Часть 2. Классика пахотного земледелия

В. В. Докучаев

Пути политики и послушной ей науки были совершенно неисповедимы в советской державе. Так или иначе, окончив Тимирязевку в начале 80‑х, я понятия не имел о настоящей классике нашего земледелия.

Опять повезло: добрый знакомый, Михаил Павлович Яковчук, подарил сборник трудов наших светил почвоведения и земледелия издания 1939 года. Прочёл, и с удивлением обнаружил: была у нас классика, и какая!

Конечно, это были заядлые «пахотники», искренне верящие в плуг. Естественно, это были государственные мужи, не имеющие даже в мыслях покушаться на отлаженную систему экономики сельского хозяйства.

Но, это были скрупулёзные и честные учёные, отдавшие всю свою жизнь поискам способов улучшить земли и увеличить урожаи.

Они изучили устройство почвы детальнейшим образом и обнаружили почти всё, что мешает растениям. И каждый пытался довести пахотную культуру почвы до совершенства, найти идеальную систему пахотного земледелия.

Беда в том, что, по всей видимости, такой системы не существует. Посему, споры их не умолкали, а их рекомендации часто очень трудно было применять в деле. Однако, их труды — детальная наука пахотной почвы.

Мы продолжаем пахать, и нам очень важно знать, что при этом происходит, и как делать это лучше. Ещё интереснее сравнить подход «пахотников» и «натуралистов».

Конспекты самых важных трудов из упомянутого сборника и составили эту часть книги. Я сделал выборки, оставив ценные данные, и опустив пространные теоретизации и политические дебаты.

Чем глубже вчитываюсь, тем яснее вижу: как будто и не было этого века для нашего реального земледелия.

Так же, как и тогда, самые смелые и работящие пытаются прокормиться со своих полей.

Так же, как и тогда, высокая культура полеводства — привилегия самых грамотных и вдумчивых хозяев.

Вы можете смело не ставить даты. Перед вами современный учебник пахотного земледелия. Он был написан почти сто лет назад, но, для большинства из нас, так же актуален.

Предупреждаю честно: эта часть книги — научные труды. Несмотря на существенное упрощение и сокращение, читаются они довольно трудно.

Возможно, вы сочтёте, что они не для вас. В таком случае, вместо изучения авторских текстов вы можете ограничиться прочтением резюме в начале каждой главы.

Я специально составил их для тех, кому не интересны тонкости, противоречия и дебаты пахотной науки.

Особенно тяжелы для чтения работы Вильямса. Но, если вы действительно хотите разобраться в том, что происходит в земледелии, классика будет вам очень интересна и полезна.

Глава 1. В. В. Докучаев о причинах засухи

Резюме. Василий Васильевич Докучаев сумел увидеть проблему засух во всей её широте, и предлагал бороться именно с их причинами.

Засуха — явление не климатическое, а почти исключительно почвенно–ландшафтное, созданное, по большей части, нашей земледельческой практикой.

Раньше — указывает Докучаев — степные районы Черноземья были в несколько раз более облесены, и климат там, соответственно, не был таким сухим и неустойчивым.

Дело — не в самих засухах, а в усилении их губительности для полеводства.

Причина этого — в уничтожении лесов, естественных водоёмов и в распашке массы земель.

Если привести ландшафт в состояние, близкое к естественному, то микроклимат будет регулироваться и засухи перестанут наносить ущерб.

Для этого, нужны многочисленные лесополосы, водоёмы, засадка оврагов, залужение и прекращение эрозии почв.

Гениальные указания Докучаева по конструированию продуктивных ландшафтов стали претворяться в жизнь, в наиболее развитых странах, только со второй половины ХХ в.

Только недавно появились заложенные им науки — агроэкология, агроценология (наука о конструировании агроценозов), ландшафтное земледелие.

Сейчас именно ландшафтный подход даёт самые стабильные и надёжные результаты во всём мире.

Решить проблему засух можно. Но для этого — писал Докучаев — нужно серьёзно изучать все факторы природы, менять ландшафт, исправлять систему обработки почвы и сформировать, по сути, новое сознание земледельца.

Вот конспект двух опубликованных глав его классического труда «Наши степи прежде и теперь». Уместно здесь и предисловие редакции к сборнику.

Предисловие редакции к сборнику

Подбор указанных произведений В. В. Докучаева, П. А. Костычева, К. А. Тимирязева и В. Р. Вильямса является не случайным.

Все они посвящены, главным образом, вопросам подъёма земледелия в степных и лесостепных районах нашей страны, издавна являющихся важнейшей базой земледелия.

Степные районы нашей страны — зона высокоплодородных чернозёмных почв. Здесь располагается крупнейший массив чернозёма, который проф. В. В. Докучаев называл «царём почв».

Однако, эти почвы, в течение многих столетий, использовались неправильно. Земледелие степных районов, в дореволюционное время, страдало от ряда крупных недостатков, важнейшими из которых являлись:

а) низкие и крайне неустойчивые урожаи, находившиеся в полной зависимости от частоты выпадения дождей;

б) низкий уровень развития животноводства и крайне неудовлетворительная обеспеченность его кормами;

в) катастрофическое разрушение почвенного покрова чернозёмных степей, вследствие развития процессов почвенной эрозии.

В степных районах нашей страны получали всё большее распространение смывы и выдувание верхнего слоя почв. Эти процессы приняли чрезвычайно сильное развитие.

В 1928 году, так называемые, «чёрные бури» охватили всю Украину на площади не менее 40 млн. га и разрушили пахотный горизонт местами на 5-10-12, а в отдельных случаях даже на 20-25 см.

Наиболее грандиозной катастрофой всего дореволюционного степного земледелия нашей страны явилась засуха 1891 года. В период этой засухи голодали и вымирали тысячи и миллионы людей, падал от бескормицы скот.

…В ответ на засуху 1891 года появился ряд выдающихся произведений, вошедших в золотой фонд русской агрономической науки — включённые в настоящий сборник работы В. В. Докучаева, П. А. Костычева и К. А. Тимирязева.

На основе глубокого анализа состояния степного земледелия, известный русский агроном А. А. Измаильский, в своей классической работе «Как высохла наша степь», также появившейся после засухи 1891 года, сделал вывод о том, что главной причиной прогрессивного иссушения степей является неправильное ведение степного земледелия.

И он указывал, что «ежели мы будем продолжать так же беззаботно смотреть на прогрессирующие изменения поверхности наших степей, а, в связи с этим, и на прогрессирующее иссушение степной почвы, то едва ли можно сомневаться, что, в сравнительно недалёком будущем, наши степи превратятся в бесплодную пустыню»

В общем, это пророчество сбылось. Плодородие почв установилось на предельном минимуме, и урожаи выращиваются, за счёт постоянного вливания искусственных «аптекарских средств».

С 50‑х годов, не достигнув и четверти своего потенциала, в мире перестала расти урожайность зерновых. 60 000 га земли на планете каждый год превращается в необратимую пустыню.

Проф. В. В. Докучаев, в одной из своих работ, указывал, что «системы ведения хозяйства и севообороты, изобретённые французами, немцами и англичанами, неприемлемы для нашей чернозёмной области, известной своей сухостью. Прежде всего, нам следует разрешить две основные проблемы:

1) восстановить физическую структуру почв, изменённую небрежной или неграмотной обработкой, и

2) максимально использовать недостаточно и нерегулярно выпадающую влагу.

Понимая необходимость применения целой системы агрономических мероприятий по подъёму степного земледелия, В. В. Докучаев более полно, для своего времени, разработал лишь вопросы лесоразведения, регулирования оврагов и балок, регулирования рек и создания водоёмов в степях.

Что же касается таких важных мер, как установление правильного соотношения между площадями пашни, лугов, леса и воды, а также, наилучших приёмов обработки почвы и большего приспособления сортов культурных растений к местным условиям, то эти меры, несмотря на всю их важность для сельского хозяйства вообще и правильного использования влаги в частности, — писал В. В. Докучаев, — не могут быть осуществлены немедленно: их нужно ещё предварительно выработать, установить».

Но именно этим мерам в наибольшей степени, по сравнению с другими, посвящены работы проф. П. А. Костычева и проф. К. А. Тимирязева.

Опираясь на труды Докучаева, Костычева и других классиков русской агрономии, акад. В. Р. Вильямс разработал стройную систему мер по повышению урожайности сельскохозяйственных культур и продуктивности животноводства, названную им травопольной системой земледелия.

Научные основы и содержание этой системы изложены в ряде работ акад. В. Р. Вильямса под общим названием «Травопольная система земледелия» и включены в настоящий сборник.

Наукой доказано, а практикой передовых районов подтверждено, что, при правильном ведении земледелия, в сухих степных районах имеются все возможности получать высокие и устойчивые урожаи и создать прочную кормовую базу для развития животноводства.

Для этого необходимо всем колхозам и совхозам степных и лесостепных районов, начиная с 1949 года, приступить к планомерному и широкому внедрению системы агрономических мероприятий по подъёму земледелия, получившей название травопольной системы земледелия, в которую включаются:

а) посадка защитных лесных полос на водоразделах, по границам полей севооборотов, по склонам балок и оврагов, по берегам рек и озёр, вокруг прудов и водоёмов, а также, облесение и закрепление песков;

б) правильная организация территории, с введением травопольных полевых и кормовых севооборотов и рациональным использованием земельных угодий;

в) правильная система обработки почвы, ухода за посевами и, прежде всего, широкое применение чёрных паров, зяби и лущения стерни;

г) правильная система применения органических и минеральных удобрений;

д) посев отборными семенами приспособленных к местным условиям высокоурожайных сортов;

е) развитие орошения, на базе использования вод местного стока, путём строительства прудов и водоёмов.

