Глава девятая

– А вы знаете, что, когда в восемьдесят девятом году в Польше выбирали президента, в голосовании участвовало примерно пятьсот депутатов парламента? – непонятно к чему объявил Крис.

– И что с того? – поинтересовался Алекс. – Алан, будь добр, салфетку передай, пожалуйста.

– А то, что будущий президент Ярузельский при таком немалом количестве людей победил с перевесом в… – Крис умолк. – Будут предположения?

– Сорок? – предположила Джоан.

– Двадцать три? – уменьшил ставку Пол.

– Один голос, – торжественно сказал Крис. – Из пятисот.

– Впечатляет, – согласился Роберт. – А в чем мораль?

– В том, что каждый голос важен, – вместо Криса отозвалась Джоан.

– Именно, – согласился Крис. – Тем более что нас здесь не пятьсот, а всего одиннадцать. А ставки… – он оглянулся на сидящего за отдельным столом Кларка с сопровождением. – Короче, надо очень крепко думать.

– Ну, пошли, подумаем, – согласился, вставая Алекс. – Все уже вроде поели.

– Генерал Ярузельский, – сказал Майкл, – пробыл на своем президентском посту чуть больше года.

Он опустил чашку с кофе на стол и посмотрел на Криса.

– Его избрали летом, а уже в следующем декабре, мягко говоря, попросили уйти. Так что здесь может быть не одна мораль.

Рассаживались долго. Сначала все заняли свои, ставшие привычными места, затем Джоан сказала, что ей отчего-то слишком мешает яркое солнце, и попросила Кевина с ней поменяться. Кевин, как истинный джентльмен, согласился, но не успел он пересесть, как Пол вскочил и начал перебирать свободные стулья в поисках «чего-нибудь нескрипучего». Вся троица наблюдателей со снисходительным интересом следила за этими манипуляциями из своего угла. Эд, как обычно, записывал. Наконец все были готовы.

– Приступим, – провозгласил Крис, привычно взваливая на себя обязанности ведущего. – Джоан, ты готова к роли Фемиды?

– Почту за честь, – изящно склонила голову Джоан. – Если, разумеется, никто другой не хочет.

Все было, как несколько дней назад. Весело шуршали бумажки под рукой Джоан, добродушно ехидничал Пол, вставлял свои прямолинейные четкие комментарии Алекс. Солнце щедро поливало выступающих, и одна за другой светившиеся золотистым сиянием фигуры выходили и говорили о том, чего они хотят – или не хотят – добиться.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении сходство с прошлым тончало, а затем и вовсе улетучивалось. Несколько дней назад Алан редко отводил взгляд от выступающих, разве что для того, чтобы посмотреть в сторону Джоан. А сегодня он больше изучал покачивающиеся лодки за окном, чем говоривших перед ним людей. На Джоан же он не смотрел вовсе. Что же до Джоан, то она хотя и продолжала являть собой самое чарующее зрелище, но иногда на ее лице появлялось непреклонное жесткое выражение.

Росс три дня назад никогда не упускал случая задать вопрос или высказать свое мнение. Теперь же он только молча улыбался, странно поводя головой и изредка оглаживая волосы. А порой улыбка стекала с его лица, словно толстый слой грима с лица коверного после продолжительного выступления. И тогда выступали под ней усталость и равнодушие. Брендон в первые дни совсем не хмурился, а теперь глядел по большей части недоверчиво. Кевин же непривычно часто кивал, как бы одобряя каждое второе слово и изредка поглядывая на невозмутимую Стеллу. Да и сам Крис, сохранив свою оживленную непосредственность, что-то однозначно растерял за эти дни. Нет-нет да и проглядывала в его словах и жестах какая-то натужность, словно хотелось ему сказать: «Ладно, вы бывайте, а я пойду». Но ничего такого он не говорил, и выступления текли.

Собственно, ни выступать, ни, тем более, слушать никому особо не хотелось. Это стало ясно еще вчера, там, на причале. «Все уже друг друга знаем, как облупленные, – сказал тогда Брендон. – Только время зря терять». «Или хотя бы о деле говорить, – прибавил Пол. – Кого теперь это все волнует?» «О деле пока нельзя», – возразила Джоан. «Замаскируем. Лучше, чем день впустую тратить»… «Успеем еще»… Спор даже не успел толком разгореться когда Майкл произнес одну фразу, которая до сих пор незримо витала над ними. «Они могут признать результаты недействительными, если заподозрят, что мы знаем». Так что речи текли. Более того, для того чтобы не вызывать излишних подозрений, Стелла попросила Пола и Майкла проголосовать. «Ну, кто вообще поверит, что вы добровольно отказались, не зная, о чем речь?» – сказала она. И они согласились.

Согласились… Стелла с удовлетворением слушала рассказы. Отчего-то создавалось впечатление, что полное душевное спокойствие за эти дни сумели сохранить только Роберт и она сама. И, разумеется, Майкл. Он, его, видимо, сохраняет всегда и везде, совершенно независимо от обстоятельств. А остальные, похоже, не сумели… Хотя винить их сложно – поди, сумей при таких ставках. Все теперь видится в другом свете. Даже слова Барнетта об «определенных планах». Только теперь понятно, о каких планах шла речь. И от таких планов действительно может пойти кругом даже самая трезвая голова. Почему же это не затрагивает нас? А потому, дорогие мои, что со вчерашнего дня, с той самой проселочной дороги, по которой мы шли час, пока не встретили попутку, у нас есть еще кое-какие планы. Иногда бывают вещи поважнее, чем попытка залезть на пьедестал. Так что вы говорите. А мы будем ждать… Два дня подождать – это совсем несложно. Особенно когда есть ради чего.

Вот вышел Кевин. Молодец, хорошее самообладание. Пока сидел, справлялся посредственно, а сейчас ничего, на высоте. На лице – благородство и порядочность. Не то член парламента, не то академик. Типаж, короче. Никто и не поверит, что ты вчера нес. Как слезы по лицу размазывал там, на веранде. Крепился вначале, новые подробности рассказывал, играл в оскорбленную добродетель. Однако на предложение позвать Роберта отреагировал почему-то неадекватно. Скис, обмяк и нашел в себе силы только на невнятную просьбу простить и понять. Прощать тебя – это не наше дело, скорее уж, Майклово. Понимать же – и так все понятно. А вот услышать новую версию происшедшего было забавно. Оказывается, да, виновен в обмане, виновен в поклепе. И все вину, все тяжесть на себя принимает (можно подумать, кто-нибудь предлагал ее с ним разделить). Но дело в том, что на работе все так плохо, так плохо… И курс этот – последний, случайный, в общем-то, шанс. Не он должен был сюда ехать, заменили в последний момент, копают под него страшно… Но если бы знал, о чем здесь на самом деле речь идет, ни за что, совсем ни за что не поступил бы так. Да что там поступил – не подумал бы даже об этом. И на все он теперь готов – на публичное признание, на публичное покаяние. Даже на разговор с Майклом.

Что с такого возьмешь? Слизняк, да и только. Нет, не мог он индикатор испортить. Гадить по мелочам, нашептывать – это пожалуйста. А своими руками что-то сломать – вряд ли. Не тот уровень. А теперь говорит, выступает, разворачивает картины. До чего же все-таки мало можно верить словам и внешности. По-хорошему, вообще нельзя. Внешность – случай, слова – искусство. Правильно Роберт вчера сказал: «Я верю одним делам. И то не всем, а только последовательным…» А хорошо все-таки, что был этот вечер в лесу. Один всего вечер, а многое теперь видится яснее. А то и совсем по-другому. Может, именно поэтому Кевин так и смог уйти вчера без каких-либо требований о покаянии. Что уж там каяться…

Это какое у нас уже по счету выступление? Брендон, Пол, я, перерыв, Кевин… Четвертое. Скоро обедать пойдем. Все давай, пора тебе закругляться. Так, еще один жест, еще пара красивых фраз, одухотворенный вид под занавес… Молодец, за пятнадцать минут закончил. Хвалю.

– Обрати внимание на Кларка, – шепнул Роберт, когда после обеда все вернулись в конференц-зал. – Для абсолютно нейтрального наблюдателя он что-то слишком переживает.

Стелла осторожно посмотрела вправо. Благообразный лик, в самом деле, нес на себе легкую, но непривычную тень озабоченности.

– Может, ему Крис не нравится? – шепнула она в ответ.

– Сомневаюсь. Он таким стал еще час назад.

– Подозревает что-то?

– Все может быть…

Стелла кивнула и еще раз глянула на стол у стены. Кларк, не отрывая взгляда от выступающего Криса, что-то негромко говорил Эду. Эд демонстрировал понимание и посматривал на часы. Что-то было неладно. Вплоть до этого момента беспокоиться мог кто угодно, кроме этой троицы.

Крис закончил. На сцене – Джоан. Замечательная смесь женственности и деловой собранности. Можно сказать, образец женщины-лидера. Странно, но сегодня ее чары по большей части не срабатывают. Мысли избирателей явно витают где-то далеко, и очаровательные улыбки их волнуют не больше, чем обтягивающие джинсы. Все, что ей достается, – это вежливое внимание. Но не более того. Где-то мы это уже видели… Старалась тут уже одна пару дней назад… Так, женское отделение закончено.

