Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен),

III. Криптографическая переписка. -- Ночные свидания. -- Проект путешествия в Париж. -- Общие мечты. -- Поездка во Францию. -- Марысенька едет одна. -- Новые удовольствия и неприятности. -- Замойский сердится. -- Собесский остается в Польше и французский двор проявляет негостеприимство. -- Припасы иссякли и нет табурета! -- Возвращение к добродетели. -- Превращение любовника в друга... -- Возвращение к домашнему очагу. -- Новая четверть медового месяца. -- Быстрое затмение. -- Проекты развода. -- Болезнь Замойского. -- Хлопоты по завещанию. -- Вдова!

Переписка продолжалась, но совершенно другого содержания: Марысенька писала с решительностью и развязностью удивительной в её возрасте. Упреки продолжались, она всегда упрекала Собесского. Она давала ему приказания повелительно, беспрекословно, но ни слова о его поведении.

"В настоящую минуту я желаю, чтобы вы ехали через Чебржезин; вы потребуете лошадей у Монаха, и затем проедете через Парк вечером... Останавливаться вам незачем и не надо докладывать о себе Флейте. Если он останется недоволен, тем хуже...

Прошу нигде не развлекаться, если вы дорожите моим мнением о вашей точности; я этого требую, желая скорее иметь удовольствие видеть Селадона, без которого Астрея скучает. Верьте мне и спешите".

Другое письмо:

"Моя служанка находит, что вы очень неосторожны; заметно, что ваша любовь поддается влиянию холодов...

И далее:

"Милостивый государь, вы мне кажетесь смешным, воображая, что вам обязаны писать, в то время, когда вы веселитесь... вы сильно ошибаетесь, думая, что вам обязаны сообщать известия... Мне надоело вам писать, и где бы я ни находилась, я вас предупреждаю, что отвечать не буду. Заявив раз навсегда, что мой дом не "корчма", чтобы являться на один час"...

Она продолжает в таком же тоне, давая ему поручения, между прочим, заказать кольца с двумя эмалевыми сердечками, объятыми пламенем".

Таким образом, среди поручений, на него возлагаемых, и его обязанностей по службе, среди обязательных поездок в лагерь и не менее обязательных появлений в "Парке", он был так занят разъездами, что даже не имел времени присутствовать при кончине матери. Она умерла в конце этого года, столь богатого событиями для Собесского. Позволять ли ему присутствовать на её похоронах? Да, но ему приказано спешить.

"Поезжайте скорее на эти похороны, иначе может что-нибудь представиться, что нам помешает видеться".

Она влюблена не на шутку и жаждет его видеть. Я бы желал этому верить. Но увы! она в эту минуту вступает в пререкания с своим мужем по поводу своей поездки в Париж, не имеющей ничего общего с желанием видеть Селадона. Она требует, чтобы князь (Замойский) её туда сопровождал. Ей необходимо ехать скорей, чтобы попасть на карнавал. Новый отказ и новые ссоры.

Эта поездка была связана с предвзятой целью. Собесский должен был выступить со стороны Марии де Гонзага в качестве человека, ниспосланного "Провидением". Она его приблизила к себе и поощряла. Кольцо было ею замечено. Узнав о намерении Марысеньки совершить поездку, она дала понять своему любовнику, что его тоже могут послать во Францию. Рождение дофина могло служить предлогом. Кроме поздравления, ему будут даны более важные поручения. Над этим разгорелось воображение молодых людей. Удастся видеться не только по соседству "Волшебного дворца" (так называли С.-Жерменский дворец), но в виду "крупного дела", быть может, откроется возможность остаться там навсегда. Услуги, которые Собесский намерен был оказать французскому делу, могли доставить ему "оседлость" в отечестве Марысеньки. Рассчитывали заранее на щедрость великого короля. Пани Замойская нашла, что климат Польши не для её здоровья, "что он её убивает". Собесский поговаривал о покупке дома в Париже.

Все это были одни мечты. Но поездка Астреи осуществилась весной следующего года. Селадон остался в Полыне. Пани Замойская ему оставила недвусмысленное, даже, пожалуй, слишком явное доказательство своего расположения, поручив ему управлять, во время своего отсутствия, своими владениями, полученными ею от щедрот Замойского, устранив последнего от всякого вмешательства.

