Мэтт Грэнвилл, Везучий Неудачник

Глава 5 Фальшированная гусеница

Я шел печатая шаг. Получалось громко и раскатисто. Такой и должна быть поступь судьбы. Прохожие смотрели на меня с восхищением и спешили поздороваться. О моем полете уже всем известно! Быстро же здесь разносятся новости! Конечно, не в лесу живем. Хотя Финнр мог бы поспорить: кругом было полно деревьев в кадках. Гордость распирала меня, но я помнил, как важно быть скромным: это привлекает гораздо больше поклонников.

Из толпы ко мне бросился взъерошенный молодой человек:

– Пожалуйста, магограф! Жена не простит, если я упущу такую возможность!

Я с трудом сдержал улыбку и сложил пальцы щепотью. Вообще-то магограф требует уйму сил, не каждый может с легкостью воплотить суть своей личной магии. Оттачивать навык нужно заблаговременно. Так что теперь я мог ответить учителю трансцендирования и экзистенции: умение выговаривать его предмет мне не понадобилось, зато магограф – очень даже. Нужно постараться, чтобы знак можно было забрать домой. Мама как-то принесла один, так он лопнул, едва я поздоровался. От хохота.

Сосредоточившись, я начал сотворять сложнейшую конструкцию. Это было сочетание двадцати четырех звуков, форм, запахов, приведенных к единому состоянию. Глянешь – сразу понятно, что я одаренная многогранная личность. Честно говоря, получалось ужасно медленно. Я закончил только половину, а уже выдохся. На создание памятника себе уходит больше сил, чем на совершение подвигов!

Если бы не магия Карпетауна, я бы не справился. Если бы не магия Карпетауна, я б хоть знал, что сотворил. В воздухе зависла какая-то штуковина, похожая на большой ящик, который вращался и выворачивался наизнанку. Еще он неожиданно то раскладывался на кубики, то схлопывался обратно. Ящик сильно смахивал на те скрюченные домишки, которые понастроил папин приятель Квинтус Тил.

Мой поклонник косо зыркнул на то, что у меня вышло, и подался куда-то в сторону. Остальные тоже поторопились отойти: штуковина выглядела страшновато. Несознательные личности решили, что это нападение неведомых иносущностей. Глупости, все было гораздо хуже: само пространство собиралось нас проглотить!

– Вы просили магограф. Возьмите, он продержится не меньше месяца, – раздался голос у меня за спиной.

Я обернулся и увидел Глорию Карбоначчи все в тех же монументальных ботинках. Она с интересом переводила взгляд с меня на штуковину, которая продолжала бешено выворачиваться наизнанку. Магиня протягивала ветки белоснежной фрезии, выгнутые буквой К. Цветок окружало сияние, переходившее от голубого в центре к красноватому по краю. Подставкой была простая скромная надпись: «Маг года». Ну совершенно банально.

Молодой человек с благоговением взял знак и осторожно подул на него. От лепестков пошел нежный весенний аромат. Зеваки завистливо ахнули. Счастливец, гордо держа магограф перед собой, направился к Ступенькам. Конечно, легко подкупить поклонников заклинаниями удачи и благополучия, вплетенными в надпись. Но Мэтью Грэнвилл не ищет дешевой популярности. Он платит за нее втридорога!

Внезапно я почувствовал резкое жжение на кончиках пальцев – это кто-то пытался уничтожить мой знак. Я забыл разорвать связь с магографом, а без браслетов заклинания задевали меня довольно чувствительно. Неприятные ощущения усиливались: это еще несколько человек пытались разрушить штуковину. Никакого почтения к творчеству других! Подумаешь, всю дорогу загородил.

Наверное, магограф почуял мое недовольство, потому что мгновенно развернулся, пробив попутно дырку в стене дома, украшенного старинной резьбой по розовому камню. Все ахнули. Я расслышал что-то вроде «Ужас» и «Ктулху», но при чем тут главврач нашей лечебницы, не успел сообразить. Из дырки тут же показалась лысая голова.

