Меч теней

Маркла подобрали и отнесли на скромную смотровую площадку на небольшом холме.

— Как далеко была армия, когда ты ее увидел? — спросил Дростан, указывая на различные ориентиры в поле зрения. — Отсюда до той ели или того ручья? Покажи мне.

Маркл нахмурился.

— Дальше, чем ручей. Почти до того клочка леса вон там. Так я бы сказал.

— А если бы ты сегодня увидел перед нами ту же армию на том же расстоянии, где бы она началась?

— Там, внизу, — Маркл указал на юг.

— Где именно?

— На том большом участке травы.

Почти все перед ними было либо травой, либо плоским участком, но Дростан не позволял своему нетерпению выказывать свое нетерпение.

— Какой участок?

— Коричневатая часть с желтыми цветами.

— И где она бы закончилось?

Маркл мотнул головой на север.

— Миля в ту сторону. Может, две.

— Как далеко миля?

— Разве ты не знаешь?

— Покажи мне.

Маркл указал на отдаленную рощу мертвых деревьев, белые безлистные стволы цеплялись за ясное небо.

— Примерно так далеко.

Дростан затаил дыхание, обеспокоенный рассказом мальчика. Если Маркл говорил правду, угроза была гораздо большей, чем мог себе представить старый рыцарь.

— Какой ширины была колонна? Сколько мужчин бок о бок?

Маркл пожал плечами.

— Не могу сказать, правда. Я был не так близко, чтобы увидеть каждого человека. Может, такой же ширины, как вот эта дорога. Во всяком случае, так это выглядело.

— Ясно, — то, что описал мальчик, казалось почти невозможным. Как, во имя богов, Сырнте удалось протащить такую ​​огромную армию через неизведанный лабиринт Южных лесов в самое сердце Моэна? — Теперь ты должен сказать мне, Маркл: ты сказал, что там были копейщики. Где в колонне начинались копья и где они заканчивались?

Допрос Маркла Дростаном продолжался так большую часть часа. Рыцарь неоднократно возвращался к одним и тем же вопросам, каждый раз задавая их по-разному, выводя мальчика на новые точки наблюдения, заставляя его использовать альтернативные ориентиры, пока, наконец, не был удовлетворен относительной последовательностью рассказа ребенка.

Затем он вернул Маркла на берег реки, передал его на попечение Лаэриона и отправил гонца в Королевский город.

Это были отрезвляющие новости, и Дростана охватило дурное предчувствие, когда он наблюдал, как гонец мчится на север. Акмаэль, когда-то ученик Дростана, а теперь его повелитель, никогда не сталкивался с врагом такого масштаба. Хотя Дростан хорошо обучил юного принца и не знал никого более одаренного в магии и войне, старый рыцарь боялся за своего короля и за людей, которых он поклялся защищать.

Поручив Лаэриону отвезти мальчика в Римсавен, Дростан сел на своего коня и осмотрел небольшую группу людей, ожидавших его приказа. Вскоре из Королевского города выйдут еще тысячи, среди них воины-маги, но даже в этом случае это будет мизерная сила, учитывая масштабы вторжения сырнте. И дни будут долгими.

«Возможно, мы не сможем остановить их в Эрундене, — подумал он, приказывая своим людям продолжать. — Но мы должны задержать их как можно дольше».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Жертва

— Госпожа Адиана! — девочки завизжали и побежали к Адиане, заливаясь смехом.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как она в последний раз держала их вот так, но казалось, что прошла вечность. Адиана глубоко вздохнула, вдыхая их сладкий аромат, и взяла каждое лицо в свои руки.

— Катарина. Таша, — они никогда не казались более красивыми, чем в этот момент. Катарина была румяна и весело хихикала. Таша пыталась улыбаться, хотя ее темные глаза были затравлены, без сомнения, признак жестокости Мехнеса. Адиана притянула девочку к себе для успокаивающих объятий. — Где Гемена?

— Разве ты не знаешь? — сказала Таша. — Она убежала. Они не нашли ее.

Сердце Адианы наполнилось смесью страха и надежды.

— Когда?

— В наше первое утро здесь.

— Вот и дурочка, — Катарина кружилась в новом платье, розовые шелка развевались вокруг ее лодыжек. — Видишь, что дала нам Сан’иломан? Она говорит, что мы должны жить как королевы.

Таша была одета в прекрасное бледно-голубое платье, но, опустив глаза, перебирала серебряные шнурки корсажа.

— Гемене не нужны красивые платья. Она хочет быть магой, — девочка прикусила губу и добавила отчаянным шепотом. — Я тоже.

Адиана коснулась подбородка Таши, заставляя девочку встретиться с ней взглядом.

— Ты мага. Ты никогда не должна забывать об этом.

— Из них обеих получатся прекрасные ведьмы-сырнте, — голос Ришоны, безошибочно узнаваемый в своем соблазнительном теноре, прервал их воссоединение.

Адиана испуганно подняла голову.

Она даже не заметила Сан’иломан во всем ее великолепии, глядя только на девочек. Ришона была еще более завораживающей, чем ее помнила Адиана, мелодией изящества и женского обаяния. Она носила богато окрашенные шелка, которые подчеркивали ее стройную фигуру. Ее черные волосы были заплетены в косу и украшены жемчугом; ее горло и руки сверкали драгоценностями.

Адиана вспомнила предупреждение принца Мехнеса о протоколе, и она отвела взгляд, покраснев.

«Моя королева» — вот слова, которые пришли на ум, но Ришона не была королевой Адианы. После недолгих раздумий она выбрала вместо этого:

— Почтеннейшая королева.

Ришона громко рассмеялась.

— О, ради богов, Адиана! Можно подумать, мы никогда не были друзьями.

Катарина хихикнула. Даже Таше удалось застенчиво улыбнуться, хотя она нашла руку Адианы и крепко сжала ее.

Адиана подняла голову, не зная, что сказать или сделать. Ришона стояла рядом, ее духи были ароматами жасмина и ночи.

— Я могу только представить, какие жестокие шутки, должно быть, сыграл с тобой мой дядя, — сказала Ришона. — Скажи мне, Адиана, он утверждал, что мои стражи убьют тебя, если ты хотя бы увидишь меня?

— По правде говоря, да, — ответила Адиана.

— Они могли бы сделать это раньше, когда ты сидела среди музыкантов. Но я вызвала тебя сейчас, и я дала своим людям четкие инструкции относительно твоего благополучия. Тебе не причинят вреда, милая Адиана. Так что взгляни на меня и обними меня как свою подругу.

Адиана напряглась, когда Ришона притянула ее ближе и поцеловала. Было что-то в тоне женщины, что напомнило Адиане принца Мехнеса в моменты, когда он думал, что ведет себя по-доброму.

— Я не думала, что мы найдем тебя в Моэне, — сказала Ришона. — Я представляла, что ты разбогатела в Селкинсен, обучая музыке дочерей богатых купцов.

— Я пришла сюда, чтобы помочь Эолин.

— Так мне сказали, — Ришона коснулась подбородка Адианы и изучила ее синяки. — Это сделал мой дядя?

Адиана кивнула, опасаясь дрожи на губах, стыдясь той легкости, с которой ее похитители могли вызывать слезы.

— У него странный способ показать свою благосклонность, — сочувствие в голосе Ришоны сдерживалось тревожным тоном любопытства.

— Это не было благосклонностью. Принц Мехнес думал, что я знаю, где Эолин.

— А ты знаешь?

— Нет, — Адиана отстранилась. — Он утверждает, что вы хотите ее смерти.

— Война — время сложных решений. Мага представляет серьезную угрозу нашим амбициям в Мойсехене. Тем не менее, со своей стороны, я давно желала ей другой судьбы. Ты должна помнить, что когда-то я любила ее, как и мой брат. Мы обращались с ней как со своей, даже предложили ей убежище среди сырнте после того, как Эрнан потерпел неудачу. Но она выбрала свой путь вместе с Королем-Магом, и теперь все наши взгляды совпадают: Эолин не отступит от верности ему. Поэтому, хотя я и предпочла бы, чтобы мага жила, я пришла к выводу, что другого пути нет.

— Другого пути нет? — ответила недоверчиво Адиана. — Неужели это судьба всех тех, кого ты когда-то называла друзьями, — умереть, потому что другого пути нет?

Примирительная улыбка Ришоны похолодела. Она разглядывала Адиану, затем посмотрела на девушек глазами без эмоций.

— Я вызвала тебя сюда не для того, чтобы ты подвергала сомнению мои суждения. Любой другой был бы выпорот за меньшее, чем то, что ты только что сказала. Но ты моя подруга, Адиана. Я понимаю, что ты перенесла, и могу представить, какое горе и негодование ты должна испытывать. Поэтому я скажу следующее: я пришла потребовать то, что принадлежит мне по праву рождения. Вот и все. Я бы хотела сделать это с помощью других средств. В течение многих лет я боролась за то, чтобы достичь этого таким образом, чтобы все вы были рядом со мной, но это единственный путь, оставленный мне богами, и я должен взять на себя его бремя.

— Мне жаль, что у тебя тяжелое бремя, — сказала Адиана. — Я вижу, как это заставляет тебя страдать.

Ришона стиснула зубы и отвернулась. Она подала знак одному из своих слуг, который принес плащ и накинул ей на плечи.

— Эти дни были для тебя долгими и ужасными. Тебе нужен отдых и правильное питание, прежде чем ты сможешь понять.

Сан’иломан ласково прикоснулась к щеке каждой из девочек, а затем снова обратила свое внимание на Адиану.

— У моих людей свои приказы. Ты теперь под моей защитой. Оставайся здесь с детьми, ешь и пей, сколько хочешь, отдыхай в моей постели, пока тебе не приготовят подходящее место. Вам никто не помешает. Если есть что-то, чего ты хочешь, нужно только попросить об этом.

— Тогда я прошу о нашей свободе.

Улыбка тронула полные губы Ришоны.

— Свобода не всегда желательна. Защита лучше. Сегодня вечером мы будем праздновать нашу победу в Моэне. Тебе найдут подходящее платье. Я хотела бы, чтобы ты сидела за моим столом и пила из моей чашки, как мы это делали в более счастливые дни Круга Кори. Потом поговорим.

Ришона ушла, окруженная охраной. После себя она оставила гул деятельности: слуги собирали мебель, проветривали постельное белье и расставляли еду. Никто из них не обратил внимания ни на Адиану, ни на девочек. У Адианы возникло тревожное ощущение, что ее положение ничуть не улучшилось.

— Поиграем? — Катарина хлопнула в ладоши. — Сан’иломан научила нас замечательной игре на доске из черного дерева с фигурками людей и монстров. Она говорит, что в нее играет вся знать Эх'Налама.

Но Таша притянула Адиану к себе и прошептала ей на ухо:

— Мне не нравится это место. Все притворяются добрыми, когда на самом деле они эгоистичны и жестоки. Пожалуйста, госпожа Адиана, отведи нас домой. Я хочу снова быть с Магой Эолин. Пожалуйста.

Адиана вздохнула, собираясь пообещать, что так и будет, но затем прикусила язык, хотя это и разбивало ей сердце. Нет большей жестокости, сказала она себе, обнимая Ташу, чем дать обещание, которое она, возможно, не сможет сдержать.

* * *

Было уже поздно, когда стражи разбудили Адиану.

Она заснула рядом с Ташей, поддавшись очарованию мягких подушек на низком диване. Таша была сонной, и ее волосы спутались. Даже сейчас она цеплялась за Адиану, словно решила никогда не отпускать. Адиана быстро поднялась, потянув за собой девочку, как всегда смущаясь под агрессивным взглядом людей принца Мехнеса.

— Катарина, — позвала она.

Девочка оторвалась от счастливого созерцания восьмигранных карт, оставленных ей Ришоной, каждая из которых была расписана странными и красочными символами.

— Вы с Ташей должны остаться здесь и присматривать друг за другом, понимаете? Я вернусь, как только смогу.

— Сан’иломан вызвала всех троих, — сказал один из охранников.

— И детей? — Адиана нахмурилась и посмотрела за плечи мужчин. Снаружи горели факелы, и ночь была черной. — Но уже так поздно.

Единственным их ответом было мрачное молчание.

Адиана задавалась вопросом, почему она настойчиво подвергала сомнению каждый отданный ей приказ, когда было ясно, что, пока продолжается этот кошмар, у нее не будет выбора.

— Но я хочу пойти с вами, госпожа Адиана, — сказала Катарина. — Сан’иломан обещала, что будет музыка, танцы и много еды.

— Держу пари, она превратит нас в еду, — возразила Таша. — Она бросит нас в печь и поджарит до хрустящей корочки.

— Таша, — упрекнула Адиана. — Не надо пугать Катарину такими историями.

— Я не боюсь, — сказала Катарина.

— А надо бы! — парировала Таша.

— Хватит, — Адиана пригладила волосы Таши и поцеловала ее в лоб. — Я не допущу, чтобы вы ссорились, как разъяренные гуси, после всего, чего нам стоило снова собраться вместе. Сан’иломан призвала нас, и мы должны идти. Это конец.

Она потянулась к Катарине, и девочка взяла ее за руку.

Их ждал паланкин, закутанный в прозрачные шелка, бледные, как туман в лунном свете. Транспорт был элегантным и роскошно обставленным, но от его вида у Адианы перехватило дыхание. Ее сердце колотилось в груди, а руки вдруг стали холодными от пота.

«Чем большую доброту проявляют эти люди, тем сильнее подозрения».

Один из стражей толкнул ее вперед, и она с большой неохотой залезла внутрь.

— Госпожа Адиана, — пробормотала Таша, занимая место рядом с ней, — что случилось?

Адиана заставила себя рассмеяться.

— Прохлада ночи глубоко пронзает тех, кто только что проснулся. Я должна была выпить немного вина, прежде чем покинуть палатку.

— Здесь есть вино, — Катарина сняла пробку с серебряной фляги и понюхала.

— Я не думаю, что тебе следует это трогать, — сказала Таша.

Преувеличенно закатив глаза, Катарина сделала глоток. Она протянула флягу Адиане, которая покачала головой, охваченная тошнотой при мысли о глотке.

— Как вы думаете, что это? — Катарина перебирала несколько маленьких корзин перед собой. От них исходил удушливый аромат, насыщенный странными специями, напомнивший Адиане рынки Селкинсен. У нее закружилась голова.

— Оставь это, — сказала она. — Вспомни, что Мага Эолин говорила о незнакомых травах.

