настоящее принуждение, — заметил Дензил.

Мыши между тем отчаянно замолотили лапками, и вращающиеся колеса привели в действие остальные части аппарата. Вскоре миниатюрный пропеллер повернулся, и вся конструкция медленно поползла по верстаку.

— Получилось! — закричал Дензил. — Бог мой, получилось!

Он взял машину со стола и поднял ее вверх. Пропеллер вращался уже с такой скоростью, что лопастей не было видно. Дензил улыбнулся Джоди, а попутай спорхнул с кресла и поспешно забрался на один из книжных шкафов. Наконец Дензил отпустил свое изобретение, и оно, двигаясь неровными толчками, пролетело почти половину чердака, пока вдруг не ушло в крутое пике.

Джоди кинулась вслед за аппаратом и успела поймать его прежде, чем он ударился о пол. Осторожно достав оттуда мышей, она принялась убаюкивать их, ласково приговаривая «тихо-тихо».

— Ты напугал их до смерти! — упрекнула она Дензила.

— Исключительно во имя науки.

— Это ничего не меняет — они ведь могли пораниться.

— Совершенно верно, — насупился Дензил. — Вот почему мне были нужны добровольцы. А наши подневольные мышки надулись, и их обиды хватило на то, чтобы утянуть машину вниз.

— Ты мелешь ерунду.

Но Дензил уже не слушал ее.

— О боже, — пробормотал он, взяв аппарат в руки. — Ты только посмотри. Зубья сломались.

Джоди вздохнула: нет, и это было не то, чем она хотела бы заняться сегодня. С утра тетка уже успела выставить ее из борделя за «кислую мину», и девушка немного побродила по Маркет-стрит, а затем на пляже в течение целого часа бросала камешки в волны и вот теперь не знала, как скоротать остаток дня.

Джоди вернула мышей в клетку и выглянула в окно: небо было еще серым, однако дождь уже прекратился, и Питер-стрит заманчиво поблескивала мокрой мостовой.

— Я пойду прогуляюсь, — объявила она.

— Возьми с собой Олли, ладно? Он досаждал мне все утро.

— Но он спит, — возразила Джоди, покосившись на обезьянку.

Дензил покачал головой:

— Я его насквозь вижу: это он отдыхает перед вечерним погромом. С ним мне не удастся продвинуться в работе ни на шаг. Измотай его так, чтобы он спал всю ночь как убитый.

Джоди надела жакет и сманила Олли с книжного шкафа. Макака сонно примостилась у нее на плече, обвив лапкой ее шею, а хвост намотав девушке на руку.

— Если ты найдешь страницы, которые я потеряла… — повернулась Джоди к Дензилу уже на пороге.

— Я немедленно вышлю их тебе, — заверил он ее.

Джоди усмехнулась, закрыла дверь и начала спускаться по шаткой лестнице, выходящей на Питер-стрит. На улице было прохладно, но, вместо того чтобы подниматься обратно за штанами и свитером, которые Олли носил в плохую погоду (по мнению Джоди, наряжать животных в людскую одежду значило унижать их), она просто сунула обезьянку себе за пазуху и, ступив на мостовую, направилась в сторону Маркет-стрит.

Олли удобно устроился у нее на груди, возвращая девушке не меньше тепла, чем она давала ему, и теперь снаружи торчала лишь его мордочка. Кое-кто из прохожих посматривал на них с любопытством, но большинство людей в Бодбери знали Джоди слишком хорошо, чтобы удивляться каким бы то ни было ее действиям. К тому же она частенько гуляла с Олли и Нозом, чьи зеленые переливчатые перья так резко контрастировали с серым гранитом домов и булыжниками улиц, что один Олли уже не вызывал у горожан особого интереса.

«А вот и я. А вот и мы», — сказала себе Джоди, останавливаясь перед зеркальной витриной магазина, чтобы полюбоваться своим удивительным двуглавым отражением.

Погладив маленькую макушку у себя под подбородком, она продолжила путь.


2

Ниже побитых временем и непогодой Трущоб тянулся вдоль берега Старый Причал, заканчивающийся насыпью из щебня и деревянными сваями. Сваи медленно гнили, сверху покрываясь толстой белой коркой и обрастая мидиями под водой. Заброшенные пирсы под прямым углом отходили от причала в море. Многие казались совсем разрушенными, а серое дерево уцелевших было сплошь покрыто пометом морских чаек. В воздухе стоял острый запах соли и мертвой рыбы, выброшенной прибоем.

Во время отлива здесь можно было увидеть целую флотилию разбитых лодок и множество отдельных досок — миниатюрное кладбище, которое появилось после сильнейшего шторма, обрушившегося на Бодбери двадцать лет назад.

Сейчас весь рыбный промысел был сосредоточен у Новой Пристани, расположенной неподалеку от Рыночной площади, а Старый Причал перешел в полное распоряжение крыс, чаек и нескольких старожилов, любивших побродить здесь, вспоминая о минувших днях. Ребятня Трущоб считала этот район своей собственностью.

Когда Джоди пришла сюда с уснувшим у нее на груди Олли, маленькая шумная компания как раз спорила по поводу правил игры в «мельницу»[7], в которой сражались двое из них. Они нацарапали доску прямо на одной из причальных плит, а в качестве фишек использовали камешки и ракушки. Заслышав Джоди, дети повернули к ней свои перепачканные мордашки.

— Привет, старушка, — крикнул ей рыжеволосый мальчишка, криво ухмыляясь. — Кого это ты пришла топить?

Ко всем, кому перевалило за двенадцать, дети Трущоб относились как к ископаемым, а потому видели в них прекрасный объект для нападок.

— Оставь в покое бедную женщину, — сказал ему другой. Взглянув на него, Джоди узнала Питера Мойла — сына одной из девиц, работавших в заведении ее тетки. — Разве тебе не ясно, что у нее и так проблем по горло — она же вся согнулась от древности.

Ребятишки захихикали.

— Ты слышал? — спросила Джоди свою спящую ношу. — На каждой лестнице я оказываюсь нижней ступенькой. Для Дензила я всего-навсего помощница. Для семьи — паршивая овца, слишком женственная для пацана и слишком резвая для того, чтобы когда-нибудь превратиться в настоящую даму. И плюс ко всему этому я еще обречена таскать у себя на груди разную живность, в то время как все мои сверстницы носят там грудь как таковую.

— Ты не так уж и уродлива, — утешил ее кто-то из мальчиков. — По крайней мере, не так, как твой малютка.

— Давай топи его скорее, чтоб не мучился!

— В прежние времена, — продолжала Джоди, обращаясь к Олли, — я бы их всех хорошенько отлупила, но сейчас это сделать мне мешает чувство собственного достоинства.

— Признайся лучше, что боишься рассыпаться от старости.

— Ай, да не слушай ты их! — воскликнула Кара Фолл.

Кара была рослым сорванцом лет одиннадцати, одетым в причудливый наряд — рубашку, заплатанный свитер, брюки и юбку. Она не носила обуви, а лицо, отмеченное изяществом черт, было не намного чище, чем у ее товарищей. Кара неторопливо подошла к Джоди и протянула руку, чтобы погладить Олли.

— Можно мне подержать его?

Джоди передала ей проснувшуюся обезьянку, и Олли незамедлительно приступил к обследованию карманов своей новой знакомой.

— Ты играешь в эту игру? — поинтересовался у Джоди Питер.

— Каковы ставки?

— Полпенса с каждого.

— Тогда вряд ли. Мне сегодня не везет.

— Она слишком дряхлая, — пояснил кто-то. — Ей уже не до игр.

— Это правда, бабуля? — спросил другой мальчик.

Джоди расхохоталась над ними. Подбоченившись, дети встали неровным полукругом возле нее и Кары, и глаза их весело поблескивали на чумазых мордашках. Джоди уже собиралась одним махом отмести все колкости юных забияк, как вдруг они и сами как-то странно стихли и, старательно отводя взгляды от чего-то, что находилось за ее спиной, отступили к низкой каменной стенке набережной. Двое с беззаботным видом, безбожно перевирая, принялись насвистывать две разные мелодии. Расстроенный внезапной сменой общего настроения, Олли вырвался из объятий Кары и прыгнул обратно к Джоди.

Девушка оглянулась, и в эту секунду ей показалось, что ее собственное детство, проведенное в компании вот таких же детей из Трущоб, вернулось. Неизвестно почему, Джоди вдруг почувствовала себя виноватой и приготовилась к тому, что сейчас ей влетит за какой-нибудь проступок — проступок, который она не совершала.

Способностью вселять подобный страх в маленьких обитателей Трущоб обладала Вдова Пендер. Никто из детей не сомневался в том, что она была ведьмой, и нередко матери грозили за шалости «отправить их к ней на веки вечные».

Притихшая вместе с детьми, Джоди посторонилась, когда высокая, носатая, облаченная во все черное женщина медленно прошла мимо, постукивая тростью по камням мостовой. Ее спина была прямой, как доска, а седые волосы стянуты сзади в строгий пучок. Она пробуравила каждого из ребятишек своим жестким серым взглядом, при этом явно задержавшись на Джоди.

Олли зашипел. Вдова нахмурилась, и Джоди была почти уверена, что сейчас старуха огреет их обоих палкой, но та лишь смерила девушку испепеляющим взглядом и продолжила свой путь.

Дети перевели дух только после того, как страшная Вдова удалилась на почтительное расстояние, а потом, пытаясь развеять принесенный ею холод, загалдели вновь, но уже не так беззаботно, как прежде.

— Меня от нее в дрожь бросает.

— А мне совсем не страшно.

— Что-то не слышно было, как ты резвился в ее присутствии.

— Вот бы кто-нибудь зарыл ее поглубже!

— Бесполезно — ее дружки все равно помогут ей откопаться.

В Бодбери поговаривали, что именно Вдова Пендер двадцать лет назад вызвала шторм, затопивший Старый Причал и уничтоживший маленький рыбачий флот. Якобы она сделала это потому, что ее муж, тоже рыбак, спутался с барменшей. Пятнадцать человек погибли в тот день, пытаясь спасти свои лодки. А барменша поспешила покинуть город (хотя кое-кто уверял, что Вдова просто-напросто убила ее и закопала на болоте).

Каждый ребенок из Трущоб знал: старуха повелевает утопленниками.

— Рэтти Фриггенс рассказывал, что она держит у себя дома Маленького Человечка. Он томится в стеклянной банке.

Джоди повернулась к говорившему:

— Маленького Человечка?

— Да! Рэтти сам его видел: это мужчина размером с мышь. Цыган принес его в деревянной птичьей клетке и вручил Вдове прямо у Рэтти на глазах. Рэтти клянется, что не врет и что Вдова заставляет человечка залезать в дома и красть оттуда ценные вещи — она его специально для этого держит.

— Ей не нужны чужие ценные вещи, — возразил Питер. — У нее своими весь подвал завален.

Кара кивнула:

— Мой папа тоже так говорит.

— Маленький Человечек… — протянула Джоди. Не поворачивая головы, она скосила взгляд в сторону сухопарой старухи, пристально вглядывавшейся в море. Сердце девушки забилось сильнее, и Олли, почувствовав ее волнение, недовольно заворчал. Джоди задумчиво погладила его по голове.

Может все это быть правдой? Неужели Вдова действительно прячет от людей Маленького Человечка…

Это было бы что-то!

Допустим, так оно и есть, но хватит ли у нее духу пробраться в дом Вдовы, чтобы убедиться во всем этом лично?

Маловероятно: ей и сейчас-то его недостает.

К тому же Маленькие Человечки — выдумка.

Или нет?

Вдова оглянулась, и Джоди вдруг показалось, что старуха посмотрела прямо на нее, а потом улыбнулась так, словно прочла все ее мысли.

«Мне ведомы тайны, о существовании которых ты даже не подозреваешь, — говорила ухмылка Вдовы. — Я знаю секреты, за которые тебе придется продать душу, если ты задумаешь проникнуть в них. Отвечай: ты все еще хочешь сделать это?»

Джоди вздрогнула, и перед ее мысленным взором возникла страшная картина: раздувшиеся утопленники с бледными лицами, облепленные водорослями, источающие запах смерти, прокрадываются к ней, спящей…

Прежде чем Вдова повернулась, чтобы прошествовать тем же путем обратно, Джоди рассеянно махнула детям рукой и поспешила к Дензилу на чердак.


Возвращение моряка

Я в открытом море хотел бы жить,

На широком блюде, как в лодке, плыть;

А если оно начнет тонуть —

То с него прямиком в Маусхол шагнуть.

Из старой корнуэльской песни, записано со слов Дона Флэменка


1

Некогда излюбленное пристанище контрабандистов, Маусхол относится к приходу церкви Святого Павла в западной части округа Пенвит в Южном Корнуолле. Его кривые узкие улочки и каменные домишки взбираются вверх по крутому склону Маусхол-Хилл и далее тянутся вдоль западного берега залива Маунтс.

Дедушка Джейни Литтл обожал Маусхол и с удовольствием потчевал гостей своей внучки рассказами об истории городка и местным фольклором. Происхождение одного лишь названия селения могло заставить старика вступить в жаркий спор, в котором он не раз швырял свою матерчатую кепку оземь.

Согласно его объяснениям, некоторые историки полагали, что Маусхол получил свое название благодаря ныне обрушенной пещере, располагавшейся в прибрежных скалах[8]. Другие эксперты ссылались на старинный корнуэльский манускрипт, утверждавший, что раньше «Моусхейлом» именовалась протекавшая тут речушка: «моус» означало «девушки», а «хейл» — «река», так что в целом название можно было перевести как «Девичья река».

Самое трагическое событие в истории Маусхола произошло в 1595 году, когда городок был захвачен войсками, высадившимися с трех испанских кораблей (и, кстати, первым человеком, за семь лет до этого увидевшим приближавшуюся к берегам Англии Непобедимую армаду[9], был не кто иной, как уроженец Маусхола!). Единственное уцелевшее здание того периода — «Сила Кевина». Оно высится на гранитных столбах во дворе, где сквайр Кевин в одиночку отразил нападение шестерых испанцев. Его подвиг отмечается теперь каждый год в июле, с карнавалом и празднествами, которые завершаются памятным обедом в отеле «Карн Ду», где по названиям подаваемых блюд можно проследить ход этого легендарного боя.

Судьба остальных достопримечательностей Маусхола менее драматична. Неподалеку от «Силы Кевина», на той же самой улице, стоит дом, в котором родилась Долли Пентрит — последняя известная носительница корнуэльского языка, чья надгробная плита является отныне частью стены церкви Святого Павла. К югу от Маусхола, на вершине Рэгиннис-Хилл, откуда хорошо видны залив Маунтс и остров Сент-Клемент, обосновался госпиталь для диких птиц. Учрежденный в 1928 году двумя сестрами, Дороти и Филлис Иглесиас, он умудрился дотянуть до наших дней на одни только частные пожертвования. На его замшелой стене висит колокольчик, а рядом с ним — табличка с надписью, гласящей: «Пожалуйста, звоните, если у вас есть птичка». Ежегодно госпиталь излечивает свыше тысячи больных птиц, приносимых туда местным населением.

В былые времена Маусхол по праву считался центром корнуэльского промысла сардин, но сегодня, несмотря на то что он все еще сохраняет колорит рыбачьей деревушки, а в гавани по-прежнему полно лодок, его основная деятельность сосредоточена на туризме. Рыбаков здесь осталось очень мало, а контрабандисты теперь живут лишь в воспоминаниях старожилов.

Томас Литтл тоже помнил контрабандистов, хотя совершенно не думал о них, спеша по дороге, ведущей из «Королевской рати» в Маусхол, к небольшому домику на Дак-стрит, который он делил со своей внучкой. Пинта горького деревенского пива уютно устроилась у него в желудке, а в бумажном пакете побулькивали две бутылки темного эля.

Дедушка, как все к нему обращались, думал в тот момент о Джейни. Сначала он хотел отправиться в бар вместе с ней, но девушка, пребывая в скверном настроении, не пожелала выходить на улицу. Однако… Нынешним вечером Чарли Бойд собирал на своей ферме, расположенной неподалеку от Ламорны, шумную компанию. Его дом давно уже заслужил репутацию «веселого», ибо по пятницам туда стекались музыканты и рассказчики всех мастей.

С фермы Бойда, расположенной на мысе, открывался чудесный вид на залив. Над плоской вершиной утеса стоял непрерывный птичий гомон, которому вторил прибой, грохочущий в прибрежных камнях, а в воздухе висел острый запах соли. Основание утеса уже было подточено волнами, но ферма могла простоять здесь еще век или два, прежде чем море довершит свою разрушительную работу.

А пока она служила надежным домом Чарли и его семье — брату, жене, дочери и двум сыновьям — и радушным местом для всех, кто приходил сюда по пятницам, чтобы играть, рассказывать или слушать.

Таких гостей, несмотря на возрождение интереса к фольклору, было не очень много, но зато энтузиазм помогал им добираться сюда даже с мыса Лизард на другом берегу залива.

Вот и сейчас наверняка некоторые уже отправились в путь, дабы не опоздать к началу сегодняшней вечеринки, однако Дедушка ни минуты не сомневался в том, что его внучка будет лучшей среди них. Разве она не записала два профессиональных альбома? Разве не разъезжает с гастролями по всему миру?

Дедушка — полный лысеющий мужчина с грубоватыми чертами моряка, одетый в старые брюки из рубчатого вельвета и твидовую куртку, заплатанную на локтях, — бодро маршировал по улице, улыбаясь самому себе, и бутылки с темным элем весело позвякивали в его пакете.

О да, этим вечером он обязательно вытащит Джейни к Чарли!

Так, в предвкушении приятного события насвистывая один из мотивов Чоки, Дедушка подошел к дверям своего дома, который он содержал на пенсию да на те деньги, что Джейни зарабатывала на гастролях.

— Джейни! — позвал он, ступая на порог. — Ты приготовила горячий чай для своего старика?

Довольно долго ему никто не отвечал.


2

Однажды Джейни услышала, как некий писатель объяснял творческий процесс: нужно увидеть в бумаге дыру и шагнуть в нее, а дальше просто наблюдать за ходом событий. Именно это с ней и случилось, как только она принялась читать роман Данторна. Ей вдруг показалось, что она очутилась на вечеринке, где можно забыть обо всем на свете, включая собственное имя, а потом взять в руки инструмент и раствориться в музыке. Когда же музыка умолкнет, ты растеряешься, но это будет длиться недолго — от последних отзвуков эха тающей мелодии до первых аккордов следующей.

И вот сейчас, подняв глаза, Джейни не сразу осознала, что находится на Дедушкином чердаке, ибо мысленно она все еще бродила по миру, созданному в той самой книге, что лежала у нее на коленях. Наконец она сунула письмо Данторна между страницами в качестве закладки и, зажав книгу под мышкой, поднялась с пола.

— Я здесь, дедуля! — крикнула она, спускаясь по узкой лестнице, ведущей с чердака на первый этаж.

Дедушка, все еще стоя в коридоре у входной двери, посмотрел наверх, на спешившую к нему внучку. В свои двадцать два она не утратила живости подростка. Ее рыжеватые волосы свободно спадали на плечи; короткую челку Джейни недавно покрасила хной. Брови над карими глазами девушки изгибались дугой, что придавало ее лицу выражение постоянного удивления. Кожа светилась здоровым цветом персиков со сливками, нос был маленьким и изящным, а на щеках благодаря частой улыбке образовались две прелестные ямочки.

Джейни была одета в черный мешковатый хлопчатобумажный джемпер и желтую юбку под цвет кроссовок, а на черных чулках на коленях виднелись следы пыли.

— У тебя носик в грязи, мой цветочек, — заметил Дедушка, когда Джейни подошла к нему.

Она чмокнула своего дорогого деда, и он широко улыбнулся, но затем взгляд его случайно скользнул по книге, которую Джейни захватила с чердака. Старик вздрогнул.

— Значит, ты все-таки нашла ее, — вымолвил он после паузы.

Джейни неожиданно почувствовала себя так, словно совершила что-то плохое.

— Я не собиралась ничего выискивать, — потупилась она, невольно вспомнив предупреждение Данторна: «И существование самого романа, и суть изложенного в нем должны оставаться тайной…» - Ты сердишься на меня?

Дедушка покачал головой:

— Не на тебя. Просто… а, ладно. Рано или поздно мне все равно пришлось бы передать «Маленькую страну» тебе, так почему не сделать это прямо сейчас?

— Она чудесна, правда?

— Ты уже прочла?

— Да что ты!

— Однако странно, что ты обнаружила ее именно сегодня. Всего лишь три дня назад в нашу дверь постучалась какая-то дама — она интересовалась произведениями Билли. Это случилось впервые за долгие годы. После его смерти здесь кружило много воронья, но со временем посетителей становилось все меньше и меньше. А потом они совсем исчезли. Пожалуй, с визита последнего из них прошло как минимум пять лет.

— Откуда она узнала о книге?

— Ну, она не спрашивала именно о ней. Она хотела получить любые неопубликованные работы и личные вещи Билли — заявила, что отныне они являются ее законной собственностью. Она американка, примерно твоего возраста, причем настолько противная, насколько вообще могут быть американцы. Она представилась внучкой одной из кузин Билли, о которой я никогда не слышал.

— И что ты ей ответил?

— Да ничего, моя ласточка. Я же дал слово, помнишь? Кроме того, эта девица порядком разозлила меня своим гонором, и я предложил ей идти… восвояси. Однако на душе у меня тревожно: похоже, она действительно что-то знает — если не о самой «Маленькой стране», то о чем-то, имеющем к ней непосредственное отношение.

— Как ее зовут?

— Она не сказала, но пригрозила, что вернется, как только переговорит со своими адвокатами.

— И ты молчал?!

— Джейни, красавица моя, а что я должен был тебе сказать? Что какая-то чокнутая американка приперлась сюда забрать книгу, которой я даже не вправе распоряжаться? Я все никак не решался открыть тебе правду, но и врать больше не мог. Ведь между нами нет места лжи, не так ли? — Джейни кивнула. — Что ж, теперь ты знаешь все.

— Больше от нее не было никаких известий? — спросила Джейни.

Дедушка покачал головой:

— А что она может сделать? Ни один адвокат не в силах обвинить меня в присвоении несуществующей вещи.

Джейни взглянула на увесистый томик у себя под мышкой.

— Ну, официально несуществующей, — уточнил Дедушка.

— И когда же ты собирался посвятить меня в эту тайну? — поинтересовалась Джейни.

— Возможно, тебе это покажется странным, моя дорогая, но меня не покидало чувство, что книга сама выберет подходящий момент. И разве я ошибся?

Джейни внимательно посмотрела на деда, однако не увидела в его глазах привычного насмешливого огонька.

— Дедуля! Ты же не думаешь, что книга могла…

— Напои-ка лучше деда чаем, и он поведает тебе кое-что о Маусхоле — занятное, как два Билли сразу.

Шутливое выражение «как два Билли» возникло из-за страстного увлечения Джейни творчеством Билли Пигга и Уильяма Данторна: если что-то получало наивысшую оценку Джейни и Дедушки, они восклицали: «Здорово, как два Билли, вместе взятых!»

— Я все еще не могу поверить в то, что ты мне рассказал, — призналась Джейни, направляясь на кухню.

— Ну… — Дедушкин взгляд остановился на краешке письма, которое Джейни сунула в книгу вместо закладки. — Судя по всему, ты уже прочла письмо, а значит, тебе должна быть ясна причина, по которой я медлил с объяснениями.

— Это произошло совершенно случайно, — вздохнула Джейни, готовясь принести новую порцию извинений.

— Что ж, если хочешь искупить свою вину, сделай мне чаю, — улыбнулся Дедушка.

Излюбленным местом в доме Литтлов всегда была кухня — особенно когда бабушка была еще жива и наполняла ее соблазнительным ароматом выпечки и теплом своего присутствия.

Дедушка и Джейни поровну разделили потрясение от автокатастрофы, отнявшей у первого жену и сына, а у второй — бабушку и отца. В то время Джейни не было еще и восьми, и все ее отрочество прошло в этом доме. Мать Джейни — Констанция Литтл, урожденная Хэтрингтон, — сбежала с кинорежиссером из Нью-Йорка. Это произошло за несколько лет до аварии, и со дня окончательного подписания бумаг о разводе от нее не было больше ни слуху ни духу. Для облегчения процедуры бракоразводного процесса она вернула себе девичью фамилию, но по-прежнему использовала «Конни Литтл» как сценический псевдоним. Учитывая специфику фильмов, в которых она снималась, отец Джейни, Пол, однажды незадолго до смерти с горечью заметил, что его бывшей женушке следовало бы значиться в титрах под фамилией Лингус.

Дедушка упорно не желал говорить об этой женщине: он и раньше не любил совать нос в чужие дела, а после того как Констанция бросила Пола и Джейни, она просто-напросто перестала для него существовать, ей не было места в той жизни, которую дед и внучка построили для себя.

Не важно, в какие города уезжала на гастроли Джейни и сколько времени длилось ее отсутствие. Маусхол всегда оставался ее домом — как и этот маленький коттедж на Дак-стрит, расположенный всего в минуте ходьбы от гавани, откуда он, Дедушка, когда-то выходил в море вместе с другими деревенскими рыбаками. Несмотря на то, что с начала века косяки сардин здорово поредели, во времена его молодости тут еще хватало работы. Однако с каждым следующим десятком лет количество рыбы стремительно уменьшалось, пока наконец от былого промысла не остались только воспоминания, и сегодня лодки отчаливали от берега лишь затем, чтобы покатать прибывающих в Маусхол туристов.

Первой мелодией, написанной Джейни, стал простой рил[10] для скрипки, получивший название «Дедушкин Маузел», а на обложке ее первого альбома красовалась фотография самого селения. Эта маленькая родина жила в самой ее крови.

Сейчас Дедушка сидел за кухонным столом и гладил пальцем корешок «Маленькой страны», а Джейни хлопотала у плиты. Вскоре она подала сэндвичи и поставила чашки с чаем, а затем уселась напротив деда и взяла его за руку.

— Я расстроила тебя, да? — спросила она. — Я заставила тебя вспомнить о грустных вещах?

Дедушка покачал головой:

— Я о них и не забывал, моя ласточка. Мы же были неразлейвода — Билли и я, и разве не это есть единственная правда? Родись мы на сотню лет раньше — непременно сделались бы контрабандистами. Неспроста же мы облазили все места их высадок, понимаешь?

Джейни кивнула. Она никогда не уставала разъезжать по окрестностям Маусхола со своим всеведущим дедом, ведь никто лучше его не мог рассказать о соседнем утесе, старой дороге, песчаных отмелях, заброшенной шахте. А ведь все здесь имело свою историю — особенно каменные памятники, являющиеся основной достопримечательностью полуострова Пенвит. Например, комплекс Мерри Мэйденс, изображающий девушек, которые танцуют под дудочки двух музыкантов. Или «камень с дыркой» Мен-эн-Тол к востоку от Пензанса. Или Боскавен-Ун — круг из девятнадцати камней с наклонным менгиром в центре. Или древняя деревенька на холмах Галвала.

— Письмо Данторна такое таинственное… — сказала Джейни.

— О да. Билл нередко выходил за общепринятые рамки поведения. Знаешь, он был этаким морским волком с порцией тараканов в голове, то выползавших погулять, то прятавшихся обратно. Откуда, по-твоему, я взял половину всех своих легенд? Про великанов и домовых, про святых и контрабандистов? Мне поведал их Билли, и в его изложении они казались одна реальнее другой.

— Но что плохого в том, что он увлекался ими? — спросила Джейни. — Я сама не раз видела, как некоторые старики — не важно, насколько полоумными они выглядели, — рассказывали подобные легенды, и все ловили каждое их слово.

«Как и твое», — добавила она про себя с нежностью. Дедушка пожал плечами:

— Возможно, от веры в потустороннее людей удерживает инстинкт самосохранения: когда мы с Билли были на войне, однополчане не уставали подтрунивать над нами и нашими деревенскими страшилками, хоть мы и не признавались, что всерьез воспринимаем эльфов и…

— … призраки утонувших моряков, — улыбнулась Джейни.

— Я слышал про них от своего отца и ничуть не сомневаюсь в их реальности. Многие сочли бы меня сумасшедшим. По крайней мере, чудаковатым. Билли не слишком беспокоило чье-либо мнение, а вот я очень переживал. Наверное, с тех пор страх прослыть ненормальным и поселился во мне.

— Так Билли действительно верил в то, что писал?

Дедушка засмеялся:

— Понятия не имею, моя ласточка. Слушая его россказни, надо было очень внимательно следить, не пляшут ли в его глазах чертики.

«Совсем как в твоих, когда ты принимаешься рассказывать что-нибудь подобное», — подумала Джейни.

«Джейни, красавица моя, видишь ли ты тот камень? — бывало, начинал он. — Когда-то…» И выдавал очередную невероятную историю. Лицо деда оставалось серьезным, на губах не было и намека на улыбку, но в глазах горели задорные огоньки.

— Дедуля, как ты считаешь, почему Билли не захотел выпустить эту книгу в свет? — спросила Джейни. — Я прочла совсем немного, но готова поклясться, что она так же хороша, как и другие его произведения, — если не лучше. И потом, раз уж по какой-то причине существование «Маленькой страны» должно было остаться тайной, зачем он ее вообще выпустил? — Джейни открыла титульный лист и прочла вслух: — «Отпечатано в единственном экземпляре». Это кажется таким… странным.

Она посмотрела на выходные данные: «Гунхилли-Даунз пресс», Джу-стрит, Пензанс.

— Это и впрямь странно, — согласился Дедушка.

— Ты когда-нибудь спрашивал у Данторна, что подвигло его к такому решению?

Дедушка покачал головой.

— Почему?

— Мужчина имеет право на секреты. Женщина тоже.

— Верно. — Джейни ткнула пальцем в нижнюю строчку. — Возможно, нам стоит посетить «Гунхилли-Даунз пресс». Это издательство еще существует?

— Не знаю. Я впервые о нем слышу.

Само селение Гунхилли-Даунз находилось на мысе Лизард, на другом берегу залива Маунтс, и Джейни невольно поинтересовалась про себя, чем же оно могло привлечь издателя из Пензанса.

— Ты только представь, сколько людей могло бы восхищаться «Маленькой страной»! — выдохнула она.

— Джейни, прекрати немедленно, — нахмурился Дедушка. — Я дал слово своему другу. И теперь ты, мой цветик, обязана держать это слово так же, как и я.

— Но… — хотела было возразить девушка, однако только покачала головой: клятва есть клятва. — Я никому ничего не скажу, дедуля, — пообещала она.

— Чай еще остался?

Джейни поднялась, плеснула с полдюйма молока в обе кружки, положила пару ложек сахару в Дедушкину и налила заварку.

— Эта книга — единственная тайна Билла? — спросила она, снова усаживаясь на свой табурет.

— Единственная, которую он попросил меня сохранить. Он ничего не говорил о статьях, посвященных Маусхолу, — должно быть, ты видела папку с ними в том же сундуке, — но я даже не пытался показать их каким-нибудь издателям. Знаешь, как-то духу не хватило: мне кажется неправильным извлекать прибыль из работ умершего друга. Не для меня это.

Джейни накрыла его руку своей:

— И не для меня.

Некоторое время они сидели молча, затем Дедушка хитро прищурился.

— Ладно, моя красавица, — сказал он. — Надеюсь, ты сделаешь мне одолжение?

— Что ты задумал? — насторожилась Джейни.

— О, ничего плохого. Просто сегодня вечером в доме у Чарли Бойда намечается вечеринка и…

— И тебе не терпится показать всем свою внучку.

— Ну, она же у меня одна.

Джейни улыбнулась с искренней нежностью.

— Я с удовольствием пойду туда, — сказала она. — Ведь это даст мне возможность показать всем моего Дедушку.


3

Феликс Гэйвин шел по лондонскому вокзалу Виктория развалистой походкой моряка, коим он и являлся. Высокий широкоплечий загорелый мужчина с темными, коротко подстриженными волосами, бледно-голубыми глазами и маленькой золотой серьгой в правом ухе, он невольно притягивал к себе взгляды женщин — не столько силой, сквозившей в каждом движении, или приятными чертами лица, сколько излучаемой им уверенностью. Он производил впечатление человека, на которого можно положиться.

Одет Феликс был в широкие фланелевые брюки, простую белую футболку, куртку и крепкие черные башмаки. В одной руке он нес увесистый вещевой мешок темно-синего цвета, а в другой — квадратный деревянный футляр, обклеенный переводными картинками — с изображениями портов, куда заходили его корабли, портов большей частью европейских и североамериканских, хотя Феликсу довелось побывать и в Гонконге, и даже в Австралии.

Почти треть из своих двадцати восьми лет Феликс отдал флоту. В последнее плавание он вышел на борту грузового судна «Мадлен», приписанного к порту Монреаля, однако в Мадриде ему пришлось сойти на берег — причиной тому стало письмо, лежащее сейчас в правом кармане его брюк. Вылетев первым же рейсом в Лондон, Феликс рано утром прибыл в аэропорт Гэтвик, где поменял имевшиеся у него деньги на фунты стерлингов, а потом электричкой добрался до вокзала Виктория.

И вот теперь он дожидался другой электрички, которая должна была увезти его в западную часть страны.

Поставив багаж на платформу, Феликс прислонился к столбу и сунул руки в карманы. Пальцы, его коснулись сложенного конверта.

«Здравствуй, Феликс! - так начиналось послание. — Мне неловко обращаться к тебе: в то время как ты засыпал меня многочисленными открытками, я ограничилась только рождественской. Прости. Но ты говорил, что, если когда-нибудь мне понадобится твоя помощь, нужно будет лишь дать тебе знать. Так вот, твоя помощь мне необходима. Можешь ли ты приехать к Дедушке?

Пожалуйста, не сердись на меня. Я ни за что не попросила бы тебя, если бы не была в таком отчаянии.

Заранее благодарна, Джейни».

Весь текст, включая подпись, был отпечатан на машинке. В обратном адресе значился корнуэльский Маусхол, где жил дед Джейни. Именно туда при каждой возможности Феликс посылал свои открытки — несколько строк из длинных монологов, с которыми он обращался к девушке, будучи в море… Там, где она не могла его слышать.

Вздохнув, он потеребил конверт и сложил его в еще более маленький квадратик.

Сердиться на Джейни? Это невозможно! Его чувства к ней всегда были противоречивыми. Он был счастлив тем, что встретил ее; испытывал печаль оттого, что они расстались, и разочарование при мысли о невозможности все вернуть. Впрочем, последнее они и не пытались сделать. Их чудесный роман длился два с половиной года, не омрачаемый никем и ничем, однако последние месяцы ссор, возникавших на пустом месте, но неизменно оставлявших осадок в душе, не прошли даром: однажды выпущенные на волю, обидные слова начинали жить своей собственной жизнью, неумолимо мстя тем, кто их породил.

Феликс никогда не переставал любить Джейни и надеяться на то, что в один прекрасный день они снова будут вместе. И все же сейчас, получив от нее письмо с просьбой срочно приехать в Маусхол, он думал не об этом, а о том, что же за беда могла заставить ее позвать его.

«Только бы не Дедушка! — молил он. — Дай бог, чтобы ничего плохого не случилось с этим милым стариком».

Но ведь что-то произошло! Письмо было таким странным… совсем как Джейни, чьи мысли порой начинают беспорядочно метаться.

Поезд прибыл, и, обрадовавшись тому, что в суматохе посадки можно было ненадолго забыть о терзавших его тревогах, Феликс подхватил свои вещи и отправился занимать место. Вагон был наполовину пуст. Летом Корнуэльская Ривьера — район вокруг Пензанса — вполне оправдывала свое название, а в это время года — середина октября — желающих попасть в западную часть страны было не много, главным образом жители полуострова Пенвит и те, у кого имелись там какие-то дела.

Устроившись в купе, Феликс достал детективный роман в мягкой обложке и попробовал погрузиться в чтение, однако мысли о Джейни стали вплетаться в сюжетную линию, мешая сосредоточиться на строчках перед глазами и вынуждая то и дело возвращаться к первой странице. Беспокойство по поводу случившегося с Джейни только усиливалось из-за того, что вскоре Феликсу предстояло увидеть ее саму. В итоге, едва состав покинул Лондон, молодой человек отложил книгу в сторону и принялся смотреть в окно, наблюдая за сменяющими одна другую живыми изгородями. Воспоминания поднимались в его душе одно за другим, и наконец он сдался, позволив им захлестнуть себя целиком.

Приблизительно пять часов спустя Феликс сошел на железнодорожной станции Пензанса. С минуту он постоял среди поджидавших пассажиров такси, любуясь замком на острове Сент-Майклз, вздымавшимся над волнами залива Маунтс. На улице уже почти стемнело, и с моря дул прохладный ветер, принося запах соли и обещание скорого дождя.

Феликс сделал пару шагов к телефонной будке, но передумал: он еще не был готов услышать голос Джейни и уж тем более не хотел, чтобы их первый разговор состоялся посредством бездушного аппарата.

Феликс собирался взять такси до Маусхола. Городок лежал в нескольких милях к западу от Пензанса, сразу за Ньюлином: все три населенных пункта ютились в ряд на берегу залива, будто три чайки, примостившиеся на леерах корабля. Впрочем, поразмыслив немного, молодой человек отказался и от этой идеи: на него нахлынула новая волна воспоминаний, которую, пожалуй, разумнее было переждать на месте, а не везти в старый Дедушкин дом на Дак-стрит, парясь на заднем сиденье автомобиля.

В итоге Феликс просто подхватил свой багаж и зашагал по набережной в — сторону Бэттери-роуд, а затем свернул на дорогу, ведущую из Пензанса в Ньюлин.

Даже в темноте Маусхол казался таким же, каким Феликс его запомнил. А может быть, именно благодаря темноте — ведь под покровом ночи он бродил с Джейни по этим извилистым улочкам так часто, что теперь знал Маусхол как свой родной Дешанэ в западном Квебеке.

Оба городка находились у воды, но на этом сходство заканчивалось.

Дешанэ — по крайней мере, в пору детства и юношества Феликса — являл собой ужасающе бедное селение, в стороне от дорог. Улицы его были забиты грязью, большинство домов находилось в полуразрушенном состоянии и выглядело немногим лучше лачуг. Обрывки воспоминаний, увезенные оттуда Феликсом, сводились к ссорам родителей-алкоголиков; брату Барри, решившему облететь на «харлее» фонарный столб и разбившемуся насмерть вместе со своей подружкой; сестре Сью, ставшей матерью в пятнадцать лет, и сотне других нерадостных событий.

А древний порт Маусхол оставался рыбацкой деревушкой с узкими улочками, извивающимися меж аккуратных домиков и крошечных, засаженных цветами двориков. Если в Маусхоле и существовала бедность, то здесь, в отличие от Дешанэ, она упорно не желала показывать миру свое уродливое лицо…

Феликс вошел в город, миновал старый отель «Береговая охрана» и двинулся в сторону Северного Утеса. У газетного киоска молодой человек невольно остановился и посмотрел в сторону моря — туда, где два волнолома обнимали местную гавань, словно гигантские руки. Там они с Джейни провели не одну лунную ночь, слушая, как бьются о причал волны, а в безветренную погоду любовались водной гладью или живописным видом городка, который взбирался вверх по холму, поблескивая огнями коттеджей. Это были славные часы, и молодые люди не всегда нуждались в словах — иногда они просто молча растворялись во тьме, и ночь обнимала их с такой же нежностью, как руки-волноломы — свою гавань.

Феликс опустил голову и побрел дальше. Он медлил, и не без причины: при одной лишь мысли о скорой встрече с Джейни вся его храбрость отступила, словно море во время отлива.

Вот и узкий переулок с рядами домов, протянувшимися с обеих сторон. Дак-стрит, не более пары ярдов шириной в начале, пересекая площадь Веллингтон, превращалась в полноценную улицу с односторонним движением. И далее упиралась в Церковную площадь, где и находился Дедушкин коттедж по соседству с церковью методистов.

Сидевший на каменной стене бело-рыжий кот удостоил Феликса заинтересованным взглядом, когда тот открыл кованую железную калитку, ведущую в крошечный дворик Литтлов. В окнах двухэтажного дома с мансардой горел свет.

«Значит, Джейни дома, — подумал Феликс. — Должно быть, читает, сидя у камина. Или играет с Дедушкой в домино. Во всяком случае, точно не музицирует, поскольку наверху тихо».

У входа Феликс заколебался.

«Ну же, давай», — сказал он себе и, взявшись за медное кольцо, висевшее на двери, с силой стукнул им по прикрученной ниже пластине. И в этот момент его пронзило странное чувство.

Феликс вдруг кожей ощутил пустоту, на которую поначалу, взволнованный мечтами о Джейни, просто не обратил внимания. В доме не было ни девушки, ни ее деда. Однако кто-то там все-таки был…

Феликс стукнул еще раз и услышал грохот. Встревоженный, он бросил свои пожитки на мощеную дорожку и толкнул дверь. Она была не заперта и распахнулась от одного прикосновения. Молодой человек вошел внутрь. Нервы его были напряжены настолько, что Феликс заранее почувствовал опасность и, вовремя сумев увернуться, принял удар плечом. Незнакомая фигура метнулась к выходу, зажав под мышкой какой-то прямоугольный предмет. Сумев удержать равновесие, Феликс рванулся следом и дернул незваного гостя за рукав, намереваясь затащить его обратно в дом, в ответ на что тот с силой швырнул в него свою ношу.

Феликс на лету поймал отвоеванную добычу — ящик с бумагами. Неожиданно грабитель ринулся на него и предпринял попытку снова завладеть похищенным — благо в полутемном холле Феликс все равно не мог разглядеть его лица. Но тут громко хлопнула входная дверь соседнего коттеджа, и раздался возглас. При этих звуках незнакомец яростно пихнул Феликса ящиком в бок и бросился наутек. Выскочив следом за ним, моряк увидел, как незадачливый вор улепетывает вверх по Дак-стрит в направлении дороги, ведущей за пределы Маусхола.

Положив спасенное Дедушкино имущество на ступеньки крыльца, Феликс повернулся к соседу и на секунду замешкался, стараясь припомнить его имя.

— Мистер Боденер? — хрипло выдавил он, толком не отдышавшись.

Джордж Боденер был на несколько лет старше деда Джейни и тоже являлся уроженцем Маусхола (правда, в отличие от Томаса Литтла, он никогда не выезжал дальше Плимута). Седовласый и худощавый, но с лицом круглым и плутоватым, как у домового, сейчас он выглядел весьма сердитым. Держа наготове свою увесистую трость, старик внимательно рассмотрел Феликса и только после этого расплылся в своей обычной улыбке.

— Феликс? Приятель Джейни?

— Да. Я застал грабителя…

— Грабителя? В Маусхоле? Вот это да! А я еще ни одного не видел. — Джордж подошел ближе. — Ты не пострадал?

— Нет, я в полном порядке. Просто никак не ожидал…

Феликс содрогнулся от мысли, что взломщик мог ранить Джейни или Дедушку. Обернувшись, он обвел окна коттеджа встревоженным взглядом.

— О, не беспокойся, — ответил на его немой вопрос Джордж. — Они отправились на ферму к Бойдам. Сегодня ведь пятница, разве ты забыл?

Это означало, что вечером на ферме у Чарли Бойда должна была собираться шумная компания. Воистину, некоторые вещи никогда не меняются. Но, судя по письму, Джейни находилась в беде. И при этом веселилась у Бонда?

Да бог с ним, с письмом: всего пару минут назад Феликс сам, лично, застал у нее дома незнакомого человека. Ну не гостил же он там в ее отсутствие!

— Бог ты мой! — ахнул Джордж, заходя в дом. — Надо ж чего натворил!

Феликс рассеянно кивнул. На ковре гостиной лежал опрокинутый торшер. Его стеклянный абажур был разбит. Рядом с камином валялись книги и подушки с дивана и Дедушкиного кресла с невысокой спинкой. Феликс покосился на ящик, отнятый у похитителя. Кроме бумаг в нем находилась еще и книга. Интересно, кому понадобилось идти на риск ради подобной добычи?

— Чаю? — предложил Джордж. Феликс покачал головой:

— Пожалуй, мне стоит прибраться в доме к возвращению Джейни и Дедушки — нужно хотя бы отчасти смягчить потрясение.

— Что ж, это дельная мысль.

— Тут в последнее время случались какие-нибудь скверные истории? — спросил Феликс, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

Джордж изумленно заморгал:

— Скверные истории? В Маусхоле? Это же тебе не Лондон. И даже не Пензанс.

Феликс слабо улыбнулся:

— И все-таки?

— Ничего страшного не произошло, — заключил Джордж, с видом знатока окинув взглядом комнату. — Пойду смотреть телевизор. Заходи ко мне утром — расскажешь что-нибудь о дальних странах.

— Непременно.

Попрощавшись с соседом, молодой человек занес в дом свой багаж и отобранный у грабителя ящик и принялся приводить комнату в божеский вид. Провозившись с полчаса, Феликс отправился на кухню сделать себе чаю.

«Все-таки странно, что вор посягнул на бумаги», — думал он, склонившись над ящиком, который благоразумно решил не оставлять без присмотра. Пролистав находившиеся в нем журналы, Феликс обнаружил, что все они содержат статьи Уильяма Данторна, старинного Дедушкиного друга. Название лежавшей среди журналов книги ровным счетом ни о чем Феликсу не говорило, впрочем, он никогда не запоминал ни имен авторов, ни названий произведений. Он просто читал все, что попадалось под руку, и его оценка сводилась к простому «нравится — не нравится».

Но фамилия Данторна была ему известна, ибо Джейни, обожавшая этого писателя, могла рассказывать о нем часами.

Налив себе чаю, Феликс вернулся в прибранную гостиную, уселся в Дедушкино кресло и, открыв книгу, начал лениво перебирать страницы, чтобы скоротать время.


Тихонько, как мышь

Большой, Указка, Среднячок

И Безымянный с Крошкой

Вот-вот поймают на крючок

Наивную рыбешку.

Детское стихотворение


Джоди ничего не могла с собой поделать — ей нужно было знать правду. Конечно же, никто не видел никакого Маленького Человечка. Ну разве такое возможно? И Вдова Пендер вовсе не ведьма. Нет у нее мистической власти над живыми. И мертвыми она тоже не повелевает. Думать иначе было бы глупо.

Мир сам по себе полон загадок — Дензил никогда не уставал повторять это. Так зачем же метаться в поисках сверхъестественного, которое едва ли существует, в то время как в самой природе хватает нераскрытых тайн.

«Да», «конечно» и «разумеется», — обычно отвечала Джоди.

Тем не менее, истории о феях и призраках, эльфах и великанах, фантастических чудищах и прочих гостях из других измерений не давали ей покоя. Как возникли все эти сказки? Из человеческих умов? Но ведь для того чтобы чей-то мозг породил ту или иную историю, в него должно попасть хотя бы крошечное зерно, содержащее зародыш будущего сюжета.

Что если таким зернышком были настоящие чудеса?

«А что если луна слеплена из сыра?» — передразнил однажды Дензил маленькую Джоди, замучившую его расспросами: кто периодически обгрызает ночное светило и как оно потом умудряется выкатываться на небо в прежней, круглой форме?

Джоди молча соглашалась со всем, что он говорил, не желая прослыть наивной фантазеркой, но это так и не помогло ей заглушить внутренний голос, беспрестанно шепчущий: «Но что если чудеса все-таки существуют? Что если?»

Нет, ей определенно нужно выяснить правду!

И вот как только последний посетитель покинул бордель и тетя Нетти отпустила своих девиц спать, Джоди вскарабкалась на подоконник, спустилась вниз по водосточной трубе и быстро зашагала по мощеным улицам Бодбери — к дому Вдовы.

Эта ночь была как будто предназначена для таинственного приключения. Тучи скользили по небу, скрывая луну и пробуждая тени. Море что-то бормотало, будто сварливая старуха, волны бились о сваи причала, излучая странное фосфорическое сияние. Ни в одном из близлежащих домов не горел свет, даже в мастерской Дензила было уже темно.

Джоди шла танцующей походкой, бесшумно ступая, и глубоко вдыхала плотный соленый воздух. Ей не было страшно — жажда приключений пересилила все опасения. Наконец девушка достигла окраины города. Завидев дом Вдовы Пендер, она замедлила шаг и, предусмотрительно нырнув за угол соседнего коттеджа, принялась ждать.

Двухэтажный каменный особняк Вдовы возвышался над окутанным тьмой садом. В окошке на первом этаже мерцал огонек, и мелькала какая-то тень — похоже, хозяйка бродила по комнате.

«Скоро она выйдет», — решила Джоди, усаживаясь на корточки и прислоняясь к стене: каждая душа в Трущобах знала, что, едва лишь город погружается в сон, Вдова отправляется на мыс, где часами стоит, вглядываясь в даль.

«Вспоминает о муже», — уверяли взрослые.

«Призывает утопленников», — пугали друг друга дети.

Версия номер два постепенно стала казаться Джоди все более состоятельной. Ночь вдруг как-то странно изменилась. Шепот прилива стал осмысленным и приобрел угрожающие нотки. Ветерок с моря превратился в дыхание. Стволы деревьев зловеще стонали, и в живых изгородях зашуршало что-то незримое.

Теплый уют домашней постели настойчиво звал Джоди вернуться под одеяло, но она, упрямо закусив нижнюю губу, отругала себя за эту слабость: раз поставила перед собой задачу — должна выполнить ее до конца. А между тем в памяти неумолимо всплывали все слышанные ею истории о призраках, о ведьминых кругах, возникающих посреди полей и засасывающих одиноких путников; о выходящих из морских вод утопленниках, о Страшном Багле, чучеле с головой-тыквой, которое подстерегает детишек, не вернувшихся домой до темноты…

Джоди не хотелось думать обо всем этом. Откуда-то донесся звук шагов, и вдруг слишком отчетливо представилось, как чудовище подкрадывается к ней и протягивает свои длинные узловатые пальцы с острыми когтями…

Дрожа от страха, девушка оборачивалась так часто, что едва не пропустила момент, когда Вдова наконец вышла из дома. Подождав, пока та отойдет на достаточное расстояние, Джоди вскочила на ноги, бросилась к освещенному окну и, затаив дыхание, заглянула внутрь.

И… не увидела ничего необычного.

Открывшаяся ее взору небольшая гостиная Вдовы была настолько обыденной, что Джоди испытала разочарование. В камине блестели угольки. На каминной полке, озаряя комнату тусклым мерцающим светом, горели две толстые свечи в серебряных подсвечниках. Напротив камина располагались два мягких кресла, и на одном из них валялось незаконченное вязание. В серванте красовались расписные тарелки — в большинстве своем с изображением Бодбери и его окрестностей. У стены находился длинный стол, напомнивший Джоди верстак Дензила: он также был завален различными инструментами, бумажками и тряпками. Рядом стоял книжный шкаф, набитый книгами и всякими безделушками. На стенах висели картины и гобелены, а на полу лежал толстый плетеный коврик.

Ничего колдовского. Никаких ведьминых штучек: ни бурлящих котлов, ни пучков сушеных трав, ни загадочных талисманов. Впрочем, это было объяснимо: ну кто бы стал выставлять доказательства своей причастности к нечистой силе на всеобщее обозрение? Наверняка Вдова держала все магические предметы на чердаке. Или в подвале.

И тут внимание Джоди вновь обратилось к столу: она заметила в дальнем его конце какой-то квадратный предмет вроде ящика, накрытый куском бархата. Девушка прислушалась, не идет ли Вдова, однако вокруг было тихо.

Как быть? Одно дело — заглянуть в окошко, и совсем другое — забраться в чужой дом и рыться в старухиных вещах…

Какое-то время Джоди колебалась, а потом взбежала по ступенькам крыльца и толкнула дверь. Та отворилась тихо, словно в знак одобрения. Девушка сделала глубокий вдох и ступила за порог.

С минуту она помедлила в прихожей, подсознательно ожидая какого-нибудь подвоха — например, кошки, которая с громким шипением бросится на нее, или ворона, который вылетит из ниоткуда, или черной, материализовавшейся из облака густого тумана собаки с красными глазами. Но ничего подобного не произошло.

Да и не могло произойти. Не существует на свете никаких ведьм! Вдова Пендер просто старая одинокая женщина, живущая на скромную пенсию, и Джоди не имеет ни малейшего права вламываться к ней.

«Рэтти Фриггенс рассказывал, что она держит у себя дома Маленького Человечка»

Но Маленькие Человечки ничуть не реальнее ведьм, не правда ли?

«Он томится в стеклянной банке».

Джоди вошла в гостиную. Изнутри все выглядело так же обыденно, как и через окно. Вне всякого сомнения, эта натопленная комната, пропитанная слабым запахом сухих цветов, могла принадлежать лишь пожилой даме.

Джоди провела пальцем по отполированной до блеска поверхности серванта и направилась к столу. Подойдя к нему, она с любопытством принялась рассматривать то, над чем работала Вдова.

Мебельный гарнитур для кукол.

«Мужчина размером с мышь».

Довольно: у Вдовы могли быть тысячи причин мастерить игрушечную мебель.