Росс. Еще одно профессиональное выступление, которое могло бы быть совсем неплохим, если бы не эта непривычная сутулость и не это странное выражение в глазах. И вообще, порой кажется, что единственный человек в зале, который его волнует, – это Алекс. Не то чтобы Росс на него смотрел чаще, чем на других, но вот когда он все-таки смотрит, взгляд у него меняется. Становится какой-то более напряженный, более… просящий? О чем просить-то? Почему именно его? Или это просто так кажется? Так или иначе, еще одни длинные-предлинные занудные-презанудные двадцать минут наконец-то закончились. Крис (а кто же еще, если не он?) поднимается и объявляет десятиминутный перерыв. Дня два назад он бы, несомненно, узнал мнение большинства, собрал бы кворум, достиг бы консенсуса… Но нынче он у нас командир. Теперь не до консенсусов да кворумов. Положение, так сказать, обязывает. «Перерыв!» Молодец. Сразу виден лидер. Такое ключевое, понимаешь ли, решение, а он его так ловко принял. Ладно, перерыв так перерыв. Нам спешить некуда.

Антракт завершен, и завершен весьма своевременно, потому как все натужные попытки имитировать непосредственную светскую болтовню однозначно провалились. Уровень стресса слишком высок. Даже для нас…

Роберт. Так как его приоритеты изменились (хотя об этом, разумеется, не знает никто) и так как к высоким ставкам интерес у него, скорее, спортивный, он первый, кто смотрится естественно. И это хорошо. Это, можно сказать, замечательно.

Майкл. Угу… Ага… Весьма, весьма… Очень даже весьма. Особенно если учесть все, что он говорил там, на причале. Сейчас это полноценная речь, но все о том же. Его не волнует управление супер-мега-корпорациями… Люди за ним обычно идут и никогда об этом не жалеют, но на данный момент он хочет концентрироваться на своих проектах… И все остальное в том же духе. Подбор слов – на высшем уровне. Каждый, кто был там, знает, о чем идет речь. Но для тех, кто там, на этом причале, не был, выступление звучит совсем по-другому. А это в свою очередь обозначает, что для Кларка и его компании это не более чем еще одна речь еще одного претендента на престол. Невинная такая речь. Так, невинная или не очень, но речь эта закончена. Майкл идет на место.

Алекс. Подтянутый и спокойный. И огромный. Сегодня он в рубашке, которая не так сильно подчеркивает мышцы, как тенниска, в которой он щеголял позавчера. Тем не менее, стоит ему убрать улыбку и выставить вперед эту гранитную челюсть, и вид у него будет весьма устрашающий. Не то чтобы он это собирался делать. Он ведь у нас такой человечный, такой заботливый. Когда двое его непутевых коллег по курсу неожиданно исчезли, он был первым, кто забил тревогу, снарядил целую спасательную экспедицию и не успокоился до тех пор, пока непутевые коллеги не объявились. Разве такое можно забыть?

Роберт толкает под столом ногой. Что теперь? Ого! Кларк откровенно нервничает. Можно подумать, ему сейчас предстоит участвовать в голосовании, причем без малейших шансов на победу. Что это с ним? Так гладко здесь уже давно все не шло. Алекс между тем закончил. Теперь у нас на очереди Алан. Почему же тогда снова воздвигается Крис? Ах да. Конечно. Еще один перерыв. И снова – ни тебе опроса, ни тебе консенсуса. Командир сказал: десять минут – значит, десять минут. И никто не возражает. А почему бы, собственно, и не прерваться на десять минут? Спешим мы куда-то, что ли?

Возвращаемся на свои места. Последняя речь. Алан. Молодой человек значительно изменился за эти дни, как, впрочем, и все мы. Тем не менее, что бы там его ни тревожило и ни глодало, держит он себя в руках на этот раз превосходно. Смотришь на него, слушаешь и думаешь: этот действительно далеко пойдет. Очень далеко. Только эти темные круги под глазами несколько портят впечатление. И еще… Что, уже закончил? Уже двадцать минут прошло? Вот это выступление так выступление. Первый раз за весь день по-настоящему заслушалась.

Все, речи окончены. Кларк выглядит так, как будто он сейчас совершит что-то ненормальное. То ли заорет, то ли упадет в обморок. Его ассистенты выглядят ничуть не лучше. Ребята, что это с вами? Вам бы за нас радоваться, а вы тут дергаетесь.

На часах пятнадцать десять. Мы, несомненно, успеваем. Мы, однозначно, молодцы. Мы – материал, из которого получаются властелины корпораций…

«Дамы и господа, – звучно объявляет Крис, – мы приступаем к голосованию века. Осмелюсь напомнить, что каждый из вас должен написать свое имя, а ниже – имя человека, которому вы отдаете свой голос. Ваш выбор необычайно важен! У всех ли есть бумага? У всех ли есть письменные принадлежности? Все ли готовы? Тогда приступим». Шелест бумаги…

Пора!

Стелла вскинула руку.

– Одну минуточку! – звонким голосом сказала она. Краем глаза она увидела лицо Кларка. Кларк облегченно улыбался.

– Что-то не так? – спросил Крис.

– Да, – ответила Стелла поднимаясь. – Кое-что не так.

Под всеобщее молчание она прошла к центральному столу, который в первый день занимал Кларк.

– И сейчас самое подходящее время для этого? – кисло спросила Джоан. – Нельзя было раньше? Или позже?

– Нельзя, – Стелла развела руки. – Сейчас – не подходящее, сейчас – единственное время для этого.

– Раз единственное, – серьезно сказал Майкл, – мы слушаем.

– Спасибо. Это будет совсем недолго. Вы, конечно, помните вчерашнее утро. Благодаря злополучному пустому бензобаку вы все были вынуждены искать нас вместо того, чтобы получать ценные знания. Вы знаете, как Роберт и я признательны вам за это.

– Странное время для благодарности, – проворчал Крис.

– Для благодарности всегда есть время, – весело улыбаясь, ответила Стелла. – У вас ведь было время на поиски. Но, вы знаете, одного человека мы все забыли поблагодарить. При этом он заслуживает особой благодарности. Как-никак, а водная прогулка на свежем воздухе стоит одного «спасибо». А уж ночевка у костра – и подавно.

– О ком именно речь идет? – подозрительно спросил Пол. – Нельзя ли поточнее?

– Разумеется, можно. Речь идет о человеке, который дал возможность мне и Роберту ночевать в лесу, а всем остальным – плавать по озеру вместо того, чтобы прозябать в гостинице. Для этого он сделал три вещи. Во-первых, убедился, что горючего в одной определенной лодке осталось на полчаса ходу. Во-вторых, извлек из этой «моторки» рацию, а в-третьих, повредил в ней индикатор горючего, самую малость – так чтобы стрелка всегда показывала полный бак.

Стелла умолкла, наслаждаясь моментом звенящей тишины.

– Согласитесь, что не поблагодарить этого человека за его старания было бы, по меньшей мере, неприлично. Ведь он, несомненно, жертвовал своим личным временем на благо других.

– А… доказательства у вас имеются? – неожиданно хрипло спросил Росс.

– Имеются, раз такое говорят, – спокойно ответил ему Алекс. – Кому-то сейчас не поздоровится.

С другой стороны, – размышляла вслух Стелла, игнорируя вопрос, – человек этот со всей очевидностью пожелал остаться неизвестным. Мы не знаем, каковы были его мотивы. Скорее всего, им двигала необычайная скромность. Ведь с тех пор он имел далеко не один шанс открыться, но предпочел этого не делать. Из чего можно заключить, что его не волнует дешевая популярность. И мы, скромные объекты его доброты, готовы уважать это желание. Не готовы мы лишь к одному… Она сладко улыбнулась и обвела глазами молчащий зал. Затем улыбка исчезла с ее лица.

– …чтобы он победил, – закончила она совсем другим тоном.

Теперь у стола стояла иная Стелла – та, которая три дня назад, блестя сердитыми глазами, говорила о том, что надо играть честно.

– И победить мы ему не дадим, – жестко сказала она. – Нам точно, железно известно, кто это был. Если победит кто-то другой, мы будем молчать – в конце концов, какая нам разница. Если же большинство голосов окажется у него, мы прямо здесь, прямо сейчас назовем его имя и предъявим доказательства.

Она твердо посмотрела на Росса, и тот почему-то отвел глаза.

– Более того, в этой комнате находятся свидетели, которые подтвердят наши слова. Но если по какой-то причине, узнав факты, все пожелают избрать этого человека, несмотря на его преступление, мы, Роберт и я, откажемся его признавать лидером. Что это значит, понятно каждому из нас. Победителем он не станет. Вот и все, что я хотела сказать.

Все молчали. Потом Крис звучно кашлянул.

– Не слишком ли громко сказано: «преступление»? – спросил он. – Грустно это все слушать, очень грустно. Сложно даже поверить. Но преступление? Делать можно было что угодно, а вынуть рацию – это ведь не подсудное дело. Да и индикатор испортить – тоже. Не в самолете же.

– Индикатор… – начала Стелла. Но ее прервал голос Майкла.