– Теракт! – взвизгнула она. – Это теракт!

Из толпы кто-то шикнул и припечатал голову тремя буквами. Она сразу угомонилась, а я так и не понял, при чем тут «ссе».

– Мэтью, со знаком разберетесь потом. У вас был тяжелый день. После отравления нужно избегать любой магии хотя бы сутки. Идите в «Сироту», Визл вам поможет, – тихим мягким голосом обратилась ко мне Глория Карбоначчи.

Магиня участливо похлопала меня по руке и тут же взревела:

– Вы без браслетов?! Вам что, жить надоело?! А если бы кто-то случайно вмешался, пока вы сотворяли вот это? – кивнула она на штуковину. – Передайте Визлу, что если он не заставит вас надеть браслеты, я за себя не ручаюсь!

Не выношу, когда на меня орут. Да что она себе позволяет! Подумаешь, «Маг года»! Да хоть десять раз подряд! Визл то, Визл это! Я что теперь, как привязанный к нему должен быть? Щеки у меня полыхали ярче светобукв. Я сощурился и хотел ответить, но Глория Карбоначчи принялась осторожно передвигать магограф в угол. Он как раз развернулся во всю мощь: за его деревьями не было видать даже леса Финнра.

Магиня и бровью не повела, глядя на мое возмущение. И я из принципа решил не ходить в «Сироту». Без карты точно обойдусь, да и без приглашения тоже. Сам – значит сам! Я зашагал прочь, вколачивая в ковер каждый шаг, словно гвоздь в бревно. Уверенность в себе – это не вода в стакане, не расплещешь. Но при мысли о стакане ужасно захотелось есть и пить. Если сама глава Ткачей советует мне обратиться к Визлу, может, стоит так и поступить? Все-таки не прислушаться к ней нельзя, с таким-то голосом…

Тем более что мне и правда было не очень хорошо. На этот магограф ушло гораздо больше сил и магии, чем я думал. В общем, мысль о том, что в «Сироте» можно заправиться ледяным огнем, согревала мне душу. Это было здорово, потому что я жутко замерз. Прям казалось, что льдинки на зубах похрупывают. Решено: в «Сироту». Мэтью Грэнвилл не изменяет принципам – он меняет принципы!

В «Сироте» было полно народу. Просто не протолкнуться. Боб метался между столиками и драконом, нагруженный подносами с готовыми снежками. Визла не было: за стойкой было непривычно пусто, пара постоянных посетителей клевала носом над стаканами. В воздухе стоял какой-то густой аромат, знакомый и настолько сильный, что его можно было пить. Тут я вспомнил кое о чем и решил сделать трактирщику подарок. А что – сувенир от самой Аманды Дэверелл, могуньи, между прочим! Многократно проверенный на прочность.

Оказалось, я ошибся: Визл очень даже был. Он сидел под стойкой, по самую шею заваленный цветами. Это были желтые, фиолетовые, голубые, белые фрезии. Трактирщик брал цветы по одному и тщательно сортировал: белоснежные отправлялись в одну из трех огромных корзин, а все прочие – кучами на пол.

– А, Мэтью! Привет! – почему-то смутился он, обернувшись на звон кураторского стакана. – Видишь, готовим от Братства поздравление для Глории Карбоначчи. Представляешь: «Маг года» в одиннадцатый раз! Рекорд!

На секунду он снова исчез в своей клумбе, но тут же вынырнул и внимательно посмотрел на меня.

– Боб, сердцевинку снегоягоды ему. Не греть.

Я хотел заметить, что греть все равно бесполезно: та холодная пустота, которая была у меня внутри, заморозит любой огонь. Даже если бы дракон дохнул на меня пламенем, ни один волосок не загорелся бы. Боб принес не обжаренный снежок и меланхолично захрустел им. Когда показалась синеватая середина, он сунул его мне в руки.

– Ешь давай, – приказал Визл. – После любой отравы это самое лучшее. Мэтт, куда ты пропал? Что с одомашниванием? Глория говорит, что у тебя последние сутки. Это правда?