После своего отъезда она не забывала посылать отсутствующему "варенье", сопровождая посылки по-прежнему ласковыми, нежными и игривыми замечаниями. -- Она старалась воспользоваться своим пребыванием в Париже с двоякой стороны -- личных интересов и удовольствия.

Замойский старался этому помешать, и это ему простительно. В стране ходила молва, что Марысенька покинула Замостье не только вопреки своему мужу, но и помимо его согласия, захватив с собой все деньги, бывшие в замке, -- около 70 000 флоринов, как говорили. Рассказы по этому поводу могли быть преувеличены, но в них была доля истины, и воевода Сандомирский имел основание быть недовольным. Из трех детей, явившихся на свет в этом браке, оставалась дочь, -- слабое и тщедушное создание, как и все прочие. Марысенька ею не занималась и покинула ребенка на руках наемницы. Этого одного было достаточно, и Замойский решил заявить о своем неудовольствии, наложив запрещение на доходы с имения, порученного управлению соперника. Замойский конфисковал "вещи" отсутствующей. Это ей не помешало приобрести в Париже "великолепный экипаж, иметь двух пажей, четырех лакеев в прекрасных ливреях". В её комнате, украшенной дорогими коврами, стояла постель, "покрытая красным шелком с великолепной бахромой". Ей оставалось только желать еще другую "постель на лето, покрытую бархатом, так как, -- говорила она, -- шелк годится лишь весной и осенью".

Она желала тоже иметь "табурет" при дворе. Это составляло предмет её постоянных забот и огорчений.

В преддверии "Волшебного дворца" ей оказали благосклонный прием: нашли её рост "прекрасным", по мнению самых строгих судей; одним словом, она рассчитывала "пройти". Она, конечно, занялась своею выправкой, наняла танцмейстера "состоявшего при королеве", который ободрял успехи новой ученицы; брала уроки пения, игры на гитаре. Но обходиться без "табурета" было немыслимо для супруги князя Замойского. Впрочем, требовать этой чести было уже делом "её доброй госпожи" (теперь она ей давала иной раз прозвища менее ласковые, говоря криптографическим слогом). Королева ежедневно представляла такие требования для англичанок "нисколько не лучше её".

Мария де-Гонзага некоторое время сопротивлялась, заслужив название флюгера и хамелеона в посланиях, адресованных Собесскому. Затем она вдруг щедро уступила, -- быть может, не без коварства, -- требуя для своей фаворитки звания "герцогини". Сразу гербы Замойских украсились "мантией", появились на дверце кареты, в которой разъезжала экс-княгиня. Но "табурет" все-таки не давался. Совершенно категорически королеве польской было отказано в праве возводить в звание герцогини особ, пребывающих во Франции, мужья которых даже не считались настоящими князьями в Польше. Встреча с Марией-Терезией, хитро придуманная, на нейтральной почве, до официального представления, не состоялась. Выразив желание видеть Марысеньку в С.-Жерменском монастыре капуцинов, её высочество не явилась на свидание. Как объяснить причину этой немилости? Интригой короля с девицей де ла Мот-Гуданкур, вследствие чего королева гневалась на фрейлин, в числе которых состояла сестра пани Замойской. В то же время не удались и другие предположения и соображения Марысеньки, более общего свойства. В Париже глубоко заблуждались, рассчитывая на её дипломатические способности и политические связи. Ни того, ни другого не существовало. Даже в 1661 г. в этом отношении было дано предостережение. Марысенька очень много говорила о своей переписке с де-Ленном, которому она напоминала о родстве, соединявшем их семьи. "Она требует признания родства, существующего между вами", -- писала Кайе, адресуя ему письмо. Признание не состоялось, и Кайе напрасно протестовал. "Не понимаю, почему вы так жестоко относитесь к одной из самых красивых женщин при дворе; если бы вы её видели, вы бы изменили свой взгляд". Кайе начала ею увлекаться и надеялся завязать интригу, о которой упоминается в дипломатической корреспонденции того времени. Но де Лионн был неумолим. Кроме официальных лиц, Марысенька встречала пфальц-графиню, но ей пришлось ограничиться чувством удивления и зависти, при виде её поместья в Аньере. Она представлялась герцогине д'Ангиэн, и нашла её "спесивой и глупой". Этим ограничились её замечания.