В Каменной степи, где в 1892 году экспедицией проф. В. В. Докучаева были заложены полезащитные лесные полосы, а с 1935 года, под руководством акад. В. Р. Вильямса начали осваиваться все звенья травопольной системы земледелия, урожаи зерновых культур повысились следующим образом (в ц/га):


Годы Все зерновые озимые яровые
1934-1936 11,1 13,3 9,7
1937-1939 14,4 18,8 13,6
1940-1942 15,9 20,5 14,6
1943-1945 20,3 21,4 21,1

Данные специального опыта, проведенного в Каменной степи под руководством акад. В. Р. Вильямса, опубликованные им в 1939 году, показывают, что сила травопольной системы земледелия состоит именно во всестороннем, комплексном воздействии на повышение урожайности. Вот данные этого классического опыта об урожаях яровой пшеницы (ц с га):


В открытой степи Среди лесных полос
без удобрения с удобрением без удобрения с удобрением
По пласту злаково–бобовых трав 18,1 21,2 25,3 30,5
По другим предшественникам (яровые, пропашные). 16,8 18,9 20,6 22,4
Разница 1,3 2,3 4,7 8,1

В. В. Докучаев. Наши степи прежде и теперь (1892 г.)

Глава VII. Способы упорядочения водного хозяйства в степях России

…И вековой опыт местных жителей, и ряд научных исследований, свидетельствуют, что наша черноземная полоса несомненно подвергается, хотя и очень медленному, но упорно и неуклонно прогрессирующему иссушению. Теперь уже не могут подлежать сомнению следующие факты.

Благодаря непомерному углублению и расширению наших речных долин и особенно чрезвычайному развитию разнообразнейших провальев, яров, оврагов и балок, наклонная поверхность черноземной полосы России увеличилась по сравнению с прежним состоянием самое меньшее на 25%, а местами и свыше 50%; ее когда–то бесконечные равнины превратились во многих местах в холмы — узкие плато и склоны, а площадь различного рода неудобных земель, косогоров бугров, песков и пр. значительно возросла.

От века существовавшие, нередко одетые древесной растительностью, западины наших степей (различного рода ложбины), блюдца или тарелкообразные углубления, частью даже небольшие временные озерки, служившие когда–то естественными резервуарами для снеговых и дождевых вод и естественными источниками, питавшими сотни мелких степных речек, теперь в огромном большинстве уничтожены, частью вследствие развития весьма густой сети оврагов, а преимущественно вследствие почти сплошной распашки степей.

Несомненно, более или менее водоупорные горные породы, удерживавшие воду, теперь смыты на громадных площадях южной России, а на поверхность выступили нередко сыпучие пески, рыхлые песчаники, трещиноватые известняки и пр., которые уже не в состоянии задерживать атмосферных вод.

Как плавенные (находящиеся в зоне влияния водоёмов, в местах накопления влаги) (во всей южной России), так и чисто степные (в лесостепной области) леса, когда–то покрывавшие упомянутые пески, защищавшие местность от размыва и ветров, скоплявшие снега, способствовавшие сохранению почвенной влаги, охранявшие ключи, озера и реки от засорения, — местами уменьшились в 3-5 и более раз.

Так, по новейшим данным, леса в Полтавском уезде занимали когда–то около 34% общей площади, а теперь — 7%; в Роменском — 28%, а в настоящее время — 9%; в Лубенском — 30%, а ныне — всего 4%.

Огромная часть (во многих местах — вся) степи лишилась своего естественного покрова — степной, девственной, обыкновенно очень густой растительности и дерна, задерживавших массу снега и воды и прикрывавших почву от морозов и ветров, а пашни, занимающие теперь во многих местах до 90% общей площади, уничтожив свойственную чернозему и наиболее благоприятную для удержания почвенной влаги зернистую структуру, сделали его легким достоянием ветра и смывающей деятельности всевозможных вод.

Всё это, даже при сохранении прежнего количества падающих на землю атмосферных осадков, повлекло за собой следующие результаты:

— усиленное испарение степных вод, а вероятно, и увеличение ночного охлаждения степи;

— уменьшение количества почвенной влаги и понижение уровня грунтовых вод;

— чрезвычайное усиление весенних и дождевых водополей в открытой степи и реках;

— уменьшение количества летнего запаса вод;

— иссякновение и уничтожение одних источников и заплывание других;

— энергический, все более и более увеличивающийся смыв плодородных земель со степи;

— загромождение речных русел, озер и всякого рода западин песком и иными грубыми осадками;

— наконец, усиление вредного действия восточных и юго–восточных ветров, знойных, иссушающих растительность и источники летом, и холодных, нередко губящих плодовые деревья и посевы зимой и ранней весной.

Общим и неизбежным результатом всего этого явились более суровые зимы и знойные сухие лета на юге России.

Если прибавить к сказанному, что все только что намеченные невзгоды действуют уже века, если присоединить сюда не подлежащий сомнению факт почти повсеместного выпахивания, а следовательно, и медленного истощения наших почв, в том числе и чернозема, то для нас сделается вполне понятным, что организм, как бы он ни был хорошо сложен, но раз благодаря худому уходу его силы надорваны, истощены, он уже не в состоянии правильно работать.

Именно как раз в таком надорванном, надломленном, ненормальном состоянии находится наше южное степное земледелие[58], уже и теперь, по общему признанию, являющееся биржевой игрой, азартность которой с каждым годом, конечно, должна увеличиваться.

Вместо заключения

…Кроме а) воды и б) воздуха, в наших степях, как известно, находятся еще в) грунты с их разнообразными водами и полезными ископаемыми, г) почвы, д) геология, химия и физика.

Все вышеупомянутые факторы (а-д), лежащие в основе сельского хозяйства, до такой степени тесно связаны между собой, до такой степени трудно расчленимы в их влиянии на жизнь человека, что, как при изучении этих факторов, так и при овладенииими, необходимо иметь в виду по возможности всю единую, цельную и нераздельную природу, а не отрывочные ее части; иначе мы никогда не сумеем управлять ими, никогда не будем в состоянии учесть, что принадлежит одному и что другому фактору.

…Теперь уже можно положительно констатировать, что самый неурожай 1891 года и особенно его удивительная, крайняя пестрота — здесь не собрано и семян, а в соседнем поле получено 80-100 пудов с десятины (1,09 га) — объясняются не только неблагоприятными особенностями погоды, случайными дождями и близостью или отдаленностью леса, а, как видно из работ известных своей точностью наблюдателей, неурожай и пестрота его находится в ещё большей зависимости от характера местных почв(на легких песчаных и супесчаных землях урожай был несравненно лучше, чем на тяжелых глинистых), от способа и времени обработки их, от времени посева.

Вывод из всего сказанного тот, что если желают поставить русское сельское хозяйство на твердые ноги, если желают, чтобы оно было приноровлено к местным физико–географическим условиям (а без этого оно навсегда останется биржевой игрой), безусловно необходимо, чтобы все естественные факторы (почва, климат с водой и организмы) — были бы исследованы по возможности всесторонне и непременно во взаимной их связи.

Отсюда сама собой вытекает необходимость устройства в России, по крайней мере, трёх чисто научных институтов или комитетов: почвенного, метеорологического и биологического, единственной задачей которых должно быть строго научное исследование важнейших естественно–исторических основ русского сельского хозяйства. Это и будет, так сказать, первый цикл учреждений.

Но, как и для успешности любого технического производства, необходимо частью изучить, а частью выработать вновь, непременно в связи с местными условиями, подходящие технические приемы, без которых, конечно, немыслимо никакое производство.

Отсюда естественно вытекает необходимость другого цикла сельскохозяйственных учреждений — необходимость различного рода опытных станций, как научно–практических, так и чисто практических, как правительственных, так и районных.

Важнейшая и единственная задача таких опытных станций должна состоять в применении (иначе, испытании) добытых наукой положений и истин к жизни и в выработке тех приемов, благодаря которым таковое применение будет наиболее выгодным как для государства, так и частных владельцев.

Но как бы значительны ни были полученные ими результаты, эти учреждения не могут принести всей пользы, если не будет хорошо подготовленных проводников добытых истин в жизнь, практику, сельское хозяйство, не будет специалистов–агрономов.

Словом, нам необходим еще и третий тип, третий цикл учреждений, которые специально занимались бы приготовлением агрономов–техников.

Прибавим к сказанному, что важнейшим залогом успеха и плодотворной деятельности трех упомянутых типов учреждений должно служить возможно полное разделение и разграничение их функций; по нашему глубокому убеждению, невыдержанность данного принципа, смешивание ученых, учебных и опытных задач всегда служило у нас главнейшим тормозом развития агрономической науки и правильного движения вперед русского сельского хозяйства.

…Предлагаемый нами путь единственно возможный и целесообразный, уже давно испробованный Западной Европой, а в недавнее время в самых широких размерах примененный и таким высоко практическим народом, как североамериканцы.

Но, само собой разумеется, что никакая наука, никакая техника не могут пособить больному, если последний не желает лечиться, не желает пользоваться указаниями ни той, ни другой или беспрестанно, нередко по капризу, нарушает данные ему советы.

Никакое естествознание, никакое самое детальнейшее исследование России, никакая агрономия не улучшат нашей сельскохозяйственной промышленности, не пособят нашим хозяйствам, если сами землевладельцы не пожелают того или, точнее, будут неправильно понимать свои выгоды, а равно права и обязанности к земле, иногда даже в разрез с общими интересами и в противность требованиям науки и здравого смысла.

Отсюда последнее наше пожелание: если действительно хотят поднять русское земледелие, еще мало одной науки и техники, еще мало одних жертв государства; для этого необходимы добрая воля, просвещенный взгляд на дело и любовь к земле самих землевладельцев.