Катарина надулась, но сложила руки и, наконец, села неподвижно.

Над ними висела небольшая клетка с белой совой, которая визжала и шумела крыльями, когда паланкин подняли и понесли. Борясь с приступом тошноты, Адиана изучала птицу, уверенная, что уже видела изображение раньше. Возможно, во сне или в кошмаре.

— Госпожа Адиана? — голос Таши появился, затем дрогнул и исчез.

В голове Адианы раздался низкий ритмичный стук. Она закрыла глаза и прижала ладони к ноющему лбу.

— Вам нездоровится?

— Ничего, — по правде говоря, она поддалась необъяснимой волне паники. Ливень черных точек взорвался перед ее глазами. — Ты что-то слышишь, Таша?

— Что, госпожа Адиана?

— Гул. Как шипение тысячи змей. Слова, которые я не могу понять…

Зимний холод проник в мозг ее костей. Затем дикий вой пронзил Адиану мучительным тоном. Черные когти потянулись к ней. Позади них она увидела зияющие дыры в призрачных и искаженных лицах.

Адиана изо всех сил пыталась вырваться из фантомов, чувствуя себя рыбой, пойманной в сеть, за исключением того, что ее тянуло глубже в самое темное из всех морей, а не вверх, к свету и воздуху.

— Помоги мне, — прошептала она, но течение было слишком сильным. Тревожные крики Таши стихли, Адиану унесло рекой теней и ужаса. Щупальца тумана тянулись к ней, хватая ее за лицо, как бешеные собаки, обвивая ее конечности и горло, ускользая и возвращаясь, чтобы снова схватить ее. В ушах гудели голодные стоны. Нестройный рев сводил ее с ума. — Рената, пожалуйста! — закричала она.

Старый маг прошептала ей на ухо:

«Музыка — это твое волшебство. Мелодия — это твое заклинание».

Но какую музыку можно было найти в этой темноте? Какая мелодия была в этом ужасном хаосе? Адиана протолкнула воздух через горло, пытаясь снова закричать, но с ее губ не сорвалось ни звука. Щупальца цеплялись за нее, как колючие лозы, врезались в лодыжки и запястья и тянули ее против течения.

Мощная вонь ударила ей в ноздри, словно гниль человека, умершего много дней назад. Яростно она дернулась и снова очутилась в паланкине.

Она увидела шелковый занавес.

Голос Таши звучал совсем рядом, в отчаянии звал ее по имени.

Женщина склонилась над Адианой, гладя ее по волосам, бормоча странные слова в утешительной интонации. Ее лицо было осунувшимся и постаревшим, серые глаза были подведены краской.

— Это закончилось, — сказала она. — Пойдемте, теперь вы можете встать.

— Что закончилось? — Адиана заставила себя сесть. — Что случилось?

Старуха смотрела на нее с понимающей улыбкой.

— Такая красота и сила в твоей душе. Они бы взяли тебя без разрешения Сан'иломан, если бы могли.

Таша взяла Адиану под руку.

— Никто не заберет ее.

Старуха рассмеялась. Ее длинные волосы были аккуратно заплетены и закручены. На ней было белое одеяние с поясом, украшенным драгоценностями, и струящийся разноцветный плащ. Золото украшало ее голову и горло; серьги каскадом рубинов свисали с худых плеч.

— Кто вы? — спросила Адиана.

— Я Донатья, жрица Микаты и служанка Сан’иломан. Ты пойдешь со мной, — она кивнула Таше рядом с ней и Катарине, которая спала в паланкине. — Дети остаются здесь.

— Нет! — Таша заплакала. — Ты больше не разлучишь нас.

Донатья сузила глаза и кивнула стражникам.

Один из мужчин оттащил Ташу от Адианы, другой связал музыкантке руки. Таша боролась со своим стражем, лягаясь, царапаясь и крича, пока Донатья не выступила вперед и не ударила ее по лицу.

— Тишина! — сказала она. — Сырнте не терпят непослушных детей. Еще немного суеты с твоей стороны, и я отрежу тебе язык.

Таша всхлипнула и умоляюще посмотрела на Адиану.

— Будь хорошей девочкой, Таша, ладно? — тихо сказала Адиана. — Позаботься о сестре.

Таша покачала головой, закусив губу, чтобы не заговорить. Ей связали ноги и положили обратно на носилки, занавеску закрыли за ней, а Адиану увели.

В ту ночь в Моэне звучала музыка и песни, но не в этом месте. Донатья и охранники отвели Адиану к небольшой роще далеко за разрушенными стенами города.

Адиана узнала холм. Иногда они устраивали здесь пикники с лордом Фелтоном и его семьей, взрослые делились сладостями и горьким элем, а дети кувыркались в траве. Гемена бесилась с Марклом и его разношерстными уличными мальчишками, и их смех доносился до яркого летнего солнца.

Счастливое воспоминание вызвало острую боль в животе Адианы. Те дни казались теперь далеким сном. Возможно, ничего из этого на самом деле никогда не происходило.

Факелы освещали им путь. На вершине невысокого холма был большой круг, отмеченный странной светящейся стеной. Внутри полупрозрачного голубого пламени Адиана увидела движение. Когда они приблизились, в фокусе оказались неуклюжие звери, расхаживающие на четвереньках с черными когтями на длинных светящихся конечностях. Они подняли свои бесформенные лица в неземных завываниях.

Адиана в ужасе вскрикнула, узнав монстров из своего видения. Посреди них стояла Ришона, яркая, как полная луна, с обсидиановым клинком в руке. У ее ног безутешно плакала беременная девушка, спутанная масса ее волос была зажата в непреклонной хватке Сан'иломан.

Адиана сжалась, сопротивляясь движению стражи. Ришона ударила с такой скоростью, что Адиана не поняла, что произошло, пока из горла девушки не хлынула река крови, и она в конвульсиях не рухнула на землю. Сан'иломан отступила от своей жертвы, и монстры набросились на добычу, вспоров ее живот и поглотив все, что нашли внутри.

Колени Адианы подогнулись. Она упала на сырую землю. Рвота вырвалась из ее бурлящего желудка. Вся сила покинула ее конечности. Охранники грубо схватили ее за руки и потащили к краю круга, где Ришона шагнула сквозь огненную завесу.

— Что это? — Ришона бросила взгляд на Адиану, прежде чем окинуть Донатью суровым взглядом. — Я не просила ее. Я послала за детьми.

Донатья ответила почтительным поклоном, затем приблизилась к Ришоне и прошептала ей на ухо, все время не сводя ястребиного взгляда с Адианы. Выражение лица Ришоны смягчилось, когда жрица заговорила. Улыбка коснулась ее губ. Когда Донатья закончила, Сан'иломан посмотрела на Адиану так, словно увидела ее впервые.

— Милая Адиана, — сказала она, — кто бы мог предвидеть, что ты будешь носительницей такого великого дара?

Взяв музыкантку за волосы, Ришона потянула Адиану к кругу. Со связанными и бесполезными руками Адиана брыкалась и кричала, упираясь пятками в землю и отказываясь быть готовой добычей. Закованная в кольчугу ладонь тяжело опустилась на ее голову, посылая звезды в поле зрения и оживляя привкус крови на губах. Она потеряла равновесие, и ее неумолимо потащили вперед.

Вокруг нее закружилась тьма. Гром пробежал по земле. Она услышала крики мужчин и лязг металла. Свирепые руки, знакомые по своей жестокости, оторвали Адиану от Сан'иломан и швырнули ее на землю, подальше от стены пламени.

— У тебя нет права пользоваться этой женщиной!

Адиана выплюнула кровь изо рта, задыхаясь от каждого драгоценного вдоха. Тревожный запах наполнил воздух пряностями, смертью и горящими полями.

«Мехнес. Этот голос принадлежит принцу Мехнесу».

— Мне не нужно твое разрешение, дядя, — сказала Ришона. — Существа призвали эту женщину. Они жаждут ее, как никто другой. Она — ключ к нашему призу.

— Пленники и рабы не выбирают себе еду, — прорычал Мехнес.

— Чем больше магии мы им дадим, тем лучше они нам послужат. А она, — Адиана ощутила хищный взгляд Ришоны, — сосуд Примитивной Магии.

Наступила напряженная тишина, нарушенная дерзким смехом Мехнеса. Адиана услышала приближение его тяжелой походки и вздрогнула, когда он поднял ее лицо к свету факела.

— Сосуд примитивной магии, — в его глазах было веселье, а на лице была ухмылка. Адиане показалось, что боги особенно жестоки в этот момент, ведь дали этому злому человеку такое красивое лицо. Он отпустил ее так же внезапно, как схватил. — Мне не нужен демон, чтобы сказать мне это. У тебя, Ришона, есть молодые маги и любые другие женщины и дети этой провинции, которых ты пожелаешь. Эти существа будут довольны тем, что мы предлагаем, или они навсегда останутся в своей холодной тюрьме.

— Дядя…

— Отведите эту женщину в мои покои, — сказал Мехнес одному из своих людей. — Она должна быть вымыта и связана, как обычно, и оставлена ​​в покое, пока я не вернусь.

— Я — твоя королева!

Гневное заявление Ришоны остановило все движение.

Подняв глаза от своего жалкого состояния, Адиана увидела принца Мехнеса и Сан'иломан, взгляды которых были устремлены друг на друга, а челюсти были сжаты, их ярость была горяча и грязна, как горящая сера.

Не отводя взгляда от своей племянницы, принц Мехнес сказал неторопливым тоном:

— У тебя есть приказ, приятель. Делай, как я говорю.

Адиану подняли с земли и перекинули через широкое плечо. Когда ее уносили, она заметила, что выражение лица Ришоны колеблется в неуверенности.

Сан’иломан расправила плечи и сказала Донатье:

— Тогда приведи мне девочек. И поторопись. Мы не можем больше оставлять этот портал открытым.

Прошло несколько мгновений, прежде чем смысл этих слов дошел до Адианы.

— Нет, — сказала она, словно выходя из транса. Затем громче. — Нет! Не они. Не Катарина и Таша. Вместо этого возьми меня!

Никто не обращал на нее внимания. Солдат, несший ее, продолжал ровным шагом удаляться от круга огня.

В отчаянии Адиана огляделась, как могла, пытаясь вспомнить, где они оставили паланкин, надеясь мельком увидеть детей.

— Таша! — воскликнула она. — Катарина!

Их голоса доносились до нее словно издалека, тревожные и искаженные.

— Стойте! — Адиана взвыла, весь ее страх и ярость были направлены на эту отчаянную мольбу. — О, ради богов, остановись! Нельзя этого допустить. Возьмите меня! Пощадите девочек, умоляю вас.

— Заткните эту женщину! — взревел Мехнес.

Грязная тряпка была засунута Адиане в рот.

Слезы горели в ее глазах. Каждый мускул сжался. Ее внутренности взбунтовались, будто вот-вот могли вырваться из тела. Со связанными руками она била своего похитителя в спину, но каждый удар был бессильным. Измученная ужасом своей беспомощности, она остановилась и снова прислушалась к девочкам.

Теперь до нее доносилось так мало звуков. Ровный стук походки ее похитителя. Шипение факелов. Далекая музыка и смех, доносившиеся к ним из города.

Затрудненный ритм ее дыхания.

Пот пропитал ее лиф, ручейки стекали по ее напряженной шее. Она попыталась оглянуться в сторону огненного круга, но они уже были невыносимо далеко, двигаясь под углом, не позволявшим ей видеть.

«Пожалуйста, — умоляла она, надеясь, что Боги услышат эту единственную безмолвную молитву, — избавь их от этого. Отпусти меня вместо них. Пожалуйста…».

Крики Катарины и Таши разорвали ночь, пронзительные от ужаса, прерванные горькой тишиной смерти.

Дрожь земли сотрясала землю, сопровождаемая оглушительным ревом кровожадных монстров. Солдат потерял равновесие, спотыкаясь и ругаясь, когда Адиана выскользнула из его рук. Она не почувствовала удара о землю, но осталась безвольной и нечувствительной к окружающему миру.

Солдат восстановил равновесие, взвалил ее себе на плечи и продолжил путь к палатке Мехнеса.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Портал

Эолин разглядывала окутанный тенями лес, ее глаза были настороже, дыхание неглубокое, рука крепко сжимала дубовый посох.

Бортен пошевелился рядом с ней, поднялся на ноги и обнажил Кел’Бару. Длинный клинок поймал полоску лунного света.

В нескольких шагах позади них маг Кори и Мариэль погрузились в собственные сны.

Сверчки тихо шумели, но деревья замерли. Даже листья не шуршали в темноте.

— Что это такое? — шепот Бортена был едва слышен.

— Даже не знаю, — чувство, подобное дуновению зимнего воздуха, взъерошило волоски на руках Эолин.

Она вспомнила время, не так давно, когда ночной лес был местом теплой тайны, которое можно было исследовать с весельем. Теперь она стала настороженно относиться к этому полуночному царству, чья способность скрывать могла быть как благоприятна для них, так и предать их.

Туман плыл, нежный и серый, прямо за широкими стволами впереди. Глухой ветер стонал в деревьях, сопровождаемый шелестом жестких кустов. Тяжелую тишину пронзил пронзительный крик пятнистой совы.

Бортен шагнул вперед и занял среднюю позицию, крепко сжимая рукоять Кел’Бару.

— Возможно, мы должны предупредить Кори… — слова Эолин оборвались, когда туман пришел в движение, закрутившись небольшим вихрем, который слился в призрачно-белого зверя.

В тот момент, когда Демон Наэтер принял форму, он прыгнул на Эолин.

Бросившись на его путь, Бортен низко качнулся и разрезал светящуюся плоть. Чёрная пасть скривилась в мучительном вопле, демон отшатнулся назад, а затем снова бросился, разорвав ногу Бортена чёрным когтем.

Эхекат, фэом думаэ!

Гром от посоха Эолин разбросал Бортена и зверя. Бортен оправился и вонзил Кел'Бару в туловище демона. Когда он упал, из тени выскочил второй демон и впечатал Эолин в землю, выбив посох из ее рук.

Эхекат, — выдохнула она. — Со мэй.

Инстинктивно вызванное и отчаянное заклинание сработало. Возник оберег. Демон бушевал над Эолин, как зимняя буря, рвал когтями магический щит, зияя пастью, как бездной Преисподней.