Вести из Польши были неутешительными. Не думая следовать за своей Астреей в Париж, Собесский готовился сопровождать короля в поход против Московии. Долг и честь прежде всего! Астрея восставала; он отвечал в тоне, отнявшем у неё желание настаивать. -- С другой стороны Замойский принял самые решительные меры, чтобы вернуть свою жену под супружеский кров: он решил лишить её средств к существованию. Среди других удовольствий, которые Марысенька дозволила себе в Париже, несмотря на разные неудачи, она льстила себя надеждой устроить там постоянное местопребывание, о котором мечтал Селадон. Она осматривала дома, расспрашивала о цене и соображала, каковы будут расходы. В то же время она наводила справки о цене за право "натурализации". Она даже мечтала о совместном сожительстве с другом на берегах Сены, и для осуществления этой мечты входила в сношения со своей семьей. Селадон должен был писать её отцу, д'Аркиену. Она требовала, чтобы он выразил желание с нпм познакомиться и заслужил его расположение, говоря ему о своей страстной любви к его дочери и о желании сблизиться с нею. Теперь все это рассеивалось, как дым. Селадон отказывался ехать в Париж, Астрее приходилось умирать с голоду.

Она сердилась, плакала, заболела "от тоски", по уверению трех знаменитых врачей: Гено, Эспри и Дюпюи. Затем она примирилась с своей судьбой, и Замойский был не мало удивлен, получив от неё "признание" в любви, "которую она не переставала питать к своему законному супругу". Да, она его "любила", как это обязана "всякая честная женщина". Если только он согласен устранить прислугу, которая его обкрадывает и "наушничает", она с удовольствием думает вернуться в "Зверинец" и поселиться с ним.

Прошло довольно времени, прежде чем она могла осуществить свои новые неожиданные намерения. Она приготовлялась их исполнить с необычайной последовательностью. Одновременно с нежными посланиями к Селадону, она все более и более настаивала на своей роли "честной женщины". И, может быть, вполне искренно! Женщины вообще склонны забывать! Прочь подозрения и упреки! Теперь бедному Селадону приходилось скучать и выходить из себя там, вдалеке, насколько татары, казаки, московитяне и Любомирский, ставший его соперником, давали ему к тому досуг. Покинутый любовник начинал волноваться. Эти французы так умеют угождать! Самый воздух их страны полон очарования! Его успокаивали, намекая в то же время о нежных отношениях, которых не желают порвать, но возвратить незаметно к суровому "очагу", где они, по-видимому, возникли. "Апельсины в сахаре" кажутся засохшими, -- т. е. если любовь Астреи недостаточно выражена в её письмах, -- то это только из опасения случайностей, которым подвергается почтовая корреспонденция. Она всегда сохранит ему эти фрукты "в той же целости и неприкосновенности, какая только возможна при её положении и никогда не изменит. Изменницей она никогда не была даже в самой суровой стране, И пока он намерен исполнять свой долг, она ему не изменит, "сохраняя свои права".

Целый ряд громких слов и в то же время попытка примирить с "другом" -- так как любовник исчезает постепенно -- оскорбленного супруга. Замойскому все было известно. Вся Польша об этом говорила. Ежедневно возвещали об отъезде Собесского в Париж, и когда его семья вмешалась в дело, скандаль принял громадные размеры. Это надо было принять во внимание до возвращения. Рассчитанное на благодушие каштеляна Замостья, предприятие казалось возможным.

"Я бы очень желал, чтобы Болье (еще одно из прозвищ Собесского) повидался с Флейтой (Замойским) и переговорил с ним через посредство епископа варшавского или другого близкого человека, чтобы объяснить все дело... и доказать, что все это клевета. Когда "букет" будет перевезен (т. е. пани Замойская вернется из Парижа), следует исполнить задуманное. Если не уладится с "большим фонтаном" (другое название Замойского), "духи" (пани Замойская) не могут соединиться с порохом (Собесским), чтобы играть в "кости".