* * *

Как удивительно реальны эти планы Докучаева для нас, послеперестроечных агрономов!

Он, как раз, и имел в виду, что направление земледелия должно стать восстановительным, а критерий работы отрасли должен быть один: реальные результаты земледельцев на местах. Однако, за сто лет в этом смысле мало что сдвинулось.

Прошедший научный век не разрешил главной проблемы — не освободил нас от проблем с землёй.

Отдельные науки добились огромных результатов, но общая их цель — естественная свобода земледельца от проблем, а людей от нехватки пищи — так и не была поставлена.

Разные науки блестяще решают свои проблемы, одновременно заботливо создавая друг для друга новые. Нам же нужно, чтобы никаких проблем решать не пришлось.

Нам нужна новая наука — о том, как создать отсутствие проблем. И основы такой науки уже есть.

А пока, продолжим изучать классику.

Глава 2. К. А. Тимирязев

Тимирязев о физиологии испарения

Резюме . Эта блистательная лекция Климентия Аркадиевича Тимирязева не имеет прямого отношения к обработке почвы. Однако это — ценнейшая добавка физиологии растений в агрономию.

После её изучения «деятельная самобытность» растения становится ещё яснее. Тимирязев подаёт нам впечатляющий пример вдумчивости и умственного творчества, которого нам часто не хватает.

Как и земледельцы–натуристы, он звал людей учиться у природы, а не бороться с ней.

Является ли испарение воды необходимым для растения процессом, или это лишь неизбежное физическое зло, плата за что–то более ценное?

Опыты показывают прямо: если можно испарять меньше, растение всегда испаряет как можно меньше. Например, в теплицах растения испаряют в 2-3 раза меньше, создавая при этом органики вдвое больше. Испарение усиливают факторы климата — ветер, солнце.

Известно, что у растения есть масса способов уменьшить испарение. Главный из них — уменьшение площади листьев, как это делают кактусы и прочие «пустынники».

Солнечный свет находится в таком избытке, что уменьшение листа не приводит к ослаблению фотосинтеза. Что же заставляет растение сохранять большие листья — огромную испаряющую поверхность?

Ответ очевиден: только необходимость питаться углекислым газом. Растения состоят из углерода наполовину, источник его — только углекислый газ, а его в воздухе ничтожно мало. Отсюда и необходимость улавливающей поверхности. За питание углеродом растение платит излишним испарением.

Тимирязев рассматривает способы, которыми растение ограничивает своё испарение, сводит непродуктивный расход воды к минимуму. И предлагает имитировать их в земледелии.

Например, ворс, опушение — это те же лесополосы, кулисы, сорта с опушёнными листьями. Устьица и корни — насосы, приводимые в движение солнечным теплом.

Селекция должна заняться не просто качествами урожая, а глубиной корней, способностью листьев поворачиваться ребром к солнцу, опушением, количеством устьиц и прочими приспособлениями к засухе.

Человек может победить засухи, подражая растениям, которые уже давно всё для этого изобрели.

К. А. Тимирязев. Борьба растения с засухой (публичная лекция, читанная в Москве 26 марта 1892 г.)

Предисловие

За последние годы, под давлением бедственных последствий засухи 1891 г., задачи нашего земледелия начинают обращать на себя общее внимание, а вместе с тем, всё более пробуждается интерес к научным знаниям, которые одни могут пролить на них истинный свет.

В ряду этих знаний, едва ли не первое место должно быть отведено физиологии растений; сошлюсь в этом на слова известного химика–агронома Грандо: «Все задачи агрономии, если вникнуть в их сущность, сводятся к определению и возможно точному осуществлению условий правильного питания растений».

Узнать потребности растения — вот область теории; прибыльно для себя удовлетворить эти потребности — вот главная забота практики. Неудачи чаще всего происходят от смешения этих двух задач.

Практик нередко пытается заменить научные сведения указаниями своего личного опыта, а теоретик порою готов подать совет, может быть, полезный для растения, но убыточный для хозяев.

Какие результаты даёт подчас замена науки, так называемым, практическим опытом, можно увидать, хотя бы, из следующего примера.

Недавно мне привелось прочесть на страницах одного почтенного издания такое, авторитетно выдаваемое за результат многолетней практики, положение: «так как известно, что растение поглощает своими листьями влагу, то, в числе мер борьбы с засухой, можно посоветовать культуру широколиственных растений»!

Понятно, чего следует ожидать от такого смешения ролей пирожника и сапожника.

То, что практик нередко величает своим опытом, логически представляет только самую несовершенную форму наблюдения.

Одно дело — подметить явление и совершенно иное дело дать этому явлению верное объяснение.

Это, братцы, точно про нас. Вот, вдруг, не стало у Васи колорадского жука. Это — опыт.

А, от чего его не стало?

От того, что соломой мульчировал, бобы по картошке посадил, компост в лунки клал, или зима была суровая?

На самом деле, просто картошку раньше посадил, и жук ушёл на молодые ростки к соседу. Это — объяснение.

А Вася всем рассказывает, что яичную шелуху в лунки сыпал — вот и нет жука! Так рождается 90% «народных» методов.

Что касается формы научного труда, то мне кажется, что она должна удовлетворить двум требованиям: во–первых, она не должна превышать известного объёма, свыше которого простое чтение превращается в непосильный для каждого читателя труд, а, во–вторых, она должна равно избегать и педантической учёности, и притязаний на непосредственную практичность приложений.

Правда, что два последние качества, обыкновенно, очень выгодны для авторов: ряд щетинящихся цифр, нередко не допускающих никакого вывода, перечень взаимно противоречащих мнений, очевидно, не переваренных самим автором, подстрочные ссылки на многочисленные источники и, наконец, категорические рецепты или соблазнительные посулы — всё это сообщает произведениям внешность чего–то авторитетного и веского.

Наоборот, общедоступное изложение, скрывающее от читателя всю внутреннюю работу автора, популярная статья, хотя бы заключающая самостоятельные взгляды — труд обыкновенно неблагодарный для учёного.

Но неблагодарность такого труда, мне кажется, может с избытком вознаграждаться сознанием, что распространение серьёзного знания способствует развитию в обществе верного понятия об истинных задачах науки.

К. А. Тимирязев

1. Испарение воды растением

Вот уже скоро год, что мысли русского человека невольно снова и снова возвращаются к страшному бедствию, лишившему значительную часть населения насущного хлеба.

Естественно, что и мысль натуралиста обращается к тому явлению, которое было ближайшей физическою причиной этого бедствия.

Где же исходная точка этого грозного явления?

По–видимому, главною причиной засухи были иссушающие ветры, «суховеи», вызвавшие усиленное испарение воды растениями.

Едва ли какие рассуждения могут красноречивее этого рокового опыта убедить в том, как тесно связано благоденствие русского человека с существованием растения.

Живётся хорошо растению — хорошо живется и человеку; гибнет растение — неминуемое бедствие грозит и человеку.

А, от этой мысли недалеко и до вопроса: всё ли делаем, чтобы удовлетворить потребностям, даже только чтобы узнать потребности этого общего кормильца — растения?

В настоящую минуту, когда всеобщее внимание сосредоточено на изыскании мер борьбы с засухой, я полагаю, не бесполезно ознакомиться с теми мерами, которые применяет само растение в борьбе с этим злом, постоянно грозящим его существованию.

Во избежание недоразумений, считаю необходимым, с первых слов, оговориться, что не имею в запасе каких–либо прямых практических советов, которые так обильно сыплются со всех сторон.

Дело людей, стоящих лицом к лицу с грозным бедствием, оценить, в чём и насколько человек может с пользой подражать природе; ботаник может только снабдить их необходимым материалом для более глубокого понимания явления.

Для чего растению вода?

Прежде всего поставим ребром вопрос: для чего нуждается растение в воде?

С первого взгляда вопрос этот может показаться праздным.

Во–первых, вода входит в химический состав вещества растения; во–вторых, никакие химические взаимодействияи процессы, которые совершаются в растении, не могут проявляться иначе, как в водой среде.

Да и ежедневный опыт подтверждает, что в сухом семени жизнь таится, дремлет, пробуждаясь только, при его разбухании.

К этим общеизвестным фактам физиология ещё добавляет, что вода же определяет и механизм роста.

Рост, всё равно — целого растения или его отдельных клеточек — сводится, в конечном результате, к поглощению воды.

Отнимая известным образом воду, ботаники умеют вызывать явления, обратные росту, заставляют растение, так сказать, попятиться назад, сократиться.

Таким образом, и химизм и механизм растительной жизни тесно связаны с наличностью воды.

С другой же стороны, если бы дело ограничивалось только этой потребностью, растение едва ли когда–либо страдало от недостатка воды и нам едва ли когда–нибудь приходилось бы слышать о засухах.

Но, рядом с этой организационною водой, которую растение задерживает на свои существенные потребности, оно ещё предъявляет требования на гораздо более значительные количества воды, которые, получая с одного конца, расходует с другого: поглощая корнями, испаряет листьями.

Вот эта–то расхожая вода, только проходящая через растение, и составляет источник всех бед для растения и стоящего, в зависимости от него, человека.

Естественно возникает вопрос: нуждается ли, строго говоря, растение в этой воде, которую оно тут же отдает воздуху?

Это явление — испарение воды — представляет ли оно необходимое физиологическое жизненное отправление, или только неизбежное физическое зло, бороться с которым приходится растению и человеку?

Ответить на этот вопрос уже далеко не так легко.

Сколько растение испаряет воды?

Прежде всего, посмотрим, как узнаём мы, что растение испаряет воду, и как измеряем количество этой испаряемой воды.

