Глава 17

Почти весь День святого Валентина Марии без труда удавалось избегать Оливера, который скорее всего отсыпался после бурной ночи. Какое ей до этого дело, говорила себе девушка. Урок должен пойти ей впрок. И даже прекрасный букет ирисов, который он прислал после полудня, не изменил ее настроения.

Сейчас, одеваясь к балу, она хвалила себя за силу воли, зато, что вспоминала Оливера не более полудюжины раз. «В час», — заканчивала мысль ее совесть.

— И еще вот это, — пробормотала Бетти, пристраивая последнее страусовое перо в изысканную прическу Марии.

Селия утверждала, что в нынешнем сезоне модно, чтобы перья свободно ниспадали с головы дамы. Марии оставалось только надеяться, что они не «ниспадут» окончательно — прямо на пол.

— Вы так мило выглядите, мисс, — оглядев Марию, заметила Бетти.

— Если и так, — возразила Мария, — то только благодаря твоим стараниям.

Бетти покраснела и опустила голову.

— Спасибо, мисс.

Поразительно, как изменилась Бетти, когда Мария решила прислушаться к совету Оливера и позволить ей исполнять массу дел, которые Мария привыкла делать сама. Бетти просто светилась от гордости и как на крыльях порхала вокруг своей госпожи.

Еще раз придирчиво оглядев шелковое платье цвета слоновой кости, Бетти сказала:

— Смею заметить, что его светлость язык проглотит, когда вас увидит.

— Ну, если проглотит, то пусть им и поперхнется, — пробормотала себе под нос Мария.

Лукаво улыбнувшись, Бетти расправила пышную драпировку из прозрачного гипюра на груди у Марии.

— Джон сказал, что его светлость не притронулся ни к одной из девиц в борделе. Хозяйка уж так старалась угодить ему, но он отказался от всех.

— Что-то я сомневаюсь.

Но Бетти не сдавалась, пытаясь спасти подмоченную репутацию своего господина.

— Потом лорд Стоунвилл поехал в театр, но быстро ушел оттуда, не прихватив с собой ни одной танцорки. Джон говорит, такого раньше не бывало.

Мария закатила глаза, но крошечная частичка ее души, та, что хотела верить услышанному, возликовала.

Бетти протерла рукавом золотую мозаику орнамента под грудью Марии и продолжила:

— Джон говорит, что хозяин просто напился и вернулся домой, не притронувшись ни к одной женщине. Джон говорит…

— Джон все это придумал, чтобы прикрыть своего господина.

— О нет, мисс. Джон никогда не врет. И я точно вам говорю, его светлость никогда не возвращался так рано, да еще без… То есть, я имею в виду, что в городе, в эктонском доме, он, бывало, привозил с собой девиц, одну или две… ну, вы понимаете…

— Бог с ним, — оборвала ее Мария и схватила веер. — Он не притащил сюда своих шлюх только потому, что здесь его бабушка и сестры. В Эктоне он жил холостяком. Здесь все по-другому.

— Наверное, вы правы, — уныло согласилась Бетти.

— Все равно благодарю, что ты пыталась поддержать меня, — мягко произнесла Мария. — Ты очень добра ко мне, я это ценю.

Бетти расцвела на глазах. Как мало надо, чтобы ее порадовать.

Мария направилась к лестнице. Все уже собрались в холле. Ей не придется оставаться наедине с Оливером, не придется слушать его оправдания. Еще хуже будет, если он и не подумает оправдываться. Нельзя ей думать о нем, особенно сейчас, когда он жарким взглядом следит, как она спускается, и этот взгляд прожигает ее насквозь. О Господи, до чего он хорош! Слишком хорош. Неудивительно, что эта грешная утонченность сводила женщин с ума, заставляла тонуть вместе с ним в любой бездне, куда он их увлекал.

Поверх фрака Оливер надел плащ из темно-синей шерсти, отчего его черные волосы тоже отсвечивали синевой. Шелковые перчатки изящно обтягивали длинные пальцы — пальцы, которые так ласково гладили ее по щеке. Боже, неужели это было только вчера? Марии казалось, что с той минуты прошла целая жизнь, а она все еще не может забыть, как осторожно он убирал выбившуюся из прически прядь у нее со лба.

Она нахмурилась, прогоняя непрошеные воспоминания. Стоит ли удивляться, что женщины повсюду его преследуют? Даже сейчас, когда рядом его бабушка, Оливер и не думает скрывать голод, которым горит его взгляд. Будь что будет, но она не уступит его чарам, особенно после минувшей ночи!

Оливер улыбнулся и сделал шаг ей навстречу.