Визл просто сыпал вопросами, не переставая раскладывать свой цветочный пасьянс:

– Глория рассказала, во что ты вляпался. Мэтт, ты сам понимаешь, что творишь? Ты всерьез собрался вылететь из Карпетауна? Боб, где справочник? На всякий случай.

Меня грызло раздражение, я грыз синий лед. Кажется, все сговорились меня опекать. Прямо перед моим носом на стойку грохнулся «Справочник ботанических редкостей». Нужная страница была предусмотрительно заложена карточкой с картинкой: человечек заглядывает под одеяло. Боб сердито посмотрел на меня, потом порылся в нагрудном кармане и протянул приглашение и Карту участника. Письмо радостно взвизгнуло и полезло обниматься, но наткнулось на ледяной прием и угомонилось. Я спрятал добро в карман и пролистал справочник.

«Настойкой забывника лечат самые тяжелые воспоминания…» Ага, вот: «Противоядие вызывает сильную подавленность и ненависть к себе, поэтому пострадавшему желательно обеспечить полный покой, например обездвижить, чтобы он не мог себе навредить».

Прекрасно. Судя по всему, у Аманды Дэверелл было довольно оригинальное представление о полном покое. Впрочем, еще чуть-чуть, и мой покой был бы абсолютным. Мертвецким даже. Так что к логике было не придраться. Мысли в голове перестали плавать кверху брюхом, как дохлые рыбы, и зашевелили хвостами. Драконий снежок творил чудеса: я был бодр, свеж и даже зол. Меня переполняло ощущение магии, и я совершенно четко понимал: любое дело, за которое я сейчас возьмусь, обязательно получится. У тупика Проигравших, 12, не было ни единого шанса.

– Подожди, Мэтт. Глория права, никуда я тебя без браслетов не пущу, – сурово сказал Визл и принялся рыться в одном из ящиков.

Боб перегнулся через стойку и полез за корзинами с фрезиями. На улице раздавались вопли, и кто-то любопытный высунулся наружу. Я поднял карточку, упавшую на пол, и хотел вложить ее обратно в справочник, но тут трактир пошатнулся от сильного удара. Посуда посыпалась на пол, Боб шлепнулся прямо в кучу цветов, а в «Сироту» ворвалось страшилище.

Огромная голова сплошь была утыкана острой жесткой щетиной. Мощные челюсти непрерывно двигались, что-то пережевывая. Тело, словно огромная зелено-коричневая колбаса в перевязках, даже не вползло в трактир целиком – хвост так и закрывал проход. Голова качнулась в одну сторону, в другую, а потом со всего маху врезалась в стойку так, что я отлетел на пару метров. Чудовище зависло над Бобом и Визлом. Из его пасти капала слюна, застывая серыми противными клочьями. Посетители с визгом метались в поисках выхода.

Страшилище прицелилось и откусило от стойки здоровенный кусок. На пол посыпались крошки древесины и обкусанные цветы. Боб с Визлом отбивались чем могли, но чудовище глотало все, что они швыряли, и явно собиралось их сожрать. Пока трактирщик метал в хищную пасть партию новеньких бокалов, Боб торопливо собирал рассыпавшиеся монеты и совал их в рот. Видимо, собирался стать закуской с золотой начинкой.

Визл бросил последний бокал и нырнул под стойку. Снаряды для метания у него закончились; еще чуть-чуть, и страшилище примется за них с Бобом. Я кинулся на помощь, но меня опередили несколько человек. Пока один отвлекал чудище, другие сумели сделать ловушку и уже начали плести прочную сеть заклинаний вокруг жуткой морды. Существо забилось в припадке, пытаясь содрать чары, но маги не собирались сдаваться. Чем бы оно ни было, из ловушки так легко не выберется. Народ потихоньку успокаивался и стал выглядывать из-под столов, буфетов и прочих укрытий.