«Она держит у себя дома Маленького Человечка»

Джоди положила руку на ящик, увиденный ею еще с улицы, и, медленно стащив с него бархатное покрывало, обнаружила, что это аквариум — такой же, как на чердаке у Дензила, только этот был обустроен под кукольный дом. В центре его находился столик с двумя креслами; в миниатюрном камине горел огонь, и похожий на паутинку дымок убегал вверх по тонюсенькой печной трубе, выходившей наружу через специальное отверстие в стекле. В комнате имелись шкафчики для одежды и посуды; на полу был постелен вязаный коврик, а в углу приютилась кроватка с полным комплектом белья. Под одеялом, как показалось Джоди, лежал пупсик, но когда вдруг «пупсик» повернулся и взглянул прямо на нее, у девушки возникло такое чувство, будто ее сердце в мгновение ока переселилось из груди куда-то в область горла и застряло там намертво.

Маленький Человечек.

О боже, это действительно был Маленький Человечек!

Крошечный, идеально сложенный мужчина размером с мышь смотрел на Джоди через прозрачные стены своей тюрьмы, изумленно хлопая глазами поверх одеяла, которое он натянул на подбородок, и на крохотном личике застыло выражение ужаса.

Джоди начала склоняться над аквариумом, стараясь делать это как можно медленнее, чтобы не испугать его обитателя еще больше. И тут по ее спине пробежал холодок. Двигаясь по-прежнему медленно, но теперь уже от страха, Джоди выпрямилась и осторожно повернулась к двери.

Там, опершись на трость, стояла Вдова. Складки ее темного платья ниспадали до черных зашнурованных ботинок, и во всем облике старухи сквозило злорадство.

— Ну и что тут у нас происходит? — поинтересовалась она. — Ты явилась сюда шпионить за мной, Джоди Шеперд?

Прятаться было, во-первых, некуда, во-вторых — поздно. Пытаться бежать тоже не имело смысла, поэтому Джоди просто застыла на месте, и лишь колени ее нервно постукивали друг о друга.

Что-то закопошилось у ног Вдовы, и Джоди невольно опустила взгляд. Обнаружив сначала Маленького Человечка в аквариуме, а затем Вдову у себя за спиной, девушка окончательно лишилась дара речи и могла лишь молча рассматривать непонятное существо.

Оно было размером с кошку или обезьянку Дензила, только, в отличие от них, совершенно безволосым. Из-под жирного брюшка росли две длинные и тонкие ноги, над треугольной рожицей торчала копна темно-рыжих волос, а уши, похожие на раковины морских моллюсков, были приставлены к голове под прямым углом. Существо цеплялось за подол Вдовы, таращась на Джоди круглыми, как блюдца, глазами, и широкая дыра, заменявшая ему рот, искривилась в некоем подобии улыбки.

Джоди заставила себя снова посмотреть на Вдову.

— Что… что вы намерены со мной сделать? — еле слышно простонала она.

— Сейчас это самый насущный вопрос, не правда ли? — усмехнулась Вдова.

Голос ее был мягким, но во взгляде появилось нечто, заставившее Джоди задрожать мелкой дрожью.

Ну зачем она полезла сюда, да еще никого не предупредив?! Теперь ей предстоит провести остаток жизни в облике поганки, тритона или еще какой-нибудь гадости!

— Я… я не хотела…

«Навредить вам», — собиралась добавить Джоди, однако в горле у нее пересохло, и она так и не смогла закончить фразу.

— Мой Маленький Человечек так одинок, — заметила Вдова.

Странное существо у ее ног захихикало. Джоди начала пятиться, но тут же уперлась спиной в стол.

— Пожалуйста… — выдохнула она.

Вдова что-то шепнула, и Джоди показалось, что произнесенное ею слово материализовалось и повисло в воздухе. Девушка не знала языка, на котором оно было сказано, но поняла его смысл, когда последние звуки буквально впились в ее трепещущее от страха тело.

Затем Вдова выкрикнула имя Джоди. Три раза подряд.

У девушки закружилась голова.

«Я не потеряю сознание», — покачнувшись, пыталась она подбодрить себя.

Внезапно головокружение сменилось неприятным ощущением тесноты, а стены гостиной как будто бросились в разные стороны, стремительно убегая от Джоди.

Одурманенная, растерянная, пошатывающаяся, она изо всех сил старалась сохранить равновесие, чтобы не упасть, когда пол вдруг сам поднялся ей навстречу.


Охота

Был дерзкий Нимрод, истинный злодей,

Безжалостный охотник на людей…

Александр Поуп. Виндзорский лес [11]


Западнее Маусхола, намного западнее — за скалистыми утесами Лендс-Энда, по ту сторону Атлантического океана, на дальнем побережье североамериканского континента, на самом юге острова Ванкувер… Там, в одном из районов Виктории, известном под названием Джеймс-Бей, в прекрасно сохранившемся, построенном в тюдоровском стиле особняке, старик пробудился от чуткого сна и сел на кровати.

В свои восемьдесят с лишним Джон Мэдден был здоров, как и в шестьдесят с небольшим, а в шестьдесят с небольшим он отличался таким отменным здоровьем, что однажды его врач заметил: «Если бы я не наблюдал вас в течение последних двадцати лет, Джон, то не дал бы вам больше пятидесяти».

Казалось странным, что черные волосы этого совсем молодого с виду человека поседели и поредели. Правда, двигался он теперь намного медленнее, ибо с годами его поджарое тело приобрело старческую капризность: кости уже ломило в ненастную погоду, а мускулы затекали от сна и долгой работы за столом. Однако ум Мэддена оставался по-прежнему ясным и острым, позволяя своему хозяину вести дела с проницательностью, не раз приносившей ему баснословную прибыль.

В своем кругу Джон Мэдден всегда был лидером. Партнеры не переставали дивиться его хватке и неиссякаемому здоровью, хоть никогда и не выказывали этого в его присутствии. Однако Мэдден с легкостью угадывал их изумление, возраставшее по мере того, как на фоне его вечной молодости они старели и уходили со сцены, уступая место другим, молодым и заносчивым, которым рано или поздно приходилось смотреть на него с таким же недоумением в глазах.

А между тем секрет его поразительных успехов заключался не в блестящем уме и не в великолепной физической форме — он скрывался в изображении маленького серого голубя, вытатуированного на внутренней стороне левого запястья так, чтобы ремешок часов скрывал его от случайных взглядов.

Включив бра, Мэдден нажал кнопку переговорного устройства, установленного на туалетном столике рядом с телефоном.

— Сэр? — Ответ раздался мгновенно, бодрый и громкий, несмотря на то что в этот час говоривший наверняка еще отдыхал в своей комнате, расположенной на первом этаже дома.

— Ты мне нужен, Майкл, — сказал Мэдден.

— Уже иду.

Мэдден откинулся на спинку кровати и прикрыл глаза.

Тридцать пять лет назад он вступил в схватку с одним из своих соотечественников и проиграл ее. Это поражение все еще терзало его — не потому, что кто-то смог сдержать над ним верх (Мэдден был гораздо выше подобных условностей), а потому, что вместе с ускользнувшей победой он, Джон Мэдден, упустил и великую награду.

А ведь он почти держал ее в руках — тайну, не поддающуюся никаким определениям. Она исчезла, призрачная и неуловимая, как туман под лучами утреннего солнца, и теперь дремала в каком-то укромном месте, где запер ее триумфатор, унесший ключ к разгадке с собой в свою водную могилу. Мэдден повсюду разослал людей на поиски драгоценной тайны, но она оставалась недосягаемой. Непостижимой. Утраченной. Он лично осмотрел дом, в котором она еще совсем недавно обитала, и всю округу — он, знающий если не нынешнюю форму, то, по крайней мере, самую суть разыскиваемого, — и не нашел ничего. Так как же Мэдден мог надеяться на то, что это удастся кому-то другому?

И все же он заставлял своих людей продолжать поиски.

Он ждал, потому что верил: однажды тайна проснется, и тогда он сможет наконец завладеть ею. Навсегда.

Стук в дубовую дверь спальни заставил Мэддена отвлечься от грез и открыть глаза.

— Входи, Майкл, — сказал он.

Вошедший был вторым его секретом — секретом, ценность которого едва ли можно было преувеличить. Рожденный 5 декабря 1947 года, Майкл Бетт являлся (к своему искреннему удовлетворению, Мэдден сумел представить неопровержимые доказательства этой теории) очередным воплощением одного из величайших магов начала двадцатого века. Стало быть, существование Бетта не только подтверждало возможность реинкарнации как таковой, но и свидетельствовало о сильной воле выдающегося ученого, которая позволила последнему вернуться в физический мир в новом обличье.

Мэдден так хорошо знал Бетта в его прошлой жизни, что с первого же взгляда узнал и в нынешней.

Сходство не было внешним. Худой, жилистый Бетт ничем не напоминал свою прежнюю мощную ипостась. Но за темными, длинными волосами, резкими чертами, высоким лбом и выразительными, глубоко посаженными глазами скрывались все тот же несгибаемый дух, склонность к крайностям, отсутствие каких-либо привязанностей, высокое самомнение и незаурядный ум.

Никто не понимал Майкла Бетта — ни в предыдущей жизни, ни в нынешней. Никто, кроме Мэддена, взлелеявшего его гений.

Десять лет назад Мэдден случайно наткнулся на Бетта в глухом чикагском переулке, где тот стоял над телом своей последней жертвы, и сразу же увидел во вспышке внутреннего озарения, чья беспокойная душа металась в странных глазах незнакомца.

Прежде чем Бетт успел наброситься на него, Мэдден призвал на помощь голубя, изображение которого теперь красовалось на запястьях у обоих, и увел Майкла с собой. Мэдден сумел придать Бетту внешний лоск и обуздать горевшее в нем желание причинять страдания другим, направив его невероятную волю на овладение таинствами Ордена. Получив выход для своей энергии, Бетт смог быстро освободиться от потребности потрошить чужую плоть и вскоре превзошел самые смелые ожидания наставника.

Впрочем, помня о том, кем Майкл являлся в прошлом, Мэдден ничуть не был удивлен.

Мир полон секретов, и они с Беттом имели право хранить свой. Они оберегали его уже десять лет, но всякий раз при взгляде на воспитанника в глазах Мэддена светилось то же удовлетворение, что и в момент их первой встречи.

Сейчас он жестом пригласил его подойти. Бетт пересек комнату и присел на краешек кровати.

— Вы снова это почувствовали? — спросил он.

— Да. Дважды в течение суток. Думаю, тебе пора присоединиться к Лине. — Бетт нахмурился.

— Я знаю, — предупредил возможный протест Мэдден. — Если тебе покажется, что она стала ненадежной или неуправляемой…

— Я попридержу ее под уздцы.

— Только мягко! Ее отец по-прежнему занимает высокое положение в Ордене.

Бетт кивнул и встал.

— Пойду собираться. — На пороге он обернулся и добавил: — Вы можете положиться на меня.

Когда Майкл вышел в коридор, Мэдден улыбнулся. «Конечно же, ты принесешь мне то, за чем отправился, — мысленно согласился он. — Но что случится, когда тайна будет извлечена из своего убежища и станет доступной для нашего общего пользования? Смогу ли я рассчитывать на тебя тогда?»

Мэдден был слишком мудр, чтобы поддаться чувствам и забыть об алчной натуре Бетта, который, несмотря на все, что сделал для него старик, никогда бы не поставил его интересы выше собственных.

«Но в таком случае, — усмехнулся Мэдден, глядя куда-то вдаль, — мы не слишком отличаемся друг от друга, не правда ли?»

В конце концов, ведь именно это и отделяло их от стада баранов.


Что, черт возьми, тебя тревожит?

Всегда полезно встречаться с коллегами-музыкантами и узнавать, что ты не такой уж чудак, что есть и другие… играющие на этом удивительном инструменте.

Кэтрин Тикелл, об игре на нортумбрийских волынках; из интервью в «Фолк Рутс» (№41, ноябрь, 1986)


1

Ирландский обычай «веселого дома» на полуостров Пенвит в начале века привез Мэнас Бойд — дед Чарли Бойда, уроженец Бэллидафа, расположенного близ Маут-оф-Шеннон. Джейни слышала эту историю так часто, что, когда Чарли в очередной раз решал развлечь ею окружающих, она, подобно его детям, лишь закатывала глаза и принималась думать о чем-нибудь другом.

Мэнас со своей женой Энн пересек Ирландское море в 1902 году и поселился в Корнуолле, занявшись фермерским хозяйством. В те дни у землевладельцев были серьезные проблемы с поиском арендаторов, так что ловкие посредники без труда получали пустовавший участок, покупали скот и в свою очередь сдавали ферму. При этом арендатор не нес никакой ответственности перед владельцем — за все отчитывался пригласивший его посредник.

Тем не менее Чарли, унаследовавший дело от отца, предпочел отказаться от посреднических услуг и оформил договор аренды напрямую. Он представлял собою уже третье поколение Бойдов, трудившихся на этой земле, и к началу Второй мировой войны соседи наконец привыкли, что это ферма Бондов, а не Добсонов, являвшихся арендаторами до приезда Мэнаса.

Мэнас и Энн давно умерли, как и родители Чарли, но Бойдов тут хватало и поныне: сам Чарли, его жена, трое детей и брат Пат. А музыкальные вечера, завоевавшие дому репутацию «веселого» еще во времена бабки с дедом, были по-прежнему популярны среди всех, кто понимал красоту старых песен и мелодий.

На этих вечерах Джейни не нравилось только то, что многие там курили, и она всегда уходила домой, насквозь пропахшая дымом. Та же неприятность подстерегала ее и на выступлениях в фолк-клубах. Однако раздражение от въедливого, долго выветривающегося запаха табака было сущим пустяком по сравнению с удовольствием, которое доставляло ей общение с другими музыкантами.

Когда они с дедом прибыли к Бойдам, там уже собралась шумная компания.

Чоки со своим мелодеоном[12]. Джим Рэфферти, еще не успевший достать вистл из внутреннего кармана жилета. Двое ребят из «Ньюлин Рилерз» — местного ансамбля, исполняющего танцевальную музыку. Бобби Райт и Лесли Пик — профессиональный дуэт гитары и скрипки из Пензанса.

Были здесь и гости с окрестных ферм, с инструментами и без, и, конечно же, Бойды: дядя Пат с теноровым банджо, Чарли со своей скрипкой, его жена Молли, играющая на пианино и английском концертино[13], их дочь Бриджит с концертной флейтой и вистлом и сыновья: скрипач Шон и Динни, владеющий двумя видами волынки — ирландской и нортумбрийской.

Именно Динни помог Джейни выбрать ее первую волынку и научиться играть на ней, а потом подбадривал всякий раз, когда, столкнувшись с очередными трудностями, девушка грозилась швырнуть капризный инструмент в волны залива Маунтс. По соседству с двумя стульями, приготовленными для Джейни и Дедушки, сидела Клэр Мэбли — лучшая подруга Джейни, худенькая, бледная темноволосая продавщица из книжного магазина в Пензансе. У ног ее лежала трость. Едва завидев Джейни, Клэр поспешила вытащить из сумочки вистл.

— Пришел с сегодняшней почтой, — сообщила она.

Джейни улыбнулась:

— И?

— Все еще привыкаю к высоте тона.

Клэр обладала замечательным голосом, но ей всегда хотелось быть на «ты» с каким-нибудь инструментом. Проблема заключалась в том, что ее терпения не хватало ни на один из них. Наконец Клэр остановилась на вистле: Джим Рэфферти заверил девушку, что обучение не займет много времени, а он, со своей стороны, сделает все возможное, чтобы ускорить этот процесс. Теперь на музыкальных вечерах Клэр чувствовала себя намного увереннее, хоть и старалась, выступая, выбирать мотив, который знали все присутствующие, чтобы не исполнять его в одиночестве.

Как всегда по пятницам, гости собрались на огромной кухне Бойдов. Стулья, табуреты и обычные ящики располагались вокруг газовой плиты и широкого стола, заваленного пирожными, печеньем и прочей выпечкой. В большом керамическом чайнике дымился горячий чай. Впрочем, многие приносили с собой более крепкие напитки: например, Дедушка уже успел примостить под их с Джейни стульями две бутылки с темным элем.

Гости сменяли друг друга по кругу. Каждый должен был что-нибудь предложить: песню, историю, шутку — не важно, что именно. Остальные могли поддержать выступавшего (если, конечно, это было уместно) или же просто сидели и слушали.

Почему-то всегда получалось так, что Джейни появлялась у Бойдов именно в тот момент, когда подходила ее очередь, и сегодняшний вечер не стал исключением. Шутливо жалуясь на столь странное совпадение, девушка вынула из футляра волынку и установила мех. Затем прикрепила к нему воздушный мешок с бурдонами[14] и наконец присоединила чантер[15]. Настроив инструмент, она улыбнулась Динни и начала выдувать веселый «Хорнпайп Билли Пигга». Это была ее любимая мелодия, сочиненная самим Пиггом.

Джейни работала в ключе «фа» (что является характерной особенностью нортумбрийской волынки), поэтому большая часть присутствующих музыкантов не могла подыграть ей. Однако вскоре к Джейни присоединились сначала Динни, а потом и Клэр со своей новой свистулькой, звуки которой красиво оттеняли жужжащие басы и нежные верхние голоса обеих волынок.

Они закончили выступление под шквал аплодисментов, заставивших Клэр покраснеть от смущения. Затем Дедушка поделился одной из своих баек, и настала очередь Чоки с его мелодеоном. При первых же нотах «Джонни Коупа» Джейни сменила волынку на скрипку, и к тому моменту, когда Чоки заиграл «Подвыпившего моряка» — ирландский вариант той же песни, — ему вторили уже все, у кого были инструменты. Остальные громко хлопали в ладоши, и шум поднявшегося веселья разносился по всей округе.

Вечер продолжался в том же духе, и каждый раз, когда подходила очередь Динни или Джейни, молодые люди с удовольствием подыгрывали друг другу.

«Жаль, что я не могу взять его с собой в турне», — думала Джейни, пока они вместе исполняли грустную мелодию «Лесные цветы».

Динни не испытывал ни малейшего интереса к гастролям. Он любил музыку, но, как и все в его семье, предпочитал официальным выступлениям местные вечеринки. Джейни потребовалась не одна неделя, чтобы уговорить Динни по крайней мере записать с ней пару мелодий для нового альбома.

Наконец очередь выступать дошла до фермера Фрэнка Вулноу. Он не владел никакими музыкальными инструментами и совсем не умел петь, но зато знал великое множество самых невероятных историй. Иногда между ним и Дедушкой разгоралось настоящее состязание. Так и теперь, проглотив Дедушкин рассказ о паре холмов-призраков, привидевшихся тому однажды ночью в поле неподалеку от Сеннена, Фрэнк посчитал, что просто обязан затмить его.

— Что ж, — начал он, — историю, которую вы сейчас услышите, поведал мне мой отец. Это случилось в гавани Маусхола. Там причалила лодка с Лизарда, а отец как раз возвращался из «Корабельного двора», пропустив там не один стаканчик. Не то чтобы он любил выпить, но в тот день друзья решили угостить его. Ну, может, они и плеснули ему лишку, но это ничего не меняет.

Так вот, по пути домой отец остановился у причала, чтобы немного передохнуть и посмотреть на прилив, как вдруг из лодки вылез человечек — маленький, размером с мышь, — и быстро побежал по швартовой веревке.

Ну, старик мой, ясное дело, заморгал от изумления, и человечек исчез.

Дядя Пат, сидевший у плиты, громко расхохотался:

— Должно быть, нырнул на дно недопитой твоим папашей бутылки!

— Смейтесь, смейтесь, — насупился Фрэнк, — да только мой отец спустился к воде, желая разобраться со всей этой чертовщиной, и что, вы думаете, он там увидел? Крошечные следы, ведущие по песку от лодки к огромной куче сетей.

Фрэнк важно кивнул и повернулся к Дедушке.

— За холм-призрак можно с легкостью принять сгусток тумана, — сказал он ему. — Не обижайся, но мне почему-то кажется, что именно это с тобой и приключилось. А вот тот маленький человечек был самым настоящим, потому что галлюцинации не оставляют следов.

— И кто еще видел те следы? — поинтересовался Чоки.

— Никто, — смутился Фрэнк. — Их смыло приливом. Но мой отец — пьяный или трезвый — не из тех, кто стряпает подобные байки.

Джейни слушала Фрэнка с улыбкой — эта история напомнила ей о Данторне и его романе, найденном сегодня днем на чердаке. Впрочем, погрузиться в свои мысли ей не удалось, так как Бриджит Бойд, принявшая очередь от Фрэнка, уже начала наигрывать новую мелодию, увлекая всех в волшебный мир звуков.

Ближе к полуночи музыка стихла, и гости стали расходиться. Джейни и Дедушка немного задержались. Старик заболтался с дядей Патом о делах: Дедушка занимался тем, что колесил по окрестностям Маусхола на своем стареньком ярко-желтом фургончике, продавая с него свежую рыбу. А Динни и Джейни тем временем увлеченно обсуждали особенности игры на свирели и прочие музыкальные подробности, уже настолько надоевшие всем остальным, что никто просто не мог их слушать.

Наконец Джейни и Дедушка откланялись и, прихватив с собой Клэр, которую они обещали подвезти, покинули дом Бойдов. Джейни положила инструменты на заднее сиденье своего маленького трехколесного «релианта робина», являвшегося излюбленным объектом насмешек Динни, который то и дело интересовался, когда же она купит себе настоящий автомобиль, после чего вся троица забралась внутрь, и «релиант» тронулся в путь по узкой дороге, ведущей из Ламорны в Маусхол.

Они высадили Клэр у дверей коттеджа на Рэгиннис-Хилл, где та жила вместе со своей матерью. Джейни помахала подруге на прощание, а Дедушка добавил: «Спокойной ночи, цветочек», и машина Литтлов покатила вниз по холму к дому.


2

Феликс услышал звук приближавшегося «релианта» задолго до того, как тот свернул с дороги и припарковался рядом с Дедушкиным фургоном, осветив фарами окна гостиной. Оторвавшись от спасенной книги, Феликс выпрямился в кресле. Пульс его заметно участился.

«Прошло три года», — пронеслось у него в голове.

А вдруг Джейни изменилась? Или изменился он сам? Какой будет их встреча?

Снаружи послышались голоса, и Феликс быстро пригладил рукой свои взъерошенные волосы. Через секунду дверь распахнулась, и Джейни влетела в комнату — такая же шумная, как и всегда.

Увидев Феликса, она замерла на месте.

Дедушка, вошедший вслед за ней, заговорил первым:

— Феликс, какими судьбами! Откуда ты?

Молодой человек встал, но, прежде чем он успел что-либо ответить, Джейни швырнула свои инструменты на диван и бросилась к нему с распростертыми объятиями.

— Феликс! — закричала она.

Сердце моряка забилось еще сильнее. Он нежно сжал острые плечики, обтянутые джемпером, и сразу же почувствовал запах сигарет, исходивший от волос и одежды Джейни, и еще какой-то непонятный сладковатый аромат, принадлежавший ей самой.

От волнения он не мог вымолвить ни слова.

Джейни подняла глаза и внимательно посмотрела на него.

— Какой приятный сюрприз, — сказала она. — Мы сто лет не виделись.

«Сюрприз?» — изумился Феликс.

— Ты должен был сообщить о своем приезде, — улыбнулся Дедушка. — Мы бы встретили тебя на станции.

Джейни потрепала Феликса по щеке и отступила на шаг.

— Какой же ты все-таки чудной! — улыбнулась она, легонько толкнув его в бок. — Сваливаешься точно с неба.

— Но… — начал было Феликс.

— Я так рада тебя видеть, — не дала ему продолжить Джейни. Она опустилась на краешек дивана и, потянув Феликса за рукав, усадила его рядом с собой. — Ты обязан рассказать мне все-все-все. Где ты был? Что делал? — Она взглянула на деревянный футляр, являвшийся частью багажа Феликса. — Твой аккордеон! Надеюсь, ты не забыл прихватить вместе с ним парочку новых мелодий?

— Пива нет, — сообщил Дедушка, — но я могу поставить чайник.

— Нет, спасибо, — покачал головой Феликс. — Я только что выпил чаю.

Джейни взяла его за руку.

— Ты надолго? Пожалуйста, скажи, что недели на две как минимум.

Ему хотелось сидеть молча, наслаждаясь ее близостью, однако надо было прояснить ситуацию.

— Джейни, — выдохнул он, — почему ты удивилась моему приезду?

Джейни вскинула брови:

— А как же иначе? Ты ведь не предупредил меня?

— Но письмо…

— Ты написал мне письмо? — Джейни повернулась к Дедушке. — Мы ничего не получали, да?

— Не получали, — подтвердил тот.

— Должно быть, оно где-то затерялось, — заключила Джейни. — А откуда ты его отправил?

— Я ничего тебе не отправлял, — изумился Феликс. — Ты написала мне.

Джейни захлопала глазами:

— Я не писала.

Феликс высвободил свою руку из ее ладоней и достал из кармана сложенный конверт.

— Тогда что это такое?

Джейни развернула листок и быстро пробежала его глазами.

— Не знаю. Я не имею к этому никакого отношения.

Феликс нахмурился:

— Джейни, мне совсем не смешно. Я проделал долгий путь и…

Черт, а что он мог сказать? Что он явился сюда, памятуя о своем давнем обещании примчаться к ней по первому зову? Что все это время он ждал возможности увидеть ее? Что это письмо воскресило его тайные мечты?

— Феликс, я действительно этого не писала, — повторила Джейни. — И я вовсе не в отчаянии.

— Но…

— Ну, у меня, конечно, есть кое-какие проблемы. Например, я порвала с Аланом и осталась одна накануне турне, но мне бы в голову не пришло тревожить тебя из-за такой ерунды. — Девушка ткнула в письмо пальцем. — От него… от него веет бедой.

— Поэтому я здесь.

Джейни вдруг стала очень серьезной и, снова взяв его за руку, негромко произнесла:

— Это очень много значит для меня.

— Можно мне взглянуть на письмо? — спросил Дедушка.

Джейни протянула ему лист с отпечатанным текстом.

— Да уж, странная шутка, — пробормотал Дедушка, прочтя его.

Поймав взгляд старика, Феликс понял, что Дедушка давно уже догадался об истинной причине его приезда и ничего не имеет против. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: они всегда прекрасно ладили. Однако как бы искренне ни любил Феликс Дедушку, прежде всего ему хотелось ладить с самой Джейни.

— Ты приехал издалека? — поинтересовался Дедушка.

— Это письмо застало меня в Мадриде, — ответил Феликс. — И я немедленно вылетел к вам.

— Но я, честно, не писала его, — не унималась девушка. — У меня и машинки-то пишущей нет.

Феликс был бы рад поверить ей, но если Джейни говорила правду, то кто же тогда являлся автором таинственного послания? Кто мог знать, что оно заставит Феликса примчаться в Маусхол с другого конца света? И кому это понадобилось?

Чушь какая-то.

— Джейни не стала бы так шутить, — покачал головой Дедушка.

— Да, я знаю ее.

«Вернее, знал», — добавил он про себя. Феликс не сомневался в том, что прежняя Джейни никогда не выкинула бы подобного фокуса, но она могла сильно измениться за последние три года.

Он растерянно почесал затылок, чувствуя себя идиотом из-за того, что примчался сюда без всякой надобности.

— В любом случае хорошо, что ты здесь, — улыбнулась вдруг Джейни.

— И хорошо, что на самом деле у нас нет никаких неприятностей, — добавил Дедушка.

Неприятности…

— Боюсь, что они у вас все-таки есть, — нахмурился Феликс.

И он поведал Джейни и Дедушке о грабителе, проникшем в их дом.

— Но как они могли узнать? — прошептал Дедушка, когда Феликс закончил свой рассказ.

— Узнать что?! - воскликнули Джейни и Феликс в один голос.

Старик перевел взгляд на книгу, лежащую на подлокотнике его любимого кресла. Он долго-долго молчал, затем глубоко вздохнул:

— Вокруг этой книги творится что-то странное. Толком даже не объяснить, что именно, но с тех пор, как она у меня, ее постоянно кто-нибудь разыскивает.

Джейни так и подскочила на краю дивана:

— Точно! Ты говорил, что на днях о ней справлялась какая-то американка.

— И она лишь одна из многих, золотко мое. Все это началось после смерти Билли. Мы с ним были, конечно, как братья, но я до сих пор не могу понять, почему он передал «Маленькую страну» именно мне, да еще попросил хранить ее существование в тайне. Я прочел книгу от корки до корки, но не нашел в ней ничего, что могло бы объяснить такое решение Билли. И все же я выполнил его волю.

Сперва я держал роман в доме Чарли, а потом отнес на ферму Энди Спура и сделал это вовремя, потому что вскоре к Чарли заявились люди, которые принялись требовать книгу под угрозой судебной расправы.

— Когда это было? — спросила Джейни.

— О, много лет назад — еще до того, как ты родилась, ласточка моя. Они охотились за книгой в течение нескольких месяцев, а потом вдруг куда-то исчезли. Правда, периодически мне писали и звонили, а однажды я даже получил телеграмму якобы от издателей, интересующихся «неопубликованными работами» Билли. Да только я почувствовал подвох — не были эти ребята никакими издателями.

Джейни задрожала:

— Эта история становится все загадочнее.

Дедушка кивнул, однако весь его облик свидетельствовал о том, что последнее обстоятельство нисколько его не радует.

— В прошлом году, когда Энди умер, его вдова, решив переселиться к сыну в Сент-Ивз, попросила меня забрать ящик с рукописями Билли. Я спрятал ящик у себя на чердаке и изредка заглядывал в него — убедиться, что книга на месте. Но больше не открывал ее.

— Почему? — удивился Феликс.

Дедушка пожал плечами:

— Не знаю. Просто меня не покидает ощущение, что, когда кто-нибудь берется за нее, вокруг начинают происходить странные вещи…

— Какие? — встрепенулась Джейни. Казалось, Дедушка хотел сказать что-то важное, но передумал и ограничился тем, что еще раз пожал плечами:

— Скоро сюда опять слетится воронье.

— Должно быть, издав роман Данторна, можно заработать неплохие деньги, — предположил Феликс.

Дедушка и Джейни промолчали.

— Разве нет?

— Пожалуй, да, — согласился Дедушка. — Но это было бы неправильно. Я ведь дал Билли слово, помнишь?

— Я не предлагаю вам нести «Маленькую страну» в издательство, — поспешил заверить его Феликс. — Я лишь предполагаю, что такое желание могло возникнуть у других. Наверное, ходили слухи о существовании книги.

Джейни покачала головой:

— Я знаю все работы Данторна, но ни разу не слышала ни о «Маленькой стране», ни о каком-либо другом неопубликованном романе.

— Интерес к этой книге объясняется отнюдь не деньгами, — поддержал ее Дедушка. — В ней есть что-то… необычное. Я бы сказал, странное. Не могу объяснить это ощущение.

Феликс задумался. Ему «Маленькая страна» тоже показалась необычной, но не странной, а скорее уютной. Открыв такую книгу, словно оказываешься в кругу друзей и с головой погружаешься в хитросплетения самого неправдоподобного сюжета, невзирая на то, что прежде никогда не увлекался подобной литературой.

— И что вы будете делать с этим романом? — спросил Феликс Дедушку. — Прятать дальше?

— Вероятно.

— Но не раньше, чем я его дочитаю! — запротестовала Джейни.

Дедушка улыбнулся:

— Конечно, моя королева. Но не забудь: мы должны быть очень осторожны и не бросать книгу, где попало.

Джейни передернуло.

— Все это… пахнет какой-то чертовщиной.

— Точно, — согласился Дедушка.

«Так же, как и письмо, вызвавшее меня сюда», — угрюмо подумал Феликс. Он взял листок, лежавший у Джейни на коленях, сложил его и убрал в карман.

— Феликс, — произнесла девушка, наблюдая за ним, — я действительно не писала его.

— Все в порядке, — мягко перебил он. — Мне было приятно повидать вас обоих.

— Ты ведь не собираешься снова сбежать, правда? — спросила Джейни.

«Она так это называет? — ахнул про себя Феликс. — Считает, что я попросту сбежал от нее?»

— Нет, — ответил он вслух. — Я задержусь еще на день или два.

— Но ты же только что приехал!

Как объяснить ей, какая мука для него быть здесь — рядом с ней, но не вместе с ней?

— Мне пришлось потратить почти все свои сбережения, чтобы как можно быстрее оказаться в Маусхоле, — признался Феликс. — Теперь я должен срочно вернуться в Лондон — посмотреть, какие суда стоят в порту. Надеюсь, мне удастся получить место на одном из них.

— Ты можешь остаться у нас, — предложила Джейни.

— Останусь. На сегодняшнюю ночь.

— Дом большой, — добавил Дедушка.

Феликс понял, что он имеет в виду: старик намекал, что все снова может быть как прежде. Однако прошлого не вернуть. И хотя Феликс мечтал о большем, нежели дружба с Джейни, сейчас он был слишком растерян, чтобы думать о возобновлении романа.

Это письмо, вставшее между ними…

— Феликс, не вини меня за то, чего я не… — начала было Джейни, но Дедушка оборвал ее на середине фразы.

— Дай ему собраться с мыслями, дорогая. — Он взглянул на Феликса. — Ты ведь не забыл, где находится твоя прежняя комната?

— Не забыл.

— Там почти ничего не изменилось. Поднимайся и отдыхай.

Феликс повернулся к Джейни. Он хотел объяснить свое смущение, но красноречие, так легко снисходившее на него в открытом море, когда он мысленно обращался к ней, исчезло без следа здесь, в Дедушкином доме на Дак-стрит, под взглядом живой, реальной девушки.

— Что ж, пожалуй, я пойду спать, — выдавил из себя Феликс.

Джейни поймала его руку, и он замер, глядя на нее.

— Я… — Она вздохнула. — Я просто хотела пожелать тебе доброй ночи.

— Доброй ночи. — Феликс слабо улыбнулся, подхватил свой багаж и пошел наверх.


3

После ухода Феликса Джейни еще долго сидела на диванчике. Прислушиваясь к шагам наверху, она вспоминала прошлое и впервые за долгое время задумалась о том, почему они с Феликсом расстались.

В отличие от Алана, Феликс никогда не завидовал ее музыкальным успехам, а поскольку его самого работа заставляла мотаться по всему свету, он ничуть не возражал против ее многочисленных разъездов, чего никак нельзя было сказать о парне, с которым Джейни встречалась до Алана. В промежутках между рейсами Феликс приезжал к ней в Маусхол, а когда Джейни гастролировала, мог сорваться и неожиданно примчаться к ней, где бы она ни была. Так, например, однажды он разыскал ее в Новой Англии, воспользовавшись тем, что его судно причалило в порту Бостона. А в следующий раз он преподнес ей аналогичный сюрприз в Калифорнии — тогда ему пришлось взять отпуск и проехать автостопом через всю страну, чтобы увидеться с ней. Как-то он нашел ее на музыкальном фестивале в Германии. Потом в Шотландии.

Как и Динни Бойд, Феликс обожал музыку, однако и слышать не хотел о том, чтобы заняться ею профессионально, и это раздражало Джейни неописуемо — ведь он был так талантлив! Люди, знающие толк в исполнительском мастерстве, воспринимали Феликса с восторгом, достойным великих музыкантов прошлого — Джона Киммела, Пэдди О'Брайена, Джо Кули, Тони МакМэхона и Джо Берка [16], и ставили его в один ряд с такими современными исполнителями, как Мартин О'Коннор и Джеки Дейли. Помимо аккордеона Феликс неплохо владел вистлом, концертной флейтой и гитарой, но при этом отказывался участвовать в записи альбомов и ездить на гастроли.

Они часто спорили на эту тему, особенно под конец отношений. И вот сейчас, стараясь быть честной с собой, Джейни не могла не признать, что она постоянно давила на Феликса, что и стало основной причиной разрыва. Она пилила его то за нежелание выступать вместе с ней, то за стремление где-нибудь осесть (глупая идея, учитывая, как он привык зарабатывать на жизнь) и, сама того не замечая, устраивала скандал, для которого в действительности не было никаких причин.

Джейни помнила, что Феликс всегда воспринимал эти выпады с невозмутимым спокойствием и тем самым приводил ее в еще большую ярость. Конечно, все это было глупо, потому что через каких-нибудь пять минут она уже успокаивалась. Феликс никогда не упрекал ее за несдержанность, но боль от обидных слов легко читалась в его глазах, а подчеркнуто вежливое обращение заставляло Джейни взрываться с новой силой. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Феликс просто не собрал вещи и не хлопнул дверью прежде, чем Джейни успела осознать, что произошло.

Поначалу она ужасно горевала и даже уехала на гастроли по материку, хотя собиралась отказаться от них ради путешествия с Феликсом по Ирландии, но после его ухода все совместные планы рухнули, а оставаться одной в Маусхоле ей не хотелось. Все, к чему она стремилась в те дни, — это как можно скорее позабыть о случившемся. И Джейни казалось, что ей это удалось. Но когда, вернувшись сегодня вечером домой, она увидела Феликса, сердце ее дрогнуло. Оказавшись снова в его объятиях, она вдруг почувствовала, как глупо вела себя, не желая уступать мужчине лидерство в отношениях.

Вздохнув, Джейни покосилась на Дедушку, который, сидя в кресле у камина, украдкой наблюдал за ней.

— Феликс мне не верит, да? — спросила она.

— Согласись, золотко мое, это туманная история.

— Так странно видеть его снова: с одной стороны, мы словно и не расставались, а с другой — между нами как будто пропасть пролегла.

Джейни сосредоточенно тянула за распустившуюся ниточку на своей юбке и пристально смотрела на нее, хотя думала совсем о другом. Потом она снова повернулась к Дедушке:

— Ты веришь во второй шанс?

— Это зависит от обстоятельств, — ответил он. — В мое время молодые люди не изводили себя подобными мыслями. Они просто жили, деля невзгоды пополам. Я не говорю, что это правильно, — бывает, мужчина и женщина и впрямь не подходят друг другу, и тут уж ничего не поделаешь. Однако в большинстве случаев все улаживалось как-то само собой.

— Но что, по-твоему, ждет нас с Феликсом?

— А по-твоему?

— Сложно сказать — у меня все мысли перепутались.

— Значит, для начала, моя ласточка, тебе нужно навести порядок в собственной голове.

— Пожалуй. Дедушка кивнул:

— Конечно, это трудно, но ты должна понять, что нужно тебе - в противном случае вы с Феликсом окончательно разобьете друг другу сердца.

— Но как мне убедить его в том, что я не имею никакого отношения к этому глупому письму?

— А ты не находишь, что оно не такое уж и глупое? — спросил вдруг Дедушка. — В конце концов, оно вернуло тебе Феликса.

Джейни внимательно посмотрела на деда:

— Это ведь не ты написал его?

Старик рассмеялся:

— Конечно нет, мой цветик. Я давно уже научился не совать свой нос в чужие дела и уж тем более не стал бы вмешиваться в твои.

— Тогда кто мог это сделать?

— Не мучай себя вопросами, на которые пока все равно нет ответов. Подумай лучше о Феликсе. Не забывай: он не пробудет здесь долго.

— Но он мне не верит!

— Дай ему время.

Джейни вздохнула:

— Как же я могу дать ему время, если он не пробудет здесь долго?

Дедушка поднялся из кресла:

— Вот поэтому я и не люблю вмешиваться, особенно когда дело касается влюбленных: им что ни скажешь — все не так.

— Прости. Я не хотела…

— Ничего, милая. Твой старый дед все прекрасно понимает. А сейчас мне пора спать. Ты еще посидишь тут?

Джейни покачала головой.

Дедушка взял с подлокотника кресла «Маленькую страну» и положил ее девушке на колени.

— Не бросай книгу где попало, — напомнил он.

— Не буду. Спокойной ночи, дедуля.

— Спокойной ночи, дорогая. Утром ты на все посмотришь другими глазами.

— Я бы предпочла другие мозги, — пробормотала Джейни, но Дедушка уже не расслышал ее слов.

«Или даже другое сердце, — добавила про себя Джейни. — Ох, ну почему жизнь такая сложная?»

Помедлив немного, она собрала свои инструменты, выключила свет и направилась к себе в комнату.

Перед коттеджем был небольшой дворик, именно там несколько часов назад Феликс столкнулся с грабителем. Низкая каменная стена с коваными железными воротцами отгораживала дворик от дороги. По обеим сторонам этой стены висели ящики с цветами, однако главным ее украшением оставался Джейбс, Дедушкин черно-бело-рыжий кот, сидевший на ней с утра до вечера.

От крыльца мощеная дорожка вела направо через арку в дворик поменьше. Напротив арки располагался вход в подвал, заставленный морозильниками с Дедушкиной рыбой, а справа была узкая лесенка, ведущая к комнатам Джейни.

Их у нее было две.

В первой комнате, так называемой гостиной, было два окна: одно выходило во двор, другое — в крошечный садик с зелеными лужайками, окруженными кустами черной смородины. В этой комнате Джейни занималась музыкой. Она оклеила ее стены афишами, среди которых была и ее любимая с Корнуэльского фестиваля фольклорной музыки 1986 года в Уэйдбридже, где имя Джейни впервые напечатали крупно (до этого оно терялось в общих списках или не печаталось вовсе, попадая в категорию «и другие»). Тут же висели две картины Бернарда Эванса из Ньюлина — с изображением гавани Маусхола и рыболовецкого люггера[17].

Обстановка комнаты состояла из двух деревянных стульев с прямыми спинками (Джейни не могла играть, сидя на диване или в кресле), потрепанного дивана с заплатками из старых платьев, небольшой плиты с чайниками для кипятка и заварки, комода со стереомагнитофоном и множеством кассет и книжного шкафа, набитого главным образом нотами. И конечно же, здесь было полно инструментов. Две скрипки и мандолина висели на стене, а под ними, прямо на полу, приютилась первая волынка Джейни, уложенная в футляр. Вистлы, свирели, запасные чантеры были разбросаны на низком столике перед диваном, а на самом диване лежал бойран[18]

Вторая комната служила Джейни спальней. В углу помещалась душевая кабинка, которую Дедушка, заботясь об удобстве внучки, установил пару лет назад. Помимо нее в комнате были кровать, старый деревянный шкаф с одеждой Джейни (в основном той, из которой она давно уже выросла, но все никак не решалась выбросить), комод и книжный шкаф, вмещавший гораздо больше книг, чем было рассчитано. Единственное в этой комнате окно выходило во внутренний двор.

Оставив инструменты в гостиной, Джейни вошла в спальню. Погруженная в свои мысли, она медленно разделась, опустилась на кровать и, закутавшись в одеяло, крепко прижала к груди роман Данторна.

Дедушка пообещал, что утром она посмотрит на все другими глазами. Конечно, это будет замечательно, но как отогнать тяжелые мысли сейчас?

Джейни долго лежала неподвижно, слушая завывания ветра и барабанную дробь дождя, а затем открыла «Маленькую страну» и позволила Данторну умчать себя прочь от всех своих тревог. Она не заметила, как уснула, и книга выпала у нее из рук.


Она исчезает!

Я не боюсь умирать. Просто мне не хотелось бы при этом присутствовать.

Приписывается Вуди Аллену


1

Никогда еще Джоди не теряла сознание. В книге, называемой историей ее жизни, она представляла себя смелой и решительной героиней, способной на отважный поступок, и уж меньше всего на свете ей хотелось походить на пустоголовую куклу, падающую в обморок от страха.

И все-таки она потеряла сознание.

А очнувшись, чуть было не лишилась его снова. Джоди обнаружила, что лежит на чужой кровати, а рядом сидит молодой мужчина — точная копия того, которого она видела в кукольном домике Вдовы Пендер, только этот был нормального роста. Причиной, по которой Джоди едва не сделалось дурно во второй раз, стало внезапное и горькое прозрение: с загадочным пленником Вдовы не произошло никаких изменений. Окинув взглядом старухину гостиную, девушка вдруг поняла, что смотрит на нее сквозь стеклянные стенки аквариума, стоящего на столе.

Маленький человечек не вырос.

Это Джоди уменьшилась до его размера.

Конечно же, ничего подобного не могло произойти в действительности. Должно быть, все это ей просто снится! Вот сейчас она очнется в своей комнате в теткином доме и, получив столь серьезное предостережение во сне, уже ни за что не отважится на подобное ночное приключение. Для разнообразия Джоди поступит мудро и до утра даже из постели не вылезет.

— Тебе лучше? — неожиданно спросил Маленький Человечек.

Вернее, это Джоди продолжала думать о нем как о маленьком, хотя отныне она сама была не больше мыши. Мужчина обладал приятными, мягкими чертами лица и довольно мощным телосложением. На вид ему было двадцать с небольшим (дети Трущоб наверняка отнесли бы его к классу древнейших ископаемых). Окинув незнакомца внимательным взглядом, Джоди крепко зажмурилась в надежде прогнать наваждение.

«Проснись, проснись», — повторяла она себе.

Увы, все было по-прежнему.

— Мисс? — окликнул ее мужчина.

Джоди попыталась сесть, но, почувствовав, как все вокруг нее поплыло, поспешила прислониться к спинке кровати и некоторое время старалась не шевелиться. Когда же приступ головокружения прошел, она наконец обратилась к загадочному незнакомцу:

— Это ведь страшный сон, правда?

Тот покачал головой:

— Нет. Это реальность, хотя ее вполне можно назвать кошмаром.

Конечно, для него это реальность. Он ведь является частью сна. И говорит он не как все в Бодбери: в его произношении нет и намека на мягкую картавость, напротив, речь у него четкая и правильная.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась немного осмелевшая Джоди.

— Эдерн Ги, — ответил он.

Ну вот, и имя у него как будто выдуманное. Таких и не бывает вовсе.

— А я Джоди, — представилась девушка. — Джоди Шепед.

Эдерн кивнул:

— Я знаю. Я слышал, как ведьма выкрикивала его, когда пускала в ход свои чары.

— Мне она совсем не показалась очаровательной, — огрызнулась Джоди.

— Я имею в виду магию, которую она использовала, чтобы наложить на тебя заклятие.

Магия. Этого еще не хватало! Сейчас одно лишь упоминание о колдовстве вызывало у Джоди сильнейшую головную боль.

— А с тобой что стряслось? — поинтересовалась она у своего нового знакомого. — На тебя тоже наложено заклятие?

Он невесело усмехнулся:

— А ты думала, я таким родился?

— А мне откуда знать? Мы же только что встретились.

Эдерн слабо улыбнулся.

Джоди снова оглядела свою стеклянную тюрьму, теперь уже более внимательно.

— Так, значит, все это… наяву?

— Именно.

— Ты тоже без спроса забрался в дом Вдовы?

Эдерн покачал головой:

— Я просто оказался в здешних краях и заглянул к Вдове в надежде найти работу. На этом мое путешествие и закончилось.

— Она была недовольна твоей работой?

— Она была недовольна необходимостью платить и уменьшила меня, когда ей надоело спорить о деньгах. Я здесь уже три недели. Сижу, запертый в этой стеклянной коробке, словно ручная жаба.

— Три недели?!

Эдерн тяжело вздохнул.

— И ты ни разу не пытался сбежать?

— Сама попытайся вскарабкаться по этим скользким стенам.

— А как насчет этого? — спросила Джоди, указывая на оловянную печную трубу, которая тянулась вверх по стенке аквариума.

— Да мы же расплавимся!

Джоди хихикнула:

— Так, может, для начала погасим огонь?

Эдерн внимательно посмотрел на нее, потом снова вздохнул:

— Недостаточно просто выбраться из аквариума. Есть еще одна проблема.

Джоди проследила за его взглядом и сразу почувствовала новый приступ головокружения.

«А ну-ка успокойся!» — приказала она себе.

Однако это было сложно: на высокой спинке стоявшего неподалеку стула восседало странное существо с жирным брюшком и тонкими ножками — то самое, которое Джоди видела у ног Вдовы. Оценив ее изумление, тварь ухмыльнулась, обнажив два ряда длинных острых зубов. Бывшее еще совсем недавно размером с кошку, теперь оно казалось Джоди настоящим слоном.

— Гром и молния! — пробормотала она.

Это было так несправедливо! Но Джоди тут же вспомнила излюбленное выражение тети Нетти: «Справедливость существует лишь для тех, кто в состоянии за нее платить. Она не для нас».

— Этот монстр постоянно где-то поблизости, — мрачно сообщил Эдерн. — Если не можешь отыскать его взглядом — постучи по стеклу, и он тут же появится.

— А кто он вообще такой?

— Фамильяр Вдовы.

— Кто-кто?

— Ну, что-то вроде компаньона. Вдова зовет его Уиндл. Ведьмы выращивают себе таких приятелей из фаланги мизинца своей левой ноги.

Джоди недоверчиво прищурилась: для обычного путешественника этот малый слишком хорошо разбирался во всяких ведьминых штучках.

— Я не верю в то, что ты забрел в окрестности Бодбери случайно, — заявила она ему. — Думаю, ты явился сюда из Призрачного Мира. Ты — Маленький Человечек. Должно быть, Вдова поймала тебя где-то на болотах.

— То же самое могу сказать и о тебе.

— Нет, не можешь — ты ведь видел, как Вдова заколдовала меня.

Джоди с легкостью произнесла это, хотя в глубине души по-прежнему надеялась, что все происходящее — дурной сон.

— Ты подозрительно много знаешь о магии, — призналась она.

Эдерн пожал плечами:

— Ты что, никогда не слышала историй о колдунах и ведьмах?

— Но это же все сказки…

Джоди осеклась. Маленькие Человечки оказались правдой. Как и то, что ведьма могла состряпать себе дружка из пальца собственной ноги или уменьшить кого-нибудь до размера букашки.

— И что же Вдова собирается с нами делать? — спросила она наконец.

— Не знаю. Возможно, держать как зверюшек. Она обожает разговаривать со мной, когда работает, — например, делает кукольную мебель. Я не думаю, что она злая, скорее одинокая.

Увы, Джоди не испытывала ни малейшего сочувствия к одинокой ведьме.

— Я не могу сидеть взаперти! — воскликнула она. — Я сойду с ума!

— Ты кому-нибудь говорила, куда отправляешься?

Джоди покачала головой:

— Но рано или поздно меня хватятся. Дензил и моя тетка непременно справятся друг у друга обо мне. Правда, они все равно не знают, где меня искать… А как насчет тебя?

— Кого интересует судьба случайного прохожего?

— Ну, я тут в любом случае не останусь, — отрезала Джоди.

Она медленно поднялась с кровати. Голова все еще болела, однако кружиться уже перестала. Девушка приблизилась к стеклянной стене и обвела комнату внимательным взглядом. Уиндл сидел на спинке стула и смотрел на нее в упор своими большими, как блюдца, глазами.

— Почему Вдова не накрыла аквариум?

— Она делает это, только когда уходит.

— А когда она уходит?

— Днем и поздно ночью, — сообщил Эдерн, не добавив ничего нового к тому, что Джоди и сама прекрасно знала.

Всей округе было известно, что днем Вдова гуляет по Старому Причалу, а ночью отправляется на мыс.

— Тогда нам придется ждать до завтра, — вздохнула девушка, отворачиваясь от стекла. — Кто из нас займет кровать?

— В ней вполне хватит места для двоих.

— Пожалуй. Если ты обещаешь не распускать руки.

Эдерн рассмеялся:

— Ты для меня слишком молода.

— Что ж, а ты для меня слишком стар.

Проигнорировав улыбку Эдерна, Джоди подошла к кровати и, не снимая одежды, нырнула под одеяло.

«Может, я проснусь уже у себя в комнате», — подумала она.

Может быть. Может, это действительно всего лишь сон?

«Жизнь ведь штука непредсказуемая», — мелькнуло в сознании Джоди перед тем, как смертельная усталость смежила ей веки.


2

Пробуждение не принесло Джоди облегчения. Открыв глаза, девушка сразу поняла, что не выросла ни на дюйм и по-прежнему заперта в аквариуме, словно одна из рыбок Дензила. Воды здесь, к счастью, не было, но это служило слабым утешением. Совсем недавно самым невероятным местом на свете Джоди считала Призрачный Мир, куда она так отчаянно стремилась с тех пор, как прочла свою первую сказку. Теперь таким же недостижимым стал для нее родной Бодбери.

Джоди горько усмехнулась: похоже, страна грез утратила былую притягательность.

«Я бы больше не жаловалась на жизнь, — решила девушка, — на пропущенные страницы и все такое. Правда! Только бы выбраться отсюда…»

— Проснулась?

Джоди подняла голову: Эдерн сидел за столиком и ел.

— Не залеживайся, если не хочешь завтракать в темноте, — сказал он.

— О чем это ты?

— Сейчас уже за полдень. Скоро старуха отправится на прогулку. Она всегда кормит меня перед тем, как уйти.

Потирая глаза и чувствуя себя основательно помятой оттого, что спала в одежде, Джоди вскочила на ноги и поспешила присоединиться к своему соседу. При упоминании о еде ее желудок жадно заурчал, однако крошки сыра и маленькие кусочки хлеба выглядели не слишком аппетитно: уж больно они походили на то, чем Дензил потчевал мышей.

Джоди в растерянности остановилась у стола, приглаживая пятерней свои короткие волосы. Эдерн жестом предложил ей присесть.

— Это нам? — спросила она, опускаясь на стул.

— Мне случалось питаться и хуже.

— Возможно. Возможно даже, что и мне тоже, но это… это ведь то, чем обычно приманивают мышей. А я не зверюшка! И я не стану есть подобную гадость!

Не важно, что она обожала хлеб с сыром, — в данном случае это было делом принципа. Эдерн рассмеялся:

— Но для Вдовы мы и есть зверюшки.

