2 Служанка из «Приятного уголка»

Когда поезд стоял в Пуатье, на платформах одновременно зажглись все фонари, хотя было еще светло. И только позднее, когда вдоль поезда замелькали поля и пастбища, стало темнеть. Окна ферм, расположенных на отшибе, заблестели, словно звезды.

Потом, за несколько километров от Ла-Рошели, на землю начал опускаться легкий туман. Но это был не деревенский, а морской туман, смешавшийся с темнотой. На какой-то миг вдалеке блеснул луч маяка.

В купе ехали еще двое, мужчина и женщина. Во время поездки они иногда поднимали голову, чтобы обменяться несколькими фразами. Жозеф Гастен все чаще и чаще, особенно к концу поездки, устало посматривал на комиссара.

Колеса постукивали на стыках. За окнами мелькали низенькие дома. Железнодорожных путей становилось все больше. Наконец показались платформы вокзала, двери с привычными вывесками, ждущие люди, можно было подумать, те же самые, что и на предыдущих вокзалах. Едва открылась дверь, как в купе ворвался крепкий, свежий воздух, исходивший из черноты впереди, где, как казалось, заканчивались пути. Но если взглянуть более внимательно, можно было различить мачты и трубы кораблей, равномерно покачивающихся на волнах. Слышались крики чаек. Словом, это был знакомый запах моря и гудрона.

Около выхода неподвижно стояли трое мужчин. У лейтенанта Даньелу, совсем молодого человека, были черные усы и густые брови. И только когда всего лишь несколько метров отделяли его от Мегрэ и учителя, лейтенант подошел ближе и вскинул руку в военном приветствии:

– Честь имею, месье комиссар, –  произнес он.

Мегрэ заметил, что один из бригадиров стал доставать из кармана наручники, и прошептал, обращаясь к лейтенанту:

– Не думаю, что в этом есть необходимость.

Лейтенант подал знак своему подчиненному. Несколько прохожих посмотрели на них. Люди толпой двигались к выходу, неся тяжелые чемоданы, пересекали по диагонали зал ожидания.

– Лейтенант, я намерен не вмешиваться в ход вашего расследования. Надеюсь, что вы меня поняли. Я здесь неофициально.

– Я знаю. Мы говорили об этом со следователем.

– Полагаю, он не рассердился?

– Напротив, он обрадовался, узнав, что вы собираетесь нам помогать. Но в данный момент мы не можем поступить иначе – мы должны поместить его под арест.

Жозеф Гастен, стоявший в метре от них, делал вид, будто не прислушивается к разговору.

– В любом случае, это в его же интересах. В тюрьме он будет в большей безопасности, чем где-либо. Вы же знаете, как на убийство реагируют в маленьких городах и деревнях…

Лейтенант говорил немного скованно. Мегрэ тоже чувствовал себя не в своей тарелке.

– Вы ужинали?

– Да, в поезде.

– Вы рассчитываете сегодня остаться на ночлег в Ла-Рошели?

– Мне сказали, что в Сент-Андре есть таверна.

– Позвольте угостить вас стаканчиком вина…

Поскольку Мегрэ не ответил ни «да» ни «нет», лейтенант отдал приказ своим людям. Те подошли к учителю. Комиссару нечего было сказать этому человеку, и он только строго взглянул на него.

– Вы все слышали. Через это надо пройти. Я постараюсь сделать все, что в моих силах.

Казалось, комиссар извинялся. Гастен посмотрел на Мегрэ, через несколько шагов обернулся, чтобы взглянуть на него еще раз, и вошел в дверь в сопровождении двух жандармов.

– Давайте пройдем в буфет, –  тихо сказал Даньелу. –  Но, может, вы предпочитаете зайти ко мне?

– Не сегодня.

Несколько пассажиров ужинали в плохо освещенном зале.

– Что будете пить?

– Не знаю… Коньяк.

Они сели в уголке за стол, накрытый к ужину.

– Будете ужинать? – спросила официантка.

Они отрицательно покачали головой.

Когда официантка поставила перед ними напитки, смущенный лейтенант спросил:

– Вы полагаете, что он невиновен?

– Не знаю.