Снаружи опять послышались какие-то вопли, и по телу существа прокатилась судорога. В проем, в котором оно застряло, пытался пролезть какой-то человек. Я вздрогнул от отвращения, глядя, как он вжимается в щетинистый бок, пробираясь в трактир. Человек кое-как прощемился внутрь и кинулся к магам, державшим ловушку.

– Отпустите его! Сейчас же! Сынок, папа рядом, все будет хорошо! Они тебя обижают? Папочка им покажет!

Он бросился обнимать жуткую голову, прижатую к полу ловушкой. Глаза твари полыхнули ненавистью, но человек гладил ее со слезами на глазах. Он проклинал всех на свете и грязно ругался, потрясая кулаками. Это был Ласло Восемнадцатый. Младший.

Один из магов растерялся и всего на мгновение ослабил захват, страшилище бешено задергало головой и сбросило ловушку. Оно разбросало всех в разные стороны, поднатужилось и вырвалось из проема. Больше всего досталось Ласло-папаше: существо сильно шлепнуло его хвостом, когда проползало мимо. Я уверен, что намеренно. Оно добралось до ледяной лежанки и с чавканьем принялось пожирать снежки. Дракон забился в угол и тихонько скулил.

Боб наконец сумел выбраться из-под завалов и вызвать патруль. Осталось всего ничего: продержаться до его прибытия. Желательно не в желудке твари. Визл замахал мне рукой, показывая на разбитую дверь. Он прав: толку от меня не будет, надо бежать выполнять задание. Ощущение бодрости и уверенности после съеденного снежка почти пропало. Как и то, что меня переполняет магия. Стараясь не привлекать внимания, я на коленях пополз к свободе.

– Сынок, нельзя есть так много снега! Ты заболеешь! Если хочешь, съешь лучше кого-нибудь другого, даже меня, только остановись! – причитал папочка.

– Он что, теперь гусеница? Ласло – гусеница? – Вышло слишком громко: ко мне все обернулись, и мне стало жарко от крови, прихлынувшей к щекам.

Папаша быстро-быстро закивал круглой головой. Вдалеке раздалась перекличка патрулей. Народ в трактире расслабился: когда знаешь, что перед тобой всего-навсего гусеница, хоть и гигантская, как-то стыдно метаться и визжать. Тем более что после снежков она стала гораздо спокойнее. Визл покачал головой:

– Это незарегистрированная иносущность, придется увести ее отсюда. Их сезон еще не начался. Боюсь, конкурс точно не для него.

Гусенице надоели вопли, и она поползла обратно, к лежанке. Попутно брюхом припечатав отца к полу. Ласло-младший почти рыдал. Он был раздавлен.

– Но как же так! У нас нет денег на обучение! Мы отобрали у всех, у кого могли, чтобы приехать сюда! Это ведь его единственный шанс! Почему именно он? Кто-нибудь, помогите!

Он рухнул на колени и пополз к ближайшему столику. Сидевшая за ним ведьма с неприязнью выдернула подол плаща, который целовал Ласло-18, мл. Все отводили глаза от жирной жрущей гусеницы и ее отвратительного папаши, с завываниями и мольбами елозившего по полу. Гусеница медленно пережевывала снежки. Ясно, что никто не собирался помогать Ласло-младшему спасать драгоценного сыночка. Он кучей тряпья осел на пол и раскачивался из стороны в сторону, гладя щетинки на боку.

Стоявший рядом со мной маг с ухмылкой хлопнул меня по плечу:

– Твои шансы растут! Правда приятно, что конкурента сейчас вышвырнут?

Я аккуратно сложил пополам карточку из справочника, которую до сих пор держал в руках. Проверил, чтобы линии получились строго параллельными, и спрятал в карман. Я был абсолютно спокоен. Даже если бы съел еще десять снежков, я не был бы холоднее, чем сейчас. За окном стемнело. Скоро начнутся передвижки. И я знал, как именно открывается мой капризный дом. Я бы справился, точно.

– Чем я могу вам помочь? – Мой голос был таким взрослым и обреченным, что мне даже понравился.