Джоди промолчала.

— Голодовкой ты ничего не добьешься, — заметил Эдерн.

Джоди нахмурилась, и он придвинул к ней один из двух керамических наперстков.

— Выпей, по крайней мере, чаю.

— Ну, разве что чаю.

Джоди взяла наперсток и сделала большой глоток. Чай оказался хорош, но емкость, в которую он был налит, заставила Джоди почувствовать себя Крошкой из старого детского стихотворения про пальцы, а в мозгу у нее уже крутилась собственная его версия:

Была я прежде рослою, а стала с кулачок,

Когда неосторожно так попалась на крючок.

Задумавшись, она незаметно для себя положила кусочек сыра между двумя крошками хлеба и, сунув в рот, запила чаем. Только на третьем бутерброде Джоди наконец осознала, что делает. Девушка смущенно взглянула на Эдерна, но тот тактично смотрел в сторону.

Итак, она согласилась есть. Ну и что? Для бегства ей требовались силы.

Покончив с завтраком, Джоди развернула стул и принялась изучать гостиную Вдовы.

Уиндла нигде поблизости не было, и это радовало, поскольку один его вид вызывал у девушки ужас. Теперь, в отсутствие Вдовы и ее дружка, самое время тщательно осмотреть аквариум.

Девушка подошла к камину и потрогала трубу: она была теплой, но не горячей. Штурмуя крыши и водосточные трубы с шести лет, Джоди без особого труда осилила бы и эту. Она могла бы забраться в нее и вылезти наружу через отверстие в стекле, а затем съехать вниз по куску материи, который, если верить Эдерну, Вдова обязательно накинет на аквариум перед тем, как отправится на очередную прогулку.

Правда, еще оставался высокий стол… К счастью, вскоре Джоди заметила валявшийся на нем моток бечевы. Значит, можно будет даже не слезать на пол, а просто перебраться на подоконник, привязать бечеву к щеколде и, открыв окно, спуститься в сад. А потом убежать.

Однако тут она вспомнила об Эдерне и задумчиво похлопала по трубе. Поместится ли он в нее? Вдвоем они справились бы и с окном, и с веревкой, но если вдруг окажется, что он слишком крупный…

Джоди внимательно посмотрела туда, где труба соприкасалась со стеклянной стеной: она не была прикреплена. Значит, если повиснуть на тряпке с внешней стороны аквариума и хорошенько раскачаться, а затем как следует пнуть трубу, та отъедет в сторону и откроет выход для Эдерна. Джоди уже собралась поделиться своим планом с товарищем по несчастью, когда дверь гостиной скрипнула и на пороге появилась Вдова.

Бормоча что-то себе под нос, она вооружилась парой маленьких щипцов, выхватила ими уголек из камина и направилась к столу.

«О нет! — мысленно взмолилась Джоди. — Не делай этого!»

Увы, с таким же успехом она могла взывать к луне с просьбой сорваться с небес и обрушиться колдунье на голову.

— Ну, как вы сегодня, мои сладкие? — поинтересовалась Вдова, снимая крышку с аквариума.

Голос ее прозвучал подобно глухому раскату грома. Джоди так и замерла, увидев над собой огромное морщинистое лицо. Эдерн, впрочем, демонстративно проигнорировал его. Гигантская рука опустилась сверху и оттолкнула Джоди от камина. Девушка молча повиновалась, горько сожалея о том, что у нее нет при себе большой острой булавки. Вдова положила принесенный уголек в игрушечный очаг и выпрямилась.

— Ну вот, так вам будет тепло и уютно, — сказала она, помещая крышку на прежнее место и сверху накрывая аквариум куском бархата. — Славно, — выдохнула она на прощание.

Внутри сразу стало темно. Свет извне теперь проникал только в месте стыка трубы со стеклом: ткань там была обрезана так, чтобы не прикасаться к горячей жести.

Как только дверь гостиной хлопнула, Джоди метнулась к Эдерну:

— Я кое-что придумала!

— Прекрасно.

— Ты хочешь убежать или нет?

— Я весь внимание.

— Сначала давай погасим огонь.

Они откинули лежавший перед камином коврик, а затем спинкой стула поддели тлеющий уголек и выбросили его на пол. Уголек раскололся, взметнув целый сноп искр.

— Ну и фейерверк! — воскликнул Эдерн.

— Проклятие! — зашипела Джоди. — Ты не мог бы говорить тише?

Она изложила ему суть своего замысла. Эдерн слушал ее очень внимательно, но, когда Джоди закончила, медленно покачал головой.

— Все это хорошо, но…

— Что «но»?

— Ты забыла об Уиндле.

— Мы захватим со стола иголку.

— М-м…

Джоди пристально посмотрела на Эдерна, а затем опустилась на колени и сунула голову в жерло камина: оно уже успело нагреться, но не настолько, чтобы к трубе нельзя было прикоснуться.

«Ого, да здесь просторно», — обрадовалась девушка и стала протискиваться внутрь.

Весь путь наверх занял у нее не более минуты. Самым трудным участком оказался прямой угол там, где труба выходила из аквариума. Однако Джоди справилась и с этим. Добравшись наконец до спасительного куска бархата, девушка вцепилась в него и выбралась наружу. Балансируя на краю трубы, она обернулась и лицом к лицу столкнулась с Эдерном, который за это время тоже успел подняться, и теперь их разделяла лишь прозрачная стена.

Джоди вопросительно вскинула брови. Эдерн решительно кивнул, и тогда она, ухватившись за тряпку как можно крепче, оттолкнулась от стекла, раскачалась и со всей силы ударила ногами по трубе. Та отскочила после первого же толчка. Стоявший на ней Эдерн пошатнулся, и Джоди испугалась, что бедняга вот-вот сорвется вниз, но он сумел удержать равновесие, а потом прыгнул на стекло и повис на краю открывшегося отверстия, прежде чем труба с грохотом рухнула на пол, чуть не раздавив кукольную кроватку.

Беглецы затаили дыхание, однако вокруг было тихо.

— Пошли, — шепнула Джоди.

Она стала спускаться, быстро перебирая руками по ткани, и вскоре ее ноги коснулись поверхности стола. Эдерн последовал за ней. Осторожно выглянув из-под бархата, Джоди осмотрела гостиную.

Пока им везло: в комнате не было ни души.

Поручив Эдерну разматывать бечеву, девушка вскарабкалась на подоконник и попробовала сдвинуть щеколду. Бесполезно.

— Эй, — тихонько позвала она Эдерна. — Помоги мне.

Он поспешил к ней, и вместе им удалось-таки отворить упрямое окно. Резкий порыв соленого ветра ударил в лицо.

— Ура! — взвизгнула Джоди. — Я уже чувствую свободу.

Девушка морским узлом привязала конец бечевки к щеколде, после чего они с Эдерном сбросили моток на землю. Он упал между стеной дома и зарослями розовых кустов.

Молодой человек отвесил галантный поклон:

— После вас.

Улыбнувшись, Джоди ловко соскользнула по веревке вниз и подняла голову в ожидании своего товарища.

— Куда теперь? — спросил он, присоединившись к ней.

— К Дензилу, — ответила девушка и, заметив недоверие на лице Эдерна, пояснила: — Он мой друг. Изобретатель.

— Изобретатель?

— Он… ладно, забудь. Скоро сам все поймешь.

Джоди уверенно зашагала по мощеной дорожке.

Эдерн двинулся следом и едва не налетел на нее, когда девушка неожиданно остановилась.

— Что?… - начал было он, но тут же сам увидел, кто подкарауливал их на лужайке перед домом Вдовы.

Уиндл зловеще скалился в то время, как его глаза-блюдца смеялись. Притаившись, он явно дожидался, когда же беглецы выйдут из-под защиты колючих кустов, чтобы сцапать их.

— Проклятие! — выругалась Джоди. — Мы забыли иголку.

— Иголку? — усмехнулся Эдерн. — Чтобы одолеть этого монстра, нужно что-нибудь посерьезнее!

Он был прав. Рядом с ними, малявками, Уиндл казался настоящим великаном.

— Что будем делать? — мрачно поинтересовалась Джоди. — Вдова скоро вернется.

Эдерн растерянно кивнул, не в силах отвести взгляд от страшного существа.

— Я не вернусь в аквариум! — выкрикнула Джоди.

Смелое заявление. Однако колени девушки предательски дрожали, а в висках стучало так, что невозможно было сосредоточиться.

— Не вернусь… — упрямо повторила Джоди, словно это могло как-то помочь.

Эдерн опять кивнул и вдруг резко схватил ее за руку: Уиндл поднял голову и впился взглядом в низкую, поросшую мхом каменную стену, отделявшую сад Вдовы от улицы.

— Что это с ним?

— Может, Вдова идет?

Эдерн решительно замотал головой.

Ни он, ни Джоди ничего не видели, зато услышали какое-то странное сопение.

Волнение, нахлынувшее на Джоди, вытеснило страх.

— Эдерн, — произнесла она с растяжкой. — Ты умеешь свистеть? Свистеть громко и пронзительно?


Нож выдернуть и вновь вонзить

Я не ощущаю за собой никакой вины… Я жалею людей, испытывающих это чувство.

Приписывается Теду Банди[19]


1

Майкл Бетт вылетел в Лондон частным самолетом, принадлежащим корпорации Мэддена. Во время дозаправки в Сент-Джоне Бетт предпочел остаться на борту, не желая отвлекаться от своих размышлений.

Самое большое удовольствие Майклу всегда доставляло постижение скрытых механизмов бытия. Отбрасывая все поверхностное и наносное, он стремился проникнуть в самую суть интересующей его проблемы. Иногда это требовало внимательного изучения и напряженных поисков, как, например, сейчас. Иногда — смены всего образа жизни, как при вступлении в Орден Серого Голубя. А иногда достаточно было просто взять нож и наблюдать, сколько раз и на какую глубину он войдет в живую плоть, прежде чем она станет неживой.

Первой жертвой Майкла Бетта была собака. Озлобленный после побоев очередного «папы», Майкл отвел старого пса на пустующий участок между двумя заброшенными домами и там долго стоял, невольно поражаясь равнодушию, которое испытывал, глядя в доверчивые глаза собаки. А пес смотрел на него, смешно высунув язык и умильно виляя хвостом. Это всегда радовало мальчика, но в тот день он не смог выдавить из себя даже улыбки.

Майкл достал из кармана куртки нож, украденный с кухни, задрал собаке голову и со всей силы полоснул лезвием по горлу. Кровь брызнула фонтаном, и Майкл едва успел отпрыгнуть в сторону. Опьянев от нового, доселе неведомого чувства, он обошел пса и вонзил нож ему в спину. А потом еще. И еще. Майкл продолжал наносить удары до полного изнеможения, несмотря на то, что бедное животное давно уже испустило дух.

Тогда ему было одиннадцать лет.

Вскоре участь несчастного пса разделили и другие соседские питомцы. А в тринадцать Майкл впервые поднял руку на человека: он заманил пятилетнего ребенка в заброшенный дом, где малышу — к великому удовольствию юного палача — предстояло промучиться несколько бесконечных часов.

В пятнадцать Майкл убил девочку-подростка, пригласив ее якобы на вечеринку.

Умирающая, беспомощная, обезумевшая от боли, она прохрипела одно-единственное слово: «Почему?»

До этого Майкл ни разу не анализировал свои поступки и не задумывался над причиной своей тяги к злодеяниям.

«Потому что… потому что я это могу!» — крикнул он своей жертве.

Но это была лишь часть правды, наиболее очевидная. А за ней скрывалось то, что с годами стало для Майкла Бетта целью самого его существования — неутолимая жажда не только постичь тайну жизни, но и проследить стадии ее перехода в смерть. Бетт не испытывал угрызений совести за собственные деяния, рассматривая чужую гибель как пищу для удовлетворения никогда не ослабевающего любопытства.

Погрузившись в свой внутренний мир, который он полностью контролировал, Майкл тем не менее с легкостью мог мгновенно наладить нужный контакт с окружающими. Более того — они его искренне интересовали. Способный на жесткую самодисциплину, он был в состоянии удерживать внимание на предмете или человеке столько, сколько требовалось для того, чтобы понять. Или убить.

Все на свете имело значение, но только относительно его самого.

И вот теперь, сидя в самолете Мэддена, Майкл Бетт полностью сосредоточился на головоломке под названием «Джейни Литтл».

В плеере играла кассета с записью двух ее альбомов. Бетт слушал их, пока не посадил батарейки, после чего поставил новые и опять включил воспроизведение.

На соседнем кресле лежали кожаный портфель, ноутбук «Тошиба» и папка с газетными вырезками и отчетом частного детектива на тридцати семи страницах. В руках у Майкла был прошлогодний номер журнала «Фолк Руте». Бетт перечитал статью столько раз, что помнил наизусть, но больше всего его интересовали фотографии, которые он сравнивал с приложенными к отчету детектива.

Изучив гору печатных и видеоматериалов, Майкл узнал Джейни Литтл так, как знали не многие. А может быть, даже лучше, чем она сама.

Мэдден не был посвящен в это расследование, Бетт начал проводить его по собственной инициативе задолго до того, как получил приказ отправляться в Корнуолл. Узнав об охоте, открытой Орденом на Томаса Литтла, Бетт быстро вычислил, что ключом ко всем секретам старого моряка могла стать его внучка. Однако действовать следовало осторожно — гораздо осторожнее неуклюжих агентов, нанятых Орденом, чтобы выкрасть у Литтла столь оберегаемую им тайну.

Но что это за тайна?

Мэдден не пожелал сказать, а может быть, и сам не знал, равно как и все остальные, но это только еще больше интриговало Бетта.

При мысли о Джоне Мэддене Майкл усмехнулся. Сидя в библиотеке с бокалом шерри, старик любил вспоминать их первую встречу, когда он узрел в Майкле своего умершего друга Алистера Кроули[20]. Обладая умом острым как бритва, Мэдден тем не менее позволил оккультной ерунде ослепить лучшую, логическую часть своего разума.

У самого Бетта, естественно, было иное мнение о той ночи в Чикаго: Мэдден просто разглядел в нем родственную душу. Разница между ними заключалась лишь в том, что один только мечтал схватиться за нож, тогда как другой делал это без колебаний.

Однако легенда с перевоплощением была Бетту на руку, а потому он охотно поддерживал ее. Быстро просчитав, какие выгоды может принести ему имя великого мага, называвшего себя Зверем, Майкл, с присущей ему одержимостью, приступил к изучению биографии Кроули и вскоре обрушил на Мэддена такой шквал малоизвестных деталей из жизни покойного гения, что без труда развеял в нем последние сомнения.

Бетт был достаточно умен, чтобы не выдавать информацию разом. Он скармливал ее Мэддену порциями. Запинаясь, с явным усилием «припоминая» отрывки из прошлой жизни, Майкл устроил все так, что Мэддену самому пришлось убеждать его в уникальности его природы.

Единственная слабость Мэддена, его склонность к потустороннему, всегда занимала Бэтта: он никак не мог понять, что заставляет столь здравомыслящего человека с такой готовностью принимать всякие сказки.

Если только это и вправду сказки…

К счастью или к сожалению, Майкл Бетт привык ко всему относиться без предубеждения. Он не спешил высмеивать даже самые бредовые принципы Ордена, потому что за время своего пребывания в нем успел воочию убедиться в существовании вещей, не поддающихся логическому объяснению. Чего стоит одно только долгожительство Мэддена! Или невероятный успех хранителей Ордена, которого они добиваются, двигаясь к цели особым, тайным путем.

«Воля — ключ к любой двери» — гласил их девиз.

Бетт не понаслышке знал и о самой воле, и о том, каких высот можно достичь с ее помощью. Правда, он еще не определил для себя, извлекалась ли эта воля из внешнего мира (как утверждал Орден) или произрастала из сущности самого индивидуума. А может быть, и то и другое.

И пока этот вопрос не выяснен до конца, Майкл Бетт будет оставаться в обществе старых леди и джентльменов, именующих себя Орденом и свято верящих в то, что они правят миром.


2

Машина встретила Бетта в аэропорту Хитроу и доставила на вокзал Виктория, где он сел на поезд, идущий в Пензанс. Мэдден, провожая своего воспитанника в дальний путь, настаивал на совершенно другом маршруте, но Майкл остался непреклонен.

— Мне нужно время, чтобы вжиться в роль, которую я собираюсь сыграть, — пояснил он.

— Какую еще роль? — нахмурился Мэдден.

— Позвольте мне сначала справиться со своей миссией, а потом я представлю вам подробный отчет, — ответил Бетт.

И Мэдден, преисполненный гордости за своего любимчика, улыбнулся и кивнул. Майкл еще ни разу не подводил его, так почему же он должен сомневаться?

К концу пути Бетт окончательно перевоплотился. Исчезли сшитый на заказ костюм, сдержанные манеры, непроницаемое выражение лица. Теперь посланник Ордена был одет в вельветовые брюки, хлопчатобумажную рубашку, кроссовки «Найк» и темно-синюю ветровку. Майкл оставил свой кожаный портфель в самолете, взяв с собой лишь фотоаппарат в потертом чехле, ноутбук и обшарпанный чемодан с документами, дискетами и сменой такой же маскарадной одежды.

И на перрон Пензанса с поезда сошел молодой человек с выразительным и открытым лицом, глядя в которое никто не поверил бы, что его обладателю сорок один год и он только что совершил многочасовое путешествие.

Майкл охотно помог пожилой женщине вынести из вагона многочисленные сумки и заметно смутился, когда она выразила пожелание, чтобы муж ее милой доченьки Дженет был хотя бы наполовину так же добр и внимателен, как славный незнакомец. Едва Бэтт попрощался с ней, к нему тут же приблизился маленький невзрачный человечек.

— Мистер Бетт?

Заплатанное пальто, стоптанные туфли и дешевая матерчатая кепка, низко надвинутая на лоб. Бетт нахмурился:

— Что вам угодно?

— Мисс Грант поручила мне встретить вас.

— Дайте мне ее адрес, и я доберусь сам.

— Но…

Бетт наклонился к незнакомцу, и все его напускное благодушие моментально исчезло, словно отсеченное стремительным ударом острого кинжала.

— Никогда не называй меня по имени, — процедил он. — Никогда не спорь со мной. Только посмей ослушаться, и я скормлю твое сердце твоей собственной матушке.

— Я… я…

Бетт отступил, расплываясь в очаровательной улыбке:

— Адрес?

Заикаясь, мужчина пролепетал номер апартаментов в отеле, находящемся в нескольких минутах ходьбы от вокзала. Не сказав больше ни слова, Бетт развернулся и зашагал в указанном направлении.


3

Лина Грант была, как всегда, красивой, капризной и скучающей. Ее прическа и макияж выглядели слишком изысканно для захолустного корнуэльского городишки. Дорогая блузка была расстегнута достаточно, чтобы демонстрировать изящное кружево лифа, а разрез юбки при каждом движении открывал взгляду стройную длинную ногу в шелковом чулке.

— А, Золотой Мальчик, — промурлыкала Лина при виде Бетта.

Он молча прошел в комнату.

— Где Вилли? — поинтересовалась девушка.

— Вилли — это, должно быть, тот, кто встретил меня на станции?

Лина кивнула:

— Да. Вилли Кил. Он из местных.

— Не сомневаюсь.

— Вы не поладили?

— Я никогда не ладил с дураками.

— Мне порекомендовал его один из телохранителей отца, — насупилась Лина. — Папочка считает, что нужно привлекать местные таланты, когда…

— Ключевое слово здесь «талант»? — перебил ее Бетт.

Идеальной формы губки надулись, но Бетт не обратил на это ни малейшего внимания: он был не в настроении выслушивать лекцию о совершенстве под названием «папочка». О «папочках» он и так знал все.

— Со вчерашнего дня что-нибудь изменилось? — спросил он, прежде чем Лина снова заговорила.

— Я сделала все, что могла.

А могла она разве что изображать внучку никому не известной кузины Данторна, приехавшую с другого края света за законным наследством. Хотя не исключено, что это была идея «папочки» Роланда. «Зови меня Ролли…» К сожалению, блестящие способности Гранта не простирались дальше Уоллстрит, так что примитивность замысла вполне могла быть на его совести. В любом случае это не меняло отношения Майкла к Лине. Она вызывала в нем только два чувства: интерес — сколько ударов способно вынести ее тело, прежде чем замереть навеки, и досаду оттого, что он не мог выяснить это опытным путем.

По крайней мере, пока Орден представляет для него интерес.

— Вчера вечером я послала Вилли в дом Литтлов, — сообщила Лина. — И он нашел там коробку с рукописями Данторна.

Брови Бетта оживленно взметнулись.

— Где она?

— А… — Лина поспешно отвела взгляд.

— Где?!

— На Вилли напал какой-то сумасшедший, так что бедняга еле ноги унес.

Замечательно! Теперь Литтлы будут осторожнее, чем когда бы то ни было. Мэдден, глубоко убежденный в том, что старый Томас скорее умрет, чем выдаст Ордену секрет покойного друга, запретил применять силу. А жаль. Потому что самым простым решением было бы передать этого Томаса в руки Бетта, который, в отличие от Мэддена, ни минуты не сомневался в своем умении развязывать языки: вид крови любимых внучек поразительно освежает память…

Не без труда оторвавшись от приятных мыслей, Бетт вернулся к реальности.

— Сумасшедший, говоришь? — спросил он.

Лина пожала плечами:

— Вилли сказал, что это был крупный мужчина. С багажом. С виду моряк. Но они все тут на одно лицо.

— А сможет ли Вилли опознать этого человека по фотографии? — спросил Бетт, но Лина уже не слушала его.

— Мерзкое местечко, — вздохнула она. — В ванной вода идет еле-еле. Под таким слабым напором я даже голову нормально вымыть не могу. Еда ужасная. Заняться нечем. Кругом воняет рыбой, и куда ни повернись…

— Заткнись, — сказал Бетт.

Сказал тихо и спокойно, но результат последовал незамедлительно: сначала девушка удивленно заморгала, а затем погрозила своим ухоженным пальчиком.

— Если папа узнает, как ты со мной обращаешься, он…

— Ничего мне не сделает. Что тебе известно о парне, спугнувшем Вилли?

Лина поджала губы:

— А что мне должно быть о нем известно? Может, Литтлы наняли охрану.

Ну еще бы — разве ей придет в голову разузнать, кто и зачем ошивался возле дома Литтлов. Да оно и к лучшему, по крайней мере, она не успела наломать дров.

— С этой минуты ты должна забыть о Литтлах, — объявил Бетт. — А если где-нибудь столкнешься со мной, делай вид, что мы незнакомы. И вообще, старайся как можно меньше высовываться на улицу.

— Я не собираюсь сидеть здесь, как в клетке!

— Тогда отправляйся домой.

Лина горько усмехнулась:

— Не могу. Для папы очень важно, чтобы я блеснула в этом деле.

Бетт задумчиво кивнул. Он знал, что старейшины Ордена не доверяют Лине. Хотя ее запястье и украшал голубь, девушка по-прежнему оставалась безнадежной дилетанткой. Опасения вызывала не столько ее некомпетентность, сколько несдержанность. Лина могла вспылить из-за любой глупости и сгоряча выболтать все тайны Ордена какой-нибудь бульварной газетенке. А учитывая возрастающее влияние христианства на бизнес и политику, это стало бы настоящей катастрофой.

Если бы отец Лины не входил в число основателей Ордена, с ней давно бы уже разобрались. Впрочем, все еще впереди. И Бетт искренне надеялся, что, когда момент наступит, работенку поручат именно ему. А пока волей-неволей придется обращаться с Линой получше.

— Если не можешь уехать — делай то, что я говорю, — потребовал он. — Я получил от Ордена все полномочия и…

— О, знаю, знаю. Ты же Золотой Мальчик.

Бетт понял, что это может продолжаться до бесконечности, и решил сменить тактику. Надев новую маску, он виновато улыбнулся:

— Прости, Лина. Я понимаю, как тебе тяжело. Но мы с тобой примерно в одинаковом положении. Думаешь, я приехал сюда по собственному желанию? На этом настоял Мэдден, и теперь я не имею права на ошибку. Иначе мне конец.

— О чем это ты?

Ее голос потеплел, вызывая живейший интерес.

— Твое положение в обществе было предопределено задолго до твоего рождения, — печально вздохнул Майкл. — А мне приходится работать день и ночь, чтобы завоевать себе место под солнцем. Провалив это задание, я навсегда вылечу из игры.

Смущенная его доверительным тоном, Лина спросила с участием:

— Неужели они посмеют обойтись с тобой подобным образом?

Бетт устало прикрыл глаза:

— Орден не даст мне второго шанса.

— Как ужасно! Я поговорю с папой…

— Это не поможет.

— Пожалуй, — пробормотала девушка, вероятно вспомнив о суровом боссе Бетта. — Мэддена все равно не переспорить.

Майкл покосился на нее сквозь полуприкрытые ресницы: он никогда не переставал удивляться тому, с какой легкостью некоторые люди позволяли собой манипулировать. Еще минуту назад Лина ненавидела его всей душой, и вот они уже союзники.

— Мы могли бы помочь друг другу, — заметил он. — Ты только позволь мне провернуть это дельце по-своему, а успех мы разделим поровну и в итоге оба заслужим одобрение Ордена.

— Зачем тебе стараться ради меня? — насторожилась Лина.

— Ну, в первую очередь я буду стараться ради себя — я же сказал, что не имею права на ошибку.

Немного поколебавшись, Лина подошла к Бетту и положила руку ему на плечо.

— Я никак не могу понять тебя, Майкл. Обычно ты холоден словно лед, и мне кажется, ты ненавидишь меня, но бывают моменты, как сейчас, когда ты неожиданно становишься… ну, не знаю — уязвимым, что ли. И тогда мне хочется защитить тебя от всего мира.

— У меня нет выбора, — пожаловался Бетт. — Я должен разыгрывать человека с ледяным сердцем — такова воля Мэддена. Однако мне все труднее и труднее носить эту маску перед тобой.

— Правда?

На девушку глянула пара невинных голубых глаз.

— Правда.

Лина убрала руку с его плеча. Казалось, в ее душе идет напряженная борьба.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Я не буду стоять у тебя на пути и предоставлю полную свободу действий. Но обещай только…

— Что?

— Ты больше не будешь грубить мне. Ведь когда мы вдвоем, тебе не нужно надевать маску. Я хочу быть твоим другом.

Это прозвучало столь же дико для Майкла, сколь естественно для самой Лины: не важно, что творится вокруг, лишь бы окружающие воспринимали ее с любовью и восторгом.

— Я тоже хочу быть твоим другом, — заверил он девушку.

Лина подалась вперед, делая вид, что целует его в щеку, как было принято в ее окружении.

— Я рада. Так каков наш план?

Бетт расправил плечи:

— Прежде всего, этот твой Кил должен просмотреть несколько фотографий, — возможно, он узнает на них вчерашнего сумасшедшего.

— А потом?

Майкл колебался.

— Я не буду путаться у тебя под ногами, — пообещала Лина. — Честное слово. Просто мне обидно, когда от меня что-то скрывают.

— Хорошо, — сдался Бетт и на скорую руку сочинил сказку о том, как он собирается одурачить Литтлов, прикинувшись репортером из «Роллинг стоун»: он будет действовать через внучку старого моряка — та помешана на книгах Данторна и может оказаться гораздо полезнее своего деда.

По большей части это была ложь, но Лину она вполне устроила.


4

Невзирая на скуку, Лина испытала огромное облегчение, когда Бетт и Вилли ушли.

В присутствии Майкла она чувствовала себя неуютно. Лина не знала, чего ожидать от этого человека: он то обращался с ней как с глупым ребенком, то вдруг становился таким милым, что она невольно проникалась к нему симпатией. А ведь ему нельзя было доверять: Майкл Бетт как минимум не любил ее. И под его привычной ледяной маской скрывалось что-то смертельно опасное. Лина не могла объяснить, почему была так уверена в этом. Интуиция? Или магия, как выражается отец?

Что же касается Вилли Кила… Его порекомендовал ей Джим Гейзо, а в телохранителе отца Лина не сомневалась. Хотя, следует признать, этот Кил, конечно, неотесанный болван и в своем заплатанном пальто и мешковатых штанах напоминает общипанную курицу. Из его рта несет табаком и чесноком, а одежда воняет так, будто ее не стирали со дня покупки. От подобного аромата Лину просто наизнанку выворачивало. Даже думать о Вилли было противно.

Потому она с огромным облегчением наблюдала из окна, как мужчины выходят из отеля и направляются каждый своей дорогой. Дождавшись, когда они скрылись из виду, Лина подбежала к столику и взяла лежащую на нем фотографию — ту самую, которую Вилли выбрал из показанных ему Беттом. Дрожа от волнения, он клялся и божился, что именно этот парень застиг его накануне в доме Литтлов.

Феликс Гэйвин. Простой моряк, как сказал Бетт. Похоже на то. Но Лине он понравился. В отличие от Вилли и Майкла, он не вызывал в ней ни брезгливости, ни страха.

Лина повернула снимок так, чтобы свет не бликовал на его глянцевой поверхности. Старая любовь Джейни Литтл? Приехал в Маусхол в надежде разжечь прежние чувства. Этот парень просто не мог ничего не знать о наследстве Данторна. Наверняка Джейни Литтл доверяла ему самые сокровенные тайны, какие выбалтывают разве что в постели…

Лина улыбнулась: она докажет папе, что ничуть не хуже, мэдденовского Золотого Мальчика. Да, она решит эту задачку, и пусть все, включая Бетта, лопнут от зависти!

Вспомнив о Майкле, Лина снова почувствовала себя неуютно. Лучше не думать об этом человеке! Нужно представить себе что-нибудь приятное — например, гордость в папиных глазах.

Она сумеет справиться. Равно как у Бетта, папы и его кичливых стариков из так называемого Ордена, у Лины были свои секреты. Она задумчиво погладила татуировку на запястье. Не зря же она дважды в неделю в течение двух лет брала уроки актерского мастерства! Преподаватель не раз отмечал ее редкий талант.

Лина внимательно изучила свое отражение в зеркале платяного шкафа. Определенно, она сможет это сделать. Она заставит Феликса Гэйвина рассказать ей все. Он непременно клюнет. Такие, как он, всегда мечтают о женщинах из высшего общества, правда, считают их совершенно недоступными, и, если Лина предстанет перед ним в своем привычном облике, он просто-напросто испугается.

Однако это дело поправимое.

Напевая что-то себе под нос, Лина переоделась в потрепанные джинсы с модной дыркой на колене, обтягивающую футболку и босоножки. Потом стерла с лица свой изысканный макияж и быстро нанесла новый — безыскусный и небрежный. В довершение всего она облачилась в кожаную куртку и снова посмотрелась в зеркало.

Замечательно. Перевоплощение удалось, и теперь у Феликса Гэйвина не было ни малейшего шанса ускользнуть.

Оставалось только найти его. Без помощи Бетта, разумеется.

Лина позвонила администратору и, сославшись на головную боль, попросила не беспокоить ее в течение всего дня. Затем, чувствуя себя настоящим шпионом, вышла из комнаты, спустилась по лестнице в фойе и, улучив минутку, незаметно выскользнула на улицу.

Соленый ветер тут же растрепал ей волосы, но сегодня это совсем не раздражало — напротив, подталкивало навстречу приключениям. Небо было серым, в любую минуту мог начаться дождь. Лина поежилась и подняла воротник куртки.

Так где же искать Гэйвина?

Вилли наверняка это знает.


Собаки в кустах

Удача не от слова «дать», а от слова «заслужить».

Мэри Энджелбрайт


1

«До чего же все-таки здорово, что у животных такой острый слух!» — с облегчением подумала Джоди.

К сожалению, у фамильяра Вдовы он оказался ничуть не хуже, и, едва лишь беглецы поднесли свои крошечные пальчики ко рту и засвистели, он резко развернулся в их сторону. Впрочем, Уиндл опоздал: в сад уже ворвались две собаки, и Джоди сразу узнала обеих.

Одна их них, Кити, представляла собой помесь терьера с кем-то неизвестным. Вторая — шотландская овчарка по кличке Энсам. Обе они принадлежали соседям тети Нетти и нередко сопровождали Джоди и Дензила во время их прогулок к утесу.

Увидев Уиндла, Кити с оглушительным лаем бросилась на него, Энсам поспешил следом. Перепуганный Уиндл тут же пустился наутек. Перемахнув через розовые кусты, в которых скрывались Джоди и Эдерн, он буквально влетел в окно и шлепнулся на стоявший под ним стол. Не желая упускать добычу, Кити протиснулась через небольшой лаз в колючих зарослях и принялась прыгать на стену, пытаясь достать до окна. Энсам остался на лужайке и, сунув голову в кусты, наткнулся на Джоди и Эдерна.

Эдерн испуганно отскочил, и Джоди поспешила схватить его за рукав, чтобы не сбежал.

— Эти собаки знают меня, — заверила она его.

Энсам с любопытством разглядывал двух маленьких человечков, а Кити, отказавшись от своих тщетных попыток, возбужденно металась по лужайке.

— Они не причинят нам вреда, — попыталась успокоить Эдерна Джоди.

«Надеюсь», — добавила она про себя.

Энсам принюхался. Он был явно озадачен тем, что от одного из двух неведомых ему существ исходит знакомый запах. Джоди сделала шаг вперед и сказала:

— Привет, старина.

Она протянула к нему руку и чуть не заплакала, увидев, какими малюсенькими стали ее пальчики по сравнению с носом пса. Энсам отпрянул и глухо рыкнул.

— Ну конечно, — нервно заметил Эдерн. — Они совершенно не собираются причинять нам вред.

— Не дергайся! — резко бросила Джоди, начиная сердиться. — Он просто сбит с толку моим размером.

— А по-моему, он пытается определить, съедобны ли мы. Что касается меня, я… — Эдерн осекся, встретившись с ее гневным взглядом.

— Энсам, Кити, ко мне! — позвала Джоди. Пока дворняжка носилась у кустов, Энсам припал к земле и осторожно приблизил нос к двум загадочным букашкам. Девушка погладила его по морде, и пес издал довольный гортанный звук.

— И что теперь? — спросил Эдерн, по-прежнему предпочитая держаться на расстоянии.

— А теперь мы удерем.

— Но собаки…

— Собаки здесь, чтобы спасти нас. В твоих краях ни разу не слышали об элементарном везении?

— Конечно, слышали. Но еще там слышали о голодных псах, и лично мне не хотелось бы…

На этот раз Эдерн замолчал, услышав до боли знакомый голос:

— Мерзкие твари!

— Чертова ведьма! — ужаснулась Джоди. Энсам начал было подниматься, но замер, едва лишь Джоди окликнула его по имени.

— Сейчас или никогда! — крикнула она Эдерну.

У того чуть глаза на лоб не полезли, когда девушка, ухватившись за шерсть, быстро вскарабкалась на собаку и нырнула под ошейник.

— Ты спятила! — воскликнул Эдерн.

— Тогда оставайся здесь и жди, пока тебя превратят в жабу… Лежать, Энсам! — скомандовала Джоди, заметив, что пес снова зашевелился. — Эй, Эдерн, так ты идешь или нет? Учти: другого шанса у тебя не будет.

— Прочь! — завопила Вдова. — А ну убирайтесь отсюда, грязные животные!

— И я тоже спятил! — взвыл Эдерн, кидаясь вслед за Джоди.

Через несколько секунд под собачьим ошейником было уже два пассажира, и оба они чуть не лишились чувств, когда колли вскочила на ноги и понеслась. Кити бежала рядом, то и дело оборачиваясь и на ходу выгавкивая Вдове все, что она о ней думает. Джоди успела заметить Уиндла, вылупившегося на них из окна, а затем дом Вдовы исчез из виду.

Собаки мчались по узким улочкам Бодбери в сторону гавани, и вцепившиеся в ошейник Эдерн и Джоди отчаянно скрипели зубами при каждом скачке.

— Помедленнее, помедленнее! — умоляла Джоди, но — увы! — собаки не обращали на нее ни малейшего внимания.

Наконец они притормозили на мостовой рядом с пристанью. Вокруг вздымались горы ящиков и кипы рыболовных сетей. Джоди решила сойти на этой остановке и изо всех сил стукнула Энсама по шее своим крошечным кулачком. Колли замотала головой. Все вокруг завертелось, и девушке показалось, что желудок скрутило в трубочку.

— Эй, хватит! — взмолился Эдерн.

— Если ты помнишь, нам нужно как-то слезть отсюда.

Заслышав два писклявых голосочка, раздающихся у него из-под подбородка, Энсам на секунду замер, а потом опять замотал головой.

— Сейчас меня вырвет, — сообщил Эдерн. Джоди нисколько не сомневалась, что он не шутит, потому что чувствовала то же самое.

— Лежать! — заорала она что есть мочи. — Энсам, мальчик, лежать!

Овчарка продолжала стоять, а Кити тем временем начала лаять.

— Не перебивай, Кити! — прохрипела Джоди, с ужасом осознавая, что она вот-вот потеряет голос. — Лежать! — попробовала она еще раз.

И вдруг Энсам послушался.

Не дожидаясь, пока он снова вскочит, Джоди и Эдерн поспешно выбрались из-под ошейника и спрыгнули на мостовую, которая показалась им палубой корабля в бурном море. Энсам принялся разглядывать их с удвоенным любопытством, а Кити радостно завизжала и завиляла хвостом.

Эдерн подозрительно покосился на дворняжку.

— Что-то мне не нравятся зубы этого терьера, — пробормотал он.

Джоди рассмеялась и подтолкнула его к ближайшей щели между ящиками. Нырнув в нее, она осторожно выглянула, желая убедиться, что никто не обратил внимания ни на собак, ни на их странных пассажиров.

— Нас не заметили, — радостно сказала она Эдерну.

Он сел на землю, прислонившись к одному из ящиков, и устало вытянул ноги.

— Даже передать тебе не могу, какое облегчение я от этого испытываю.

— Хватит ныть, — возмутилась Джоди. — Я же вытащила нас из дома Вдовы, верно?

Обе собаки по-прежнему крутились возле ящиков. Кити принюхивалась, а Энсам скулил и скреб лапой по булыжникам мостовой.

— Спасибо вам большое! — крикнула им Джо-дИ- — Но теперь вам пора уходить!

Собаки и ухом не повели.

— Домой, домой!

Девушка выскочила из своего убежища и заорала на собак, размахивая руками и отчаянно топая. Они отпрянули, но вернулись, едва лишь Джоди снова скрылась за ящиком.

— Гром и молния! — выругалась она. — Они не уйдут, а это значит, что уходить придется нам, пока какой-нибудь матрос не заинтересовался всей этой возней и не сунул сюда любопытный нос.

Эдерн тяжело вздохнул:

— Ты что — никогда не устаешь?

Джоди помотала головой и, сделав несколько шагов, обернулась и выразительно посмотрела на Эдерна. Он медленно поднялся и осторожно покосился на собак. Кити рыкнула на него, и Эдерн снова почувствовал ужас, который охватывал его при одной лишь мысли об этих жутких собаках. Он поежился и поспешил за Джоди.


2

В узких проходах было темно и крепко пахло рыбой и солью. После долгого блуждания по лабиринту Джоди и Эдерн наконец выбрались с противоположной стороны огромного штабеля и очутились прямо у залива.

— Боюсь, дальше идти некуда, — хмыкнула Джоди.

Ящики были сложены на самом краю пристани так, что даже мышь не могла проскользнуть вдоль них. На море был прилив. Рыболовецкие люггеры стояли на якорях, а высадившиеся на берег команды потрошили рыбу и чинили сети. Вдали виднелась темная точка — торговый корабль.

— Зачем здесь все эти ящики? — спросил Эдерн.

— На погрузку-разгрузку уходит немало времени. Плюс оформление документов. А потом еще нужно дождаться следующего прилива. Зато тут нам с тобой ничто не угрожает.

— Я бы предпочел открытое пространство.

— Слушай, тебе не кажется, что кто-то слишком много хнычет?

— На себя посмотри.

— Но ведь это не я постоянно ворчу и жалуюсь!

— Я просто не привык к таким приключениям! — обиделся Эдерн. — То ли дело путешествие по холмам!

— Ага. Где нас сожрал бы на обед какой-нибудь хорек. Вот уж было бы здорово!

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

— Пожалуй… Сейчас мы оба переживаем не лучшие дни.

Джоди уселась на край пристани и свесила ноги, больше не беспокоясь о том, что их могут заметить.

— И что теперь? — поинтересовался Эдерн, опускаясь рядом.

Она пожала плечами:

— Дождемся темноты и отправимся к Дензилу. Если кто-нибудь и знает, как нам помочь, так это он.

— Помочь нам? В чем?

— Ну, снова вырасти. Или ты думаешь, что я собираюсь провести в таком виде всю оставшуюся жизнь?

— Я как раз хотел кое-что сказать тебе об этом…

— Что?

Эдерн выглядел смущенным.

— Ну говори же!

Он взглянул ей прямо в глаза:

— Ты никогда не задумывалась над тем, куда девалась большая часть тебя?

Девушка недоуменно заморгала.

— Ну, подумай сама: только что ты была нормальным человеком, и вдруг не больше креветки. Чувствуешь несоответствие?

— М-м… я об этом не думала.

Эдерн отвел взгляд:

— Когда Вдова уменьшила тебя, с тобой осталась лишь небольшая часть, а прочее рассеялось в воздухе. Чтобы все собрать, нужно то, что скрывает Вдова.

— О чем это ты? — настороженно спросила Джоди.

— О том, что снова сделает тебя тобой. О заклинании, которое соединит кусочки, когда ты будешь готова вернуться в прежнее состояние.

— Я уже готова!

Эдерн покачал головой:

— Без заклинания ты никогда не вырастешь.

— Заклинание… — медленно повторила Джоди.

Эдерн кивнул.

— То, что у Вдовы?

Снова кивок.

— Проклятие! Почему же ты до сих пор молчал?

— У меня не было времени.

— Черт, у тебя его было более чем достаточно! Наверное, ты просто хотел смыться один, без меня!

Эдерн бросил на нее укоризненный взгляд.

— Ну, может, и нет… — смутилась Джоди. — А что представляет собой это заклинание?

— Старуха поместила его в пуговицу и пришила к внутренней стороне своей накидки.

— А заклинание, способное расколдовать тебя?

— Понятия не имею, — потупился Эдерн. — Я видел только, как Вдова работала над тобой. Когда она уменьшала меня, я, как и ты, был без сознания.

— Так что же получается — нам придется возвращаться?

— Если ты хочешь снова стать прежней, то да.

— Нет, я не могу в это поверить. — Джоди зажмурилась. — Я так мечтала о большом приключении, а чем оно обернулось? Поиском какой-то дурацкой пуговицы на подкладке бабкиного плаща? Если бы я наткнулась на нечто подобное в книге, то сразу перевернула бы страницу.

— Это не моя вина.

— Я тебя и не виню. Но где же романтика? Где чудо?

— Ну, ты же стала Маленьким Человечком.

— Точно! Теперь я мышиная принцесса, и мне полагается ждать, когда отважный принц с крысиной мордой освободит меня. Как романтично!

— Но у тебя еще есть я.

— Не смеши!

— Ах да, я же староват для тебя…

— Слишком стар, — согласилась Джоди.

Она вдохнула полной грудью, пытаясь избавиться от гнетущей тоски.

— Знаешь, я сама во всем виновата. Правда. Я всегда жаловалась на жизнь и ждала какого-то невероятного приключения. И вот наказание.

Эдерн растерянно молчал.

— Мое приключение оказалось прозаичным и нелепым, — обиженно пояснила Джоди.

— Возможно, все приключения таковы и только кажутся нам захватывающими на страницах книг, — предположил Эдерн. — Но вообще-то, — добавил он, — я вовсе не нахожу наше бегство скучным. Благодаря тебе, конечно.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду: я мечтала о чем-то более значительном, нежели мышкой шнырять по Бодбери в поисках чертовой пуговицы. Это так банально.

— Превратиться в Маленького Человечка банально?

— Не строй из себя идиота.

— А теперь кто из нас хнычет?

— Не будь занудой.

Эдерн тихонько дернул Джоди за рукав. Та горько усмехнулась:

— Я немного хандрю, и не читай мне нотаций. Скоро я снова стану прежней, и ты еще пожалеешь, что я так редко грущу.

— У тебя не слишком хорошо получается, — заметил Эдерн.

— Просто практики маловато, — хихикнула Джоди. — Расскажи мне о своих странствиях, — вдруг попросила она. — Ну, чтобы скоротать время.

— А что рассказывать-то? Идешь себе, взбираешься по холму вверх, потом спускаешься вниз…

Джоди попыталась выкинуть из головы все свои заботы и, прислонившись к ящику, закрыла глаза. Эдерн говорил, а она рисовала в своем воображении картинки — дороги, извивающиеся среди диких вересковых пустошей, и скалистые тропы, ведущие к морю; поля и пастбища, обнесенные живыми изгородями; далекие неведомые края, залитые солнечным светом днем и окутанные тайной по ночам…

Лишь когда небо потемнело и длинные тени домов Бодбери опустились на гавань, девушка очнулась и обнаружила, что все это время дремала, уронив голову Эдерну на плечо. Он тоже спал. Джоди жаль было будить его, и потому она сидела тихо, глядя на волны, пока сумерки не превратились в кромешную тьму. Тогда девушка легонько пихнула Эдерна в бок.

— Пора, — сказала она.

— Дай мне еще пять минут.

— Никогда бы не поверила, что путешественники могут быть такими лентяями.

— Если я лентяй, то как же, по-твоему, я сумел обойти чуть ли не полземли?

Джоди усмехнулась, встала и хорошенько потянулась, а затем строго спросила Эдерна:

— Готов?

Тот застонал и с видом великомученика поднялся.

— Бьюсь об заклад, у тебя есть очередной блестящий план.

Джоди кивнула:

— Мы по-прежнему направляемся к Дензилу. Если он и не сделает нас прежними, то, по крайней мере, придумает, как стащить пуговицу у Вдовы.

Эдерн поежился:

— А может, не так уж и плохо быть Маленьким Человечком?

— Может, — согласилась Джоди. — Но у меня нет ни малейшего желания вживаться в эту роль. Разве что в случае крайней необходимости.

Последние слова она бросила уже на ходу, пускаясь в обратный путь по длинным узким проходам. Эдерн устало поплелся за ней, не переставая удивляться тому, как легко и уверенно она двигается в темноте. Казалось, они шли уже целую вечность, когда Джоди вдруг резко остановилась. Эдерн едва не налетел на нее.

— Если ты будешь тормозить без предупреждения… — возмутился было он.

— Тихо! — прошипела Джоди.

— Что там такое?

Он заглянул ей через плечо и увидел огромную усатую морду кошки, поджидающей их у выхода. Зверюга запустила когтистую лапу в проход между ящиками, и беглецы поспешили отскочить назад. Кошка зашипела и попробовала просунуть лапу глубже. Джоди и Эдерн отступили еще дальше.

— Гром и молния, — пробормотала Джоди. — И что теперь делать?

— А в твоих краях никогда не слышали о везении? — ехидно спросил Эдерн.

Джоди метнула на него сердитый взгляд:

— Не начинай!

— Значит, с кошками ты не дружишь?

Хищница издала гнусавый вопль возмущения и снова попыталась когтем подцепить добычу.

— Есть какие-нибудь идеи? — спросила Джоди.

Эдерн вздохнул:

— Боюсь, когда моряки придут за ящиками, мы все еще будем торчать здесь.


3

Дензил Госсип, ссутулившись над верстаком, возился с маленькой моделью паровоза. То и дело поправляя съезжавшие на кончик носа очки, он пытался приладить на место часовой механизм, заменявший паровозику двигатель.

Когда совсем стемнело, Дензил выпрямился и окинул взглядом свой чердак, вызвав немалое оживление среди животных: каждый стремился привлечь к себе внимание хозяина, пока тот снова не погрузился в работу.

Кот Рам принялся пронзительно мяукать и скрестись в дверь, оставляя свежие царапины на без того истерзанной деревянной поверхности. Олли спрыгнул с книжного шкафа прямо Дензилу на плечо, так что от неожиданности старик выронил крохотную отвертку, которую держал в руке.

— Ну посмотри, что ты натворил, — проворчал он, опуская обезьянку на пол.

— Варил, варил, — подхватил попугай со своей жердочки, отчаянно замолотив крыльями по воздуху. — Растревоженные поднявшимся шумом, мыши и крысы заметались в клетках; вислоухий кролик прижал любопытную мордочку к прутьям; ящерки покрутились на месте и снова замерли; черепаха высунула голову из-под панциря и вытаращила глаза; ворон громко каркнул с карниза… Только зубатки никак не отреагировали на всеобщее оживление, но их вообще мало что интересовало, кроме хлебных крошек и прочего корма.

«Интересно, сейчас раннее утро или поздний вечер?» — задумался Дензил.

Он отодвинул табурет, чтобы отыскать закатившуюся под верстак отвертку, но более проворный Олли опередил его.

— Отдай немедленно! — потребовал Дензил.

— Медленно, медленно, — повторил попугай. Между тем Рам с воем прочертил на двери пару новых царапин.

Дензил положил конфискованную у макаки отвертку в карман, рассеянно протер полой рубашки очки, нацепил их и выглянул в окно.

«Все-таки сейчас ранний вечер», — решил он. Это означало, что день ушел. Вот только куда? Если бы кто-нибудь спросил Дензила, когда он сел за работу, он ответил бы, что не более получаса назад. Ну, максимум час. Сразу после завтрака…

Он выпустил кота, но тут же вспомнил, что придется тащиться на первый этаж, чтобы открыть ему входную дверь. Подхватив Олли, попытавшегося прошмыгнуть вслед за Рамом, Дензил строго сказал ему: «Даже не надейся!» — крепко зажал у себя под мышкой и направился вниз. Выглянув на улицу, он плотно закрыл дверь и вернулся наверх. Олли все это время отчаянно вертелся у него на руках, но Дензил отпустил его, лишь оказавшись на чердаке.

Несмотря на обилие всевозможной живности, огромная комната вдруг показалась ему унылой и пустой. Дензил включил свет. Да, на чердаке действительно было пусто. И неудивительно, ведь сегодня сюда не заходила Джоди! Странно, куда она могла подеваться?

Вычищая клетки и раздавая корм животным, Дензил усиленно старался вспомнить, предупреждала ли она его, что не придет. Обычно она забегала сюда хотя бы раз в день. А чаще всего — с полдюжины. Однако все, что отложилось у него в голове, сводилось к разговору о вырванных страницах и бесцельности существования. Еще Джоди упоминала Топина, наверняка только чтобы позлить Дензила! А с прогулки она притащила какую-то сплетню о Маленьком Человечке, которого Вдова Пендер держит в банке. В общем, обычный день с обычной болтовней, но ни слова о том, что она не сможет его навестить.

А вдруг она заболела?

Вряд ли, Джоди даже слова такого не знала.

Может, она решила сбежать из дому?

Но куда? И зачем? Жалуясь на скуку и отсутствие смысла в жизни, Джоди тем не менее очень любила вырастившую ее тетю Нетти. И потом, она никогда не уехала бы, не попрощавшись со своим старым другом.

«А что если ее похитили бандиты?» — ужаснулся Дензил. Впрочем, посмотрев из окна на мирные ночные улицы Бодбери, он счел это маловероятным.

Но где же тогда Джоди?!

Нахмурившись, Дензил опустил руку в карман и напоролся на лежавшую в нем отвертку. Он быстро сунул пораненный палец в рот.

Так, ну вот что: раз Джоди не пришла к нему, он сам пойдет ее искать!

Дензил надел свой сюртук и покосившийся на один бок цилиндр, а затем из груды старых зонтиков у входа вытащил трость с серебряным набалдашником в виде барсучьей головы.

Бедный старик был уже не на шутку обеспокоен.

— Ведите себя хорошо, — напутствовал он животных, закрывая за собой дверь.

А беспокойство его меж тем стремительно росло.

Дензил вышел на улицу и сразу же в замешательстве остановился: он ведь понятия не имел, с чего начинать поиски.


Злополучная чашка чая

Ухаживание представляет собой ряд последовательных, ненавязчивых знаков внимания… не настолько явных, чтобы их можно было испугаться, но и не настолько вялых, чтобы они могли остаться незамеченными.

Лоуренс Стерн


1

В тот день Джейни проснулась поздно. Когда она наконец спустилась завтракать, Дедушка сидел за чашкой чая, рядом с которой лежал свежий номер «Корнуолльца». С утра старик уже успел развезти рыбу и, увидев заспанную внучку, улыбнулся.

— Ну и как ты сегодня себя чувствуешь, моя ласточка? — поинтересовался он.

— М-м…

Джейни уселась напротив, плеснула с дюйм молока в приготовленную для нее чашку и добавила заварку. Дедушка снова уткнулся в газету.

— Где Феликс? — через некоторое время спросила Джейни, наливая себе еще чаю и без особого энтузиазма поглядывая на коробку с овсяными хлопьями.

— Пошел прогуляться.

Это заставило Джейни окончательно проснуться. Она посмотрела на настенные часы: половина двенадцатого.

— Ты не знаешь куда?

— Нет, — покачал головой Дедушка. — Но он попросил одолжить ему мои старые галоши — значит, отправился на побережье.

— Он не сказал, когда вернется?

Дедушка пожал плечами:

— Пусть парень соберется с мыслями, дорогая. — И когда Джейни ничего на это не ответила, добавил: — Ты приняла какое-нибудь решение?

