Мастерская человеков (сборник)

Живая мебель

Господин Икай сидел на спине человека, стоявшего на четвереньках. Человек служил ему креслом. Это кресло было удобно: сидение – теплое и прочное, спинка – нежная и ароматная, ибо это была грудь молодой здоровой женщины, умевшей стоять неподвижно, а перилами кресла, на которых покоились руки Икая, были изящные плечики двух девочек-подростков. Эти девочки были настолько крепки, чтобы выдерживать тяжелые руки Икая, и в то же время настолько чутки, чтобы улыбаться именно тогда, когда культурному человеку тоскливо и так хочется, чтобы ручки кресла улыбались.

Икай был мягок и по-своему сердечен: он берег свою живую мебель.

Выносливый человек, на спине которого он сидел, а также женщина и девочки, – все составные части кресла, – часто, в определенные сроки, чередовались. Их сменяли такого же роста, телосложения и качества люди.

Господин Икай любил свое кресло и сидел в нем всегда, когда размышлял.

На этот раз его размышлениям помешал секретарь.

– Что вам нужно? – мягко спросил Икай.

– Испортилась спица в левом колесе, – сообщил секретарь.

– Совсем?

– Да.

– Похоронили?

– Да.

– Как же это случилось? Вы знаете, я не люблю неосторожности.

– Это был несчастный случай, господин Икай. Ваша супруга пожелала кататься с горы к морю. Колеса завертелись слишком быстро, и в четвертом колесе спица сорвалась. Смерть наступила мгновенно.

– А сколько учился неудачник? – задумчиво спросил Икай.

– Два года.

– Запасных спиц много?

– Достаточно, господин Икай.

– Кандидаты есть?

– Есть.

– Приведите!

Через несколько минут перед Икаем стоял стройный человек с сильными руками и ногами.

– Это для какого колеса? – деловито, не глядя на вошедшего, спросил Икай у секретаря.

– Для переднего, господин Икай. Для большой коляски.

– Ага! Хорошо. А вы уже говорили с ним?

– Нет.

– Ну, тогда я поговорю.

И обратившись к новому служащему, Икай спокойно спросил:

– Вы хотите служить у меня в качестве спицы в колесе?

Нанимающийся человек подумал и осведомился:

– А в чем будут заключаться мои обязанности?

– Вы будете стоять в большом обруче, растопырив руки и ноги, и вертеться. В этом и будут заключаться ваши обязанности. Вас научат. Сразу не дадут столь ответственной работы. Не беспокойтесь.

– А для чего это вам? – спросил будущий служащий.

Господин Икай мягко, без раздражения, ответил:

– Дорогой мой, я не обязан объясняться с мелкими служащими. Это ведь нигде не принято. К тому же это в значительной степени усложняет дело. Я вас не принуждаю. Если у вас есть другое призвание – посвятите себя ему. Каждый живет и работает, как хочет и может.

– Это зависит от обстоятельств, господин Икай!

– Все равно. Можете идти.

– Господин Икай, я чувствую призвание к бухгалтерии. У меня есть достаточный опыт. Не нужен ли вам бухгалтер?

– К сожалению, сейчас нет, – подумав, ответил Икай. – Их у меня много. Вот еще ножка для моей передвижной двуспальной кровати нужна. Мне кажется, что по телосложению своему вы подходите для этой должности.

– А по духовному укладу? – просто, без дерзости спросил нанимающийся.

Икай подумал и сказал:

– Не знаю. Я сейчас позову домашнего ученого и спрошу.

Он позвонил, и в комнату вбежал седой ученый, стоявший обыкновенно в огромной библиотеке Икая в рядах многих ученых, писателей и поэтов – живых книг Икая.

– Этот человек по своему духовному укладу может стать ножкой для кровати? – спросил Икай.

Седой ученый громко и отчетливо изрек:

– Почти каждый человек может стать ножкой для кровати. Все зависит от обстоятельств.

Ученый повернулся и выбежал из комнаты.

– Вот видите, – сказал Икай. – Наука подтверждает.

– А какое жалованье? – спросил нанимающийся.

– Какого заслужите. Я не торгуюсь. Но большой суммы не просите: не дам.

– Как бухгалтер я получал сто двадцать рублей в месяц и наградные к праздникам. А как ножка для кровати. Я, право, не знаю. Я еще не занимал такой должности. К тому же, господин Икай, я человек интеллигентный, я даже иностранные языки знаю. Подходит ли для меня такая должность?