– Везучий Неудачник! Все говорят, тебя ничем не возьмешь! Ты должен ему помочь! – Ласло Восемнадцатый-младший обхватил мои колени и принялся усыпать их слюнявыми поцелуями. А сам подталкивал меня поближе к гусенице.

Визл с тревогой посмотрел на меня и сказал:

– Мэтью, уходи. Тебе надо успеть! Времени совсем мало!

– Съешь его, Ласло! Говорят, он пил противоядие, тебе оно поможет! – уговаривал гусеницу папаша.

Та застыла над снежками и о чем-то задумалась. Потом медленно-медленно повернулась ко мне. Слюна текла все так же противно. Все замерли. Резко метнувшись, гусеница сбила меня с ног. Я торопливо выставлял все защиты, понимая, что они слишком хрупкие. А выход ведь совсем рядом, вряд ли она за мной погонится… И еще был шанс успеть. С воплями к нам бросился Визл. Гусеница разинула пасть и сомкнула ее над моей головой. В лицо посыпалась какая-то трава. Я осторожно открыл глаза и увидел, что Визл обеими руками вцепился в корзину с фрезиями, которую тянул к себе Ласло-гусеница. Кажется, в Карпетауне от них все без ума.

Папаша ловко отпихнул трактирщика, и гусеница заполучила сокровище. Визл попытался подсунуть ей желтые и голубые, но ее интересовали только белоснежные.

– Кстати, а почему вы не Семнадцатый? И почему он старший? – Мне показалось, что трактир чуть вздрогнул, готовясь к перемещению. Не мог же я покинуть Карпетаун и не узнать такую страшную тайну.

– Мы оба Ласло Восемнадцатые! Поколение за поколением наша семья ждала, когда появится тот, кто обессмертит семейное имя. Во мне не было ни капли таланта, поэтому, когда родился Ласло, я дал себе слово: если он будет магом, я пожертвую ради него всем, даже своим собственным именем. Мой мальчик – гений, поэтому именно он – старший из Ласло!

Надежда всего рода Ласло тупо перемалывала последние фрезии. Не уверен, что это признак гениальности. С другой стороны, а много вы видели умных жующих лиц?

– Слушай, раз ты гусеница, значит, ты все съешь, правильно? – позвал я.

Визл, до этого молча глядевший, как пожирают его ненаглядные цветочки, очнулся и стал изо всех сил показывать мне на дверь. К сожалению, Мэтью Грэнвилл действительно доводит до конца даже самое глупое и безнадежное дело. Например, выясняет, есть ли у этой гусеницы хоть капля интеллекта.

– Эй, я к тебе обращаюсь! Вот закончится эта, что дальше будешь есть? – Я подтянул поближе оставшиеся корзины с цветами и вывернул их на пол. Получились две здоровенные охапки. Они были абсолютно одинаковыми. Визл снова схватился за голову и закатил глаза.

Гусеница сглотнула остаток жвачки во рту и задумчиво уставилась на цветы. Она поворачивала голову то влево, то вправо, но никак не могла выбрать. В двери показался патруль сурикатов. Они наперебой засвистели, указывая лапами на гусеницу, но не спешили к ней подходить. Ласло-младший, растопырив руки, пытался закрыть ее собой. И та, наконец, не выдержала. Неуловимым движением головы сдвинув обе кучи цветов в одну, она за раз их заглотила и быстро задвигала челюстями.

Пренебрежение приличиями плохо сказывается на пищеварении. Я убедился в этом раньше, гусеница познала истину только сейчас. Она запихала слишком большой кусок, и сейчас из нее лезла какая-то противная масса. Папаша с ненавистью глянул на меня и кинулся с кулаками:

– Ах ты, гад! Что ты с ним сделал?!

Я попятился от Ласло-младшего и намертво прилип к гусенице, которая быстро-быстро обматывалась серой липкой дрянью. Первые несколько минут были самыми ужасными: я не мог даже пошевелиться. Хорошо еще, что кокон заглушал мольбы и ругань Ласло-отца. Будь у меня такой папаша, я бы тоже спрятался куда поглубже. На меня вдруг накатило такое раздражение на него, что я принялся бешено лупить руками и ногами. Вечно он меня позорит! Я вообще в эту школу не хотел! Сейчас как превращусь в кого-нибудь, только этого придурка переварю. А там как покажу ему!