— Нет. Хотя… может, да… — Девушка вздохнула. — В общем, я совсем запуталась. Мне приятно снова видеть Феликса. Пожалуй, до вчерашнего вечера я даже не осознавала, как сильно скучала по нему. Но что это меняет? Феликс остался прежним, он все равно не захочет серьезно заниматься музыкой.

— Ты уже говорила с ним?

— А разве у меня было время?

Дедушка отложил газету в сторону.

— А чего бы тебе самой хотелось, моя радость?

— При условии, что все-все-все возможно?

Он кивнул.

— Чтобы мы с ним жили вместе. Здесь, с тобой. Записывали бы музыку, пару раз в год ездили бы на гастроли. Завели бы детей — ну, пусть не сразу…

— А Феликс? Чего хочет он?

— Я… — Джейни вздохнула. — Я не знаю.

— Что ж, дорогая… Похоже, ты берешь в расчет только собственные желания, впрочем как всегда. Я думаю, настало время поинтересоваться мнением Феликса. Но помни…

— О да! Я не должна спорить с ним.

— Джейни, тебе следует дать ему возможность высказаться. Половина ссор в этом мире происходит лишь потому, что люди не умеют слушать друг друга.

Дедушка не сказал прямо, но Джейни сразу поняла, что он имеет в виду ее: она всегда так распалялась, защищая собственные позиции, что была просто не в состоянии хоть сколько-нибудь считаться с чужими, и сгоряча не раз делала глупости, о которых потом искренне сожалела.

Дедушка скрутил газету и сунул ее в карман куртки.

— Ну, мне пора, милая. Я обещал Чоки, что загляну к нему сегодня и помогу отремонтировать заднюю стену коттеджа. Надеюсь, с тобой все будет в порядке?

— Конечно, дедуля. Не беспокойся.

— Постарайся последовать моему совету и не слишком давить на Феликса. Иногда мужчины бывают чертовски упрямы, но все-таки существует огромная разница между упрямством простым человеческим и хроническим ослиным.

Джейни рассмеялась:

— Ты никогда не пробовал писать в рубрику «Советы»?

«Корнуоллец» тут же был извлечен из кармана и с громким шлепком опустился на ее макушку.

— Я на весь Маусхол раструблю, что мой старый дед меня лупит, — предупредила она.

— Старый, говоришь?!

Второй шлепок не достиг цели: Джейни соскользнула со стула и быстро отскочила на безопасное расстояние.

— Ага! И еще сварливый! — крикнула она деду, пританцовывая на пороге кухни. — Как ты говоришь — ослиное упрямство?

— Ну, если бы я не так спешил…

Он изо всех сил старался изобразить негодование, но это ему плохо удавалось. Наконец он улыбнулся и опустил газету.

— Поцелуй-ка своего старого деда перед тем, как он уйдет, — попросил он.

Джейни подошла — осторожно, чтобы в случае чего успеть увернуться от нового шлепка, но Дедушка уже остыл.

— Не обижай Феликса, дорогая. Вот тебе мой последний непрошеный совет, — сказал он.

Джейни проводила его взглядом, а затем решила сделать себе несколько тостов, чтобы скоротать время до прихода Феликса. Она надеялась, что он вот-вот вернется, но когда стрелка часов остановилась на половине первого, а его все еще не было, Джейни прибралась на кухне и поднялась к себе.

Она попыталась что-нибудь сыграть, но ей стало скучно. Тогда, взяв роман Данторна, Джейни устроилась у окна, но тут же поняла, что и читать ей сегодня не хочется.

Лениво полистав страницы, она выглянула в садик, где в кустах черной смородины щебетали маленькие красивые птички, деловито порхая с ветки на ветку. И вдруг Джейни почувствовала, что в голове у нее зарождается какая-то мелодия.

Как правило, вдохновение приходило к ней на музыкальных вечерах: неверная нота, высота или такт при исполнении одного мотива могли подарить ей идею для другого. Но еще никогда и ничего она не сочиняла так, как сейчас: эта музыка словно звучала откуда-то извне, как будто кто-то играл за ближайшим холмом, и до Джейни долетали лишь отголоски смутно знакомой, но пока не оформившейся мелодии. И странно: обычно ей было достаточно прослушать мотив всего раз или два, чтобы запомнить его навсегда, а этот оказался загадочно неуловимым.

Джейни попыталась напеть его голосом, а затем, отложив книгу в сторону, сняла со стены мандолину и принялась подыгрывать невидимому музыканту. Первый такт, второй… На третьем она запнулась…

И в этот момент раздался звонок в дверь.

Джейни хотела, не обращая на него внимания, продолжить играть, но музыка уже пропала.

— Проклятие! — выругалась девушка, опуская мандолину.

«А вдруг это Феликс, — тут же просияла она и побежала вниз. — Прекрати дуться — откуда ему было знать, что ты занята?»

И все-таки она чувствовала невольную досаду, потому что мелодия запала ей в душу. Хотя удивительно, что Джейни смогла повторить лишь два начальных такта…

Изобразив широкую улыбку, она выбежала во двор и увидела на крыльце незнакомого мужчину.

В нем не было ничего угрожающего. Стройный, даже худощавый, с отпущенными темными волосами и бледными, но выразительными глазами, благодаря которым он чем-то напомнил Джейни Пола Ньюмэна. Незнакомец был одет в вельветовые брюки и темно-синюю ветровку. На плече у него висел фотоаппарат, а в чехле у ног стояла пара каких-то чемоданчиков.

Он мог быть кем угодно, но Джейни, глядя на него, почему-то сразу подумала об охотниках за романом Данторна.

Было слишком поздно прятать улыбку, предназначавшуюся Феликсу, к тому же выражение лица гостя было таким заразительно приветливым.

— Джейни Литтл? — спросил он. Джейни слабо кивнула.

— Надеюсь, я не помешал, — продолжал мужчина. — Меня зовут Майк Бетчер, я из «Роллинг стоун».

— Из журнала «Роллинг стоун»?

— Да. Я хотел бы взять у вас интервью.

Джейни растерянно молчала. Она перевела взгляд с мужчины на его чемоданчики и тут наконец заметила, что один из них — сумка для ноутбука.

— Вы, должно быть, шутите, — сказала она.

Гость рассмеялся:

— Разве интервью берут только у Мадонны и прочих поп-звезд?

— Конечно нет, но…

— Если я не вовремя, могу зайти попозже.

— Да нет, просто…

Просто что? Просто она считает себя недостойной внимания популярного журнала? Глупость какая!

— Понимаете, я пишу статью об альтернативной музыке, — пояснил Бетчер. — Я здесь в отпуске и рассчитывал встретиться с некоторыми британскими исполнителями, стремительно набирающими популярность в Америке.

— Да, но…

— Надеюсь, вы не станете утверждать, что у вас нет поклонников в Соединенных Штатах.

— Есть, но их не так уж много.

— Это я и намерен исправить с помощью моей статьи. Существует множество музыкантов вроде вас — талантливых и самобытных, но их имена зачастую остаются неизвестными широкой публике. А ведь это неправильно. В корне неправильно! Возьмем, к примеру, вас: вы собираете залы в Европе…

— Пока еще очень маленькие.

— Это не важно. А разве ваши последние гастроли по Калифорнии не были успешными?

— Да, но я выступала только в маленьких клубах.

Бетчер покачал головой:

— Наверное, мне придется озаглавить свою статью «Самокритичная Литтл».

Джейни прыснула со смеху:

— Это уже чересчур! Он пожал плечами:

— Тогда помогите мне придумать более удачное название. Послушайте, вы же ничего не теряете. Что мешает вам дать мне хотя бы шанс? Я проделал такой долгий путь…

— Но вы же все равно в отпуске.

— Верно. Но в любом случае Лондон довольно далеко. Я шесть часов провел в поезде!

На мгновение у Джейни мелькнула мысль пригласить репортера в дом, ведь терять ей и вправду было нечего, а вот возможности попасть на страницы самого «Роллинг стоун» многие бы позавидовали. И все же ее не покидало смутное беспокойство. Почему этот человек постучался в дверь именно сегодня?

Сначала американка, интересовавшаяся книгой Данторна.

Потом Феликс, появившийся так внезапно.

А теперь вот он…

Слишком много всего. Так что нет, она не позволит ему войти! Но и отказаться как-то неудобно…

— Я возьму жакет, — сдалась она наконец, — и мы с вами отправимся в какое-нибудь уютное местечко и выпьем по чашечке чая, ладно?

— Ладно.

Джейни оставила его у двери и поспешила к себе.

Репортер из «Роллинг стоун»! Здесь, в Маусхоле. Прибыл специально, чтобы взять у нее интервью. Ну и ну! Будет чем удивить знакомых…

Мимолетный взгляд в зеркало вынудил Джейни остановиться. Какой ужасный вид! Девушка слегка подкрасила глаза и губы, причесалась, а затем потратила еще несколько минут на то, чтобы отыскать свой жакет среди кучи вещей, раскиданных ею по полу накануне вечером.

Одевшись, она задумчиво посмотрела на роман Данторна, лежащий на подоконнике. Его нужно спрятать, вот только куда? В комнате не было ни одного безопасного места, и потому, немного поразмыслив, Джейни просто сунула «Маленькую страну» на полку между другими книгами: вряд ли грабитель обратит внимание на то, что выставлено на всеобщее обозрение. Гордясь собственной сообразительностью, Джейни захватила сумочку и закрыла дверь своей комнаты на ключ.

Странно все это: она даже не могла вспомнить, когда в последний раз пользовалась замком.

Стараясь отбросить неприятные мысли, Джейни сбежала по ступенькам вниз и присоединилась к Бетчеру, ожидавшему ее на крыльце.

— Куда теперь? — спросил он.

— В кондитерскую Памелы. Там лучший пятичасовой чай[21] в городе.

«А в это время года лучший во всей округе, потому что другого нет», — добавила про себя Джейни, но вслух ничего не сказала: пусть Бэтчер думает, что загадочный крохотный Маусхол ничем не хуже любого города в «остальной части Англии», как выражаются корнуольцы.

— Пятичасовой чай? Сейчас? Как это? — поинтересовался Бетчер, подхватывая свои вещи.

— Увидите.


2

Общая протяженность Корнуэльской прибрежной дороги составляет двести шестьдесят восемь миль. Она берет начало у Маршленд-Маута на границе Девоншира, огибает побережье Лендс-Энда и тянется вдоль Плимутского залива, являясь, таким образом, центральной частью пятисотдвадцатимильной Юго-Западной дороги, самого длинного пешеходного пути в Англии.

Решение о строительстве корнуэльского отрезка было принято еще в 1947 году по инициативе новой Национальной комиссии, сумевшей по достоинству оценить природные условия региона, но официально Корнуэльская прибрежная дорога была открыта лишь в мае 1973 года.

По ней, как и по всей Юго-Западной в целом, обычно движутся с севера на юг, путешествуя, таким образом, «на спуск» от утесов Маршленд-Маута к гранитным уступам Лендс-Энда и дальше по более пологому южному побережью.

Однако Феликс тем утром выбрал себе иной маршрут.

Он поднялся по Рэгиннис-Хилл, расположенному в западной части Маусхола, миновал госпиталь для диких птиц и отель «Карн Ду» и, повернув направо, зашагал по узкой тропинке, ведущей вдоль каменных коттеджей, обсаженных смородиновыми кустами, в сторону бухты Ламорна.

Тропа вилась вверх по крутым склонам утесов. С моря дул соленый ветер. Под ногами Феликса безжизненно шелестела сухая трава, а над головой кружили чайки. И больше ни души не было вокруг. Наконец молодой человек остановился у причудливого подобия каменного кресла, выступавшего прямо из гранитной стены, сел и уставился на волны.

Левее и ниже находилась пещера Маусхола, которую Феликс и Джейни исследовали вдоль и поперек несколько лет назад…

В воздухе стоял туман, так что замок на острове Сент-Майклз казался всего лишь смутным пятном, а линии лизардского побережья и вовсе исчезли из виду — не то что в солнечный день, когда отсюда можно было разглядеть даже дома Марэйжна[22].

Феликс крутил между пальцами длинный стебелек и думал о Джейни, о письме, позвавшем его сюда, и о том, что же ему теперь делать. Он вспоминал, как они с Джейни расстались, и с ужасом осознавал, что меньше всего на свете ему хотелось бы пережить нечто подобное снова.

А вдруг на этот раз все будет иначе? Он никогда не узнает, если не попытается. Джейни того стоит.

Более чем!

Феликс вздохнул, бросил на землю смятый стебелек и сорвал новый.

Он просто обязан поговорить с Джейни!

Молодой человек посмотрел вниз, на тропинку, ведущую к Маусхолу, и сердце зашлось у него в груди, когда он увидел приближающуюся фигуру. «Это Джейни!» — обрадовался Феликс. Но, разглядев в руке у женщины трость, понял, что ошибся: это была Клэр Мэбли.

Феликс терпеливо ждал, пока она подойдет, а затем поднялся и обнял ее.

— Сколько зим, сколько лет, — улыбнулся он, уступая ей свое место.

Клэр опустилась в каменное кресло и негромко рассмеялась:

— Это точно. Я, конечно, получала твои письма, но ты не сдержал обещания навещать нас время от времени…

Феликс виновато пожал плечами:

— Я не был к этому готов. А как ты узнала, что я в городе?

Клэр снова засмеялась:

— Ты слишком долго странствовал. Разве не помнишь, как быстро у нас разлетаются новости? Мистер Боденер сказал Грегу Лизу, а Грег — моей маме. Наша соседка Эдна слышала о тебе от мистера Хейла, а тому сообщил Дедушка.

— Некоторые вещи никогда не меняются, — покачал головой Феликс.

— Но ведь это забавно.

— Наверно…

Феликс присел на соседний камень и, сорвав очередной стебелек травы, принялся теребить его.

— Я знала, что найду тебя здесь, — помолчав, произнесла Клэр.

Феликс вопросительно поднял взгляд.

— После ссор с Джейни ты всегда приходишь сюда.

— Мы не ссорились, Клэр.

«По крайней мере, пока, — добавил он про себя. — Мы даже поговорить не можем».

— Не ссорились? Что ж, хорошо. Но сегодня утром я видела, как ты отправился куда-то в одиночестве, и это показалось мне странным.

Клэр любила выступать в роли посредника. Лучшая подруга Джейни, очень скоро она подружилась и с Феликсом. Ей, как и Дедушке, невыносимо было смотреть, как эти двое собственными руками рушат свое счастье, но, в отличие от старого Томаса Литтла, она не стеснялась давать щедрые советы — главным образом Феликсу. Тот внимательно их выслушивал, нежно называя девушку «мамочка Клэр», но — увы! — никогда им не следовал.

— Мы с Джейни еще не успели повздорить…

Клэр вопросительно подняла бровь, но Феликс отрешенно смотрел на волны. Немного помолчав, он рассказал девушке, почему вернулся в Маусхол.

— Ради бога, Феликс! — воскликнула она, когда он замолчал. — Ты должен открыть Джейни свои чувства.

— Согласен.

— А если она на тебя разозлится, ты тоже разозлись. Нет, я, конечно, не говорю, что ты должен ей грубить, но… но ты же знаешь Джейни! Она слышит лишь тех, кто в состоянии ее перекричать, и это вовсе не из вредности — просто она такая…

Феликс об этом знал и всегда снисходительно относился к чужим недостаткам, но его проблема с Джейни была гораздо глубже.

— А почему ты не хочешь ездить на гастроли? — поинтересовалась Клэр, когда он упомянул о турне. — Ты никогда не объяснял ни мне, ни Джейни Ты любишь музыку, так почему бы не заняться ею профессионально? В любом случае это лучше, чем возиться с тяжелыми грузами на каком-нибудь торговом судне.

Феликс отвел взгляд.

— Господи, Феликс! Если ты теряешься передо мной, то как собираешься говорить об этом с Джейни? Ты, как и Динни, считаешь, что играть ради денег пошло?

Он не отвечал.

— Феликс!

Наконец он снова посмотрел на Клэр:

— Меня путают выступления перед публикой. Пугают настолько, что я заболеваю при одной лишь мысли о них.

Феликс прочел удивление в глазах Клэр и сразу понял, о чем она подумала: здоровый, рослый мужчина боится такой ерунды.

— Но ведь ты выступаешь на музыкальных вечерах, — напомнила она ему.

— Это не одно и то же.

— Почему? Там люди смотрят на тебя и слушают точно так же, как если бы ты был на сцене.

— И тем не менее это не одно и то же, — возразил Феликс. — Поверь, я пытался с собой справиться. Много раз я специально приходил в тот или иной клуб в надежде что-нибудь сыграть, а в итоге не мог выдавить ни единой ноты.

— Ну, это еще не конец света.

— Возможно. Но как мне признаться в своем страхе Джейни?

— Она поймет.

— Думаешь? Она расцветает перед аудиторией, ее музыка словно оживает. Как же Джейни сумеет понять меня?

— Ты боишься упасть в ее глазах?

— Да, — потупился Феликс. — Помнишь, как Тед Прайд выступал в Труро?

— Ага. Он все время срывался на фальцет и в конце концов убежал со сцены. — Клэр немного помолчала, затем продолжила: — А когда мы ехали домой, Джейни так смешно его передразнивала, что мы чуть животы от хохота не надорвали.

— А каково ему было бы услышать это?

— Но ведь ты и сам тогда веселился от души.

— Да, но я не вынесу, если Джейни начнет так же смеяться надо мной.

Клэр вздохнула:

— Пожалуй, это действительно было не очень красиво с нашей стороны.

— Хм, не очень красиво… Ужасно!

— Но Тед даже не догадывался о том, как мы над ним потешались.

— Это ничего не меняет.

— Пожалуй…

— Пусть уж лучше Джейни сердится на меня, чем смеется.

В течение нескольких минут они сидели молча и смотрели, как чайки кружат над паромом, направляющимся к островам Силли. Феликс нервно теребил стебельки, а Клэр растерянно водила кончиком трости по земле.

— И все же ты должен объясниться с Джейни, — наконец произнесла она.

— Говорю тебе, я не вынесу, если она…

— Дай ей шанс, Феликс. Возможно, Джейни способна понять гораздо больше, чем ты думаешь. Если ты ей еще не безразличен, она обязательно поймет.

— Но когда я вспоминаю о Теде…

— Тед был самодовольным ослом. Он воображал себя звездой, а выйдя на сцену, с треском провалился. Ты — совсем другое дело.

— Но Джейни…

— Джейни — добрейшей души человек. Будь Тед хоть немного скромнее, она первой поддержала бы его. Так ты скажешь ей?

— Если об этом зайдет речь.

— Если зайдет речь?! - возмущенно воскликнула Клэр. — А если нет? Господи, ну почему мужчины так упорно не желают расставаться с дурацким имиджем горделивого мачо!

— Дело не в этом! — запротестовал Феликс. — Просто… Ну вот тебе самой нравится выглядеть дурой?

— Конечно, нет.

— И мне нет. Так что мачо тут совершенно ни при чем.

— Феликс, время от времени мы все попадаем в глупые ситуации, не важно, нравится нам это или нет. Повторяю еще раз: ты должен поговорить с Джейни.

— Да, мамочка Клэр.

— Я серьезно!

— Я тоже.

— Вот и славно. Тогда проводи меня домой, как и подобает благородному джентльмену, а завтра обязательно загляни — расскажешь, как все прошло.

Феликс натянуто засмеялся:

— Обязательно, мамочка. Оценку ставить будешь?

Клэр легонько стукнула его тростью по ноге и протянула руку, чтобы он помог ей подняться. По дороге Клэр трещала без умолку, пытаясь развлечь Феликса местными новостями и сплетнями, которые могли его заинтересовать.

Отдыхая душой в ее обществе, Феликс уже не в первый раз задавался вопросом: как бы все повернулось, если бы он встретил Клэр раньше, чем Джейни? Клэр привлекательна, умна, и они всегда с легкостью находили общий язык. Она замечательная, но все же она не Джейни. Джейни единственная, другой такой нет («И слава богу!» — добавлял Дедушка всякий раз, когда его внучка начинала заводиться).

— Так не забудь зайти ко мне завтра, — напомнила Клэр, прощаясь с Феликсом на пороге своего дома.

— Не забуду. Пожелай мне удачи, мамочка.

— Лучше я пожелаю тебе быть самим собой, этого вполне достаточно. И прекрати называть меня «мамочкой», а не то я так огрею тебя тростью, что счета от врачей станут твоей единственной проблемой.

Феликс помахал ей рукой и зашагал вниз по Рэгиннис-Хилл.

Наверное, Клэр права: Джейни все поймет, если он ей не безразличен. Вот только как решиться на этот разговор?

И тут молодой человек замер на месте: навстречу шла Джейни в сопровождении незнакомого мужчины — судя по багажу, приезжего. Не замечая Феликса, они оживленно болтали и смеялись и вскоре скрылись за дверями кондитерской Памелы.

Феликсу сразу же пришло в голову, что он не единственный, кому Джейни отправила письмо с криком о помощи.

Он растерянно сунул руку в карман и потрогал все еще лежавший там конверт.

Но ведь Джейни сказала, что не писала никакого письма, и он ей поверил. Он вообще не имеет права обвинять ее в чем бы то ни было!

И тем не менее Феликс испытывал сильную боль.

«Ты ушел гулять без нее? Так почему она должна сидеть у окна и ждать твоего возвращения?» — спрашивал он себя.

Потому что… потому что…

Черт!

Дойдя до гавани, Феликс не стал поворачивать на Дак-стрит, к Дедушкиному дому, вместо этого он направился в сторону прибрежной дороги, ведущей в Ньюлин.


3

Общаться с американским репортером оказалось поразительно легко — настолько, что Джейни была вынуждена периодически напоминать себе о коварстве людей его профессии. Однажды ей уже пришлось поплатиться за свою доверчивость: беседовавший с ней журналист включил в свою статью все неосторожные и неудачные высказывания Джейни, многих из которых она впоследствии очень стыдилась. Попадаться на эту удочку во второй раз она не собиралась.

Между тем Майк Бетчер действительно оказался репортером: едва они устроились за столиком в кондитерской и сделали заказ, Джейни попросила его показать документы, что он и сделал, предъявив заодно и удостоверение журналиста.

«Интересно, сложно ли подделать такие вещи?» — мелькнула у Джейни мысль.

Впрочем, документы Бетчера казались настоящими, и Джейни побоялась, что, продолжая расспросы, выставит себя полной дурой.

Нет здесь никакого подвоха. Равно как нет ни малейшей связи между этим человеком, американкой, охотящейся за книгой Данторна, и возвращением Феликса.

Не без труда Джейни заставила себя выкинуть все это из головы и сосредоточиться на интервью. В конце концов, у журнала «Роллинг стоун» свыше миллиона читателей, и будет потрясающим успехом, если хотя бы пять процентов из них заинтересуются ее записями или живыми выступлениями.

— Великолепно! — воскликнул Бетчер, когда официантка принесла заказ.

Джейни всегда любила пятичасовой чай с пшеничными булочками, джемом и корнуэльскими сливками, хотя и не часто баловала себя, опасаясь раздуться как шарик.

— Я не сомневалась, что вам понравится, — ответила она.

Бетчер ни словом не обмолвился ни о Данторне, ни о его произведениях. Он говорил исключительно о музыке, причем с определенной компетентностью и энтузиазмом, который Джейни сочла вполне искренним. Она не во всем соглашалась с собеседником, но возражать старалась исключительно корректно, что с ее характером было весьма непросто. Но девушка отнеслась к этому как к великолепной возможности попрактиковаться.

— Почему, по-вашему, на сцене так много молодых музыкантов, играющих на волынке? — спросил ее Бетчер.

— Не только молодых. Вы забываете об Алистере Андерсоне, Джо Хаттоне, Джиме Холле…

— Нет, не забываю. Просто они кажутся мне не такими популярными, как, скажем, Кэтрин Тикелл или Мартин Беннет.

— Он играет на маленькой волынке, — сообщила Джейни.

— В зависимости от произведения, — уточнил Бетчер. — И потом, маленькая волынка отличается от нортумбрийской.

— Это тоже зависит от произведения, — улыбнулась Джейни.

— Что вы имеете в виду?

Джейни тут же с воодушевлением начала рассказывать:

— Ну, в Британии существует три вида волынок. Маленькие, которые мы с вами только что упомянули, по устройству схожи с нортумбрийскими, но сама техника игры на них — шотландская. Их главная особенность заключается в довольно низкой тональности. Далее идут волынки, появившиеся на границе Шотландии и Англии, которые относятся к большим шотландским, хотя и звучат гораздо тише из-за особой, конической формы чантера. Впрочем, время этих волынок уже прошло.

— Да, но…

— И наконец, — поспешила закончить Джейни, — есть еще пастушьи волынки с регулятором[23] и удлиненным чантером. Их звучание напоминает ирландские волынки. — Она немного помолчала, наблюдая за реакцией Бетчера. — Вы ничего не записываете.

— Это потому, что вы углубились в дебри, недоступные моим читателям, — засмеялся он. — Давайте лучше поговорим об инструменте, на котором играете вы.

— Давайте… Кстати, перечисляя музыкантов, вы пропустили Бекки Тэйлор. Прошлым летом я выступала вместе с ней на фестивале в Девоншире.

Бетчер послушно занес это замечание в свой блокнот и продолжил беседу.

С каждой минутой Джейни все больше удивлялась тому, как много Бетчеру известно о ее творчестве, и невольно чувствовала себя польщенной. Он не задавал банальных вопросов, интересуясь лишь теми вещами, которые действительно заслуживали внимания.

— Расскажите мне о мелодиях, сочиненных вами лично, — попросил он. — Название «Дедушкин Маузел» говорит само за себя. Но как возникли другие?

— Какие именно?

— Ну, например, «Каменный амбар».

— Это про амбар на одной канадской ферме, где я отдыхала.

— А «Девять слепых менестрелей»?

— М-м… Кажется, это была идея Феликса.

— Феликса, в честь которого написан «Рил Феликса Гэйвина»?

Джейни кивнула.

— А «Джига Билла» — это о Билли Пигге?

— Нет. Билли Данторне.

Бетчер пометил это у себя в блокноте.

— Он тоже увлекался игрой на волынке?

— Нет, Уильям Данторн был писателем. Он автор «Заколдованного народца».

Бетчер сдвинул брови, будто пытаясь что-то вспомнить, а затем расплылся в широкой улыбке:

— Это история про Маленьких Человечков, да? Я читал ее еще ребенком, и она мне очень понравилась. Данторн, видимо, автор одной книги или просто прославился только одним произведением, как Грэм или Кэрролл.

— А вы не читали «Утраченную музыку»?

— Нет.

— Но это же самый удачный его роман. Даже лучше «Заколдованного народца». Он о том, чем занимаюсь я, — о народной музыке и ее магии.

Бетчер изумленно поднял брови:

— О магии?

— Да, только не о колдовской — хотя ведьм там тоже хватает, а о чувствах, которые пробуждает в наших душах красивая музыка. О магической связи между нами и всем, что было на земле до нас. Благодаря творчеству Данторна я и стала музыкантом.

— Что ж, тогда мне придется раздобыть где-нибудь эту книгу. Она еще продается?

— Да, в киоске у Северного Утеса.

— Я отправлюсь туда сразу же после нашего разговора. — Бетчер снова что-то черкнул в своем блокноте. — Значит, это Данторн привил вам любовь к народной музыке?

— Да.

— А почему вы выбрали именно нортумбрийскую волынку? Она ведь не является исконным корнуэльским инструментом.

— Я бы не сказала. Корнуолльцы — народ музыкальный. Думаю, это как-то связано с работой на рудниках. — Джейни неожиданно улыбнулась. — Дедушка часто шутит: знаете, кто такие корнуолльцы?

— Нет.

— Это люди, поющие даже на дне шахты.

Бетчер улыбнулся в ответ и вернулся к теме своего интервью:

— Так как вы начали играть на нортумбрийской волынке?

— Динни… Я рассказывала вам о Динни?

— Да. Он помогал вам записывать альбомы.

— Ну вот, он-то и заразил меня интересом к нортумбрийской волынке и помог выбрать мою первую…

Они проговорили еще около двух часов, прежде чем Бетчер отложил наконец ручку и блокнот.

— Теперь мне понадобится некоторое время, чтобы связать все это в единое целое. Могу я заглянуть к вам, скажем, завтра, если возникнут какие-то вопросы?

— Только сначала позвоните, — предупредила Джейни, записывая для него номер Дедушкиного телефона.

— Еще я мечтаю послушать, как вы играете. Вы планируете какое-нибудь выступление в ближайшие дни?

Джейни покачала головой.

— Какая жалость! — расстроился Бетчер.

— Я в отпуске.

— И последнее: для статьи мне нужны ваши фотографии. Я хотел бы сделать несколько снимков у вас дома — например, в комнате, где вы обычно занимаетесь музыкой, ну и парочку на природе.

Джейни вспомнила свое утреннее отражение в зеркале и снова покачала головой:

— Не сегодня.

Ей нужно было привести себя в порядок, приготовить подходящую одежду…

— А завтра?

Джейни вздохнула: это означало, что сегодня ей предстоит генеральная уборка.

— Ну, если это так уж необходимо…

Бетчер рассмеялся:

— «Самокритичная Литтл». Все-таки это название больше других подходит для моей статьи. Его и выберу.

— Не смейте!

Бетчер с деланным испугом поднял руки:

— Ваше желание — закон. И все же: как насчет завтра?

Он казался таким искренним, что Джейни наконец сдалась.

— Ладно, — улыбнулась она. — Но не звоните слишком рано — я ведь в отпуске, а в отпуске на меня всегда нападает жуткая лень… Только не вздумайте об этом писать!

— Ни за что на свете!

— Кстати, вы уже нашли, где остановиться? Если нет, я могу вам помочь.

— Буду очень благодарен.

— «Ночлег и завтрак»[24] вас устроит?

— Вполне.

Джейни надела свой жакет и взяла сумочку.

— Тогда пойдемте, потому что я очень спешу — ко мне приехал друг, а я бессовестно исчезла на целый день.

Джейни почувствовала себя виноватой из-за того, что совершенно позабыла о Феликсе. Но ведь эта статья так важна для ее карьеры!

Бетчер поднялся вместе с ней, оплатил счет и собрал свои вещи.

— Надеюсь, у вас не возникнет проблем, — сказал он. — С вашим другом, я имею в виду.

— О нет, он все поймет, — заверила его Джейни.

«Надеюсь», — добавила она про себя.

— Это тот самый Феликс Гэйвин? Как я понимаю, он тоже музыкант?

— Да. И очень хороший. Но ни в коем случае не упоминайте его имя в своей статье. Он ненавидит все, что так или иначе связано с музыкальным бизнесом. Он любит лишь саму музыку.

— Похоже, он вам очень дорог.

Джейни вдруг показалось, что в голосе Бетчера прозвучало сожаление. Неужели она что-то пропустила? Судя по всему, он отличный парень, и, если бы не внезапное возвращение Феликса, Джейни могла бы уделить Бетчеру гораздо больше внимания.

Но Феликс вернулся.

— Да, он мне очень дорог, — подтвердила она.

Ну, так и есть, этот репортер уже успел ею увлечься — она увидела глубокое разочарование, мгновенно отразившееся на его лице.

Лучше всего притвориться, что она ничего не замечает, — ее личная жизнь и без того сейчас слишком сложна.

— Пойдемте же, — поторопила она Бетчера. — А не то все комнаты уплывут прямо у вас из-под носа.

— В это время года? Разве туристический сезон не закончился?

— Закончился. Но это не значит, что сюда никто не приезжает. Тут полно заядлых путешественников, торговцев, репортеров из американских журналов…

— Понятно, — усмехнулся он, выходя следом за ней.


4

Майкла Бетта всегда поражала легкость, с какой ему удавалось манипулировать людьми, просто дергая за нужные ниточки. Мэддену нравилось думать об этом как о магии. И хотя Бэтт соглашался, что хорошо развитая воля способна разрушить естественные защитные барьеры «баранов», как в Ордене было принято называть простых смертных, сам он считал это всего лишь одной из форм месмеризма[25]. Майкл предпочитал использовать этот термин, появившийся в результате деятельности Франца Месмера, идеи которого, оказав влияние на Жана Чаркота[26] и его сторонников, воплотились в более современном понятии «гипноз». Для Бетта его натренированная воля являлась разновидностью животного магнетизма, позволяющего получить власть над выбранными им объектами, такую же, как власть волка-вожака над стаей или удава над кроликом. Однако, в отличие от кролика, жертвы Майкла Бетта даже не догадывались о своем положении.

Взять, к примеру, ту же Джейни Литтл (он еще займется ею после того, как она сыграет свою роль в этом дельце).

Умная и волевая, она никогда бы не заподозрила, что ею кто-то манипулирует. Обладая сильным характером, сама Джейни Литтл привыкла быть лидером. Но вот он приблизился к ней тщательно рассчитанными шагами: предложил шанс прославиться, изобразил искреннюю увлеченность ее музыкой и разыграл интерес к ней самой — то есть дал ей все, что она хотела, и в итоге управлять девчонкой стало не труднее, чем любым из мэдденовских баранов.

Теперь она будет делать все, что он захочет. Все! Потому что его воля (или магия, как считает Мэдден) очень сильна.

Конечно, она не откроет ему секрет Данторна сегодня. Но это не более чем вопрос времени…

Бетт позволил Джейни притащить себя к киоску, где послушно купил экземпляр «Утраченной музыки» в мягкой обложке. Затем девушка отвела его в расположенную на окраине небольшую гостиницу, в которой еще были свободные комнаты. Зарегистрировавшись, Бетт проводил Джейни до дверей.

— Ну, мне пора, — улыбнулась она ему на прощание.

— Спасибо вам за все, — поблагодарил он. — Вы были очень любезны. Если вы… Ладно, ничего.

— Если я — что? — Джейни не смогла справиться с мгновенно охватившим ее любопытством.

— Ну, если вдруг у вас наметится какой-нибудь музыкальный вечер или вам просто станет скучно, позвоните мне.

— Я подумаю насчет музыкального вечера, но…

— Но к вам приехал друг. Я совсем забыл. Кстати, может, вы сыграете вдвоем?

Джейни рассмеялась:

— Посмотрим. Но не слишком на это рассчитывайте. Нам с Феликсом предстоит многое наверстать.

— Понимаю. В любом случае еще раз спасибо.

Расставшись с Джейни, Бетт прошел в свою комнату и позвонил Лине Грант.

— Алло, — ответил ему мужской голос.

Бетт бросил трубку и изумленно уставился на аппарат.

Он велел Лине не высовываться, но не предупредил, чтобы и у себя никого не принимала. Тупая ослица! Ей что — по пунктам все нужно расписывать?

Бетт хотел, чтобы Лина срочно убрала с его дороги Феликса Гэйвина, а она, видите ли, с кем-то воркует! Первой мыслью Майкла было вызвать Вилли Кила и отправить его к Лине в номер: пусть разберется. Впрочем, он тут же отверг эту идею: может быть, именно Кил устраивает маленькой принцессе свидания.

Что ж, придется все делать в одиночку.


5

К северу от Маусхола, примерно в половине пути от него до Ньюлина, находится старый карьер Пенли.

Подходя к нему, Феликс каждый раз ужасался тому, как сильно изуродована здесь земля. На прекрасном полуострове Пенвит, с его зелеными лужайками и живыми изгородями, величественными утесами и вересковыми пустошами, груды сырой глины и глубокие колеи от экскаваторов были подобны незаживающим ранам.

Феликс остановился и осмотрел карьер. Сейчас работы не велись, и о человеческом присутствии свидетельствовали лишь старенький «лендровер», припаркованный рядом с полуразрушенной производственной постройкой, и бункеры, предназначенные для хранения добываемых пород.

«Идеальное место для убийства», — подумал Феликс.

Он был в дурном настроении. Более того — он был зол. Зол на самого себя.

Феликс очень любил эту часть Англии и ее жителей, среди которых у него было немало друзей, однако он не приезжал сюда уже несколько лет — с тех самых пор, как они с Джейни расстались, — и теперь горько сожалел, что вернулся. Понятно, что Джейни не посылала ему никакого письма. Она обрадовалась встрече с ним, но это ничуть не повлияло на ее личную жизнь, в которой отныне не было места для него…

Глупо было рассчитывать на что-то иное!

Не важно, кто тот мужчина: парень Джейни, ее агент или кто-то еще. Главное, что Феликс увидел ее с другим, и с этой минуты все ободряющие слова Клэр теряли смысл. Ничто не изменилось. И уже не изменится. У Джейни своя жизнь, и он, примчавшись в Маусхол по ошибке, не имеет ни малейшего права требовать, чтобы она от всего отказалась ради него.

Да, она испытывает к нему привязанность. Но исключительно как к другу. Поэтому ему следует научиться воспринимать ее так же и прекратить наконец распускать сопли, словно прыщавый мальчишка.

«Ты должен поговорить с ней», — звучал у него в голове голос Клэр.

Но для чего, если ответ уже известен? Зачем причинять себе лишнюю боль? Не лучше ли просто провести пару дней в Маусхоле, побыть с Джейни, сыграть с ней пару мелодий, пообщаться с Клэр (только не с глазу на глаз, а не то она изведет его своими наставлениями!), навестить Динни, а потом уехать безо всяких объяснений?

«Ты должен открыть Джейни свои чувства…»

Нет, не должен. У него своя жизнь, и если уж ему предстоит прожить ее без Джейни, пусть это будет его решение.

А она останется призрачным образом, к которому он будет обращаться с палубы какого-нибудь торгового судна, плывущего бог знает откуда и черт знает куда…

Как же он ненавидел себя сейчас! Феликс всегда твердо знал, чего хочет, и упорно шел к поставленной цели, и его не мучили ни нерешительность, ни напрасные сожаления.

Пока дело не касалось Джейни…

Феликс подобрал с земли небольшой камешек и швырнул его в карьер.

«Пора возвращаться, — подумал он и разозлился на себя еще больше, почувствовав, как сжалось сердце при этой мысли. — Может, лучше добраться до Ньюлина и перекусить там в каком-нибудь баре?»

Феликс взглянул на дорогу и заметил велосипедистку, направляющуюся в его сторону: подпрыгивая на ухабах, бедняжка с трудом удерживала равновесие.

«Должно быть, туристка, — решил Феликс. — Явно не привыкла к таким дорогам. Интересно, успела ли она покататься по узким горным тропам, в сравнении с которыми это просто скоростная трасса?»

Он уже повернулся, чтобы уйти, когда вдруг мимо велосипедистки проехал автомобиль. Она резко дернула руль, и велосипед опасно накренился — под колесо попал камень. Девушка упала, неловко подвернув ногу. Феликс бросился к ней.

— Черт, черт, черт! — ругалась она.

— Не двигайтесь, — предупредил Феликс. Незнакомка подняла голову. По лицу ее текли слезы, рот скривился от боли, однако ни то, ни другое обстоятельство не могло скрыть ее привлекательности.

Черная кожаная куртка, в которую девушка была одета, порвалась на локте. На колене джинсов также красовалась дырка (впрочем, последняя, возможно, явилась следствием не падения, а последнего писка моды). По надписи на футболке Феликс предположил, что девушка была американкой, и ее акцент не замедлил это подтвердить.

— Где болит? — спросил он.

— Лодыжка…

— Ладно. Сейчас попробуем встать.

Он помог ей выбраться из-под велосипеда и подняться.

— Вы можете идти?

Незнакомка попробовала сделать шаг, но тут же вскрикнула от боли и заплакала. Феликс усадил ее на обочине и осторожно ощупал поврежденную ногу. Опухоль становилась все заметнее, но чем она была вызвана — вывихом или переломом, Феликс сказать не мог.

На траве рядом с велосипедом валялись разбитые часы.

Феликс поднял их:

— Ваши?

— Да.

Вручая часы хозяйке, Феликс заметил у нее на запястье маленькую татуировку с изображением серой птички. Поначалу он принял ее за пятнышко грязи. Девушка поспешно прикрыла картинку рукавом куртки.

«Любопытно, — удивился Феликс. — Какой смысл делать татуировку, чтобы потом прятать ее под ремешком часов?»

Он посмотрел на незнакомку и обнаружил, что она внимательно его изучает.

— Привет, — поздоровалась она.

— Привет, — улыбнулся он.

Шок от падения уже прошел, и она чувствовала себя немного лучше, не напрягая больную ногу.

— Ну надо же было такому случиться! — посетовала девушка.

— Со всеми бывает. Где вы остановились?

— В Пензансе. Меня зовут Лина.

— Феликс Гэйвин, — представился он, протягивая руку.

— Боже, мы, наверное, выглядим как два идиота, — рассмеялась девушка, пожимая его руку. — Спасибо, что пришли мне на помощь.

— Вашу ногу должен осмотреть врач. Тут неподалеку припаркован «лендровер». Возможно, его владелец сможет подбросить вас до госпиталя.

— О, это было бы здорово.

— Тогда пойдемте.

Феликс уже собирался встать, когда вдруг девушка передумала:

— Знаете, я не хочу доставлять вам столько хлопот. Давайте вы просто отвезете меня в гостиницу на моем велосипеде.

— Вы уверены?

— Да. В такой ситуации не хватало только, чтобы на меня таращилась толпа незнакомцев.

— А разве мы с вами не незнакомцы?

— Больше нет — мы же представились друг другу. Разве вы забыли?

Феликс невольно рассмеялся:

— Хорошо, но если вам станет хуже, сразу скажите.

Он поднял велосипед, сел на него сам и осторожно, стараясь не потревожить ее больную ногу, усадил девушку на раму (велосипед был мужским).

— Вы уверены, что все в порядке? — спросил он, заметив, как Лина поморщилась.

Она кивнула, слегка повернувшись, обняла его за талию и прижалась к груди. Испытывая некоторую неловкость, Феликс покатил в сторону Ньюлина.


6

Дедушка и Чоки обедали в ньюлинском ресторане «Контрабандист», отдыхая после ремонта стены, который они, в сущности, еще и не начинали. Полдня протоптавшись на заднем дворе, они со всех сторон изучили трещину, а потом Чоки заявил, что проголодался, и предложил отправиться куда-нибудь перекусить.

— Зачем возиться с грязными тарелками, если кто-то другой может все приготовить и вымыть за нас? — было его последним и решающим аргументом.

Истинная же причина заключалась в том, что Чоки ненавидел есть дома. Верхом его кулинарных способностей были овсяная каша и тосты на завтрак. Ну и, может быть, чашечка скверно заваренного чая.

Итак, они обедали, расположившись за столиком у окна, когда мимо «Контрабандиста» проехал Феликс с прильнувшей к его груди Линой. Дедушке пришлось взглянуть дважды, чтобы убедиться, что он не ошибся. Велосипед промчался быстро, но старик успел узнать обоих, и его сердце болезненно сжалось.

«Бедная Джейни», — подумал он.

— Ну и ну! — воскликнул Чоки. — Двое на одном велосипеде. Помнишь, мы с тобой ездили на велосипедах в Керрис? Как звали тех сестричек?

Дедушка растерянно взглянул на него:

— Фина и Эйприл.

— Точно, — улыбнулся Чоки. — Фина ехала на моем велосипеде, а Эйприл… — Он улыбнулся шире. — У нее был свой, да? И потому ты тогда остался в дураках.

— И не только тогда, — грустно вздохнул Дедушка.

Сейчас он снова остался в дураках. Вместе с Джейни. Потому что женщина, сидевшая на велосипеде в объятиях Феликса, была той самой американкой, которая несколько дней назад приходила к ним домой с требованием отдать ей неопубликованные работы Данторна. Дедушка никогда не заподозрил бы Феликса в предательстве, но теперь все складывалось: и его внезапное возвращение, и то странное письмо. Конечно, Джейни не писала его — это сделал сам Феликс.

Дедушка с горечью подумал, что ему всегда нравился Феликс и он считал его лучшим из всех, с кем когда-либо встречалась Джейни, и душа старика заныла от боли.

— Эй, ты оглох?

Дедушка поднял голову и обнаружил, что Чоки смотрит на него, удивленно изогнув брови.

— Что такое? — спросил он.

— Ты оглох? Ты словно уплыл куда-то. Дедушка растерянно пожал плечами:

— Я просто размышлял.

— Судя по твоей физиономии, о чем-то плохом?

— Да уж, хорошего мало…

— Это все возраст, — сочувственно кивнул Чоки. — Вспоминай почаще о хороших временах, дружище, и тогда не будешь хандрить из-за ерунды.

— Ты прав.

Хорошие времена… Прошедшие времена… Что толку жалеть о них? И что делать, когда они заканчиваются предательством?

Как же сказать об этом Джейни?


7

«Получилось!» — радовалась Лина. Ей даже не понадобилась помощь Вилли. Правда, она растянула лодыжку, что было весьма досадно, но зато трудно было придумать более удачный способ познакомиться с Феликсом Гэйвином.

Он на руках отнес ее в номер, осторожно уложил на кровать и сейчас прикладывал к ее больной ноге пакет со льдом.

Пока он ходил за ним вниз, Лина успела облачиться в длинный свободный свитер, доходивший ей до колена. Переодевание совершенно измотало ее, но награда была велика: едва лишь добросердечный спаситель вернулся и увидел, как она побледнела, он тут же потребовал, чтобы она немедленно отправлялась в постель.

Феликс был интересный мужчина — сильный и нежный, и Лине сразу же стало ясно, что нашла в нем Джейни Литтл. Однако она никак не могла понять, почему эта девчонка решила порвать с ним.

«Ну, — философски сказала себе Лина, — кто-то теряет, а кто-то находит».

Стараясь очаровать Феликса, она пустила в ход все свои знания, приобретенные на уроках актерского мастерства. Созданный ею имидж являл собой довольно привлекательную смесь: скромная, но не наивная; ранимая, но с достоинством переносящая боль; открытая и дружелюбная, но немного одинокая. Короче, не недотрога, но и не шлюха.

Насколько Лина могла судить, это срабатывало. Правда, Феликс, как истинный джентльмен (что было весьма удивительно, учитывая его происхождение), ничего особенного не сказал и не сделал, но Лина почувствовала симпатию с его стороны: по тому, как он смотрел на нее, как смущался, разговаривая о самых обычных вещах.

— Какая скверная история! — Она поморщилась, попытавшись приподняться и прислониться к изголовью кровати. — Вы, наверное, думаете, что я села на велосипед впервые в жизни?

— А вы много катаетесь?

Лина кивнула:

— Мне это очень нравится. Но я не привыкла к таким дорогам и не привыкла ездить на велосипеде с рамой. Зачем вообще приделывают перекладины к мужским велосипедам? Должно быть, от этого парни становятся еще более нервными.

«Ой! — прикусила она губу, заметив недоумение, мгновенно отразившееся на лице Феликса. — Сбавь-ка обороты, если не хочешь спугнуть его».

— В любом случае, — быстро добавила она, — мне повезло, что вы оказались рядом и пришли мне на помощь. Вы просто ангел.

— Я не сделал ничего особенного.

— Ну, это вы так думаете.

Феликс пожал плечами и оглядел комнату.

— Вы приехали сюда отдохнуть? — спросил он. Лина горько усмехнулась:

— Вряд ли вам будет интересно услышать, что я здесь делаю совсем одна.

— Отчего же? Я хороший слушатель.

«Нисколько в этом не сомневаюсь», — подумала Лина и, желая продержать Феликса в своем номере как можно дольше, сочинила целую историю. Она сказала, что живет в Бостоне и работает секретарем, но мечтает стать актрисой, а сюда ее привез друг — теперь уже бывший, который уверял, будто он режиссер, снимающий в Англии фильм, и просил составить компанию.

— И я как дурочка согласилась, — пожаловалась она в заключение. — А вечером первого же дня мы расстались, когда я объяснила ему, что я не из таких…

— А про что должен был быть фильм?

— Про что? О, он хранил это в строжайшем секрете, и теперь я знаю почему. Просто потому, что никакого фильма нет. Не пойму, зачем он тащил меня в такую даль, если ему нужен был только секс. По-моему, дешевле нанять какую-нибудь девку.

Лина чуть было не ляпнула Феликсу, что «ее бывший друг» зарегистрировался в местной гостинице, назвавшись репортером из «Роллинг стоун», но едва лишь она представила себе возможную реакцию Бетта, как эта идея перестала казаться удачной.

— Может, он и вправду хотел снять фильм? — предположил Феликс.

— Может. Тогда сейчас он попытается найти мне замену из местных.

— Не травите себя.

— А что мне думать? Все это путешествие с первой минуты было ошибкой. Я здорово сглупила, согласившись. — Она вздохнула. — Теперь у меня еще девять дней до отлета домой, а я не знаю, чем заняться. Мне, конечно, очень нравится Корнуолл, но одной быть не слишком весело.

— Понимаю вас.

Лина улыбнулась:

— Похоже, у вас своя грустная история. Может, вам нужно выговориться?

— Сомневаюсь, — потупился Феликс.

— Женщина, да? — спросила Лина.

Феликс с удивлением поднял глаза и встретился с ее сочувственным взглядом.

— Повсюду одно и то же, — сокрушенно покачала головой Лина. — Мы обречены всю жизнь искать свою вторую половинку, а если находим, выясняем, что она уже несвободна или просто не желает нас узнавать.

— Кажется, вы выходите из депрессии.

— Возможно… Я стараюсь не быть сентиментальной и считаю, что подобные люди не стоят моих переживаний. Хотя осадок-то все равно остается, правда?

— Правда…

Феликс заметно погрустнел, и Лина решила сменить тему. Но Феликс сделал это раньше.

— Ваша татуировка на запястье… — начал он.

— Ну, это старая история… — Она застенчиво прикрыла голубя правой рукой. — Я была еще подростком. Одна из тех глупостей, о которых уже через десять минут начинаешь жалеть.

Феликс рассмеялся. Закатав рукав рубашки, он показал Лине татуировку на своем бицепсе — цветное изображение старика, сидящего на ящике и играющего на аккордеоне.

— Мне нравится, — похвалила картинку Лина. — А сами вы играете?

Феликс кивнул.

— Профессионально?

— Нет.

— Мне почему-то кажется, что вы отличный музыкант.

— Это не важно… Кстати, а почему именно голубь?

— Ну, голубь — символ… символ старого…

Черт, она зашла слишком далеко. Если бы Бетт ее услышал… Или отец…

— Старого — чего?

— Ну, голубь — это мир во всем мире, любовь, цветы и все такое. Я была влюблена в шестидесятые, главным образом потому, что сама их не застала. Когда я решила сделать татуировку, мне хотелось, чтобы это был символ мира. Вот я и выбрала птичку.

«Поверил или нет?»

Но она не успела это выяснить, поскольку в следующее мгновение в комнате раздался телефонный звонок. Феликс протянул руку и, прежде чем Лина смогла остановить его, снял трубку.

— Алло? Хм… тишина…

Он озадаченно посмотрел на нее.

— Странно.

Лина, уже вошедшая во вкус, хотела «предположить», что это, должно быть, звонил ее бывший друг, однако передумала.

Между тем Феликс взглянул на часы.

— Ну, мне пора, — сказал он. — С вами все будет в порядке? Хотите, я принесу вам чего-нибудь перекусить?

Лина решила не задерживать его: у них еще будет время. Она не сомневалась в этом. Кроме того, если звонил Золотой Мальчик, Феликсу лучше поскорее уйти.

— Нет, спасибо, — ответила она. — Попозже я закажу ужин по телефону.

Феликс поднялся и надел куртку.

— Впрочем, вы могли бы кое-что для меня сделать, — продолжала она. — Если, конечно, вас это не затруднит.

— Что именно?

— Мне понадобится трость, чтобы передвигаться по городу. Вы не достанете ее для меня? — И когда Феликс заколебался, добавила: — За деньги, конечно.

— Нет-нет, дело не в этом. Просто… Ну хорошо.

— Я понимаю, что сейчас все магазины уже закрыты, так что вам придется еще раз прийти завтра.

— Хорошо. Во сколько вы просыпаетесь?

— Где-то в полдесятого.

— Я приду в десять.

Лина виновато улыбнулась:

— И еще одно. Мне подойдет любая трость, но, может быть, вам встретится что-нибудь оригинальное. Например, антикварное.

— Ладно. На Чепел-стрит есть неплохой магазинчик. Правда, я не знаю, когда он открывается.

— Не беспокойтесь, я подожду. И спасибо вам за все. Не представляю, что бы я без вас делала.

Феликс кивнул:

— До завтра. Постарайтесь поменьше напрягать ногу.

— Да, сэр.

Молодой человек засмеялся и ушел.

После того как дверь за ним захлопнулась, Лина раскинулась на кровати и самодовольно ухмыльнулась, — похоже, парень попался на крючок. А если они с Джейни Литтл уже успели во второй раз разбежаться, Лине это только на руку.

Вот только почему она чувствовала себя немного… грязной?

Через час явился Бетт и стал на нее орать. Он ни на секунду не поверил в историю о том, как она зацепилась за край коврика и упала, растянув лодыжку, однако поделать ничего не мог и лишь бросал на нее испепеляющие взгляды в немой угрозе, которую, если бы не «папочка», он непременно осуществил бы. Когда же Бетт начал давать ей инструкции относительно Феликса Гэйвина, Лина сама на него чуть не набросилась, но сдержалась: если посвятить его в свой план, он, чего доброго, присвоит ее идею. Поэтому она ничего не сказала, но едва лишь взбешенный Бетт ушел, подняла трубку и заказала междугородный разговор.