– Вам лучше знать. Меня это не интересует, – мягко ответил Икай. – Ваша интеллигентность тоже не занимает меня. Для моих духовных потребностей у меня есть штат специальных служащих. У меня есть специалисты-справочники, как вы только что видели, специалисты-собеседники, специалисты-слушатели, спорщики, сочувствователи и, кроме того, есть особые специалисты-враги и специалисты-друзья. Я не люблю ни в чем дилетантизма. Все они получают жалованье и вполне удовлетворяют меня. В вас же меня интересуют только некоторая физическая сила и рост. Вас научат держать мою кровать и гулять с нею в лунные ночи по саду.

– Я один буду носить кровать?

– Нет. Мою двуспальную передвижную кровать носят шесть ног. Шесть человек. Если вы выкажете способности, я вас сделаю одной из передних ножек. На них лежит большая ответственность, так как они выбирают дорогу и вообще проявляют инициативу в выборе красивых мест в моем саду.

– Я за это хочу получать пятьсот рублей в месяц, и чтобы платили каждое первое и пятнадцатое.

– Хорошо. Идите, запишитесь. Мастерская номер четыре. Во дворе налево.

Господин Икай поднялся и сказал своему креслу:

– Можете отдохнуть.

Господин Икай жаловался:

– Господа, я не могу больше. Я устал. Мне все надоело. Мои усилия пропадают зря. Моя мебель никуда не годится. Вчера заболел мой стул. Какая гадость! В библиотеке полный беспорядок. Мои живые книги ненавидят меня. Они плохо слушаются. В моем кабинете испортились обои. Смеются не вовремя. Смотрят издевательски. Это ужасно! Если так будет и впредь, я, право, не знаю, что и делать.

Главный Мебельщик живой мебели переминался с ноги на ногу и, упрямый, как все мастера, бормотал:

– Это невозможно, господин Икай! Не может быть! Разрешите посмотреть. Я хочу лично убедиться.

Господин Икай и Главный Мебельщик прошли в кабинет.

Это была самая интересная из комнат Икая. Стены ее состояли исключительно из золотых овалов, и в каждом овале помещалось лицо стоявшего за сетью овалов человека. Эта комната строилась несколько лет знаменитым инженером-американцем и представляла собой чудо техники. Три тысячи человеческих лиц составляли обои большого кабинета Икая, а тел их не было видно.

Живые обои были неподвижны. Шесть тысяч глаз смотрели сумрачно, с заученным выражением.

– Смотрите, они косят, – жаловался Икай. – А вот эти часто ехидно улыбаются. И кроме того, они тяжелы – эти обои. Они уже не веселят меня, как веселили раньше.

Главный Мебельщик с деловито-озабоченным выражением смотрел на живые маски людей и, как механик, пробующий в комнате электричество и поворачивающий для этого выключатель, захлопал в ладоши и крикнул:

– Весело!

Обои по знаку заулыбались. Улыбались три тысячи человеческих лиц – мужчин, женщин, юношей и подростков.

– Грустно! – крикнул Мебельщик.

Обои по знаку перестали улыбаться. Лица опять стали серьезными, сумрачными.

– Все в порядке, господин Икай.

– Нет! Вы ошибаетесь! Не все в порядке. Далеко не все, – вздохнул Икай.

Главный Мебельщик не возражал.

Он знал о подлинной причине жалоб Икая: его жена изменила ему с какой-то частью карниза из этого же кабинета. А он так верил глазам этого юноши! Так верил! Когда Икай грустил, он требовал от обоев сочувствия, и ему казалось, что именно эта часть карниза сочувствует ему больше других. Так казалось. Отчего так обманчива жизнь?..

Главный Мебельщик ушел.

Икай задумчиво побрел в библиотеку. Ему было скучно, и он хотел развлечься.

Поэт прочитал ему новые стихи.

– К черту, – тихо сказал Икай. Затем позвал: – Номер двадцать седьмой! Сюда!

Это был самый злой из специалистов-врагов.

Икай позвал свое кресло, уселся и приказал служащему-врагу:

– Говорите!

Враг начал:

– Я счастлив, что вы в дураках. Надеюсь, что все полетит к черту, и вы наконец погибнете. Вы – самый несчастный человек, какого мне довелось видеть когда-либо. Вы спите на людях, сидите на людях, заставляете людей удовлетворять все свои потребности. Ничего не выйдет, дорогой!.. Ни-че-го! Вы одиноки, как труп повешенного, как лошадь на живодерне.

– Хорошенькие сравненьица! Нечего сказать! – поморщился Икай.