– До тех пор, пока у нас не было свидетельства мальчишки, мы могли оставлять его на свободе. К сожалению для него, это свидетельство не вызывает сомнений. Похоже, ребенок говорил искренне. Да и у него нет причин, чтобы врать.

– И когда же он заговорил?

– Сегодня утром, когда я во второй раз опросил весь класс.

– А вчера он ничего не сказал?

– Он был напуган. Вы сами его увидите. Если хотите, завтра утром, когда я приеду туда, я передам вам дело. Бо́льшую часть дня я провожу в мэрии.

Напряжение не спадало. Казалось, массивная фигура комиссара и его репутация угнетающе действовали на лейтенанта.

– Вы привыкли к такого рода делам и к парижанам. Я не знаю, знакома ли вам атмосфера маленьких деревень…

– Я родился в деревне. А вы?

– В Тулузе.

Лейтенант попытался улыбнуться.

– Хотите, я провожу вас?

– Будет лучше, если я возьму такси.

– Ну, что же. Такси ждут на привокзальной площади.

Они расстались у машины, стоявшей у вокзала. Комиссар нагнулся, чтобы в темноте порта рассмотреть рыболовецкие суда.

Мегрэ жалел, что они приехали ночью. Машина развернулась и вскоре покинула город. Они ехали по полям, ничем не отличавшимся от других полей. Миновав две деревни, машина остановилась около освещенного окна.

– Это здесь?

– Вы ведь ищете «Приятный уголок», не правда ли?

Какой-то толстяк подошел к стеклянной двери и, не открывая ее, стал следить за движениями Мегрэ, который вынул из багажника чемодан, поставил его на землю, расплатился с шофером и направился к таверне.

В углу мужчины играли в карты. Таверна пропахла вином и рагу. Вокруг двух светильников вился дымок.

– У вас есть свободная комната?

Все посмотрели на комиссара. Из кухни выглянула женщина.

– На ночь?

– Возможно, на два-три дня.

Хозяин таверны окинул Мегрэ взглядом с ног до головы.

– У вас есть удостоверение личности? К нам каждое утро приходят жандармы, и наша регистрационная книга должна быть в порядке.

Четверо мужчин перестали играть, внимательно прислушиваясь к разговору. Мегрэ, подойдя к стойке, заставленной бутылками, протянул свое удостоверение личности. Хозяин таверны надел очки и принялся читать. Подняв голову, он лукаво взглянул на Мегрэ:

– Вы ведь тот самый знаменитый комиссар, не правда ли? Меня зовут Помель, Луи Помель.

И, обернувшись к кухне, Помель позвал:

– Тереза! Отнеси чемодан комиссара в переднюю комнату!

У Мегрэ, сначала не обратившего особого внимания на женщину, которой, вероятно, было лет тридцать, создалось впечатление, что он где-то ее видел. Эта мысль озарила его мгновенно, как это случалось, когда он сталкивался с кем-нибудь, кого прежде видел в чистилище. Женщина тоже нахмурилась, явно что-то вспомнив.

– Что вам предложить?

– Все, что у вас есть. Коньяк, если можно.

Другие посетители таверны ради приличия продолжили играть в белот.

– Вы приехали из-за Леони?

– Не официально.

– Правда, что учителя обнаружили в Париже?

– Теперь он находится в тюрьме Ла-Рошели.

Было трудно догадаться, о чем думал Помель. Хотя он был хозяином таверны, все же выглядел как крестьянин с фермы.

– Вы думаете, что это он?

– Не знаю.

– Полагаю, вы не приехали бы, если бы думали, что он виновен. Или я ошибаюсь?

– Возможно, что не ошибаетесь.

– Один человек слышал выстрел. Тео! Ведь ты же слышал выстрел?

Один из игроков обернулся к ним. Это был мужчина лет шестидесяти пяти, возможно старше, с рыжими волосами с проседью, небритым лицом и хитрыми осовелыми глазами.

– А почему бы мне его и не слышать?

– Это комиссар Мегрэ. Он приехал из Парижа, чтобы…

– Лейтенант мне говорил о нем.

Он не встал, не поздоровался, а просто держал засаленные карты в руках. Под ногтями у него была грязь. Помель тихо объяснил:

– Это помощник мэра.