Эолин боролась с силой его голода, не зная, как долго продержится ее сила. Как только она подумала, что оберег не сработает, древнее проклятие прогремело в ее сознании.

Саэнау

Ревоерит

Нефау

Волна тошноты охватила ее. Тьма поглотила свет. Существо покатилось, словно к пропасти, увлекая за собой Эолин. Когти разорвали ее юбку, а затем ускользнули.

Лес стало видно. Эолин оказалась на коленях, пыталась отдышаться. Бортен помог ей подняться на ноги.

Кори держал свой посох обеими руками, целясь хрустальным камнем в отступающего демона. Темное облако вытекало из кристалла, несясь к монстрам и скрывая их в тени. Они жались друг к другу и били воздух, наполняя ночь мучительным воем.

— Эолин! — шея Кори напряглась от усилий. — Мне нужно белое пламя!

Восстановив концентрацию, Эолин призвала самый чистый огонь, известный Дракону.

Эхекат. Энте рехорт.

Луч света вырвался из ладони маги и вонзился в демонов, воспламенив их кобальтовым пламенем. Кори и Эолин поддерживали свою магию столько, сколько могли, опираясь на силу леса. Наконец демоны рухнули под их совместным огнем.

— Хватит, — устало сказал Кори. — Этого достаточно.

Эолин выпустила свое заклинание. Бортен шагнул вперед вместе с Кел'Бару, отрубил демонам головы и начал рубить их тела на куски.

Пот выступил на лбу Кори. Он положил руку на плечо Эолин.

— Ты в порядке?

— Да, — она боролась с дрожью в голосе. — Я устала, вот и все. Где Мариэль?

Появилась девушка и обняла Эолин. Они прижались друг к другу, Мариэль плакала, Эолин бормотала слова облегчения и утешения.

Кори шагнул вперед и присел рядом с кусками светящейся плоти, оставленными Кел’Бару. Он водил по ним рукой, будто изучал угли в угасающем костре. От останков поднимался пар.

— Холодные, как лед, — удивленно сказал он. Затем он встал и осмотрел руку и ногу Бортена, оба залитые кровью.

— Ничего, — сказал рыцарь.

— Ты снова прав, — ответил Кори. — Поразительно.

— Кори, пожалуйста, — Эолин вырвалась из хватки Мариэль. — Неужели ты и сейчас должен быть таким неприятным?

— Неприятным? — Кори изогнул бровь. — Все, что я имел в виду, это то, что монстры такого рода, только что пришедшие из Преисподней, могут нести темную магию, которая может просочиться в самые простые раны и убить человека. Мы же не хотим, чтобы Бортен умер жалкой смертью от отравления демонами, да?

Эолин проводила Бортена к ближайшему упавшему стволу. Рыцарь сел, а она разорвала окровавленную ткань, покрывавшую его раны.

— Терпение, Эолин, — сказал Кори. — Человек все же устал от битвы.

Эолин проигнорировала мага. Когти глубоко вонзились в плоть Бортена, но не было никаких признаков темной магии. Поток крови уже начал замедляться.

— Мариэль, принеси фляжку воды, ладно? — Эолин расстегнула свой аптечный пояс и отложила в сторону иву, арнику и лисьи травы. — Я найду больше трав утром. Это все, что у меня есть, и повязку придется менять каждый день.

Бортен положил пальцы под подбородок Эолин и поднял ее лицо к своему.

— Я сам могу собирать травы, Эолин, и перевязывать свои раны. У тебя есть возможность сбежать, и ты должна сделать это сейчас. Каждый момент, когда ты остаешься здесь, — это шанс на собственную смерть.

— Это всего лишь еще один день пути, — сказала она. — Тогда я полечу в Селкинсен, и Мариэль сможет…

— Что, если эти существа снова появятся сегодня ночью? Что, если их станет еще больше? — тон Бортена был нетерпеливым, граничащим с гневом. — Что, если сырнте найдут нас завтра?

Эолин приняла от Мариэль фляжку с водой и принялась промывать рану Бортена с большей энергией, чем нужно.

— Я приняла решение. Я не хочу больше говорить об этом.

— Эолин, — голос Кори резко оборвал их. — Встань, ладно? И отойди от рыцаря.

— О, ради богов, Кори! — она села на пятки. — Не начинай и ты.

— Я не пытаюсь вмешиваться в ссору с твоим любовником. Встань, говорю. Живо.

Серьезность его тона вызвала новый страх, и Эолин повиновалась.

Мариэль отступила на несколько шагов с настороженным выражением лица.

Бортен настороженно наблюдал за Кори, сжимая рукоять Кел’Бару.

Маг подошел к Эолин, его глаза были сфокусированы не на ней, а на ее ауре.

— Что это? — он потянулся, чтобы коснуться эфирных цветов, которые определяли ее дух. — Эта тень… раньше ее не было. Похоже, кто-то пробил дыру в твоей жизненной силе.

Его слова оборвались. Маг снова повернулся к убитым Наэтерским Демонам, которые теперь были беспорядочным скоплением светящихся луж, которые уменьшались, пока они смотрели.

— И тень исчезает, когда наши нападавшие исчезают из этого мира, — он сделал паузу и нахмурился. — Это случилось с тобой в прошлый раз, когда они напали?

— Откуда мне знать, Кори? Я не могу видеть свою ауру.

— Да, конечно. Но Наэтерские Демоны могут. Они видят ее из своего царства и следуют за ней, как мотыльки на пламя или волки на пир. Движимые голодом к силе, которая сможет, наконец, разрушить их тысячелетнюю тюрьму.

Эолин покачала головой.

— Ты говоришь чепуху, Кори. В моей ауре нет ничего, что не было бы предложено магом или магой за все столетия, прошедшие после изгнания Демонов Наэтер. На самом деле, твоя магия сильнее моей, и, следовательно, более привлекательна для них.

— Моя магия не сильнее твоей, но даже если бы и была, дело не в этом. Они не просто видят тебя, Эолин. Они используют тебя как портал.

У Эолин перехватило дыхание. Ее рука инстинктивно потянулась к серебряной паутине у основания горла.

— Что он имеет в виду? — голос Мариэль дрожал

— Любое место, где души были вырваны из тел с помощью насилия, предлагает Наэтерским Демонам путь в наш мир, — сказала Эолин. — Во время битвы при Эрундене моя душа была вырвана из тела и брошена в Преисподнюю. Акмаэль вернул меня к жизни, но разрыв между этим миром и их миром остался. Он следует за мной, куда бы я ни пошла.

— Нет, — Бортен покачал головой. — Это не имеет смысла. Прошли годы с тех пор, как Церемонд наложил это проклятие. Если то, что вы говорите, правда, они давно бы пришли.

— До сих пор им не оказывали помощи, — сказал Кори. — Сырнте кормят их магией, и с каждым приемом пищи они становятся сильнее.

Несколько мгновений никто не говорил.

Затем Бортен решительно вдохнул, поднялся и привязал Кел’Бару к талии Эолин.

— Бортен, что ты делаешь? — спросила она.

Он взял серебряную цепочку, поднял ее над ее головой и вложил медальон ей в ладонь.

— Иди к королю. Будь под его защитой. Здесь мы больше ничего не можем для вас сделать.

— Но я не могу…

— Он прав, Эолин, — сказал Кори. — Самое безопасное место для тебя — в Городе, с Акмаэлем и всеми его магами.

— Если я вернусь сейчас, я отправлю эту опасность в самое сердце крепости Вортинген.

— Мы не можем быть в этом уверены, — сказал Кори. — Способность этих тварей найти тебя может быть связана с близостью Сырнте. Но даже если это не так, не ты одна несешь это бремя. Акмаэль также спустился в царство мертвых. Пока мы разговариваем, его могут преследовать демоны.

Холодный ужас овладел Эолин.

Бортен положил тяжелые руки ей на плечи, заставляя встретиться с ним взглядом.

— Если король будет захвачен врасплох и убит, мы разорены. У него нет наследника. В Мойсехене разразится гражданская война, и все, что Сырнте придется сделать, это подождать, пока мы не опустошим наши поля и не уничтожим свой народ, прежде чем претендовать на то немногое, что осталось.

Эолин отпрянула от него.

— Я знаю, Бортен! Думаешь, я не понимаю, что это значит? И не боюсь за нашего короля и наш народ? На сердце так тяжело, что я едва могу это вынести. Я понимаю, что должна вернуться. Просто я…

Ее голос дрогнул. Воспоминание о поцелуе Бортена вернулось свежее, как летний ветерок, болезненное, как нож.

— Я хочу, чтобы все было по-другому, — прошептала она.

Выражение лица Бортена смягчилось. Он разглядывал ее с грустью в глазах.

— Я хотел бы поговорить наедине с Магой Эолин, — сказал он.

К большому облегчению Эолин, Кори не сделал пренебрежительного замечания и не хмурился.

— Пойдем, Мариэль, — только и сказал маг. — Попрощайся со своей наставницей.

Мариэль прикусила губу и сморгнула слезы. Она обняла Эолин.

— Скажи мне, что мы еще увидимся. Скажи мне, что тебе не причинят вреда.

— Помни, чему я тебя научила, Мариэль, — сказала Эолин, потому что в смутные времена она не стала бы давать ложных обещаний. — Делай, как просит Бортен. Если пройдет год, а я не вернусь, попроси свой посох весной.

— Мага Эолин, не…

— Ты мага в традициях Эйтны и Карадока. Дракон позаботится о тебе и даст тебе наставника.

Слезы текли по щекам Мариэль, а Эолин поцеловала ее в лоб.

Маг Кори ободряюще положил руку на плечо девушки.

— Когда прибудешь в Город, — сказал он, — найди Верховного Мага Телина. Попроси его показать тебе королевскую библиотеку и отвести в покои Церемонда.

— Покои Церемонда? — даже сейчас одно упоминание имени этого волшебника могло заставить сердце Эолин колотиться. — Зачем?

— У него была коллекция книг, древних и ценных. Летопись женской магии, произведения, написанные от руки великими волшебниками, секреты, собранные из далеких мест. Мы знаем, что эта библиотека спрятана где-то в его покоях, но нам так и не удалось расшифровать заклинание. Ты должна найти вход, Эолин. Инстинкт уверяет меня, что внутри есть оружие, которое можно использовать против наэтерских демонов.

Она кивнула.

— Я сделаю все возможное, маг Кори.

— Осмелюсь сказать, что твои усилия могут спасти это королевство, — выражение лица Кори было редкой смесью сочувствия и восхищения. Он сделал паузу, прежде чем добавить. — Есть еще одно, о чем я хотел бы попросить тебя. Оставь мне свой посох.

Эолин колебалась. Дуайен Гемена однажды посоветовала ей никогда не доверять свой посох другому магу.

— Не думаю, что это было бы разумно.

— Меч Бортена не поможет нам, если демоны Наэтер снова появятся, а у сырнте есть своя магия. Я многое могу сделать без посоха, но для нас будет лучше, если он у меня будет.

Эолин посмотрела на Бортена, но тот лишь пожал плечами.

— Это твое решение, Эолин. Я не знаю, к чему может привести твой посох в его руках.

С неохотой Эолин вытащила посох из того места, где он лежал. Несмотря на свою неуверенность, она пошла бы с большим спокойствием, если бы у них был этот инструмент для их защиты.

Она протянула полированный дуб Кори, который положил обе руки на его гладкую поверхность. Они стояли на мгновение, глядя друг на друга и держа посох между собой, в то время как их магия встретилась и резонировала с низким гулом.

— Я доверяю тебе этот инструмент, маг Кори, чтобы ты мог использовать его для защиты тех, кого я люблю, кого я оставляю под твоей защитой, — она притянула мага поближе и добавила с легкой угрозой. — Если Бортену или Мариэль причинят какой-либо вред по твоей вине или неудаче, клянусь богами, я убью тебя в следующий раз, когда мы встретимся.

Он улыбнулся.

— Я тоже буду скучать по тебе, Эолин. И не беспокойся о своем драгоценном рыцаре. Его самоотверженная преданность твоему благополучию делает его более ценным для меня, чем ты можешь себе представить. Я обещаю не причинять ему боль. Почти.

— Будь ты проклят, Кори! — она попыталась вырвать посох из его хватки, но Кори крепко держался.

— Это была шутка, — сказал он. — Тебе нечего бояться, Эолин. Твоя ученица и твой возлюбленный в безопасности со мной.

Эолин осмотрела лицо и ауру Кори в поисках признаков обмана, но ничего не нашла. Она отпустила посох и напряглась, когда Кори обнял ее.

— Помни, что я говорил тебе о Королеве. Будь осторожна. Будь благоразумна, — он отпустил Эолин и повернулся к ее ученице. — Я хочу научить тебя нескольким заклинаниям, Мариэль, которые могут тебе понадобиться в ближайшие дни. Почему бы нам не начать уроки прямо сейчас и оставить Бортена и Эолин наедине делать то, на что вдохновляет залитый лунным светом лес?

Они вдвоем ушли, звук их шагов затих в темноте.

В последовавшей тишине Эолин не могла заставить себя взглянуть на Бортена. Она изучала серебряную паутину в своей руке, украшение, связывавшее ее с Акмаэлем, подарок, когда-то означавший их неизменную любовь.

Бортен шагнул вперед и взял ее руки в свои.

— Кажется, прошло всего несколько дней с тех пор, как я впервые увидела тебя, — сказала она. — Теперь я не знаю, встретимся ли мы когда-нибудь снова.

Эта мысль вызвала новую волну горя, которую она отогнала, обняв его, вдыхая его аромат глины и измельченных листьев, теперь смешанный с тревожным запахом свежей крови.

Бортен отодвинулся с серьезным выражением лица.

— Прости меня, Эолин, за то, что я никогда не говорил тебе о смерти твоего брата.

— Это не имеет значения. Эрнан выбрал свою судьбу. Я могу принять это сейчас. И мы с тобой построили с тех пор другую жизнь, в новом мире.

— Мы не можем стереть прошлое, Эолин. Оно живет с нами, говорим мы об этом или нет.

Эолин удалось весело улыбнуться.

— Ты говоришь как моя Дуайен.

— Твой брат доблестно погиб, решив защищать тебя до последнего вздоха. Я не знал, кто он такой, но знал только, что он убьет короля, если я не остановлю его.

— Одному из них суждено было умереть в тот день. Ты убил моего брата и спас нашего короля. Поэтому я должна простить тебя и поблагодарить.

— Это нелегко для тебя.