Я согласно закивал головой. Теперь это было довольно просто: меня обволакивало чем-то мягким и теплым, словно бы засасывало внутрь. Здесь было так приятно и уютно, что захотелось свернуться и уснуть. Зачем куда-то спешить, когда можно спать и становиться кем-то большим и сильным, когда ты – Ласло, совсем скоро – Единственный…

Резкая боль пронзила левый бок. Сквозь теплое желе я нащупал какую-то острую штуку, которая вцепилась в меня. Она не сдавалась, и я вдобавок порезал пальцы. По левой руке что-то шмыгнуло вверх и запуталось в волосах. Мне, Единственному, ужасно не нравилась эта возня. В ушах раздался стук. Навязчивый такой стук: ты-ы-ын-ты-ы-ын – тын-ты-ы-ын – ты-ы-ын – ты-ы-ын. Я по привычке ответил: ты-ы-ын-ты-ы-ын-тынты-ы-ын – тын-ты-ы-ын-тын – ты-ы-ын-ты-ы-ын-тын-тын? «Тын-тын!» – дернули меня за волосы.

Мэтт Грэнвилл уважает чужие правила общения, но драться и кусаться – это уже перебор. И надо решать, как выбраться из этой гусеницы, моль ее погрызи. Пусть не вышло со Школой, но выкукливаться в Ласло мне совсем не хотелось. Лучше уж сиротой, чем с таким папашей. «Ласло – лучший!» – тут же с гневом возразил я сам себе. Нужно наслаждаться полным покоем, пока эти смешные зверушки куда-то разбежались. И папочка рядом – можно спать спокойно.

Мы есть то, что мы едим. Оказывается, обратное тоже верно! Раз он – это я, а я – это он, мне нечего скрывать от самого себя.

– Ласло, а вдруг папочка разочаруется?

– С чего это?

– Ну мы же провалим конкурс.

– Все равно он меня любит.

– А если мы лишим его мечты, вдруг он нас разлюбит, кому нужен сын-неудачник?

Кокон начал трещать. Я тоже задергался, но он никак не поддавался. И все снова затихло. Тишина и покой.

– Ласло, а папа огорчится!

Никакой реакции.

– Ну и правильно: папа всегда говорил, что ты бездарь. Он будет над тобой смеяться, а ты даже ответить не сможешь в этом дурацком коконе! Представляешь, Ласло, сейчас ты во что-нибудь превратишься, и никогда не сможешь ему сказать, как тебе надоело быть им!

Внутри все заходило ходуном, меня бросало из стороны в сторону. За волосы что-то постоянно дергало, а бок саднил, как от прищепки. Но лучше быть ободранным Мэттом Грэнвиллом, чем целехоньким Ласло-моль-его-знает-каким-по-счету. Кокон треснул, как сухой стручок фасоли, и меня вышвырнуло наружу. Прямо в толпу народу.

Знаете, когда вылетаешь из кокона, надеешься, что у тебя есть крылья. Увы, мой полет был высоким, но недолгим. Я плюхнулся на колени и поздоровался. Все-таки с этими пряжками мы были в некотором знакомстве. К сожалению, их владелица смотрела на меня, как на червяка под ногами. Или гусеницу, неважно. Если последняя встреча самая запоминающаяся, она меня точно никогда не забудет.

Я встал и в гробовой тишине любезно поклонился магистру Сотпакан, главе Цеха Ткачей Глории Карбоначчи в хрустальных башмачках, главе Гильдии Вышивальщиц Торстену Хельму и, конечно же, Аманде Дэверелл, куратору и могунье, а также доброй сотне прочих уважаемых людей, познакомиться с которыми я, увы, уже не успею. Глава Братства Трактирщиков, который сейчас сидел перед разбитыми дверями «Сироты», должен быть доволен: именно сегодня его заведение передвинулось в самый центр, к Магистрату.

