Момент истины

4

Эйва была вне себя от ярости.

Перед ней на постели лежала круглолицая юная блондинка с переломом обеих ног, которые были забраны в неуклюжие гипсовые повязки и через блок на проволоке подвешены к потолку. Девчонка капризничала, чтобы позабавить своих приятелей, которые пришли навестить ее.

— Не пойму, почему в вашем дурацком лазарете не дают мартини?! — повторяла она уже, наверное, в сотый раз. — В конце концов, я плачу за пребывание здесь! Я заплатила за отдельную палату! Тебе из-за меня повысят зарплату, медсестра! Я просто умираю от жажды! Хочу мартини!

— Слушай, сестренка… Ну, в самом деле, не будь такой тормозной, — насмешливо проговорил темноглазый молодой человек с налаченными волосами и усиками. — Знаешь, что Бинни сегодня вынесла на тех чертовых волнах? И не жалуется, заметь! Она идеальный пациент для вас и заслуживает вознаграждения.

Выражение лица Эйвы оставалось каменным. Она боялась говорить, так как чувствовала, что не сможет сдержаться и выдаст то крайнее презрение, которое она испытывала ко всем беззаботным богатым разгильдяям, которые едут в Сисайд на своих спортивных тачках, пренебрегая всеми ограничениями в скорости, которым плевать на предупреждающие знаки о высоких приливах, расставленные вдоль всего берега. Они все равно берут свои доски и лезут в воду.

Родители Бинни — так друзья звали свою избалованную подружку — уже прислали ей четыре десятка роз из Сан-Франциско и в данный момент летели сюда на личном самолете, чтобы поскорее отправить свою ненаглядную девочку домой, к «домашнему специалисту», как они сообщили по телефону доктору Стонтону.

— Можете мне поверить, я жду не дождусь, когда меня увезут отсюда, — капризно говорила Бинни, теребя своими пухлыми ручками край простыни. — Это морг какой-то!

Эйва приготовила раствор гипосульфита, как распорядился доктор Стонтон, чтобы Бинни поспала и восстановила силы перед дорогой домой, и без особых церемоний вколола иглу в мясистое предплечье избалованной девушки. Та ойкнула.

Не обратив на это никакого внимания, Эйва, сделав укол, строго посмотрела сверху вниз на пациентку. Она помогала доктору Стонтону в операционной, когда тот три часа колдовал над этой блондинкой, борясь за ее ноги, которые были в таком состоянии, что их впору было ампутировать без всяких разговоров. Девчонка не удержалась на доске и попала в один из множества опасных водоворотов ниже мыса. Она не могла выбраться оттуда примерно минуту, но этого было достаточно для моря, которое жестоко мстило новичкам за их неопытность. Захваченная волнами доска несколько раз, будто молот, обрушилась на ноги несчастной, переломав их во многих местах.

— Мне очень жаль, что тебе не нравится наша больница, Бинни, — не сдержавшись, сказала Эйва. — Но поверь, когда ты покинешь нас, мне тоже не будет жаль расставаться. Что же касается морга, то советую тебе нанести как-нибудь ознакомительный визит в наш, местный. Ты увидишь там много молодых людей, которые еще так недавно жили и дышали, катались в своих машинах на больших скоростях, а потом нарушили пару раз пляжные правила, и в итоге лежат сейчас на столах безжизненные, всеми забытые, никому не нужные. Трогательная картина!

Парень с налаченными волосами расхохотался:

— Слушай, только не надо нам читать проповеди, сестричка! И лучше не тормози с мартини. Я могу принести бутылочку из «Лас-Пальмаса», и мы вместе ее здесь…

— А вы убирайтесь! Вон отсюда! Немедленно!

Эйва схватила парня за руку. Тот весь напрягся, вырвался, отступил на шаг назад и сжал кулаки. Лицо его приобрело зверское выражение.