– Рация – это, может, и не преступление, – согласился он, невзирая на протестующий жест Стеллы. – Но Стелла не сказала, что здесь происходили вещи пострашнее этого случая. Такие, которые и суд вполне признает преступлением. Тем более что в мотивах здесь недостатка нет. Он на мгновение замолчал.

– И раз уж такой у нас разговор пошел, найдутся свидетели и на это.

Теперь молчание стало ошеломленным.

– Ты о каких вещах говоришь? – спросил, наконец, Пол. – Жутковато это звучит.

Майкл покачал головой.

– Те, кто был вовлечен, знают, о чем я. И виновник, и те, кто пострадал. Но говорить более подробно я буду, только если этого человека выберут. А кроме того, здесь уже не один человек хорошо догадался, о чем и о ком я говорю.

– Н-да… Просто замечательно, – задумчиво сказал Брендон. – Ели вместе неделю, пили, общались… А если это разные люди? Твой виновник и этот, с рацией?..

Майкл пожал плечами.

– Значит, теперь они оба заинтересованы в том, чтобы их не выбрали.

– И что теперь? – уныло спросил Пол.

– Голосование, – отозвался откуда-то сбоку молчавший до этого Роберт. – Его никто не отменял.

– Да, – сказал Майкл, – голосование.

Он вдруг поднял руку, в которой оказался лист бумаги, и подержал ее на весу, каким-то образом обращая этот девственно чистый белый лист в центр всей комнаты. Затем в полной тишине летящим движением написал на нем два слова, сложил бумагу несколько раз и, быстрым шагом подойдя к центральному столу, опустил на него лист.

– Все, – сказал он, поворачиваясь, – я готов.

– Дурной пример… – сказал Пол.

Но, так и не закончив, тоже быстро написал имена и положил бумагу на стол вслед за Майклом. За ним потянулись другие. Пришел, грузно ступая, Брендон; улыбаясь, подошла Джоан; поглаживая голову, подошел Росс. Последним положил свой лист на стол Алан. Идя обратно к своему месту, он вдруг поднял голову и посмотрел на Джоан. Она уже было улыбнулась ему, как вдруг обнаружила, что смотрит он не на нее, а на сидящего за ней Алекса.

Все было закончено. На столе лежали одиннадцать сложенных листов – плоды пяти дней работы.

– Кто? – почему-то тихо спросил Крис.

– Давай уж ты, – ответил за всех Роберт. – Ты там ближе всех. И вообще…

Никто не возражал. Крис медленно подошел к столу.

– Как читать хотите?

– Да как написано, – снова ответил за всех Роберт. – Кто и за кого.

– Хорошо. А вы считайте.

– Чего уж там, – усмехнулся в усы Брендон. – Не пять сотен. Сосчитаем.

Крис сгреб записки. Затем, видимо передумав, вернул их на стол. Медленно взял крайнюю.

– Ну, давай, – сказал Пол. – Не томи душу. Крис неожиданно улыбнулся и развернул лист.

– Кевин, – прочел он. – Алекс. Он взял следующий лист.

– Пол – Джоан.

Джоан кинула на Пола благодарный взгляд.

– Крис. – Произнеся свое имя, Крис отчего-то закашлялся.

Все терпеливо ждали.

– Крис, – повторил Крис, откашлявшись. – Алекс.

– Два один в пользу Алекса, – сказал Пол. Почему-то он был очень доволен. Крис, не обращая внимания, прочел:

– Стелла – Роберт.

В следующую записку он смотрел долго.

– Что? – спросил Пол. – Почерк как у… – он наткнулся на колючий взгляд Алекса и замолчал.

Крис, наконец, справился с запиской.

– Росс – Алекс, – прочел он. – Это ж надо, такое из десятка букв сделать.

Росс смущенно улыбнулся.

– Майкл… – прочел тем временем Крис. В зале стало еще тише.

– …Стелла, – с оттенком удивления закончил он. Еще больше удивления было во взгляде, брошенном Стеллой на Майкла. В руке Криса возник очередной лист.

– Алекс… – он запнулся. – Крис.

– Взаимное уважение – это здорово, – заметил неугомонный Пол.


– Брендон – Роберт. Комментариев не последовало.

– Джоан …

Пол глуповато улыбнулся.

– …Алекс.

Улыбка переместилась с лица Пола на гранитное лицо Алекса. Здесь она, правда, не чуствовала себя вольготно и, потоптавшись одно мгновение, исчезла окончательно.

– Роберт – Стелла.

Минуту назад Пол, несомненно, не упустил бы возможность что-то сказать, но теперь он был не в духе.

– Алан – Майкл.

Крис еще раз перечитал записку.

– Мы же вроде… – начал он.

– Сначала, – многозначительно произнесла Стелла, – давайте закончим подсчет. А голос – личное дело каждого. Независимо от того, что говорили другие.

Крис пошелестел записками.

– Роберт – два голоса, Стелла – два, Джоан – один, Алекс – четыре. У Майкла и меня – по одному. Все вроде.

Все повернулись к сидящему, словно каменное изваяние, Алексу.

– Ну, – сказал Крис, – похоже…

Закончить ему не пришлось – Алекс поднял ладонь и отрицательно покачал головой.

– Ты же сам день назад правило ввел, – напомнил он. – А теперь что – забыл?

Его серые глаза выжидающе смотрели на Криса. Крис был явно расстроен.

– Да, – сказал он сокрушенно, – замотаешься тут… Переводить кто-нибудь будет?

– Будет, – ответила ему Стелла. – Майк, ты только скажи сначала, почему ты за меня голосовал?

– А, можно такие вопросы задавать! – обрадовался вдруг Пол. – Давайте, давайте, я тоже кое-что спрошу.

– Потому что, – ответил Майкл, не обращая внимания на эту реплику, – опыта у каждого из нас достаточно. А позаботиться о том, чтобы все было по правилам, сможет, а главное, захочет далеко не каждый. Ты – и захочешь, и сможешь.

Из дальнего угла прилетел громкий возбужденный шепот: Кларк что-то гневно выспрашивал у Эда и Ардена. Поняв, что его теперь слушают не только помощники, он замолчал и жестами показал, что на него не стоит обращать внимания.

– Спасибо, – серьезно ответила Стелла, когда шепот утих. – Тогда я, с твоего позволения, воспользуюсь правилом. Я точно знаю, что Роберт в этом не подведет.

Она повернулась к Крису.

– Я перевожу свои голоса Роберту.

На заднем плане вновь зашелестели голоса.

– Простите, – спросил Роберт, – вам не кажется, что абсолютно нейтральных наблюдателей не должно быть слышно?

Голоса пристыженно умолкли. Роберт, улыбаясь, развел руки.

– Что я могу сказать? «Спасибо за доверие» звучит как штамп.

– Тогда я скажу, – Крис движением карточного фокусника выставил две руки с растопыренными пальцами. – Четыре четыре. И три решающих голоса по одному.

– Хорошую ты поправку ввел, – с неопределенным выражением сказала Джоан. – С каждой минутой все интереснее.

Ввели ее, положим, все, – парировал Крис. – Но я за свой голос цепляться не буду. Тем более что… И вновь его прервал Алекс.

– Ты извини, Крис, – как-то очень вежливо произнес он, – но я, пожалуй, сейчас этот вопрос полностью решу. Сам. Майк только что очень хорошо сказал о правилах. А я, как вы знаете, правила уважаю. Но иногда… – он в упор посмотрел на Алана, – иногда их надо уметь нарушать. Алан у нас на глазах одно неписаное правило нарушил. Да, Алан, так оно и было. И огромное тебе за это спасибо. Потому что я об этом тоже думал, а вот не сделал. Я этот урок не забуду… Что, запутал я вас совсем?

– Не без того, – ответил Брендон.

– Короче, – сказал Алекс, возвращаясь к обычному тону, – есть тут кто-нибудь, кто голосовал бы за Майкла, если бы не эта нелепая просьба? Которую я, конечно, очень уважаю. Есть? Говорите, вы никого не обидите. Хорошо, достаточно и того, что скажу я. Крис, ты уж не серчай, но мой голос пошел бы Майклу.

Крис без обиды пожал плечами.

– Нормально. Нет проблем.

– А теперь к нему отправляются все мои голоса, – ровным голосом закончил Алекс.

– Ни фига себе, – выдохнул Пол. Майкл молча смотрел на Алекса.

– Ты уверен? – недоверчиво спросил Крис. – Четыре голоса…

На лицо Алекса вернулась пропавшая улыбка.

– Стелла и я проследим за тем, чтобы правила выполнялись. Алан найдет те, что пора менять. Но кто-то же должен их устанавливать.

– …происходит! – отозвался эхом из угла абсолютно нейтральный шепот.

– Майк? – вопросительно сказал Крис. Майкл недоверчиво усмехнулся.

– Я же просил, – сказал он. – Есть тут малейшее уважение к свободе личности?

– Не будет тебе уважения, – сказал Роберт. Он звучно хлопнул ладонью по столу. – Получи еще четыре. Можешь не расписываться.

– Пошел мой голос по рукам, – задумчиво сообщил Кевин.

Но прозвучало это, скорее, радостно. Росс растерянно смотрел на Алекса.

– Где девять, там и десять, – сообщил Крис. – Тем более что это и так был твой голос.