Видимо, Глория Карбоначчи питала ко мне особую слабость, потому что очнулась первой:

– Мистер Грэнвилл, как вы могли…

Но договорить она не успела. Огромный кокон хрустнул еще раз и распался на две половинки. Из него вылетело существо, при виде которого я не выдержал и расхохотался: это был голенький розовощекий младенец с красивыми перламутровыми крылышками. Он сделал круг над толпой и заметно подрос, на животе проступили желто-черные полоски. Все его тело покрылось ворсинками, на лбу выросли длинные антенны-рожки.

Все как завороженные смотрели на зигзаги, которые с сердитым жужжанием выписывало человеконасекомое размером с корову, но никто даже не пытался его расколдовать. Наверное, восхищались тем, что человек все-таки обрел крылья. Сквозь толпу к нему пробирался Ласло-папаша, но сделать это было не так-то просто: почему-то уважаемое собрание магов осторожно, шаг за шагом отступало назад. Ласло-сын заметил отца и пошел на снижение. Из его брюшка высунулась длинная острая игла. Порхал-то он как бабочка, а вот жалил как пчела!

Папаша завизжал, схватил кого-то в толпе и прикрылся им от наследника. Ласло-сын взмыл вверх и набрал высоту. Его брюшко раздулось и налилось ядовито-желтым цветом. К папаше со всех ног устремились Аманда Дэверелл и какой-то незнакомый парень. Остальные, наоборот, поспешили отойти, и я рассмотрел, кого же схватил Ласло-младший. Это была Вайверин, спокойная и белая как снег.

Я безумным прыжком бросился к ней. А перед собой видел только выставленное жало, пульсирующее желтым огнем. В последнее мгновение я успел оттолкнуть Аманду Дэверелл и закрыть собой девушку, но Ласло выпустил яд. Шипящая струя летела мне прямо в глаза, и я запоздалым усилием попытался закрыться руками. На пальцах что-то запузырилось и зашипело, все тело укололи десятки крошечных ожогов. А дальше была пустота.

– Осторожно, несите его осторожно!

Я сквозь сон плыл куда-то по волнам, далеко-далеко, туда, где тишина и покой. Еще, наверное, я сгорел на солнце – во многих местах пекло и чесалось. Но двигаться не хотелось. Хотелось спать, спать, спать. Но никого не волновали мои желания: в рот налили какой-то горькой гадости, а в самые болючие места начали чем-то тыкать. На лицо шлепнулось что-то мокрое и пахучее, в голове шумело. Я прислушался к этому шуму и различил голоса:

– Мистер Грэнвилл не прошел испытание одомашниванием. Он отчислен.

– Аманда, я понимаю, вы перенервничали и сейчас просто срываетесь, но он же спас вашу…

– Моя ЖИЗНЬ, Глория, была в полной безопасности! И раз я куратор, мои решения не обсуждаются!

– Тогда я требую вызова Феррариуса! Пусть он объяснит мне как главе Цеха: почему участнику, который способен на такой мощный трехфазный расколдун, отказывают в продлении попытки! – кувалдой громыхала Ткач.

– Ректор уехал на выставку магографов наших выпускников. Доходы от которой, между прочим, получает и Магистрат!

– Аманда, я согласен с Глорией. Продлите, – мягко и деликатно вставил Вышивальщица.

– Ну и на каком основании? Недопереварен гусеницей и недоотравлен шершнем? – ехидно уточнила куратор.

– Спасение жизни участника ценой собственных шансов на победу, а также выполнение полезного для Города задания, превышающего магические способности конкурсанта, поощряются: а) продлением срока текущего испытания и б) бонусными баллами пропорционально важности задания. Кодекс участника, статья 29, параграф 6, пункт С, – раздался новый голос, звонкий и мужской.