В том, что растение испаряет воду, мы убеждаемся, конечно, из необходимости поливки, для предотвращения увядания, причём, очевидно, что количество употребляемой для поливки воды значительно превышает объём растения.

Но, для того, чтобы узнать в точности, сколько испаряет растение, необходимо поступать так, чтобы устранить испарение с поверхности почвы (и стенок горшка, если берём отдельное растение).

Известный английский учёный Стивен Гельз разрешил эту задачу ещё в начале восемнадцатого века.

Тут Тимирязев детально описывает прибор Гельза и технику его опыта, что для нас — не так важно.

…Получив понятие о самом совершенном и простом способе измерения этого явления, посмотрим, как велик этот расход воды за весь жизненный период однолетнего растения.

Таких определений произведено очень много; одни из наиболее надежных принадлежат Вольни. Приводим цифры для четырёх растений за полный вегетационный период:

Кукуруза Овёс Горох Горчица
10 кг воды 7 кг 4 кг 4 кг

Следовательно, гектар кукурузы испаряет за вегетационный период в круглых цифрах 3 000 тонн воды.

Но, эти цифры приобретают более определённый смысл, если сравнить их, с одной стороны, с урожаем, а с другой — с количеством дождя, получаемым, за тот же промежуток времени, растением.

По самым многочисленным и обстоятельным исследованиям Гельригеля можно считать, что на каждую единицу сухого вещества, образуемого нашими злаками, растение испаряет 300 единиц воды.

Это количество испаряемой воды — громадно, в сравнении с тем, которое мы назвали водой организационной.

Сочные травянистые части растения содержат до 20% сухого вещества, следовательно, для поддержания растения в нормальном состоянии достаточно на 1 часть сухого вещества доставить ему 4 части воды. Испарит же оно за всю жизнь — 300 частей.

Принимая во внимание обыкновенное содержание воды в зерне и соломе и обыкновенное отношение между урожаем зерна и соломы (1:2-1:2,5), мы можем сказать, что, на каждую единицу веса зерна, наши злаки испаряют 1 000 единиц воды, т. е., для получения 1 кг зерна мы должны доставить растению 1 000 кг воды.

Посмотрим теперь, как велик этот расход воды, в сравнении с количеством воды, получаемым за то же время, в виде дождя.

Гельригель вычисляет, что количество воды, испаряемой ячменем (рожь и пшеница дают близкие цифры) за весь период вегетации, покрыло бы поле слоем воды в 102 мм.

Среднее же количество воды, выпадающее за этот промежуток времени в этой местности (северная Пруссия) — 152 мм; но бывали годы, когда оно падало до 77 мм.

По наблюдениям Рислера, количество воды, испаряемое пшеницей на его полях, близ Женевского озера, равнялось, приблизительно, 2,7 мм в день, а среднее количество дождя, за четыре летние месяца, равнялось 2 мм в день.

Таким образом, количество воды, выпадающее в виде дождя, — или очень близко к количеству, испаряющемуся чрез растение, или может быть даже менее его.

В последнем случае, недостаток, очевидно, пополняется из запаса воды в почве, а когда количество дождя падает значительно ниже обыкновенного, обнаруживается засуха.

Мы видим, следовательно, как ограничено доступное растению количество воды, и как легко могут отражаться на проявлениях растительной жизни колебания в количестве атмосферных осадков.

Собственно говоря, даже поверхностный взгляд на наши культурные растения ясно в том убеждает.

Если в начале лета наши взоры тешит мягкая изумрудная зелень полей, а заострённые пожелтевшие былинки вселяют тревогу и отчаяние, то в исходе лета, глаз ищет золотого моря колосьев и с опасением встретил бы на их месте сочную зелёную листву.

То, что за несколько недель представилось бы неожиданным бедствием, является теперь входящим в наши расчёты, естественным условием успешной жатвы.

Таким образом, очевидно, что желательный для человека ход растительного процесса нуждается в определённом изменении влажности.

Тимирязев, вместе с классиками почвоведения, не берёт в расчёт, что природная почва может постоянно снабжать себя водой, независимо от погоды.

От чего зависит сила испарения

От каких же условий зависит испарение воды растением?

Ответ на этот вопрос, казалось бы, очень прост: от тех же условий, от которых зависит вообще испарение воды.

Но, к сожалению, такой простой ответ не нравится некоторым ботаникам.

Не раз пытались они доказывать, что этот процесс — жизненный, и не подчиняется обыкновенным физическим законам, и настолько преуспели в этом, что мне недавно пришлось слышать от известного метеоролога вопрос: «Да что же такое, наконец, это ваше испарение — физический или физиологический процесс?»

Спрашивается: можем ли объяснить испарение физическими причинами, или не можем?

Рассмотрим последовательно, от каких условий оно зависит.

(1) Прежде всего, понятно, от степени влажности воздуха.Чем меньше влажность воздуха, тем сильнее будет испарение; напротив, в воздухе, насыщенном паром, испарение прекратится вовсе.

Но, если насыщенный парами воздух будет постоянно устраняться от испаряющей поверхности растения, то испарение должно ускориться.

(2) Другими словами, ветер должен, в значительной степени, ускорять испарение. Если б могло, в этом отношении, возникнуть сомнение, то оно вполне устраняется обстоятельными опытами венского профессора Визнера.

Он или приводил в движение исследуемые части растения на вращающемся приборе и определял путь, описываемый испаряющим органом, или дул на испаряющий орган из мехов и определял скорость ветра.

Даже при скорости 3 м в секунду, которую метеорологи обозначают выражением «слабого» ветра, испарение возрастало в 2-3 раза, иногда в 20 раз.

Понятно, какое влияние должны оказать более сильные и сухие ветры, те роковые «суховеи», которым приписывают выдающуюся роль в прошлогодней засухе.

При этих опытах Визнера, обнаружился крайне любопытный факт: некоторые растения, под влиянием ветра, испаряли менее воды, чем в спокойном воздухе.

Но этот опыт, в конечном анализе, получил, как мы увидим далее, удовлетворительное физическое объяснение.

(3) Испарение возрастает и с температурой; это подтверждается многочисленными опытами, да в этом едва ли кто и сомневался.

Растение более всего нагревается солнцем; отсюда вполне понятна зависимость испарения от солнечного нагревания.

(4)…Опыты показали, что испарение зависит от цвета органа и тех лучей, которые на него падают.

Итальянский ученый Комез доказал это весьма наглядным опытом. Жёлтые цветы испаряют более под синим колпаком, чем под жёлтым; синие цветы — наоборот.

Это — понятно: жёлтые тела поглощают синие лучи и в них нагреваются, и пропускают почти без поглощения жёлтые лучи, следовательно, и не нагреваются ими.

Вот, в каком смысле, должны мы понимать зависимость испарения от цвета.

Существует и другое влияние света на испарение — его влияние на устьица; о нём мы упомянем в своём месте.

Итак, мы видим, что, вопреки нередко высказываемым мнениям, испарение воды растением вполне подчиняется физическим законам и что главнейшими внешними факторами тут нужно признать влажность атмосферы, ветер и нагревание солнцем.

2. Значение испарения воды для растения

Вопрос — в высшей степени важный.

Эта громадная трата воды — производительна она или нет?

Польза, извлекаемая растением, соответствует ли тому риску, той опасности, которой подвергается постоянно растение?

Нужно ли растению испарять воду, как ему нужно питаться, дышать и т. д., или оно только не может не испарять, потому что таковы условия его существования?

Одним словом, испарение воды есть ли необходимое физиологическое отправление, или только неизбежное физическое зло?

Посмотрим, в каком отношении стоит испарение к другим, несомненно, важным отправлениям растения — а затем, обсудим, могло ли растение обойтись без этого процесса.

Испарение и питание

Очень часто представляют себе, будто, без испарения, невозможно было бы питание растения.

Растения, говорят, всасывают корнями пищу из почвы, а для того, чтобы всасывать её, они должны испарять воду с другого конца.

Но, эти рассуждения грешат с двоякой точки зрения: во–первых, испарение и вызываемое им движение воды — не единственный нам известный механизм, доставляющий растению минеральные вещества из почвы; а во–вторых, для снабжения растения необходимым количеством минеральных веществ нет надобности в таких громадных количествах воды как те, которые испаряются растением.

Воззрение на испарение, как на процесс, обеспечивающий растение питательными веществами, было возможно, когда полагали, что растение всасывает питательные вещества, приблизительно, как светильня масло.

Но, несостоятельность такого элементарного представления была доказана в начале столетия Соссюром, а позднее, благодаря успехам физики в исследовании явлений, так называемого, осмоса[59] и диффузии[60], стало возможно и более удовлетворительное понимание процесса принятия питательных веществ.

Всякое вещество, растворённое в воде, стремится равномерно рассеяться, диффундировать во всей массе доступной ему воды.

…Таким образом, растение, приходящее своими корнями в прикосновение с почвенной жидкостью, должно проникаться, насыщаться растворёнными в жидкости веществами, даже если бы самая жидкость не всасывалась.

Конечно, это движение — очень медленно, но мы могли бы его ускорить, слегка взбалтывая раствор, от времени до времени.

Такое взбалтывание, как справедливо указал голландский учёный де Фриз, действительно происходит в живых клетках, вследствие движущейся в них протоплазмы.

Следовательно, в явлении диффузии, в связи с движением протоплазмы, мы имеем уже механизм для доставления питательных веществ из почвы.

Но, этого мало. Корни растений, помимо всякого испарения, способны всасывать воду из почвы и гнать её в стебли и листья.

По примеру немецких ботаников, мы называем это явление корневым давлением или напором корня.

Вот, как обнаруживается это явление. Срежем стебель какого–нибудь растения, почти вровень с почвой и, на оставшийся отрезок стебля, надвинем стеклянную трубочку, наполнив её предварительно водой.