– Ребята, хватит, – сказал Майкл. – Ну что это, в самом деле?

– Это тебе, Майк, хватит, – ответил Роберт. – Кто там вчера философствовал? «Могу ли я? Хорош ли я?» За свои слова надо отвечать. Не хотел, чтоб за тебя голосовали – пожалуйста. Мы ж тебя и не просим в голосовании участвовать. А делом заняться будь добр.

– При подавляющем большинстве голосов, – добавил Кевин.

– Без намеков, – сердито сказала Джоан. – Я не против, но должна же быть хоть какая-то оппозиция.

Майкл обвел глазами лица. Улыбалась Стелла, ободряюще кивал Брендон… И глазами полными надежды смотрел Алан. Майкл встал.

– Будешь ломаться? – спросил Пол. Но Майкл ломаться не стал.

– Хорошо, – сказал он. – Хорошо. Только имейте в виду, – он вдруг с какой-то подкупающей искренностью улыбнулся, – у меня начальники работают больше, чем их подчиненные.

Роберт улыбнулся и с интересом взглянул на Кларка.

– Вам не кажется, что мы поменялись ролями? – спросил он.

Кларк непонимающе нахмурился.

– Раньше я у вас время от времени пытался что-либо узнать, а вы говорили загадками. Теперь все, похоже, наоборот.

– С моей точки зрения, вы совершенно не говорите загадками, – отозвался Кларк.

– Тем не менее мы общаемся уже десять минут, а вы продолжаете задавать один и тот же вопрос, разве что на разные лады.

Кларк нашел это утверждение спорным.

– Мне казалось, что вопросы я задаю весьма разнообразные.

– Позвольте не согласиться, – возразил Роберт. – Вопрос у вас всего один: за каким лешим вы, дорогой Роберт, отдали свои голоса Майклу? Вот и все, к чему сводится эта беседа. Причем пока результатами вы не довольны.

– Это любопытная теория, – улыбнулся Кларк, – но, как и многие любопытные теории, она ошибочна. Все мои вопросы, разумеется, не случайны, и результатами я как раз весьма доволен. Вы ведь должны понимать, что такие беседы я провожу по многу раз каждую неделю.

– Понимаю. Не понимаю только, почему Эд не был уверен, в какую комнату нас направить. Но это дело десятое.

– Это все – не более чем случайности, – терпеливо сказал Кларк.

– Конечно, – согласился Роберт, – так же как и ваша несколько сбивчивая заключительная речь. Вы просили меня отвечать на вопросы откровенно, так позвольте уж и непрошеное откровенное наблюдение: вы к этой речи не готовились и произносили ее впервые.

Когда Кларк закончил смеяться, Роберт смотрел на него все так же – с насмешливым интересом.

– Неужели вы до сих пор не поняли, – сказал, все еще посмеиваясь, Кларк, – что все, абсолютно все на нашем курсе продумано? От распределения комнат до книг на тумбочках. И если у вас возникло впечатление, что я произносил эту речь впервые, или что Эд не знал, где я буду вас принимать, или что я задаю вам всего один вопрос, то именно такие впечатления мы хотели у вас вызвать. Все, что делаю я или один из моих помощников, это часть сложного, тщательно продуманного и очень дорогого сценария. Который преследует весьма определенные цели.

– Да, я знаю, – кивнул Роберт. – Сделать из менеджеров лидеров, показать, как делаются дела, сделать очевидной борьбу за власть… И все – применяя вашу уникальную патентованную методику. Я вас внимательно слушал.

– Вы правы, – подтвердил Кларк. – Именно так, разве что без вашей иронии.

Раз так, то вы преуспели, – обнадежил его Роберт. – У меня создалось много запланированных впечатлений. Неизгладимое впечатление, к примеру, произвел тот факт, что после голосования вы несколько раз уточнили, что само по себе оно не много значит и что вам требуется признание всех и каждого в том, что Майкл – наш лидер. Другое неизгладимое впечатление было оставлено фразой Эда «сейчас еще только четвертый час». Самым главным же впечатлением стало ваше проникновенное обращение к Джоан, которой вы зачем-то решили напомнить, что она не обязана идти на поводу у большинства. Побочным впечатлением от этого любопытного разговора было ощущение, что вы намеренно размахиваете красной тряпкой перед быком. В целом же все эти впечатления складываются в картину под названием «удивление».

– Что и требовалось, – весело сказал Кларк, – что и требовалось. Спасибо вам – после длинной недели всегда приятно услышать что-то забавное. У меня больше вопросов нет.

– Спасибо вам, – не уступил в вежливости Роберт. – Независимо от целей и сценариев, здесь было очень неплохо.

Он поднялся и аккуратно подвинул стул.

– Что же до вашего единственного вопроса… Да, я знаю, вы его не задавали… Так вот, я считаю, что лучше всего в жизни быть на своем месте. Если его, конечно, нашел. Мне там было бы скучно. А Майклу – в самый раз.

– Вот как, – с вежливым интересом улыбнулся Кларк.

Он продолжал улыбаться, пока за Робертом не закрылась дверь. В следующее мгновение улыбка была бесследно стерта с его лица гримасой озабоченности. Он достал из ящика стола какую-то бумагу, бегло просмотрел ее и сделал несколько пометок карандашом.

– Теперь Джоан, – сказал он в трубку после минутной задумчивости. – И побыстрее, пожалуйста.

– Ну что, – спросила Стелла, – с тобой он тоже о моральных принципах беседовал?

– Какое там, – Роберт кинул сумку в багажник. – Видимо, на мои моральные принципы он уже махнул рукой.

– А о чем?

– Все пытался понять, с какой стати все голоса ушли Майку. Что только не спрашивал!

– По-моему, его должны интересовать только определенные голоса…

– Алекс?

– Конечно. Вот это для него должна быть загадка. А все остальное – очевидно.

Роберт побарабанил пальцами по блестящему металлу.

– Очевидно нам. Знающим то, что мы знаем. Это его, по-моему, больше всего и волнует. Не должны мы знать, вот в чем дело.

– Думаешь, ему из-за утечки придется несладко?

– Вполне возможно. Я не отказал себе в удовольствии под конец намекнуть.

– Хуже от этого не будет?

– Не будет, – беззаботно сказал Роберт. – Дело сделано.

– Действительно, – согласилась Стелла. – Что уж теперь… – Смотри, – без видимой связи сказала она, – многие уже разъехались.

– Вон Алекс маячит. Да и там еще многие сидят. Джоан, Алан, Майк. Росс, по-моему.

– Подождем кого-то?

– А что ждать? Еще увидимся.

– Да, – думая о чем-то, сказала Стелла. – Со всеми увидимся…

Роберт понимающе посмотрел на нее.

– Ты же знаешь, кто это был. Так даже лучше – хорошо знать цену тем, с кем работаешь.

– Знаю, – согласилась Стелла. – Все равно… ладно, что уж там.

Она неожиданно улыбнулась.

– До последнего момента не думала, что сработает. Он ведь мог понять, что мы блефуем.

Роберт пожал плечами.

– Тогда Майк рассказал бы игру в бильярд. А мы бы с Брендоном подтвердили.

– И что с того? Вы же видели только сломанный кий. Негусто…

– Негусто, – ответил Роберт, осматривая полупустую стоянку. – Только это не все.

– Ты что-то еще знаешь? – удивилась Стелла. – И молчал?

Роберт усмехнулся.

– Я – нет. И Майк, скорее всего, тоже. А вот Алекс знал. И именно этим чем-то рисковать не мог. Ждал до последнего момента, тянул, надеялся, но рискнуть не посмел.

– Похоже на то, – задумчиво сказала Стелла. – Тем лучше… Ну что, по машинам?

– Один вопрос все-таки остался открытым, – сказал Роберт. – Важный и с серьезными последствиями.

– Что именно знает Кларк? – оживилась Стелла.

– Гораздо важнее, – ответил Роберт. – Какие у тебя планы на выходные?

Росс тщательно прикрыл за собой дверь.

– Присаживайтесь, – Кларк радушно указал на стул. – Спасибо за ваше терпение. Я прекрасно понимаю, что вам не терпится попасть домой, но для нас так важно зафиксировать свежие впечатления после курса.

Росс, опустившийся на стул во время этой тирады, с пониманием улыбнулся. Он вообще светился пониманием и готовностью помочь.

– Конечно, конечно, – ответил он.

– Итак, – с улыбкой сказал Кларк, – расскажите, пожалуйста, о ваших впечатлениях. Что вам понравилось, что не понравилось. Что следовало бы улучшить. Было ли пребывание здесь для вас полезным?

Росс смущенно кашлянул и разверз уста. И выяснилось, что понравилось ему все, решительно все. От первой до последней минуты. От теории до практики. Все – подача материала, профессиональность изложения, изящество, с каким была представлена практическая часть, расписание, подбор исторических примеров, наглядность задания… Словом, все, решительно все! Невероятный уровень, фантастическая целесообразность.