Мегрэ ответил, тоже лаконично:

– Знаю.

– Не обращайте на него внимания. В это время…

И хозяин таверны жестом показал, будто пьет.

– А ты, Фердинанд, что ты видел?

У мужчины, которого назвали Фердинандом, была только одна рука. У него было смуглое лицо, как это бывает у людей, которые слишком много времени проводят на солнце.

– Наш почтальон, –  объяснил Луи Помель. –  Фердинанд Корню. Так что же ты видел, Фердинанд?

– Ничего особенного.

– Ты видел Тео в его саду?

– Я даже отнес ему письмо.

– А что он делал?

– Он пересаживал лук.

– В котором часу это было?

– Церковные часы пробили ровно десять часов. Я мог видеть их на колокольне, над домами… Дама! Хожу королем той же масти, что и дама! Бью девятку… Туз пик, козырной бубновый туз…

Он бросал карты на стол, на котором остались мокрые круги от стаканов, и с вызовом смотрел на своих партнеров.

– И черт бы побрал тех, кто приезжает докучать нам, –  добавил он, вставая. –  Сегодня твоя очередь платить, Тео.

Его движения были неловкими, походка неуверенной. Он снял с крючка форменную фуражку почтальона и направился к двери, бормоча под нос какие-то слова, которые никто не мог разобрать.

– Он всегда такой по вечерам?

– Почти всегда.

Луи Помель хотел наполнить два стакана, но Мегрэ закрыл один стакан рукой.

– Не сейчас… Полагаю, вы закроетесь немного погодя? У меня есть время, чтобы прогуляться перед сном?

– Я буду вас ждать.

И Мегрэ шагнул в гробовую тишину. Перед ним была небольшая площадь, не круглая и не квадратная. Справа над площадью возвышался темный силуэт церкви, напротив стояла неосвещенная лавка, над которой он с трудом различил надпись: «Шарантский кооператив».

В сером каменном угловом доме горел свет. Были освещены окна третьего этажа. Приблизившись к крыльцу с тремя ступеньками, Мегрэ увидел медную дощечку, чиркнул спичкой и прочитал:

«Ксавье Бресель.

Доктор медицины»

От нечего делать Мегрэ чуть не позвонил, толком не зная, с чего начать. Потом пожал плечами, подумав, что доктор, вероятно, уже собирается ложиться.

Большинство окон домов были темными. По флагу Мегрэ узнал одноэтажное здание мэрии. Это была крошечная контора, а во дворе, на втором этаже, вероятно, дома Гастена горела лампа.

Мегрэ свернул направо, направился вдоль фасадов и палисадников, чуть позже встретил помощника мэра, который брел в противоположном направлении и что-то буркнул вместо приветствия.

Мегрэ не слышал шума моря, нигде не видел берега. Заснувшая деревня была похожа на любой сельский поселок и не соответствовала тому образу, который он создал себе, представляя, как наслаждается устрицами под белое вино, сидя на террасе, выходившей на океан.

Сам толком не понимая почему, Мегрэ был разочарован. Уже встреча с лейтенантом на вокзале охладила его пыл. Но он не мог сердиться на лейтенанта. Даньелу был знаком с тем местом, где служил, вероятно, уже несколько лет. Разразилась трагедия. Он постарался расследовать ее, а тут из Парижа неожиданно приезжает Мегрэ, полагающий, что лейтенант ошибается.

Вероятно, следователь тоже был не в восторге. Конечно, они не осмелились выразить комиссару свое неудовольствие, были вежливыми, предоставили ему возможность ознакомиться с делом. Тем не менее Мегрэ сковывал их действия, вмешиваясь в то, что его непосредственно не касалось. И комиссар начал спрашивать себя: почему он принял столь неожиданное решение и приехал сюда?

Он слышал шаги, голоса. Несомненно, это два других игрока в белот возвращались домой. Потом, чуть дальше, желтый пес потерся о его ноги, и он вздрогнул от неожиданности.

Когда Мегрэ открыл дверь «Приятного уголка», в зале горела только одна лампа. Хозяин, стоя за стойкой, расставлял стаканы и бутылки. Он снял куртку и жилет. Его темные брюки спустились вниз выступающего живота, а закатанные рукава позволяли видеть толстые волосатые руки.