— Да, — тихо сказала она.

— После того, как твой брат погиб, король доверил тебя мне. Я помню тот момент, будто это было вчера. Это был первый раз, когда я держал тебя в своих объятиях.

— Бортен, пожалуйста…

— Ты была истощена и замерзла, твоя одежда обгорела, а кожа отливала синевой. Ты казалась скорее мертвой, чем живой, и, тем не менее, я считал тебя самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. Такова сила твоей магии, твоя доблесть. Ты была магой, которая избежала всех костров Мойсехена и вернулась, чтобы бросить вызов Королю-Магу. Ты проиграла битву, Эолин, но ты завоевала его сердце.

— Я не хочу говорить об этом сейчас.

— Он любил тебя тогда и любит до сих пор. Любой дурак это увидит.

— У Акмаэля есть его королева и его королевство. Я не привязана к нему.

— Он — король.

Она ощетинилась от его голоса.

— Я — Высшая мага. Я выбираю хранителя своего сердца. Я, и никто другой.

— Ты? — он говорил так, будто обращался с вопросом к себе. — Кто-нибудь из нас действительно выбирает, когда дело доходит до любви?

— Боги преподносят нам подарок, — сказала она, хотя и чувствовала отчаяние в своем голосе. — Отказаться было бы оскорблением.

— Боги дали нам свой дар, а теперь забирают его. Судьба возвращает тебя к Королю-Магу. Я чувствую это всем сердцем, хотя это наполняет меня отчаянием. У меня нет будущего на пути, который тебе предстоит пройти, Эолин.

Ее дыхание сбилось, а голос дрожал от гнева:

— Значит, это все? Наша дружба, наша привязанность, наш поцелуй? Все просто заканчивается здесь?

Он не отступил от ее вызова, а шагнул вперед и взял ее лицо в свои руки.

— Я видел, как ты строила свою школу и ковала новую жизнь из пепла. Мы разговаривали, спорили, делились трапезой, дрались на стороне друг друга. Я — скромный рыцарь из Моэна — мнил себя богаче самого Короля-Мага. На три года Боги даровали мне то, чего так жаждал мой король. Каждый божий день я просыпался и видел тебя. Я всегда любил тебя, Эолин, но встать между тобой и нашим королем означало бы только подвергнуть нас обоих опасности.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Акмаэль — хороший король, но он такой же человек, как и все остальные. Однажды он оказал мне великую милость, когда его отец погиб от острия моего копья. Он больше не будет потакать мне, если я заберу кого-то еще, кого он любит.

— Это полная ерунда! Акмаэль никогда бы…

— Это иллюзия, которую ты питаешь из-за его великой доброты к тебе. Многие скажут, что он был слишком добр к маге из Моэна. Никогда не позволяй ему думать, что ты выставила его дураком.

Эолин перевела дух в знак протеста, но он заставил ее замолчать поцелуем, страстным и горько-сладким.

Эолин провела дрожащими пальцами по чертам его лица.

— Почему судьба была так жестока, чтобы вдохновить эту любовь в тот момент, когда мы должны попрощаться?

— Иди, — сказал он хриплым голосом. — Уходи, пока я не попросил тебя остаться.

Она снова потянулась к его губам, но он отступил.

— Иди, — сказал он тихо.

Эолин позволила серебряной паутине соскользнуть с ладони и держала ее на тонкой цепочке.

Эхекат.

Амулет начал вращаться вокруг своей оси.

Элеом энем.

Заклинание разбивало ей сердце. Она держалась за образ Бортена, даже когда вокруг нее растаял лес, мрачный вихрь, поглотивший все и оставивший ее во тьме на мгновение.

Под ее ногами материализовался пол, холодный и твердый. Знакомый аромат камня, земли и вневременной магии окутал ее. Появились стены, занавешенные тенями.

Одинокая свеча освещала маленький столик. Бледный лунный свет струился через сводчатые окна и вырисовывал силуэт Акмаэля, который стоял к ней спиной и смотрел на город на юге.

Не так давно Эолин думала, что никогда больше не ступит в это место, где она впервые отдалась Королю-Магу. Она нервно взглянула на кровать Акмаэля. Она была удивлена, что не увидела фигуру Тэсары под одеялом, пока не вспомнила любопытную привычку королей и королев не делить свои личные покои.

Эолин колебалась, а серебряный амулет в ее руке был теплым. Было бы просто вернуться в Моэн, к Бортену, в этот момент. Возможно, Акмаэль даже не заметит, что она была там.

Плечи Короля-Мага напряглись. Он изменил свою позицию и склонил голову набок, как будто почувствовав присутствие позади себя.

— Акмаэль, — сказала она.

Он обернулся с ножом в руке.

— Это я. Эолин.

Она услышала его резкий вдох.

— Эолин. Слава богам!

Акмаэль заключил ее в свои объятия и покрыл ее лицо поцелуями. Эолин утонула в сладкой близости его объятий, в аромате его кожи, в воспоминаниях о счастливых приключениях в залитых солнцем лесах.

Затем она отстранилась. Ее колени ослабли, и она изо всех сил пыталась успокоить пульс и восстановить дыхание.

— Мы так много потеряли. Моэн захвачен. Сырнте призывают демонов Наэтер в наш мир.

— Демоны? — сомнение окрасило его тон.

— Я видела их. Одного в Южном лесу и двух только что, в дне пути от перевала Эрунден. Высшая Магия удержит их, но убить их может только это оружие, — она расстегнула пояс, на котором был Кел'Бару, и протянула свой меч Акмаэлю.

Он обнажил клинок, держа его под лунным светом, словно приветствуя старого и не совсем желанного знакомого.

— Поэтому я должен владеть галийским мечом, если я хочу противостоять Сырнте. Будем надеяться, что теперь он меня послушается.

— Он послушается, мой Король. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это было так.

Улыбка коснулась его губ. Акмаэль вложил меч в ножны и отложил его в сторону.

— А еще… — начала она.

Он заглушил ее поцелуем.

— Пожалуйста, мой Король. Я должна сказать…

— Эолин, любовь моя, — Акмаэль взял ее лицо в свои руки. Сильные руки, закаленные магией и созданные для войны. Руки, которые вызывали боль желания знакомым прикосновением. — Завтра мы будем готовиться к нашим боям. Сегодня я хочу быть только с тобой.

Его губы снова нашли ее, и Эолин поддалась их настойчивости, своему желанию. Она закрыла глаза, дрожа, когда он освободил ее тело от удушающих пут ее рваного платья.

Акмаэль поднял Эолин и отнес к своей теплой постели. Тот тихий голос протеста, что звучал в ее сердце, был заглушен непреодолимой потребностью раствориться в этой близости, полететь на крыльях Дракона и забыть ужасы, осаждавшие ее мир.

Эолин пила из чаши их общего желания. Когда экстаз завершился, и их страсть прошла, она проснулась в объятиях Акмаэля, слушая ровный стук его сердца.

Король-Маг поерзал во сне, крепче обняв ее. Эолин прижалась губами к его теплой груди, благоговея перед глубоким чувством безопасности, которое она чувствовала в центре его замка.

Когда она погрузилась в сон, ее мысли вернулись к Бортену, к сладкому открытию его поцелуя, к печали их расставания, к жизни, которую они никогда не узнают.

— Я люблю тебя, — пробормотала она, хотя уже не была уверена, для кого предназначались эти слова.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Горе

Походка Мехнеса была быстрой, а характер грубым. При всей своей распутной красоте и женственной элегантности Ришона могла вести себя как безмозглая шестилетняя девочка, когда на нее сваливалось настроение.

Как только они насытили Наэтерских Демонов и вернулись в свой павильон, ярость Ришоны взорвалась со скоростью огня. Мехнес урегулировал спор с насилием, редко направляемым на его племянницу, выбивая из нее гнев, пока она не повернулась к нему, как рысь в течке, в отчаянии от старого и знакомого голода. Этот момент наполнил его скорее весельем, чем желанием. Он насмехался над ухаживаниями Ришоны, а затем бросил ее, оставив Сан'иломан наедине созерцать горькую правду о ее зависимости от него во всем.

Факелы освещали беззвездную ночь. Ритм лагеря снизился до пульсирующего бормотания, характерного для короткого периода между тем, когда мужчины заканчивали со своими шлюхами и играми, и когда они вставали, чтобы начать новый день.

Мехнес нашел покой собственной палатки освежающим. Слуги выступили вперед, когда он вошел, предлагая чашу воды и полотенце, которыми он охладил лицо и шею.

— Женщина? — спросил он.

Они кивнули в сторону задней части павильона, где его кровать была частично скрыта прозрачной драпировкой и освещена свечами. Там Адиана спала, связанная по рукам и ногам.

Созерцая пейзаж своего следующего завоевания, Мехнес снял пояс и расстегнул камзол. Ее стройные лодыжки были едва видны из-под края легкой хлопчатобумажной рубашки, открывавшей изящные изгибы ее тела. Ее глаза опухли от силы ее слез; ее лицо было отмечено усталостью и отчаянием.

За его спиной слуги наливали вино, раскладывали еду и ставили на небольшой столик возле кровати свежую воду. Он позволил им помочь с его верхней одеждой и сел, пока один из них встал на колени, чтобы снять с него ботинки. С кубком в руке он отослал их.

Свечи источали сладкий аромат летнего шалфея и лилового аниса. Напряжение спало с его плеч.

Мехнес сделал глоток, откинул голову и закрыл глаза, прислушиваясь к тревожному бормотанию снов Адианы.

Он увидел сожженную женщину и обезглавленного мужчину. Адиана бежала от тех смертей по затянутым туманом переулкам, выкрикивая имена своих драгоценных девочек, напуганная безмолвным преследованием бесформенного врага.

— Джонайас, — судорожно пробормотала она. — Джонайас…

Кошмар исчез и начался снова.

Мехнес отпустил ее видения и открыл глаза.

Более добрый мужчина дал бы женщине выспаться от усталости и шока, но Мехнес не любил применять доброту. Конечно, в последние дни интригующая красота Адианы сделала его необычайно благожелательным. Он воздержался от того, чтобы покалечить ее прекрасные руки. Он защитил ее от низменных инстинктов своих людей. Он предоставил ей почетное место среди своих музыкантов и сегодня спас ей жизнь.

Завтра его дорогая племянница Ришона в убийственной ярости может отравить эту прекрасную артистку из Селкинсен. И Мехнесу останется удовлетворять свои потребности на слугах и шлюхах, большинство из которых уже хорошо использовались его людьми.

Он отставил свое вино с решительным ворчанием.

Пришло время потребовать причитающееся.

— Адиана.

Она вздрогнула, открыла глаза, а затем крепко их закрыла, словно пытаясь отгородиться от него.

— Посмотри на меня.

Ее глаза покраснели, щеки покрылись пятнами, словно в лихорадке.

Он сел рядом с ней, используя влажную ткань, чтобы освежить ее лицо.

— Тебе нужно постараться не плакать так много. Эффекты плохо выглядят на таком светлом лице, как твое.

Сухой смех сорвался с ее губ. Она отвернулась. Когда она говорила, ее голос дрожал:

— Колодец моих слез может быть глубоким, принц Мехнес. Но это вы продолжаете окунать свою чашку. Верните этих детей к жизни, и я буду очень рада перестать плакать.

Он отложил ткань, положил руку ей на щеку.

— Я хотел бы кое-что спросить у тебя, Адиана, и ты должна ответить правдиво.

Она стиснула зубы и отвела взгляд.

— В прошедшие дни кто-нибудь из моих людей поднимал на тебя руку, причинял тебе какой-либо вред? Можешь отвечать, не опасаясь порицания или наказания. Если один из них нарушил мой приказ, я получу его голову.

— Вы сделали мне больно, — сказала она. — Возможно, вы могли бы потребовать свою голову.

Мехнес оценил ее непоколебимый юмор. Это отличало ее от многих других, которые просто плакали или бушевали в своем подчинении. Он изменил свою позу, чтобы помочь Адиане со связанными ногами.

Ослабив кожаный шнур, обернутый вокруг ее лодыжек, он провел ладонью по гладкой поверхности ее кожи, изящному изгибу ее голени.

— Воистину, ты прекрасна, Адиана. Даже на невольничьих рынках Эк'Налама редко можно увидеть женщину такой прекрасной формы.

Он поднес ее ногу к своим губам. Ее мгновенное сопротивление возбудило его, как и вкус ее кожи, ароматное масло розы, смешанное с ее собственным сладким ароматом. Когда его рука потянулась к колену Адианы, она отдернулась и свернулась калачиком, как раненый щенок.

Он уселся рядом с ней, нашел ее руки и начал их развязывать. Ее конечности были гибкими, лишенными воли к борьбе. Но Мехнес хотел от нее большего, чем просто согласие.

— Кто такой Джонайас? — спросил он, поглаживая шелковистые пряди ее волос.

Удивление отразилось на ее лице, хотя ей удалось скрыть его за выражением презрения.

— Я думала, ты видишь все нити моего прошлого.

— Его лицо было скрыто в твоих снах. Кто он?

Что-то сломалось в ее выражении, позволив Мехнесу мельком увидеть уязвимость, которую он искал, неохотное осознание того, что у нее не осталось никого, кроме принца Сырнте.

— Он был стюардом моего отца, — ее голос упал до бормотания. — Когда мои родители умерли, и я убежала на причалы, он пришел за мной. Он забрал меня из той жизни и дал мне место в своем доме.

Откровение тронуло Мехнеса.

— Значит, ты звала своего покровителя.

— Почему вы притворяетесь, что близки со мной? — ее голос был твердым, но без огня. — Делайте то, зачем пришли. Это больше ничего не значит.

— Я не притворяюсь, — он взял ее нежную руку в свою. — Я намерен доставить тебе удовольствие.

— Шлюха не испытывает удовольствия.

Мехнес ласкал ее пальцы своими губами, нашел место на запястье Адианы, которое заставило ее вздрогнуть.

— Значит, ты никогда не была шлюхой принца Сырнте.

— Вы… — ярость заглушила ее слова. Она перевела дух и продолжила. — Вы убиваете детей, а потом приходите сюда и говорите со мной так, будто… Из какого гнусного места вы появились? Как можно жить так, как вы, без души и чувств?

— Это сантименты, — он ослабил шнуровку ее сорочки, обнажая сливочный подъем ее грудей. — Хотя ты можешь и не признать это. Я видел много убитых, Адиана: доблестных мужчин и красивых женщин, невинных детей, унесенных силами, превосходящими их разумение. Я давно научился не сожалеть об их уходе. Лучший способ почтить память умерших — это принять оставшуюся нам жизнь.