— Любое платье, которое выглядит так безупречно, заслуживает того, чтобы его украсили еще больше. — И он протянул Марии бархатную коробочку. Когда Оливер отрыл ее, у Марии перехватило дух — жемчужное ожерелье с бриллиантовой застежкой поразило ее. — Оно просто создано для этого платья, — добавил Оливер. — Это ожерелье моей матери.

Окинув быстрым взглядом его родственников, которые явно были потрясены, она тихо сказала: — Не думаю, что это прилично…

— Вы моя невеста. Никто не удивится, что я делаю нам подарок.

Подарок? О Боже! Она-то решила, что он дает ей ожерелье на время.

— Оно слишком дорогое. Вы дарите его мне лишь для того, чтобы я забыла о прошлой ночи?

— О, если бы оно было достаточно дорогим для такой цели, я бы давно его продал.

Остроумно. Тем не менее, нельзя, чтобы в этом фарсе участвовала столь памятная вещь.

— Но оно должно достаться Минерве или Селии.

— Оно слишком тяжело для меня, — сказала оправившаяся от удивления Селия. Она словно бы не сожалела, что ожерелье матери брат дарит совсем чужой женщине. — Я буду выглядеть как цыпленок с якорем на шее.

— А я не люблю жемчуг, — добавила Минерва.

— Но ведь вы понимаете, он дарит его лишь для того, чтобы загладить вчерашние… грехи.

Минерва снисходительно улыбнулась:

— Тем более стоит принять подарок. Пусть знает, что за проступки надо платить. Кстати, это вовсе не значит, что вы должны его простить.

— Стоит ли вмешиваться, Минерва? — ледяным тоном оборвала ее миссис Пламтри. — В конце концов, это жемчуг моей дочери. И если кто-то может решать, кому он должен принадлежать, то это я. И я вижу, что мисс Баттерфилд по крайней мере сознает это.

Наступила неловкая пауза. Щеки Марии пылали. Взгляд, которым миссис Пламтри одарила своего внука, ясно показывал, что она не одобряет его шага.

— Жемчуг принадлежит мне, бабушка, — резко произнес Оливер, вынул ожерелье из футляра, зашел Марии за спину и щелкнул застежкой у нее на шее. — И я могу дарить его кому пожелаю.

— Оливер, пожалуйста, — пробормотала девушка, ощущая приятную тяжесть жемчуга, — я не хочу никаких споров.

— Никаких споров не будет. — Он стал рядом с Марией, предложил ей руку и бросил на бабушку вызывающий взгляд.

Мария украдкой тоже посмотрела на старую даму, но миссис Пламтри отвернулась. В конце концов, какая разница, что думает бабушка Оливера? Чем больше она сердится, тем скорее он преуспеет в своих намерениях и тем скорее Мария освободится от этого фарса.

Тем не менее, девушка чувствовала, что разница есть. Как ни странно, за эту неделю она привыкла к миссис Пламтри, и та стала ей даже нравиться, видимо, потому, что острые замечания бабушки Оливера так часто совпадали с ее собственным мнением.

К парадному входу подали две кареты. Фредди заявил, что хотел бы поехать в первой, с Джарретом и Гейбом, которых он боготворил. Селия сказала, что присоединится к ним. Младшая из сестер Оливера явно предпочитала общество мужчин.

Перед отъездом Мария успела дать кузену последнее напутствие:

— Смотри, как ведут себя другие джентльмены. Здешние обычаи могут отличаться от американских.

Фредди выпятил подбородок.

— Мопси, я не ребенок, — с юношеской самоуверенностью заявил он. — Я сам могу о себе позаботиться.

Стоящий рядом Оливер похлопал девушку по руке и сказал:

— С Фредди все будет в порядке. Я присмотрю за ним.

Второй экипаж подтянулся к дверям. Оливер помог бабушке подняться в карету. Затем подсадил Марию. Минерва почему-то вдруг рассмеялась.

— Отчего это ты так веселишься? — спросил ее брат.

— Ты только вспомни себя и того же Фоксмура в возрасте мистера Данса. Вы оба были так же забавны.

Мария, которая прежде ничего не слышала о юности Оливера, против воли заинтересовалась:

— Оливер был беспокойным подростком?

— Мы были послушными детьми, — ответил Оливер, помог сестре и затем сам запрыгнул в экипаж.

— Не слушайте его! — весело воскликнула Минерва. — Однажды они с друзьями отправились на бал, переодевшись в ливреи наемных лакеев. Стали пить, подмигивать пожилым дамам, заигрывать с ними. Те не знали, куда деться от смущения, ругали бал. Хозяйка наконец обо всем догадалась и велела их выдворить. В отместку они украли каменного купидончика, который стоял в саду, и отправили хозяйке записку с требованием выкупа.