– Стократус, и вы тут! Кажется, в этом вопросе все достигли редкого равновесия, – высокомерно произнесла Аманда. – Прекрасно: как куратор, я продлеваю мистеру Грэнвиллу срок испытания на сутки. Бонусные баллы, разумеется, уже начислены. Всем приятного вечера, господа.

– Решение не противоречит кодексу. Позвольте вас проводить, – добавил мужской голос, перекрывая какофонию недовольных.

Я заорал от радости – уж теперь-то помчусь одомашнивать, дайте только встать! С моего лица, наконец, сняли мокрую тряпку и разрешили сесть. Саднил бок, и я посмотрел, что там: это коробочка-карта вцепилась острыми краями. Голова сильно кружилась, но я все равно попытался осмотреться. Меня перенесли в тень, ближе к Магистрату. Народу было полно, но на меня глядели с явным страхом и старались держаться подальше. Обоих Ласло нигде не было. Торстен Хельм что-то объяснял высокому, худому мужчине в мантии магистра и парню, который показался мне знакомым. Точно, это он вместе с Амандой бежал спасать Вайверин. Ее, кстати, тоже не было. А я так надеялся. Возле меня суетились Глория Карбоначчи и магистр Сотпакан.

– Визл, немедленно принесите браслеты! Бедный мальчик, как у него хватило сил выдержать такой мощный заряд ядовитой магии? Если бы бо´льшая часть не замерзла на лету, его бы покалечило. Согласитесь, Сотпакан, он везучий!

Трактирщик принес целую связку браслетов и передал их магистру. Та щелкнула застежками и принялась надевать их мне на руки. Мои пальцы были отчего-то голубовато-прозрачными и холодными. Браслеты никак не хотели держаться на запястьях. Сотпакан пробовала снова и снова – без толку.

– Мэтью, попробуйте призвать свой магограф, – попросила она. – Визл, а вас я попрошу принести ледяного огня.

Почему-то она стала очень мрачной и старалась не смотреть на меня. Я честно попытался нащупать связь со своей штуковиной, но не почувствовал вообще ничего. Хоть что-то хорошее – незакрытая связь с магографом довольно опасна для мага. Тут мне в рот сунули пустодревник со снежком, и я сделал пару глотков. Такого прилива сил, как в первый раз, конечно, не было, но бодрости прибавилось. По крайней мере, я смог встать и не шатался.

– А теперь, Мэтью? – еще раз уточнила магистр. – Что-нибудь чувствуете?

Я покачал головой. Теперь помрачнели и Глория с Визлом.

– И светобуквы пропали, – утвердительно кивнула Сотпакан.

Голос ее стал добрым-добрым и мягким-мягким. Она повернулась к Визлу и Глории и принялась объяснять, как учитель у доски:

– Вы давали ему сердцевину снегоягоды, отсюда чары льда – посмотрите на его руки. Он был без браслетов, поэтому выплеснул всю магию. Именно по этой причине никто не пострадал – мальчик принял весь заряд на себя. Боюсь, он абсолютно пуст. Ни капли волшебства. Все-таки скорее неудачник, Глория.

Она с сожалением посмотрела на меня и пошла в магистрат. Не оборачиваясь. Пустота, которая поселилась внутри меня, сжалась в тугой комок.

– Мэтт, пошли, тебе надо отдохнуть. Поешь, поспишь, – бодро хлопнул меня по спине Визл.

– Она вернется? Я посплю, и магия снова вернется, так ведь? – Мой тонкий пронзительный голос срывался.

– Ну-у… всякое бывает, – уклончиво ответила Глория. Они оба старались не смотреть мне в глаза.

Я сбросил с плеча руку Визла и пошел в «Сироту». В волосах что-то копошилось, и я вытянул перепуганное, перемазанное слизью и в кровавых пятнах приглашение. Поднялся в свою комнату и залез в постель. Слышал, как стучал Визл и топтался под дверью Боб. Внутри меня было так пусто, что радостные крики и залпы фейерверка эхом отзывались по всему телу. Они все были, а я – нет. Толку от лишних суток и баллов, от того, что я кого-то там спас. Зачем все, если я больше не маг?