Скоро мы заметим, что из трубочки начнет вытекать вода, и убедимся, что вытечет воды значительно более того, что могло заключаться в обрубке стебля и корня.

Значит, эта вода не выжимается только из корня, а всасывается им из почвы и гонится в стебель.

Мы можем измерить силу этого напора воды через корень. В крапиве, например, этого напора было бы достаточно, чтобы поднять воду на высоту более 4 метров.

По классическим определениям Тельза, в виноградной лозе этот напор вытекающего сока мог бы поднять воду более чем на 12 метров.

Нет даже надобности калечить растение для того, чтобы обнаружить это явление.

Стоит любое растение, например молодые всходы овса или кукурузы, накрыть колпаком, и через несколько времени на верхушке былинок появятся капельки, которые будут скатываться и вновь появляться, указывая на выталкивание воды из тканей.

Итак, ионы солей могут проникать сквозь клеточные стенки корневых волосков осмотически (с помощью осмоса). Для транспортировки их по всему организму используется движение воды по проводящим тканям. Давление для этого создают, опять–таки, сами корни.

Следовательно, растения, и без испарения, могли бы быть обеспечены притоком воды из почвы. Таким образом, вполне допустимо, что растение, во многих случаях, могло бы покрыть свою потребность в воде для питания, без содействия испарения.

Но не имеем ли мы более убедительных, прямых указаний на это?..

Устранить полностью испарение невозможно; но можно в значительной степени ослабить этот процесс и посмотреть, будет ли растение, несмотря на это, обеспечено необходимыми питательными веществами из почвы.

Вполне определённый ответ на этот вопрос дают опыты Шлессинга над табаком. Этот учёный воспитывал три экземпляра табака на открытом воздухе и два под стеклянным колпаком.

Каждое из растений на воздухе испарило втрое более воды, чем растение под колпаком, но образовало, при этом, меньше органических веществ.

Растения, более испарявшие, были почти в полтора раза богаче золой (минеральными веществами): в растении под колпаком их было 13%, на воздухе — 21%.

Но, это только доказывает, что растения, при сильном испарении, получают ненужный для них избыток минеральных веществ.

Опыты Жордена также показывают, что можно получать в нескольких поколениях нормальные растения с половинным (от нормального) содержанием фосфорной кислоты.

Отсюда видно, что усиленное испарение без пользы истощает почву.

Таким образом, эти опыты самым недвусмысленным образом говорят нам, что для нормального образования органического вещества, растение не нуждается в испарении таких громадных количеств воды, какие оно испаряет в действительности.

Так, на одну часть образовавшейся органической массы на воздухе растение испарило 800 частей воды, а под колпаком — всего 175.

Не можем ли мы заключить, что растение, для нужд питания, могло бы довольствоваться ещё меньшим количеством воды?

Учитывая концентрацию почвенных растворов, это количество могло бы быть ещё менее.

Итак, мы видим, что растениемогло бы питаться вполне нормально и без обычной громадной траты воды на испарение.

Испарение и рост

Что касается другой важнейшей функции — роста, то мы имеем убедительные опыты, доказывающие, что, при ослабленном испарении, рост только ускоряется.

При помощи чувствительных приборов это можно показать даже в очень короткие промежутки времени, но и без всяких приборов нетрудно убедиться, что, во влажной атмосфере, органы растения достигают больших размеров.

Основною причиной роста клеточек мы считаем давление жидкого содержимого клеточек на стенку; но если вода будет испаряться, то это давление будет уменьшаться.

При дальнейшей трате воды, наступят признаки увядания, так как ткани, находившиеся прежде в напряжённом состоянии под напором соков (тургор тканей), спадутся.

Значит, ни для питания, ни для роста, испарение, в тех размерах, как оно обычно совершается, не может быть признано необходимым.

Испарение для охлаждения

Но, испарение может играть и третью роль в экономии растения — это роль регулятора температуры, умеряющего действие слишком сильного зноя.

В жаркие летние дни, даже в наших широтах, растения могли бы подвергаться температурам прямо вредным, даже убивающим.

Этот предел, для сочных частей растений, обыкновенно принимают, при 40° наших термометров.

Именно такие температуры приходилось наблюдать одному ботанику (Аскенази, в Гейдельберге) при помещении термометра в листья мясистых растений.

С другой стороны, в литературе встречаются указания, что летнее солнце может оказывать вредное действие именно, при условии ослабленного испарения, например, в очень влажной атмосфере.

Следовательно, полезная роль испарения, как регулятора температуры, понижающего её на солнце, не подлежит сомнению.

Но зато, этому вреду растения, вероятно, подвергаются сравнительно редко, и мы увидим далее, что растение имеет средство оградиться от него и без усиленного испарения.

Настоящая причина испарения

Итак, в общем выводе едва ли можно признать, что активное испарение соответствует прямой потребности растения, которая не могла бы быть удовлетворена, помимо такой громадной траты воды.

Но, если этот расход воды не является необходимой потребностью растения, то, не является ли он неизбежным физическим последствием других, понятных нам условий существования растения?

На этот раз мы получаем вполне определённый ответ.

Да, растение вынуждено испарять большие количества воды, в силу своего строения, необходимого для удовлетворения совершенно иной его потребности.

В самом деле, для того, чтобы не испарять столько воды, растению стоило бы только облечь свои воздушные части непроницаемым для воды веществом, как оно и делает со старыми стволами, покрытыми толстым слоем пробки, или, например, с яблоком.

Почему бы растению не снабдить всей поверхности своих органов такой непромокаемой одеждой, которая отделяла бы его пропитанные водой ткани от соприкосновения с воздухом и оградила бы их от испарения?

Такое строение растения было бы несовместимо с самой существенной потребностью его — питанием, за счёт углекислоты воздуха.

Построенное таким образом растение если б и получало, как мы видим, пищу из почвы, было бы лишено возможности получать ещё более важную для него пищу из воздуха.

Весь свой углерод (около 45% своего сухого веса) растение получает из углекислого газа воздуха, а в воздухе углекислый газ рассеян крайне скупо; 1/5000-1/3000 — вот обычное содержание его в нашей атмосфере.

Для того, чтобы извлекать свой углерод из такого скудного источника, растение должно развить громадную поверхность соприкосновения с воздухом.

Подобно тому, как поверхность корня вытягивается в длину на целые вёрсты, поверхность листьев раскидывается вширь, представляя площадь, во много раз превышающую площадь занятой растением почвы.

Мало того, растение добывает углерод из воздуха только при содействии света (фотосинтез), значит, свою зелёную поверхность оно должно развернуть так, чтобы уловить возможно более света.

Эта потребность удовлетворяется с удивительным совершенством.

В распределении листьев, в размерах черешков, в размерах и форме пластины проглядывает одно основное правило: растение располагает свои листья так, чтобы не потерять ни одного луча солнца, воспользоваться каждым доступным местом, просунуть новый лист в каждый свободный промежуток между другими листьями.

Следовательно, листовая поверхность, для обеспечения воздушного питания, построена так, что представляет возможно большую поверхность соприкосновения с воздухом и, в то же время, возможно большую поверхность освещения.

Но ведь, эти два свойства представляют, в то же время, самые благоприятные условия для усиленного испарения: большая поверхность поглощения воздуха — большая поверхность испарения; большая площадь освещения — большая площадь нагрева.

Растение, у которого есть возможность использовать больше углекислоты, испаряет слабее (так как обходится меньшей площадью листьев); растение же, помещённое в атмосферу, лишённую этого газа, испаряет сильнее[61]. Трудно было бы найти два процесса, настолько связанных между собой.

Следовательно, растение роковым образом вынуждено много испарять для того, чтобы успешно питаться углеродом, так как условия обоих процессов — одни и те же.

Растение могло бы себя оградить от жажды, только обрекая себя на верный голод.

Ему приходится пролагать свой жизненный путь между углеродным голодом и жаждой.

Качественное, абсолютное разрешение этой дилеммы, по–видимому, невозможно; возможно только количественное примирение антагонистических требований, сделка между наилучшим питанием и наименьшим расходом воды.

Посмотрим, как разрешает само растение свою мудрёную задачу.

3. Самозащита растения от убыточного испарения

Выяснив себе, какую роль играет в жизни растения испарение, и, рассмотрев те условия, при которых оно происходит, мы пришли к заключению, что процесс этот, скорее, должно признать за неизбежное физическое зло, чем за необходимое физиологическое отправление.

Для проверки этого вывода, как и всегда, лучше всего спросить само растение. Если наше суждение — верно, мы должны ожидать, что в организации растения обнаружатся приспособления, призванные оградить себя от этого убыточного физического процесса.

Так на деле и оказывается.

Самым простым, радикальным средством было бы покрыть всё растение непроницаемою для воды оболочкой (как на яблоке и пр.), но мы видели, что это было бы несовместимо с питанием.

Растение прибегает к средней мере: большую часть своей воздушной поверхности, но не всю, покрывает оно оболочкой, подобно нашей клеёнке.

Утолщённые стенки клеточек кожицы пропитаны жирными или воскообразными веществами. Иногда воск этот выступает на поверхности, в виде белесоватого налёта, всякому знакомого на плодах сливы, на листьях капусты или ржи.

Прямой опыт показывает, что если стереть или растворить этот налёт, растение испаряет воду сильнее.

Особенно толстой непроницаемою кожицей обладают гладкие, блестящие, так называемые, кожистые листья вечнозелёных растений жарких стран (самшит, магнолия, лавровишня, падуб).

Опыт также подтверждает, что эти кожистые листья испаряют менее воды, чем листья травянистые.

Оградив себя от убыточного испарения этой непромокаемой одеждой, растение сохраняет сообщение с атмосферой, изрешетив эту непроницаемую оболочку бесчисленными отверстиями или продушинами, так называемыми, устьицами.

