Межмировая таможня

— Он мог сам об этом не знать.

— Не болтай, а взламывай карту. Пойнтов у тебя хватает.

— Не поддается…

— А ты меньше болтай. Вернется Босс — он нам устроит.

— Безопасность — это не наша функция, а его.

— А ты ему это скажешь?

— Ты прав, но какие тогда варианты?

— Выход у нас один: узнать, кто этот парень и откуда его к нам заслали. И узнать мы должны сами. Как ты думаешь, что решит Босс при виде этого козла?

— Что у нас утечка… Силы с нами!

— Ага, а работа закончена.

— Так мы ему теперь не сдались.

— Вот он и проверит нас на лояльность на нашей же установке.

«Я Айше Стасский… человек… правовед. Приехал в Вельдан. Меня вызвали через Департамент Ценных Кадров. „У“ меня там работает знакомая девушка. Ее зовут Зуфа. Она красивая. Я мужчина… Я должен терпеть… Что-то я не должен вспоминать. Что-то о душе. Вечная боль и отчаяние… Как сильно болит голова…»

— Подожди — он мясу на воротах сказал, что его послала мать Лиса.

— Так Лис уже догнивает дня три.

— Может, это он настучал?

— А, его уже и не допросишь…

— Почему? Если развоплотить…

— Так ведь допрашивать-то душу нужно. А после грибочков души-то не остается. Сгорает она. Причем раньше тела сгорает. У него-то как раз душа уже сгорела, а тело теперь гниет. Так что ничего он не скажет. Да и Силы с ним, с Лисом. Не хочу я об этом. А вот этот козел, может, и заговорит… Как там блок-карта?

— А никак. Тут кодик такой стоит, что мне не справиться.

— Ну, Босс вернется…

— Босс, Босс… Если я этот код взять не могу, то и Босс не возьмет. У него в магии, конечно, ранг немереный, да только весь красно-оранжевый. А тут не боевиком быть надо. Я по всему спектру прошелся: хвосты торчат, а клубок не распутать. Эту карту мастер кодировал.

«Они могут допросить душу. Душа не должна знать. Я должен забыть. Я не должен вспоминать. Я буду думать о Зуфе. Мы с ней гуляли по Вельдану. Она не думала, что делает мне одолжение, когда гуляет со мной. Так думала Л'Виста. Дома».

— А-а-а-а-а-а!!!! — И мир исчез снова.

— Что ты делаешь, урод?!

— Опять не развоплотился… Я подумал — вдруг сейчас сработает?

— Ладно, настраивай душегубку, а я кликну троллей с охраны. Они ему голову отвернут, а мы душу тепленькой и подхватим. Хорошо, что Лис успел научить, как с установкой работать…

— Угу. Сейчас, связь включу…

— Мыгырр Халг, срочно пройди в аппаратную. Повторяю: Мыгырр Халг, срочно поднимись в лабораторию!

Тролли не так часто поднимались на третий этаж. Поэтому лесенка стонала и скрипела, когда охранник шел наверх. Однако дверь он открыл аккуратно.

— Мыгырр придтить. — Он окинул взглядом помещение, забитое тем, что можно было назвать «магическая аппаратура». — Что вы делать с этот маленький тролль? — И он ткнул пальцем в сторону кресла, в котором было зафиксировано бесчувственное тело стажера.

— Тролль?! — Оба полуэльфа также повернулись к креслу. — Почему ты решил, что он тролль?

— По запаху.

— Так вот почему развоплотитель не сработал! Сейчас я…

— Уймись. Перенастраивать — это терять около часа. — Полуэльф-полуорк постарше повернулся к троллю. — Сверни шею этому малышу, да так, чтоб он с гарантией сдох. А ты активируй ловушку…

Именно в этот момент зеленый луч рассек здание на две части. И та из них, где находились охранник и полуэльфы, медленно превращаясь в пыль, осела вниз. Нечто черно-крылатое, стремительно взмыв вверх, мгновенно рассекло когтями фиксирующие ремни и бережно вынуло Айше из кресла. Кажется, они все-таки успели вовремя.

Проснулся я от того, что солнце пробивалось сквозь ресницы. Это было похоже на сигнал светового будильника. Открыл глаза и почему-то сразу понял, что нахожусь в больнице. По запаху, наверное. Правда, если и была в больничке нашего городка хоть одна такая палата, то точно не для меня. Но что со мной-то случилось? Руки целы, ноги тоже — я пошевелил под одеялом пальцами. Голова побаливает, как после хорошей вечеринки, ну да заварю чиф из предсмертников — пройдет. Я попытался подняться. И слабость, караулившая в засаде, прямо-таки сбила меня с ног.

— Лежать! — В помещение ворвалась средних лет коренастая гнумиха. Она-то и успела меня подхватить и мастерским броском отправить обратно в кровать. — Вам нельзя вставать, больной! Вот шнурок, если что-нибудь нужно — дерните за него. Меня зовут Лина Карата, я приду и все сделаю.

— Что со мной?

— Это вам доктор расскажет на завтрашнем обходе. Сегодняшний уже прошел. Сейчас я принесу вам завтрак, через два часа второй, а там и обед подойдет. Ваши друзья уже заждались, когда вы очнетесь, каждый день ходят и ходят. Сегодня после обеда придут…

До меня не сразу, но дошло.