— Это не жизнь.

— Ах, нет? За что же ты с такой яростью цеплялась в последние дни? Из всех, кого мы нашли в той маленькой школе, осталась только ты. Единственная, кто был достаточно умен, чтобы найти убежище под моим крылом.

— Я не искала ничего подобного.

— Будь верна себе, Адиана. Ты никогда не чувствовала себя более живой, чем сейчас, когда смерть толпится рядом, снова и снова показывая свое жестокое лицо.

— Ты ничего не знаешь о том, что я чувствую.

Он заставил ее замолчать и положил пальцы ей на лоб, прикрывая глаза.

— Я знаю, как ты воспринимаешь мир, мерцающий вокруг тебя. Даже сейчас ты слышишь пульс этого лагеря, ропот моих людей. Каждый запах, каждый звук, каждое ощущение зовет тебя, потому что ты заглянула смерти в глаза и выжила. Ты не можешь закрыть глаза на комфорт этой постели, на тепло моего прикосновения, на запах нашего желания.

Его рука прошла от груди к животу и отдернула складки ее юбки. Она отпрянула, но он обездвижил ее, не торопясь исследовать секреты ее женственности.

Страх и тоска, стыд и отчаяние боролись за контроль над выражением лица Адианы. Он мог чувствовать сладкую боль всех ее ран, вновь открывающихся, усиление пустоты, которая толкала ее к опыту, ощущению, насыщению.

Между ее бедер вспыхнул жар. Мехнес поддерживал нежное, но настойчивое прикосновение, дразнил ее грудь языком и зубами, пока, наконец, она не выгнула спину и не поежилась, сдавленный всхлип сорвался с ее губ.

Он отдернул руку, и на его пальцах блестели признаки ее желания.

— Боги! — слезы текли по ее лицу, и она била его в грудь сжатыми кулаками. — Пусть они возьмут тебя и разорвут на куски.

— Будь осторожна со своими просьбами, Адиана. Кто защитит и утешит тебя, если я уйду?

— Я не забуду этих девочек. Я никогда не прощу того, что ты с ними сделал.

— Мне не нужно твое прощение, — он разорвал ее хлопчатобумажную сорочку пополам и навалился на нее своим весом. — Ну же, Адиана, хватит слез. Детей в этом мире легко заменить. Позволь мне помочь тебе вспомнить, как.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Совет

Золотой свет косо падал в покои короля, оставляя на каменном полу яркие копии высоких окон через одинаковые промежутки времени.

Смущенная тем, что проспала так долго, но не желая покидать уютную постель Акмаэля, Эолин зевнула и потянулась. Простыни были мягкими, пропитанными его магией и неотразимым ароматом их общей любви. В ее памяти шевелились истории, старые легенды, рассказанные у костров ее деревни, о принцессах, которые спали сто лет, спрятавшись в сердце какого-то старого замка.

— Я бы спала сто лет, — пробормотала она, — если бы мне представилась такая возможность в этот момент.

Акмаэля нигде не было видно. Эолин смутно помнила, как он встал перед рассветом, тепло его губ на ее виске. Он накинул ей на плечи одеяло, уговаривая уснуть, и тихо закрыл за собой дверь. Это было похоже на очередной сон, самый приятный за долгое время. Она не могла вспомнить, когда в последний раз просыпалась такой отдохнувшей.

Она села и была поражена внезапным движением в углу, девушка поднялась с деревянного табурета. На служанке было простое платье, а волосы были аккуратно убраны под бежевый чепец. Она сделала короткий реверанс, настороженно глядя и крепко сцепив руки перед собой.

— Кто ты? — спросила Эолин.

— Миледи Мага Эолин — девушка снова сделала реверанс. — Я Ессения. Король просил, чтобы я позаботилась о вас, когда вы проснетесь.

— Позаботилась?

— Да. То есть, если вам угодно, миледи Мага Эолин.

Эолин выросла, заботясь о себе сама, и не могла понять притворной беспомощности членов королевской семьи, когда дело касалось купания, одевания, приготовления пищи и еды. Но юная Ессения так стремилась угодить, и, по правде говоря, Эолин не знала, с чего начать, если она хотела найти чашу с водой, еду или свежую одежду.

Поэтому она кивнула и сказала:

— Очень хорошо. Но, пожалуйста, зови меня Эолин.

— Как пожелаете, миледи Эолин.

— Нет, — Эолин потерла переносицу, чувствуя, как тяжелая тяжесть легла ей на глаза. Она не принадлежала этому месту. Никогда. — Просто Эолин, пожалуйста.

— Я не могу этого сделать! — глаза Ессении расширились на ее круглом лице. Затем она опустила взгляд и снова сделала реверанс. — Я имею в виду, простите меня, миледи, но было бы нехорошо называть вас по имени.

Эолин вздохнула и посмотрела на каменные стены, желая, чтобы они хоть на мгновение исчезли и открыли древний лес, покрытый изумрудным мхом, освещенный рассеянным золотым светом. А за массивными деревьями река с кристально чистой водой текла по гладким валунам, где они с Акмаэлем играли, пока солнце не опускалось низко, и сумерки не звали их домой.

Она стряхнула с себя видение и улыбнулась Ессении.

— Тогда ты можешь звать меня Мага Эолин. Но, пожалуйста, только не миледи.

— Как пожелаете, миледи. О, прошу прощения, — еще один реверанс. — Мага Эолин.

Утренняя трапеза, вернее, полуденная, уже была накрыта на полированном дубовом столе: хлеб и сыр, фрукты, мясо и сладкий мед. Ессения обернула теплый халат вокруг плеч Эолин, когда она села, чтобы утолить ненасытный голод.

Пока мага ела, служанка усердно убирала колтуны из ее медных локонов гребнем с редкими зубьями. Появились еще слуги с кувшинами пресной воды и большим неглубоким тазом.

Покончив с трапезой, Эолин приняла предложение Ессении помочь ей помыться и наслаждалась ощущением рук служанки, натирающих мылом ее уставшее тело, прохладной воды, стекающей по ее волосам и спине.

Нижнее белье и платье, которые они принесли, были простыми, но тонкой работы, юбка и лиф темно-синего цвета. Через мгновение Эолин узнала платье. Оно было одним из нескольких оставшихся годы назад, когда она отказалась от предложения Акмаэля и отправилась на юг. Осознание того, что он хранил его все это время, удивило и тронуло ее сильнее, чем она хотела признать.

Ессения очень бережно ухаживала за волосами Эолин, вплетая в элегантную косу нитку речного жемчуга. Эта экстравагантность смущала магу, но она не протестовала, потому что прикосновение Ессении расслабляло ее, и ей нравился счастливый шепот жемчуга. Камни, рожденные водой и жизнью, их песня была беззаботной, никогда не заглушаемой более глубокими настроениями их более древних и тяжеловесных собратьев.

Закончив, Ессения отошла полюбоваться своей работой.

— У вас больше ничего нет, Мага Эолин?

Озадаченная вопросом, Эолин нахмурилась и пожала плечами.

— Другие драгоценности, — объяснила Ессения, — чтобы украсить ваш внешний вид.

— О, — рука Эолин поднялась к основанию ее горла. Прошлой ночью серебряная паутина соскользнула с ее пальцев где-то между поцелуями Акмаэля и его кроватью. — Да, у меня есть ожерелье, но я не знаю, что с ним стало.

Амулет нашелся вскоре на столике рядом с кроватью. Ессения нахмурилась, будто это было не совсем то, что она имела в виду.

— Это подарок короля, — сказала Эолин. — Уверяю, это уместно.

— Конечно, — Ессения кивнула. Она застегнула амулет на шее Эолин, затем отступила и сделала короткий реверанс. — Вы желаете чего-нибудь еще, миледи? Прошу прощения. Мага Эолин.

— Нет. Спасибо, — руки Эолин беспокойно двигались друг против друга. Она оглядела комнату, не зная, что делать дальше. — Где король?

— Он встречается со своими советниками, — она указала на широкую тяжелую дверь, ведущую в остальные его апартаменты. — Он просил, чтобы вы разыскали его, когда будете готовы.

Эолин кивнула и направилась к двери. Ессения побежала открывать. Мага остановилась в дверях, опасаясь приглушенных звуков мужских голосов, доносившихся по коридору.

«Будь осторожна, — предупредил Кори. — Будь благоразумна».

— Есть еще один вход? — спросила Эолин.

— Другой? — Ессения выглядела так, словно ее только что попросили разгадать неразрешимую тайну.

— Да. Другой способ для меня попасть на аудиенцию короля. Путь слуг, наверное.

— Нехорошо, если вы войдете как слуга.

— Но я не могу… — Эолин прикусила губу. Она не знала, кто ждет с Королем, но если она войдет вот так, все точно узнают, откуда она пришла. — Королева с ним?

— Нет, Мага Эолин, — Ессения изогнула бровь в дружеском, заговорщическом выражении. — Королеве нездоровится.

«Конечно, — Эолин вспомнила. — Выкидыш».

Потребность навестить Тэсару, позаботиться о ней и утешить ее в трауре захлестнула сердце Эолин, хотя она знала, что это невозможно. Не сейчас. Глубоко вдохнув и расправив плечи, Эолин двинулась по коридору.

Ее появление в зале совета прервало все разговоры.

Вокруг длинного стола, занимавшего центр комнаты, собралось более дюжины мужчин: дворяне в элегантно вышитых камзолах, рыцари в доспехах и Высшие Маги в развевающихся мантиях цвета лесной зелени.

Эолин узнала нескольких старых приверженцев Церемонда, среди которых был добрый старый Цетобар, длиннолицый лорд Херенсен и друг Кори, верховный маг Телин. Эти же люди отправили маг и всех их союзников на погребение. Они заставили Дуайен Гемену скрыться, заключили в тюрьму Бриану из Восточной Селен и стерли столетия гордой истории. Они пытали мать Эолин, приговорили ее к смерти и смотрели, как она горит. Теперь все законы, которые когда-то запрещали женскую магию, были отменены, но эти мужчины стояли здесь, обладая той же властью, что и всегда, и наблюдая за ней.

«Ждут ошибку маги».

— Мага Эолин, — Акмаэль, стоявший во главе стола, заметил ее присутствие.

Эолин сделала глубокий реверанс.

— Простите меня, мой Король, за то, что прервала аудиенцию.

— Ты не помешала. Нам всем очень не терпится узнать больше о твоих испытаниях в Моэне, — Акмаэль протянул к ней руку. Его лицо ничего не выражало, как обычно, когда он встречался со своими людьми, но Эолин видела, что ее внешний вид ему нравится. — Проходи.

Она приблизилась, занимая пространство, созданное подвинувшимися телами.

— Верховный маг Цетобар, — она кивнула розовощекому магу, сидевшему напротив, у которого даже в самые серьезные моменты сохранялась добрая искра в голубых глазах. — Рада снова вас видеть.

— Уверяю вас, Мага Эолин, мы искренне разделяем ваши чувства, — сказал он.

— Взаимно, верховный маг Телин. Лорд Херенсен, — Эолин встречалась глазами с каждым мужчиной по очереди, приветствуя всех собравшихся, извиняясь перед теми, чьи имена она не помнила, и отмечая появившиеся новые лица.

— Это лорд Пенамор, — Король вмешался, когда она подошла к мужчине на дальнем конце стола. — Новый посол из Рёнфина и дядя королевы.

Эолин надеялась, что выражение ее лица не выдало учащенного сердцебиения. Пенамор был высоким мужчиной с жесткими плечами, вытянутым лицом и проницательными глазами. На нем был грифельно-серый плащ, а на его камзоле был герб и цвета его короля — ножны из серебряной пшеницы на зеленом фоне.

Она кивнула.

— Рада встрече, лорд Пенамор. Добро пожаловать в Мойсехен. Сожалею, что нам приходится принимать вас при таких тяжелых обстоятельствах.

— Как и я, — ответил он, бросив холодный немигающий взгляд.

— Мага Эолин, — Акмаэль вытащил большую карту южных провинций и разложил ее перед ней. — Мы получили известие от сэра Дростана, который получил информацию о силах вторжения от беженца, встреченного по дороге в Эрунден. Он намерен задержать армию у перевала, пока мы не прибудем.

— Вы встретитесь с ними в Эрундене? — спросила она.

— Мы пойдем на рассвете.

Эолин нахмурилась и изучала карту, обеспокоенная этой новостью по причинам, которые она не могла понять. Мужчины возобновили разговор. Их разговоры об оружии, припасах и наемниках текли позади ее мыслей, как журчание ручья, пока опасность, которую она чувствовала, не развернулась в ее сознании, как темная роза.

— Возможно, это неразумно, — сказала она.

Все смотрели на нее так, словно уже забыли, что она здесь. Эолин прикусила губу, не зная, стоило ли ей вообще говорить. Она оглядела стол, пока ее глаза не встретились с глазами Акмаэля.

— Пожалуйста, Мага Эолин, — сказал он. — Говори.

Она судорожно вдохнула.

— Мой Король, прошло всего три года с тех пор, как вы встретили войска Эрнана в долине Эрунден. В тот день погибло много людей; завеса между миром живых и миром мертвых еще тонка. Если Сырнте намереваются призвать демонов Наэтер на поле боя, то эта долина может стать для них идеальным местом для этого.

Многие шуршали ногами и покашливали, бросая взгляды сомнения, любопытства и презрения.

— Осмелюсь сказать, что Мага Эолин права, — сказал Телин, приподняв темные брови.

— Да, — согласился воин-маг по имени Галисон, светловолосый мужчина с широким лицом. — Но в данный момент мы не можем надеяться встретить Сырнте в Моэне. Не без больших потерь. Значит, они должны войти в долину Эрунден. И когда они это сделают, они призовут Демонов Наэтер и отправят их за нами, где бы мы ни находились.

Мужчины кивнули и выразили свое согласие только для того, чтобы вновь погрузиться в молчание, когда Акмаэль спросил:

— Что же ты посоветуешь, Мага Эолин?

Она запнулась под выжидающими взглядами.