– Вы не стоите лучших. Теперь вам изменила жена с каким- то карнизом. Ха-ха-ха! Завтра она вам изменит с ножкой стула или стола. Вот вам и ваше счастье, и ваше богатство! Вы гниете, милостивый государь! Разлагаетесь! Нельзя на людях, на их телах и душах, на их унижении строить счастье. Ни-че-го не выйдет. Будут платить презрением, а в конце концов и по физиономии дадут. Не думайте, что у вас все спокойно и ладно. Бунт нарастает. Все эти ваши столы и стулья, колеса и обои – вся ваша живая мебель, в которую вы изволили превратить людей, поднимется и взорвет вас. Что бы там ни было, а человек – это все-таки не спица в колесе! И не ножка для кровати! Бедное существо, утонувшее в людской покорности! Как мне жаль вас!

– Вы хорошо исполняете обязанности моего личного врага. Я, вероятно, прибавлю вам жалованья, – с кривой усмешкой сказал Икай. – Кроме того, я увеличу тираж ваших книг.

– Мне сейчас наплевать на ваше жалованье. Скоро вы погибнете, и мы все будем свободны.

Икай рассмеялся.

– Не смейтесь! Пройдемся по вашим «мастерским», где уродуют и мучают людей, посмотрим на все ваши живые коляски, на ваши живые спицы, на вашу «живую мебель». Вы скоро увидите, можно ли людей превращать в мебель и думать, что это культура.

Икай неожиданно изъявил согласие.

– Идемте.

Они прошли по дворам роскошного имения Икая. Всюду был внешний порядок. Всюду шла работа. Сотни инструкторов, техников, учителей и погонщиков изготовляли из живых людей неподвижные статуи покоя и удобств для господина Икая.

Многие из этих людей имели изможденный вид, но многие успели приспособиться и сжиться с незавидной долей.

– Ты кто такой? – спросил враг Икая у какого-то раззолоченного пестрого старика, бродившего по двору.

– Я лампа, – ответил тот. – Я стою на лестнице и освещаю путь господину Икаю. Лампа стоит на моей голове, а я заменяю столб.

– Почтенное занятие! – плюнул враг Икая. – Вот скоро, скоро увидите, во что превратятся эти столбы.

Навстречу им прошел отряд с лопатами. Эти люди имели обычный изможденный вид рабочих, одинаковый во все времена и эпохи.

– Вы кто такие?

– Мы – лопаты. Мы роем для господина Икая золото и уголь.

Вид у рабочих, несмотря на внешнее спокойствие, был такой, что даже враг Икая не сказал ни слова.

Далее стояли какие-то чудища с кусками железа вместо головы и рук.

– Вы кто такие? – спросил враг Икая.

– Мы – солдаты. Мы охраняем спокойствие и благополучие господина Икая.

Господин Икай забыл о словах своего специалиста-врага. Все было спокойно. Специалисты-друзья и враги, одинаково получавшие жалованье, – говорили Икаю о разных свойствах введенной им дисциплины, о природе людской, любящей покорность, и Икай успокоился.

Обои из человеческих лиц улыбались ему, когда он этого хотел. Столы, этажерки, диваны и мягкие ковры из прекрасных женщин пели ему песни, когда он подавал соответствующий знак. Живая библиотека услаждала его слух всячески. И даже жена перестала изменять Икаю. Только несколько раз из-за нее рассчитывались какие-то живые тюфяки, подножки и вешалки.

Жизнь текла спокойно, и все казалось нормальным, как всегда кажется, что бы ни происходило в жизни.

И вдруг в один из обыкновенных дней, когда так же, как всегда, дышала жизнь, и необъятные пространства были бездумны, а дали мудры и непонятны, и росы ложились на поля, и полчища туманов бились о землю, и ветры трепали шевелюры лесов, – возмутились люди.

В квартирах, подвалах, рудниках и мастерских забились трепетные комья сердец человеческих, восстали души, прозрели головы.

Во дворце Икая поднялся могучий и великий шум.

Кричали спицы из колес, стулья, этажерки, лампы…

Кричали поруганные, униженные, гнувшиеся в рабстве.

– Мы не хотим быть спицами в колесах!

– Мы не хотим быть стульями и кроватями!

– Мы не хотим быть обоями в кабинете Икая! Наши лица не обои!

По коридорам, лестницам, комнатам, залам бежали ковры и лампы, диваны и тюфяки, во дворе собрались живые лопаты и молоты.

Великий шум разлился по всей земле.

…и на этом пока кончается рассказ о живой мебели. Пока еще много осталось ее на свете, а когда ее не будет, кто- нибудь напишет о ней еще раз и – лучше.

1919