— Алло, папочка? — начала она голосом маленькой обиженной девочки. — Не подумай, что я жалуюсь, но Майкл ведет себя как-то странно… Нет-нет, он не угрожал мне, по крайней мере напрямую, но он меня толкнул, и я упала… Я повредила ногу… Нет, она не сломана… Да, опухла… О, ты пришлешь Джима? Тогда забронируй ему номер в этом же отеле, но пусть он не появляется здесь, пока я сама с ним не свяжусь…

Постепенно Лина перешла на тон деловой женщины:

— Папочка, ты очень обрадуешься моим успехам. Я познакомилась с бывшим женихом Джейни Литтл… Да, я уже близка к тому, чтобы он выложил мне все секреты Данторна. Надеюсь, ты доволен? Конечно, папа, я буду осторожна… Я тоже люблю тебя.

Лина положила трубку. Теперь отец расскажет остальным членам Ордена, что идея использовать Феликса Гэйвина принадлежит исключительно ей, кроме того, Лина получит защиту от Бетта. Все встает на свои места!

Впрочем, при мысли об «использовании» Феликса Лина поморщилась, словно опять коснулась чего-то грязного.

«Не будь дурой! — сказала она себе. — Он ведь просто неуклюжий моряк».

Однако Феликс казался ей самым симпатичным моряком на свете. И не таким уж неуклюжим. А главное — он обращался с ней лучше, чем большинство людей ее крута. Разве многие из них остановились бы, увидев упавшую с велосипеда женщину, какой бы привлекательной та ни была?

Лина слезла с кровати, и ногу тут же пронзила боль.

— Черт! — тихо выругалась она. Ну почему жизнь такая сложная?


8

Когда Джейни вернулась, дома никого не было. Она поставила чайник и поднялась к себе в комнату за свитером. Надев его, девушка мельком взглянула в зеркало, а затем подошла к книжному шкафу — убедиться, что «Маленькая страна» на месте.

Все нормально: книга была там, где она ее оставила.

Джейни взяла роман в руки и принялась листать в надежде снова услышать утреннюю музыку. Ничего… Вздохнув, девушка захлопнула книгу, сунула — ее под мышку и спустилась в гостиную, чтобы позвонить Клэр.

— Со мной приключилась удивительная история! — затрещала она, едва лишь сняла трубку.

Джейни рассказала подруге о репортере из «Роллинг стоун» и об их беседе в кондитерской.

— А что он собой представляет? — поинтересовалась Клэр.

— О, он очень милый. Американец. Не могу сказать, сколько ему лет, но, в любом случае, он еще не стар. У него глаза как у Пола Ньюмэна, и он здорово разбирается в музыке. Не сомневаюсь, что он напишет отличную статью.

— Потому что у него красивые глаза?

— Клэр!

Клэр рассмеялась:

— Я просто шучу. Ты, наверное, очень довольна.

— Еще бы.

— А когда выйдет статья?

— Понятия не имею. Думаю, через какое-то время. Чего можно ожидать от журналов, которые печатают рождественские истории в июне?

— Ты уже видела Феликса?

— Нет, я как раз собиралась спросить тебя о том же.

— Около полудня я встретила его возле поста береговой охраны. Мы немного поболтали, а потом он отправился домой.

— Должно быть, мы с ним разминулись. Интересно, куда он снова подевался…

— А что ты чувствуешь теперь, когда он вернулся?

— Сложно сказать… Наверное, и радость, и страх одновременно.

— Но он все еще тебе нравится?

— Конечно, — не задумываясь, ответила Джейни и лишь спустя мгновение поняла, что это действительно так.

— Он замечательный человек. Надеюсь, на этот раз у вас все получится.

— Я поговорю с ним, когда он придет. И больше не буду упрямой ослицей, как назвал меня Дедушка.

— А может, Феликсу нравится твой характер.

— Может… Ой, калитка скрипнула. Я побегу — вдруг это он?

— Позвони мне завтра.

— Обязательно.

Джейни повесила трубку как раз в тот момент, когда дверь открылась и на пороге появился Дедушка. А ей сейчас так хотелось, чтобы это был Феликс…

— Все в порядке, дедуля? — спросила она, заметив его угрюмый вид.

Дедушка вздохнул:

— Я принес тебе плохие вести, дорогая. Не знаю даже, с чего начать.

— Что-нибудь с Чоки?

В голове у Джейни нарисовалась страшная картина: два чудаковатых старика ремонтируют стену, и один из них роняет на ногу другому кирпич.

— Нет, — отозвался Дедушка. — С Чоки все хорошо.

— Тогда почему у тебя такое лицо?

Дедушка прошел на кухню и уселся за стол, двигаясь так, словно на его плечи разом навалился груз всех прожитых лет. Заметив это, Джейни забеспокоилась еще больше.

— Это касается Феликса, моя ласточка. Он выдал нашу тайну.

Когда Дедушка рассказал Джейни, кого Феликс катал на велосипеде, кровь отхлынула от ее лица.

— Это неправда, — прошептала она. — Скажи мне, что это неправда.

— Я отдал бы за это все на свете, милая, но я еще верю своим глазам.

А глаза самой Джейни быстро наполнялись слезами.


Силы, движущие миром

Это была машина жизни — не хорошо отлаженный и смазанный механизм, снабженный тысячами точнейших датчиков, но безумная, дающая сбой конструкция, состоящая из странных и едва ли совместимых друг с другом деталей.

Маргарет Мэхи. Память


1

Нетти Шепед открыла дверь и увидела на пороге своего дома Дензила Госсипа. Опершись на трость с серебряным набалдашником, он смотрел на нее сквозь запотевшие стекла очков.

«Пышная» было лучшим определением, которое приходило Дензилу на ум всякий раз, когда он встречал тетку Джоди. Это была крупная, но удивительно пропорционально сложенная женщина. У Нетти были полные бедра, пышная грудь, широкие плечи, округлое лицо и водопад огненно-рыжих волос. В общем, все невероятно большое. Узнав Дензила, она расплылась в широченной лукавой улыбке:

— Вот уж не думала, что вы когда-нибудь заглянете сюда.

— Я здесь по делу. Я… — Дензил смутился и замолчал.

— Ко мне наведываются только по одному делу, мистер Госсип, — получить удовольствие.

— Гм… Вообще-то я пришел навестить Джоди. Она дома?

— Вы хотите сказать, что она не у вас?

— Она не заходила ко мне со вчерашнего дня.

Нетти как-то странно скривила губы и распахнула дверь настежь.

— Прошу.

Дензил на мгновение заколебался и окинул улицу внимательным взглядом. Улыбка Нетти стала еще шире.

— Боитесь, что кто-нибудь заметит, как вы входите в эту обитель порока?

— Но ведь это публичный дом! — испуганно воскликнул Дензил.

— О да, у нас шикарная публика!

— Пожалуйста, прекратите.

Нетти вдруг как-то помрачнела:

— Вы правы.

В прихожей она забрала у Дензила трость и цилиндр и добавила:

— Сейчас действительно не время для шуток.

И вскоре Дензил понял почему.

Пройдя в гостиную, он обнаружил, что этим вечером он не единственный, кто пришел сюда не ради удовольствия: в креслах у окна сидели Кейден Тремер, главный констебль Бодбери, и Вдова Пендер. Тремер тяжело поднялся и протянул Дензилу пухлую руку. От него пахло сладковатыми духами, и Дензил решил, что констебля вытащили прямо из постели в одной из комнат наверху. После того как Дензил ответил на рукопожатие, Тремер с явным облегчением опустился обратно в кресло.

Вдова же просто кивнула новому посетителю.

— Чаю? — предложила Нетти.

Дензил вежливо отказался, после чего снял свои очки, протер их рукавом и снова напялил на переносицу. Нетти указала ему на свободное кресло, однако он предпочел остаться на ногах.

— Джоди что-нибудь натворила? — поинтересовался он.

Вдова хмыкнула.

— На этот раз все очень серьезно, — вздохнула Нетти.

Тремер попытался придать своей веселой физиономии скорбное выражение, что, впрочем, плохо ему удалось.

— Джоди забралась в дом Вдовы и похитила ценные фамильные вещи, — пояснил он, произнеся слово «вещи» так, словно имел в виду клещи.

— Джоди и фартинга чужого не возьмет! — возмутился Дензил.

— Но Вдова видела, как Джоди вылезала из окна ее дома. Я лично осмотрел место преступления, мистер Госсип, и могу подтвердить, что там полнейший беспорядок. Стекло разбито. Все разбросано. Нехорошо!

Дензил повернулся к Нетти:

— А что говорит сама Джоди?

— В том-то вся и беда, — сказал констебль, прежде чем Нетти успела открыть рот. — Мисс Шепед пропала.

Дензил так и рухнул в предложенное ему кресло.

«Вот это новость!» — ахнул он в ужасе. Такого он никак не предполагал, направляясь сюда в надежде что-нибудь разузнать.

— Когда вы видели Джоди в последний раз? — спросил он Нетти.

— Когда она пошла спать — кстати, слишком рано для нее. Не было еще и полуночи.

— И? — нетерпеливо произнес Дензил, подозревая, что она о чем-то умалчивает.

Нетти снова вздохнула:

— Поутру я нашла постель несмятой, а окно спальни открытым. Время от времени Джоди уподобляется вашей обезьяне, мистер Госсип, и начинает лазить по водосточным трубам. До двух сосчитать не успеешь, как она смоется и что-нибудь натворит.

— Например, украдет у старой, больной женщины дорогие ее сердцу воспоминания, — вставила Вдова.

Голос ее дрожал, а лицо выражало неподдельное горе, однако Дензил ни на секунду этому не поверил. Он прекрасно знал, что Вдова Пендер куда здоровее многих молодых людей и черствая как сухарь. Кроме того, она способна сделать любую гадость просто из вредности. Дензил не мог поверить только в то, что она ведьма, хотя ребятишки из Трущоб настойчиво твердили об этом.

— А почему вы считаете, что это дело рук Джоди? — спросил он Вдову. — Кража-то произошла ночью, не так ли? Возможно, вы обознались.

— Нет, я ни с кем ее не спутаю, — нахмурилась Вдова. — Она подначивает детей сочинять про меня небылицы.

Увы, с этим Дензил поспорить не мог.

— А почему вы так долго ждали, прежде чем обратиться в полицию? — продолжил он нападки на старуху и, обращаясь к констеблю, уточнил: — Если я не ошибаюсь, миссис Пендер сообщила вам об ограблении только что?

Тремер виновато шмыгнул носом и возвел глаза к потолку.

— Я… хм… то есть она…

— Женщине моего возраста трудно собраться быстро, — объяснила Вдова. — Я страдаю артритом.

«А вот это ложь», — подумал Дензил. Тремер между тем успел взять себя в руки. Он достал блокнот и ручку и принялся составлять рапорт.

— А когда вы видели Джоди в последний раз, мистер Госсип?

— Вчера. А сегодня она не пришла, и я встревожился. — Дензил покачал головой. — Джоди не могла совершить то, в чем ее обвиняют, — выдал он свое заключение.

Нетти кивнула, явно ободренная этой поддержкой.

— Она ведь еще ребенок, не так ли? — напомнила Вдова. — А разве дети не сущее наказание?

«Не такое, как ты», — усмехнулся про себя Дензил. Он встал, поклонился Тремеру и Вдове и повернулся к Нетти:

— Если вам что-нибудь понадобится, свяжитесь со мной.

— Спасибо.

— А если вы встретите Джоди первым… — начал Тремер.

— То немедленно сообщу вам об этом, — заверил его Дензил и махнул Нетти, поднявшейся было из кресла, что провожать его не нужно.

В прихожей он забрал трость и шляпу и покинул дом Шепедов. Снаружи его очки снова мгновенно запотели, но Дензил устал воевать с ними: он и так то и дело или пытался что-нибудь разглядеть сквозь мутные стекла, или старательно протирал их.,

Творилось что-то странное, и он намеревался докопаться до сути. Впрочем, сперва ему нужно было выпить, чтобы избавиться от неприятного чувства, оставленного в его душе лицемерием Вдовы и кривлянием перед ней Тремера.

Дензил еще раз взглянул на дом Нетти, а затем зашагал в сторону гавани — к ближайшему бару под названием «Корабельный двор».

А там, словно нарочно для того, чтобы окончательно испортить ему настроение, сидел Топин, дожидаясь, пока кто-нибудь угостит его выпивкой.

Дензил тут же собрался уйти, но было поздно: Топин успел его заметить и теперь приветливо махал рукой. К тому же следующий бар располагался в десяти кварталах ходьбы, а у Дензила не было сил для подобной прогулки.

«Кроме того, — решил старик, — дети любят этого чудаковатого философа, так что, может, он знает что-нибудь о Джоди».


2

«Что толку сидеть здесь без дела?» — подумала Джоди спустя полчаса. Похоже, кошка не собиралась сдаваться. Поднявшись, девушка отряхнула брюки и потащила Эдерна искать другой выход из лабиринта.

Но куда бы они ни направились, кошка, привлеченная шорохом их шагов и бранью, которой Джоди щедро осыпала все семейство кошачьих, уже подкарауливала их у выхода.

— Гром и молния! — выругалась Джоди. Подняв камень, она метнула его в кошку, но это не возымело никакого действия: то, что сейчас казалось Джоди булыжником, на самом деле не превышало размером и кукурузного зернышка. Тем не менее девушка продолжала швырять камни в усатую хищницу до тех пор, пока у нее не заболела рука. Джоди устало опустилась на землю рядом с Эдерном.

— Почему эти проклятые кошки такие терпеливые? — спросила она его.

Он пожал плечами:

— Этот твой приятель, Дезил…

— Дензил.

— Он волшебник?

Джоди хихикнула:

— Дензил самый серьезный человек на свете. Он вообще не верит в магию. По его мнению, если что-то не поддается логическому объяснению, значит, мы просто неверно его выстраиваем.

— В таком случае нам не стоит на него рассчитывать.

— Но он мудрый и изобретательный. А еще он мой лучший друг.

— Да, но он не разбирается в магии и, следовательно, ничем не сможет нам помочь.

— А у тебя есть идея получше?

— Думаю, да… Что тебе известно о менгирах на вересковой пустоши?

— Чертовски мало, за исключением того, что они вызывают во мне дрожь и ощущение какой-то таинственности, что ли.

— А ты никогда не слышала о том, что такими камнями отмечены места, где встречаются два мира — наш и Призрачный?

— Да ну тебя! — рассмеялась Джоди. — Теперь ты решил призвать на помощь гномов и эльфов?

— Если есть ведьмы, то почему бы не быть и эльфам?

— Так ты хочешь попросить у них помощи?

— Ага.

Джоди снова засмеялась, однако спустя пару мгновений задумалась и стала рассуждать логически. Как Дензил.

Магия реальна — она и Эдерн сами служили тому живым и бесспорным доказательством. Так зачем же отрицать существование эльфов?

— А с чего бы им помогать нам? — поинтересовалась она.

— Возможно, мы сможем предложить им кое-что взамен.

Джоди сунула руку в карман и вытащила оттуда раскрошенное печенье, которое она обычно носила с собой, чтобы угощать уличных собак; три стеклянных шарика; две монетки достоинством в пенни; кусочек отполированного морем дерева; два колесика; маленький перочинный нож и катушку ниток и окинула свое богатство критическим взглядом.

— И что из этого может приглянуться обитателям Призрачного Мира? — ехидно спросила она Эдерна.

— Услуга, — спокойно ответил он.

— Какого рода?

— Ну, это они сами решат.

Джоди вздохнула:

— Ох, не знаю… — Она покосилась на кошку, пристально наблюдающую за ними через щель между ящиками. — И потом, сперва нам нужно выбраться из этой мышеловки.

— Но когда мы выберемся…

Джоди запихнула свои сокровища обратно в карман, оставив лишь печенье. Один кусочек она предложила Эдерну, другой съела сама.

— Камни на пустоши, — пробормотала она, горько сожалея о том, что поблизости нет ни капли пресной воды, чтобы запить скудный сухой паек. — Каменные кресты и тому подобное, да?

Эдерн кивнул.

— Интересно, как бы все сложилось, если бы Бог послал на землю своего ангела — посмотреть, что тут с нами происходит? Вряд ли тот изъявил бы желание спасти меня — ведь я наверняка не записана в его Книге.

— Едва ли такое случится.

— Ты думаешь, что Бога нет?

— Я думаю о Мерри Мэйденс.

— О, я помню эту историю. Тринадцать девушек осмелились танцевать в воскресенье, за что Бог превратил их в камни. Там еще были двое музыкантов, которые пытались сбежать, но их постигла та же участь.

— А почему ты вдруг заговорила о Боге?

— Ну, ты же сам начал.

— Вовсе нет. И согласно моей версии, Мерри Мэйденс — всего лишь русалки, которых восход солнца застал на берегу.

— Чушь какая!

— Дело в том, — продолжал Эдерн, не обращая никакого внимания на замечание Джоди, — что в этих камнях заключена Мудрость Моря, и, если она согласится нам помочь…

— Бьюсь об заклад, что Мудрости я тоже не понравлюсь, — потупилась девушка. — Вся моя семья пришлась ей не по душе.

Отец и дядя Джоди утонули, а спустя год после их гибели ее мать умерла от горя, так что море и в этом виновато.

Джоди долго молчала, думая о родителях, которых помнила очень смутно, потому что была еще слишком мала, когда их не стало.

— Джоди?

Девушка помотала головой, чтобы стряхнуть с себя внезапно нахлынувшую тоску.

— Я в порядке, — сказала она. — Я просто задумалась.

— О камнях?

— Да. Я все-таки не верю, что море станет слушать нас.

— Есть еще Мен-эн-Тол, хотя он находится дальше.

— Я пролезала через его дыру девять раз — говорят, это должно разбудить спящее в нем волшебство, но так ничего и не произошло.

— Это было на восходе луны?

— Нет, но… — Джоди усмехнулась. — Поверить не могу, что мы все это обсуждаем!

— Ты и в колдовство не верила, пока Вдова не наложила на тебя заклятие.

— Верно… Пожалуй, нам и вправду стоит обратиться за помощью к твоим камням, но прежде всего нужно выкрасть пуговицу у Вдовы.

— Нет, Джоди. Лучше сначала пойти к камню и попробовать снять заклятие, а потом уже отправляться за пуговицей к Вдове.

— Чтобы она тут же уменьшила нас снова.

— Не уменьшит, если мы заберемся в дом в ее отсутствие.

— Не знаю…

— Возможно, Маленькие Человечки подскажут нам, как защититься от ее чар…

Джоди запрокинула голову:

— А может, нам полететь к камню на листочке, чтобы поберечь время и силы? Гром и молния! Я так устала от всех этих твоих «возможно»!

Выпрямившись, она подняла с земли ближайший камень и швырнула его в кошку:

— Эй, ты! Проваливай!

К величайшему удивлению, это сработало: кошка отскочила, бросила быстрый взгляд направо, а затем пустилась наутек.

Джоди победно улыбнулась:

— Попала наконец!

Однако Эдерн почему-то совсем не обрадовался. Побледнев, он молча уставился на щель, возле которой еще несколько секунд назад дежурила хищница. С ужасным предчувствием Джоди проследила за его взглядом.

И встретилась глазами с Уиндлом. Фамильяр Вдовы прогнал кошку, чтобы занять ее пост и охранять добычу до прибытия хозяйки.

— Нашел что-нибудь, сладкий мой? — раздался знакомый голос.

Она уже была здесь.


3

В «Корабельном дворе» стояла плотная дымовая завеса, поскольку даже те, у кого не было трубки или сигары, сжимали в зубах тоненькие сигаретки и выпускали белые клубы. Щурясь от едкого дыма, Дензил пробрался к стойке и с обреченным видом уселся рядом с Топином.

Бренджи Топин и вправду был похож на философа. Тощий как щепка, он одевался в невероятные отрепья, делавшие его похожим на огородное пугало. Его вытянутое, осунувшееся лицо оживляли только веселые глаза. Копна неровно подстриженных каштановых волос напоминала птичье гнездо, поскольку из нее вечно торчали какие-нибудь листочки и веточки, и Дензилу все время казалось, что оттуда вот-вот вылетит птичка.

— Выпьешь? — предложил он Топину и, не дожидаясь ответа, заказал бармену пару пинт горького пива.

— Очень любезно с твоей стороны, — ответил Топин и сделал изрядный глоток, оставляя пену на верхней губе.

— Не стоит благодарности, — пробормотал Дензил, жалея, что поленился дойти до следующего бара.

Вообще-то, несмотря ни на что, Дензил и Топин неплохо ладили: оба любили поговорить на серьезные философские темы, а в Бодбери трудно было найти достойного собеседника.

— У меня есть кое-что для тебя, — сообщил Топин. Покопавшись в одном из своих бездонных карманов, он вынул из него какую-то механическую штуковину.

Дензил сразу оживился — он всегда питал слабость к различного рода механизмам, причем чем непонятнее было их назначение, тем больше они его занимали.

— Что это такое? — изумился он.

— Понятия не имею. Но взгляни.

Топин встряхнул механизм и положил его на стойку бара. В течение минуты или двух ничего не происходило, но затем дернулся небольшой зубец и повлек за собой следующий, а тот привел в движение маленький стержень, который вернул первый зубец в прежнее положение, между тем как второй задел третий, а тот четвертый, и вскоре зашевелился стержень на другом конце устройства. Тем временем первый зубец снова вздрогнул и зацепил второй.

Дензил наблюдал за всем этим с открытым ртом.

— И долго он будет так работать?

Топин усмехнулся:

— Ну, это, конечно, не вечный двигатель, над которым ты наверняка давно уже корпишь, но с час он точно продержится.

— И чтобы завести его, достаточно просто встряхнуть?

Топин кивнул.

— А где ты его взял?

— На барахолке в Прейде. Занятная вещица, да? Можешь забрать ее себе, если хочешь.

— Сколько она стоит?

— А… — махнул рукой Топин, демонстрируя полнейшее равнодушие к деньгам. — Пригласи меня как-нибудь на ужин. Но только готовит пусть Джоди. Я не разделяю твоих представлений о правильном питании.

Не без сожаления оторвав взгляд от механизма, который в этот момент принялся вытворять что-то невообразимое, Дензил внимательно посмотрел на Топина.

— Я как раз собирался поговорить о ней.

— О ком? О Джоди? Славная девчушка. Смекалистая. Схватывает все прямо на лету. Немного с причудами, но, как говорится, с кем поведешься…

— Это точно. Поэтому было бы неплохо, если бы ты перестал потчевать ее своими байками.

— А чем они могут ей навредить?

— Так девочка никогда не научится мыслить логически.

Топин рассмеялся.

— Послушай, — начал он, указывая на механизм. — Так ты видишь мир. Все на своем месте. Работает точно, как часы. Из одного события логически вытекает другое. Когда же что-то не срабатывает, это происходит лишь потому, что мы еще не до конца постигли принцип его действия.

— И что?

Топин залез в другой карман и вытащил оттуда целую груду всякого хлама: небольшую потрепанную книжку, завернутую в кусок рыболовной сети; вистл, в одном конце которого застряло перо, а в другом — что-то очень похожее на крысиный хвостик; лоскуток с пуговицами и фрагментом вышивки; клешню краба, проколотую проволокой, и камешек со следами какой-то надписи.

Остальные предметы Дензил просто не узнал.

— А так устроен мир на самом деле, — заявил Топин. — Это хаос, в котором одни вещи наделены явным смыслом, в то время как другие — он покрутил в руке вистл — навсегда останутся для нас загадкой.

Выбрав из кучи своего барахла камешек, Топин протянул его Дензилу. Тот осторожно, словно опасаясь укуса, потрогал еще видневшиеся на нем символы неизвестного языка, по-видимому, очень древние.

— Я нашел его случайно на берегу, — пояснил Топин и жестом обвел свое барахло, сваленное на барную стойку. — Вот истинное лицо мироздания, Дензил, — все в нем переплетено в немыслимом узоре, но при этом каким-то образом взаимосвязано и, в конечном счете, образует все тот же единый механизм.

— Очень интересная аналогия. Жаль только, что ошибочная.

— И все же мы с тобой не так уж сильно отличаемся друг от друга. Ведь мы оба ищем Истину.

— Нет, мы с тобой очень разные, — возразил Дензил. — Я ищу Истину рациональным, научным путем, а ты надеешься наткнуться на нее благодаря слепой удаче или какой-нибудь побрякушке.

Топин поднял свою кружку:

— За Мудрость, независимо от того, можно ли найти ее в этом мире.

— В данный момент я хочу найти Джоди.

— Не помнишь, на какую полку ее засунул, да?

— Я не шучу!

Улыбка исчезла с лица Топина, когда Дензил вкратце обрисовал ему ситуацию.

— Все это совершенно нелепо, — вздохнул Дензил.

— Абсолютно, — согласился Топин.

— Это совсем не похоже на Джоди.

— Ничуть.

— И я не знаю, с чего начинать поиски.

Довольно долго Топин молчал, и лишь его нахмуренные брови свидетельствовали о том, что он напряженно над чем-то размышляет. Наконец он сгреб свои безделушки обратно в карманы и одним глотком допил пиво.

— У нас два пути, — объявил он.

— Какие же?

— Мы начнем с логического метода мистера Госсипа и обыщем весь город, спрашивая о Джоди всех и каждого, включая ребятишек из Трущоб.

— А второй метод?

— Ну, пройдя логическим путем, мы свернем на нелогический и попытаемся принять в расчет невероятное…

Дензил покачал головой:

— Не понимаю.

— Я чувствую запах магии в воздухе! — выпалил Топин.

— Какая чушь! — фыркнул Дензил.

— Может быть. Но я все равно его чувствую. В конце концов, недаром ходят слухи, что Вдова Пендер — ведьма. Но сперва мы поступим по-твоему, — быстро добавил Топин, заметив, что Дензил начинает заводиться.

Тот сердито кивнул, отчего его очки свалились с носа. Он поправил их и постарался взять себя в руки. Дензилу нужна была помощь. Конечно, было бы лучше привлечь кого-то более разумного, однако выбирать не приходилось.

Прикончив свою выпивку, Дензил сунул подаренный Топином механизм в карман и поднялся.

— В таком случае нам пора.


Отчаяние музыканта

Если вы живете на берегу моря или на краю земли; если вы умеете внимательно слушать и пристально наблюдать, то сможете постичь смысл того, что недоступно взгляду и слуху других людей.

Гилберт Шенк. Временная последовательность


1

Возвращаясь из Пензанса в Маусхол, Феликс думал о Лине. Она показалась ему очень милой девушкой, и все же он чувствовал себя неловко из-за ее столь явного интереса к нему. Не то чтобы она была непривлекательна или смутила его своей раскованностью — просто Феликс боялся еще больше запутать свою и без того сложную жизнь.

Но ему было жаль Лину. Брошенная дружком в чужой стране, с больной ногой…

Японская мудрость гласит: тот, кто спасает жизнь другого человека, берет на себя ответственность за его дальнейшую судьбу. Конечно, Лине не угрожала смертельная опасность и Феликс ничего особенного не сделал, но все же теперь, зная ее грустную историю, он не мог оставаться в стороне.

Он прекрасно понимал Лину, потому что сам испытывал такие же чувства, однако вместе с тем она вызывала в нем какую-то смутную тревогу, причину которой он был не в состоянии объяснить.

Хотя лучше раз и навсегда перестать думать об этом. Феликс вообще очень жалел, что они встретились, и еще больше жалел, что пообещал зайти к Лине завтра. Это только добавит проблем.

Или отныне вся его жизнь будет такой?

У Северного утеса Феликс свернул и зашагал по Дак-стрит. Подойдя к Дедушкиному дому, он обнаружил свои вещи выставленными за калитку и понял, что настоящие проблемы только начинаются.

Интересно, что случилось на этот раз? Сердце Феликса бешено забилось.

Оставив вещевой мешок и футляр с аккордеоном снаружи, молодой человек вошел во двор и постучал в дверь. Отворил ему Томас Литтл, и взгляд старика не предвещал ничего хорошего.

— Привет, Том. Что…

— Убирайся отсюда!

— Могу я узнать, что тут происходит?

— Это он? — донесся изнутри голос Джейни.

— Не стоит тратить на него время, дорогая, — крикнул Дедушка, однако Джейни все-таки вышла.

Феликс был поражен, увидев ее заплаканное лицо и страдание в глазах, быстро сменяющееся гневом.

— Я ненавижу тебя за то, что ты сделал, — заявила девушка убийственно спокойным тоном.

Феликс как будто оцепенел, и все вокруг поплыло, словно кадры замедленной съемки.

— И что же такого я сделал? — спросил он, и ему почудилось, что слова доносятся откуда-то издалека.

— Нам все известно о тебе и твоей… — голос Джейни дрогнул, и в глазах снова заблестели слезы, — твоей маленькой потаскушке.

«Это она о Лине», — догадался Феликс.

— Но…

— Не лги мне! — закричала Джейни. — Дедушка видел тебя с ней!

«Нужно быстро объяснить ей, что я ни в чем не виноват, пока это не зашло слишком далеко», — лихорадочно подумал Феликс.

Но оцепенение не отпускало его, и в груди разливался смертельный холод. Когда Феликс наконец заговорил, собственные слова показались ему чужими.

— Не знаю, что он видел, но…

— Кто из вас написал то лживое письмо: ты или она? Мы же говорили тебе, что значит для нас «Маленькая страна» и обещание, которое Дедушка дал Билли!

Не в силах продолжать, Джейни отвернулась и уткнулась в Дедушкино плечо.

— Уходи, Феликс, — потребовал старик.

— Но…

Мир вокруг Феликса начал рушиться, словно карточный домик, задетый посторонней рукой.

— Убирайся, или я вызову полицию, — предупредил Дедушка и захлопнул дверь.

Какое-то время Феликс стоял на крыльце словно парализованный.

«Этого не может быть», — уверял он себя. Они не могли выбросить его из своей жизни вот так, не дав даже возможности объясниться.

Феликс поднял руку, чтобы постучать еще раз, но тут же безвольно уронил ее.

Безумие. Его приезд сюда был сплошным безумием.

Он вспомнил о письме, вызвавшем его в Маусхол. Джейни клялась, что не имеет к нему никакого отношения. А все эти странные Дедушкины рассказы о незнакомцах, пытавшихся выкрасть рукописи покойного Данторна…

Что происходит с Литтлами? Из-за чего эти добрые, приветливые люди превратились в параноиков?

Феликс снова поднял руку и снова опустил ее. Что толку? Все равно ни Джейни, ни Дедушка не станут его слушать.

Глаза его защипало. Он взял свои вещи и побрел к единственному другу, оставшемуся у него в Маусхоле.

— О нет! — воскликнула Клэр, едва открыв дверь. — Все прошло ужасно, да?

— Все прошло более чем ужасно, — ответил Феликс. — Все вообще никак не прошло.

В голове у него немного прояснилось, но холод в груди остался, и Феликс глубоко сомневался, что когда-нибудь сможет избавиться от него. Он до сих пор не мог поверить в то, что сцена, разыгравшаяся на пороге Дедушкиного коттеджа, была реальностью, и с трудом сдерживал желание броситься назад и убедиться, что все это ему просто померещилось. Но перед мысленным взором снова возникало искаженное болью и гневом лицо Джейни и ярость, застывшая в Дедушкиных глазах, и Феликс понимал, что все это правда.

Мать Клэр уже спала, но сама девушка еще читала. Она пригласила Феликса на кухню и угостила его чаем. Молодой человек поблагодарил и залпом проглотил горячую жидкость, надеясь растопить лед, поселившийся у него внутри. Однако чай не помог. Ничто не могло помочь ему сейчас.

— Хочешь поговорить? — спросила Клэр.

Феликс оторвал взгляд от деревянной столешницы.

— Да тут и говорить-то не о чем. Я вернулся из Пензанса и обнаружил свои вещи выставленными на улицу, а когда постучался к Литтлам, они накинулись на меня. Джейни кричала и плакала одновременно, а Дедушка пообещал вызвать полицию, если я немедленно не уберусь.

Клэр слушала его с раскрытым ртом.

— Что же ты натворил?

Феликс горько усмехнулся:

— Да ничего, кроме…

И он рассказал Клэр о том, что случилось с ним после их утренней встречи.

— Клянусь, что между мной и той американкой ничего не было, — сказал он в заключение. — Меня, похоже, обвиняют именно в этом… Интересно, а как я должен был поступить? Оставить бедную девушку лежать на дороге?

— Конечно, нет.

— Вероятно, Дедушка предположил самое худшее, увидев нас с Линой на велосипеде, но неужели нельзя было дать мне возможность все объяснить?

— Хм… Здесь скрывается что-то еще.

— Джейни думает, что это дурацкое письмо написал я сам. — Феликс вытащил из кармана мятый конверт и бросил его на стол. — Или Лина.

— Нет, — пробормотала Клэр. — Она ошибается…

— А все эти Дедушкины истории об охотниках за бесценными творениями проклятого Данторна… Они что, с ума посходили? — Феликс поднялся из-за стола. — Не хочу доставлять тебе лишнее беспокойство. — И в его глазах загорелось отчаяние загнанного зверя.

— Но ты не можешь сейчас уйти.

— Почему? Еще как могу и уйду. Я должен.

— Останься хотя бы на ночь.

— Нет. Я переночую в Пензансе, утром куплю Лине трость и отправлюсь в Лондон. А там попытаюсь найти себе работу. Я ведь потратил почти все свои сбережения на дорогу сюда. В общем, если Джейни все-таки захочет поговорить со мной, ей придется искать меня в каком-нибудь далеком порту.

Феликс направился к выходу, но Клэр схватила его за руку.

— Завтра воскресенье. Все магазины будут закрыты, — напомнила она ему.

— А антикварные?

— Туристический сезон закончился.

— Черт…

— Я могу одолжить Лине одну из моих тростей. Незачем попусту тратить деньги. Передай ей визитку магазина, где я работаю, пусть потом занесет трость туда.

Клэр выпустила руку Феликса. Он медленно подошел к двери, но на пороге остановился.

— Ты-то веришь мне?

Клэр кивнула:

— Жаль, я раньше не догадывалась, что ты неравнодушен к хромоножкам… — Она тут же прикусила язык. — Прости, Феликс. Я понимаю, что сейчас не время для шуток.

— Все в порядке, — ответил он. — Я знаю, что ты не имела в виду ничего плохого. Я буду писать тебе. И как-нибудь навещу… — Он вздохнул. — Отныне здесь, в Маусхоле, ты мой единственный друг.

— Не сбрасывай Джейни со счетов так быстро, — предостерегла его Клэр. — Все еще может уладиться.

Феликс покачал головой. Холод не покидал его сердца, однако горькая реальность уже окончательно прояснила разум.

— Нам больше нечего улаживать, Клэр. Это совершенно ясно.

— Ну зачем ты так…

— Если бы Джейни испытывала ко мне какие-то чувства, она бы, по крайней мере, выслушала меня.

— Но такой уж у нее характер. Ты же знаешь Джейни. Она…

— Да, я знаю Джейни. Теперь знаю. — Феликса передернуло. — Мне пора, Клэр. Я должен срочно выйти на воздух, иначе меня просто разорвет на части. Где твоя трость?

— У письменного стола.

Клэр проводила Феликса в библиотеку и вручила ему трость и визитную карточку книжного магазина.

— Феликс, по поводу того письма…

Он махнул рукой:

— Забудь о нем. Я позвоню тебе перед отъездом, ладно?

— Но…

— Спасибо тебе за все. — Феликс нагнулся и поцеловал Клэр в лоб. — Я люблю тебя и очень ценю все, что ты для меня делаешь. Надеюсь, однажды я смогу отблагодарить тебя.

Феликс увидел слезы в глазах девушки и, прежде чем она успела ответить, подхватил свой багаж и вышел за дверь.


2

«Не надо было совать нос в чужие дела», — думала Клэр, стоя на пороге и глядя, как Феликс спускается по Рэгиннис-Хилл в сторону гавани.

Она вздохнула и посмотрела поверх крыш туда, где, объятый корнуэльской ночью, плескался темный и загадочный залив Маунтс. Сегодня над его водами не было звезд — только низкое небо, затянутое плотными дождевыми тучами. Клэр снова посмотрела на дорогу, но Феликс уже скрылся из виду. Улица была пуста, если не считать пестрой соседской кошки, которая бродила вдоль изгороди в поисках неизвестно чего.

Взглянув на нее, Клэр вспомнила байку о рыжих зеннорских кошках.

Это было еще до Второй мировой войной. В селение Зеннор, расположенное в северной части полуострова Пенвит, приехала одна женщина и заявила местным властям, что собирается разводить тигров. Ей категорически запретили, и тогда она пригрозила, что завезет еще более свирепых, чем тигры, рыжих котов. И вот теперь от Сент-Ивза до Зеннора редкую кошку встретишь без рыжего пятна…

Проводив взглядом четвероногую полуночницу, которая растворилась в саду напротив госпиталя для диких птиц, Клэр вернулась в дом и захлопнула за собой дверь.

Она всегда во все вмешивалась.

Это началось давно — сразу после несчастного случая. В тот день Клэр увязалась за старшими детьми, штурмовавшими отвесные стены утеса. Более сильные и ловкие подростки без труда преодолевали опасные места, между тем как она, малышка, едва за ними поспевала. Одно неосторожное движение — и девочка сорвалась с двадцатифутовой высоты.

Врачи говорили: ей крупно повезло, что она осталась в живых, хотя сама Клэр первые месяцы лечения придерживалась прямо противоположного мнения.

У нее были многочисленные переломы, но все же самая тяжелая травма пришлась на позвоночник.

В течение двух лет Клэр не могла пошевелить ногами, однако была полна решимости в один прекрасный день подняться с постели. Врачи утверждали, что никогда не видели столь упорного ребенка. И то ли произошло какое-то чудо, то ли мужество победило болезнь, но нервные окончания восстановились. Следующие три года Клэр ездила в кресле-каталке, затем шесть месяцев осваивала костыли и вот наконец перешла на трость.

Правда, покалеченная нога до сих пор ныла перед непогодой и иногда болела очень сильно, но по сравнению с беспомощным барахтаньем в инвалидной коляске нынешнее положение Клэр казалось просто даром Небес.

Что касается Джейни, то они подружились еще до рокового падения, и потом, когда Клэр была прикованной к постели, Джейни неизменно навещала ее после занятий — помогала делать уроки и рассказывала последние сплетни, а позднее катала на коляске по крутым каменистым дорогам.

И все же большую часть времени Клэр проводила одна. Она увлеклась чтением, а заодно, осознав, что ее возможности наслаждаться жизнью ограничены, начала принимать активное участие в чужих делах.

Это она после смерти отца заставила мать получить образование. Это она уговорила Джека Треф-фри записаться в местную команду по регби, откуда он очень скоро ушел в профессиональный спорт. Это она вместе с Динни уговаривала нетерпеливую Джейни не отказываться от игры на волынке, оценив преимущества этого экзотического инструмента перед скрипкой, такой распространенной и банальной.

В конце концов Клэр настолько привыкла давать советы, что, даже вернувшись к нормальной жизни, продолжала вмешиваться в дела других, в том числе в отношения Джейни и Феликса.

Как она могла не вмешиваться, если ее лучшие друзья, самые любимые люди, которые просто созданы друг для друга, так глупы, что не понимают этого.

Она хотела как лучше, а в итоге только навредила всем.

Клэр вздохнула.

Она бы сделала все ради Джейни. А уж ради Феликса…

Больше всего на свете Клэр сожалела, что Феликс встретил Джейни раньше ее, хотя еще ни разу — если не считать сегодняшней досадной оговорки — она не намекнула ему на свои чувства.

Феликс любит хромоножек…

Если бы! Но, впрочем, пусть лучше ни он, ни Джейни никогда ничего не узнают…

«Пора исправлять свои ошибки», — сказала себе Клэр.

Она надела шерстяной жакет, сверху накинула плащ, оставила матери записку (на случай, если та вдруг проснется), а затем выскользнула на улицу и, постукивая тростью по мостовой, поспешила вниз по холму в направлении Дедушкиного дома.


3

Феликс мечтал снова очутиться в открытом море.

Этим вечером Маусхол с маленькими коттеджами и узкими улочками утратил свое обычное очарование. Окна домов, излучавшие теплый, приветливый свет лишь напоминали Феликсу о его бесконечном одиночестве. Тесные закоулки вызывали острые приступы клаустрофобии, а шум и смех, доносившиеся из «Корабельного двора», больно ранили своим весельем, которого он не мог разделить.

А море манило все настойчивее. Так было всегда, и именно это спасло Феликса, когда они с Джейни расстались в прошлый раз…

Он брел вдоль берега, прислушиваясь к шепоту прилива, но в голове у него звучали только обвинения Джейни, Дедушкины угрозы и утешения Клэр, пытавшейся найти хоть сколько-то разумное объяснение всему происшедшему.

Клэр…

«Жаль, я раньше не догадывалась, что ты неравнодушен к хромоножкам».

«О, Клэр! — вздохнул Феликс. — А я и не подозревал о твоих чувствах».

С первого дня их знакомства он видел в ней только доброго, отзывчивого друга и даже представить себе не мог, что она испытывает к нему нечто большее.

«Ну почему все так сложно?» — гадал Феликс уже не в первый раз.

Между ним и Джейни стояла не только боязнь сцены. Феликс чувствовал, что воспоминания о кошмаре, которым стал брак его родителей, мешают ему поверить в возможное счастье и не позволяют раскрыться полностью ни перед кем. Даже перед Клэр.

Клэр…

А как он сам относился к ней? Насколько хорошим другом был? Да, он написал ей много длинных писем, но никогда не задумывался о том, что творится у девушки на душе. Он охотно пользовался ее поддержкой в трудные минуты и черпал у нее силы, когда его личная жизнь шла кувырком. А Клэр все это время любила его и устраивала его счастье, не думая о собственном…

Оставив позади Маусхол, Феликс зашагал по дороге, ведущей в Ньюлин. Вскоре он миновал карьер и направился к верфи — туда, где покачивались на волнах грузовые суда. Положив свои вещи и трость Клэр на землю, Феликс уселся рядом и стал смотреть на море.

Что делать?

Снова сбежать? Ведь именно так он поступил в прошлый раз. Для разговора нужны как минимум двое. Достаточно ли он приложил усилий для того, чтобы наладить отношения с Джейни? Или, как всегда, пустил все на самотек, а теперь решил сбежать?

Почему он не может жить, как все нормальные люди, вместо того чтобы болтаться по свету в поисках покоя, которого все равно не найти? Почему не может завести семью, забыв о неудачном примере своих родителей? Почему не может перестать думать о сцене и просто играть в свое удовольствие?

Конечно же, это нелегко. Но разве остальным все дается даром?

Другие тоже страдают из-за несчастной любви, упущенных возможностей, разрушенных иллюзий Чем он лучше их?

Любимая женщина возненавидела его, как и ее дед.

Несостоявшаяся актриса, временно подрабатывающая секретаршей, заинтересовалась им, поскольку ее собственный дружок оказался мерзавцем.

Лучшая подруга на протяжении долгих лет скрывала свои чувства к нему.

Музыкальная карьера оказалась недостижимой из-за того, что он, подобному трусливому зайцу, не смог преодолеть свой страх перед аудиторией.

Он занимался неблагодарным трудом лишь потому, что получал взамен мнимую свободу.

Да, у него такие же сложности, как у всех. Просто он не научился их решать. Он всегда внимательно выслушивал других и охотно давал советы, между тем как о своих проблемах старался просто не думать. Однако они не исчезли — напротив, задавили его окончательно…

Феликс молча наблюдал за покачивающейся на волнах залива лодкой: одна во тьме, как и он… Но, возможно, стоит выйти на свет? Хотя бы начать с этого?

Голова шла кругом.

Феликс не мог вернуться в Маусхол: ни к Дедушке, где его больше не жаловали, ни к Клэр, где его жаловали слишком. Идти в Пензанс к изнывающей от скуки Лине ему тоже не хотелось.

Только море было способно утешить его. Оказываясь на самой границе суши и воды, он ощущал в себе способность перейти в другое измерение, стать частью мира, где время течет иначе и все привычное наполняется новым смыслом. Теперь Феликс понимал, каким образом моряки прошлого могли видеть русалок, морских драконов и корабли-призраки и наслаждаться песнями сирен.

Море обладало особой музыкой, и Феликс сам внимал ей неоднократно. Она не имела ничего общего с шелестом волн или шорохом камней на пляже. Она поднималась откуда-то из морских глубин и, долетая до слушателя, врывалась в самое сердце, заставляя его биться в унисон с ее ритмом. Руки невольно потянулись к инструменту, чтобы подхватить этот таинственный мотив.

Феликс достал из футляра свой кнопочный аккордеон[27]. Это был трехрядный «Хонер», который он купил в маленьком магазинчике в старой части Квебека. Корпус был поцарапан, а меха чинились так часто, что на них не осталось ни кусочка прежнего материала, но кнопки и язычки аккордеона все еще работали исправно, и Феликс не променял бы его ни на какой другой.

Молодой человек любил бродить по музыкальным магазинам, прослеживая любопытную историю возникновения этого инструмента. Близкий родственник губной гармоники, аккордеон появился на свет благодаря немцу Христиану Бушману, изобретателю устройства, представлявшего собой металлическую пластину с пятнадцатью прорезями, которые закрывались соответствующими стальными язычками. Дальнейшие усовершенствования были сделаны в 1829 году Демианом из Вены, однако первая производственная серия диатонических гармоник, или мелодеонов, была выпущена лишь полвека спустя фабрикой М. Хонера, расположенной в Троссингене.

У многих слово «аккордеон» вызывает в памяти разве что жалкую «Испанку»[28]. А ведь аккордеон еще задолго до появления рок-н-ролла, Лоуренса Уэлка[29] и Астора Пиазоллы[30] сопровождал танец Моррис[31] в Англии и чечетку в Канаде и вдохнул новую жизнь в шотландские и ирландские джиги и рилы. И по нынешний день аккордеон выдерживает конкуренцию с арфами, флейтами, скрипками и волынками, порождая великое множество виртуозных исполнителей народной музыки. Он согревает душу в минуты отчаяния и вызывает невольное желание притоптывать в такт. Но играть самому гораздо приятнее, чем просто слушать.

Феликс надел ремни и для разминки пробежался пальцами по кнопкам «Хонера», а затем, не сводя глаз с беспокойных вод залива, позволил музыке моря зазвучать под его руками.

В воздухе поплыла грустная мелодия, поднимавшаяся словно из глубины души. Она приносила облегчение, хотя и не могла развеселить Феликса или избавить его от страданий, ибо сердечные раны нуждались в более серьезном врачевателе.

Через пару часов молодой человек отложил аккордеон и, испытывая странное спокойствие, поднялся с земли.

Теперь он знал, что делать.

Он занесет Лине трость и сразу же после этого уедет. Нужно побыстрее найти новую работу, накопить немного денег и подумать наконец о будущем. Хватит прятаться от трудностей и жалеть о том, чего не вернуть.

Мысли о Джейни по-прежнему причиняли боль, но тут уж ничего не поделаешь: он не сможет забыть ее в одночасье, однако нельзя больше позволять этой девушке влиять на его судьбу.

И еще однажды он вернется в Маусхол, ссора с Джейни не помешает его дружбе с Клэр, Динни и всеми, кто его любит.

Феликс подхватил свои вещи и побрел вверх по дороге, ведущей в Пензанс. Задержавшись на вершине холма, он бросил взгляд в сторону Маусхола. Нестерпимая тоска сжала грудь, и, быстро отвернувшись, молодой человек двинулся прочь.

Решение, только что принятое с таким трудом, вдруг утратило всякий смысл, и лишь ценой неимоверных усилий Феликс сумел удержаться и не побежать назад.

«Проклятие, Джейни! — мысленно кричал он. — Ну почему ты даже не выслушала меня?»

С неба, плотно затянутого тучами, стали срываться первые капли.

Феликс упрямо шагал в Пензанс, ощущая противную влагу на щеках. Должно быть, дождь.

Должно быть…


4

Прогнав Феликса, Джейни мечтала только об одном — заползти в какую-нибудь нору и умереть. Терзаемая невыносимой болью, она сидела в кресле у камина, вцепившись в книгу Данторна, словно это был спасательный круг. Возле ее ног терся Джейбс, но Джейни не видела его, ощущая только пустоту вокруг и в своем сердце.

«Вот так, — подумала девушка, — что имеем — не храним. Потерявши — плачем».

Она вздрогнула, когда Дедушка положил руку ей на плечо.

— Не изводи себя, золотце. Ты ни в чем не виновата.

Джейни молча кивнула.

Дедушка тяжело опустился в соседнее кресло.

— Кто бы предположил… — Он покачал головой. — Феликс всегда казался таким преданным…

— Он… он и был таким… раньше… — чуть слышно пробормотала Джейни.

— Конечно, моя ласточка, — согласился Дедушка. — И от этого только больнее.

Джейни опять кивнула. Наверное, она что-то пропустила, не заметила, что Феликс изменился. Ведь должно же это было как-то проявиться? Однако она решительно не могла припомнить ничего странного.

Черт, зачем он это сделал?

Она не претендовала на его сердце — у него было право жить собственной жизнью независимо от того, нравится ей это или нет. Но предать их доверие, сговорившись с теми, кто пытался выкрасть работы Данторна…

— Нам придется снова спрятать книгу, — сказал Дедушка.

— Я… я только хочу…

— Хорошо, родная, ты можешь дочитать ее, но потом она должна исчезнуть.

Пожалуй, до сих пор все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сначала драгоценная находка на чердаке, потом долгожданное возвращение Феликса, появление репортера из «Роллинг стоун», мечтающего написать о ней статью… Что ж, жизнь не бывает гладкой, и Джейни давно уже следовало выучить урок, гласивший: не задирай нос слишком высоко, а не то кто-нибудь поставит тебе подножку. Как проклятый Алан, сорвавший ей гастроли, или Феликс, который вскружил ей голову и нанес удар в спину.

Она чувствовала себя такой потерянной.

— Я пойду прилягу.

— Поспи в моей комнате. Не хочу, чтобы ты оставалась без присмотра.

— Со мной все будет в порядке.

— Меня беспокоит твоя безопасность. Нам лучше держаться вместе на тот случай, если эти подлецы пожалуют сюда за книгой.

— Хорошо…

Все еще сжимая книгу, Джейни поднялась в комнату деда, забралась прямо в одежде под плед, свернулась калачиком и попыталась отключиться. Чуть позже ей позвонил Майк, но Джейни, сославшись на недомогание, отказалась подойти к телефону.

— Может, тебе все-таки стоило поболтать с ним, — вздохнул Дедушка. — Это отвлекло бы тебя от грустных мыслей.

— Сейчас я не могу ни с кем общаться, дедуля.

— Да, я понимаю: ты еще не оправилась от потрясения…

«И никогда не оправлюсь, — всхлипнула Джейни. — О Феликс, зачем ты вернулся? Я прекрасно жила до вчерашнего вечера».

Она попробовала уснуть, но сон не шел к ней. Джейни просто неподвижно лежала в темноте, заплаканными глазами уставившись в потолок.

Так что когда в дверь позвонили, девушка тут же вскочила, надеясь, что это Феликс, и вместе с тем страшась этого, но, услышав внизу голос Клэр, испытала облегчение и разочарование одновременно.

— Джейни плохо себя чувствует, дорогая, — сказал Дедушка.

— И все же ей придется меня выслушать. Равно как и вам. Простите за грубость, мистер Литтл, но сегодня вечером вы с Джейни вели себя как два идиота, и я не уйду отсюда, пока кое-что вам не втолкую.

Джейни нырнула обратно под плед. Она ценила благие намерения Клэр, но отныне любые попытки помирить Джейни с Феликсом были обречены на провал.

— Послушай-ка меня, — начал было Дедушка.

— Нет! — перебила его Клэр. — Это вы меня послушайте! — И громко закричала в сторону лестницы: — Эй, Джейни! Ты спустишься сама или предпочитаешь, чтобы я притащила тебя сюда силой?

«Боже, ну почему я не могу побыть наедине со своим горем?»

— Джейни!

— Не знаю, что в тебя вселилось, Клэр Мэбли, — насупился Дедушка, — но если ты немедленно не замолчишь…

— Ну что, что вы сделаете? Вызовите полицию, чтобы она вышвырнула меня отсюда? Да на здоровье — я успею сказать все, что хочу.

— Ты не понимаешь, — возмутился Дедушка. — Феликс…

— Нет, это вы не понимаете… Джейни!

«Неужели весь мир сошел с ума?» — гадала Джейни. Сначала Феликс их предал, а теперь вот Клэр взбесилась…

— Джейни!

— Прекрати орать! — не выдержал наконец Дедушка и тоже сорвался на крик.

Джейни встала и, прижимая к груди книгу Данторна, направилась вниз.

Спустившись, она застала в холле любопытную картину: Дедушка, с красным от гнева лицом, стоял напротив пунцовой Клэр.

— Только не деритесь, — попросила Джейни.

Они виновато посмотрели на нее, словно нашалившие дети, а затем заговорили одновременно:

— Это касается…

— Она не хочет…

Джейни беспомощно подняла руки. Она переводила взгляд с Клэр на Дедушку, искренне недоумевая, как могло дойти до того, что эти двое впали в такую ярость.