Что означала "игра в кости" -- трудно объяснить. Тем более, что это было последнее письмо Марысеньки из Парижа от 20 июня 1662 г. Пробыв неделю в деревне в Нивернэ, Марысенька снова появилась в Венсене, где великий канцлер устроил праздник в честь королевы и брата короля. Борьба, охота на диких зверей, театры, балы и пр. Но ни малейшего намека на "табурет" и ни малейшего внимания со стороны короля. Он держался в стороне со своей "Дианой". Замойский оставался неумолим, а Собесский до такой степени вышел из повиновения, что вступил в самые тесные сношения с их польскими высочествами. Это показалось опасным Марысеньке, так как происходило помимо неё. Собесскому вздумалось принять в своем собственном поместье, заново отстроенном, в Яворове, аптекаря и хамелеона (короля и королеву). Бесполезные издержки! Он должен избегать всяких расходов!

Одним словом, приходилось уезжать. Объявив, что "её доля быть всю жизнь несчастной", проливая слезы, но утешив свою семью, Астрея пустилась в путь.

Теперь настала очередь Селадона тосковать. Флейта, вступив в свои права, решил их не уступать. Марысеньке удалось каким-то образом объяснить свои похождения и получить прощение. Замойский публично заявил о взаимном супружеском согласии, проводив торжественно свою супругу из Звержинца в Замостье. По этому случаю в церкви совершилось торжественное богослужение. Академия, состоявшая при Замойском, лично представилась, заявляя свое почтение в стихах и прозе. Брат Марысеньки, приехавший с ней из Франции, принимал участие в торжестве.

Но предполагаемое примирение с "несправедливо заподозренным" не осуществилось. В "кости" играть не пришлось, и переписка велась с большою осторожностью. Она ограничивалась большею частью краткими postscriptum, в которых сестра или подруга поручали Марысеньке передать известия Собесскому, уверяя его в "неизменной верности". Известия сопровождались изредка подарками: однажды, под видом портрета д'Аркиена, был доставлен портрет молодой женщины; другой раз шарф "огненного цвета", предназначенный для дорогой Болье. Собесский отказывался от шарфа, решив "облечься в черный цвет". Его тоска усиливалась вследствие непрестанных перемен в настроении и в намерениях Астреи.

Новая четверть медового месяца продолжалась недолго Снова возникли ссоры, взаимные несогласия. Марысенька по-прежнему давала повод к язвительным намекам. Скандал поднялся из-за того, что она ввела обычай ruelle, неизвестный до этого в Польше. Все повторяли, не жалея насмешек, что "она принимает своих гостей, лежа в кровати". Затем д'Аркиэн отличился и довел Замойского до такого негодования, что его пришлось тайком выпроводить из замка, иначе его жизни угрожала опасность. Каштелян с своей стороны продолжал жить по-прежнему: нескончаемые оргии, пьянство, доводившие поместье до разорения. Уведомленная о всем происходившем де Гонзага предложила развод, или, в крайнем случае, такие условия, при которых "красивая супруга воеводы" могла бы жить с ним под одной кровлей, "как дочь возле отца". "Нет", -- отвечала Марысенька, внезапно примирясь с своей судьбой и уверяя, что "только по молодости лет и по своей вине не сумела поладить с своим супругом". Теперь она решила "ему повиноваться во всем". Мало этого, на предложение Замойского вернуться в Париж с обещанием выдать ей средства на содержание, она отвечала отказом, выразив желание оставаться при нем неразлучно и ухаживать за ним во время болезни.

Как бы это ни казалось странным, но эта перемена имела основание.

Она объяснялась ухудшением здоровья Замойского. Говорили о завещании, в силу которого Марысенька в ближайшем будущем утверждалась в правах наследства громадного владения. Клеветали на эту новую "Семирамиду", -- как её прозвали, -- преувеличивая её ловкость и находчивость. Она, несомненно, занималась последними распоряжениями своего супруга, опасаясь предоставить это дело лицам ей враждебным. Заболев, Замойский её уговаривал "обождать". Выздоравливая -- он её выводил из терпения. Но он догадался не подвергать её слишком долгим испытаниям: в апреле 1665 года она осталась вдовой.

Но она плохо рассчитала и опоздала. Я далее расскажу, как это произошло.