– Выяснили что-нибудь?

Луи Помель полагал, что ведет хитроумную игру. Ему надо было непременно показать, что он самый важный человек в деревне.

– Последний стаканчик?

– При условии, что плачу я…

Мегрэ, которому с самого утра хотелось местного белого вина, выпил еще коньяку, поскольку ему казалось, что час вина еще не наступил.

– Ваше здоровье!

– Думаю, –  тихо сказал комиссар, вытирая рот, –  что в деревне Леони Бирар не любили.

– Да, ее в наших краях считали старой каргой. Теперь она мертва. Бог взял ее душу, вернее, дьявол… Но, несомненно, она была самой злой женщиной из всех, которых я знал. А ее-то я знаю с тех самых пор, когда на ее спине лежали две косички и мы вместе ходили в школу. Ей было… минуточку… она на три года старше меня. Да, верно. Мне шестьдесят четыре, следовательно, ей было шестьдесят семь. В двенадцать лет она уже была той еще заразой.

– Я не понимаю… –  начал Мегрэ.

– А вы многого не поймете, несмотря на всю свою хитрость. Так позвольте мне просветить вас.

– Я не понимаю, –  продолжил Мегрэ, словно говоря с самим собой, –  почему люди так ополчились на учителя, если ненавидели старуху всей душой. В конце концов, если даже это он убил ее, следовало ожидать, что…

– Что все скажут: «Слава богу, наконец-то избавились!» Вы ведь так думаете, не правда ли?

– Примерно так.

– Только вы забываете, что Леони была местная.

Он наполнил стаканы, хотя Мегрэ его об этом не просил.

– Понимаете, это как в семье. Все имеют право ненавидеть друг друга, и никто за это не будет в обиде. Но если вмешивается посторонний, дело принимает совсем другой оборот. Да, все ненавидели Леони. Но Гастена и его жену все ненавидят еще сильнее.

– И его жену?

– Главным образом его жену.

– Почему? Чем она занимается?

– Здесь – ничем.

– Что значит здесь?

– В конце концов тайное становится явным, даже в таком глухом уголке, как наш. А мы не любим, когда к нам присылают людей, которых не хотят видеть в других местах. Супруги Гастены уже не в первый раз становятся причастными к трагедии.

За Луи Помелем, облокотившимся о стойку, было интересно наблюдать. Разумеется, ему хотелось поговорить, но всякий раз, когда хозяин таверны произносил фразу, он жадно всматривался в лицо Мегрэ, чтобы понять, какое впечатление произвели на того его слова. И он был готов в любую минуту спохватиться, даже начать противоречить себе, как крестьянин, продающий пару быков на ярмарке.

– Словом, вы приехали, ничего не зная?

– Я знаю только, что Леони Бирар была убита. Пуля попала ей в левый глаз.

– И ради этого вы проделали такое путешествие!..

Он по-своему насмехался над Мегрэ.

– А вам не хотелось заехать в Курбевуа?

– А стоило?

– Там вам рассказали бы любопытную историю. Понадобилось время, чтобы она дошла до нас. Жители Сент-Андре узнали о ней только два года назад.

– Что за история?

– Гастенша была учительницей, работала вместе с мужем в одной школе. Она занималась девочками, он – мальчиками.

– Знаю.

– А вам рассказывали о Шевасу?

– Кто такой этот Шевасу?

– Тамошний муниципальный советник, красивый парень, высокий, сильный, черноволосый. Говорит с южным акцентом. Была и мадам Шевасу. И вот в один прекрасный день на улице после уроков мадам Шевасу выстрелила в учительницу, ранив ее в плечо. Вы догадываетесь почему? Потому что она узнала, что ее муж и Гастенша ведут себя, как хряк и свиноматка. Кажется, ее оправдали. Потом Гастены были вынуждены уехать из Курбевуа. У них вдруг проснулась любовь к сельской жизни.

– Только я не вижу никакой связи со смертью Леони Бирар…

– Возможно, никакой связи и нет.

– Судя по вашим словам, Жозеф Гастен не сделал ничего дурного.

– Он рогоносец.

Луи Помель улыбался, довольный сам собой.