Число этих устьиц — громадно: на одном листе их насчитывают десятками тысяч, даже миллионами.

Тем не менее, общая площадь их отверстий, сравнительно, очень невелика: по одному точному измерению, если принять поверхность листа за 1000, то сечение всех отверстий выразится цифрой 15.

Устьица представляют одно из наиболее распространённых и, в то же время, изумительных приспособлений, регулирующих испарение воды.

Они открываются, когда растение переполнено водой, и сами собой закрываются, когда оно начинает страдать от недостатка воды, т. е. увядает.

Это, следовательно, предохранительные клапаны, выпускающие пары, когда вода находится в избытке, и задерживающие их, когда в ней обнаруживается недостаток.

Это — главный регулятор, при помощи которого, растение вовремя может сократить расход воды.

Замечательно, что у некоторых растений, всегда обеспеченных водой, как, например, у плавающей на воде ряски, устьица не представляют этого механизма раскрывания и закрывания.

Выше мы видели, что к числу главных условий, ускоряющих испарение, должно отнести ветер.

Только немногие растения, как доказали опыты Визнера, оказывают отпор ветру и, под его влиянием, испаряют даже менее воды.

Это загадочное явление объяснилось очень просто: устьица этих растений, под влиянием ветра, замыкаются прежде даже, чем обнаружатся признаки увядания в других частях листа.

Но, большинство растений лишено этого оригинального механизма и страдает от ветра, почему мы и встречаем иного рода приспособления для ограничения его вредного влияния. И на этот раз растение также применяет средства, до которых додумался и человек.

В последнее время приходилось много слышать о лесных опушках и живых изгородях, как практических мерах для борьбы с засухой.

Обсадкой полей деревьями полагают поставить преграду ветру и ослабить его иссушающее действие.

Оказывается, что растение — давно пользуется этим приёмом, и если осуществляет его в микроскопических размерах, то зато, на широкую ногу.

Поверхность листьев у растений сухих климатов нередко бывает покрыта волосками, при наблюдении в микроскоп — густою зарослью, целым лесом волосков, под защитой которого схоронились отверстия устьиц.

Волоски эти — бесконечно разнообразны по форме и делают поверхность листьев бархатистой, пушистой, серой, порою почти белой, и этим достигается двоякая польза: густой войлок сплетающихся волосков не только задерживает движение ветра, но и служит полупрозрачной пеленой, отражающей излучение солнца.

Тот же результат, т. е. замедление движения воздуха, достигается и другим путём.

Вместо того, чтобы обсадить волосками отверстия устьиц, растение погружает их вглубь листовой пластины, на дно, более или менее, глубоких впадин, вход в которые защищён волосками, как это наблюдается, например, у олеандра.

Мы только что заметили, что опушение листа имеет и другое значение — оно ослабляет падающий на растения свет.

Здесь, естественно, возникает возражение: не будет ли воздушное питание ослаблено в такой же мере, как и испарение?

Оказывается, что нет. И в этом обнаруживается одно из любопытнейших приспособлений растений.

Питание листа достигает своего высшего предела значительно ранее, чем солнечный свет достигает своего высшего напряжения.

Половины напряжения полуденного солнечного света оказывается достаточно для потребностей питания (фотосинтза); весь дальнейший избыток не может уже быть использован растением и тратится на непроизводительное и опасное нагревание.

Следовательно, полупрозрачный войлок волосков, превращающий внешнюю окраску листа из ярко–зелёной в серую или даже белую, если он ослабляет свет не более как наполовину, почти не препятствует питанию, значительно понижая испарение.

Высказанных соображений достаточно для того, чтобы показать, какую пользу извлекают растения, подвергающиеся засухе, из опушения листьев или из той шапки седых волос, которой прикрываются, например, некоторые кактусы.

Можно сказать, что растение выработало одно из самых удивительных приспособлений в своей борьбе с засухой.

Сокращая, по возможности, расход воды с поверхности листьев, растения пустынь и вообще сухих местностей обеспечивают себе доступ к более глубоким запасам воды в почве посредством развития глубоко идущих корней.

Но всех этих мер может оказаться недостаточно. Тогда растение сокращает испаряющую поверхность листьев или, наконец, вовсе уклоняется от непосильной борьбы, отказывается от деятельной жизни, сбрасывает листву на всё время засухи и приходит почти в такое же состояние оцепенения, в какое, в наших широтах, погружается, при наступлении зимних холодов.

Это явление — нередкое под тропиками.

Уменьшение поверхности осуществляется весьма различными путями. Иногда, как, например, у растений из семейства толстянковых, листья, вместо тонких, пластинчатых, становятся толстыми, мясистыми, сочными; иногда же, дело доходит до полной потери листьев, которые заменяются тогда мясистыми стеблями.

Последнее явление всего резче выражено у кактусов и молочаев. Благодаря отсутствию листьев, эти растения испаряют весьма мало воды.

Тому же способствует малое число устьиц на сильно утолщённой кожице, а также, густой, богатый растворёнными веществами сок, так как известно, что растворы, например, сахара или соли испаряются менее, чем чистая вода.

Сокращение испаряющей листовой поверхности покупается на этот раз ценою задержки питания; любителям известно, как медленно растут кактусы.

Нечто подобное представляют и некоторые наши растения, вынужденные довольствоваться ничтожными количествами воды; они также сокращают свою поверхность, ужимаются, превращаются в карликов.

Известны примеры проса и крупки, когда всё растение было величиной в один сантиметр и, тем не менее, цвело, приносило семена и, что ещё удивительнее, из этих семян, при благоприятных условиях, вырастали нормальные растения.

Это очень хорошо демонстрируют альпийские и скальные растения. В садовых условиях они часто теряют свою миниатюрность, начинают обильнее цвести и мощнее расти.

Всё это уже меры, так сказать, отчаяния. Но, спрашивается, не может ли растение уменьшать поверхность испарения, не уменьшая, в такой же степени, поверхности питания?

Как ни покажется это странным, растение успело разрешить и эту задачу.

Многие травы, горные и степные, в том числе наш ковыль, обладают листьями, которые свёртываются, как только растение начинает страдать от недостатка воды.

Свёртывание или складывание листа происходит всегда так, что устьица остаются на поверхности, обращенной внутрь.

Но, эта защита — временная, проявляющаяся только при наступлении недостатка и в воде, и в воздушном питании.

Ещё более совершенными должно считать такие листья, которые могут располагаться к солнцу не поверхностью, а ребром.

Таковы австралийские акации, эвкалипты, давно обращавшие на себя внимание путешественников тем, что не дают обычной тени.

Существуют ещё любопытные растения, которые располагают свои пластинки не только ребром к зениту, но и в плоскости меридиана, так что они подставляют наименьшую поверхность освещения именно полуденному солнцу.

Таково, получившее в последние годы широкую известность, растение–компас. Большие жёсткие перистые листья его располагаются в плоскости меридиана ребром кверху, концами попеременно на север и на юг. Позднее нашлось и ещё несколько подобных растений.

Но, не будет ли, в такой же мере, угнетено и питание?

Мы уже знаем, что этого не может быть. Мы видели, что растение может утилизировать на своё питание только, приблизительно, половину полуденного излучения.

Таким образом, положение листовой пластины в плоскости меридиана, ребром к зениту — одно из самых совершенных разрешений, казалось было, неразрешимой задачи — понизить испарение листа, не ослабляя его способности питания.

Весьма любопытно, что эти самые совершенные приспособления в борьбе с засухой, растение выработало в самых высших своих представителях, позднее всех явившихся на нашей планете — в растениях из семейств бобовых и сложноцветных (а также, несомненно, злаковых).

4. Автоматичность приспособления растения в борьбе с засухой

Перед нами развернулся длинный ряд приспособлений, выработанных растением в борьбе с засухой.

Но, если для биолога достаточно знать, что та или другая черта организации — полезна, то, для физиолога нужно ещё раскрыть физические условия, вызвавшие первоначальное возникновение и развитие этой особенности, найти её механическую причину.

Это раскрытие средств, которыми достигнуты поражающие нас результаты, ещё более вызывает наше удивление.

Выражаясь кратко — механизмы, выработанные растением для защиты от засухи, действуют автоматически, при помощи тех самых враждебных сил, с которыми растение вступает в борьбу.

Условия, ускоряющие испарение, растение обращает в орудия успешной борьбы с грозящим злом. Рассмотрим их последовательно.

Воздух

Первым условием испарения является, конечно, соприкосновение с воздухом (у подводных растений, понятно, об испарении не может быть и речи).

Но, именно кислород вызывает образование пробкового слоя, защищающего органы от дальнейшего испарения.

Это несомненно доказано опытами над образованием пробки на пораненном картофеле (любая ранка на растениях пробковеет и прекращает испарять воду).

Вероятно, с этой основной способностью растительной клеточки — изменять, под влиянием воздуха, химический состав своих стенок — связана самая возможность наземной растительности.

Не обладай растительная клеточка этим свойством, первоначальное водное население нашей планеты едва ли выбралось бы далеко на сушу.

Но, воздух, тем больше способствует испарению, чем он суше; и вот, на основании многочисленных экспериментальных исследований, мы убеждаемся, что именно сухость воздуха вызывает волосистость растений.

Свет

Нагревание солнечными лучами более всего влияет на испарение.

В то же время, целый ряд опытов показывает, что под более продолжительным влиянием света вырабатываются формы, испаряющие меньше, чем формы, выросшие в тени.

Увядание

Ещё замечательнее механизмы, пускаемые в ход самим испарением или, вернее, наступающим увяданием. Таково свёртывание листовой пластины, наблюдаемое у степных трав.