А люди, люди!.. Давно уже ему не доводилось быть в обществе таких ярких, таких интересных личностей. Каждый – опытный, состоявшийся, сильный менеджер. И при этом, при всем сходстве – все настолько разные, настолько непохожие, все по-своему уникальны. Уверенность Майкла, грациозная речь Джоан, деликатность Алекса, прямота Брендона, непримиримая честность Стеллы, теплый юмор Пола, бурлящая инициативность Криса… Незабываемые знакомства.

И эта милая, теплая атмосфера, которую не может испортить даже заложенная в задании неизбежная конкуренция. Все честно, все открыто, все остроумно и со вкусом. Положительно, эти люди – элита менеджмента, будущие звезды корпоративного мира. И нет, он ни в коем случае не имеет в виду себя. Он, конечно, тоже не первый год в начальниках, и ему есть о чем порассказать, но все-таки уровень у него не тот. Что, кстати, подтвердилось в ходе голосования. Ему до них, до всех них, еще учиться и учиться. И курс в этом смысле очень помог.

Что же до пользы, то она, несомненно, превзошла все ожидания. За пять дней им, Россом, было усвоено больше знаний о роли и о качествах лидера, чем за предыдущие несколько лет. Теперь многое, очень многое из того, что он видит у себя на работе, предстает абсолютно в ином свете. Некоторые ситуации, некоторые конфликты теперь воспринимаются совершенно по-другому. Ему прямо не терпится применить полученные знания на практике.

А возможности! Какие открываются возможности! Вооружившись новыми знаниями, умея то, что он умеет теперь, можно столько всего сделать. Ведь он у себя в компании не первый год. В определенном смысле это – его дом родной. Он там каждого человека знает, каждый проект видит, со всем руководством знаком. И теперь, теперь, со всем приобретенным богатством он сможет такие горы свернуть! Даже если бы ему сейчас предложили бы уйти куда-нибудь на очень, очень высокую должность, он бы отказался. Вынужден был бы отказаться. Потому что его ждут дела, потому что его успех надолго, еще не на один год неразрывно связан с его нынешней компанией. Столько сил вложено в нее, столько мысли. И уходить теперь, так и не испробовав на практике все эти чудодейственные рецепты, было бы невыносимо жаль. Более того, это стало бы ошибкой.

Поэтому первое, что он сообщит своему начальству по возвращении, это то, что он теперь собирается надолго остаться в компании. Впрочем, нет. Первым делом, он, разумеется, расскажет, насколько ему понравился курс. А вот вторым – насколько неколебима его готовность приносить пользу компании.

На этой радостной ноте Росс наконец умолк и наградил Кларка умиленным взглядом. Кларк несколько отрешенно улыбался.

– Спасибо, – проговорил он после подозрительно долгого молчания. – Вы, право, ответили на все мои вопросы. Включая те, что я еще не успел задать.

Росс озарился счастьем. На его полном лице возникло желание оказать еще какую-нибудь услугу.

– Спасибо, – повторил Кларк. – Благополучного вам возвращения домой.

Здесь на чело Росса легла легкая, даже легчайшая тень озабоченности. Он еще раз поблагодарил Кларка, повторно выразил восхищение курсом, но остался сидеть на стуле.

– Я могу еще чем-нибудь помочь? – спросил Кларк.

И тогда Росс, клоня голову и смущенно улыбаясь, поинтересовался мнением Кларка по поводу его, Росса, непреклонного решения продолжить работу в своей нынешней компании. Не думает ли уважаемый Кларк, что это может каким-то образом отразиться на чьих-либо планах? Не находит ли уважаемый Кларк, что это верное решение может кому-то показаться спорным?

Уважаемый Кларк отнюдь не находил. Напротив, он считал, что подобное решение делает честь Россу и показывает его лишь с хорошей стороны. Это мнение мгновенно согнало тревожное облачко с лица Росса. Видимо, желая ковать железо, пока горячо, он смущенно спросил, не мог бы Кларк, в случае возникновения непредвиденных затруднений определенного характера, используя свой несомненный вес в определенных кругах, так сказать, посодействовать. Чтобы в случае возникновения подобных затруднений этот искренний порыв не стал поводом для нелицеприятных дискуссий. Ведь все-таки на кон поставлено немало, и когда такие крупные компании решаются на создание совместного предприятия…

На этом Росс свою речь почему-то внезапно оборвал и смолк, настороженно глядя на Кларка. Однако каковы бы ни были причины его настороженности, Кларка они никак не задели. Напротив, пространная тирада привела его в самое что ни есть бодрое расположение духа.

– Совместное предприятие, – повторил он, – разумеется… Так вы знаете?

Росс знал. То есть знал-то он по чистой случайности, об обстоятельствах которой он, будучи человеком высоких принципов, не считает себя вправе говорить, но все же, да, знал… А не станет ли это хоть в какой-то мере препятствием…

– Не станет, – твердо пообещал Кларк. – Никак не станет. Ну, выкладывайте, что вам известно. Положительно, в этих стенах невозможно удержать тайну…

А все-таки что скажет Рэндалл? И с кем он будет говорить? Джоан хмуро посмотрела в окно. Дурацкое озеро… Дурацкие горы… Начиналось все так неплохо, а к чему удалось прийти за пять дней? К положению единственного оппозиционера? Сомнительный успех. «Так вы единственная, говорите, были против? – усмехнется Рэндалл. – Весьма похвально и дальновидно». И больше он не скажет ни слова. Ни в ходе первого разговора, ни потом. Не будет других разговоров.

Но ведь нельзя же, нельзя было голосовать за него после того плевка! Можно было не возражать, не использовать пресловутое право вето, но голосовать? Увольте! Даже после этих нескольких слов, которые он произнес там, на веранде после завтрака. Они уже заходили в зал, когда он легко коснулся ее локтя и сказал: «Ты прости». И вместо того чтобы гордо шагнуть дальше, она повернулась – столько сдержанного достоинства и уважения было в этом голосе. И он повторил, глядя ей прямо в глаза: «Ты прости. Так было надо. Ты потом поймешь». Она покачала головой и шагнула в зал, но что-то было уже нарушено. Гордая высокая стена из спокойствия и презрения дала трещину. Нет, развалиться она не могла – слишком щемящим и свежим было оскорбление, но теперь она не была уже гладкой и непоколебимой.

Было, конечно, ясно, зачем он это сделал. Голосование, как-никак, самое время посыпать голову пеплом. Но в том-то и дело, что пеплом он голову не посыпал. Не говорил «Ах, какой я был осел», не вымаливал прощения, не отвешивал запоздалые комплименты. Нет, он, видите ли, верил, что так было надо. И, что уж совсем невероятно, считал, что она это со временем поймет. Здесь он, пожалуй, терял связь с реальностью. Такое – понять? Нет, спасибо. Но все же след остался. Он произнес эти слова так, как будто подразумевалось, что ему надо верить беспрекословно. Так, словно его «так надо» перекрывает все – и обиду, и боль, и злость. Не объясняет, а просто перечеркивает. Так надо. Ты поймешь…

Но каковы бы ни были его ожидания, голосовать за него рука не поднялась. И так, пожалуй, лучше. Надо бы и ему кое-что понять. Тем более что, по всей видимости, работать придется в достаточно тесном контакте. Любопытно все-таки, что после пяти, ну, пусть четырех дней интриг победил едва ли не самый бесхитростный человек. Меньше чем он интриги крутил разве что Брендон. Правильный до отвращения Кевин явно как-то хитрил, технарь Пол только и хотел обмануть и затащить в постель, даже проголосовал соответствующим образом. Каменное рыльце Алекса, несомненно, оказалось в пушку, иначе с какой бы стати он добровольно и поспешно отдал почти верную победу? Алан явно был вовлечен в какие-то закулисные махинации, но, видимо, не смог с ними справиться и заполучил только головную боль. Росс… Об этом даже говорить нечего, он был частью какого-то странного сговора едва ли не с первого дня. Даже праведница Стелла на пару с повидавшим все и вся Робертом, и те – накрутили нечто хитрое. Правда, с целью вывести на чистую воду интригана и подлеца, но все же…

А Майкл только и делал, что говорил то, что думает, ни с кем в союзы не вступал, ни перед кем не заискивал, никого подкупать не пытался. Просто был самим собой, и все. И отхватил девять голосов из десяти. Девять! Со своими неброскими манерами, зачастую негромким голосом, не лезучи на рожон, не размахивая руками, никуда не зовя, ничего не обещая… Как такое могло получиться? Нестандартный он все-таки человек. Чувствуется в нем сила. Не такая, как в Алексе. А настоящая. Которую штангой не накачаешь. В голосе, в бесконечной, идущей изнутри уверенности в себе, в пристальном изучающем взгляде. Хочется его слушать, хочется знать, что он думает, хочется, чтобы он указывал путь…

А главное – об обычном человеке после такого и думать было бы нечего. Вон Эд, к примеру. Наказан и забыт. И не важно, что у него приключилось. Это, дорогой мой, никого не волнует. У тебя, зяблик, такая женщина была первый раз в жизни. И можешь не сомневаться – в последний. Так что надо было вести себя соответственно. Есть проблемы, подозревает начальство, просто струсил – веди себя по-человечески и получишь такое же поведение в ответ. Но трубку бросать?! Но «не звони мне больше»? Да с кем же ты думаешь, ты дело имеешь? Что с зябликами одна ночь делает… Вот ведь как в голову гордость ударяет. А теперь придется платить. Начальство-то теперь не подозревает – знает оно. И знает не то, что было, а то, что посягал. На все святое. Используя, можно сказать, служебное положение. И случайно ведь это произнеслось. Невзначай, между делом, с последующим прикрыванием рта, смущением и упорным нежеланием обсуждать эту тему. А тебе ее придется обсудить. Да еще и в подробностях. Потому что все-таки ты – не Майкл. Да Майкл и не стал бы себя так вести. Цезарю цезарево…

Нет, Рэндалл не усмехнется. Он поймет. Более того, оценит. В этом и была мудрость человека, которого он сюда послал. Не в том, чтобы захватить власть в объединенном филиале. А в том, чтобы, несмотря на личные счеты, обиды и амбиции, вывести в победители того, кто сможет повести новую организацию по правильному пути. Выгодному для всех партнеров. И голосование получилось в таком случае весьма удачным. Так оно, пожалуй, и к лучшему. Вести-то он будет вести. Но пусть знает, с кем имеет дело. Пусть помнит, что еще раз подобные фокусы не пройдут. Не пройдут!