— Ну, я… я не уверена, мой Король. Мы еще многого не знаем о демонах Наэтер или о силе, которую сырнте имеют над ними. Я думаю, их время в нашем мире ограничено целостностью бреши, которую они используют, чтобы войти в него, и мощью данной им магии. Поэтому, хотя сырнте могут призывать демонов Наэтер в долине Эрунден, я не верю, что они могут уйти далеко от того места, где они появились, разве что с помощью какой-то экстраординарной магии, силы, превосходящей все, что мы до сих пор видели.

— Они вполне могут обладать такой силой, — сказал Галисон.

— Я так не думаю, — ответила Эолин.

— Почему нет?

— Ну… — Эолин сделала паузу, потому что ее ответ основывался больше на инстинктах, чем на логике. — Если бы у Сырнте была такая грозная магия, им не нужно было бы призывать демонов Наэтер. Они могли бы просто раздавить нас и покончить с этим.

— Мага Эолин, — теперь Лин обратился к ней, его длинные пальцы сжимали посох из полированного вишневого дерева. — Насколько я понимаю, за вами был послан маг Кори. Почему его нет здесь?

— Это устройство, — она коснулась серебряной паутины на своем горле, — может одновременно перенести только одного практикующего. Маг Кори настоял, чтобы я использовала его, чтобы вернуться к королю.

— Где вы его оставили?

— К югу от перевала Эрунден.

— Тогда он может улететь, — заключил Телин. — Перейти через горы в Селкинсен и послезавтра быть в Римсавене.

— К сожалению, у него иной план, — ответила Эолин. — Кори намерен помочь сэру Бортену присмотреть за моей ученицей Мариэль. Если возможно, они вместе найдут выход из Моэна, а если нет, то помогут Мариэль остаться целой.

— Он нам нужен, — Телин повернулся к королю. — Нет никого, кто знает о магии Сырнте больше, чем он.

— Если и есть кто-то, кто может сбежать из оккупированной провинции, так это маг Кори, — сухо сказал лорд Херенсен. — Выживание — величайший талант этого человека.

— Но успеет ли он сбежать, чтобы помочь нам?

— Маг Кори понимает серьезность угрозы, с которой мы сталкиваемся, — сказал Акмаэль. — Если он послал вместо себя Магу Эолин, то был уверен, что она будет столь же ценна для наших усилий, как и он, если не больше.

— Маг Кори попросил вас отвести меня в покои Церемонда, маг Телин, — сказала Эолин, — чтобы мы могли расшифровать заклинание, ведущее к библиотеке. Кори убежден, что у Церемонда есть записи, которые могут помочь нам победить демонов Наэтера.

— Мы годами пытались открыть эту библиотеку, — сказал один из других Высших Магов, сутулый старик с редеющей бородой и хриплым голосом. — Это невозможно. Мастер не хотел, чтобы кто-нибудь входил ни до, ни после его смерти.

— Любые чары можно снять, — возразила Эолин, — даже наложенные мастером Церемондом.

Заявление было встречено мрачными лицами, головы отрицательно качались.

— Мы должны попытаться, — настаивала она. — Это может быть нашей единственной надеждой.

Их ропот возражений продолжался, но Акмаэль оборвал их:

— Высший маг Телин, вы сопроводите Магу Эолин и поможете ей с этой задачей. Все, что вы обнаружите, что может нам помочь, должно быть немедленно сообщено мне.

— Как пожелаете, мой Король, — Телин поклонился. Эолин показалось, что она уловила его подмигивание.

— Мага Эолин, — продолжил Акмаэль, — ты поделилась очень полезной информацией и идеями, но тебе еще предстоит ответить на мой вопрос.

— Мой Король?

— Что ты посоветуешь относительно долины Эрунден?

И снова Эолин нахмурилась, проанализировала свои мысли и привела их в порядок.

— Я бы послала магов сразу, как можно больше, чтобы они начали заделывать бреши, оставшиеся в долине. Этого не хватит, конечно. Как вы хорошо знаете, времени мало; закрытие всех этих дверей требует посадки новой жизни, ее роста и процветания. Но есть обереги, которые могут временно преградить путь. По крайней мере, мы можем усложнить им задачу.

— А если ты ошибаешься, Мага Эолин? — сказал сэр Галисон. — А если сырнте смогут выступить из Эрундена с армией наэтерских демонов? Что тогда?

Херенсен выступил вперед и сказал:

— Возможно, есть способ измотать Сырнте, выгнать их из долины до того, как они разобьют лагерь, чтобы у них не было возможности творить там свою магию.

— Напугать их или заманить вперед, — Акмаэль сцепил руки за спиной, сосредоточенно нахмурившись. — Уступить еще один дюйм земли после того, как они взяли Моэн и перевал Эрунден, кажется в лучшем случае безрассудством, и все же, если мы хотим быть честными с собой, мы должны учитывать тот факт, что информация, которую мы имеем об их армии, ненадежна, только рассказ раненого и испуганного мальчика. Позволив сырнте идти на север, к Римсавену, мы дадим нашим разведчикам возможность лучше оценить их численность, как людей, так и демонов.

— Мой король, — возразил Галисон, — я призываю вас не позволять им продвигаться дальше Эрундена.

— Я подумаю, Галисон, — Акмаэль ответил тоном, который положил конец всем обсуждениям. — Хотя я еще не принял решение. Маг Селдон?

— Мой король, — у мага, вышедшего вперед, было красное лицо с выпуклым носом и густой желтой бородой.

— Проследи, чтобы тридцать магов были отправлены сразу. Они должны как можно скорее отправиться в долину Эрунден и там приступить к работе, заделывая все бреши, которые смогут найти. Вы также должны отправить сообщение перед ними магистрату в Римсавене, чтобы он мог поручить своим магам ту же задачу.

— Как пожелаете, мой Король.

— При всем уважении, король Акмаэль, — выступил лорд Пенамор, посол из Рёнфина. — Это неприемлемо. Женщина, сидящая на военном совете? Ее совет услышали?

Акмаэль позволил вопросу повиснуть в воздухе, прежде чем ответить ровным тоном:

— Вы поступили бы правильно, лорд Пенамор, если бы не спрашивали, кто входит в мой совет.

Последовало тяжелое молчание.

— Милорд Пенамор, — примирительно вмешался верховный маг Цетобар, — это не просто женщина. Она — Высшая мага, обученная традициям Эйтны и Карадока. Единственная, оставшаяся у нашего народа. Ее знания столь же обширны, сколь и уникальны. Ее так же уважают, как и любого Высшего Мага.

— Она единственная среди нас встречалась с демонами, — добавил Телин. — И если я понял рассказ моего Короля о ее истории, она уже побеждала их. Дважды.

— То, что вы говорите, правда, — сказала Эолин, чувствуя Акмаэля и Пенамора, чьи взгляды были прикованы друг к другу, словно у оленей, готовящихся к атаке. — Хотя я бы не справилась с ними без помощи сэра Бортена и мага Кори.

— Вы должны рассказать нам, какие заклинания использовались, какие оказались наиболее эффективными.

— Конечно, маг Телин.

Напряженная тишина между Акмаэлем и Пенамором заглушила любые дальнейшие слова. Негодование захлестнуло зал совета. Кожу Эолин покалывало. Ей казалось, что молния вот-вот ударит в стол перед ней.

— Этого достаточно для одного утра, — коротко сказал Акмаэль. — У вас есть приказы.

Пенамор ушел первым, полный гнева. Остальные ушли по двое и трое, тихо переговариваясь, одни с большей поспешностью, чем другие.

Телин направился к Эолин, обходя большой стол и проскальзывая мимо движущихся тел. Красивый мужчина, всегда тщательно ухоженный, он ничуть не постарел с тех пор, как Эолин видела его в последний раз. Его посох из вишневого дерева был украшен головкой из андрадита.

— Мага Эолин, — он поклонился, подойдя к ней. — Ты, должно быть, очень беспокоишься о своей подопечной, юной Гемене.

Гемена. Эолин поднесла руку ко лбу и молча упрекнула себя. По правде говоря, она не думала о своей ученице все утро. Таково было заклинание Короля-Мага; даже ее остроумие осталось в его постели.

— Да, конечно, маг Телин. Где она?

— Она доверена мне. Если бы я знал, что ты вернулась к нам, я бы взял ее с собой сегодня утром. А так она изучает магию под руководством мага Веродена вместе с другими детьми ее возраста.

— Другие девочки, изучающие магию? Здесь, в Городе?

— Нет, не девочки. Здесь нет девочек, изучающих магию. Вернее, их не было до вчерашнего дня.

— Это в высшей степени ненормально, — с сомнением сказала Эолин, — иметь девочку, обучающуюся среди магов.

— Возможно, — ответил Телин. — Или, возможно, первая ошибка наших предшественников заключалась в том, чтобы отделить мальчиков от девочек.

— Верховный маг Телин, — суровый приказ Акмаэля прервал их разговор. — Ты тоже можешь идти.

— Конечно, мой Король, — он почтительно поклонился и сказал Эолин. — Я воспользуюсь этой короткой передышкой, чтобы привести Гемену в замок. Она будет рада узнать, что ты в безопасности и здорова.

— Спасибо, маг Телин. Я очень благодарна.

Он кивнул и ушел.

— Все вы тоже, — сказал Акмаэль своим слугам, — оставьте нас.

Они исчезли без единого слова и звука, закрыв за собой тяжелые двери.

Эолин повернулась к Акмаэлю:

— Мой Король, кое-что очень важное…

Он сократил расстояние между ними и прервал ее слова поцелуем, горячим, ненасытным. Когда она стала задыхаться, его губы отпустили ее, только чтобы без передышки скользнуть по ее шее.

— Любовь моя, — пробормотала она, обвивая его руками, охваченная внезапным экстазом от его прикосновения.

Эолин запустила пальцы в волосы Акмаэля. Он поднял ее на стол, отодвинув ее юбки, пока не нашел то, что искал. Его толчки были требовательными и глубокими, с оттенком гнева; она с силой вцепилась в него, заглушая крики удовольствия на его плече, голова кружилась от его ненасытного желания, пока не услышала его стон и не почувствовала, как его освобождение содрогается в ней.

— Любовь моя, — пробормотала она, осыпая его шею поцелуями.

Они оставались переплетенными, их дыхание звучало в такт угасающему пульсу его жара. Лоб Акмаэля был влажным, а платье Эолин вдруг стало душным.

Его пальцы погрузились в ее волосы. Мягко он оттянул ее голову, чтобы обнажить изгиб ее горла, снова лаская его губами. Расстегнув ее лиф, он наклонился, чтобы попробовать соленую росу, собравшуюся между ее грудями.

«Как я нашла в себе силы уйти от этого?».

— Во имя богов, ты великолепна, — прошептал он.

Он осторожно отошел, наблюдая за ней, пока она поправляла юбки и приглаживала волосы.

— Нет, — сказал он, когда она начала затягивать шнурки корсажа. — Оставь это как есть, пока.

Румянец выступил на ее щеках. Эолин кивнула, и Акмаэль помог ей подняться на ноги.

— Ты разозлил лорда Пенамора, — сказала она.

— Он разозлил меня. Не его дело указывать мне, как управлять моим советом.

— Его расстроило не управление советом. Меня не должно быть здесь, Акмаэль. Не так. Когда королева узнает об этом, она наверняка…

— Королева — не твоя забота, — он провел пальцами по изгибу ее шеи, позволил пальцам опуститься на ложбинку между ее грудями, где покоилась серебряная паутина. — Я не могу больше быть без тебя. Останься со мной сейчас. Обещай, что больше никогда не уйдешь.

Слова подвели ее. Эолин кивнула, хотя ее сердце оставалось неуверенным, и позволила ему обнять ее.

— Акмаэль, — сказала она, — окна, которые Неэтерские Демоны используют, чтобы найти наш мир, мы носим с собой, ты и я, куда бы мы ни пошли. Наше путешествие в Подземный мир сделало нас уязвимыми. Они могут найти каждого из нас напрямую, если у них достаточно магии, чтобы пересечь барьер.

Он отстранился и всмотрелся в ее лицо.

— Ты в этом уверена?

— Маг Кори увидел след в моей ауре после их последней атаки.

— Тогда мы должны создать оберег, способный запечатать брешь, сотканную в живой душе, — его тон был задумчивым, обеспокоенным. — Возможно, такие секреты можно найти и в библиотеке Церемонда.

— Это моя надежда, хотя ты не дал мне много времени, если мы собираемся идти на рассвете.

Он нахмурился, а затем коротко рассмеялся.

— Любовь моя, завтра мы не поедем на юг. Я иду на юг со своими людьми. Ты останешься здесь, в безопасности этой крепости.

Она колебалась, обремененная смутным предчувствием.

— Мы должны оставаться вместе, Акмаэль.

— Наша любовь выдержала большие разногласия и более жестокие конфликты, чем этот.

— Я не говорю о нашей любви! Мойсехен не сталкивался с такой угрозой на протяжении поколений. Все мои инстинкты подсказывали мне, что мы не победим сырнте или их Наэтерских Демонов, если мы будем не на одной стороне. Вот почему я пришла к тебе, чтобы доставить меч Эрнана. Ты не можешь противостоять этому врагу в одиночку. Я тебе не позволю.

— Вряд ли я буду один.

— Акмаэль, пожалуйста…

— Эолин, ты всегда была бы со мной, если бы это было возможно. Но однажды я испытал страх потерять тебя в бою. Я больше не буду терпеть эту пытку.

— Ты меня не слушаешь.

— Слушаю, но я не буду рисковать твоей жизнью против этого врага.

— Моя жизнь ничего не значит по сравнению с будущим этого королевства!

Акмаэль резко вдохнул, отвел взгляд и покачал головой.

— Эолин, — когда он повернулся к ней, на его лице было восхищение, но и решимость. Он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал в губы. — Если при изучении коллекции Церемонда ты обнаружишь учения, подтверждающие идею о том, что демонов Наэтер нельзя победить, кроме как с помощью союза нашей магии, тогда немедленно отправь моих посланников. Если я найду доказательства убедительными, я немедленно пошлю за тобой. В этом даю слово.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Пепел

Слуги вытащили Адиану из постели Мехнеса в предрассветные часы. Через голову было натянуто грубое платье, на плечи накинута поношенная накидка.

Слабая, с болью в мышцах от истощения и неправильного использования, она поддалась, и ее вывели из павильона Мехнеса. Пухлая надзирательница с кислым лицом приказала ей подождать рядом с парой мулов.

Животные глядели на Адиану, отрывая полные пасти сена от грязных тюков и смахивая мух беспокойными хвостами.