Ещё проще устроен удивительный механизм автоматического закрывания устьиц, когда в растении обнаруживается недостаток в воде.

Механизм этот вполне удовлетворительно изучен. Отверстие устьиц образовано продолговатою щелью между двумя серповидными клеточками.

Как только, при начинающемся завядании, давление сока начнёт убывать, внутренние толстые стенки клеточек, как пружины, выпрямляются и, сближаясь краями, закрывают щель.

Благодаря этому простому регулятору, испарение само себе кладёт предел.

Поднятие воды по сосудам

Наконец, самым совершенным автоматическим приспособлением, очевидно, должно считать вызываемое испарением поднятие воды в растении.

Здесь мы можем только коснуться этого сложного вопроса. В сосудах, по которым движется вода, почерпнутая корнем из почвы, встречаются пузырьки воздуха.

Этот воздух находится в разрежённом состоянии. Причиной, вызывающей и поддерживающей это разрежение воздуха, оказывается испарение воды листьями.

Таким образом, самый процесс испарения воды приводит в действие насос, качающий воду из почвы.

(Климентий Аркадьевич не зря оговорился, что вопрос — сложный.

1. Пузырьков воздуха в сосудах в норме нет.

2. Если листья подвяли, они не испаряют и не создают разрежения в сосудах, но корни могут накачать их водой и восстановить упругость тканей (тургор).

3. В дождь испарение почти прекращается, но тургор не падает, а, наоборот, в максимуме: корни продолжают качать, чтобы подать в клетки растворы солей.)

Действие этого насоса — очень совершенно; он подаёт воду, по мере её расхода.

С другой стороны, срезанное растение, поставленное в воду, всасывает её и без корней — ради поддержания тургора и нарастания новых побегов.

Испарение, при этом, может быть также минимальным. Например, если зелёный черенок помещают в очень влажный парник, он практически не всасывает воду через стебель и не испаряет её — хватает того, что поступает через листья, был бы тургор в норме.

Тогда, немного воды требуют только растущие побеги и химические процессы в тканях.

Очевидно, листья и корни находятся в постоянной связи друг с другом и согласуют свою работу, сообща реагируя на условия.

Тем не менее, точно доказано, что главную роль в движении воды играют, всё–таки, листья. Именно они создают разницу в давлении воды, испаряя её.

Только они способны поднять воду на вершины деревьев. Видимо, при любой погоде, величину испарения составляет компромисс: не меньше, чем надо для питания и охлаждения листьев, и не больше, чем нужно для тургора.

Только выработав этот аппарат для автоматического возмещения испаряемой воды, выбравшееся на сушу растение могло смело подняться в воздух, потянуться к солнцу, пройти все те стадии совершенствования, которые отделяют ищущий влажности и тени папоротник от смело борющегося с засухой и зноем сложноцветного.

Итак, мы имели полное основание сказать, что выдающаяся черта всех механизмов, выработанных организмом для защиты от засухи, выражается в их автоматичности, в том, что они обращают на пользу растения действие тех самых сил, с которыми оно ведёт борьбу.

5. Выводы для сельскохозяйственной практики

Человек должен подражать растению в подчинении себе враждебных сил природы, и ещё прежде — в замене кровавой междоусобной борьбы бескровною борьбой с природой.

Подводя итог, мы можем остановиться на следующих общих выводах.

Процесс испарения — процесс физический, и для растения это — неизбежное физическое зло.

Причина этой неизбежности — тождество условий испарения с условиями воздушного (углеродного) питания растения.

Все приспособления, встреченные в растении, направлены к тому, чтоб ограничить непроизводительную трату воды.

Самыми совершенными из них, очевидно, надо признать те, которые осуществляют наибольшую экономию в воде с наименьшим ущербом для питания.

Наконец, главная особенность всех этих приспособлений заключается в том, что они являются автоматическими регуляторами. Их приводят в действие те самые условия, которые вызывают испарение.

Узнав, как борется с засухой растение, естественно задаться вопросом: может ли и в чём подражать ему человек?

Мне кажется, что может и в очень многом.

В большей части случаев, понижение испарения может быть только благотворно для растения.

Затем, само собою, очевидно, что человек может регулировать отношение растения к воде двумя путями: пассивно — т. е., возможно экономно расходуя естественный запас воды, или активно — увеличивая этот запас, создавая для растения искусственную обстановку, более благоприятную, чем та, которая дана непосредственно природой.

Экономия воды

Остановимся подробнее на мерах пассивных.

Регулировать расход воды в растении человек может также двумя путями: пользоваться наличными свойствами организма, или оказывать на него воздействие, при помощи внешних факторов.

В первом случае, он должен воспользоваться всеми особенностями организации, которые осуществило само растение, так как создать новые, в буквальном смысле, он бессилен.

При выборе культурного растения, он должен, следовательно, выработать на месте породу (сорт), довольствующуюся наименьшим количеством воды.

Искусственный отбор широко использовался для выработки усовершенствованных сортов, но едва ли когда–нибудь с той специальною целью, которую мы теперь имеем в виду.

Урожайность, качество съедобной или полезной части — вот сейчас главная забота хозяина, при выборе сорта.

Причём, не всегда принимается во внимание, что растение, дающее хорошие результаты, при одних условиях, может их и не дать, при совершенно иных.

Обращалось ли, при выборе сортов, достаточное внимание на длину корней, обеспечивающую более обильный приход воды?

Обращалось ли когда–нибудь внимание на толщину кожицы, на опушение или восковой налёт листьев, на число устьиц, свёртывание или периодическое складывание листовых пластин или, наконец, на их положение к горизонту?

Всё это обстоятельства, сокращающие расход воды.

До сих пор, эти вопросы Тимирязева — весьма актуальны. Засухоустойчивостью селекция занимается очень эпизодически.

Для этого нужны чрезвычайно сложные, многофакторные, чаще всего межвидовые скрещивания, а потом, многие годы отбора. Поэтому, главные усилия были направлены на продуктивность растения и агротехнику.

С продуктивностью — всё в порядке. А вот, с агротехникой — не везёт. Наша реальная агротехника, в большой степени, сводит на нет полученную селекцией продуктивность.

Мы видели, например, что одно вертикальное положение листьев могло бы внести экономию на испарении, равносильную обильному орошению.

И, кто знает, со временем, при внимательном изучении, не удастся ли подметить и усовершенствовать отбором это явление, обнаруженное в более или менее ясной степени у некоторых наших культурных и дикорастущих форм?

В самое недавнее время обнаружился факт, имеющий более близкое отношение к занимающему нас вопросу.

Оказывается, что ости наших злаков испаряют значительные количества воды — свыше 40% всего количества, испаряемого растением в этот период его жизни.

Отсюда понятно, какое важное значение в борьбе с засухой имело бы предпочтение безостых разновидностей.

Очевидно, сельский хозяин не должен руководиться только свойствами одних ценных продуктов, а более дальновидно должен обращать внимание на свойства и других органов, и выработает, путём отбора, такие приспособления в борьбе с засухой, которые будут превосходить всё то, с чем мы только что успели ознакомиться, в такой же мере, как и сочные плоды и тяжеловесные зёрна наших культурных растений превосходят соответствующие органы их отдалённых дикорастущих предков.

Организация внешних условий

К числу внешних воздействий, при помощи которых человек может понизить непроизводительную трату воды растением, относится, прежде всего, применение удобрений.

Целый ряд наблюдателей приходит к согласному заключению, что, на каждую единицу веса образуемого органического вещества, растение, получившее удобрение, испаряет меньше, чем растение, не получившее его[62].

Не следует, однако, понимать этого вывода так, что растение удобренное испаряет меньше не удобренного.

Растение, получившее удобрение, испаряет абсолютно больше воды, что и понятно, так как оно разовьётся роскошнее и образует большую поверхность испарения, — но эту воду оно расходует, с относительно, большей пользой, так как, за равное количество воды, даёт более органического вещества.

Это — важно. Если, например, растению будет доступно малое количество воды, только строго обеспечивающее малый урожай, то удобрением мы можем поставить его в такие условия, что оно даст урожай ещё худший, так как несвоевременно может истощать свой ограниченный запас воды.

Если необходимо заботиться о том, чтобы культурное растение экономно пользовалось доступной ему водой, то, ещё важнее, заботиться о том, чтобы сорная растительность не отдавала бесполезно воздуху той воды, которую она косвенно отнимает у культур.

Притеняя почву и создавая слой органики, сорняки, как и любые растения, в целом повышают способность почвы накапливать и хранить воду. Другое дело, что они не должны угнетать развитие культурных растений.

Всё более широкое распространение получают «зелёные удобрения». Так как селитра (соли азотной кислоты) легко вымывается, особенно осенними дождями, то предлагают осенью, после уборки хлеба, засевать поля каким–нибудь быстро растущим растением, которое своими корнями собирало бы селитру и затем, само шло на зелёное удобрение.

Когда зелёным удобрением служат бобовые растения, то эта польза увеличивается ещё усвоением азота из воздуха.

Дегерен приводит пример подобного опыта с горчицей, причём, действительно совершенно прекратился сток дренажных вод.

Если горчица, своим испарением, задерживала только избыток почвенных растворов, то она приносила бы только пользу; но если она ещё черпала из запаса осенней влаги, то спрашивается: при всяких ли климатических условиях польза от сбережения азота вознаградит за израсходованную воду?

Этот вывод показывает, какими узкими критериями может пользоваться учёный самых широких взглядов.

Хочу немного сказать об этом важном явлении. Узость, одномерность точки зрения — свойство научного мышления вообще. Его диктует сам метод эксперимента.

Точный опыт можно поставить только с одним фактором — то есть, оценить явление только с одной точки зрения.