И обретя, наконец, душевное спокойствие, Джоан с легким сердцем закрыла за собой дверь.

«– …думал, победителем быть выгодно. А вы меня дольше всех продержали. Кевин уже, наверное, дома».

Кларк щелкнул кнопкой диктофона:

– Интересный разговор у нас с ним вышел. Да вы садитесь, садитесь… Я очень хочу, чтобы вы это послушали.

Эд осторожно опустился на стул.

– Вы их всех записывали?

– Всех до единого, – вздохнул Кларк. – А что делать? Слушайте, слушайте, такое не каждый день услышишь. Я кое-что проматывать буду, разговор был длинный.

И он снова щелкнул кнопкой. «– И каково быть победителем?

– Неплохо, – сдержанно произнес слабо искаженный голос Майкла. – По крайней мере, чувствуешь, что не зря потратил пять дней.

– Иными словами, не стань вы победителем, это была бы пустая трата времени?


– Учитывая специфику курса – да. Шорох бумаги.

– Видимо, разговор предстоит интересный.

– Вам виднее. Это ваша территория.


– Действительно, моя. Давайте тогда начнем с простых вопросов.

– Давайте.

– Когда вы поняли, что победа вам гарантирована?

– Когда я получил восемь голосов. Пауза.

– Вы знаете, что я не об этом спрашивал. Когда вы поняли, что ваши шансы на победу высоки?

– Когда услышал задание. В самом деле, простые вопросы.

– Это шутка?

– Почему? – удивился голос Майкла. – Не мог же я понять это раньше».

Кларк нажал кнопку.

– Он с самого начала был невероятно самоуверен. Но даже без тени нахальства. Я бы так мог беседовать с первоклассником. Так, здесь не очень интересно… А вот здесь… Да, тут. Слушайте.

«– Как вы думаете, почему вы победили?

– Вы сказали, что вопросы будут простые.

– А этот вопрос сложный?

– Нет, он просто наивный. Слишком наивный для вас.

– Почему вы считаете, что для меня он наивный?

– Потому что вы заранее знаете ответ.

– Но я хочу услышать ваше мнение.

– Пожалуйста. Я победил, потому что был сильнее остальных. Разве это не то, чего вы ожидали?

– То.

– Вот видите…»

Кларк вновь остановил запись.

– Последнее слово постоянно оставалось за ним. И, по-моему, получалось у него это автоматически. Он вовсе не старался меня переиграть, подавить. Наоборот, мне показалось, что он просто расслабился после этой недели. Стал самим собой. Понимаете?

Эд озадаченно кивнул.

– Ничего-то вы не понимаете, – добродушно, но с ноткой раздражения сообщил Кларк. – Да я и сам… Вот, дальше.

«– …другое. Чему, по-вашему, учит наш курс?

– Тому, что менеджеры везде и всюду стремятся к власти. Тому, что менеджер и лидер – не одно и то же. Тому что менеджер – это профессия, а лидер – это призвание. Тому, что… – Майкл замолчал, видимо припоминая подробности, – что надо научиться отделять стремление к власти от успешной карьеры… Короче, всему, о чем вы нам говорили в понедельник и сегодня.

– Я не говорил об умении отделять.

– Значит, имели в виду. Там такое точно проскользнуло.

– И чему именно научились вы?

– Ничему, – произнес без эмоций голос Майкла. – Хотя… – на мгновение голос пропал, – нет, ничему. Что вовсе не значит, что курс плох.

– Я знаю, что курс хорош. Иначе два года назад мы бы не отмечали сорокалетний юбилей. Но не кажется ли вам, что есть нечто странное в том, что именно человек, победивший в соревновании, не нашел в нем ничего полезного?

– А что здесь странного? Не считаете же вы, в самом деле, что мы все были одинаково подготовлены.

– Ваши ответы мало помогают.

– Попробуйте другие вопросы». Кларк выключил диктофон и вздохнул.

– Я попробовал и другие вопросы, и другие подходы. Бесполезно – он меня все время переигрывал. Вы понимаете? Меня! И опять же – как бы это ни звучало, он ни йоту не хамил. Улыбался иногда, проявлял интерес… Но я себя с ним чувствовал, как обычно они со мной. Хотя, учитывая нашу ситуацию, особо удивляться не приходится. Вот полюбуйтесь.

– «– …вам другой вопрос. Вас радует победа?

– Да.

– Почему? Внутреннее удовлетворение, похвала начальства или что-то еще?

– Внутреннее удовлетворение, – мгновенно отозвался голос Майкла. – Похвалы начальства меня никогда не радуют.

– Вам безразлично, что скажут те, кто вас сюда направил, узнав о вашей победе?

– Нет, почему же… – послышался звук зевоты. – Извините. Нет, не совсем безразлично. Если они меня решат продвинуть, ясно, что меня это как-то задевает. А похвала – это мне все равно. Я не собачка.

– Но вас интересует карьера?

– Нет.

– Позвольте, почему вы в таком случае так быстро выросли за пять лет?

– Это надо спросить у тех, кто меня сюда направил.

– А что вас привлекает в работе?

– Сама работа. И зарплата.

– Зачем же вы подались в менеджеры?

– Не затем, о чем вы подумали. Эти игрушки с властью меня не волнуют».

Кларк в очередной раз нажал кнопку.

– После этих «игрушек» стало ясно, что хитростями из него ничего вытянуть не удастся. Можно было так беседовать до утра, но с тем же успехом. Ни на какой контакт он не шел, хвастаться ему не явно не хотелось, и вообще… Вообще вопросы задавал я, но разговор контролировал он. Вы можете представить себе человека, который контролирует разговор со мной, если я этого не хочу? Вот… Надо было, конечно, не торопиться… Короче, слушайте.

Эд сосредоточенно кивнул.

«– …курса вы хотели бы работать на прежнем месте?

– Пока там неплохо. Это у вас что, психологический тест?

Шелест бумаги.

– Нет, все гораздо проще. Сейчас поймете. Хотите, я вам скажу, чему этот курс должен был вас научить? Чему, мы надеялись, он вас научит.

– Вежливости?

– Мы надеялись, что он поможет вам увидеть всю тщетность, всю бесцельность, всю нелепость удовлетворения жажды власти на работе. И все. Этому мы учим, с большим, надо сказать успехом, все эти годы. И за это нам платят немалые деньги. И каждую неделю отсюда возвращаются люди, навсегда усвоившие, что жажда власти – это болезнь, которая убивает любую корпорацию, если ее запустить. Как вы думаете, насколько мы преуспели в этом на этот раз?

– Это вам виднее. Вы ведь со всеми беседовали.

– Да, – в голосе диктофонного Кларка прозвучала горестная нота. – Мне виднее. Мне действительно виднее. Хотя вы победитель… А вы знаете, сколько до вас было победителей?

– Сорок один умножить на пятьдесят шесть?

– Ноль, – неожиданно тихо произнес голос Кларка». Эд недоуменно нахмурился.

– А что мне было делать? – вопросил Кларк, обрекая диктофон на вынужденное молчание. – Что? Я, в конце концов, должен был знать, что там произошло. И узнать-то я узнал… Но как! До сих пор не понимаю, как он меня до этого смог довести. Идем дальше.

«– …я первый победил? Приятно.

– Вы не понимаете, – с горечью сказал кларковский баритон. – Вы победили там, где победить невозможно.

– Вы же сами говорили… – начал голос Майкла.

– Невозможно! – грохнул голос Кларка. – Курс так рассчитан. Вы понимаете, что вы сделали?! Здесь никто не должен побеждать! Здесь невозможно победить! Здесь никто никогда не побеждал! Вы понимаете? За сорок два года – никто и никогда! Вы понимаете? Понимаете?! Неделю за неделей, год за годом я вижу одну и ту же картину: люди договариваются о правилах, четыре дня их нарушают, а под конец отказываются выбрать одного из них. Отказываются! Это – кризис, это – фундамент курса. В этом вся соль. Всегда находится кто-то один, кто первым говорит: «Раз не я, то никто!» А потом это говорят все! Сорок лет уже говорят! О чем бы они ни договаривались, как бы ни играли в демократию, в чем бы ни клялись публично, человеческая натура берет верх! И только в вашем случае они все как один вдруг решили голосовать. Как будто…»

Кларк с кислым видом оборвал тираду, льющуюся из динамика, и хмуро констатировал:

– Первый раз за всю мою карьеру. Орать на кого-то ненамеренно? Даже не знаю, что может быть хуже… Вы знаете?