— Ты слышал ее! Марш отсюда! — вдруг раздался за спиной Эйвы низкий, словно стальной голос.

Эти слова были сказаны негромко, но в интонации чувствовалось что-то очень страшное. Глаза доктора Стонтона, отражавшие его настроение, едва не метали молнии. Он переводил свой горящий взгляд с одного нагловатого юного лица на другое, а потом замкнул его на Бинни, которая смотрела на него во все глаза, испытывая одновременно обиду и страх.

— Ты едва не потеряла свои красивые ножки, дорогая, — жестко сказал ей доктор. — Твои кости были раздроблены на мелкие осколки, сухожилия и мышцы раздавлены и разорваны на куски. Четыре хирурга и три неутомимые, ни на что не жалующиеся медсестры, включая и ту, что стоит сейчас перед тобой, все еще бодрствуют по твоей милости, как бодрствовали и те три часа, когда спасали тебя.

Стонтон подошел вплотную к кровати больной и наклонился так, что его глаза были всего в нескольких дюймах от выкатывавшихся от страха глаз девушки. Она лежала на кровати, будто парализованная, боясь пошевелиться. Мысли о богатом папе и домашнем специалисте, как и мысли о мартини, в данный момент уже не занимали ее голову.

— Слава богу, что все обошлось! Слава богу! Ты снова будешь ходить, танцевать и даже заниматься серфингом, если эта травма тебя ничему не научила. Но если ты сломаешь ногу еще раз, будь то в волнах или в баре, при падении с табуретки, я предупреждаю тебя — к нам за помощью лучше не приходи!

Друзья Бинни, пятясь, вышли из палаты. Опущенные плечи красноречиво выражали их крайнее смущение. А девушка вышла из затруднительного положения традиционно — расплакалась.

Доктор Стонтон выпрямился и взял Эйву за руку, чем несказанно удивил ее.

— Пойдемте. Пойдемте отсюда сейчас же!

— Но… я должна здесь дежурить еще целый час!

— Никаких «но»! — прорычал он. Затем вдруг мягко улыбнулся и вполголоса проговорил: — Прошу вас. Мне необходим кофе и необходимы вы, поэтому я отчаянно хочу, чтобы вы со мной его выпили. Коридорная посмотрит за Бинни положенное время. Я распоряжусь.

Сердце Эйвы радостно пело, когда она спустя несколько минут вошла в кафе с доктором Стонтоном.

Его темные глаза смотрели на нее, и в них светилось полное понимание и поддержка. Доктор Стонтон сделал заказ, а когда официантка ушла, спросил:

— Так, значит, у вас есть характер?

— Временами прорывается, — засмеялась Эйва, не сводя глаз с его пальцев, которые беспрерывно двигались от солонки к пепельнице.

Неожиданно доктор протянул руку через столик и взял руку Эйвы, крепко сжав ее.

— Но я думала, вы станете упрекать меня, — продолжала девушка, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание. — Ведь, если по правилам, я не имела права так…

— Вы имели полное право! — резко оборвал он. На скулах у него заходили желваки. Видимо, Стонтон снова вспомнил неблагодарную Бинни и ее друзей. — Судя по всему, вы едва ли не единственный человек в этом городе, который так же, как я, смотрит на эти проклятые несчастные случаи, связанные с неосторожностью, лихачеством и…

— Доктор Стонтон! Где доктор Стонтон! Доктор, пожалуйста, в радиологию! Доктор Стонтон! — вдруг раздался взволнованный голос.

В глазах доктора промелькнула искорка неудовольствия, но он тут же взял себя в руки, грустно улыбнулся, развел руками и поднялся из-за столика.

— Увидимся еще. И скоро, я надеюсь. Как у вас со вторниками?

— Да, то есть… Да! Обычно я хожу на пляж… — запинаясь, пробормотала Эйва.

Стонтона снова позвали. Он нетерпеливо кивнул, давая понять, что сейчас идет.