Те, кто исследовал влияние азота, заключали, что самое важное — азот. Те, кто исследовал воду, видели главный фактор в воде. Посему, чаще всего, они спорили. Это и есть будни «научного познания».

До сих пор мы покупаем многочисленные продукты именно такого подхода к решению проблем.

Опыт с двумя факторами усложняется сразу на порядок: по–своему влияет сам азот, по–своему — сама влага, плюс, азот и влага влияют друг на друга!

А если добавить сюда и температуру, и физику почвы, и другие элементы питания, и кучу свойств самого растения, по–разному реагирующего на всё это — задача становится невыполнимой.

Компьютеры теперь легко строят модели сложнейших взаимодействий. Время линейного мышления остаётся позади. Но учесть по отдельности все факторы жизни растения так же нереально: их слишком много, поведение и взаимодействие их часто непредсказуемо.

Это и есть бесполезность научного метода, о которой говорит Фукуока. Очень редко, самые масштабные учёные пытаются охватить общую картину, но многое приходится додумывать интуитивно, многое упускать из вида, и ошибки — неизбежны.

Отсюда становится видно, что путь земледельцев–натуралистов, хотя и кажется примитивным, на самом деле, более рационален.

Они увидели, что самую оптимальную систему всех факторов уже создала природа. И они пытаются учиться непосредственно у неё. Результат получается высоким и надёжным, и нужда в научном методе отпадает, за ненадобностью.

Но, продолжим о сбережении в почве воды.

При наступлении засухи, для растения важно не абсолютное количество воды, а степень насыщения почвы водой, в определённом объёме.

Так, Гельригель показал, что, при одном и том же абсолютном количестве воды, в малом горшке растение могло существовать, между тем, как в большом, оно уже завядало.

Поэтому, хозяин с пользой может прибегать к защите почвы более крупными растениями в форме живых изгородей и лесных опушек, замедляющих движение ветра и тем значительно умеряющих испарение.

На этот раз, он только повторяет в большем масштабе то, что, как мы видели, растение широко прилагает в микроскопических размерах.

Регулирование влаги в почве

Переходим теперь к рассмотрению мер, в которых человек выступает активным деятелем, не приспособляясь к условиям, не подчиняясь, а подчиняя себе природу.

Как ни покажется это парадоксальным, но и в этой активной своей роли человек мог бы с пользой подражать растению.

На этот раз задача должна заключаться не в ограничении расхода, а в обеспечении прихода воды на культурной площади.

В большей части случаев, засуха является последствием не абсолютного недостатка в воде, а лишь неравномерного распределения осадков, в течение годичного периода.

На нашей хлебородной равнине, очевидно, главную роль должно играть сохранение осенних, а ещё важнее — весенних вод, задержание той массы прибывающей и сбегающей без пользы воды, которую дают тающие снега.

Здесь, очевидно, могут принести пользу две меры: во–первых, задержание возможно большего количества воды в самой почве, при помощи её разрыхлений, т. е., глубокой, особенно осенней вспашки, и сохранение неудержимого почвой избытка в оврагах, превращённых в водохранилища.

Вряд ли Докучаев согласился бы с таким планом: при сохранении эрозии распаханных земель, овраги будут продолжать расширяться, размываться водой, и водоёмы будут заполняться принесённой сверху породой — песком и глиной.

О пользе устройства запруд приходится достаточно часто слышать, но их устройством разрешается только половина и, сравнительно более лёгкая, половина задачи.

Из глубоких оврагов, превращённых в водохранилища, воду ещё нужно поднять для орошения полей, так как немного найдётся, вероятно, местностей, где бы можно было воспользоваться естественным скатом, встроив запруды в более высоко расположенных верховьях оврагов.

Прибегать к паровым двигателям для подъёма воды, при дороговизне топлива, едва ли окажется под силу большинству наших хозяев.

Здесь, естественно, рождается мысль о необходимости подражать растению — заставить работать на себя те самые враждебные и даровые силы природы, которыми приходится вступать в борьбу.

Почему не мог бы сделать того же человек?

Использование солнца

Если голландцы, при помощи своих ветрянок, борются с океаном, превращают море в сушу, если в наших городах различные усовершенствованные ветряные двигатели качают воду в верхние этажи домов, почему бы тот же ветер не мог бы поднять воду со дна оврагов до уровня полей?

Почему не заставить его возвращать корням воду, которую он отнимает у листвы?

А, солнце — почему не воспользоваться его палящими лучами для орошения полей?

Известна остроумная попытка Мушо устроить насосы, действующие солнечным нагреванием, насосы, словно сознательные существа, подающие тем более воды, чем сильнее засуха.

Основная идея солнечного насоса Мушо крайне изящна, по своей простоте.

Аппарат, как видно, действует совершенно автоматично, без всякого за ним ухода и тем успешнее, чем жарче греет солнце.

В последнее время во Франции появились солнечные насосы другой системы, принадлежащей Телье, и получившие, по–видимому, уже практическое применение.

Такой насос доставлял бы в час на гектар слой воды в 7 мм, а всё количество воды, которого недостало ещё в 1891 году (с апреля до июля) полям восточной России равнялось 69 мм.

Другими словами, такой насос, действующий даровой силой солнца, доставил бы в десять часов на гектар всю ту воду, которой недоставало в засуху 1891 г.

Мы, очевидно, близки к осуществлению таких солнечных насосов, которые дают вполне практические результаты.

Остаётся, конечно, вопрос экономический. Насосы Телье стоят от 3 000 до 5 000 франков. Такой расход пока, вероятно, только под силу интенсивным огородным или садовым культурам.

По основной идее, насосы Мушо — гораздо проще.

Правда, они поднимают воду на сравнительно небольшую высоту полутора метров, но, при дешевизне их устройства, их можно расположить целые ряды постепенно возвышающимися террасами, а главное, насколько мне известно, ещё нигде не применялась другая остроумная мысль Мушо — значительно увеличить действие этих насосов, зарядив их (раз и навсегда!) жидкостью с низкой точкой кипения.

Простота устройства таких насосов и их целесообразно–автоматическое действие, при помощи даровой силы, заслуживали бы, кажется, чтобы над ними были произведены опыты, тем более, что и необходимая жидкость у нас, кажется, найдётся.

Ветер и солнце, качающие воду из оврагов, превращённых в запруды, и подающие тем более воды, чем сильнее в ней потребность — вот радикальное, теоретически удовлетворительное разрешение вопроса о борьбе с засухой.

Природа, превращённая в послушного автомата, как бы, сознательно предупреждающего грозное бедствие ещё до его наступления, вот идеальное разрешение задачи, на котором только и может вполне успокоиться вооружённый наукой человеческий ум.

Не могу не восхититься глубиной этих слов Тимирязева! Не война с живыми существами, не борьба с собственными разрушениями, а использование саморегуляции природы — вот увиденный им выход. Кажется, наука, наконец, всерьёз заинтересовалась этой идеей.

Говоря об орошении, не мешает указать и на следующее обстоятельство. Несколькими наблюдателями удостоверяется факт, что растение, получившее в начале своего развития воду в изобилии, и в позднейшем возрасте более требовательно к ней, более страдает от засухи, легче может быть спалено солнцем.

Во всяком случае, с этим фактом следует считаться при распределении орошения, если запас воды ограниченный.

Фантазия, воздушные замки! — скажут люди практические. Но сколько таких фантазий осуществилось уже на глазах одного нашего поколения.

Электрический свет стал такою заурядною вещью, что ему смешно даже удивляться, а далеко ли то время, когда мы сбегались, съезжались издалека, чтобы на несколько минут полюбоваться диковинным зрелищем, о будничном применении которого, казалось, не могло быть речи?

Или ещё ближе: я очень хорошо помню, как весь учёный Париж любовался вторичными элементами Планте.

Для теоретиков–фантазёров сразу было понятно, что означают эти элементы: это электричество, запасённое впрок, электричество в кармане, электричество–товар.

Скептики, как всегда, мотали головами, но не прошло десяти лет, и весь свет, учёный и не учёный, заговорил об аккумуляторах Труве.

Такими ли ещё чудесами поразит нас будущее! Будем же надеяться, что те же «суховеи», тот же солнечный зной, который иссушает наши поля, будут, со временем, только орошать поля наших потомков.

Но, даже доведя свою борьбу с засухой до такого благополучного конца, человек будет только последовательно идти по пути, как бы, намеченному ему растением.

…Роковое слово «борьба» так часто бросают в лицо современным натуралистам, обвиняя их в том, что, вместе со словом, они оправдывают водворение чуть не звериных нравов.

Мы могли убедиться, что на языке ботаники, к которому охотно прибегал и Дарвин, слово «борьба» означает не истребление себе подобных, а только самооборону, победу жизни над враждебными силами мёртвой природы.

И человек, казалось бы, мог смело подражать этой борьбе.

Если бы свои силы, затрачиваемые во взаимной борьбе, он дружно сосредоточил на бескровной борьбе с природой, если бы хоть часть труда и знания, которые он растратил на изобретение орудий истребления — хотя бы на изобретение пороха — обратил на изучение и подчинение себе природы, то, конечно, бедствия, подобные засухам и голоду, уже давно стали бы достоянием истории.

* * *

Что ж, мне остаётся добавить только, что опыт прошедшей сотни лет убедительно показал правоту слов Сенеки: «Человек сможет овладеть природой, только научившись подчиняться ей».

* * *

Это — не все тексты из этой книги. Но это — все тексты, которые содержались в файле, который я нашёл где–то, на просторах Сети.

Отсутствуют несколько работ, посвящённых классике пахотного земледелия. Это — работы П. А. Костычева, В. Р. Вильямса и Н. Тулайкова.

Д. Б.

Загрузка...