Эд не знал.

– Да не переживайте вы так, – сказал он. – Это должно было когда-нибудь случиться. Я читал работы Дольже. Он ожидал одну победу в десять лет. Наоборот, разве не хорошо, что при вас?

Это, – повторил вслед за ним Кларк. – Да, это, несомненно, случилось. И надо было не… Ладно, поехали дальше. А Дольже вы читали поверхностно. Да, он ожидал редкие победы, но вследствие стечения обстоятельств, по причине слабости остальных. И то – это так и не произошло. А в этот раз набор был выше среднего. Один Алекс чего стоил.

Диктофон выдал серию торопливых возмущенных звуков. Кларк с гримасой нажал кнопку перемотки.

«– …хорошо, я победил, вы на это не рассчитывали, это стало сенсацией. Но почему вас это так расстраивает?

– Да потому что вы своей победой вывернули наизнанку всю теорию. Это курс о власти! О настоящей власти. О том, что каждый, кто рвется на верх за властью, должен понять, что в современных корпорациях ее нет! Призрак ее там есть. Фантом. А власти нет. Она – в политике, в армии, в полиции, в организованной преступности, в культах, в религии, в конце концов. Но не в корпорациях. Менеджер во власти – никто. Власть – это когда ты говоришь кому-то вылизать твои ботинки, и он вылизывает. Скулит, но вылизывает. Ненавидит, но вылизывает. Или еще лучше – всем сердцем хочет. Это – власть. Когда ты говоришь кому-то: пойди и умри. И он идет. И даже не задает вопросов. Это – власть. Когда один школьник приказывает другому принести из дому деньги, и тот приносит, – это власть! А попробуй менеджер, да что там менеджер… президент компании сунуть ботинок в лицо подчиненному, и тот ему такую кузькину мать покажет… Из компании с треском уйдет, по судам затаскает и еще деньги огромные отгребет за моральный ущерб. Вот о чем наш курс!

– Я понимаю.

Нет, вы не понимаете. До конца даже вы это не понимаете. Мы ведь сами не называем это курсом. Мы это называем прививкой. Шоковой терапией для самых талантливых. Это – курс отрезвления, курс очищения перед восхождением на самый верх. Ведро холодной воды после недели страстей. В нашем задании заложено…

– Я понимаю, что в нем заложено, – спокойно повторил голос Майкла.

Голос Кларка кашлянул и замолчал.

– Вы собираете вместе десяток людей, которые привыкли командовать. Матерых, опасных, умных, с фантастическим самомнением. Которые хороши в политике. Которые очень резво идут наверх. Которые не имеют иллюзий о том, что творится начиная с середины пирамиды. И загоняете их в ловушку своим заданием. На самом деле, выборы лидера – это просто декорация. Истинное задание совсем другое – не имея формальной власти над людьми, заставьте их поступиться своей выгодой в вашу пользу. Без каких-либо привычных рычагов. Добровольно.

К пятнице хотя бы некоторые это осознают. И, разумеется, отказываются от такой невыгодной сделки. Тогда на сцене появляетесь вы и произносите речь. Не ту, что вы произнесли сегодня, а настоящую. Которую вы частично произнесли только что. О подлинной власти, о фантоме, о болезни. А под конец вы говорите: вот если бы кто-либо из вас такое сделал, это была бы настоящая власть. Так сказать, квинтэссенция власти. Но никто из вас это сделать не мог, потому что в данных условиях это было невозможно. Голыми руками, дорогие мои, без званий и субординации вы не можете заставить людей даже вытереть нос. Самое страшное, что вы можете сделать с подчиненным – это лишить его работы, тем самым освободив от своей власти, точнее, от ее подобия. Так что поймите это, осознайте это и занимайтесь делом. Играйте в политику сколько угодно, но периодически спрашивайте себя, зачем вы это делаете.

И если ваш искренний ответ будет: потому что власти хочется, вспомните об этой неделе, об этом моменте. О том, как вы прикоснулись к настоящей власти, и о том, насколько она отличалась от того муляжа, который вы видите на работе. И займитесь чем-нибудь другим. Для вашей карьеры это будет лишь полезнее. А хотите власти – ищите ее в других местах. В корпорациях ее просто нет. Голос Майкла смолк.

– Да, – медленно произнес голос Кларка. – Это вы все правильно сказали. Это вы в точку…

– Я знаю, – все так же бесстрастно ответил ему голос Майкла. – И поэтому еще раз спрашиваю: почему это вас расстраивает? Сорок лет вам уже доказали, что теория идеальна. Аномалии неизбежны».

Эд радостно ухмыльнулся и многозначительно показал Кларку на диктофон.

«– Тем более, – сказал диктофон голосом Майкла, – что это даже не аномалия. Я просто указал вам на слабое звено в организации курса. Поправьте его, замените его – и следующие сорок лет без сбоев вам гарантированы.

– Слабое звено? – с недоумением переспросил голос Кларка.

– Вы спросили меня, собираюсь ли я работать на прежнем месте. Это была, разумеется, не случайность.

– Случайность, – горько усмехнулся голос Кларка. – Хорошо, что вы об этом сами заговорили. Какая уж тут случайность. Все, кроме вас, почему-то считают, что завтра всех вас позовут создавать какой-то фантастический конгломерат. Что победителя поставят всеми командовать. Вас то есть поставят. Они об этом все говорят – кто намеками, кто октрыто. Одним не терпится, другие боятся.

Алекс, тот вообще прямым текстом требовал, чтобы я рекомендовал сделать его главным, пока я ему не сообщил, что понятия не имею, о чем речь. Он никак не хотел верить, пришлось показать кое-какие бумаги.

– Алексу?

– Да. А что?

– Ничего. Вы его убедили?

– Вполне. Хотя тот, кто до меня убедил его в обратном, достиг впечатляющих результатов.

Диктофон замолчал.

– Может, вы расскажете, почему только вы ничего не знаете об этом конгломерате? – спросил, наконец, голос Кларка.

– Я не говорил, что не знаю, – ответил голос Майкла. – Я лишь сказал, что никуда не собираюсь переходить. Что же до вашего вопроса, лучше всех на него может ответить Эд».

Щелкнула кнопка.

– Собственно, – произнес Кларк, кладя диктофон на стол, – именно об этом я хотел с вами поговорить.

Он посмотрел на окаменевшего Эда.

– А также об интересных фактах, которыми со мной поделилась Джоан.

Пустая дорога весело летела навстречу. Алану приходилось заставлять себя притормаживать – повороты здесь были нешуточные. Но убирать ногу с педали газа каждый раз не хотелось. Напротив – так и тянуло вдавить ее до упора. Он ее и вдавливал при каждой возможности, и какой-то черный автомобиль, вначале мелькавший где-то позади, через какое-то время окончательно растаял в изгибах дороги. Еще хотелось петь, и он постоянно мурлыкал себе под нос невесть откуда возникшую бодрую мелодию. Мелодия была из тех, которые зовут на край света, на подвиги, приключения и прочие яркие безумства. И хотя он не помнил, где ее услышал, он точно знал, когда она пришла на ум: сразу после того, как вместо ненавистного имени он написал: «Майкл». Именно тогда она осторожными шажками забралась в голову и с тех пор веселилась там. Но он не возражал. Даже слова какие-то все время на нее ложились. «Вот так тебе, вот так тебе, вот так тебе, безмозглому… Теперь уж ты попрыгаешь, вот так тебе, вот так…»

Майкл так и сказал: «Ничего, за все заплатит». Он все понял и с ходу взял верный тон – ни грамма жалости. Сочувствие, понимание – но не жалость. И холодная непреклонность: «Здесь уже не о должности речь. За такие вещи сажают, и сажают надолго». Обещал полную поддержку. И сказал: «Но ты из-за этого не задерживайся. Кто знает, сколько времени они будут раскручиваться. Нам официально до сих пор ничего не сказали. Так что не жди, иди в полицию. Одно дело на следующий день, другое – через два месяца. Только ничего не скрывай. Расскажи им все, что мне рассказал». И снова был этот удивительный взгляд. Такой, что было ясно – он не оставит, он поможет.