— Отлично. Тогда, может быть, я смогу совместить свое свободное время с вашим. Как насчет ближайшего вторника? Днем у мыса Морри?

— Днем?..

— В три часа.

Не дождавшись ее ответа, доктор быстро вышел из кафе. Вслед ему растерянно смотрела официантка — Стонтон забыл оплатить чек. Женщина проводила взглядом широкоплечую фигуру, не скрывая восхищения.

— Боже, что за мужчина! — воскликнула она, ни к кому не обращаясь. — Какая улыбка! Я никогда прежде не видела, как он улыбается.

Эйва не удержалась от смеха и полезла в карман за деньгами, чтобы заплатить за кофе. Официантка вспыхнула, пробормотала извинения и убежала.

Эйва тоже раньше никогда не видела на лице доктора Стонтона улыбки. Ею овладело такое радостное возбуждение, что она буквально на крыльях принеслась к постели Бинни. Ее сердце замирало, когда она вспоминала каждое его слово, каждый жгучий взгляд и взвешивала в уме их значимость.

Неужели ее праведный гнев произвел на доктора такое сильное впечатление, что он даже пригласил ее на кофе? И не потому ли он захотел еще раз встретиться с ней на пляже и поговорить о вещах, которые, очевидно, волновали его? Эйва никак не могла понять столь неожиданное пробуждение в нем интереса к своей персоне. Может, другие медсестры кажутся ему слишком вялыми и лишенными эмоций? А может, увидев сверкающие глаза Эйвы и ее разгоряченное лицо, он вспомнил о другой женщине, которая была горяча, как породистая скаковая лошадь… Ведь именно так Китти описывала его погибшую жену.

Эта мысль постоянно проникала в тот уголок ее души, в котором поселилось счастье, постоянно тревожила ее, пока она, собравшись с духом, не изгнала ее полностью. Нет, она не станет анализировать мотивации доктора Стонтона — почему он пригласил ее на кофе, почему захотел встретиться во внерабочее время. Она решила полностью положиться на волю ветров и прилива… и очень хотела надеяться, что чудо будет длиться еще долго.

День был длинным и тяжелым. Только к восьми вечера Эйва наконец попала домой. На столе она увидела мясо, картофельное пюре и еще теплую кукурузу. Рядом лежала записка от Китти. Она писала, что у нее сегодня чрезвычайное ночное дежурство, и просила не ждать ее. Была и приписка-постскриптум, где говорилось: «Тебе звонил бронзовый бог Гари Хейден, подружка, и позвонит еще. Ты везучая, детка!»

Поглощая мясо, Эйва вернулась мыслями к Гари и к их свиданию на прошлой неделе. Встреча была организована на высшем уровне. Сразу было видно, что к этому приложил руку настоящий специалист.

Как она и ожидала, Гари расточал бесконечные комплименты по поводу ее внешности. Сам он тоже смотрелся весьма эффектно в своем темно-синем пиджаке и свитере с высоким воротом. Он выглядел прямо как популярный певец из ночного клуба.

Они ехали в ресторан по залитой лунным светом дороге. Океан казался серебристой тропой, лежащей ниже скальных утесов. Луна разливалась желтым маслом и золотила темно-синее небо.

— Обед заказан специально для тебя, Эйва, — сообщил ей Гари.

А когда принесли их роскошный обед и они пошли танцевать, она увидела… нет, пожалуй, не столько увидела, сколько почувствовала, как Гари за ее спиной подал знак гавайским музыкантам сыграть свадебный марш.

Вечер был полон свечей, музыки, шампанского и восторженных взглядов Гари. Но несмотря на всю эту красоту, Эйвой овладело какое-то необъяснимое чувство, сравнимое с чувством недостатка воздуха. Это чувство не оставляло Эйву, и с течением времени только усугублялось. Руки Гари, постоянно тянущиеся к ней, его тихий, медоточивый голос, настойчиво повторяемые ей на ухо слова, объятия в танце… Словом, облегчение наступило только тогда, когда Эйва вновь оказалась на пороге своего дома.