— Давайте выпьем по чашечке чая и спокойно все обсудим, — предложила она.

Джейни казалось невероятным, что ей пришлось выступать в качестве миротворца, да еще и между дедом и Клэр — ведь Томас Литтл считался добрейшим человеком, всеобщим любимцем, а Клэр была такой уравновешенной, что Джейни по пальцам могла пересчитать все случаи, когда подруга повышала голос. Впрочем, сейчас гораздо важнее было выслушать Клэр: в глубине души Джейни надеялась, что поведению Феликса найдется какое-то достойное оправдание.

И надежды не обманули ее.

Правда, при первом же упоминании о Лине Дедушка прервал Клэр, заявив, что американка охотится за книгой Данторна.

— Я не знала, — потупилась Клэр. — Но Феликс тоже этого не знал.

И она на одном дыхании рассказала обо всем, больше не позволяя перебивать себя.

— Но я собственными глазами видел Феликса с этой девицей, — возразил Дедушка, когда Клэр наконец замолчала. — Они ехали на одном велосипеде и выглядели как влюбленные голубки.

— Он просто вез ее в отель.

— Он мог бы вызвать «скорую помощь».

— А вы могли бы позволить ему все объяснить, — съязвила Клэр. — Феликс познакомился с Линой совершенно случайно. Или, по-вашему, он должен был бросить ее на обочине дороги?

«Какой же истеричкой я была! — ужаснулась Джейни. — Клэр совершенно права: Феликс мог даже не догадываться об истинных намерениях Лины!»

— Все это очень хорошо, — не унимался Дедушка, — но почему мы должны полагаться на слова Феликса?

— А разве он когда-нибудь лгал вам? — спросила Клэр.

Джейни покачала головой. Однако Дедушка неожиданно кивнул.

— Письмо, — пояснил он. — Джейни говорит, что она не посылала его. И я ей верю.

— Конечно, она его не посылала, — усмехнулась Клэр. — Это сделала я.

Джейни изумленно уставилась на нее:

— Ты?!

— Да. Должен же кто-то был вас помирить.

— Так… так, значит, Феликс не имеет к этому никакого отношения?

Джейни повернулась к Дедушке с отчаянием в глазах. А он растерянно смотрел на нее.

— Естественно, не имеет. Ради бога, Джейни! Неужели ты думаешь, что Феликс способен причинить вам вред?

Не способен, согласилась Джейни. И если бы она удосужилась выслушать его, то давно бы уже это поняла.

О Феликс…

— Я просто дура, — прошептала Джейни. — Я гадкий, дрянной человек. Как… как я могла поступить с ним подобным образом?

— Мы оба обидели его, — потупился Дедушка.

— Ну, тут есть и моя вина, — вздохнула Клэр. — Не надо было отправлять то письмо. Просто мне так хотелось сделать Джейни счастливой…

— И тебе это удалось, — слабо улыбнулась Джейни.

И действительно, что могло быть лучше возвращения Феликса? Да, поначалу она немного испугалась нахлынувших чувств. Но ведь это естественно. Зато потом, успокоившись, Джейни наконец-то осознала, как сильно скучала по нему. А сейчас…

— Он… он у тебя, Клэр?

Клэр покачала головой:

— Я одолжила ему трость, и он собирался отнести ее Лине. Правда, теперь я подозреваю, что вся эта история с поврежденной ногой всего лишь хорошо разыгранный спектакль. Потом Феликс думал отправиться в Лондон искать работу.

— И давно вы с ним расстались? — спросил Дедушка.

Клэр взглянула на часы:

— Около получаса я добиралась до вас, пару часов мы разговаривали… Выходит, Феликс ушел от меня около трех часов назад.

— В каком отеле остановилась эта Лина?

— Феликс не сказал.

— Должно быть, он уже уехал, — заплакала Джейни. — Черт! Ну почему я была такой жестокой!

— Ты же не знала правды. — Дедушка протянул руку, чтобы утешить ее, но Джейни резко вскочила из-за стола. — Куда ты? — встрепенулся старик.

— Искать Феликса. Куда же еще?

— Я с тобой.

Джейни замотала головой:

— Я должна сама с ним поговорить, дедуля. — И добавила, обращаясь к подруге: — Спасибо тебе, Клэр. Правда, спасибо.

— Джейни, если бы я не посылала этого дурацкого письма…

— Ты поступила правильно. Это я все испортила, мне и расхлебывать.

Джейни быстро поднялась к себе в комнату, надела жакет и взяла ключи от машины. Дедушка и Клэр ждали ее на улице. Клэр застегнула плащ на все пуговицы, накинула капюшон и стала похожей на спасателя береговой охраны.

— Тебя подвезти? — спросила ее Джейни.

— Нет, не трать время. Со мной все будет в порядке.

— Клэр, дорогая, — сказал Дедушка. — Не могу выразить, как я сожалею…

— Мы все испытываем это чувство сегодня… Поезжай, Джейни. Я зайду завтра. — Она улыбнулась на прощание им обоим и зашагала прочь.

Дедушка махнул в сторону «релианта»:

— Верни Феликса, моя ласточка. Джейни решительно кивнула:

— Обязательно.


5

Маленькая площадь перед Дедушкиным домом называлась Церковной из-за церкви методистов, расположенной в ее северо-восточной части. Перед церковью, окруженной низкой каменной стеной, был небольшой дворик.

Именно там и притаился Майкл Бетт с приемником в руках. На нем была низко надвинутая шляпа и очки со специальными инфракрасными линзами, выполнявшими двойную функцию: во-первых, они, как и шляпа, скрывали его лицо от посторонних глаз, а во-вторых, обеспечивали ему ночное видение. Бетт был одет в теплый свитер, плотные брюки, плащ и резиновые сапоги с толстыми стельками из овечьей шерсти.

Бетт снял наушники и ждал, пока дверь Дедушкиного дома захлопнется, звук шагов Клэр растает вдали, а машина Джейни исчезнет из виду.

Наняв частного детектива Сэма Деннисона, Майкл поручил ему установить в доме Литтлов несколько «жучков» — один на кухне, другой в гостиной, третий в комнате наверху и четвертый в спальне Джейни.

Радиус передачи подслушивающих устройств был гораздо значительнее, чем требовалось Бетту на таком расстоянии, однако он уже мечтал о большем — тогда он смог бы оставаться в своем номере в отеле, а не мокнуть под дождем. Правда, в таком случае он был бы лишен возможности немедленно действовать по ситуации…

Сунув приемник во внутренний карман плаща, Бетт перемахнул через стену и направился к красной телефонной будке, на которую обратил внимание еще днем. Достав монетку, он набрал номер Лины. Та сняла трубку после второго гудка.

— Ты знаешь, что по телефону твой голос звучит замечательно? — спросил Бетт.

— Что тебе нужно?

— Не поверишь, но мне удалось подслушать весьма любопытный разговор между Литтлами и их старой доброй знакомой Клэр Мэбли. И как ты думаешь, что я выяснил?

— У меня нет настроения играть в игры.

— У меня тоже! Помнится, я велел тебе оставаться в отеле!

Наступила пауза. Бетт выжидающе молчал: пусть эта девица поразмыслит над своим поведением.

— Я могу все объяснить, — начала Лина.

— Ладно, не утруждайся.

Майкл быстро сообщил ей ровно столько, сколько Лине, по его мнению, следовало знать, и в заключение предупредил:

— Учти, что Феликс в любую минуту может постучать в твою дверь.

— О черт…

— Что я слышу. Ты, кажется, не рада, дорогая Лина?

— Просто я…

«Она жалеет Феликса Гэйвина», — с удивлением осознал Бетт. Вот это новость! Снежная Королева решила — очевидно, для разнообразия — проявить сострадание к ближнему. Однако Бетту меньше всего на свете хотелось, чтобы Лина превращалась сейчас в заботливую наседку. Хватит с него и ее тупости!

— Слушай меня очень внимательно, — процедил он тоном, не терпящим возражений. — Когда к тебе придет Феликс, ты задержишь его у себя в номере.

— Но…

— Мне глубоко плевать, как ты это сделаешь, но не вздумай меня подвести! Видишь ли, — добавил он, — если сегодня вечером я встречу Феликса Гэйвина на улице, завтра прибой вынесет на берег его тело. Я ясно выражаюсь?

— Что ты замышляешь, Майкл?

— Мне нужно разобраться с подружкой Литтлов. Она, как и ты, слишком часто сует свой нос в чужие дела. Но, в отличие от тебя, ей я не дам второго шанса.

Наступила очередная пауза.

— Папа просил обходиться без случайных жертв, — заговорила наконец Лина.

Бетт расхохотался. Случайные жертвы! Боже, ну и словечки она заучила.

— Это не шпионский роман, — напомнил он ей.

— Но папа…

— Я здесь главный. Так что выполняй мои распоряжения! — рявкнул Бетт и повесил трубку, прежде чем Лина успела ответить.

Она определенно начинала действовать ему на нервы.

Выйдя из телефонной будки под дождь, Бетт сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы немного успокоиться. Как он мечтал вонзить нож в плоть этой женщины и наблюдать за ее реакцией!

Наверняка она будет визжать, рыдать и умолять.

Наверняка…

«Забудь об этом», — одернул он себя.

Он не мог тронуть Лину, не заручившись поддержкой Мэддена. Точно так же, как не мог тронуть Литтлов — по крайней мере, пока они не отдадут то, что ищет Орден.

Однако никто не инструктировал его насчет друзей Литтлов — например, насчет девицы Мэбли.

Она постоянно во все вмешивалась, и Бетт не мог позволить ей и дальше путаться под ногами. К сожалению, ему не удастся всласть помучить эту Мэбли, однако он надеялся получить хоть какое-то удовольствие, сбросив ее с утеса. Бетт не любил любопытных. И не любил калек.

Согласно донесению Деннисона, несчастный случай произошел, когда Клэр была еще ребенком. Утесы позади ее дома и вправду были не самым лучшим местом для прогулок. Будет так жаль, если несчастная хромоножка сорвется во второй раз.

Бедная, бедная Клэр Мэбли…

И бедная Джейни Литтл — сначала потерять любимую подругу, а затем обнаружить своего мужчину (если только Лина не сваляет дурака!) в гостиничном номере «врага».

Тогда Джейни, вне всякого сомнения, будет нуждаться в утешении, и Бетт прекрасно знал, кто может утешить ее — Майк Бетчер, репортер из «Роллинг стоун».

Подумав об этом, он с бодрой улыбкой двинулся по следам Клэр Мэбли, намереваясь догнать ее, прежде чем она доберется до дома. Конечно, и двери для него не помеха, но зачем создавать лишний шум?

Пустынные улицы. Темные улицы. Всякое может случиться. Даже в таком захолустье.


6

Вернувшись домой, Дедушка окинул взглядом гостиную и неожиданно почувствовал, что на него давят стены. Он никогда еще не испытывал такого ощущения в своем уютном жилище.

«Должно быть, это угрызения моей нечистой совести», — вздохнул старик.

Клэр была совершенно права: они не задумываясь обвинили Феликса, словно он и раньше обманывал их доверие.

Дедушка считал себя главным виновником происшедшего и терзался вопросом, сумеет ли Феликс когда-нибудь простить его и будет ли у него шанс попросить прощения. Ведь молодой человек мог отправиться куда угодно, и Дедушка не слишком надеялся на то, что Джейни посчастливится разыскать его. Все зависело от удачи, а удача, судя по последним событиям, отвернулась от них.

И тут внимание старика привлекла «Маленькая страна»: Джейни принесла книгу вниз да так и оставила на диване, увлекшись разговором с Клэр.

Виновен Феликс или нет — а Дедушка все больше и больше склонялся к последнему, — однако причина всех несчастий, по-видимому, таится в этом романе.

Дедушка взял «Маленькую страну», повертел ее в руках, а затем положил на подлокотник своего кресла. Он прочел эту книгу много лет назад и с тех пор не открывал ее. Тогда в его доме тоже начали происходить загадочные вещи, и связанные не только с появлением охотников за работами Данторна. Это было нечто необъяснимое и вместе с тем очевидное. Музыка, которая доносилась непонятно откуда. Едва уловимое движение, которое моментально замирало под пристальным взглядом.

Мучительное беспокойство, которое терзало Дедушку и его молодую жену Аделину.

Ночные страхи их сына Пола, прежде не боявшегося темноты.

Все это прекратилось, когда роман наконец убрали в надежное место.

— Зачем ты тревожишь нас? — спросил Дедушка, обращаясь к призраку своего старого друга, незримое присутствие которого он явственно ощущал. — Что ты спрятал в этой книге?

Сам Дедушка не находил в ней ровным счетом ничего подозрительного.

Да, она была издана в единственном экземпляре, но это еще ничего не значило. И сюжет не отличался оригинальностью, хотя эта история и полюбилась Дедушке больше всех остальных.

Особенно ему понравился один из главных героев — капитан рыболовецкого люггера «Талисман». Моряк взял на себя заботу о девушке-сироте, которая, переодевшись мужчиной, нанялась на судно. Когда обман раскрылся, возмущению команды не было предела, ведь каждый знал, что женщина на корабле приносит несчастье.

Билли Данторн поселил своих персонажей в выдуманном городке, являвшем собой собирательный образ: Дедушка без труда узнавал в нем черты Пензанса, Ньюлина и Маусхола. В книге упоминались и Маленькие Человечки, и утраченная музыка, способная исполнить одно заветное желание того, кто сумеет запомнить и воспроизвести мотив.

И то и другое уже встречалось в предыдущих работах Данторна, что казалось довольно странным, поскольку Билли ненавидел повторения. Однако это была совершенно новая история, очень увлекательная, и Дедушка готов был поклясться, что книга обращалась непосредственно к нему. С годами это впечатление только усилилось, когда старик начал замечать очевидные параллели между собственной жизнью и судьбой капитана «Талисмана».

Тем не менее все это никак не оправдывало интереса к книге Лины и ее сообщников, так же как и прочих охотников за наследством Данторна, которые время от времени появлялись на протяжении этих тридцати пяти лет.

Дедушка принялся листать «Маленькую страну» в надежде понять, что же кроется в этой книге. Внезапно раздался какой-то шум, и старик поднял голову, прислушиваясь. Может, это Джейни? Но нет — опять тишина. Наверное, просто воет ветер или дождь бьет по стеклам.

Дедушка взглянул на часы: Джейни уехала всего двадцать минут назад. Он чувствовал страшную усталость, но знал, что все равно не сможет заснуть, пока Джейни не вернется домой — с Феликсом или без него.

Чтобы скоротать ожидание, Дедушка снова открыл книгу и, поглощенный чтением, не заметил, как стал напевать себе под нос смутно знакомый мотив.


Бродячая трясина

От упырей, и призраков, и тварей длинноруких, что бродят по ночам, избави нас, Господь.

Корнуэльская молитва


1

— Не смотри ей в глаза! — закричал Эдерн, когда фамильяр отпрыгнул в сторону, пропуская Вдову к щели между ящиками, где прятались маленькие беглецы.

Но было слишком поздно: огромный зрачок Вдовы уставился на Джоди немигающим магнетическим взглядом, буквально пригвоздив ее к месту. Он гипнотизировал ее, манил ее.

Иди ко мне, иди ко мне…

Джоди сделала шаг вперед.

— Джоди, нет! — завопил Эдерн.

Увы, с тем же успехом он мог пытаться удержать воду в решете, поскольку заклинание уже проникло в сознание Джоди, и теперь она слышала только мягкий, приветливый шепот Вдовы, обещавший полную безопасность.

Иди ко мне, моя дорогая…

Когда Джоди сделала второй шаг, Эдерн толкнул ее на ящик. Этого резкого движения оказалось достаточно, чтобы разрушить наваждение.

— Что… — выдохнула Джоди, увидев перед собой лицо Эдерна.

— Не смотри ей в глаза, — повторил он. — И не слушай того, что она говорит.

Прежде чем Джоди успела ответить, Эдерн схватил ее за руку и потянул вглубь лабиринта. Освободившись от гипнотического взгляда Вдовы, девушка дрожала мелкой дрожью, а вслед им летел медовый голос, суливший исполнение любых желаний. Поддавшись, Джоди хотела было вернуться, но Эдерн изо всех сил дернул ее за рукав и запел. Его чистый тенор прорвался сквозь слащавую оболочку обещаний, обнажив всю их лживость.

А Джоди так хотелось верить…

Эдерн, словно прочитав ее мысли, запел громче:

Допоздна не спите, дети,

А сойдитесь на рассвете

В свой веселый хоровод…

— Пой со мной! — крикнул он.

Мгновение Джоди колебалась, а затем подхватила знакомую песенку:

Проводите зимний холод,

И тогда за ним в ваш город

Снова теплый май придет.

Опасаясь, что Джоди помнит не все слова, Эдерн перешел непосредственно к припеву. Крепко сжимая руку девушки, он буквально тащил ее за собой.

Продолжая петь, беглецы отступали, пока не оказались на самом краю пристани. Дальше идти было некуда. Джоди и Эдерн все еще слышали, как Вдова произносит свои заклинания, однако теперь, отделенные от нее несколькими рядами массивных ящиков, они уже не были так беззащитны перед ее магией.

Наконец старуха замолчала.

Джоди устало опустилась на доски.

— О черт, — пробормотала она. — Мы чуть не попались.

— Это точно, — согласился Эдерн.

— Но как ей удалось заворожить меня своим голосом? Кажется, еще минута — и я исполнила бы любое ее повеление.

Эдерн покачал головой:

— Голос тут ни при чем. У Вдовы частица тебя, заключенная в пуговицу, которую она пришила к своей накидке. Поэтому старуха и имеет над тобой власть.

— Но сейчас мы в безопасности, да?

— Ненадолго. Скоро эти ящики начнут грузить, и тогда нам негде будет прятаться.

— А что если залезть в один из них? — предложила Джоди.

— И где мы в итоге окажемся?

Джоди вздохнула:

— Гром и молния. Как ты думаешь… — Не договорив, она поморщилась. — Откуда так воняет?

В темноте Джоди не могла видеть лица Эдерна, но почувствовала, как тот напрягся.

— Эдерн, — окликнула она его, — в чем дело?

— Она гораздо могущественнее, чем я предполагал, — тихо ответил он.

— О чем это ты?

И тут Джоди ощутила, что доски под ней сделались склизкими. Отвратительный запах становился острее, словно кто-то растревожил вековое болото. Девушка вскочила на ноги и брезгливо отряхнула брюки.

— Ты знаешь что-нибудь о слочах? — спросил Эдерн.

— Нет, но, судя по твоему тону, это что-то нехорошее.

— Они просто ужасны — особенно для существ нашего размера.

Джоди услышала, как к ним приближается нечто хлюпающее.

— Для ведьмы это что-то вроде фамильяра, — пояснил Эдерн. — Только живут слочи недолго, не больше одной ночи.

Джоди повернулась и стала вглядываться в темноту прохода между ящиками. Через некоторое время она сумела рассмотреть слабое зеленоватое мерцание. Вонь казалась нестерпимой, и откуда-то повеяло холодом, непривычным для осенней ночи в Бодбери.

— Какие они, эти слочи, Эдерн?

— Они слеплены из грязи, тины и гнили. Вместо крови в их жилах течет болотная жижа. Их глаза горят ведьминой ненавистью.

Джоди и сама уже увидела маленькие зловещие искры, выделявшиеся на фоне зеленоватого мерцания, которое излучали твари.

— А что они могут нам сделать? — поинтересовалась девушка, стараясь не дышать носом.

Теперь она различала очертания слочей: на тоненьких ножках покачивались пузатые туловища, увенчанные маленькими головками без шеи. Джоди закашлялась, почувствовав сильный приступ тошноты.

— Они могут отвести нас обратно к Вдове, — уныло ответил Эдерн.

— Нет! — взвизгнула Джоди. — Ни за что!

— Они гораздо сильнее, чем кажется, и способны разорвать нас на кусочки.

— Но должен же быть какой-то выход! Должен…

Но впереди лежало море, справа и слева вздымались ящики, а сзади приближались зловонные слуги Вдовы.

— Даже не представляю, что можно придумать, — потупился Эдерн. — Если только… — Он вдруг посмотрел на волны. — Ты умеешь плавать?

— Да, но, учитывая наш размер, как мы сумеем добраться до берега?

— Это твой единственный шанс, Джоди. Морская вода защитит тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Ведьмы, как и прочая нечисть, не выносят прикосновения соли. Мы, путешественники, еще помним об этом…

— Я о другом, — перебила его Джоди. — Ты сказал, что морская вода защитит меня. А как насчет тебя самого?

Тем временем слочи подступили уже так близко, что Джоди смогла разглядеть их черты, о чем тут же пожалела — слишком уродливыми были их похожие на репы головы с разрезами вместо ртов и горящими дырами вместо глаз.

— Я не умею плавать, — признался Эдерн.

— Я помогу тебе — Топин учил меня, как поддерживать человека на воде. Это не так уж сложно.

— Ты не понимаешь — я пойду ко дну, едва коснувшись волн.

— Какая чушь! Почему бы тебе не…

— Поверь мне.

— Я не оставлю тебя.

Эдерн сделал шаг навстречу ужасным существам.

— Ты должна спастись, — твердо заявил он. — Не забудь о Мен-эн-Толе. Пролезь через его дыру девять раз на восходе луны.

— Я не…

Но Эдерн уже не слушал ее — сорвавшись с места, он разбежался и врезался в самую гущу склизких тел. Двигавшийся впереди слоч рухнул, увлекая за собой следующего. В воздухе раздалось омерзительное шипение.

— Они нужны мне живыми! — донесся из-за ящиков голос Вдовы.

Джоди бросилась было к упавшим слочам, намереваясь добить их пинками, но Эдерн преградил ей путь.

— Позволь мне помочь тебе! — взмолилась девушка.

— Уходи! — крикнул Эдерн, не оборачиваясь, а потом вцепился в ближайшего к нему урода и одним мощным рывком выдернул у него руку.

Брызнула густая черная кровь. Одна капля попала на запястье Джоди и оставила ожог. А Эдерн, которого страшный душ окатил с головы до ног…

Джоди задохнулась от ужаса: его черты стремительно расплывались. Там, где всего несколько мгновений назад было симпатичное лицо, теперь свисали лишь куски расплавленной кожи.

— Эдерн… — прошептала она.

Тот рванул за руку другого слоча, и в него тут же ударила новая струя вонючей жижи. Сердитое шипение стало громче и пронзительнее. Монстры из задних рядов переступали через тела своих павших собратьев, пытаясь дотянуться до Эдерна.

— Нет! — услышала Джоди вопль Вдовы. — Вы погубите их!

Джоди тупо кивнула и прошептала:

— Не трогайте несчастного человека-Человека… Но был ли он когда-нибудь человеком?

Теперь, когда кожа сошла с лица Эдерна, Джоди обнаружила, что вместо костей под ней металл — его полированная поверхность мерцала в тусклом свете, исходившем от тел чудовищ. Девушка зажала рот рукой, не в силах произнести ни слова. Между тем один из слочей ударил Эдерна в грудь, обнажив часовой механизм, который заменял тому сердце. Из образовавшейся дыры тут же посыпались всякие гаечки, болтики, колесики.

Застыв на месте, Джоди ошарашенно глядела на своего друга, который оказался всего лишь заводной игрушкой, вроде тех, что валялись на верстаке Дензила, только, в отличие от них, он ходил и разговаривал как живой.

— Ты не…

Нет, это не может быть правдой!

Слочи отшвырнули изуродованного Эдерна прочь, и, ударившись о доски причала, механический человечек с болью посмотрел на Джоди.

— Камень, — произнес он изменившимся голосом. — Девять раз через дыру… Запомни… На восходе луны…

— Да… — тихо ответила она.

— Что вы натворили, идиоты! — послышался крик Вдовы.

Джоди начала медленно пятиться, не в силах оторвать потрясенного взгляда от лица Эдерна. Постепенно свет в его глазах померк, и они превратились в две безжизненные стекляшки. Тогда девушка развернулась и побежала.

Слочи двинулись следом, наполняя воздух своим отвратительным шипением и тошнотворным запахом. Джоди слышала возгласы Вдовы и видела Уиндла, наблюдавшего за ней в щель между ящиками, но все это уже мало заботило ее. Достигнув края пристани, девушка бросилась вниз, и через мгновение темные воды сомкнулись над ее головой.


2

Дензил и Топин прошли Бодбери вдоль и поперек, но не встретили никаких следов Джоди. Она словно испарилась.

Еще в самом начале поисков Топин обратился за помощью к Каре Фолл, девочке из Трущоб, то есть, попросту швырял камешки в ее окно, пока она не вышла. Когда девочке объяснили, в чем дело, она села на велосипед и куда-то укатила, и вскоре на улицы Бодбери высыпала целая команда ребятишек на велосипедах. Они рыскали по округе, время от времени приезжали к Дензилу и Топину с докладом.

— Джоди не появлялась на холме.

— Ее не было в старой части города.

— Мы осмотрели Новую Пристань, но там нет никого, кроме Вдовы и ее уродливой кошки.

— Эта кошка без шерсти!

— И на пристани так гадко пахнет!

После полуночи дети разъехались по домам, а Дензил и Топин продолжали обыскивать Бодбери, хотя ни один из них уже не видел в этом особого смысла.

— Ну, — сказал наконец Топин, присаживаясь на парапет набережной, — кажется, твой логический метод исчерпал себя?

— Кажется, сейчас ты предложишь очередную глупость, — парировал Дензил.

Топин улыбнулся:

— Пришла пора принять в расчет невероятное. — И когда Дензил нахмурился, добавил: — Мы ведь так договаривались.

— Это была твоя идея.

— А ты способен придумать что-то лучшее?

— Мы могли бы еще раз обойти город… — Дензил замолчал, увидев, что Топин качает головой.

— Зачем?

— Чтобы найти Джоди!

— Позволь мне кое-что объяснить тебе…

Дензил вздохнул:

— Ладно, Бренджи, не обижайся. Я просто встревожен.

— Я тоже.

— И каков же твой план?

Топин кивнул в сторону старых складов, которые тянулись в дальней части Трущоб.

— Мы попросим помощи у Хенки.

— Вот теперь я не сомневаюсь, что ты сумасшедший.

Хедрик Вэйл имел репутацию главного городского распутника. Под стать своей фамилии[32], он был крупным мужчиной, ростом в шесть с половиной футов и весом в три сотни фунтов. Хенки очень коротко стриг волосы, но при этом носил длинную, по грудь, бороду и заплетал ее в косички. Он слонялся по Бодбери в грязных штанах, стоптанных ботинках, свитере до колен и неизменном шарфе на шее. Но, несмотря на его странноватую внешность и вонь, исходившую от давно не стиранной одежды, женщины были от него без ума.

Когда рыбный промысел в этих краях сошел на нет, Хенки весьма своеобразно распорядился наследством, оставленным ему отцом-китобоем, — он купил несколько пустующих складов в Трущобах и заселил их городскими отщепенцами. В своем жилище он разместил огромную библиотеку и коллекцию собственных картин, изображавших преимущественно прекрасных женщин. Полотна Хенки прямо дышали, но не жизнью, а скорее животной страстью и непристойностью.

Страшный скандал разразился, когда Хенки нарисовал на стене одного из складов обнаженных членов городского совета, проиллюстрировав на их примере различные степени опьянения. Однако по-настоящему дурную славу ему принесло загадочное происшествие с исчезновением трупа. После кончины своего непутевого дружка Джона Бриелло, не имевшего ни кола, ни двора, ни даже определенного возраста, Хенки мумифицировал его тело, сославшись при этом на предсмертную волю усопшего.

Он держал тело в своей студии, но когда местные власти, пронюхав о выходке художника, выслали к нему полицейских, те ничего не нашли: труп пропал без следа.

Дензил искренне восхищался мастерством Вэйла, отдавая должное его таланту, но не мог провести в его обществе и нескольких минут: по его мнению, Хенки был вонючим, грубым, отвратительным задирой.

— Просто ты его плохо знаешь, — заявил Топин.

— И ничуть об этом не жалею.

— Он может нам помочь, — настаивал Топин.

— Ты бы еще попросил помощи у Вдовы Пендер.

— Хенки тоже обладает некоторыми из приписываемых ей способностей! — выпалил Топин.

Дензил закатил глаза:

— Он что — гадает на стеклянном шаре?

— Бери выше: он умеет разговаривать с мертвыми.

— Да ты точно спятил!

Топин поднялся с парапета и принялся нарочито нетерпеливо отряхивать одежду.

— Это полнейшая чушь! — добавил Дензил.

Топин между тем внимательно осмотрел свои ногти и, вытащив из кармана перочинный ножик, начал чистить их.

— Это напрасная трата времени, — простонал Дензил, уже не так уверенно.

Топин обратил лицо к заливу и стал насвистывать непристойную песенку. Дензил вздохнул:

— Я знаю, что совершаю глупость.

Топин развернулся и похлопал его по плечу:

— Не падай духом, старина. Оптимизм способен творить чудеса. Если бы только люди поняли, какая в нем заключается…

Дензил поправил очки, явно намеревавшиеся свалиться с кончика носа.

— Не мог бы ты закончить побыстрее?

— … сила… — Топин усмехнулся. — Ты не пожалеешь.

— Я уже об этом жалею, — пробормотал Дензил, вслед за Топином направляясь в сторону складов Хенки.

Им открыла дверь сногшибательная брюнетка в простыне, под которой, судя по всему, ничего не было. Дензил узнал женщину и очень удивился: это была Лиззи Снелл, секретарь мэра.

— Привет, Бренджи, — сказала она. — Здравствуйте, мистер Госсип. Что привело вас сюда посреди ночи?

— Хенки еще не спит? — поинтересовался Топин.

Лиззи покраснела:

— Не спал, когда я поднималась с постели.

— Он может принять нас?

— Сейчас спрошу. Проходите.

Она закрыла входную дверь и нырнула в лабиринт из книжных шкафов, оставив гостей любоваться огромной картиной, на которой уже никакая простыня не скрывала великолепных форм роскошной брюнетки.

— Прекрасно, — выдохнул Топин.

— Да, — согласился Дензил, бросив беглый взгляд, и поспешно схватился за лежащую на столе рукопись в надежде скрыть свое смущение. — Хенки очень талантлив.

— Я имел в виду Лиззи, — рассмеялся Топин.

Дензил прочел название рукописи — «Физическая и духовная забота о пенисе. Исследование Хедрика Вэйла» — и быстро швырнул ее обратно на стол.

«Какая долгая ночь!» — подумал он.

— Может, нам уйти? — предложил он Топину. — Неловко, что мы побеспокоили Хенки в такой момент…

— Уйти? — послышался глубокий бас. — Черт побери, вы же только что пришли!

Дензил захлопал глазами: на мгновение ему почудилось, что из-за книжных шкафов, за которыми недавно исчезла Лиззи, вывалился медведь, однако это оказался хозяин собственной персоной — все три сотни фунтов, завернутые в медвежью шкуру. Лиззи, теперь уже облаченная в свободный восточный халат, выглядывала из-за его плеча.

— Чаю? — предложила она.

— Или чего-нибудь покрепче? — проревел Хенки. Его голос, с ужасом вспомнил Дензил, отчаянно борясь с желанием заткнуть уши, всегда был таким громким.

— Чаю я выпью с удовольствием, — ответил он. — Правда, с удовольствием.

— А мне чего-нибудь покрепче, — попросил Топин.

Спустя полчаса все четверо сидели в дальнем конце склада, переоборудованном под кухню. Лиззи и Дензил пили по второй чашке чая, Топин и Хенки потягивали виски, и Дензил уже давно потерял счет наполняемым стаканам. К этому времени философ и художник успели обменяться последними новостями, и наконец речь зашла о деле.

— Вдова Пендер никогда мне не нравилась! — воскликнула Лиззи. — Ее хлебом не корми — дай только пожаловаться на что-нибудь в полицию.

— Она спелась с этим паршивцем Тремером, — подхватил Хенки. — Чертов безмозглый полицейский!

— У тебя снова была с ним стычка? — спросил Топин.

Хенки мрачно кивнул:

— Лучше не напоминай.

«Да, не надо», — мысленно взмолился Дензил. К счастью, Хенки не стал ничего рассказывать. Немного помолчав, он обратился к Дензилу.

— Бренджи совершенно прав, — сказал он. — Сегодня ночью в воздухе воняет магией.

«И немытыми телами», — добавил про себя Дензил, задумчиво глядя на Лиззи: как она может спать с этим человеком?

— Но думаю, мы все-таки сумеем вам помочь, — добавил Хенки.

— Вот видишь! — торжествующе улыбнулся Дензилу Топин.

— Ив чем именно будет заключаться ваша помощь? — поинтересовался Дензил.

— Ну, точнее, не моя, а Бриелло.

Дензил подпрыгнул на стуле:

— Прошу прощения?

— Моего друга Джона Бриелло.

Мертвого Джона Бриелло?

— А какого же еще?

Дензил бросил красноречивый взгляд на Топина:

— Кажется, нам и вправду пора.

— Не судите сгоряча о том, чего не знаете, — предостерег его Хенки.

— Мертвецы молчат, — твердо заявил Дензил. — В отличие от виски.

Лицо Хенки потемнело.

— Вы что, называете меня лжецом?

Инстинкт самосохранения подсказывал Дензилу, что лучше промолчать, но вместо этого упрямый старик онемевшими пальцами поправил очки и ответил:

— Если вы утверждаете, что покойник станет давать мне советы, то да — я называю вас лжецом.

Несколько мгновений Хенки внимательно рассматривал его, а потом вдруг расхохотался:

— Вы нравитесь мне, Дензил Госсип. У вас острый ум, а это стало настоящей редкостью в нашем прогнившем Бодбери. — И, повернувшись к Топину, добавил: — Однако нам придется завязать ему глаза.

— Он согласен, — ответил за Дензила Топин. — В любом случае, после сегодняшней ночи он почувствует, что прожил с повязкой на глазах большую часть своей жизни.

Дензил бросил на него суровый взгляд и поднялся на ноги.

— Я ищу своего лучшего друга, и у меня нет времени на…

— Да сядьте же вы, черт возьми! — рявкнул на него Хенки.

— Не принимайте все так близко к сердцу, — мягко сказала Дензилу Лиззи. — Они просто дразнят вас.

— Я сейчас не в настроении для шуток, — насупился он.

— А Хенки и не шутит. Бриелло действительно может помочь вам — я лично была свидетельницей того, как он разговаривает.

— Но…

— Я понимаю, что это звучит странно, но разве наш мир сам по себе не полон загадок?

— Хватит болтать, — буркнул Хенки. — Лиззи, дай-ка сюда шарф — используем его в качестве повязки на глаза. Вы ведь позволите нам сделать это, мистер Госсип?

— Ну…

— Вот и славно.

— Не волнуйтесь, — шепнула Дензилу Лиззи. Она сняла с него очки и сунула их в нагрудный карман его сюртука, а затем плотно завязала ему глаза. — Я буду указывать вам путь.

И прежде чем он успел что-либо возразить, она взяла его за руку и повела за собой.

Сначала они шли по деревянному полу — Дензил слышал стук шагов по половицам. Потом скрипнула дверь, и они ступили на камни мостовой, старик отчетливо почувствовал запах моря. Спустя пару минут они опять оказались в каком-то помещении и принялись спускаться по длинной каменной лестнице. Через множество ступенек и поворотов скрипнула другая дверь, и тут наконец с Дензила сняли шарф. Некоторое время он отчаянно моргал, привыкая к свету, затем надел очки и осмотрелся. Они находились в подвале, где была устроена гостиная в викторианском стиле, украшенная — что, конечно же, было неудивительно — работами Хенки. Топин держал в руке фонарь, улыбающаяся Лиззи — шарф. А Хенки стоял напротив набальзамированного трупа, прислоненного к дальней стене комнаты.

Если не считать потемневшей кожи и неестественной позы, труп вполне мог сойти за живого человека. Правда, живым не клали серебряных монеток на веки…

Дензил нервно сглотнул: теперь он окончательно убедился в том, что попал в лапы к компании психов. Он в отчаянии оглянулся на дверь. Она была не заперта, но несчастный глубоко сомневался в том, что сумеет проскочить к ней мимо своих мучителей.

Задыхаясь от негодования, Дензил повернулся к Топину, но в этот момент Хенки как раз закончил объяснять трупу проблему, из-за которой его потревожили.

— Итак, старина, можешь ли ты сообщить нам, куда подевалась Джоди Шепед?

Дензил взглянул на мумию Бриелло и потерял дар речи: она зашевелилась. Монеты на глазах зловеще блеснули в тусклом свете фонаря, челюсть мертвеца поползла вниз, и в следующую секунду воздух прорезал звук, похожий на завывание ветра над открытой могилой.

— Я вижу ее, — ответил труп. — Она очень маленькая…

— О боже! — пробормотал Дензил, едва не потеряв сознание.

— Море приняло ее в свои объятия, — продолжал труп. — Это случилось у Новой Пристани. Но девушка слишком мала — размером с мышь. Не понимаю, как такое может быть…

Он вдруг разразился сухим смехом:

— Только мне и рассуждать о том, что может, а чего не может быть, да, Хенки?

«Они сделали это при помощи зеркал, — решил Дензил. — Или подсыпали мне что-то в чай. Или загипнотизировали. Или лишили рассудка…»

— Ты уверен, Джон? — спросил Хенки. — Джоди размером с мышь плавает сейчас по морю?

— Верно…

— В лодке?

— Нет, она продрогла насквозь и вряд ли продержится долго.

«Это чревовещатель, — выдвинул очередную догадку Дензил. — За стеной наверняка есть еще одна комната. Там сидит специальный человек и каким-то образом приводит труп в движение».

— Спасибо, — поблагодарил своего друга Хенки.

— У тебя есть что-нибудь для меня?

— Новая картина — она почти готова.

Бледные губы Бриелло тронула улыбка.

— Великолепно, — прошептал он. И застыл.

— Если вы хотите спасти Джоди, нам нужно торопиться, — заявил Хенки.

Лиззи уже собиралась снова завязать Дензилу глаза, но тот, помотав головой, бросился к трупу.

— Чушь! — фыркнул он, дотрагиваясь до рта Бриелло. — Это обман! Покойники не могут…

Мертвые пальцы схватили его за запястье.

— Размером с мышь, — повторил труп, дохнув ему в лицо могильным холодом. — Как, по-вашему, это могло произойти?

Дензил вскрикнул и отскочил назад. Очки свалились с его носа. Он споткнулся о стол и, несомненно, упал бы, если бы Хенки не поддержал его. Труп между тем снова замер. Дензил уставился на него в оцепенении.

Лиззи подняла очки и протянула старику. Он с трудом нацепил их и тут же убрал руки в карманы, чтобы скрыть дрожь.

— Пошли, — скомандовал Хенки. — У нас мало времени.

— Но… но…

Шарф лег Дензилу на глаза, скрывая Бриелло из виду, и через несколько мгновений все четверо двинулись вверх по длинной лестнице.

— Это невозможно, — бормотал Дензил, охотно позволяя уводить себя прочь. — Такого не бывает.

Точно — не бывает! Ему все это просто померещилось. Что-то вызвало у него сильнейшие галлюцинации. Другого логического объяснения тут и быть не может.

Вот только странно, что он до сих пор ощущал холод мертвых пальцев на своем запястье.


Четыре пятки в одной кроватке

Но что такое ложь? Простой ответ:

Не более как правда в полумаске.

Лорд Байрон. Дон Жуан, песнь XI [33]


1

Лина слушала короткие гудки еще некоторое время после того, как Бетт дал отбой. Потом наконец и она положила трубку.

«Все должно было быть не так», — подумала девушка.

Она встала и, медленно подойдя к окну, выглянула наружу. Лил дождь, и мокрая мостовая блестела в свете уличных фонарей. За парапетом набережной плескались воды залива Маунтс: волны то поднимались, омывая пляж, то опадали, возвращаясь в родную стихию.

«Папа совершил ошибку», — решила Лина.

Ей действительно не следовало приезжать сюда. Нет, она не сомневалась, что справится со своим заданием. К тому же, несмотря на трудности, оно ей очень нравилось (если, конечно, не считать досадного падения с велосипеда). Настоящий шпионский роман — что бы там ни говорил Бетт.

Но оказаться замешанной в убийстве… Знать, что оно готовится, и ничего не предпринять…

Это пугало.

Лина знала Клэр Мэбли лишь по донесению частного детектива. Она ничем не была ей обязана и все же сейчас не могла бездействовать, потому что эта девушка не заслуживала смерти, — не важно, что она являлась лучшей подругой Джейни Литтл и путалась у Бетта под ногами.

Интересно, догадывается ли папа о том, что у Бетта на уме? Лина никогда не отличалась излишней сентиментальностью и ничего не имела против применения силы, если это было оправдано, но напрасные жертвы… Ее вдруг замутило от сознания того, что Майкл Бетт будет убивать с удовольствием.

Ему всегда доставляли удовольствие чужие страдания. Лина поняла это уже давным-давно. Всякий раз, находясь в присутствии Бетта, она ощущала, что в груди его плещется целый океан с трудом контролируемой злобы, которая жаждет выплеснуться наружу. Лина достаточно хорошо разбиралась в людях, чтобы безошибочно определять в них склонность к садизму, не путая ее с обычной вспыльчивостью или несдержанностью. Настоящие злодеи действовали молча, и это было особенно страшно. Их вспышки жестокости не имели ничего общего с обычным гневом — они проистекали из неправильного представления о мире либо, что еще хуже, болезненной потребности мучить других.

В Бетте же, похоже, присутствовало и то и другое.

Возможно, Орден совершил ошибку, положившись на него…

Лина еще помнила ту ночь, когда отец посвятил ее в секреты Ордена Серого Голубя. Ей было семнадцать, и она готовилась к встрече с группой старых леди и джентльменов, вознамерившихся безраздельно править миром, однако ее ожидало совсем другое зрелище.

В церкви, расположенной в верхней части Нью-Йорка, собрались сразу три поколения Ордена: пожилые люди, годившиеся Лине в дедушки и бабушки (ее собственные по обеим линиям давно умерли, и отец никогда не говорил, были ли они членами Ордена), представители поколения ее отца и совсем еще молодые юноши и девушки.

Все присутствующие прятали лица под масками словно члены масонской ложи, подумала тогда Лина. Впрочем, очень скоро она решила, что если Орден также был тайным сообществом, то весьма зловещим, поскольку на церемонии пили кровь, и Лина до сих пор не могла сказать наверняка, была ли она человеческой, как ей тогда сообщили, или же принадлежала животному и весь ритуал носил чисто символический характер. А потом ей нанесли татуировку.

Поначалу Лине было просто весело, но с годами, пройдя несколько стадий посвящения и глубже проникнув в таинство, она наконец поняла, что с помощью умелого использования собственной воли человек может получить все, что угодно, и участие в делах Ордена уже не казалось ей развлечением.

Вы хотели жить вечно?

Орден уверял, что это возможно. В частности, немало его членов заявляло, что им уже за сотню, хотя на вид ни одному из них нельзя было дать больше шестидесяти.

Вы желали богатства?

Все члены Ордена его получили, а те, кто, подобно Лине, родился в роскоши, не переставали стремиться к большему, ибо такова природа человека.

Вы жаждали обладать властью над другими?

Орден откроет вам тайну контроля над стадом. А если для достижения успеха необходимо принять дополнительные меры — например, подмешать кому-то наркотик, — Орден посвятит вас в магию, позволяющую добиться наилучшего результата.

Во многих отношениях Орден ничем не отличался от любой другой крупной организации, и в нем приходилось пробиваться наверх точно так же, как в деловых кругах или высшем свете.

Лина процветала в этой закрытой от посторонних глаз среде, хотя демонстративно держалась на некотором расстоянии от остальных: пусть старейшины даже не мечтают, что смогут контролировать и ее. Она прекрасно видела, как руководители Ордена манипулируют молодежью, словно стадом баранов.

Лина охотно брала от своих учителей все, что могла, но, не испытывая ни малейшего желания играть в их игры, находила иной способ применения приобретенным знаниям, а внутри Ордена создала собственный, неподвластный старожилам круг влияния.

Однако время от времени ее все же опускали с небес на грешную землю. Так случилось и теперь, когда Ролли, испуганный и смущенный своеволием дочери, отправил ее сюда, стремясь доказать и ей, и Ордену, что он все еще способен ею управлять.

Обычно Лина старалась выполнить задание побыстрее, чтобы как можно скорее вернуться в Бостон, в свое привычное окружение, где она чувствовала себя бесспорным лидером. Но на этот раз Феликс Гэйвин все значительно усложнил.

Каким-то непостижимым образом он тронул ее сердце — тронул настолько, что пробудил в нем сострадание к совершенно постороннему человеку, и самым худшим из всего этого было то, что Лина не видела в своем новом состоянии ничего плохого. Если, конечно, не считать зарождающихся в ее груди чувств…

Вздохнув, она оторвала взгляд от окна и задумчиво посмотрела на свое запястье: серый голубь, символ папочкиного драгоценного Ордена. Догадываются ли его всеведущие хранители о том, что Бетт окончательно вышел из повиновения?

Очень может быть. Но все-таки лучше предупредить отца.

Лина проковыляла обратно к кровати и сняла телефонную трубку, но, поразмыслив, повесила ее обратно: до прибытия Джима Гейзо — то есть до завтрашнего утра — у нее не будет надежного защитника. Если сейчас она позвонит отцу, тот, несомненно, потребует у Мэддена немедленного отзыва Бетта, а уж последний не преминет навестить ее пепел отъездом. Но сначала он все равно убьет Клэр Мэбли. И Феликса тоже, если она, Лина, не сумеет задержать его в своем номере. И ни папа, ни Орден не смогут помешать этому безумию.

Так что же предпринять?

Прежде всего, разумеется, необходимо взять себя в руки. И с этим она легко справится. Но вот как быть с Клэр? И с Феликсом? Лина смутилась: ей совсем не хотелось обманывать его. Все, о чем она мечтала, это — боже помоги! — просто выиграть его у Джейни Литтл в честной борьбе.

Но пока реальность предлагала ей лишь одно — жизнь Клэр Мэбли в обмен на ложь Феликсу Гэйвину. Что ж, возможно, он все поймет, когда узнает правду, — ведь они с Клэр были друзьями…

Лина снова подняла трубку:

— Это ты, Вилли? Нет-нет, не беспокойся — Бетта тут нет… Понимаю, он мне самой не нравится… Послушай, у меня к тебе важное дело. Ты помнишь ту подружку Джейни Литтл? Да, по фамилии Мэбли. Ее собираются убить этой ночью… Нет, я не знаю кто, но мне нужно, чтобы она осталась целой и невредимой. Ты не мог бы связаться со своим приятелем в Маусхоле и попросить его присмотреть за ней? Нет, у вас нет времени на подготовку: девушка уже покинула дом Литтлов, и ты должен срочно позаботиться о том, чтобы она благополучно добралась до своего. Ты получишь тысячу долларов, если она переживет сегодняшнюю ночь. И твой дружок столько же… Спасибо, Вилли. Я не сомневалась, что тебя заинтересует мое предложение. Только не подведи меня, потому что…

В этот момент в дверь постучали.

— Я перезвоню тебе позже, — быстро сказала Лина.

Положив трубку, она пригладила волосы и громко крикнула:

— Кто там?

— Феликс.

«Что ж, Феликс, я уже сделала первый ход, и теперь тебе лучше подыграть мне, иначе нам обоим крышка», — подумала она и добавила вслух:

— Подождите секундочку.

Быстро взглянув на свое отражение в зеркале, Лина направилась к двери и так неудачно ступила на поврежденную ногу, что — непреднамеренно, но очень кстати — побледнела от боли.

— Простите, что опоздал, — начал Феликс, едва лишь она открыла ему, — но…

— О боже, да у вас ужасный вид!

Феликс слабо улыбнулся, однако Лина сразу же заметила печаль в его глазах.

Вид у него и вправду был ужасный: короткие волосы слиплись, с одежды стекала вода. На плече у него висел вещевой мешок, на полу у ног стоял черный футляр. В руке Феликс держал трость.

«Клэр Мэбли дала, — догадалась Лина, мрачнея. — Не подведи же, Вилли!»

— Входите, — пригласила она.

— Я спешу…

— Ну, пара минут ничего не решает. Вы что, добирались вплавь?

— Нет, я попал под дождь…

— Ясно. — Лина взяла у Феликса трость и, опираясь на нее, прошла в комнату. — О, да с ней гораздо удобнее! Вы просто ангел! Где вы нашли ее? Да входите же, — повторила она, обнаружив, что он по-прежнему переминается с ноги на ногу на пороге.

— Но я действительно спешу. — Феликс достал из кармана визитку. — Это трость моей подруги…

— Той самой?

Молодой человек покачал головой, и печаль в его глазах стала глубже.

— Нет. Хотя я видел ее сегодня вечером. Она… то есть мы… Знаете, мне не хочется об этом говорить.

— Ну и не надо. Все в порядке, Феликс. Совершенно незачем делать то, что вам не хочется.

— Я просто зашел передать вам трость. Мне одолжила ее девушка по имени Клэр. — Он протянул Лине визитку. — Занесите трость в магазин, когда соберетесь уезжать.

— Непременно. Ваша Клэр даже представить себе не может, как она меня выручила.

— Она всегда всех выручает.

— Мечтаю с ней встретиться. «Пожалуйста, Вилли, не подведи!»

— Я уезжаю в Лондон, — помолчав, сказал Феликс. — Мне необходимо уехать.

Лина понимающе кивнула:

— Иногда это все, что нам остается. — И мягко добавила: — Впрочем, сперва вам не мешало бы обсохнуть. Вы похожи на мокрую кошку.

— Но…

— Я не кусаюсь.

Он все еще колебался, и Лина, демонстративно морщась от боли, вернулась к двери и протянула руку к черному футляру.

— Ну ладно, — сдался Феликс, подхватывая свой багаж. — Но только ненадолго.

Лина отступила, пропуская его в комнату.

— Повесьте куртку на стул у камина, пусть сушится. Я сделаю вам чай. Мне нравятся здешние отели: в каждом номере есть чайник, заваривай как хочешь…

Пока Лина оживленно болтала, Феликс снял куртку и уселся на диван, от его ботинок на ковре остались грязные следы. Между тем дождь, успевший превратиться в настоящий ливень, отчаянно хлестал по оконному стеклу.

Поставив чайник, Лина присоединилась к своему гостю.

— Послушайте, — сказала она ему, — вы так торопитесь, но мне кажется, вам некуда идти.

— Со мной все будет в порядке.

— Не сомневаюсь. Но почему бы вам не переночевать здесь? Вы можете лечь на диване. До отправления первого утреннего поезда еще несколько часов.

Феликс покачал головой:

— Мне не терпится выбраться из города.

«Может, это как раз то, что нужно?» — встрепенулась Лина, припоминая свой последний разговор с Беттом.

Когда к тебе придет Феликс, ты задержишь его у себя в номере…

Нет, решила она. Риск слишком велик — Феликс мог попасться Бетту на глаза по дороге от нее, и тогда…

Лина задумчиво посмотрела на Феликса, уткнувшегося взглядом в пол.

«Черт, а ведь он не останется…»

Что ж, тогда у нее нет выбора.

Лина носила два перстня, каждый со специальным отделением под камнем. Камни сдвигались с места так легко, что высыпать содержимое тайников в питье было секундным делом. Оба порошка не имели ни вкуса, ни запаха, но в перстне на правой руке хранилось обычное снотворное, а в перстне на левой — кое-что особенное, приготовленное одним из членов Ордена и подчиняющее не только тело, но и волю жертвы.

Вернувшись к закипевшему чайнику, Лина задумалась над тем, какое же средство выбрать. Новые чувства, разбуженные в ней Феликсом, ратовали за первое — этого было вполне достаточно, чтобы выполнить уговор с Беттом. Но, с другой стороны, где уверенность, что ей представится еще один шанс побыть с Феликсом? Если бы он был хотя бы чуточку раскованнее…

Испытывая невольные угрызения совести, Лина повернулась к Феликсу спиной и быстро опустошила над его чашкой перстень на левой руке.

— Молоко? Сахар? — спросила она.

— Немного и того и другого.

Лина тщательно размешала приготовленный напиток и вздрогнула, почувствовав дыхание Феликса у себя за плечом. Впрочем, он подошел лишь для того, чтобы взять у нее чашки и отнести их на столик.

Продолжая разговор, Лина внимательно наблюдала за гостем. Ожидание ее было недолгим: очень скоро язык Феликса начал заплетаться, движения стали замедленными, и спустя несколько минут он уставился куда-то в пустоту.

— Феликс? — окликнула его Лина.

— М-м…

— Как вы себя чувствуете?

— М-м-м…

— Вам, должно быть, неудобно сидеть в мокрых туфлях. Давайте просушим их.

Опершись на трость, Лина поднялась с дивана и помогла встать Феликсу, после чего расстегнула пуговицу на его воротничке. Феликс послушно снял рубашку, а за ней и всю остальную одежду.

— У вас прекрасная фигура, — улыбнулась Лина. — Вы занимаетесь спортом?

— М-м…

Наркотик лишил Феликса способности осмысленно отвечать на вопросы, но Лина и не собиралась ни о чем спрашивать его сегодня: подсыпанное ею вещество предназначалось совсем для других целей, а точнее — для одного из ритуалов Ордена. Сама Лина ни разу в нем не участвовала, но знала, что он носит сексуальный характер. Вероятно, это была идея какого-нибудь старичка, который увлекался молодыми девицами, но не имел возможности овладевать ими иным путем. До этого дня Лина не особо интересовалась магией секса, относясь к последнему исключительно как к развлечению.

