Лилия

Никак не могу определиться с выбором наряда. Сначала я думаю о чем-то повседневном вроде джинсов и рубашки, но вспоминаю, что там могут быть его родители, поэтому выбираю одежду темных тонов – серое платье с круглым вырезом и тонким ремешком. Образ смотрится как-то слишком траурно, и я примеряю шелковое оранжевое платье-рубашку. Но и оно не подходит: выглядит по-весеннему, слишком радостно.

Двери лифта открываются, и я выхожу в коридор. Сейчас раннее утро понедельника, до начала уроков еще час. У меня в руках плетеная корзинка со свежеиспеченным печеньем с шоколадной крошкой и открыткой с пожеланием скорейшего выздоровления, покрытая отпечатками губ с розовой и красной помадой. На мне темно-синяя водолазка, бежевая мини-юбка и замшевые ботинки на высоком каблуке. Я накрутила волосы на бигуди и собрала несколько прядей в хвост, оставив волосы распущенными сзади.

Скрещиваю пальцы и молюсь, чтобы не выглядеть настолько же виноватой, насколько себя такой ощущаю.

«Все не так плохо, как могло бы быть», – повторяю я про себя как заклинание. Прошлой ночью все казалось просто ужасным. Рив мешком падает со сцены на пол в спортивном зале… Такое не просто забыть. Слава богу, его позвоночник цел, есть небольшие царапины и ссадины, а единственная серьезная травма – сломанная малая берцовая кость. Что, насколько я знаю, тоже нехорошо.

Его выпишут из больницы, как только возьмут кучу анализов, чтобы исключить судорожный припадок. По-моему, анализы на наркотики у него не брали. Я была уверена в обратном, но Кэт шепнула, что они не станут проверять такого спортсмена, как Рив. Поэтому никто не узнает о том, что я подлила ему в стакан. Рива не исключат из школы, а я не сяду в тюрьму. Сейчас уже ничего не докажешь.

Думаю, мы оба легко отделались.

Мы вернемся к нашей обычной жизни. Что бы это ни значило для каждого из нас. После всего произошедшего в этом году не уверена, что моя жизнь когда-либо снова будет «нормальной» и захочу ли я этого вообще. Как будто теперь есть две Лилии: Лилия До и Лилия После. Лилии До все было до лампочки, в ней не было стержня. Она не смогла бы провернуть все это, она бы не знала даже, что ей делать с самой собой. Теперь я стала намного жестче, уже не такой белой и пушистой. Мне пришлось кое-что пережить и увидеть. Я теперь не просто девочка с пляжа. Все изменилось после того, как мы встретили тех парней.

Раньше я так боялась уехать с Джар Айленда, оказаться вдали от семьи и друзей. А теперь жду не дождусь будущего года и отъезда в колледж, где никто не будет знать ни Лилии До, ни Лилии После. Там я буду для всех просто Лилией.

Женщина в приемном покое замечает меня, улыбается и спрашивает:

– Вы тоже пришли проведать нашу футбольную знаменитость?

Я улыбаюсь в ответ и киваю.

– Его палата в конце коридора.

– Спасибо, – благодарю я. – Там с ним кто-то есть?

– Симпатичная маленькая брюнетка. – Женщина подмигивает мне.

Ренни. По-моему, она сидит там с самой субботы. Я дважды пыталась ей дозвониться, но она так и не перезвонила. Наверняка она до сих пор обижается, что я, а не она, стала королевой осеннего бала.

Я иду по коридору, крепко сжимая в руках корзинку и открытку. Все вокруг залито флуоресцентным светом, и запах… Если бы я была маленькой, набрала бы в легкие воздух и постаралась бы не дышать как можно дольше. Сейчас у меня это получается гораздо лучше, но я больше не играю в эти игры.

Чем ближе я подхожу к палате, тем чаще бьется сердце. Я слышу лишь его стук и скрип моих каблуков по больничному линолеуму. И вот я стою прямо перед дверью. На нее кто-то уже повесил табличку с его именем. Дверь чуть приоткрыта. Я ставлю корзинку на пол, собираясь постучаться, и слышу резкий хрипловатый голос Рива.

– Мне плевать, что говорят доктора! Период моего восстановления не может быть таким долгим. Я на пике физической формы и собираюсь в самые короткие сроки вернуться на поле.

Она всхлипывает.

– Мы им покажем, Риви.

Сзади раздается чье-то шарканье. Это медсестра.

– Извини меня, дорогая, – щебечет она и широко открывает дверь. Затем заходит за занавес, разделяющий комнату пополам, и исчезает на другой половине.

А вот и Рив. Он в застиранной больничной одежде, небритый, на подбородке какие-то крошки, а под глазами синие круги. На одной руке – капельница, нога от пятки до бедра в гипсе, а торчащие из-под него пальцы фиолетовые и опухшие. На руках тоже полно ссадин и порезов, скорее всего из-за стекла, осыпавшего нас всех тем вечером. На самые крупные порезы наложены аккуратные швы. На больничной кровати он кажется непривычно маленьким, совсем не похожим на себя.

У Ренни красные глаза, она щурится, когда замечает меня.

Я сглатываю и протягиваю ему открытку.

– Это от девочек из нашей команды. Они все… все желают тебе всего самого хорошего. – Потом я вспоминаю про печенье и уже собираюсь подойти к Риву, чтобы отдать корзинку, но передумываю и сажусь на стул у двери.

– Я принесла тебе печенье с шоколадной крошкой. Помню, что в прошлом году на распродаже сладостей в Кей Клубе тебе понравилось, как я его пеку. – Зачем это говорю?

Рив быстро вытирает глаза уголком простыни.

– Спасибо, но я не ем никакой вредной пищи во время футбольного сезона.

Не могу сдержаться и опускаю взгляд на гипс.

– Ну да… Прости.

– Вот-вот должен прийти доктор, чтобы его снять, – говорит Ренни. – Наверное, тебе нужно уйти.

Чувствую, что мое лицо краснеет.

– Да, конечно. Выздоравливай, Рив. – Не уверена, кажется мне или нет, но, когда он смотрит на меня поверх плеча Ренни, я вижу в его глазах ненависть. Потом он их закрывает.

– Пока, – шепчет он.

Я пробегаю половину коридора и только потом останавливаюсь, вдыхаю воздух. У меня дрожат колени, в руке по-прежнему зажата открытка.

Загрузка...