– Разумеется, есть и другие рогоносцы. У нас в деревне их полным-полно… Желаю вам приятных снов. Может, по последнему стаканчику?

– Нет, спасибо.

– Тереза покажет вам вашу комнату. Скажите ей, когда вам надо принести горячей воды.

– Благодарю вас. Спокойной ночи.

– Тереза!

Тереза стала первой подниматься по лестнице с неровными ступеньками, потом свернула в коридор, оклеенный цветастыми обоями, и открыла дверь.

– Разбудите меня в восемь часов, –  попросил Мегрэ.

Тереза продолжала стоять, не двигаясь. Она смотрела на комиссара так, словно хотела доверить ему какую-то тайну. Мегрэ внимательнее присмотрелся к ней.

– Мы с вами где-то уже встречались, не так ли?

– Вы помните?

Мегрэ не стал признаваться ей, что его воспоминания были довольно смутными.

– Мне не хотелось бы, чтобы вы здесь об этом говорили.

– Вы не местная?

– Местная. Но я в пятнадцать лет уехала в Париж на заработки.

– И вы там действительно работали?

– В течение четырех лет.

– А потом?

– Вы всё знаете, поскольку видели меня. Комиссар Приоле скажет вам, что я не брала бумажник. Его взяла моя подружка, Люсиль, а я об этом даже не догадывалась.

В памяти Мегрэ всплыли более четкие воспоминания. Он понял, где ее видел. Однажды утром он вошел, как это часто случалось, в кабинет своего коллеги Приоле, начальника бригады по охране нравов, или «светской» бригады, как ее называли. На стуле сидела молоденькая брюнетка с растрепанными волосами. Она вытирала глаза и всхлипывала. В ее бледном болезненном лице было нечто, что привлекло внимание Мегрэ.

– Что она натворила? – спросил он у Приоле.

– Старая песня. Проститутка, промышляющая на Севастопольском бульваре. Позавчера торговец из Безье подал жалобу, что его обокрали. Он дал нам точное описание воровки. Вчера мы ее сцапали на танцульках на улице Лап.

– Это не я! – бормотала девушка между двух всхлипываний. –  Клянусь мамой, это не я. Я не брала бумажник.

Мужчины лукаво переглянулись.

– Что ты об этом думаешь, Мегрэ?

– Ее до этого арестовывали?

– Нет.

– Откуда она?

– Откуда-то из Шаранты.

Они часто разыгрывали подобную комедию.

– Ты нашел ее подружку?

– Пока нет.

– Почему бы тебе не отправить девицу обратно в деревню?

Приоле повернулся к девушке и строго спросил:

– Вы хотите вернуться в деревню?

– Только если там ничего не узнают.

Было забавно встретить ее сейчас, повзрослевшую на пять-шесть лет, по-прежнему бледную, с большими темными глазами, которые умоляюще смотрели на комиссара.

– Луи Помель женат? – вполголоса спросил Мегрэ.

– Он вдовец.

– Вы спите с ним?

Тереза кивнула головой.

– Он знает, чем вы занимались в Париже?

– Нет. Не надо, чтобы он знал. Он все обещает на мне жениться. Вот уже несколько лет обещает… Но все-таки когда-нибудь он решится.

– Тереза! – раздался голосу с низу лестницы.

– Сейчас иду!

Потом она спросила Мегрэ:

– Вам ничего не нужно?

Мегрэ покачал головой и приветливо улыбнулся.

– Не забудьте принести мне горячую воду в восемь часов.

Мегрэ был доволен, что встретил Терезу, поскольку, по сути, рядом с ней он чувствовал себя на знакомой территории. Это было немного похоже на встречу со старой приятельницей.

Впрочем, у него сложилось впечатление, что и других он тоже знал, хотя и видел мельком. Ведь в его родной деревне тоже были помощник мэра, который пил, игроки в карты, –  правда, тогда играли не в белот, а в пикет, –  почтальон, возомнивший себя важной птицей, и хозяин таверны, знавший тайны всех и каждого.

Их лица навсегда запечатлелись в его памяти. Только он видел их глазами ребенка и теперь понимал, что по-настоящему не знал этих людей.