Странно, но Гари не сделал ни одной попытки поцеловать ее на прощание. Эйва была уверена, что ему хотелось этого. Желание отражалось в его глазах, смотревших на ее красивые губы. Но, может быть, он был слишком уверен в себе и таким образом, оттягивая удовольствие, делал себе приятное. Одно Эйва знала наверняка: она была в меру строгой, чтобы заинтересовать его.

Как обидно, думала она, перечитывая постскриптум Китти, что Гари хочет меня, а не мою маленькую подружку, медсестру, которая с готовностью подарила бы ему и восхищение, и любовь.

Что ж… Такова жизнь, наполненная обещаниями и сюрпризами, трудно предсказуемая, постоянно меняющаяся… Как и кремовый рисунок облаков, плывших в небе во вторник, когда Эйва ждала на пляже доктора Стонтона.

Сегодня Эйва решила не надевать костюм для серфинга. На ней был красивый комплект из двух предметов — юбки и жилетки, который приковывал немало восхищенных взглядов, пока она шла по пляжу. Сама она, казалось, этого не замечала. Она просто шла, высоко держа голову, устремив взгляд вперед и вдаль. Казалось, будто она наполнена загадками и тайнами, живет в своем мире, куда не достигают восхищенные взоры и перешептывания тех, кто обернулся ей вслед… В ее походке не было ничего надменно гордого, никакого вихляния бедрами. Она не шла, а словно скользила по земле.

— Девочка прямо как из сказки, — восторженно сказала Китти другой медсестре, когда они вместе наблюдали за тем, как Эйва шла по пляжу. — Высокая, загорелая, красивая… Она даже не замечает, как на нее оглядываются!

Но сегодня Эйва и сама оглядывалась по сторонам, пытаясь, однако, не выдать своего волнения. Даже Тод и его друзья, резвившиеся у воды с ее доской, которую она принесла на тот случай, если они здесь будут, не задерживали на себе ее внимания. Она не слышала их криков и возни.

Неужели доктор Стонтон забыл об их встрече? Три часа давно пробило, и стрелки ее наручных часов уже начали подбираться к четырем. Может, его задержали в больнице из-за какого-нибудь трудного случая? А может… Эйва нетерпеливо постукивала пальцем по стеклу циферблата. А может, он изменил свое мнение о медсестре, которая не только безо всяких возражений заплатила за него в кафе, но и по первому зову побежала, как школьница, к нему на свидание?..

Эйва уже совсем было решила попросить мальчишек принести ей ее доску и вернуться домой, как вдруг увидела доктора, который торопливо приближался к ней, утопая в песке дюн. На нем был белый свитер с высоким воротником и серые брюки. Ветер шевелил его темные волосы, а в зубах была зажата трубка… Смотрелся он просто неотразимо!

— Вас… Вас следует арестовать за то, что вы выглядите на пляже столь провокационно привлекательно, — сказал он спокойно, опустившись на песок рядом с ней. — Сверху я осматривал пляж в поисках вас. И подумал еще: господи, ну и девушка! Неправдоподобно красива!

Эти слова были произнесены обычным тоном. Доктор не вращал глазами и не скалил зубы, как это делал Гари, чтобы подчеркнуть значительность своей похвалы. Эйва вдруг почувствовала дикую радость от того, что бог дал ей миловидное личико и хорошую фигуру. Она была счастлива, что такой мужчина, как доктор Стонтон, считает ее красивой.

Сидя рядом с ней и сложив руки на коленях, он задумчиво смотрел на море. Они говорили о больничных новостях, о Бинни и о других их общих пациентах.

— Господи! — вдруг сердито заметил Стонтон. — Вы только посмотрите на тех пустоголовых малолетних дураков!