— Черт возьми, откуда ты все это знаешь? — удивился Оливер. — Тебе ведь было лет… одиннадцать?

— Двенадцать, — поправила его Минерва. — Слуги бабушки только об этом и говорили. А какой был выкуп? Поцелуй хозяйской дочки?

Оливер едва заметно улыбнулся.

— Она так его и не заплатила. Наверное, родители возражали.

— О Боже! — вздохнула Мария.

Оливер снова улыбнулся.

— Думаю, этот купидон до сих пор у Керквуда. Надо его спросить.

— Вы такой же, как Фредди и мои кузены, — супреком произнесла Мария. — Они намазали мылом стекла в карете мэра в день, когда тот должен был возглавлять процессию в Дартмуте. Боже, как он ругался!

— За что же они так с ним?

— Очень уж он был беспутный: пытался поцеловать мою тетушку, а сам — женатый мужчина.

— Ну, тогда ему еще мало досталось, — заметил Оливер.

Фраза удивила Марию.

— А вы, конечно, ни разу не целовали замужнюю женщину? — с иронией спросила она.

— Только если замужняя женщина сама об этом просила, — осторожно ответил ее спутник. — Но мы сейчас говорим не обо мне, а о распутном мэре Дартмута. Мыло помогло ему исправиться?

— Нет, помогло другое. Мальчишки кое-что подложили ему на сиденье. Раздобыли это от самой крупной коровы в городе.

Молодежь захохотала, но миссис Пламтри продолжала сидеть с каменным лицом. Вдруг она тоже вступила в разговор:

— Понять не могу, почему Оливер сделался таким шалопаем. В четырнадцать лет он был безупречным джентльменом. Ездил верхом вместе с отцом к арендаторам. Часами сидел с управляющим, учился вести счета.

— Нет, бабушка, таким уж совершенством я все-таки не был, — напряженным голосом возразил Оливер. — У меня были свои пороки.

— Ничего серьезного до тех пор, когда твои родители…

— А ты забыла ту историю в Итоне? — спросил ее инук.

— А, ерунда. Мальчишеские выходки. Да и случилось это, когда ты связался с дурной компанией. Но когда ты приезжал на каникулы, то всегда вел себя как почтительный сын и наследник большого имения. Занимался науками, старался внести улучшения в хозяйство. Ты был очень ответственным молодым человеком.

— Ты понятия не имеешь, каким я был, — почти прошипел Оливер.

Мария почувствовала, как напряглась рядом с ней миссис Пламтри, и посочувствовала ей. Несмотря на внешнюю суровость, было очевидно, что старая женщина любит внуков и заботится только об их благополучии.

— Прости меня, — с усилием выговорил Оливер. — Я был не прав.

— Конечно, вы были не правы, — вмешалась Мария. — Ваша бабушка вас так хвалила.

Оливер поймал ее взгляд.

— Бабушка говорила о том, что в конце концов я подвел нашу семью.

— Если вам это не нравится, — упрямо возразила Мария, — почему же вы не измените свое поведение?

— Молодец, Мария, — с улыбкой заметила леди Минерва.

Оливер резко отвернулся к окну, а Минерва стала рассказывать истории одну за другой из детства Оливера. Мария не хотела поддаваться очарованию этих рассказов, но ничего не могла с собой поделать. Она смеялась, когда леди Минерва вспомнила, как Оливер упал в пруд перед Холстед-Холлом, когда пытался зачаровать рыбу на манер индийских факиров с их кобрами; старалась сдержать смех после истории о том, как Оливер выманил кусок пирога у Гейба, убедив того, что пирог может быть отравлен, и тот сам попросил, что бы Оливер попробовал его для проверки. Она едва не всплакнула, услышав, как Оливер бросился на обидчика маленькой Минервы.

Оливер, который защищал своих сестер, существовал и сейчас. Куда же делся тот безмятежный, но серьезный мальчик, о котором вспоминала миссис Пламтри? Братья и сестры Шарп не выказывали особой горечи от гибели родителей. Может быть, эта трагедия сильнее повлияла на Оливера, потому что он был старше? Или тогда случилось еще что-то?

Взглянув в окно, Мария поняла, что они уже в городе. Истории Минервы так увлекли ее, что она не заметила дороги. Карета встала в длинную очередь других экипажей на освещенной улице с чередой нарядных особняков.