Как всегда, ее сопровождала охрана; на этот раз двое, их взгляды были похотливее, чем когда-либо. Адиана начала задаваться вопросом, была ли она обещанной им утренней едой.

Она поежилась, укутала плащом плечи, но безрезультатно. Ее охлаждал не ветер; это была ледяная пустота, поглотившая ее сердце и душу.

Лагерь растворялся в нарастающей какофонии активности. Под крики людей и стук инструментов разбирали палатки. Лошади ржали и топали. Суетливые слуги вынесли из шатра Мехнеса его обстановку, вытащили из грязи колья и бросили на землю ярко раскрашенный холст.

Адиана не могла видеть Лорда Сырнте, но слышала его голос, властный и нетерпеливый, когда он вел всю армию к единому ритму, зловещему реквиему по ее народу.

Наконец, он появился в шагах двадцати от себя в окружении офицеров, с которыми вел оживленную беседу.

Все внутри Адианы сжалось от чего-то, похожего на потребность, но в чем она предпочла распознать страх.

Его грудь закрывала полированная нагрудная пластина. С его широких плеч свисал бордовый с золотом плащ. На сгибе руки он нес шлем; другая рука покоилась на рукояти меча. Его темный лоб был нахмурен, челюсть — мрачно сжата. Каждое произнесенное им слово было резким и быстрым. Мужчины кивнули и попрощались, в то время как другие вышли вперед с внимательным выражением лица.

Никто не спорил с его волей.

Ритм приказов Мехнеса прекратился, когда Сан’иломан въехала в их гущу. Все ответили глубокими и продолжительными поклонами, кроме принца Мехнеса, который остался стоять и встретил Ришону с вызовом во взгляде.

Сан’иломан сидела на каштановой кобыле, подняв подбородок и закрыв лицо сверкающей вуалью. Она носила нагрудник и плащ. Ее юбка лежала на лошади полосой полированного золота. На ее поясе висел украшенный драгоценными камнями скимитар.

Несколько мгновений Королева и Генерал молча смотрели друг на друга.

Затем Ришона протянула руку Мехнесу.

Он шагнул вперед и коснулся ее пальцев в перчатке своими губами.

Они обменялись тихими словами. Мехнес кивнул и подозвал свою лошадь.

Сердце Адианы забилось в панике, хотя она не понимала почему, пока не услышала сухое хихиканье охранника позади нее. Он подошел ближе и грубо схватил ее, игнорируя рычащие возражения своего спутника.

— Ты хорошенькая шлюха, раз попалась на глаза генералу, — сказал мужчина. Она съёжилась от запаха пота и грязи на его одежде. Его дыхание пахло вчерашним элем. — Но теперь ты будешь одна, не так ли?

Она не могла и подумать, что ответить, прежде чем его оттащили. Теплые брызги крови омыли щеку Адианы. Нападавший упал на землю, зажимая малиновую реку, текущую из его горла.

Его напарник смотрел бесстрастным взглядом, с гримасой на обветренном лице, пока чистил нож. Затем убийца перевел взгляд на Адиану, непристойное приглашение в его зияющей ухмылке. Улыбка сошла с его лица, и он упал на колени.

— Принц Мехнес, — сказал он, опустив глаза.

Адиана обернулась.

Генерал Сырнте изучал сцену с прищуренными глазами и грозным выражением лица.

— Простите меня, — продолжал страж, — я не подумал…

Мужчина перевел взгляд с Мехнеса на Адиану. Его спутник забился в конвульсиях и замер. Покорность наполнила его черты, и он решительно уставился в землю.

— Помилуйте, — сказал он хрипло.

Адиана могла видеть, как в глазах Мехнеса его ценность угасла.

— Слишком рано терять людей, — пробормотал принц Сырнте, но, тем не менее, обнажил меч.

— Принц Мехнес, пожалуйста! — Адиана схватила его за руку, но тут же отпустила из-за его гневного взгляда. Ее руки горели там, где она коснулась его, но все остальное тело было холодным, как зимняя ночь.

Она отвернулась и отвела взгляд. Когда она, наконец, обрела голос, он превратился в бормотание:

— Из-за меня пролито слишком много крови. Пожалуйста, пусть этот человек будет жить. Он не поднял на меня руку.

Адиана закрыла глаза, остро осознавая позицию Мехнеса, то, как он смаковал эту власть над жизнью и смертью. Прошло несколько мгновений, пока она готовилась к тошнотворному звуку металла, открывающего плоть. Брезент трепетал, ящики с грохотом падали на телеги, солдаты хрюкали, а офицеры протяжно кричали, требуя порядка.

После всех этих дней в воздухе все еще пахло огнем и горелым деревом, триумфом и поражением, весельем, страданием и кровью.

Больше всего кровью.

Всегда кровь. Вечная кровь. Горячие алые реки хлынули на землю, высыхая и превращаясь в пятна горькой охры, пронизывавшие душу, источая едкий пар, который наполнял лагерь и вызывал у Адианы тошноту.

— Пожалуйста, — она схватилась за живот, борясь с приступом желчи в горле. — Позволь ему быть. Или покончи с этим сейчас.

Мехнес ничего не сказал.

Затем он вложил свой меч в ножны.

Звук обрушился на Адиану, как ветерок из Южного леса, свежий и неожиданный.

— Уйди с глаз моих, — сказал Мехнес охраннику. — Не разочаровывай меня снова.

Мужчина убежал.

Принц Мехнес достал чистую тряпку и начал вытирать кровь с лица Адианы, его прикосновение было грубым, но не жестоким. Его глаза встречались с ее в мимолетные моменты, пока он работал. Закончив, он отошел.

— Тебе нужен отдых, — сказал он. — Сегодня этого будет достаточно.

Адиана молча наблюдала за ним. Звуки лагеря отошли на второй план; солдаты и вьючные животные расплылись. Лицо Мехнеса стало еще ярче, темные волосы смягчились седыми прядями, лицо было отмечено шрамами его многочисленных сражений, каменно-голубые глаза не знали ни любви, ни сострадания.

Он разрушил ее жизнь, изнасиловал ее дух и выпотрошил ее душу. От Адианы не должно было остаться ничего, и все же она стояла перед ним, ее взгляд был пристальным и непоколебимым.

Впервые за несколько дней Адиана не чувствовала страха.

Может, и в самом деле она уже совсем ничего не чувствовала.

Проницательная улыбка скривила губы Мехнеса. Он шагнул вперед и коснулся ее подбородка.

— Ты доставила мне удовольствие, Адиана из Селкинсена. Ты не останешься позади.

С этими словами он ушел, отдав несколько коротких приказов, и Адиана осталась в компании новой группы охранников. Один из них предложил ей присесть, а матрона с кислым лицом принесла миску тепловатой каши и чашу разбавленного вина.

Адиана потеряла из виду Мехнеса, хотя могла видеть, как его люди расходятся и двигаются, когда принц Сырнте приближался к своему скакуну.

Сан’иломан ждала на своей кобыле, неподвижной, как цапля у кромки воды. Хотя мерцающая вуаль скрывала лицо Ришоны, Адиана почувствовала взгляд королевы, острый, как ее обсидиановый клинок.

Мехнес взобрался на коня, обнажил меч и отсалютовал Ришоне. Крики верности и победы прогремели по лагерю. Флаги развевались высоко на утреннем ветру; лошади нетерпеливо гарцевали под звон металла и звяканье кольчуги. Когда королевская гвардия выстроилась вокруг королевы и ее генерала, облака в небе вспыхнули яркими красками бодрствующего солнца.

Марш на Мойсехен начался.

«Мага не должна грустить, когда восходит солнце, — однажды сказала Эолин. — Мага празднует рассвет и разделяет его радость».

Но Адиана никогда не была магой, и теперь она никогда ею не станет. Судьба превратила ее в никчемную женщину, шлюху злодея.

Адиану погрузили на телегу с остатками еды и снаряжения. Колонна змеилась впереди них, хотя половина лагеря, казалось, еще не начала свой марш. Телега скрипела и качалась, когда волы вытаскивали ее на дорогу.

Позади них появился Моэн, обугленные стены были увешаны яркими цветами Сырнте. Голые по пояс люди трудились, чтобы восстановить город, снося то, что было слишком слабо, чтобы восстановить, возводя барьеры из тяжелого камня за рядами заостренных кольев. Над ними солдаты стояли на кучах щебня и смотрели, как их товарищи идут своим чередом. Колонна начала свое неумолимое продвижение на север и запад.

Каждая впадина на дороге сотрясала Адиану. Холст, на котором она сидела, был комковатым; предметы под ним — твердыми и неподатливыми. Тем не менее, неудобство не отвратило сильную усталость, которая давила на нее. Она закрыла глаза, отдалась сну и не просыпалась до тех пор, пока не услышала счастливый смех девушки и мелодичные голоса, топот их ног по земле, когда они бежали к ней.

Госпожа Адиана!

Адиана вскочила на ноги, схватившись рукой за край тележки, сердце бешено колотилось в груди. Тревожными глазами она обшаривала вереницу повозок и мулов, слуг и рабов, которые шли среди них, всадников, окружавших их.

— Таша? — позвала она. — Катарина?

Никто не ответил.

Пухлая надзирательница, ехавшая во главе телеги, мрачно оглянулась.

Пара волов неподалёку объявила долгим протестующим мычанием, что они решили не продолжать. Погонщик кричал и хлестал их по бокам гибким прутом, пока, наконец, запряженные животные не заревели и неохотно рванулись вперед, а телега стонала позади них.

Адиана заправила растрепанные волосы за уши и натянула на голову капюшон плаща, чтобы спрятаться от безжалостного солнца, от стражников, наблюдавших за ней змеиными глазами.

— Простите меня, — пробормотала она.

Девочки не ответили. Даже Рената больше не шептала в ее голове. И Адиана не ожидала услышать их, почувствовать их присутствие не как затяжное мучение, когда-либо снова.

Она отдалась их убийце, погружаясь в забвение, как пьяница в вино, не думая и не заботясь о тех, кого любит, уверенная, что рассвет сотрет все воспоминания, а утренний свет пробился сквозь бесцветное небо, и она оказалась наедине с его болью.

Руки Адианы онемели, несмотря на теплый летний день. Кости болели, как в лихорадке. Она попыталась лечь на комковатый холст, но в тот момент, когда она закрыла глаза, Мехнес был на ней, безжалостные руки выжимали удовольствие из ее тела, впивая нектар ее женственности, будто она была созревшей сливой, раздавленной в его руках.

Содрогаясь, Адиана села, поджала колени к груди и уставилась на грунтовую дорогу, катившуюся под телегой, как пыльная река, длинные беспорядочные впадины, разбитые остроугольными камнями, всегда разные, но всегда повторяющиеся. Ритм успокаивал ее, убаюкивал, пока она не потеряла всякие мысли и почти не убедила себя, что нашла убежище в бесформенном мире.

Солнце было высоко, когда караван остановился. Всадники соскальзывали с лошадей и телег. Те, кто шел пешком, немного отошли от дороги, некоторые нашли места, где можно было присесть. Фляги с вином и водой откупоривались, а еда доставалась из потайных мест.

Один из стражей предложил Адиане воду, которую она приняла с настороженной благодарностью. Матрона дала ей яблоко, хмурясь, будто она приносила в жертву еду, достойную короля.

Адиана тоже соскользнула с тележки. Земля закачалась под ней, прежде чем стать твердой и устойчивой.

«Земля — источник силы маги, говорила Эолин, — источник всего ее мужества».

Адиана прошла несколько шагов и остановилась. Оглядевшись, она увидела, что стражи последовали за ней. Они смотрели, прикрыв глаза, настороженно, но как-то отстраненно. Они не сделали ни замечаний, ни упреков, поэтому она повернулась и продолжила, чувствуя их тяжелые шаги, пока брела по траве у дороги.

Ландшафт Моэна, несмотря на все обрушившиеся на него ужасы, не изменился. Травянистые холмы раскинулись низко, казалось, поднимаясь и опускаясь едва заметно, пока тянулись на юг к далекому пятну Параменских гор.

Посевы были плотно засеяны, хотя каждое поле было захвачено, по крайней мере, одним тощим деревом. Принц Мехнес был бы доволен, подумала она, с противоречивой смесью гордости и меланхолии, когда он увидел, насколько щедрой может быть эта земля.

Адиане пришло в голову, что она никогда больше не увидит провинцию Моэн; что куда бы ни вела эта война, она не вернет ее сюда.

Не то, чтобы было к чему возвращаться, кроме печали и утраты, горьких воспоминаний о радости и дружбе, которые она когда-то знала, о людях, которых она предала.

Она сняла туфли, уперлась ступнями в мягкие зеленые стебли и потыкала пальцами ног в травы, пока одна из них не уколола ее в ответ.

С резким вздохом Адиана опустилась на колени. Она узнала розетку и вытащила ее вместе с корнями из земли.

Цветок был темно-бордового цвета с золотым пятнышком в сердцевине, лилово-зеленые колючие листья, корни цвета слоновой кости, окрашенные кровью.

Адиана тяжело сглотнула, баюкая растение в руках, будто это был драгоценный камень, чувствуя, что Боги наконец-то улыбнулись ей.

«У меня может не хватить сил, чтобы избежать постели Мехнеса, но это я могу сделать. Я могу отвергнуть его семя. Эолин научила меня этому».

— Что это?

Голос мужчины напугал Адиану. Она вскочила на ноги, прижимая растение к груди, несмотря на то, что листья жгли ей пальцы.

Музыкант Калил разглядывал ее темными глазами, обрамленными тяжелыми ресницами, и его пухлые губы были сжаты.

Позади него стояла всегда бдительная охрана.

Адиана опустила взгляд.

— Это трава, которую моя мать когда-то использовала для чая. Я подумала, что, возможно, это поможет мне спать по ночам. В последнее время я плохо сплю.

Калил стиснул зубы и протянул руку.

— Могу я взглянуть на это?

Адиана колебалась. У нее не было возможности понять, узнает ли он лекарство. Если и была то, что мужчины считали невыносимым, так это мысль о том, что женщина по своей воле отвергает их семя. Тем не менее, если она будет держать растение подальше от него, это только вызовет подозрения.

С неохотой она передала его, надеясь, что то, что сказала Ришона во время ее пребывания в Круге, было правдой, что травы Мойсехена отличались от тех, которые использовали сырнте.