И вот сейчас она снова развлекалась. Угрызения совести становились все слабее по мере того, как она укладывала Феликса в свою постель. Наконец, скинув с себя одежду, Лина улеглась рядом и принялась ласкать его.

«Что из этого он запомнит?» — спрашивала она себя, чувствуя, как твердеет его пенис под ее рукой. Не много, судя по опыту Лины.

Но зато запомнит она.

А ему будут сниться сны, источник которых навсегда останется для него загадкой…


2

«Была темная, ненастная ночь[34], — думала Клэр, направляясь к дому. — Полуночную тишь потревожить не смеет даже юркая мышь[35]. Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет»[36].

Слабая улыбка тронула ее губы.

«Ты слишком много читаешь, Клэр Мэбли», — сказала она себе.

Она действительно много читала и очень любила объединять обрывки различных фраз в новые предложения и целые абзацы — привычка, выработавшаяся у нее за долгие годы одиночества. Подобным образом Клэр играла со строчками из песен, заголовками газет и названиями книг.

«Взять, к примеру, Томаса Харди. Под деревом зеленым, вдали от обезумевшей толпы, голубые глаза… — Что? Незаметны? — Клэр покачала головой. — Так нельзя. Куда же девать Джуда? А что если взять названия стихотворений? Под деревом зеленым, вдали от обезумевшей толпы, призрак прошлого, позабытый Богом, вернулся на родину… Что ж, неплохо. Этот высокий поэтический стиль…»

Внезапно она замедлила шаг и оглянулась: ей почудилось, что кто-то крадется за ней по Рэгиннис-Хилл… Впрочем, нет, все в порядке. Клэр смахнула с лица дождевые капли и продолжила путь, не вспоминая более ни о Харди, ни о высоком стиле.

Холодный ветер прокрадывался под одежду, но девушку знобило не из-за этого. В воздухе ощущалось что-то странное, словно он был пронизан электричеством, не имеющим ничего общего со вспышками молний. События минувшего дня вдруг отчетливо встали у Клэр перед глазами. Феликс. Джейни. Дедушка…

«Возьмем Шекспира, — вернулась она к своему излюбленному занятию в надежде отвлечься от мрачных мыслей. — Много шума из ничего… Буря… Черт, что-то не получается…»

Дрожа от страха, Клэр снова оглянулась. И снова никого не заметила. Позади лежал лишь Маусхол — мирный и тихий, время было уже позднее, магазины и бары закрылись еще несколько часов назад, и все нормальные люди давным-давно разошлись по домам.

Темные узкие улочки, крутые повороты, за которыми так легко спрятаться, густые тени…

Клэр понимала, что сама себя пугает, но ничего не могла с этим поделать.

«Мисс Мэбли, вы просто глупая курица!» — попробовала она надавить на самолюбие. Увы, это тоже не помогло.

Она попыталась идти быстрее, однако ноги закоченели, а скользкая дорога поднималась вверх так круто, что, наверное, улитка или черепаха легко обогнали бы на ней человека с тростью.

Дождь лил уже как из ведра, и Клэр приходилось низко опускать голову, а свободной рукой придерживать капюшон. Между тем предчувствие чего-то ужасного стало совершенно невыносимым, и девушка оглянулась еще раз, желая убедиться, что за спиной у нее по-прежнему никого нет…

И подпрыгнула от неожиданности.

— О боже! — выдохнула она, наткнувшись на человека в темном, неслышно подошедшего сзади. — Вы меня так перепугали, что я чуть не упа…

Клэр осеклась на полуслове, когда разглядела мешковатый дождевой плащ, нелепые очки под низко надвинутой шляпой и широкий, закрывающий нижнюю часть лица шарф. Незнакомец сунул руку в карман и вытащил оттуда большой складной нож. Секунда — и из рукоятки, словно по волшебству, выскочило длинное лезвие.

— Н-нет… — прошептала Клэр. — Пожалуйста…

— Сейчас мы с вами прогуляемся — вы и я, — приглушенно произнес незнакомец. — К утесу, я полагаю.

На какое-то время леденящий ужас сковал мышцы Клэр, но потом она собрала остатки воли в кулак и замахнулась на незнакомца тростью. Увы, он легко отразил удар и тут же нанес ответный. Трость отлетела в сторону, а сама Клэр рухнула на землю, скорчившись от резкой боли в ноге.

Девушка попыталась отползти, но негодяй подскочил к ней и крепко схватил за воротник.

— Мы будем гулять без шума, — процедил он. — И на утес вы пойдете сами. В противном случае я оттащу вас туда за волосы, и тогда посмотрим, сможет ли дождь смыть с вас кровь.

Странные очки уставились на Клэр, убив в ней последнюю надежду.

— Смерть может быть мучительно долгой, — усмехнулся незнакомец.

Клэр открыла рот, чтобы закричать, но закрыла его едва лишь нож коснулся ее левой щеки.

— Без шума. Тем более что в этом нет ни малейшего смысла — ведь в такую ненастную ночь вас все равно никто не услышит.

Незнакомец принялся небрежно поигрывать ножом. Клэр в ужасе смотрела на него. Черты злодея невозможно было различить из-за очков и шарфа, но кое-что она все-таки заметила: шляпа измята так, словно долго пролежала в кармане, на правом лацкане плаща недостает пуговицы; небольшая татуировка на левом запястье…

Наконец незнакомец убрал нож в карман и, подняв Клэр на ноги, подтолкнул ее к тропинке, ведущей на побережье.

— Моя… моя трость…

— Обойдетесь без нее.

— Но…

Негодяй опять вынул из кармана нож и одним легким щелчком выпустил лезвие.

— Вы начинаете меня раздражать, — прошипел он. — Не делайте этого. Вам самой не понравится, если я потеряю терпение.

Нож заплясал перед лицом Клэр. Она инстинктивно сделала шаг назад, но незнакомец вцепился ей в руку.

— Вам все это очень, очень не понравится, — тихо добавил он.


3

Это был самый неудачный день в жизни Джейни. Дворники ее «релианта» работали так плохо, что не успевали стирать дождь с лобового стекла, и девушке приходилось то и дело высовываться в окно, из-за чего она основательно промокла еще задолго до Ньюлина.

У нее была поистине веская причина отправиться в путь этой ночью…

Джейни стрелой промчалась через Ньюлин и Пензанс, практически не соблюдая правил дорожного движения. Высматривая на обочинах Феликса, девушка осыпала себя проклятиями: ну почему она не выслушала его? Почему даже не попыталась быть немного мягче?

Это все ее чертов характер!

Доехав до окраины Пензанса, Джейни в бессильной злобе ударила кулаками по рулю.

Автобусы и поезда в это время суток, конечно, не ходили, но что если Феликса кто-нибудь подвез?

Джейни еще раз объехала город, теперь уже двигаясь гораздо медленнее, но и это ни к чему не привело. У ньюлинского моста, выстроенного у основания Северной дамбы, она наконец остановилась.

Включенные дворники старательно размазывали грязь по стеклу, а машинально наблюдавшая за ними Джейни думала, что же ей делать дальше — ведь Феликс мог отправиться куда угодно.

И тут ее осенило: по словам Клэр, он собирался занести Лине Грант трость перед тем, как покинуть Пензанс. А вдруг он задержался там, чтобы переждать непогоду?

Джейни немного воспряла духом. Наверняка американка остановилась в одном из отелей.

Маленький «релиант робин» снова сорвался с места.

Отель! Ну конечно же, отель! Вот только какой именно?

Джейни повезло в третьем. За стойкой дежурил Рон Холлиншед, ее школьный товарищ. Когда девушка вошла, он захлопнул журнал, который читал, и быстро пригладил волосы, но, узнав посетительницу, расплылся в широкой улыбке.

— Привет, Джейни, — поздоровался он, бросив взгляд в сторону «релианта». — Машина?

— Не напоминай мне о ней.

Рон вышел из-за стойки:

— Хочешь, чтобы я присмотрел за ней?

— Нет, спасибо, я здесь по другому делу. Скажи, пожалуйста, не проживает ли в вашем отеле американка по фамилии Грант?

Рон кивнул:

— Лина Грант. Она приехала несколько дней назад. Похоже, эта девица возомнила себя принцессой. А зачем она тебе?

— А не навещал ли ее кто-нибудь сегодня? — вопросом на вопрос ответила Джейни.

— Да пришел один парень с полчаса назад. Явно не из богатых. И такой мокрый, словно весь день в заливе плавал.

— А багаж при нем был?

— Ага. Вещевой мешок и какой-то ящик. А в чем дело, Джейни?

— В каком номере остановилась американка?

— Я не могу тебе сказать.

— Но это очень важно, Рон.

Молодой человек смутился:

— Это закрытая информация, Джейни. Я потеряю работу, если буду позволять своим знакомым тревожить наших постояльцев.

— О, я никого не потревожу, — заверила его Джейни. — Честно! Просто мне необходимо перекинуться парой слов с тем парнем.

— Вряд ли это уместно, — покачал головой Рон. — Даже дураку понятно, чем занимаются в отеле в такое время суток.

Джейни потребовалось все самообладание, чтобы сдержать охватившую ее ярость.

«Я сама прогнала его. И если сейчас он в постели с другой, это моя вина. Я буду спокойна. Я только поговорю с ним. Ну, может быть, выцарапаю ей глаза…»

— Прости, Джейни, — потупился Рон, — но существуют правила, и я не могу их нарушать.

Джейни нахмурилась:

— Так ты не скажешь мне номер комнаты?

— Нет.

— Что ж, обойдусь без тебя. — И она направилась к лестнице.

Рон испуганно схватил ее за руку:

— Ради бога, Джейни, не поднимай шума!

— Не буду, если ты объяснишь, как их найти. — Она очаровательно улыбнулась. — Ну же, Рон. Это действительно очень важно.

— Черт побери!

— Никто не узнает, что ты имеешь к этому отношение.

— А ты не устроишь скандал?

— Ни за что на свете! — поклялась Джейни, перекрестившись, а про себя добавила: «Я убью ее молча».

— Джейни, если я лишусь этого места…

— Не лишишься. Я поднимусь всего лишь на несколько минут и буду вести себя тихо, как мышка.

Рон тяжело вздохнул и бросил в сторону фойе виноватый взгляд, словно ожидая увидеть там своего работодателя, который не поленился приехать в столь поздний час в отель специально для того, чтобы уличить его, Рона, в нарушении какой-нибудь инструкции.

— Ну хорошо, — сдался он. — Номер пять — это вверх по лестнице направо. Но запомни: ты…

Джейни оживленно кивнула:

— Я буду бесшумна, как призрак.

«Призрак мести», — усмехнулась она, но тут же отогнала от себя эту мысль: она пообещала сохранять спокойствие и сдержит слово, с чем бы ей ни пришлось столкнуться наверху.

— Спасибо, — произнесла она вслух и поспешила к лестнице.

Рон, явно подавленный, напряженно смотрел ей вслед. Девушка приложила палец к губам и начала демонстративно красться на цыпочках, пока наконец не нырнула за ближайший угол, где снова перешла на нормальный шаг.

«Я буду очень, очень спокойна», — уверяла она саму себя, приближаясь к деревянной двери, на которой висела медная табличка с цифрой «5».

Сердце учащенно забилось, и от спокойствия не осталось и следа.

Возможно, Дина и Феликс уже спят. В одной постели. Утомленные бурным сексом…

Нет, она все-таки убьет эту женщину! Она…

«Спокойно», — осадила себя Джейни.

Она постучала и не получила никакого ответа. Однако в комнате кто-то был. Более того — этот «кто-то» издавал хоть и слабые, но весьма ритмичные звуки.

Джейни постучала во второй раз и, когда ей снова не ответили, взялась за ручку. Дверь легко распахнулась, девушка сделала несколько шагов и замерла. Худшие опасения подтвердились: Феликс лежал на кровати, а обнаженная женщина, упершись руками ему в плечи, отчаянно работала бедрами, будто объезжая молодого норовистого скакуна. Неожиданно она обернулась, увидела Джейни и застыла. Феликс никак на это не прореагировал.

— Что, черт побери, ты здесь делаешь? — грозно спросила женщина.

Джейни принялась оглядывать комнату в поисках тяжелого предмета.


4

Дэйви Роу застегнул рубашку и сунул правую ногу в штанину.

«Две сотни фунтов! — думал он. — Да еще без всякого криминала! Ну чем не удача?»

— Это ты, Дэйви?

Дэйви взглянул на стенку, отделявшую его комнату от спальни матери.

— Да, мам.

— А кто сейчас звонил?

На этот раз ее голос прозвучал гораздо отчетливее.

«О, пожалуйста, оставайся в постели!» — мысленно взмолился Дэйви, понимая, впрочем, что услышаны его мольбы все равно не будут.

— Да так, приятель, — ответил он вслух. Через секунду мать возникла в дверном проеме.

На ее худенькое тело был накинут поношенный, выцветший от времени халат.

— А зовут этого приятеля Вилли Кил, да? Дэйви покачал головой:

— Нет, Дэррен Спенсер. Он проколол шину, когда проезжал через карьер, и сейчас ему нужна моя помощь.

— Я не люблю Вилли Кила, — вздохнула мать, словно не слыша его. — Однажды он уже втянул тебя в большую беду и непременно сделает это снова, если ты не будешь держать ухо востро. Запомни мои слова, Дэйви: он подлый и…

Дэйви прервал ее нежным поцелуем в щеку.

— Мне нужно идти, мама. Дэррен ждет.

— Ну что ж, помогать друзьям — это хорошо. Правда, что-то я не припомню, чтобы Дэррен помогал тебе, когда ты был в тюрьме. А почему, интересно? Зато теперь, когда проблемы возникли у него самого… Кстати, во сколько ты должен встретиться с ним?

— Чем раньше, тем лучше. Ложись спать, мама. Я скоро вернусь.

Она кивнула:

— Не забудь надеть плащ и шляпу. Сдается мне, сегодня на улице настоящий потоп.

— Не забуду.

Ботинки валялись у входа, там, где Дэйви бросил их накануне. Он быстро обулся. Мать, продолжая болтать, наблюдала за тем, как он натягивает на плечи дождевик и нахлобучивает широкую рыбацкую шляпу на свои непослушные каштановые кудри.

— Дэйви, помни: большие мальчики тоже иногда простужаются, — заметила она.

— Со мной все будет в порядке, мама.

Дэйви с радостью захлопнул за собой дверь: проливной дождь показался ему сущей ерундой по сравнению с матушкиным нытьем. Он понимал, что она желала ему добра, но ее беспрестанное жужжание выводило его из себя. Конечно, он сам виноват. «Мальчику уже под тридцать, а он все с мамочкой живет!» — хохотал Вилли. Однако у Дэйви не было выбора. Во-первых, он просто не мог позволить себе иметь собственное жилище, а во-вторых — кто станет присматривать за матерью, если его не будет рядом? После того как несколько лет назад их ближайшие родственники переехали в Канаду, старая ворчунья и ее непутевый сын остались единственными Роу в Маусхоле.

Дела их шли неплохо, пока был жив отец Дэйви, добавлявший к скромному доходу рыбака кое-какую выручку от занятия контрабандой. А уж во времена деда мужчины семьи Роу считались главными контрабандистами полуострова Пенвит.

Но эти дни остались в том далеком прошлом, когда в море было полно сардин, а рыбацкие лодки использовали бесплатный ветер вместо дорогих моторов. Ныне же все, что светило Дэйви, — это две сотни фунтов, если он успеет найти и спасти Клэр Мэбли.

Две сотни!

Торопливо шагая в сторону Рэгиннис-Хилл, Дэйви пытался отгадать две вещи: сколько из причитающихся ему денег Вилли положил себе в карман и кому понадобилась смерть Клэр.

В прошлом Дэйви и сам занимался грязными делами, но он ни за что на свете не поднял бы руку на больную женщину — даже обокрасть ее не согласился бы.

И потому он не мог понять человека, способного ее убить.

Из-за плотной пелены дождя Дэйви почти ничего не видел и едва не налетел на мужчину и женщину, которые взбирались по склону холма: Клэр, оставшаяся без трости, хромала и морщилась от боли, а убийца безжалостно подталкивал ее, поторапливая.

— Эй, ты! — окликнул его Дэйви. — А ну отвали от нее!

Мужчина резко развернулся, молниеносно выхватив из кармана нож.

Дэйви быстро оценил ситуацию: разумеется, злодей в своем маскарадном костюме походил на придурка, насмотревшегося дешевых американских фильмов про маньяков, но вот нож… В нем не было решительно ничего смешного, равно как и в манере незнакомца держать его — уверенно, острием вверх.

Дэйви невольно представил себе, что сейчас холодное лезвие вонзится ему в грудь и будет терзать плоть, пока не упрется в ребра…

И все же он не пал духом.

«Две сотни фунтов! — промелькнуло у него в мозгу. — И Клэр…»

Она всегда ему нравилась.

— Нашел где-то ножичек и сразу возомнил себя крутым, да? — крикнул он.

Вместо ответа незнакомец сделал внезапный выпад. Нож прорезал плащ Дэйви, но не успел вонзиться — молодой человек ловко увернулся и в следующую секунду ударил негодяя по голове так, что тот рухнул на землю как подкошенный.

«Кому-то утром будет очень плохо», — усмехнулся Дэйви. Он наклонился, желая убедиться, что незнакомец действительно без сознания. Однако тот внезапно вскочил как ни в чем не бывало и выставил перед собой нож. Дэйви инстинктивно попятился.

«Что ж, придется действовать по-другому», — подумал он. Дэйви бросился на мужчину и ногой выбил у него из рук нож. Незнакомец упал. Склонившись над ним, Дэйви прошипел:

— Игра окончена, приятель.

«Приятель» что-то глухо прорычал и попытался встать. Дэйви со злостью наступил ему на руку. Послышался хруст.

«Сломана, — решил Дэйви. — В любом случае он больше не опасен».

— Это мое последнее предупреждение, парень. Внезапно Дэйви остро почувствовал ненависть, вспыхнувшую в скрытых за темными стеклами глазах незнакомца, — лютую, невыразимую, ни с чем не сравнимую… В пылу драки Дэйви потерял шляпу, и теперь дождь отчаянно хлестал его по голове, но молодой человек, казалось, не замечал этого. Наконец незнакомец отполз в сторону, с трудом поднялся на ноги и заковылял вниз по склону холма.

Дэйви нагнулся, подобрал нож и отшвырнул его прочь. Затем отыскал свою мокрую шляпу, выжал ее, сунул себе в карман и подошел к Клэр, которая сидела на корточках, съежившись от страха, и широко раскрытыми глазами смотрела на него.

— О боже, Дэйви… — выдохнула она. — Этот негодяй хотел убить меня…

Дэйви помог Клэр выпрямиться и… растерялся: он понятия не имел, как вести себя дальше.

— Ну… — начал он.

— Дэйви, ты спас мне жизнь!

— Я… я просто случайно оказался поблизости…

Клэр оперлась на него. Дэйви чувствовал, как она дрожит.

— Я еще никогда не была так напугана, — призналась девушка.

— Успокойся, он не вернется.

— А что если ты ошибаешься?

— Вряд ли.

Дэйви почувствовал себя немного увереннее.

— Но что если все-таки да? — не унималась Клэр. — По-моему, нам стоит позвонить в полицию.

— Никакой полиции, — помрачнел Дэйви.

— Но… — Клэр посмотрела ему в глаза и кивнула. — Конечно. Ты ведь с ними не в ладах…

Дэйви нервно сглотнул:

— Да уж… Этот тип тебя не ранил?

— Нет. Но я до сих пор не могу оправиться от шока.

— Я провожу тебя домой.

— Очень мило с твоей стороны.

— Ты можешь вызвать полицию из дому, — предложил Дэйви. — Только не упоминай обо мне.

— Хорошо…

Дэйви помог Клэр отыскать трость, и вместе они стали подниматься по крутому склону. Миновав госпиталь для диких птиц, они подошли к дому Клэр.

— А что могут сделать полицейские?! - неожиданно воскликнула девушка. — Его уже не догнать.

— Не догнать, — подтвердил Дэйви.

— Однако мне все равно следует заявить о случившемся, пока этот псих не причинил вред кому-нибудь еще. Если только… — Клэр вдруг как-то странно замолчала.

— Если только что? — встревожился Дэйви. Клэр снова задрожала. Ее руки тряслись так сильно, что она не смогла отпереть дверь. Дэйви взял у нее ключ и вставил его в замок.

— Мне почему-то кажется, что он приходил именно за мной.

— Но почему? — изумился Дэйви.

А сам подумал о двух сотнях фунтов и о Вилли Киле. Кто-то предупредил его о нападении. Кто-то за спасение Клэр готов был выложить кругленькую сумму — две сотни, не меньше, а скорее всего раза два больше (Дэйви почти не сомневался, что Вилли собирается прикарманить половину).

Единственным человеком, который, по мнению Дэйви, мог так раскошелиться, была американка, недавно прибывшая в Пензанс. Но на кой черт ей это? Почему Клэр?!

— Я ничего не понимаю, — сказала Клэр. — Но кто-то явно охотится за мной.

Она шагнула внутрь и оглянулась.

— Может, зайдешь? Ты весь промок. Я напою тебя горячим чаем.

— Пожалуй, — согласился Дэйви. — Если ты не будешь вызывать полицию, пока я здесь.

Клэр нахмурилась:

— Во что ты снова ввязался, Дэйви?

— Ни во что, клянусь! Просто полицейские не станут меня слушать — арестуют, да и все.

— Ну уж этого я не допущу! — возмутилась Клэр. — После того, что ты для меня сделал… Кстати, а зачем ты болтался по улице в такой ливень?

— Хотел проветрить мозги.

— Хм… Похоже, ты не единственный, кто в этом нуждается…

— Что?

— Ладно, забудь… Так, значит, чай?

— С удовольствием.

— Сейчас приготовлю.

Клэр сняла плащ и отправилась на кухню. Скинув дождевик, Дэйви в замешательстве топтался в прихожей, пока девушка не позвала его к себе.

— С тобой мне будет спокойнее, — объяснила она ему. — Ты же помнишь, какое лицо было у того типа?

— Я помню лишь очки, шарф и шляпу.

— Точно! Как подумаю о нем, у меня мороз по коже.

Дэйви кивнул и уселся за стол. Это и вправду было ужасно — раненый или нет, негодяй все еще находился где-то поблизости. Значит, в любую минуту он мог вернуться. Что если это случится, когда девушка будет одна? Прощайте тогда, две сотни фунтов. Не говоря уже о самой Клэр…

— Где у тебя телефон? — спросил он.

— Ты же не хотел вызывать полицию.

— И сейчас не хочу. Но мне нужно предупредить приятеля, что я не смогу встретиться с ним сегодня.

Брови Клэр удивленно изогнулись.

— Ну, по-моему, мне лучше побыть здесь, — смутился Дэйви. — На случай, если этот парень все-таки заявится сюда. Ведь полиция не станет тебя охранять.

— О, Дэйви…

— Но если ты против…

— Нет-нет, я постелю тебе на кушетке. Устроит?

— Более чем. — Дэйви помолчал, затем повторил свой вопрос: — Так как насчет телефона?

— Он в библиотеке, — отозвалась Клэр.

— Спасибо.

Пройдя к телефону, Дэйви сразу же набрал номер Вилли.

— Можешь готовить деньги, — сказал он, едва лишь тот ответил.

— Как все прошло?

— Нормально. Ты знаешь, кто это был?

— Нет.

— Считаешь, он может вернуться?

— Я как-то не подумал об этом… Но, наверное, было бы неплохо, если бы ты проследил за домом Клэр. Я, конечно, понимаю: погода дрянь…

— Все в порядке, — перебил его Дэйви. — Я сейчас как раз у нее. Она сама пригласила меня.

— Ты сможешь переночевать там?

— Похоже, да… Кто за всем этим стоит, Вилли?

— Я не в курсе, дружище. Я просто делаю свою работу и получаю за нее деньги. Так поступают все, кто хочет продвинуться в нашем мире.

— Я запомню это, — пообещал Дэйви и повесил трубку.

Он оглядел комнату, от пола до потолка заставленную книгами, и изумился: неужели Клэр действительно все это прочла? Он помнил ее с детства, когда она была еще в младших классах, а сам Дэйви сдавал (но так и не сдал) экзамены в среднюю школу Пензанса. После несчастного случая Клэр очень долго не выходила из дому, а когда немного поправилась, начала приезжать на занятия в инвалидной коляске, которую катала неизменная Джейни Литтл.

«У Клэр была масса времени, чтобы осилить все эти книжки», — решил наконец Дэйви. Он взял с полки первый попавшийся томик и принялся листать его. Ему искренне хотелось узнать, что ощущает человек, читая подобную литературу. Читательские интересы самого Дэйви ограничивались еженедельником «Бино»[37] в детстве и газетами в зрелом возрасте, да и те он покупал исключительно ради футбольных сводок и фотографий обнаженных девушек. Но книги… Лучше посмотреть хороший старый фильм, в котором все просто и ясно и не нужно ломать голову, чтобы разобраться, где — белое, а где — черное, как это часто бывает в реальной жизни.

Дэйви повертел томик в руках и улыбнулся: фильмы — это очень, очень хорошо, зато у книг есть собственный вес…

Вероятно, Клэр стала такой умной именно благодаря им. А хорошенькой она была всегда. Странно, что раньше он не замечал этого. Увы, когда мужчина смотрит на хромую женщину, он видит только ее трость…

— Чай готов! — донесся из кухни голос Клэр.

— Уже иду! — отозвался Дэйви.

Умная, красивая и добрая. И вот теперь ее могут убить.

Если он не вмешается.


5

— Феликс, как ты мог! — закричала Джейни.

Это словно пощечина. Самое страшное предательство. Ведь она готова была его выслушать. Она позволила Клэр убедить себя в его невиновности. И все лишь для того, чтобы обнаружить его здесь… Осознать, что все это время он держал ее за дурочку…

Волна отчаянного гнева пробила стену фальшивого спокойствия, которую с таким трудом выстраивала вокруг себя Джейни в течение последних нескольких часов.

— Феликс! — закричала она снова. — Может, ты хоть посмотришь на меня?

«Ты сама толкнула его в объятия другой», — противно пропищал внутренний голос.

Чушь! Да, она поступила необдуманно, но если бы Феликс действительно был невиновен, разве побежал бы он за утешением в постель американки?

— Феликс! — закричала Джейни в третий раз дрожащим от гнева голосом.

Между тем Лина казалась воплощением спокойствия. Она слезла с кровати и не спеша накинула халат.

— А ну убирайся отсюда, — сказала она Джейни, и в ее низком, грудном голосе зазвенели металлические нотки.

Это был тон, выработанный специально для приказаний, — тон, предназначенный для слуг.

Джейни проигнорировала слова Лины, всецело сконцентрировавшись на Феликсе.

Он не повернул к ней головы. Он даже не пошевелился. Он просто лежал на кровати, тупо уставившись в потолок.

Джейни подалась вперед, но Лина метнулась ей навстречу и преградила путь.

— Я же тебе велела…

Резкое движение этой женщины лишило Джейни остатков самообладания. Сжав кулак, она изо всех сил врезала американке под дых и быстро отскочила в сторону. Лина согнулась пополам, отчаянно пытаясь сделать вдох. Еще секунда, и она упала на ковер, неловко подвернув ногу.

Джейни одним прыжком преодолела расстояние, отделявшее ее от кровати, и помахала рукой перед глазами Феликса, пытаясь добиться от него хоть какой-нибудь реакции. Бесполезно: он продолжал равнодушно таращиться в потолок.

И тут она все поняла.

— Ты накачала его наркотиками, — выдохнула Джейни, поворачиваясь к Лине.

Феликс был невиновен. Однако, даже осознав это, Джейни не смогла успокоиться. Напротив, ее гнев разгорелся с новой силой: чем напичкала Феликса эта девица? Сможет ли он оправиться после ее зелья?

Лина тем временем сумела восстановить дыхание. Опершись о край кровати, она медленно встала и вздрогнула, когда Джейни шагнула к ней.

— Не думай… что это… сойдет тебе с рук, — выдавила из себя Лина. — Ты дорого мне заплатишь, маленькая…

— Ты опоила его! — зарычала Джейни, не обращая ни малейшего внимания на ее угрозы. — Что ты ему дала?

Лина не удостоила ее ответом. Вместо этого она неожиданно бросилась на Джейни, своими длинными полированными ногтями намереваясь вцепиться ей в лицо. Джейни с легкостью увернулась и в следующую секунду снова ударила Лину. Та отшатнулась и инстинктивно прижала ладонь к щеке, на которой мгновенно проступил ярко-красный след.

— Что ты ему дала? — угрожающе повторила Джейни, занося руку для очередного удара.

— С ним все будет в порядке. Я подсыпала ему в чай средство, парализующее волю. Его действие закончится через несколько часов.

Теперь в голосе Лины звучала уже нескрываемая ненависть, но Джейни было глубоко плевать на это — ее собственной ярости с избытком хватило бы на то, чтобы за волосы вышвырнуть американку из Маусхола.

Краем глаза не переставая следить за ней, Джейни вернулась к Феликсу.

— Феликс, ты меня слышишь?

— М-м…

Она схватила его за руку и, с силой дернув, заставила сесть, будто это был не человек, а заводная игрушка: пока не повернешь ключик — не пошевелится. Затем Джейни подобрала с пола брюки и рубашку Феликса и протянула ему:

— Надевай.

Феликс покорно взял свои вещи и опять уставился куда-то в пустоту.

Джейни украдкой взглянула на Лину: утомленная борьбой, та лишь в бессильной ярости сверкала глазами. Отлично. Значит, не будет мешать. Джейни помогла одурманенному Феликсу одеться (он при этом не многим отличался от манекена) и, поддерживая его, направилась к дверям, не забыв прихватить с собой багаж Феликса и трость Клэр — пусть эта заморская гостья хоть на коленях ползает!

— Ты еще пожалеешь об этом, — прошипела ей вслед Лина.

— Да неужели? — усмехнулась Джейни, гордясь своим спокойствием.

— Ты даже не представляешь, кто я…

— А вот тут ты ошибаешься. Я прекрасно знаю, кто ты и зачем пожаловала сюда.

Заметив изумление Лины, Джейни холодно улыбнулась.

— Да-да, — добавила она. — Может, там, откуда ты приехала, твои приказания исполняются по одному щелчку пальцев, но здесь все по-другому. Это — наш город, и лучшее, что ты можешь сделать, — это сесть на первый же поезд, идущий в Лондон, а там купить билет на самолет и убраться восвояси, потому что, если ты останешься, на тебя ополчится весь Маусхол. У меня много друзей, Лина Грант. Настоящих друзей.

— Ты не…

Но Джейни уже не слушала ее: вытолкнув Феликса в коридор, она демонстративно хлопнула дверью и с вещевым мешком, тростью и футляром в руках поплелась к лестнице.

— Нам нужно спуститься, — объяснила она Феликсу, опять подталкивая его.

Внизу их встретил взволнованный Рон. Он внимательно посмотрел на Феликса, снова замершего, как игрушка, у которой кончился завод, а затем обратился к Джейни:

— Я слышал крики…

Джейни устало кивнула:

— Мы кого-нибудь разбудили?

— Нет, но… — Рон взглянул на Феликса. — А что с ним такое?

— Ваша постоялица накачала его наркотиками. Хорошенькие, однако, у вас клиенты!

— Мы их не выбираем… Ты повезешь его в больницу?

Джейни покачала головой:

— Нет, домой.

— Но…

Так будет лучше. Не хочу, чтобы он проснулся в больничной палате, недоумевая, что же произошло.

Рон хотел сказать что-то еще, но, передумав, просто пожал плечами.

— Что ж, давай помогу. — И, подхватив вещи, направился к «релианту».

Пока он складывал их в багажник, Джейни пыталась запихнуть Феликса на пассажирское сиденье.

— Еще что-нибудь? — спросил Рон после того, как Джейни заняла место за рулем.

— Нет. Спасибо тебе за все. Иди, а то простудишься под дождем.

Она включила передние фары и дворники, которые тут же принялись лениво размазывать грязную воду по лобовому стеклу. Вздохнув, девушка открыла окошко, помахала Рону, наблюдавшему за ней с порога отеля, и, развернув машину, покатила в сторону Маусхола.

«Если в моей жизни и была более кошмарная ночь, — с горечью подумала Джейни, — то я определенно не помню когда».


6

Лина стояла, глядя на захлопнувшуюся дверь. Щека горела, ребра ныли. Распахнув халат, девушка принялась осматривать свое тело.

Да, досталось ей…

Она медленно проковыляла через комнату и выглянула в окно: старенький «релиант робин» только что отъехал прочь. Лина долго смотрела ему вслед, массируя больные места и ничуть не заботясь о том, что стоит у окна полуголая и ее могут увидеть слу-чайные прохожие. Наконец она запахнула халат и уселась в кресло.

«Это карма», — подумала Лина. Она ведь хотела как лучше, но при этом позволила своему телу одержать верх над разумом, и вот что в итоге получилось…

«Думай головой, а не передним местом, — нередко наставлял ее отец. — Это главное правило успеха как для мужчин, так и для женщин: если желаешь продвинуться в каком-нибудь деле, слушай голос разума, а не похоти, ибо из-за нее сгинуло немало талантливых людей».

Но она не последовала этому совету и, позабыв о здравом смысле, поддалась порыву чувств. Если бы она подсыпала Феликсу обычное снотворное и уложила его спать на диван, а сама отправилась в свою постель, сейчас все было бы иначе. А так…

Чего стоит одна только эта маленькая сучка, ворвавшаяся к ней в номер, словно к себе домой!

Ярость была бессмысленной, но Лина не могла сдержаться. Лишь спустя некоторое время она перевела дыхание и постаралась успокоиться.

«Не сходи с ума», — сказала она себе.

Однако теперь Лина могла потерять Феликса навсегда. Не то чтобы она считала его главной целью своей жизни. В какой-то мере она вообще не хотела сближаться с ним — ведь он был всего-навсего неотесанным моряком.

И все же…

Лина подумала о неведомом доселе чувстве, которое пробудил в ней этот человек, и с необъяснимым волнением осознала, что оно не угасло. Феликс Гэйвин действительно сумел пробить ледяную стену, которую она выстроила вокруг себя, и отыскал путь к сердцу, чтобы остаться в нем навсегда.

Лину покорила не готовность, с которой он бросился ей на помощь (чего, безусловно, не сделали бы люди ее круга — в лучшем случае они сочувственно покачали бы головой), не искренность, светящаяся в его взгляде, не внимание, с которым он слушал ее, и даже не его мускулистое тело…

Лина сама не понимала что. А все непонятное вызывало у нее страх, поскольку заставляло чувствовать себя уязвимой и глупой, неудачницей, не способной добиться желаемого.

Лина вспомнила тепло Феликса, прикосновение к его коже. Правда, в тот момент он был без сознания, что несколько отдавало некрофилией… И тем не менее это было так приятно…

Откинувшись на спинку кресла, Лина закрыла глаза и принялась ласкать себя, представляя, что это руки Феликса скользят по ее телу, но тут в фантазии ворвалась Джейни Литтл, а потом перед мысленным взором возникло мрачное лицо Феликса, когда тот появился на пороге с дурацкой тростью, и…

Рука замерла — Лине больше ничего не хотелось.

Спустя некоторое время она открыла глаза и, поправив халат, поднялась.

«Не сходи с ума».

У нее оставался еще один шанс порадовать и папу, и Орден, и саму себя. И она им воспользуется.

Берегись, Джейни Литтл!


7

Для Клэр Мэбли самым важным в жизни было самообладание. И это отличало ее от миллионов других людей на свете.

Когда на Клэр напал незнакомец, она, конечно, испугалась. Испугалась боли. Испугалась смерти. Но больше всего испугалась, что может лишиться самообладания. И вот в эту ночь у Клэр все-таки отняли то, что спасало ее в течение долгих лет борьбы с болезнью.

Судьба обошлась с ней жестоко, хотя некоторые говорили, что Клэр сама себя наказала. Правда, она была совсем еще юной, когда случилось несчастье. Клэр полностью утратила контроль над своим телом, но не сдалась и потому смогла — хоть и не сразу — восстановить его. Она не выздоровела окончательно, но сумела победить болезнь настолько, что удивила даже врачей.

А в чем секрет? В самообладании.

Снова начав ходить, Клэр поклялась себе больше никогда, ни при каких обстоятельствах не терять самообладания. Сегодня она лишилась его. Незнакомец отнял у Клэр самое главное в жизни и сделал это легко и небрежно, словно жестокий мальчишка, отрывающий крылья у бабочки. И даже сейчас, находясь у себя дома на кухне в компании Дэйви Роу, девушка не могла успокоиться. Ей казалось, что она — пловец, который запутался в морских водорослях и теперь, задыхаясь, идет ко дну, теряя силы, надежду, самообладание…

Самообладание…

Клэр посмотрела на Дэйви, который сидел напротив и пил чай, стараясь не хлюпать слишком громко. Дэйви… Отвратительные шрамы, нос картошкой и огромный подбородок, правое ухо крупнее левого, глаза хоть и добрые, но слишком маленькие и расположены чересчур близко друг к другу, над левой бровью фиолетовая бородавка… Подобные черты могла любить только мать. И, насколько Клэр знала, так оно и было.

Дэйви тоже досталось в жизни. Из-за отталкивающей внешности у него почти не было друзей, а когда он приходил устраиваться на работу, двери захлопывались прямо у него перед носом. Образования он так и не получил и за годы юности научился разве что драться. Но за это, увы, не платили денег, и в итоге Дэйви пришлось добывать свой хлеб насущный, воруя кошельки и обчищая номера отелей, благо в летнее время туристов на полуострове Пенвит хватало. А что еще бедняге оставалось?

В Маусхоле его отнюдь не считали паршивой овцой и относились даже с некоторой симпатией, хотя никто особенно не стремился проводить время в его обществе.

Но Клэр вдруг осознала, что, несмотря на уродство и темное прошлое этого человека, испытывает к нему неизъяснимую нежность и ощущает непонятное духовное родство с ним.

В надежде отвлечься от мрачных мыслей о сегодняшнем вечере Клэр попыталась представить себя на месте своего спасителя.

Он не был инвалидом — его тело исправно выполняло свои функции, и все же Дэйви нельзя было назвать полноценным: подобно тому, как люди, глядя на Клэр, не видели ничего, кроме ее трости, точно так же при взгляде на Дэйви они замечали лишь его уродство. Главное различие между ними заключалось в том, что Клэр изо всех сил стремилась изменить отношение к себе, и ей это удавалось, тогда как у Дэйви не было ни малейшего шанса.

— Ты' прочла все те книги? — неожиданно спросил он.

Клэр вздрогнула и вернулась в реальность.

— Что?

— Ну, книги в библиотеке. — Дэйви махнул рукой. — Ты все их прочла?

Клэр улыбнулась:

— Нет, еще не все. Но я много читаю. А что?

— Ну, мне хотелось бы знать, каково это.

— Каково что — прочесть все книги?

— Нет, книгу вообще. Но от начала до конца, и настоящую, без картинок.

— Ты никогда не читал книг? — Клэр стоило немалого труда скрыть изумление в голосе.

Дэйви пожал плечами:

— Да как-то времени не было…

— И на что же ты его тратишь? — язвительно поинтересовалась Клэр и тут же прикусила язык. — Прости, Дэйви. Мне не следовало…

— Нет-нет, все в порядке. Ну, я люблю гулять. А теперь, когда Вилли отдал мне свой велосипед, я часто катаюсь — например, до Сент-Ивза и обратно. Еще я очень люблю слушать радио, а по вечерам мы с мамой смотрим телик. К тому же я обожаю ходить в кино. Но вот посмотрел на твои книги и подумал: прочитав столько, волей-неволей поумнеешь.

— Нужно не просто читать, — покачала головой Клэр.

Ей, продавщице книжного магазина, лучше других было известно, какая литература пользовалась наибольшим спросом среди покупателей: любовные романы и детективы. Она даже не помнила, когда в последний раз кто-нибудь кроме студентов спрашивал Джойса.

— Нужно осмысливать то, что читаешь, — объяснила она Дэйви. — Книга должна бросать вызов твоему интеллекту. Хотя я не имею ничего против развлекательной литературы. Стараюсь читать всего понемножку.

Дэйви кивнул, но Клэр сразу же стало ясно, что он ее не понимает.

— Ты ведь еще и музыкой занимаешься, — перевел он разговор на другую тему. — Играешь у Чарли Бойда, да?

— Да, по пятницам. А откуда ты знаешь? Вроде бы мы с тобой там не встречались.

Дэйви пожал плечами:

— Бывает, я прогуливаюсь мимо дома Чарли и, если оттуда доносится музыка, останавливаюсь, чтобы послушать.

— А почему ты никогда не заходишь?

— Ну, я же не умею ни играть, ни петь.

— Ты мог бы рассказать какую-нибудь историю — например, что-нибудь о временах твоего деда.

— Да не знаю я никаких историй. Я… — Дэйви нервно заерзал на стуле. — Стоит мне где-нибудь появиться, как все тут же умолкают и начинают глазеть на меня. Чтобы поладить с людьми, мне приходится разыгрывать из себя дурачка. Тогда сперва все смеются надо мной, а потом угощают выпивкой или предлагают партию в бильярд, но… — Дэйви запнулся.

Клэр в растерянности не знала, что сказать.

— Иногда я так от всего устаю, — добавил он.

— Дэйви, быть не похожим на других очень нелегко. Мне это прекрасно известно.

— Не сравнивай себя со мной. Ты красивая и умная, а я… — Он вздохнул и одним глотком допил свой чай. — Уже поздно. Не могла бы ты дать мне подушку и одеяло, я постелю себе на кушетке.

Клэр хотела сказать что-нибудь утешительное, но не решилась, боясь обидеть Дэйви жалостью, которую сама ненавидела до глубины души.

Она поднялась со стула:

— Сейчас я все тебе принесу.

Позже Клэр заглянула к матери. Та спокойно спала. Девушка оставила на тумбочке записку, в которой коротко объяснила, почему Дэйви ночует у них, и отправилась к себе. Раздевшись, Клэр легла в постель, но очень скоро поняла, что не сможет уснуть. В итоге она провела остававшиеся до рассвета часы, наблюдая, как постепенно прекращается дождь. И только небо было по-прежнему облачным и тяжелым, напоминая о минувшей ночи.

Чайки уже начали кружить над крышей, когда Клэр наконец задремала, сидя в кресле. Ей снился мужчина в маске. Он гнался за ней по узким извилистым улочкам, а она не могла двигаться быстро, потому что потеряла свою трость. И вот над ней склонилось закрытое очками и шарфом лицо, и рука с татуировкой в виде голубя на запястье приставила к ее горлу нож. Из-под шарфа донесся приглушенный смех.

Очнувшись, Клэр продолжала слышать его и лишь спустя некоторое время осознала, что это всего-навсего крики чаек. Чувствуя себя совершенно разбитой, она кое-как доковыляла до кровати и заползла под одеяло, где вскоре снова забылась сном, но на этот раз без сновидений.


8

Входная дверь хлопнула, и Дедушка, вздрогнув, проснулся. Книга Данторна свалилась с его коленей и упала бы на пол, если бы он не успел ее подхватить. Старик быстро вскочил на ноги, когда его промокшая, перепачканная внучка ввела в коридор такого же мокрого и грязного Феликса, спавшего, казалось, прямо на ходу.

— Ты нашла его! — обрадовался он. — Феликс, я даже выразить не могу, как сильно сожалею о…

— С ним сейчас бесполезно разговаривать, дедуля, — перебила его Джейни.

Дедушка подошел ближе и обнаружил, что, хотя глаза Феликса были широко раскрыты, он явно ничего не видел. Двигался же он исключительно потому, что Джейни буквально волокла его за собой.

— Что с ним стряслось? — спросил Дедушка. — Несчастный случай?

Джейни покачала головой:

— Да нет, дедушка, ничего случайного — все было тщательно спланировано… Помоги мне дотащить его до кровати.

Они потратили с полчаса на то, чтобы доставить полуживого Феликса наверх, раздеть его и уложить в постель, и еще примерно столько же времени переносили вещи из машины в дом, после чего дед с внучкой уселись на диване в гостиной, и Джейни по порядку рассказала обо всех событиях минувше го вечера. Закончив свою историю, девушка уткнулась Дедушке в плечо и разрыдалась.

В течение некоторого времени старик молча обдумывал услышанное, а затем крепко обнял Джейни и принялся ее успокаивать. Он шептал ей на ухо, что все уладится, что они обязательно докопаются до истины и что ей не о чем волноваться.

Но это были всего лишь слова…

Произнося их, Дедушка смотрел на лежащую в кресле книгу Данторна и не мог избавиться от странного ощущения, что самое худшее еще впереди.

Дедушка слушал завывание ветра за окном, и необъяснимое предчувствие чего-то ужасного усиливалось.

Да, это только начало. Дальше будет хуже.


Глупый старик

Философы веками спорят, сколько ангелов одновременно может танцевать на острие булавки. Материалисты полагают, что все зависит от того, танцуют ли они буги-вуги или же прильнув щекой к щеке.

Том Роббинс. Аромат джаза


1

Оглушенная ударом о волны, Джоди с головой погрузилась в темную глубину, но через несколько мгновений вынырнула на поверхность.

Холод моментально сковал ее тело, и Джоди вспомнила, что на дворе стоит поздняя осень. В эту пору многие моряки, оказавшись в воде, замерзали насмерть. Иногда их посиневшие распухшие тела выбрасывало на берег, и для родственников это было слабым, но все-таки утешением, однако большинство пропадало без вести, превратившись в вечную игрушку волн.

Но Джоди уже не чувствовала холода, который высасывал жизнь из ее тела. Она просто плыла, отчаянно работая руками и ногами, и мысли ее были совсем о другом.

Эдерн Ги…

Его кожа, которая плавилась, словно воск…

Дыра у него в груди, из которой сыпались болтики и гаечки…

Эта картина застыла в ее памяти, вытеснив все остальное…

Задумавшись, девушка опустила голову и чуть было не захлебнулась. Соленая вода попала в нос, Джоди закашлялась и задрожала.

«Плыви, — сказала она себе. — Плыви, или ты погибла!»

Но ее трясло все сильнее, и все труднее было держаться на воде.

Течение уносило ее прочь от пристани. Уиндл, фамильяр Вдовы, сидя на ящике, злобно смотрел ей вслед, самой Вдовы нигде не было видно. Теперь, когда Джоди была размером с мышь, ей казалось, что до берега так далеко.

Девушка закрыла глаза…

И снова увидела Эдерна, его расплывшееся лицо, разорванную грудь и металлические детали.

«Плыви! Плыви!» — твердила она себе.

Но руки и ноги онемели, и Джоди почувствовала, что теряет надежду.

«Зачем бороться с холодом? — думала она, слабея. — Зачем бороться со стихией?»

Море никогда не было ей другом — оно украло у нее отца и мать и вот сейчас отнимало жизнь. В темной глубине ее ждал покой — он манил ее, обещая тепло и уют, если только она перестанет сопротивляться…

Внезапно волна подхватила Джоди, и, приподнявшись над поверхностью залива, девушка заметила, как что-то темное, оставляя за собой клинообразный след, быстро приближается к ней.

«Акула!» — ахнула она.

Вероятно, это была маленькая голубая акула, таких местные рыбаки прямо в гавани ловили удочкой на макрель или сардину.

Еще секунду назад Джоди готова была сдаться, но теперь инстинкт самосохранения заставил ее продолжить борьбу. Ей вовсе не хотелось становиться закуской для акулы.

Девушка принялась отчаянно барахтаться, однако вовремя сообразила, что этим только быстрее привлечет внимание зубастой хищницы.

«Это несправедливо, — всхлипнула Джоди, — что бы там ни говорила тетя Нетти по поводу распределения справедливости на земле». В это время года здесь вообще не должно быть акул.

Девушка взлетела на очередной волне и с удивлением обнаружила, что ее преследовательница исчезла.

«Слава богу!» — с облегчением выдохнула Джоди и тут же вскрикнула от неожиданности, почувствовав прикосновение чего-то живого и очень крупного.

Она бешено замолотила по неизвестному существу своими крошечными кулачками, но вдруг поняла, что это не скользкая кожа акулы, а всего-навсего мокрая тюленья шкура. Взволнованная, Джоди прижалась к ней и забормотала:

— Спасибо, спасибо, спасибо…

У нее лихорадочно стучали зубы, дрожали руки и ноги, но девушка накрепко вцепилась в своего спасителя, направлявшегося к берегу, не ослабила хватку даже тогда, когда смертельная усталость смежила наконец ей веки.


2

Спустя час после общения с трупом Джона Бриелло Дензил Госсип все еще не мог решить, разыграли его или нет. Если да, то мистификация была спланирована поистине великолепно и имела продолжение, поскольку теперь все четверо плыли в лодке по темному заливу.

Хенки Вэйл, благоразумно поместив свою массу в центре лодки, гнул спину на веслах. Он сменил медвежью шкуру на привычные штаны, свитер и шарф. Топин, вооружившись фонарем, устроился на носу и пристально вглядывался в волны, высматривая Джоди и брошенные корабельные снасти, которые могли представлять серьезную угрозу для лодки. Дензил, также с фонарем, сидел на корме вместе с Лиззи Снелл, походившей сейчас на бывалого пирата, — Хенки предложил ей облачиться в один из костюмов, в какие наряжал своих моделей, если вообще наряжал. Лиззи склонилась на одну сторону лодки, Дензил на другую, и оба внимательно изучали поверхность воды в поисках Джоди, которая, превратившись в Крошку из старого детского стихотворения, в эти минуты должна была беспомощно барахтаться в заливе.

Если, конечно, верить словам мертвеца, что, по мнению Дензила, было совершенной глупостью.

Вся эта история казалась ему сплошным абсурдом. За исключением того, что Джоди действительно пропала, а сам он до сих пор чувствовал прикосновение холодных пальцев к своей руке и слышал загробный голос, слетающий с обескровленных губ Бриелло…

— Что это?! - воскликнула Лиззи, когда свет от фонаря Дензила упал на какое-то движущееся по волнам существо.

Топин направил на него луч своего фонаря, а Хенки перестал грести и прищурился.

— Оно гораздо больше мыши, — покачал головой Топин.

— Это всего лишь тюлень, — добавил Хенки.

— Так, может, и у него попросим помощи? — усмехнулся Дензил, не в силах сдержать сарказм.

Однако Хенки заметно оживился.

— О нет, — пробормотал Дензил. — Это уже чересчур…

В Бодбери рыбаки с промысловых люггеров и матросы с торговых кораблей, контрабандисты и ловцы крабов — все, чья работа была так или иначе связана с морем, — отличались крайней суеверностью.

Они не любили, когда что-то пропадало с их судов, и не только по очевидной причине, но еще и потому, что, согласно примете, вместе с исчезнувшим предметом корабль терял и часть своей удачи. Из этих же соображений моряки неохотно одалживали вещи и считали необходимым немного подпортить их, прежде чем передать в чужие руки.

Большим несчастьем считалось отправиться в плавание со священником, поэтому моряки старались даже слова этого не произносить, используя вм него выражения вроде «белая удавка».

Поднявшись на борт, не стоило возвращаться на берег за какой-нибудь забытой вещью.

Появление женщины на корабле воспринималась как предвестие несчастья.

Если сардину начать есть с головы, можно отпугнуть целый косяк рыбы.

И сотни других, разнообразных и зачастую совершенно немыслимых поверий.

О душах мертвых у моряков тоже было собственное представление, не имеющее отношения к традиционным раю и аду. Души рыбаков, по их мнению, вселялись в чаек, а души усопших эльфов — в тюленей, поэтому причинить вред этим существам — все равно что разбить зеркало: к большой беде.

Подобное отношение позволяло чайкам свободно летать повсюду, а тюленям, колония которых располагалась на Йолен-Рок, к югу от городка, безбоязненно заплывать в гавань. Никто не осмеливался тронуть их. К тому же разве они не помогали рыбакам отыскивать косяки сардин и не указывали в густом тумане путь к причалу?

В Бодбери не верили в селчей — тюленей-оборотней, напротив, этих животных считали символом Доброго Соседства и чтили не меньше, чем домовых.

И только для Дензила Госсипа все это оставалось полнейшей ерундой…

Между тем Хенки неожиданно сложил руки рупором и прокричал что-то тюленю.

— У нее есть что-то на голове, — заметила Лиззи.

— Шляпа, должно быть, — съязвил Дензил. — Кстати, с чего вы взяли, что это она, а не он? Может, станем определять пол по головному убору?

— Это она, — мягко ответил Хенки.

«Ну еще бы, — хмыкнул про себя Дензил. — Такому волоките, как ты, всюду мерещатся самки».

— Посветите на нее, — попросил Хенки, снова взявшись за весла.

Дензил тяжело вздохнул и стал смотреть на берег. Его взгляд упал на человека, явно наблюдавшего за ними с Новой Пристани. В темноте с такого расстояния Дензил мог различить лишь силуэт, имевший бесспорное сходство с очертаниями Вдовы Пендер.