— Каждый день? А давно я здесь? — Голос прозвучал слабо и тонко, аж самому противно.

— Восьмой день уже, и все без памяти. Целители-то могли, конечно, и пораньше в память привести, но начальница ваша сказала, что не надо, пусть, мол, все будет естественно. Только сегодня не она придет, а этот… мохнатенький… — И по сморщенному лицу гнумихи расплылась довольная улыбка. Такую улыбку у гнумской дамы, словно специально предназначенной природой помогать в кузне или обслуживать бурильную установку, мог вызвать только наш агентурщик. И я невольно улыбнулся ей в ответ.

А потом я лежал и под ее мерный рокот поглощал первый завтрак, второй завтрак, перекус, обед, а после короткого дневного сна — еще и полдник. Голова кружилась, слабость шла волнами, то накатывая, то отступая. Вот только память была похожа на сон: и видел, и вроде помнишь, а когда пытаешься ухватить — ускользает без следа. Одно только я понял твердо: раз я живой, значит, меня спасли. И скорее всего — наши. Или тролли из «Гранита», которых я теперь тоже почему-то причислял к «нашим». И если серьезно, то все было бы совсем неплохо, не беспокой меня две вещи или, если честно, то три: мама, Зуфа и исход всей операции. Но маме у наших хватит ума не сообщать, Зуфа, когда узнает про больницу, не будет обижаться, что не встретил тогда после работы. А вот чем закончилась операция «Грош», плавно перетекшая в «Мертвый мир»…

И тут мои размышления прервал искренне-радостный голос Ак-Барса:

— Ну, парень! Ну, молодец! Очухался, герой!

— Да ладно, — вяло отмахнулся я.

— Что ладно, что ладно? Нам чужого не надо, но свое отдай. Сказали «герой» — значит, представляйте к награде. И будь уверен, что Вечернюю Звезду Ринель для тебя из них вытрясет. И би-генерал поддержит. Ты ж теперь почти тролль, можно сказать, его крестник.

— А?

— Так ты ж все проспал, бедняга! Ладно, слушай сюда. Почти всех их мы взяли. И не без твоей помощи. А самое главное — взяли установку и положили всех разработчиков. А что Босс ихний ушел — так его другие службы повяжут. Душегубка у нас в спецхране — может, разберем во избежание, а может, и придержим пока — как фишка ляжет. Ты вот на какой вопрос мне ответь: как ты догадался передатчик-то надеть?

— Какой передатчик?

— Да серьгу эту бабскую…

— Так Ринель мне тогда устроила такое — что я на всю жизнь запомнил, что там кристалл памяти стоит. И подумал, что потом пригодится — протокол писать…

Барсик заржал:

— А что я тебе ее как передатчик вешал — забыл?

— Забыл, — сокрушенно вздохнул я, вспомнив, какую нес чушь по ходу дела…

— Ну, мы как услышали, что тебя развоплощать собрались, так и рванули по пеленгу.

— А почему ж они меня так и не развоплотили? — Я поморщился: голова все еще сильно болела. Барсик хмыкнул и покачал головой:

— А вот от этого тебе теперь до смерти не отмыться, понял? Ты ж теперь у нас расовая флуктуация и какое-то время ею будешь. Корешки, жучков, порошочки у целителя жрал?

— Ну.

— Ну так ты теперь частично тролль из «Гранита». Как они говорят, «сын полка». А у троллей из всех родственников одна мама и есть, так что они все теперь в некотором смысле твои мамы. Понял, кусок базальта? Вот так глючило у них контур развоплощения! Они ж его на человека настраивали. Ну, мы этих лабораторных крыс к ногтю прижали, а тебя — сюда, в госпиталь. Хорошо — успели. Кстати, Ринель тут эту малахольную эльфиянку в регистратуре мордой по ейной конторке повозила. Эта дура попыталась начальнице нашей впарить, что в тебе прорастает семя тьмы, корни зла и еще какая-то фигня. Ну, наша красавица таких знаешь, где видела? Этих уродов тут целая секта пробавляется, сопли с сахаром.

Я вспомнил регистраторшу и удовлетворенно кивнул, не испытывая ни малейших угрызений совести.

— Да, вот еще: тут тебе фрукты, овощи, салатики, колбаски и прочий деликатес от наших. — Он водрузил на стол большой красивый пакет. — А из неприятного скажу только, что отчеты и рапорты писать все равно тебе, когда выпустят. Ах, да — вот тролли еще медальончик гранитовский просили передать. Мало ли что случится, так что не снимай. Ну, они это сами уточнят, они к тебе собирались. Матери твоей мы ничего сообщать не стали, отправили твой портрет в форме, указ о присвоении тебе третьего уровня допуска и записку от начальства про то, какой ты хороший и что в ближайшее время ты будешь очень занят на работе. Ну, вроде все. Ешь, пей, поправляйся, завтра кто-нибудь из наших зайдет. — Уже в дверях он обернулся: — А вот о чем я тебя потом расспрошу, и хорошенько — как это ты, наваяв столько глупостей, умудрился остаться в живых? В том мире, где мы были, говорят, что кто-то там, — он поднял палец, — наверху, за тобой приглядывает.

— Соседи, что ли? — не понял я.

— Ну ты шутник… Пока! — И он закрыл дверь.

А вечером, после работы, ко мне зашла Зуфа. И она совсем не обижалась…