Калил взял растение за корень и медленно покрутил в руках. Он осторожно отломил кончик одного из листьев, раздавил его, понюхал, а затем коснулся языком. С гримасой он сплюнул.

— Это очень горько.

— Да, — Адиана запнулась. — Настой смягчает вкус, его смешивают с другими травами и… иногда подслащивают. Медом.

Калил медленно кивнул.

— Моя сестра любила горькие травы.

— Твоя сестра? Я не знала, что у тебя есть сестра, — за все годы, что они играли музыку для Мага Кори, Калил ни разу не упомянул о своей семье.

— Она умерла, — его глаза встретились с ее. — Она и мужчина, которого она любила.

— Прости, — сказала Адиана. — Мне очень жаль.

Он выдохнул, словно отгоняя воспоминание.

— Это случилось очень давно.

Тем не менее, он не вернул растение. Адиана посмотрела на землю под ними, тайком ища другую, хотя надежды найти ее было мало.

«Бладсворт — одинокая трава, — говорила Эолин. — Она скрывается от многих глаз, в том числе и от наших».

— Я говорил с принцем Мехнесом, — Калил снова сосредоточился на ней. — Он разрешил тебе сидеть с нами, когда мы репетируем. То есть, если на то будет твоя воля.

Адиане не понравился звук ее смеха. Это был высокий и прерывистый смех сумасшедшей.

— Что он сказал? Если на то будет моя воля?

— Нет, — хмурое выражение на лице Калила усилилось. В его глазах было сочувствие, и она презирала его за это.

«Как будто он мог понять. Как будто кто-то мог понять».

— Нет. Я так говорю: если будет на то твоя воля, Адиана. Для нас будет честью, если ты сядешь с нами.

Она отвернулась, чтобы он не увидел, как она вытирает жжение с глаз.

— Я больше не могу заниматься музыкой. Здесь не место для музыки. В моей душе не осталось мелодии.

Долгое время Калил молчал. Затем он подошел ближе и сказал тихим голосом:

— Все мы живем по милости богов и королей. Но пока у нас есть музыка, у нас есть свобода. Они не могут коснуться нас внутри наших песен. Ты знала это когда-то. Ты должна вспомнить это сейчас.

Ее горло болезненно сжалось.

Он протянул ей увядшее растение.

— Пообещай мне, что это не убьет тебя.

— Убьет меня? — она удивленно взглянула на него. — Нет, это не убьет меня. Ну, может, убьет, если я приму достаточно. Но я слишком труслива, чтобы убить себя.

— Труслива? — он сдвинул брови, будто это было последнее слово, которое могло прийти ему на ум. — Ты сказала, что его смешивают с другими травами. Что еще ты используешь?

— Анжелика. Мать-и-мачеха. Болиголов. Но это самое главное.

— Тогда я найду для тебя еще этих растений, — когда она не ответила, он добавил с неуверенностью в голосе. — Послать за тобой, когда мы будем репетировать?

Адиана пожала плечами и отвернулась. Взгляд ее устремился на юго-восток, туда, где когда-то стоял Экелар Эолин, где все ее инструменты сгорели в огне, а их прах развеяли жестокие и нераскаявшиеся боги.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Гнев Пенамора

Дядя Тэсары ворвался без предупреждения, расшвыривая слуг и дам, как лиса среди цыплят.

— Убирайтесь! Вы все.

Слуги королевы ушли с испуганными лицами и протестующим бормотанием. Рядом с ней осталась только Соня, сжимающая руку Тэсары когтистой хваткой маленькой птички.

— Более смелой блудницы я никогда не видел! — пророкотал лорд Пенамор, тяжело ступая по каменному полу, расхаживая перед ними.

Тэсара поерзала на подушках, но от непрекращающейся судороги в нижней части спины избавиться не удалось. Она заставила себя успокоиться.

— Значит, это правда. Этим утром Соня слышала шепот слуг. Говорят, ведьма появилась прошлой ночью и оставалась с ним до рассвета.

— Эти ее глаза, как тлеющие угли полуночной похоти, — слова Пенамора источали яд, но его взгляд, казалось, был захвачен запретной мыслью. — Она отвлекает каждого мужчину своим присутствием, но король позволяет ей стоять среди нас как равной, как члену своего совета, будто она что-то знает о войне.

— Давно говорят, что он ею очень увлечен.

— Увлечен, — Пенамор фыркнул. — Околдован, скорее. Эта женщина должна была сгореть вместе с остальными магами.

— Она не мага, — прошептала леди Соня. — Она обычная ведьма.

— Ведьма. Мага. Волшебница. Блудница, — Пенамор выплевывал каждое слово. — Они все одинаковы.

— Настоящая мага не стала бы соблазнять короля, — сказала Соня.

Лицо Пенамора исказила хмурая гримаса. Он ткнул пальцем в сторону Сони, обращаясь к Тэсаре.

— Почему эта женщина осталась, когда всем было приказано уйти?

— Потому что я велела ей остаться, дядя, — сказала Тэсара. — Соня изучала маг, как тебе хорошо известно. Я подумала, что ее знания могут быть полезны нам обоим при данных обстоятельствах.

Пенамор пронзил фрейлину тяжелым взглядом.

— У тебя есть проклятие, которое мы можем использовать, чтобы избавиться от этой ведьмы?

Соня поджала губы.

— Ну? — подсказал Пенамор.

— Я не претендую на знание их заклинаний и зелий. То, что я предлагаю, — это некоторое понимание их истории и учений.

Посол посмотрел на нее с презрением.

— Король-маг создает бастарда с этой шлюхой прямо сейчас, а ты преподаешь нам урок истории.

— Дядя!

— Я говорю только то, что нужно сказать, Тэсара. Что ты сделала за эти годы со всей своей красотой, со всей своей грацией? После многих жертв, которые принес твой отец, чтобы сохранить этот брак, тебе больше нечего показать, кроме этого? Тощая девушка, мертвый принц и шлюха в постели твоего мужа.

— Я не потерплю этих оскорблений! — гнев закипал в венах Тэсары. — Наша семья сошла с ума, думая, что я смогу умилостивить Короля-Мага. Ты научил меня вышиванию и верховой езде. Благотворительность и стильное платье. Песни и умные диалоги, скромные танцы и тихое послушание. Ты сказал, что это были инструменты, которые завоюют любовь короля. Но этот король меня не любит. Он любит только ту женщину, которая приносит ему две вещи, которые он больше всего желает: магию и войну.

— Самое большое желание короля — это сын, — прорычал Пенамор. — Дай ему это, и он полюбит тебя.

Сердце Тэсары болезненно сжалось.

— Слишком поздно. С самого начала не было никакой надежды.

— Будь ты проклята, Тэсара! — Пенамор ударил кулаком в стену. — Я не буду слушать эту чепуху. Ты найдешь способ вернуться к благосклонности Короля-Мага и родишь ему принца.

Тэсара нахмурилась и отвернулась. Еще не вытекла из ее чрева последняя кровь сына, а уже требовали, чтобы она зачала еще одного.

«Какая это горькая обязанность».

Страдать под тяжестью Короля-Мага, страстно желая нежности, которая, как она знала, никогда не придет, подавляя крики боли, чтобы не рассердить его. И тишина, наполнившая ее покои после его ухода: темная и непроницаемая, как его сердце, утешающая только своей способностью скрывать ее слезы.

— Милорд Пенамор, — тихо заявила Соня, — моя королева уже понесла большие потери от рук этой женщины. Если вы хоть немного любите свою племянницу, вы наверняка понимаете, что…

— Люблю свою племянницу? — Пенамор подошел к ним и встал над кроватью, совсем как король в день выкидыша у Тэсары, людоед, готовый нанести удар по малейшему поводу. — Моя любовь и мой долг связаны с моим королевством, безопасность которого зависит от способности моей племянницы угодить Королю-Магу и не дать ему создать бастарда-колдуна от этой бесстыдной ведьмы.

Тэсара долго разглядывала его, не мигая. Зимнее затишье охватило ее.

— Убирайся, — сказала она.

Глаза Пенамора расширились.

— Что?

— Оставь меня. Живо, — когда он не пошевелился, она добавила. — Или мне позвать своих охранников, чтобы они увели тебя?

Пенамор стиснул зубы, бросил на Соню змеиный взгляд и снова посмотрел на королеву.

— Я говорю только то, что ты должна услышать.

— Уйди!

Он поднял обе руки в жесте умиротворения и ушел.

Соня встала и закрыла за ним дверь. Хотя леди Соня и не была привлекательной женщиной, она знала, как себя подать. Сегодня на ней была бирюзовая мантия с отделкой цвета слоновой кости, которая оттеняла ее аккуратно собранные темные волосы. Ее осанка всегда была безупречной, исполненной спокойного достоинства.

— Было неразумно прогонять его таким образом, — сказала она.

Не упрек или дерзость, просто отражение мыслей Тэсары; то, к чему Соня проявляла дар с тех пор, как поступила на службу к Тэсаре.

Тэсара потерла лоб, ища ясную мысль, путь сквозь эту дымку страха и отчаяния.

— Не зови пока остальных. Я хочу мгновение покоя.

— Как пожелаете, моя Королева.

Она закрыла глаза, чтобы избавиться от головокружения.

— Принести чашку чая?

— Да.

Юбки Сони шуршали, когда она ходила по комнате, ее ноги в туфлях заглушали отголоски ярости Пенамора. Чашка, которую она принесла, согрела замерзшие руки Тэсары; ароматный напиток успокаивал и пробуждал ее чувства.

Соня смешивала травы так, что всегда освежала Тэсару, независимо от ее настроения. Пока королева пила, дама сидела рядом с ней с хмурым взглядом на курносом лице.

— Что нам делать, моя Королева?

Тэсара глубоко вдохнула.

— Мы должны найти выход отсюда, пока смерть не забрала нас всех.

— Убежать?

— И забрать с собой Элиасару.

Соня медленно покачала головой.

— Мы не можем покинуть Мойсехен без позволения и защиты лорда Пенамора.

— У меня есть горстка охранников, которые мне верны. Никто не остановит нас, если мы покинем замок. Мы могли бы найти способ уйти без лишнего шума, затем спуститься к пирсам и уплыть по реке на лодке. Мы были бы в Рёнфине раньше, чем кто-либо…

— Даже если бы мы обеспечили безопасный проход и избежали преследования людей Короля-Мага, ваш отец не принял бы нас, если бы мы ушли, как воры в ночи.

Тэсара отставила чашку. Ее желудок восстал против правды. Страх пронзил ее шею. Соня была права. Король Лианос объявит ее позором для своего дома и королевства.

— Эта ведьма забрала моего сына, — ее голос дрожал, когда она потянулась вперед и обхватила запястье Сони. — Она убьет мою дочь. С исчезновением принцессы не останется ничего, что защитит меня от холодных амбиций Короля-Мага. Я тоже умру здесь, от его или ее рук. Почему мой дядя этого не видит?

— Возможно, Пенамор разделяет ваши опасения, но не хочет их признавать. Будущее Рёнфина тяготит его сердце. Если мы оставим Короля-Мага наедине с этой госпожой, они породят больше себе подобных. Рёнфин окажется в ловушке с галийскими волшебниками на одной границе и королями-магами Мойсехена на другой. В тот день, когда они решат оспорить наши земли, наши люди будут убиты между ними.

Поражение тяжело легло на плечи Тэсары. Она снова откинулась на подушки.

— Я всего лишь женщина. Я не могу стоять на пути таких ужасных сил.

— Вы — королева.

— Королева без защиты от проклятия мага.

— Она всего лишь волшебница, — тихо поправила Соня, — и в глазах короля она, прежде всего, женщина.

Тэсара искоса взглянула на свою фрейлину.

— Что ты имеешь в виду?

— Она покорила его сердце. Когда-нибудь она его сломает.

— Скорее всего, он сломает ее.

— Она предаст его с другим мужчиной, — сказала Соня. — Это просто вопрос времени.

— Только дура станет наставлять Королю-Магу рога.

— Ведьмы — дуры. Это ясно во всех анналах.

Тэсара изучала лицо Сони, опасаясь триумфа, блестевшего в ее карих глазах.

— Ты действительно веришь, что она предаст его?

— Ходят слухи, что у нее было много других, прежде чем она попала в постель короля. Почему это должно измениться сейчас?

Дрожь пробежала по Тэсаре при воспоминании обо всех этих историях: несчастные юноши, побежденные в лунных полях, трубадуры, работавшие в Круге Мага Кори, повстанцы, сражавшиеся против Короля-Мага. Мужчины и женщины. Некоторые шептали, что даже маг Кори поддался ее удовольствиям.

— Слухи, — сказала она. — Они придуманы, чтобы скоротать скучные зимние ночи. Нам нужно нечто большее, чем слухи, чтобы настроить Короля-Мага против нее. Даже если все, что они говорят, правда, не имеет значения, как она вела себя до сих пор. Что будет важно королю, так это то, как она будет вести себя с этого момента.

— История порождает подозрения, — настаивала Соня. — Именно подозрения Кедехена приговорили Бриану из Восточной Селен к башне. Если мы будем умны, моя Королева, подозрения Короля-Мага осудят и Эолин.

— Он не стал бы слушать меня, какими бы неопровержимыми ни были доказательства. Сначала он осудит меня за то, что я вообще сомневалась в ней.

Соня наклонилась вперед и взяла руки Тэсары в свои.

— Не стоит недооценивать свою силу. Жители Мойсехена полюбили вас. Жители видят в вас хорошего, щедрого и сострадательного человека. Благородные семьи восхищаются вашей красотой и изяществом. Даже среди магов у вас появились друзья. Очень немногие в этом королевстве желают вернуться во времена Кедехена. Им не нужна еще одна ведьма в постели короля, тем более на троне. Многие поддержат вас, если мы выступим против нее.

— Этого было бы недостаточно. Даже ты утверждала, что никто не может превзойти ее силу, кроме самого Короля-Мага. Сколько бы у меня ни было союзников, они не могут защитить меня или мою дочь от проклятий этой женщины.

— Боги защитят вас, моя Королева, — заверила ее Соня. — Боги Грома всегда защищают истинных и праведных.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Судьба

Вечером Эолин и Акмаэль поднялись по узкой винтовой лестнице юго-восточной башни к крепостным валам. Ветерок был теплым, звезды только начали зажигаться на темнеющем небе. Факелы шипели и вспыхивали в ответ на меняющийся ветер. От их пламени поднимался дым, несущий ароматы горящей смолы и обугленного дерева.