Странный холодок пробежал у него по спине. Пытаясь избавиться от неприятного ощущения, старик зажмурился, а когда он снова открыл глаза, фигура уже исчезла.

— Боже мой! — завопил вдруг Топин. Усталый и раздраженный, Дензил повернулся взглянуть, что так взволновало чудаковатого философа, и в следующую секунду во второй раз за ночь лишился дара речи.


3

Джоди видела странный сон.

Стоял солнечный летний день, и море у Йолен-Рок было удивительно спокойным. Джоди мерно покачивалась в каркере — крошечной лодочке, какие местные мальчишки мастерили из древесной коры. Как раз то, что надо для Маленького Человечка.

Вокруг — ив воде, и на скалах — виднелись тюлени. Больше сотни тюленей. Взрослые самки и самцы, молодые особи и совсем еще юные детеныши. Все они грелись на солнышке или плескались в теплом море. Она повсюду слышала их голоса — низкий лай стариков и тоненькое повизгивание малышей сплетались в разговор, и Джоди казалось, что она смогла бы его понять, если бы хорошенько сосредоточилась.

Прежде она часто приходила сюда с Олли. В плохую погоду он забирался к ней за пазуху, а в хорошую сидел у Джоди на плече или просто бежал рядом. Иногда она часами напролет болтала с Дензилом или молча наблюдала за тюленями в обществе Топина.

Но никогда еще она не оказывалась так близко к этим животным, как сейчас.

Несколько малышей резвились на берегу, наполняя воздух своими криками, — ну точь-в-точь расшалившиеся ребятишки из Трущоб. Джоди направила каркер в их сторону, но тут у нее на пути возник взрослый тюлень. Он поднял голову над водой и посмотрел на девушку.

Камень, - послышалось ей.

Это прозвучало словно звон колокольчика и не имело ничего общего с грубым тюленьим лаем. Джоди вдруг почудилось, что она уже слышала этот голос, эту четкую, правильную речь.

Она бросила взгляд на Йолен-Рок.

— Что — камень?

Камень с дыркой.

У Джоди появилось неприятное ощущение, словно туча закрыла солнце.

— Нет… — прошептала она.

Пройти девять раз.

Неприятное чувство стремительно нарастало, сжимая грудь, и Джоди задрожала всем телом.

— Не говори со мной так!

На восходе луны.

В сознании Джоди что-то щелкнуло. Боль сдавила виски.

— Пожалуйста, не…

Но было уже поздно. В то же мгновение она вспомнила все: и Вдову, и ее прихвостней, и Эдерна — растерзанный на кусочки часовой механизм, из которого сыпались болтики и гаечки…

Когда ты проснешься, - сказал тюлень, глядя на нее своими огромными влажными глазами, — не забудь о камне.

— Но я не хочу просыпаться.

Быть Маленьким Человечком здесь — хорошо и приятно, а наяву это означало снова столкнуться с ведьмами, их фамильярами и слочами. И еще там ее ждало море — такое же враждебное, как в день гибели отца…

— Ты не можешь заставить меня проснуться! Но все вокруг уже начало расплываться, словно гигантская рука стирала наваждение со стекла реальности.

— Нет! — закричала она.

Но ты нужна нам.

Джоди опять плыла, но теперь уже не по волнам: она будто бы парила в темноте, где не было ни неба, ни земли.

Ты нужна мне…

Девушка невольно вспомнила старые морские байки, будто души умерших эльфов вселяются в тюленей, и перед мысленным взором снова возник образ Маленького Человечка — ее погибшего друга…

— Эдерн?

Тишина.

— Эдерн, а может, ты все-таки был настоящим?

Но ответа не последовало, а сама. Джоди постепенно возвращалась в свое измученное тело, и вскоре тьма отступила перед лучом яркого света, ударившим ей прямо в лицо.


4

— Какая крошка! — ахнула Лиззи, захлопав глазами от удивления. — Словно куколка.

Хенки только хмыкнул, мельком взглянув на Джоди, сейчас его гораздо больше волновало другое: он изо всех сил старался удержать лодку на месте, чтобы тюлень мог спокойно приблизиться, не уронив своего пассажира.

Дензил же, стоя рядом с Лиззи, молча смотрел на крошечную фигурку на голове животного и размышлял, сошел ли с ума он сам или же мир вокруг. Сняв очки, он старательно протер их и водрузил на переносицу.

Для него изменилось все — невозможное каким-то необъяснимым образом стало возможным.

Все утратило смысл. Он больше ни в чем не был уверен. Облегчение от сознания того, что Джоди жива и здорова, смешивалось с недоумением по поводу ее размера. Бедный Дензил чувствовал себя глупым стариком, посмешищем со всеми своими научными принципами и элементарной логикой.

Как страшно вдруг обнаружить, что ты всю жизнь заблуждался! Но в то же время в груди у Дензила поднималось странное, неведомое ему доселе волнение: существование чудес открывало безграничные возможности для принципиально новых исследований.

Кроме того, Дензила утешало, что Лиззи и Топин были ошарашены ничуть не меньше, чем он, да и немудрено: не каждый день увидишь Джоди размером с мышь.

Лиззи осторожно сняла девушку с головы тюленя, завернула ее в носовой платок, поднесла к фонарю и принялась качать, напевая при этом какую-то песенку, что, насколько было известно Дензилу, привело бы Джоди в неописуемую ярость, если бы она услышала.

Старик наклонился ниже:

— Джоди…

— Она насквозь промокла и промерзла до костей, — шепнула ему Лиззи. — Но с ней все будет в порядке. Да, Хенки?

Хенки, направлявший лодку в сторону складов, опять неопределенно хмыкнул, но Дензил предпочел расценить это как согласие. Пусть уж лучше великан не отвлекается, поскольку лавировать среди останков кораблей и без того не так-то просто.

Топин поднялся, намереваясь получше рассмотреть малютку Джоди. Лодка закачалась.

— А ну-ка сядь! — рявкнул Хенки. Философ повиновался.

Между тем Дензил оторвал взгляд от Джоди и повернулся к тюленю, однако тот уже успел уплыть.

— Какое поразительное создание, — задумчиво произнес старик и громко прокричал в темноту: — Спасибо тебе!

Хенки с улыбкой посмотрел на него, но ничего не сказал. Великан старательно греб к берегу, и его массивные мускулы перекатывались под свитером. Дензил снова обратил все свое внимание на Джоди и удивленно вскинул взгляд, когда лодка ударилась о причал: обратный путь показался ему слишком коротким.

— Ну что, вы изменили свое мнение? — поинтересовался Хенки.

— О чем?

— Обо всем.

— Пожалуй.

— Ой, смотрите! — перебила их Лиззи. — Она приходит в себя.

И правда, тонюсенькие реснички задрожали, и в следующую секунду Джоди очнулась.

— Чертово волшебство, — выдохнул Хенки. — Жаль, что у нее нет крылышек. Хотел бы я увидеть, как они работают.

— Она же не фея, — возразил Дензил.

— Но в любом случае она служит живым доказательством существования магии, не так ли?

— Да тише вы! — зашипела на них Лиззи, когда Джоди поморщилась и заткнула уши.

— Давайте поскорее внесем ее в дом, — предложил Хенки, привязывая лодку.

Он пытался говорить приглушенно, но даже шепот его звучал как раскаты грома.

— Тише! — простонала Лиззи.

Хенки кивнул и, пробормотав себе нос: «Черт побери», — зашагал к своему жилищу.

Остальные последовали за ним. Дензил, замыкавший цепочку, задержался в дверях и внимательно оглядел вымощенную булыжником дорожку, соединявшую Старый Причал и Новую Пристань. Вдовы нигде не было видно, и все же он испытывал навязчивое ощущение, что кто-то наблюдает за ними. В воздухе воняло болотом, хотя Дензил понятия не имел, откуда мог исходить подобный запах.

Он постоял еще немного, а затем тряхнул головой и вошел внутрь.


5

Оправившись от шока, вызванного появлением над ней громадных лиц, Джоди грелась в одежде, снятой с куклы, которую Хенки отыскал в одной из бесчисленных коробок, заполонивших его дом, пила чай из наперстка и рассказывала свою историю. Девушка совершенно охрипла, и, чтобы смягчить горло, в чай добавили немного рому из пипетки. К счастью, гиганты, как Джоди мысленно называла своих спасителей, теперь говорили только шепотом, так что в ушах больше не звенело.

— Я чувствую себя членом банды заговорщиков, — признался Топин.

— В некотором роде так оно и есть, — заверил его Хенки.

От его голоса у девушки по-прежнему закладывало уши.

Как и все, кто вырос в Трущобах, Джоди прекрасно знала эксцентричного художника, однако дома у него оказалась впервые. Здесь все было именно так, как она и представляла, вместе с другими ребятишками украдкой заглядывая в жилище Хенки сквозь грязные окошки. Она могла бы часами бродить по этому огромному лабиринту, а учитывая ее нынешний размер, пожалуй, и целыми днями… Мысли Джоди вернулись к насущной проблеме.

— Как мне снова стать прежней? — спросила она.

— Для начала, — ответил Хенки, — мы отправимся к чертовой Вдове и заберем у нее пуговицу.

— Это не так-то просто, — возразил Дензил.

— Почему же? — скривился Хенки.

— Потому что, когда мы были еще в море, я видел, как Вдова шпионила за нами с пристани. Наверняка она уже успела надежно спрятать пуговицу.

— Эта старая карга ни за что не скажет, куда она ее подевала, — вздохнула Лиззи.

— Уж мы-то заставим ее заговорить, — прорычал Хенки.

— Угу, — хмыкнул Топин. — Не думаю, что это понравится констеблю.

— К тому же среди нас есть некоторые нарушители общественного спокойствия, — не преминул съязвить Дензил.

— Тремер не упустит случая упрятать тебя за решетку, Хенки, — добавила Лиззи.

— Значит, нужно найти другой выход! — заревел Хенки, в очередной раз заставив Джоди вздрогнуть.

— А как насчет камня? — напомнила она. — Камня Мен-эн-Тол?

— Это всего лишь сказка, — возразил Дензил. — Какой бы ни был камень — с дыркой или без, — магии в нем не больше, чем в…

— Чем в чем? — ухмыльнулся Топин.

— Не важно, — насупился Дензил.

Все рассмеялись, и Джоди пришлось снова заткнуть уши, когда захохотал великан.

— Хенки, — укоризненно покачала головой Лиззи.

Он взглянул на нее, потом на Джоди и замолчал, скривив губы в беззвучном «черт побери».

— А тот Маленький Человечек… — сменил тему Топин. — Ты говоришь, он оказался заводной игрушкой?

Смех тут же оборвался, и Джоди грустно кивнула.

— А потом тебе приснилось, что его душа вселилась в тюленя?

— Да.

— Я считал, что только боги и ангелы могут обращаться к кому-то во сне, — саркастически заметил Дензил.

— Вообще-то да, — растерянно согласился Хенки.

— А что если эльфы обладают способностями, о которых мы не подозревали, — задумчиво произнес Топин.

— Например? Является во сне? — поинтересовался Хенки.

— Вероятно, они могут говорить с людьми посредством других существ, когда их собственные тела почему-то не подходят для реализации замысла, — предположил Топин.

Дензил крякнул, но воздержался от комментариев.

Топин улыбнулся:

— То и дело выясняется, что мир гораздо сложнее, чем казался нам всего пару секунд назад.

— Наверное, все это правда, — оживилась Лиззи. — Вы никогда не обращали внимания, как иногда смотрят на нас обычные кошки? Словно понимают каждое наше слово.

— Есть над чем задуматься, не так ли? — лукаво подмигнул Дензилу Топин.

— По-вашему, мы должны отнести Джоди к камню, чтобы она девять раз прошла через его дыру? — устало спросил тот.

— На восходе луны, — уточнила Лиззи. Дензил вздохнул:

— Но что из этого выйдет?

— Есть только один способ получить ответ на этот вопрос, — пожал плечами Хенки.

— Но нужно остерегаться Вдовы, — предупредила Джоди. — А вдруг она снова выследит нас с помощью Уиндла.

— Мне бы хотелось нарисовать ее фамильяра, — признался Хенки. Он взглянул на Джоди. — И тебя тоже, маленькая. Я и не подозревал, что у Нетти есть дочка, да еще такая хорошенькая.

— Я ее племянница, — поправила его Джоди.

— И она вовсе не желает, чтобы ты ее рисовал, — возмущенно фыркнул Дензил.

Он покосился на мольберт с незаконченным портретом обнаженной Лиззи и презрительно отвернулся.

Хенки хихикнул:

— Я же не собираюсь запечатлевать малышку нагишом.

— А я согласна! — неожиданно вмешалась Джоди. — Меня еще никогда не рисовали.

— И надеюсь, никогда не нарисуют, — пробормотал Дензил. — Что сталось бы с твоей бедной тетей, если бы…

— То существо… — перебила его Лиззи, нервно озираясь по сторонам. — Может, оно где-то поблизости?

Все замолчали и начали вглядываться в темноту, сгустившуюся по углам.

— На всякий случай нам лучше говорить шепотом, — предложил Хенки, — хотя я сомневаюсь, что фамильяр нас подслушивает.

— У Вдовы есть еще слочи, — сказала Джоди. — Болотные твари. Правда, живут они всего одну ночь, и их можно учуять издали.

— Учуять? — Дензил резко выпрямился в кресле и поправил съехавшие на нос очки. — Снаружи стояла невыносимая вонь, когда мы входили сюда…

Хенки вскочил на ноги так стремительно, что опрокинул стул, на котором сидел. Сморщившись от грохота, Джоди быстро заткнула уши. Двумя огромными прыжками художник приблизился к двери и широко распахнул ее. Над городом уже брезжил рассвет. С минуту Хенки стоял на пороге, осматриваясь, а затем нагнулся и принялся изучать что-то на земле.

— Что там? — поинтересовался Топин.

— Понятия не имею.

Все, включая Дензила с Джоди на ладони, высыпали наружу и столпились вокруг подернутых ряской лужиц.

Джоди почувствовала знакомый запах и снова вспомнила об ужасной гибели Эдерна. Девушка отвернулась и уткнулась лицом в большой палец Дензила.

— Как много они, по-вашему, слышали? — спросила Лиззи.

— Это зависит от того, насколько хорошо развит их слух, — ответил Хенки.

Он втолкнул всех внутрь и захлопнул дверь.

— Нам нужен план, — прошептал он так тихо, что остальным пришлось подойти поближе, чтобы ничего не пропустить. — Мы должны сбить старуху с толку. — Он задумчиво взглянул на Лиззи. — Не ссорясь при этом с законом.

— О чем это вы? — насторожился Дензил.

— О ребятишках из Трущоб, — начал Хенки. — Целая ватага ребятишек на велосипедах, крутящихся повсюду, словно назойливые мухи…


Загадка

Полмира спит, природа замерла,

И сновиденья искушают спящих.

Уильям Шекспир. Макбет [38]


1

Если представить, что Орден Серого Голубя — это таинственное озеро, скрытое от глаз в дремучем лесу, то Джона Мэддена можно было бы сравнить с брошенным в воду камнем, от которого расходятся круги.

Установить взаимосвязь не так уж сложно: существовал мир, в нем существовал Орден, а в Ордене Совет Старейшин, Тайный Совет и, наконец, сам Мэдден, дергающий за нити сплетенной им паутины. Каждое его действие вызывало движение на всех уровнях Ордена и отражалось на стаде баранов, для управления коим Мэдден и был, по его глубокому личному убеждению, рожден.

Он всегда получал то, что хотел. И он был терпелив.

Только однажды ему пришлось испытать горечь поражения — причем абсолютного, но зато его отголоски Мэдден ощущал до сих пор. Как, например, сегодня вечером, во время заседания Тайного Совета Ордена.

В этой среде избранных не практиковались спектакли с масками, балахонами и свечами, приберегаемые для молодых членов организации. Не было ни блокнотов, ни ручек, ни секретарей для ведения протоколов. Совет проходил в строгом, со вкусом обставленном зале, который располагался на тридцатом этаже одного из небоскребов Манхэттена. Единственным настенным украшением в сияющем стеклом и сталью помещении был гобелен с изображением серого голубя Ордена, висевший позади кресла председательствующего Мэддена. У длинного деревянного стола стояли еще четыре кожаных кресла.

Справа от Мэддена сидел Роланд Грант, которого еженедельник «Форбс» назвал седьмым по счету богатейшим человеком планеты, не считая монарших особ. Это был крупный, сильный мужчина, настоящий исполин североамериканского делового мира в неизменном костюме-тройке, сшитом на заказ. Он выглядел опрятным и подтянутым, несмотря на внушительный вес, и, невзирая на годы, у него на голове не было ни единого седого волоса. Число же корпораций, в которых Грант держал свои акции, многократно превышало количество игровых клеток в «Монополии».

Если у него и была какая-то слабость, так это его дочь, Лина.

Рядом с Грантом расположился Джеймс Келли — Джей Кей — Хейл, официальный представитель Гонконга в ряде западных компаний, — смуглый худощавый мужчина с тонкими ястребиными чертами лица. Мэдден готовил его к выходу на американскую политическую арену, причем Хейл считал это собственной инициативой.

Слева от Мэддена сидела Эва Дизель, западногерманская писательница и активистка в борьбе за права человека, умело использующая в интересах Ордена свое влияние на правительство и общественность. Эта потрясающая женщина обладала поистине редкостным темпераментом, и даже Мэдден не мог сказать наверняка, во что из пропагандируемого она действительно верила, а что всего лишь служило ширмой для проведения политики Ордена.

Последним членом Тайного Совета был Арманд Монетт, французский магнат, многочисленные компании которого занимались судоходством, добычей и транспортировкой топлива и различными медиа-проектами. Разрушая традиционное представление об облике истинного француза, он часто появлялся на публике в мятой рубашке и криво повязанном галстуке, с взъерошенными волосами, красными глазами и щетиной на лице, однако ум его был столь же остр, сколь внешность неряшлива, и если дела Монетта шли не так хорошо, как у Гранта, то исключительно потому, что Мэдден, не слишком доверявший этому человеку, время от времени натягивал вожжи.

Всем собравшимся было уже за шестьдесят, хотя, просочись подобная информация в прессу, она потрясла бы многих.

Члены Тайного Совета встречались раз в месяц, чтобы оценить работу Ордена и обсудить свои личные проекты. Кое-какие соображения позже высказывались на Совете Старейшин, однако о планах, вынашиваемых внутри Тайного Совета, старейшины могли лишь догадываться, и это, по мнению Мэддена, было абсолютно правильно, ибо большинство из них, несмотря на свою преданность Ордену, в действительности мало чем отличались от обычных баранов.

Иногда — особенно в такие моменты, как сейчас, — Мэддену казалось, что и членов Тайного Совета не мешало периодически ставить на место. Правда, при этом они ни в коем случае не должны были заподозрить, что он их контролирует, — ведь вера в собственную значимость усыпляла их бдительность, в то время как главное оставалось неизменным: правил бал он, Джон Мэдден, и никто другой. Орден Серого Голубя был создан благодаря его идее и его упорству. Все прочие являлись только строительным материалом, тогда как без него, Мэддена, Ордена попросту не было бы.

Итак, сегодня Мэдден позволил коллегам обратиться к нему с вопросами и даже коснуться его провала с секретом Данторна, но сделал это в самом конце заседания, за несколько минут до того, как объявить собрание закрытым. Он воистину правил ими!

— Bien [39], — начал, как и ожидал Мэдден, Арманд Монетт. — Нам еще нужно обсудить вашу корнуэльскую загадку, Джон. Как там успехи?

— Сейчас над ней работают два наших лучших агента.

Мэдден увидел, с какой благодарностью посмотрел на него Грант за столь лестный комплимент в адрес Лины, но притворился, что ничего не заметил.

— Они работают над ней уже вторую неделю, — пожал плечами Монетт. — А где конкретные результаты?

— Да-да, — поддержала его Эва Дизель на своем безупречном английском. — Вы годами интригуете нас этой тайной, но известно ли вам что-нибудь новое?

Мэдден задумался: как объяснить этим людям, что между ним и тайной, спрятанной Данторном, существовала незримая связь; что он чувствовал каждое ее пробуждение, но при этом понятия не имел, как она выглядит, ощущая лишь скрытую в ней власть, равной которой еще не было на земле?

И потом, чего ради он должен был все это им рассказывать?

Он вообще давно уже жалел о том, что однажды обмолвился о своем поединке с Данторном…

— Мне известно только то, что тайна снова проснулась, — ответил он наконец. — И что мы приблизились к ней вплотную.

Джей Кей Хейл выпрямился в своем кресле: — Я хочу спросить вас, Джон: почему мы так Долго ходим вокруг да около этой вашей тайны? Что мешает нам просто взять ее?

Мэдден покачал головой:

— Данторн был в нашем распоряжении два дня, но он ничего не сказал. Действуя слишком быстро, мы рискуем потерять ключ к разгадке еще лет на тридцать пять.

— Но теперь у нас совсем другие методы допроса, — возразил Хейл. — За прошедшие годы было изобретено несколько весьма эффективных средств…

— Плюс ваше личное руководство… — вставил Монетт.

Хейл бросил на него раздраженный взгляд:

— Мы можем заставить говорить кого угодно. Дайте моим людям всего один день и…

— Я осведомлен о фармацевтических успехах как в Америке, которая, кстати, не является моей родиной, так и за границей, — перебил его Мэдден. — Но вы недооцениваете друзей Данторна. Перед их стойкостью все ваши методы бессильны. Кроме того, они могут даже не догадываться о том, чем владеют.

— Но вы же сами сказали, что тайна проснулась, — напомнила ему Эва Дизель. — Стало быть, кто-то ее разбудил?

Мэдден молчал: он не сомневался, что, если бы все в зале вдруг замерли, он услышал бы голос пробудившегося секрета Данторна, взывающий к нему через океан, ибо никогда прежде он не ощущал его биения так отчетливо, как сейчас.

— Возможно, это вообще не предмет, — тихо предположил он. — Возможно, это… место. Нам нужно раздобыть ключ к нему, и тогда…

— Место? — удивился Монетт.

Мэдден нахмурился, рассердившись на себя за то, что ляпнул лишнее, и на Монетта за то, что ухватился за это. Однако Мэдден уже не мог остановиться: шепот тайны в его сознании становился все отчетливее, порождая странные желания и затуманивая мысли.

— О чем это вы? — спросила Эва Дизель, и в глазах ее зажегся неподдельный интерес.

Хейл также заметно оживился:

— Вы что-то выяснили, Джон?

Только Грант не произнес ни слова, и Мэдден был искренне благодарен ему за это.

— Если вы не чувствуете того, что чувствую я, — сказал он, вставая из-за стола, — то вряд ли вы готовы к встрече с загадкой Уильяма Данторна. Это великий дар, но овладеть им сможет лишь достойный. — И поднял руку в знак того, что разговор окончен. — Подумайте об этом, — добавил он, покидая зал.


2

Спустя некоторое время к Мэддену, отдыхавшему у себя в кабинете, присоединился Грант.

Комната была уютной: на полу лежал толстый ковер, кожаная мягкая мебель казалась предназначенной скорее для удобства, нежели для красоты. Одну из стен занимал книжный шкаф от пола до потолка, на другой висели картины импрессионистов. В центре стоял старинный, отполированный до блеска письменный стол. В углу располагался небольшой бар, с другой стороны находилась целая компьютерная система, контролирующая огромную коммерческую империю Мэддена. Сам он стоял у огромного окна, за которым простиралось море огней ночного Нью-Йорка.

Мэдден смотрел на линию небоскребов Манхэттена, но не видел их: взгляд его летел далеко за пределы этих возведенных человеком каменных гор, через темные воды Атлантики, к маленькому полуострову со скалистыми берегами — туда, где проснувшаяся тайна Данторна отчаянно пульсировала, излучая власть, которой он, Джон Мэдден, так страстно жаждал завладеть.

Грант молча налил себе виски, положил в него два кубика льда из мини-холодильника в баре и, усевшись на диван, принялся неторопливо потягивать напиток, ожидая, когда же Мэдден повернется к нему.

— Они не понимают, Ролли, — сказал тот наконец.

— Я тоже. Мэдден кивнул:

— Я знаю. Но у тебя, в отличие от них, есть терпение…

Грант поставил бокал с виски на стеклянный столик перед диваном.

— Их можно заменить, — предложил он.

Мэдден усмехнулся:

— Тогда нам пришлось бы в срочном порядке готовить новых людей — не можем же мы взвалить все на себя! — а это то, на что сейчас ни у тебя, ни у меня нет времени. А главное — этих волков мы, по крайней мере, уже изучили.

— Ты прав.

Грант снова взял свое виски, и на чистой поверхности столика остался мутный кружочек.

— Что ты видишь, когда вглядываешься в ночь, Джон? — спросил он. — Что такое видишь ты, чего не можем видеть мы?

Услышав этот вопрос от кого-нибудь другого, Мэдден счел бы его навязчивым, но Роланд Грант был не просто его старейшим партнером — он являлся для него тем, кого обычно называют другом.

— Я вижу больше, чем мощь и славу, Ролли, — ответил он. — Я вижу тайну, которая становится тем туманнее, чем ближе ты подходишь к ней, но при этом дух твой с каждым шагом растет, и однажды он сумеет объять весь мир. Клянусь! И все же самое великое в этой тайне то, что ее невозможно постичь, а значит, пути твоему не будет конца, и даже после смерти ты последуешь за ней. Последуешь в вечность…

Мэдден снова уставился в окно. Когда же он опять развернулся к Гранту, на губах его играла улыбка, а в глазах светилось невыразимое сочетание дикого возбуждения и вселенского покоя. Потом Мэдден моргнул, и все исчезло.

— В бессмертие… — закончил он мягким голосом.

— И все это вмещает секрет Данторна?

— Да. Этого дара хватило бы на всех, и, тем не менее, достанется он, как я уже говорил, лишь тому, кто достоин… Но тебе не о чем беспокоиться, Ролли, — добавил он, заметив, что Грант нервничает. — Ты заслужил право прикоснуться к тайне.

— Не в такой степени, как ты, Джон.

Мэдден знал Гранта слишком хорошо, чтобы посчитать его слова грубой лестью. Он ни минуты не сомневался в искренности этого человека и потому хотел сделать его — после того, как сам станет воплощением божественного на земле, — своим ближайшим сподвижником. Он собирался поставить Гранта даже выше Майкла Бетта — ведь тело Майкла вмещало в себя душу Зверя, а Зверю, несмотря на весь его опыт и мудрость, не стоило доверять ни в прошлом, ни в нынешнем воплощении. Грант же был открытым и преданным, и таким он будет всегда.

— Где бы ни скрывалась тайна Данторна, — продолжал Мэдден, — она пробудилась. Я постоянно ощущаю ее присутствие в воздухе.

— Можешь ли ты определить ее точное местонахождение?

— Наверное, да… — Мэдден на мгновение задумался, затем повторил уже твердо: — Да, могу.

Грант потер руки:

— И когда же мы вылетаем в Корнуолл?

— Даже так? — расхохотался было Мэдден, но замолчал, когда Грант нахмурился. — Что случилось, Ролли?

Тот заколебался.

— Между нами нет секретов, — соврал Мэдден. — Помнишь?

Грант кивнул:

— Это все из-за Майкла. Сегодня мне звонила Лина: похоже, он сорвался с тормозов.

— А, Лина…

— Я знаю, как ты относишься к ней, Джон, и все же осмелюсь утверждать, что она может быть весьма компетентной, когда всецело сосредоточивается на задании.

— Но она так часто отвлекается… — покачал головой Мэдден и, прежде чем Грант бросился защищать дочь, примирительно поднял руку. — Я разговаривал с Майклом по телефону перед началом собрания, и он показался мне каким-то… взвинченным. Думаю, на этот раз Лина права. Пока Майкл не вышел из-под контроля, но, если мы оставим его без присмотра, это может произойти в любую минуту.

— Так, значит, мы все-таки едем?

Мэдден улыбнулся:

— Конечно, Ролли. Ведь от тайны Данторна нас отделяет всего пара шагов.

— Я послал на помощь Лине одного из своих людей, — сообщил Грант. — По-видимому, Бетт угрожал ей. Однако Гейзо будет там не раньше завтрашнего утра.

— Ты поступил правильно, Ролли. Так тебе будет спокойнее. Хотя сейчас Майкл вряд ли станет тревожить твою дочь: этим вечером он обнаружил, что бараны умеют бодаться.

— Они его ранили?

— Они его побили. Но сильнее всего пострадала его гордость. — Мэдден опять взглянул в окно, за которым манящий шепот тайны становился все громче и настойчивее. — Позаботься о нашем вылете, Ролли, — тихо добавил он.

Он не слышал ни ответа Гранта, ни того, как Роланд вышел из кабинета: голова его гудела от предвкушения власти, заключенной в тайне Данторна, которая однажды была утрачена и теперь, пробудившись вновь, взывала к Джону Мэддену.

И не было звука слаще, чем этот.


3

Мэдден оказался далеко не единственным, кого нынешней ночью растревожила тайна Уильяма Данторна. Подобно туману окутала она всех спящих в Маусхоле и Поле, Ламорне и Ньюлине и даже в Пензансе. Она навевала мрачные или, напротив, светлые сновидения. Людям являлись близкие и любимые, умершие и находящиеся вдали, оживали былые надежды и забытые страхи. Одни встречали своих ночных гостей с радостью и любовью. Других охватывало смятение. Третьи испытывали страх.

Клэр Мэбли снова переживала свой недавний ужас, но на этот раз поблизости не было Дэйви Роу, готового прийти ей на помощь.

Под проливным дождем она плелась по узким извилистым улочкам Маусхола, и ее преследовал человек в маске, но в руке у него был уже не перочинный нож, а настоящий топор мясника, которому позавидовал бы даже Джек Потрошитель. Клинок горел адским пламенем, шипел и переливался, когда капли дождя падали на сверкающую сталь. Незнакомец настиг Клэр в районе Миллпула и занес над ней свой топор, но прежде, чем успел нанести смертельный удар, девушка сорвала шарф с его лица и обнаружила, что это…

Клэр проснулась в своем кресле и, дрожа всем телом, замотала головой.

— Нет, — прошептала она, — только не Феликс…

В спальне этажом выше Лилит Мэбли видела во сне покойного мужа.

Они сидели вдвоем на крыльце своего дома, как это часто бывало, а в сумерках перед ними плескались волны залива Маунтс. Муж обнял Лилит за плечи. От него остро пахло морской солью, но она не обращала на это внимания — им столько нужно было рассказать друг другу…

Вокруг Дэйви Роу собрались уроды. Их черты были такими расплывчатыми, что казалось, это не люди, а ожившие неуклюжие детские рисунки. Находились они в пещере чудес, скрытой от посторонних глаз под гранитным утесом, неподалеку от селения.

Снаружи шумело море, однако внутри вода была гладкой, как стекло, и излучала фосфорическое сияние. На выступе помещалось зеркало, возле него горела необычайно яркая свеча, и к этой свече один за другим подходили несчастные, желающие получить свою долю чуда, ибо в ее свете их внешняя оболочка таяла, и в зеркале отражался лишь истинный, внутренний мир человека. Некрасивый ребенок вдруг становился подобен ангелу, кривой мужчина — античному богу, изуродованная женщина — богине…

И вот наконец наступил черед Дэйви.

Дрожа от нетерпения, он направился к зеркалу. Его тонкие ноги заплетались, отказываясь нести непропорционально крупное тело, но Дэйви это больше не расстраивало — ведь через мгновение все изменится: он погрузится в волшебный свет и, взглянув на свой истинный облик, обнаружит, что на самом деле…

— О нет! — вскричал Дэйви.

Он стал еще уродливее, чем прежде…

Дэйви очнулся в библиотеке Клэр и резко сел на кушетке, запутавшись в одеяле. Бедняга не сразу сообразил, где он и как сюда попал.

Он же спас Клэр Мэбли! Дэйви доказал, что он хороший парень — совсем как Богарт или Иствуд или еще какой-нибудь киноидол.

Ага. И две сотни фунтов здесь совершенно ни при чем. Правда, Дэйви?

Но он спас бы ее в любом случае!

Разумеется. Чтобы потом залезть к ней под юбку.

Это ложь!

Ну и парочка из вас вышла бы - калека и урод.

Она не калека!

Скажи еще, что ты - красавец. Назови-ка кого-нибудь, кто может смотреть на тебя без содрогания.

Клэр. Она…

Калека!

Дэйви тряхнул головой, пытаясь избавиться от голоса, звучавшего у него в ушах.

Ни Кэри Гранту, ни Редфорду небось никогда не приходилось платить за секс.

— Заткнись, — простонал Дэйви.

А ты, даже когда платишь, читаешь в глазах женщин желание чем-нибудь прикрыть твою физиономию…

Дэйви раскачивался, сидя на диване, и тихо рычал, отказываясь слушать дальше. Когда на небе забрезжила серая полоска рассвета, он выбрался на улицу и побежал домой, а противный голос продолжал изводить его, и Дэйви знал, что не сможет от него укрыться. Это чудовище постоянно жило в его сознании, порою становясь невыносимым.

Недалеко от подножия Рэгиннис-Хилл, в маленьком доме на Дак-стрит, Дедушке снилось, что легкая весельная лодочка уносит его прочь из родной гавани Маусхола. На корме рядом с ним была его жена Аделина — милая, нежная Адди, и Дедушка держал ее за руку, а их сын Пол, сидевший на веслах, направлял лодку мимо коралловых рифов к острову Сент-Клемент, и на губах его играла знакомая лучезарная улыбка.

На острове среди камней сидел и читал книгу старый Дедушкин приятель Уильям Данторн. Заметив лодку, он приподнялся и помахал рукой. Странно, но Данторн совсем не походил на молодого человека с пожелтевших фотографий, каким помнил его Дедушка, нет, он выглядел так, как если бы дожил до нынешних дней.

— Билли! — позвал Дедушка.

— Я удивил тебя, да? — прокричал ему в ответ Данторн. — Ты ведь думал, что я мертв?

Дедушка повернулся к сыну.

— Подожди немного, Пол! — взмолился он. Но тот продолжал грести, и вскоре Данторн скрылся из виду.

— Не волнуйся так, — попросила Дедушку Адди. — Расскажи-ка мне лучше, как там наша Джейни.

— Наша Джейни…

Тревога оставила Дедушку, едва лишь он заглянул в смеющиеся глаза жены.

— Она теперь музыкант, — начал он и улыбнулся, когда сын подался вперед, чтобы не пропустить ни слова из его рассказа.

Сон Джейни Литтл был не о Дедушке и не об отце, хотя все-таки касался одного из членов их семьи, а именно женщины, которая произвела ее на свет.

Джейни брела по огромному ночному городу. Она никогда не бывала в Нью-Йорке, но узнала его сразу же, как только окунулась в суматоху Таймс-Сквер. Неоновые огни слепили, прохожие толкались. Ей предлагали то купить наркотики, то продать себя, и Джейни уже начало казаться, что голова вот-вот лопнет от всего этого шума, когда она наконец очутилась в относительно тихом переулке.

Здесь в нос ей ударил отвратительный запах помоев и нечистот. Джейни ненадолго прислонилась к стене, пытаясь справиться с приступом тошноты, а затем пошла дальше и чуть не упала, споткнувшись о кипу газет. Кипа зашевелилась, и через секунду из-под нее показалось человеческое лицо. Грязь, несколько слоев рваной одежды, сальные волосы… Джейни в шоке уставилась на свою мать.

— Ты, наверное, уже не чаяла меня вштретить? — хрипловатым голосом спросила та, шепелявя из-за отсутствия передних зубов. — Я так шкучала по моей девочке…

Тонкие, похожие на птичьи когти пальцы потянулись к Джейни. Девушка отступила назад.

— Пожалуйшта… — прохрипела мать.

На мгновение почувствовав вину, Джейни тем не менее продолжала пятиться. Мать с трудом поднялась с земли. По ногам у нее текло, но, не обращая на это внимания, она ухватилась за стену и направилась к дочери. Джейни развернулась и бросилась бежать.

На Таймс-Сквер ее опять толкали сердитые прохожие, но девушка неслась без остановок, пока у нее не перехватило дыхание.

Обливаясь холодным потом, Джейни проснулась и села в постели. Сделав глубокий вдох, она посмотрела на Феликса: тот метался во сне, терзаемый собственными кошмарами. Джейни протянула к нему руку — чтобы успокоить его и успокоиться самой, но отдернула ее, вспомнив слова, летевшие ей вслед во сне:

Прости меня…

Это был голос ее матери, неожиданно чистый и трезвый.

Прости меня.

С болью в сердце Джейни вдруг осознала, что никогда не интересовалась судьбой этой женщины. Она даже внешности ее не помнила. И уж никак не могла считать ее своей матерью. Ведь, совершив предательство, она умерла для своей семьи.

Но что если мать раскаялась? Раскаялась давным-давно и все эти годы жестоко корила себя, но было уже слишком поздно?

Прости меня.

Разве сама Джейни не совершала ошибок? Ошибок, которые впоследствии оказывались роковыми? Разве не принимала опрометчивых решений?

Она снова посмотрела на Феликса, которой все так же беспокойно ворочался рядом.

Прости меня.

Джейни потрясла головой: это был всего лишь сон. Дурной сон.

Прости меня.

Она ничего не должна своей матери. И мать ничего не должна ей.

Прости меня.

Слезы, навернувшиеся на глаза Джейни, не смогли затуманить стоявший перед мысленным взором Джейни образ несчастной бродяжки, а в сознании звучало все громче:

Прости меня.

— Не знаю, хочу ли я этого, — прошептала Джейни.

Прости меня.

— Не знаю, смогу ли…

Феликса Гэйвина повесили.

Он не знал, какое преступление совершил и кто осудил его. Ему просто накинули петлю на шею и столкнули вниз. Позвонки хрустнули, руки и ноги безжизненно повисли. Умерший, Феликс по-прежнему находился в своем теле, хотя оно больше не подчинялось ему. Теперь он был странником, отправившимся в вечное путешествие, а тело просто раскачивалось под дождем на импровизированной виселице — огромном старом дубе на перекрестке.

Неожиданно Феликс почувствовал, как к нему приближается женщина, закутанная в плащ с капюшоном. Зажав в зубах нож и подобрав юбки, она вскарабкалась на дерево, дотянулась до веревки и перерезала ее. Феликс упал на землю, даже не почувствовав удара.

Его нервные окончания были мертвы. И сам он был мертв. Призрак, заточенный в собственном трупе, бесстрастно взирающий на мир из раковины, которую носил при жизни.

Смерть оказалась не такой, как учила Церковь, но Феликс давно уже привык к тому, что сильные мира сего лгут. Впрочем, одна вещь, касающаяся повешения, все-таки оказалась правдой: когда петля стягивает шею и ломаются позвонки, мужчина действительно испытывает непроизвольную эрекцию.

Феликс убедился в этом, когда женщина, сорвав с него одежду, снова подобрала юбки и села верхом на него, лежащего в грязи, под дождем. Своими теплыми пальцами она нащупала его холодное невысказанное «Да пошли вы все!» и ввела в себя.

«Это омерзительно, — ужаснулся Феликс. — Тошнотворно. Настоящее извращение!»

Между тем женщина начала быстро двигаться, и из горла ее вырывались хриплые, отрывистые стоны. Все это действо казалось Феликсу дикостью, словно совокупление масла с маслобойкой.

Женщина вдруг резко выгнулась и запрокинула голову. Капюшон соскользнул, и, будь у Феликса на тот момент дыхание, оно непременно остановилось бы.

Эти темные волосы…

Знакомые черты…

Женщина забилась в экстазе и упала Феликсу на грудь, уткнувшись ему в щеку горячими губами.

Физически Феликс не ощущал ничего, но духом, который был еще жив, почувствовал, как что-то внутри его медленно угасает.

— Я готова на все, — прошептала женщина. — На все, чтобы ты был моим.

Слегка укусив Феликса за губу, она просунула язык ему в рот.

«Нет!» — хотелось воскликнуть ему. Но у него больше не было голоса. У него не было больше ничего…

— И если ты не мог принадлежать мне при жизни…

Она сжала его бедрами.

«Нет! — рвалось из его онемевшего горла. — Это ужасно!»

Он отчаянно пытался обрести контроль над застывшими руками, чтобы сбросить с себя мучительницу.

— … то будешь принадлежать мне после смерти.

И она снова начала двигаться.

Феликс силился закричать и… проснулся.

Его трясло как в лихорадке, затылок раскалывался от чудовищной боли, а желудок выворачивало наизнанку. Значит, он все-таки жив. Он просто не мог пошевелиться и был способен лишь бессмысленно таращиться в потолок, казавшийся смутно знакомым, и тихо стонать.

Пружины кровати скрипнули: на ней лежал кто-то еще. Феликс попытался повернуть голову, чтобы взглянуть, кто рядом с ним, но тут же почувствовал сильнейший приступ тошноты.

«Я захлебнусь собственной рвотой! — испугался он. — Я…»

Однако кто-то помог ему приподняться, и Феликс успел заметить над собой встревоженное лицо Джейни, прежде чем извергнуть содержимое своего желудка в заботливо подставленную корзину для бумаг.

Устало откинувшись на подушку, он сделал несколько осторожных вдохов. Его все еще мутило, в висках стучало, а во рту стоял отвратительный привкус.

Он силился разобрать слова Джейни, которая осторожно обтирала ему губы влажной салфеткой, но слышал лишь волшебную музыку ее голоса.

Он старался понять, как очутился здесь — к этому моменту Феликс уже узнал свою комнату в коттедже Литтлов — и почему Джейни ухаживает за ним, словно за больным.

Но последнее, что он помнил, — это дерево, на котором его повесили…

Нет-нет. Это был всего лишь сон.

Последнее, что он помнил, — это…

Женщина, которая прыгала на нем, извиваясь в экстазе…

Но нет, это тоже было во сне.

Последнее, что он помнил отчетливо, — это то, как Джейни и Дедушка выгнали его из дому. Потом он играл на аккордеоне и смотрел на волны. После начался дождь… Затем Лина… Чай…

— Феликс, ты меня слышишь?

Наконец до него дошел смысл слов Джейни. Молодой человек попытался ответить, но не смог и просто кивнул.

— С тобой все будет в порядке, — сказала ему Джейни. — Тебя накачали наркотиками. Ну, та женщина…

— М-м… Как? — выдавил он из себя.

— Я нашла тебя у нее в номере. О Феликс…

Неожиданно яркий образ промелькнул в сознании Феликса: обнаженная женщина, сидящая на нем, но не в грязи, а в чистой постели…

Сон?…

— Феликс, ты помнишь, что с тобой произошло?

Превозмогая боль, Феликс попробовал сосредоточиться и отделить обрывки назойливых сновидений от реальности.

— М-м… нет, — наконец обессилено выдохнул он.

Джейни наклонилась и поцеловала его в лоб:

— Прости, что не дала тебе возможности все объяснить. Иногда я и вправду бываю ужасной.

«Нет!» — собирался крикнуть он, но издал лишь слабое: «М-м…»

— Я люблю тебя, Феликс.

— И… и я… лю…

Джейни прижалась к нему, и на ресницах ее блеснули слезы. Глаза самого Феликса тоже быстро заволакивало влажной пеленой. Когда девушка стала подниматься, он хотел удержать ее, но не смог даже рукой пошевелить.

«Не уходи! — мысленно взмолился он. — Не покидай меня!»

А вслух прозвучало лишь очередное:

— М-м…

Но она вдруг все поняла и улеглась обратно. Измученный болью и усталостью, Феликс вскоре забылся в объятиях Джейни, и она сама через какое-то время задремала.

Феликсу больше ничего не снилось. А вот ей…

На этот раз сон унес Джейни совсем недалеко: она оказалась в гостиной перед Дедушкиным любимым креслом, на котором лежала «Маленькая страна» Уильяма Данторна. Откуда-то струился мягкий свет, и кресло напоминало сцену, а книга — актера. Появление Джейни, вероятно, послужило сигналом к началу спектакля: обложка книги скрипнула и распахнулась. Страницы быстро зашелестели, словно их листал ветер или чья-то невидимая рука.

Джейни сделала шаг вперед, но застыла на месте, охваченная внезапным порывом музыки, взявшейся из ниоткуда. Незнакомая, но в то же время такая близкая, она рассказывала о чудесных краях и забытых тайнах, которым не терпелось раскрыться. Джейни невольно защелкала пальцами в такт. Как только музыка стала громче, страницы книги замерли.

Статуэтки на каминной полке, картины на стенах и хрусталь в буфете задрожали, а пол под ногами Джейни закачался.

Она снова попыталась приблизиться к книге и опять замерла, заметив под обложкой какое-то движение: крошечный человечек выбрался изнутри и принялся с любопытством осматривать комнату.

Он был не больше крота или мыши, каких Дедушкин кот Джейбс порой ловил и с гордостью приносил на крыльцо. Загадочный гость мог с легкостью поместиться у Джейни на ладони.

Дыхание девушки участилось, когда его взгляд остановился на ней.

А музыка между тем продолжала литься. Это было что-то вроде медленного рила, исполняемого на неизвестных Джейни инструментах. Они безусловно напоминали обычные, но звучали несколько иначе. Джейни казалось, что она слышит бойран и гобой, псалтерион[40] и клавесин и знаменитый корнуэльский пибкорн — древний народный инструмент с двумя коровьими рогами на конце кедровой трубки, наподобие бретонского бомбардона[41].

Мелодия была до боли знакомой, и в то же время девушка нисколько не сомневалась, что слышала ее впервые. Будто эта музыка долгие годы жила внутри ее и вот теперь наконец выплеснулась наружу. Она была наполнена таинственностью и внушала благоговейный трепет. Она требовала безоговорочного приятия и вместе с тем искала отклика и понимания.

Яркие вспышки радости чередовались в ней с беспросветным унынием, проникавшим в самое сердце, а грань между ними была тонка, словно узкая тропинка в Волшебное Царство из старинных народных песен.

Джейни помнила эти песни о нелегком пути в Рай, широкой дороге в Ад и Волшебном Царстве, лежащем где-то посредине. Будь ее воля, она, не сомневаясь, выбрала бы узкую тропку: ведь Рай был слишком светлым, а Ад чересчур мрачным, тогда как Волшебное Царство…

Музыка словно указывала к нему путь. Она манила за собой в зачарованные долины, где потаенные чудеса дожидались своего часа.

Джейни должна была отправиться туда.

Но как попасть в Волшебное Царство, могла подсказать только музыка. Ответ витал в воздухе и вместе с тем был совершенно недосягаем.

— Как мне… — хотела было спросить Джейни. Музыка взвилась крещендо, потом снова стала тише.

Тот, кто спрашивает, - раздалось в голове у Джейни, — никогда не найдет дороги.

— Но…

Девушка бросила беспомощный взгляд на Маленького Человечка из книги Данторна.

Тьма - это лучшее, - зашептала вдруг музыка. — Тьма - это все.

На лице человечка вдруг отразилась тревога, которая мгновенно передалась и Джейни.

Тем временем музыка зазвучала ниже. Старый Дедушкин коттедж задрожал в такт ее басам: деревянные балки затрещали, фундамент зашатался. Всевышняя благодать и таинственность Волшебного Царства стихли.

А Джейни шагнула вперед.

Резкий звук неожиданно рассек мелодию. Маленький Человечек поспешно нырнул обратно в книгу, размахивая руками так, будто его засасывала трясина. Джейни кинулась было к нему, но в очередной раз остановилась, услышав странный скрежет. Она глянула в окно и увидела целую армию крошечных гоблинов. Они царапали когтями по стеклу, и их глазки-щелочки горели желтым огнем.

Боковым зрением уловив какое-то движение, Джейни быстро повернулась: незримая рука вновь торопливо листала роман. Музыка ударила громче, и с распахнутых страниц книги в комнату повалила тьма.

От стен отделились чьи-то зловещие тени, и в воздухе повеяло смертью. Детские ночные страхи мгновенно ожили, словно кто-то открыл ящик Пандоры, выпустив на волю болезни и бедствия, которые беспощадно обрушились на родных и близких.

Дедушка, словно восставший мертвец, пошатываясь, показался из темноты. Рот его кишел червями, глаза были пусты…

Полусгнивший труп Феликса, покрытый гнойными язвами, протягивал к ней окровавленные руки…

Безногая Клэр ползла по ковру, орлиными когтями впиваясь в мягкий ворс, а с острых клыков ее капала алая кровь…

Репортер из «Роллинг стоун» ковылял, закатив глаза, а за ним тянулись вывалившиеся внутренности…

И многие, многие другие. И все они подступали к Джейни…

Сотни костлявых рук впились в ее тело, сдирали с него кровоточащие полоски кожи и тащили девушку в самую глубь тьмы, где ее ожидали еще более страшные пытки…

Гоблины ломились в окно все яростнее…

В гостиной, как на скотобойне, стоял запах крови, экскрементов, паленой шерсти и гниющей плоти…

К ритмичным басам теперь уже электронной музыки примешивался скрежет клыков, бульканье, зловещий шелест…

И протяжный жалобный стон, вырвавшийся из груди Джейни перед тем, как она наконец проснулась.

Только спустя долгое время ей, совершенно измученной, удалось снова задремать.

В номере маленькой частной гостиницы, расположенной неподалеку от Дедушкиного дома на Дак-стрит, Майкл Бетт лежал в своей постели и размышлял.

Незадолго перед этим ему тоже снился сон. Будто идет он по залитым солнцем холмам, среди фиалок и анемон[42], которые своим сладостным ароматом привлекают неутомимых пчел. У подножия холмов плещется море, на небе нет ни облачка, и в воздухе плывет нежная мелодия — мягкий голос нортумбрийской волынки выводит мотив, в котором Бетт узнал одно из произведений Джейни Литтл.

Ему никогда в жизни не доводилось бывать в столь мирном месте, и это спокойствие и безмятежность повергли его в неописуемую ярость.

Ведь все вокруг было лживым: на самом деле мир жесток, и в игре под названием «жизнь» побеждает сильнейший.

А это лишь жалкая иллюзия.

Бетт отыскал палку и принялся колотить по цветам, сбивая со стеблей их яркие головки, однако вскоре у него заныло плечо, а звуки волынки, казалось, проникли в мозг, вызвав безумное желание немедленно убить невидимого музыканта.

Джейни Литтл…

Он бы собственными зубами перегрыз ей глотку!

Занеся палку, Бетт лихорадочно огляделся в поисках ненавистного врага. А из груди его вырвался дикий вопль…

С этим воплем он и очнулся, отчаянно пытаясь выбраться из кокона сбившихся простыней и ощущая пульсирующую боль в плече.

Он вспомнил свой недавний провал с Клэр Мэбли и внезапную перемену в Лине Грант.

Он вспомнил, как ему пришлось отчитываться перед Мэдденом минувшим вечером…

Он хотел сорвать на ком-нибудь свою злость, но вынужден был в ожидании рассвета, морщась от боли, тупо таращиться в потолок.

«Терпение, Майкл, — сказал он себе. — Осталось недолго. Скоро эти бараны узнают, что такое настоящая боль». Он выяснит, как устроен каждый из них: сколько вдохов они смогут сделать с дырой в груди, сколько криков успеют издать, пока он сдирает с них шкуру.

Он умел быть очень терпеливым…

Вот только снов на сегодня достаточно.

В своей комнате в отеле Пензанса Лина Грант тоже бодрствовала.

Хотя ее недавние видения были вполне обыденными по сравнению с теми, что посещали других обитателей полуострова Пенвит. Во сне она несколько раз сталкивалась с разъяренным Феликсом и пыталась оправдаться перед ним за свой поступок, но он упорно не желал ее слушать.

Сердце Лины было разбито. Сама не понимая зачем, она снова и снова пускалась в объяснения, но он был все так же безжалостен.

Наконец с лицом, мокрым от слез, она проснулась одна в своей постели, ощущая пустоту, которой не чувствовала никогда прежде. Лина села, подтянув к подбородку колени, и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Чтобы отвлечься, она решила подумать о Бостоне, о том, чем будет заниматься в ближайшие выходные его блистательное общество, но мысли ее, как назло, неизменно возвращались в Пензанс.

Как же ей хотелось забыть!

Забыть о Феликсе, о Джейни Литтл, о своей боли… О Клэр Мэбли и о том, сумел ли приятель Вилли Кила отыскать ее раньше Майкла Бетта.

Отец сказал, что завтра утром они с Мэдденом прилетят в Англию.

Как и Бетт, Лина чувствовала, что все вокруг рушится, но, в отличие от него, винила в этом исключительно себя.

Она менялась… Нет, она уже изменилась. И решительно не могла понять почему. Как этому мускулистому моряку удалось сотворить с ней такое?

Огорчение из-за того, что она подвела отца, а вместе с ним и весь Орден, равно как и беспокойство по поводу Бетта, сейчас отодвинулось на второй план: в данный момент ее больше волновало, что же все-таки перевернуло ее мир. Если это любовь, то она обойдется и без нее. Благодарим покорно! Правда, никто не предлагал ей выбора…

Сегодня Лине открылась горькая истина, которую ее отцу и Мэддену еще только предстояло узнать: не все в этом мире зависит от самого человека…

Так длилась эта странная ночь, и те, кто был награжден или проклят причастностью к тайне Уильяма Данторна, часами путешествовали по своим сновидениям, наполненным радостью и скорбью, гневом и страхом.

Для одних рассвет забрезжил слишком рано.

Другим казалось, что утро не наступит никогда.


Загрузка...