Не стоило, пожалуй, после этого так разговаривать с Алексом. Но что поделать, если наткнулся на него сразу после разговора с Майклом. Если бы этот гад не улыбнулся своей змеиной улыбкой и не сказал: «Приятно было работать вместе», может быть, все окончилось бы короткими прощальными кивками. Но после этих полных скрытого яда слов промолчать не вышло. И он сказал. Все сказал. Почти все. Про Майкла и полицию хватило ума промолчать. Но про то что за все придется заплатить – сказал. И про то, что он сожалеет, о том, что при таком количестве голосов Алекс так и не смог победить. И про то, что иногда даже самые хорошие планы не срабатывают. И про ненадежные лодки. (Здесь Алекс даже в лице изменился.) И даже про цивилизованную страну с хорошим судопроизводством. Много чего сказал. Пожалуй, слишком много. Но все равно сомнительно, чтобы он побежал жаловаться первым. Ему-то жаловаться не на что. Его еще позовут. Вот так тебе, вот так тебе, за все сполна заплатишь ты…

В зеркале мелькнула черная точка. О, не совсем, значит, отстал. Упорный. А мы еще нажмем… Справа в покоящейся далеко внизу массе воды блеснуло солнце. Теперь оно было совсем не таким, как в тот день. Не злобно выжигающее глаза мириадами осколков, а безмятежно протянувшееся через воду длинной, мягко светящейся полосой. Никогда не видел еще таких обрывов над озерами. Над морем – да, но не над озером. Красиво… Теперь, конечно, все красиво. После неверия, после слабости, после моментов тщедушия. Курс и в самом деле оказался полезным. Хотя совсем не в том, в чем должен был стать полезным по мысли его создателей.

На этом курсе закончилось щенячье детство. Здесь впервые за двадцать семь лет довелось столкнуться с реальной жизнью – грубой, жестокой и равнодушной. Сначала эта реальная жизнь своими железными кулаками сбила с ног, швырнула на землю, в вонь, в грязь – туда, где только слабость и позор, перемешанные с малодушием. Но прошло два дня, и, несмотря на страх, он смог подняться оттуда – из этой липкой холодной грязи. Он до последней минуты не знал, сможет ли пойти на это, но когда пришло время выбирать, время действовать, он не струсил. И теперь знает, на что способен. Спасибо, конечно, Майклу. Без него, скорее всего, подняться бы не удалось. Без его слов, без его твердого спокойствия, без «Привыкнешь выживать…».

А все правила теперь можно было заменить одним. Три слова без названия: будь верен себе. Вот и вся премудрость. Внутри тебя есть нечто, постоянно измеряющее твои поступки по неизвестной, неуловимой шкале. И ты всегда знаешь, сможешь ли ты спать спокойно после поступка. Надо жить так, чтобы не было стыдно, так, чтобы можно было всегда открыто взглянуть своему отражению в глаза. Иначе – вообще незачем жить. И все, совершенно все, любая ситуация, любая проблема укладывается в эти три слова. Как уложилось короткое решающее мгновение там в конференц-зале…

В зеркале возник выныривающий из-за поворота черный автомобиль. Возник – и оказался неожиданно близко. Догнал, – с удивлением подумал Алан. – И когда он успел? Настырный. Теперь будем в паре ехать – сплошные повороты сейчас. И обрыв сбоку. Однако автомобиль оказался наивным. Он резко прибавил ходу и вдруг мгновенно надвинулся. Дурак, что ли? – подумал Алан. – Куда ты так резво? Не видишь, какая дорога? Ладно, хочешь в мой бампер смотреть – на здоровье.

Он плавно ввел машину в очередной поворот, наслаждаясь скоростью. Надо бы, конечно, притормозить. Знак только что просил ехать ровно в два раз медленнее. Но полиции здесь обосноваться негде, а так, со свистом веселее. Вот так тебе, вот так тебе, за все, за все заплатишь ты… Куда это он? Черный автомобиль, видимо, куда-то очень торопился – он вдруг дернулся и уверенно вышел на встречную полосу, проигнорировав непрерывную белую линию. Здесь обгонять?! С ума он, что ли, сошел? А если навстречу кто-нибудь выскочит? Вот ведь придурок. Алан с раздражением начал нехотя притормаживать, хотя делать это на повороте было не очень удобно. Автомобиль ждать, однако, не захотел. Он хищным скачком продвинулся ближе и встал рядом, словно солдат в строй.

И тогда Алан увидел лицо человека за рулем. Каменное, спокойное и равнодушное. Почему-то раньше он даже не пытался рассмотреть водителя. Человек неторопливо повернул голову, а затем – рывком – руль. Черная сверкающая стена резко придвинулась почти вплотную; Алан не успев ни о чем подумать, увел руль вправо, попытался нажать на тормоз – и понял, что уже не контролирует машину. Шатнулась навстречу низкая стальная полоса ограждения, из-под колес метнулся и полоснул по нервам пронзительный скрипящий звук. Мелодия в голове взвизгнула и остановилась. И солнце вновь, как в тот день, разлетелось на тысячи сверкающих игл…

Минуту-другую Кларк потухшим взглядом смотрел на закрывшуюся за Эдом дверь. Затем пододвинул к себе телефон.

– Да, – без приветствий сказал он минуту спустя, – все именно так. Гениальная липа. Спасибо Эду.

Трубка что-то возмущенно буркнула в ответ.

– Ну, дурак, что делать, – вздохнул Кларк. – Переспал с этой куклой, а этот как-то узнал. Что?.. Нет, ума не приложу как. Да какая теперь разница. Узнал – и сразу в бараний рог скрутил.

Из трубки донеслось властное недоумение. Кларк снова вздохнул.

– Эд и сделал. Бланк, качество – все как положено. Главное, он ему приказал все зарплаты туда вписать. Эд утверждает, что возражал, но безуспешно. Железная получилась бумага, я бы сам поверил.

При этом известии трубка разразилась яростным клокотанием.

– Ну, какой там саботаж, – устало сказал Кларк, когда клокотание утихло. – Справимся, объясним. Они же могли и сами друг другу рассказать. Скажем, что дурак уволен… Разумеется, придется уволить… А? И с этим разберемся. Что мы, базу не подведем? Я вам за полчаса речь настрочу. И все у вас будет в соответствии. Надо только оперативно действовать, чтобы они это услышали от нас, а не от них. И, по крайней мере, о посягательствах Эда беспокоиться не надо. Там все было по полной программе и по обоюдному согласию. Я его знаю. Дурак, но никак не маньяк.

Трубка более-менее успокоилась и принялась давать указания.

– Это все ерунда, – непочтительно сказал Кларк, когда поток указаний иссяк. – Это мы сделаем. А вот он… Вот где проблема. Мы же знаем, что у нас победить нельзя. Это – факт. Нормальный человек здесь победить не может. Да и талантливый тоже. На том стоим. А он победил. Только не у нас, понимаете? Не у нас, а нас. Нас самих.

Окончательно успокоившаяся трубка авторитетно высказалась. Кларк покачал головой.

– Эд здесь ни при чем. Документ, шантаж, Эдова глупость – это все частности. Не было бы Эда, он бы другой способ нашел. Вы бы видели, как они на него смотрели под конец. Как этот мальчик на него смотрел. Я такие взгляды только в кинохрониках встречал. За пять дней довести до такого состояния десяток незнакомых незаурядных людей даже талантливому человеку не под силу. И еще этот разговор со мной… Вот в чем проблема. А не в Эде. Вот вы хотя бы об этом подумайте: он себе поехал домой, будучи первым победителем за всю нашу историю. А все остальные разъехались с промытыми мозгами и ожидая черт знает какие сокровища. Мне даже представить сложно их реакцию, когда они узнают, что им ничего особенного не светит и светить не может. Они ведь догадаются, что это расстарался кто-то из их коллег. Но и тогда, я уверен, и тогда половине из них даже не придет в голову подозревать Майкла. Вы себе даже близко не представляете, что он с ними сделал за эти пять дней.

Трубка разразилась поучительными трелями. Кларк поморщился.

– Я его профайл сам читал. Ничего подобного там и близко не было. Умный, яркий, незаурядный… стандартная белиберда. Не было там ничего подобного, не было, и все. И в этом вся соль.

Трубка высказала короткое соображение.

– Да какая там казуистика! – вдруг рявкнул Кларк. – Я двадцать лет этим уже занимаюсь! Я их всех знаю, всех видел, знаю лучше, чем они сами когда-нибудь знать будут! Не был он таким! Не был! А теперь взял и стал! Знаете, кто он на самом деле? Не знаете? Так я вам скажу. Он гений, ясно вам?! Гений! Как Моцарт. Такой, какие раз в три поколения рождаются. Только ему пианино никто не давал. Читали ему о музыке, говорили ему о музыке, долбили ему о музыке, а пианино не давали. Не подпускали даже! Говорили ему, что инструменты вообще больше не делают, что музыка – это уродливый пережиток прошлого, что музыка – это для дикарей. И он сидел себе в своей конторе и готов был просидеть там всю жизнь, потому что по-настоящему ему ничего, кроме музыки, не надо. Только он не мог это даже толком понять. Потому что пианино ему никто, никогда, нигде не давал. А мы дали! И мы не только дали. Мы показали ему, как на нем играют, мы рассказали ему, что музыку никто не отменял, мы ему песни спели о том, как он замечательно играть на нем будет, и мы сказали ему, что с этим инструментом он может делать все, что ему заблагорассудится. И вот этими нашими играми мы его разбудили! Вот то, что в нем спало годами, вот это мы и разбудили!

Он замолчал, подвигал желваками и устало сказал в ошарашенно молчащую трубку:

– К власти он пришел самым демократическим путем. Честных он очаровал. Сильных заставил служить. Тех, кто не захотел его любить, заставил бояться. Аналогий никаких не видите? И все за пять дней. Пять дней. Говорю вам – мы разбудили что-то страшное.

Загрузка...