— А, мы уже возле Фоксмуров. Так и знала, что тут будет пробка, — проговорила миссис Пламтри, потом обернулась к Оливеру: — Ну, я полагаю, ты собираешься произвести фурор в обществе, объявив о своей помолвке с мисс Баттерфилд?

— Ну разумеется, — ответил Оливер без всяких признаков былого раздражения, — Если, конечно, ты не захочешь сделать это сама. Мы с Марией будем только кивать и улыбаться.

Миссис Пламтри открыла было рот и тут же его захлопнула, а когда она все же заговорила, то произносила слова как будто с усилием, хотя Мария могла бы поклясться, что в глазах старой дамы мелькнул озорной огонек.

— Может быть, я действительно возьмусь за это сама. Бог знает, сумеешь ли ты это сделать должным образом.

— Вот и отлично, — согласился Оливер, но в его глазах читался вызов. К тому же он не сумел сдержать торжествующую улыбку, ибо полагал, что близок к победе.

В карете повисла напряженная тишина. И Оливер, и миссис Пламтри явно ждали, что другой отступится, но тут экипаж подтянулся к дверям, и обстановка разрядилась. Лакей развернул лесенку и открыл дверь. Оливер помог дамам спуститься.

Пока Оливер вел Марию к входу в особняк, она шепнула:

— Вы играете с огнем. Миссис Пламтри может довести дело до конца.

— Ни в коем случае, — так же шепотом отозвался Оливер. — Вы ее плохо знаете. Она ни за что не сделает объявления.

Мария оглянулась на миссис Пламтри и успела поймать улыбку у нее на губах, которую старая дама тут же стерла. Охо-хо… Как бы Оливеру не оплошать…

— Оливер… — начала она, но тут раздался голос Сслии:

— Оливер! Слава Богу, ты здесь! — Младшая сестра Оливера стояла на верхней площадке лестницы. На ее лице было написано острое беспокойство. — Иди выручай Гейба. Четуин тоже здесь. Они сцепились из-за той гонки. Оба в карточной комнате.

— О Боже, неужели Фоксмур пригласил этого идиота? — И Оливер поспешил внутрь.

Как только Оливер скрылся в доме, Минерва и Селия подскочили к Марии.

— Быстрее, пока он не вернулся…

К девушкам подошли братья — лорд Джаррет и лорд Гейбриел в сопровождении нескольких молодых людей.

— Лорд Гейбриел! — воскликнула Мария. — Ваш брат…

— Знаю, знаю. Пока его нет… — И он представил Марии своих друзей. Когда Оливер вернулся, она уже пообещала танцевать с каждым из молодых людей.

Увидев Гейба, Оливер сердито обратился к Селии:

— Это что, такая шутка?

Но девушка безмятежно заявила, что ошиблась.

— Пока тебя не было, мы представляли Марии наших общих друзей.

— Благодарю за заботу. — Оливер настороженно оглядел присутствующих, затем протянул руку Марии. — Пойдем, дорогая, я представлю тебя хозяевам и будем танцевать.

— Извини, старик. — Гейб встал между ними. — Но мисс Баттерфилд уже обещала первый танец мне.

Оливер с недоумением посмотрел на Марию.

— Не может быть!

Мария почувствовала себя виноватой, но тут же себя одернула. Это ведь он провел прошлую ночь в борделе! Это он так увлекся сражением со своей бабушкой, что даже не подумал пригласить ее танцевать. Пусть теперь пожинает плоды. И, гордо вздернув подбородок, она спокойно сказала:

— Ты не говорил, что собираешься танцевать со мной первый танец.

Оливер мрачно сдвинул брови.

— Тогда мы будем танцевать второй.

— Боюсь, что второй танец обещан мне, — сообщил Джаррет. — И вообще мне кажется, что у мисс Баттерфилд не осталось ни одного свободного танца.

Кровь ударила Оливеру в голову. Он в бешенстве крикнул:

— Черт подери, посмотрим!

Миссис Пламтри легонько ударила его веером.

— Оливер! Думай, что говоришь. Вокруг молодые леди. Это приличный дом.

— Наплевать. Она — моя не… — Он вовремя удержался. — Мария приехала со мной. Я могу рассчитывать хотя бы на один танец.

— Тогда тебе следовало пригласить ее раньше, — с лукавой улыбкой произнесла Селия.

Гейб подал Марии руку:

— Пойдемте, мисс Баттерфилд, я представлю вас хозяевам. — Повторение фразы старшего брата выглядело как насмешка. Гейб оглянулся на Оливера и посоветовал: — Старик, у тебя еще есть шанс, может быть, ты вытянешь ее имя на большой вальс.

Загрузка...