Раздеваясь, он слышал шаги Помеля, поднимавшегося по лестнице, потом шум, раздававшийся в соседней комнате. Тереза присоединилась к хозяину таверны чуть позже и тоже стала раздеваться. Они разговаривали вполголоса, как муж и жена, которые ложатся спать. Пружины заскрипели, а потом все смолкло.

Мегрэ было как-то неуютно под двумя огромными пуховыми перинами, и он долго ворочался. Вскоре он почувствовал запах сена и деревенской плесени. Возможно, из-за перин или из-за коньяка, который он пил с хозяином из толстых стаканов, Мегрэ сильно потел.

На рассвете сквозь сон до него стали долетать различные звуки, в том числе топот стада коров, которые шли вдоль таверны и изредка мычали. Вскоре заработала кузница. Внизу кто-то убирал ставни. Мегрэ, открыв глаза, увидел еще более яркое солнце, чем накануне в Париже, сел и натянул брюки.

Сунув босые ноги в домашние туфли, он спустился. Тереза была на кухне. Она варила кофе. На ночную рубашку она накинула цветастый халат. Ноги ее были босыми, и от нее пахло постелью.

– Еще нет восьми. Только половина седьмого. Хотите кофе? Он будет готов через пять минут.

Спустился и Помель, небритый, неумытый, в домашних туфлях, как и комиссар.

– А я думал, что вы не собираетесь вставать раньше восьми.

Они выпили свой первый кофе из толстых фаянсовых чашек, стоя около плиты. На площади собрались женщины в черном с корзинами и сумками в руках.

– Чего они ждут? – спросил Мегрэ.

– Автобус. Сегодня в Ла-Рошели базарный день.

Было слышно, как кудахтали куры, сидевшие в клетках.

– Кто теперь ведет уроки?

– Вчера никто. Сегодня утром ждут нового учителя из Ла-Рошели. Он должен приехать на автобусе. Он остановится здесь, в задней комнате, поскольку вы занимаете переднюю.

Мегрэ вернулся в свою комнату, когда на площади остановился автобус. Он увидел, как из него вышел застенчивый молодой человек. В руках он нес большой чемодан. Вероятно, это был учитель.

Клетки поставили на крышу автобуса. Женщины забились внутрь. В дверь постучала Тереза.

– Горячая вода!

Ненавязчиво, глядя куда-то вдаль, Мегрэ спросил:

– Вы тоже считаете, что Гастен убил Леони?

Прежде чем ответить, Тереза бросила быстрый взгляд на приоткрытую дверь.

– Я не знаю, –  тихо сказала она.

– Вы в это не верите?

– Он на такое не способен. Но все они хотят, чтобы это был он, понимаете?

Мегрэ начал понимать другое: он без всяких на то оснований взвалил на себя трудную, если не сказать невыполнимую, задачу.

– Кто был заинтересован в смерти старухи?

– Не знаю. Говорят, она лишила наследства свою племянницу, когда та вышла замуж.

– Кому достанутся ее деньги?

– Может, пойдут на благотворительность. Она так часто меняла решения!.. А может, польке Марии…

– Это правда, что помощник мэра сделал ей одного или двух детей?

– Марии? Все так говорят… Он часто захаживает к ней, а порой и проводит у нее ночи.

– Несмотря на детей?

– Марию это не смущает. К ней все ходят.

– Помель тоже?

– Случалось, когда она была помоложе. Теперь она не слишком-то аппетитная.

– Сколько ей лет?

– Около тридцати. Она совсем не следит за собой. А у нее дома хуже, чем в конюшне.

– Тереза! – раздался голос хозяина таверны, как и накануне вечером.

Не стоило настаивать. Казалось, Помель был недоволен. Может, он ревновал? Или просто не хотел, чтобы она откровенничала с комиссаром.

Когда Мегрэ спустился, молодой учитель завтракал. Он с любопытством посмотрел на комиссара.

– Что будете есть, комиссар?

– У вас есть устрицы?

– Только не при квадратурном приливе.

– И долго он продержится?

– Еще пять-шесть дней.

Еще в Париже Мегрэ хотелось устриц, сбрызнутых белым вином. Но, возможно, за время своего пребывания здесь он их так и не отведает.

Загрузка...