Эта неожиданная ремарка задела Эйву, и она, проследив за взглядом доктора, увидела Тода и его приятелей, которые уселись на ее доску и гребли, как в лодке, хохоча и сталкивая друг друга в воду.

— Почему же дураки? — возразила она. — Ребята просто веселятся.

Доктор сверкнул на нее своими темными глазами:

— Веселятся?! На доске для серфинга?! Хорошенькое веселье — переломать себе все кости! Вы, надеюсь, не одобряете этого? Ведь я видел, как вы отчитали Бинни.

Эйва задержала на нем долгий, внимательный взгляд. Мысли в ее голове закружились в сумасшедшем хороводе. Не в этом ли кроется причина столь неожиданно проявленного интереса к ней? Наверное, он решил, что Эйва одернула Бинни не столько за то, что та нарушила положенные правила и пыталась кататься на доске в зоне высокого прилива, сколько за то, что девчонка вообще занимается серфингом…

— Я одобряю любой вид спорта, когда он доставляет человеку удовольствие и когда этот человек достаточно подготовлен, — сказала она. — Что же касается тех мальчишек, то ведь они родились у моря и, конечно, будут любить водные виды спорта. Если бы еще нашелся человек, который взялся бы обучить их азам…

Эйва запнулась, столкнувшись с разочарованным взглядом доктора. Ага, вон оно что! Он-то думал, что в ее лице заполучил союзника в своем крестовом походе против серфинга!

Она упала духом.

— Черт возьми! В таком случае я вынужден заметить, что вы не намного умнее их! — Стонтон вытряс свою трубку и сунул ее в карман. — Море… это предательская стихия!

Эйва тут же вспомнила о том, какую утрату понес доктор. Была бы ее воля, она бы немедленно перевела разговор в другое русло. Но, судя по всему, он хотел продолжить начатую тему.

— Так вы, значит, за? — настойчиво спросил он ее, мрачно скривив губы.

— Именно. Но при соблюдении тех условий, о которых я упомянула, — тихо произнесла Эйва. — Научиться технике — это, разумеется, необходимо. Если бы был хороший инструктор… Может, в «Лас-Пальмасе» они сумеют нанять кого-нибудь…

Доктор энергично покачал головой:

— Даже не вздумайте предлагать им эту глупость! Тогда к нам в больницу станут приносить калек уже не единицами, а десятками! — Он подхватил маленький камешек и швырнул его в воду. — Вы только посмотрите на тех детей, — продолжал он. — Как вы можете поощрять их шалости? Ведь забава может стоить любому из них сломанной ноги или руки! И взгляните на их доску, которую им оставил какой-то идиот! Была бы моя воля…

— Эй, Эйва! — раздался голос Тода, который, прихрамывая, бежал в их сторону. — Ты видела?! Сегодня ребята только гребли на твоей доске, так что я тоже немного повеселился!

Она вся похолодела. На лице человека, который сидел с ней рядом, появилось выражение глубочайшего шока. Он медленно повернулся к ней и как-то придушенно спросил:

— Так это… это ваша доска?!

Смерив Эйву негодующим взглядом прищуренных глаз, он так же медленно перевел его на ребят, которые воткнули доску в песок и отдыхали. Затем вдруг вскочил на ноги, медленно сжимая и разжимая кулаки. Взгляд его был устремлен на маленькую фигурку, которую Эйва заметила только сейчас.

— Тони! — сдавленно пробормотал он. Затем крикнул во весь голос: — Тони-и-и!!!

У Тони, его сына, в руках была доска. Он обернулся и уставился на своего разгневанного отца. Глаза его сузились, и на лице появилось выражение, настолько близкое к ненависти, что Эйва с трудом верила своим глазам. Мальчишка бросился бежать не оглядываясь. Маленькая, стройная фигурка…

— Проклятие! — прорычал доктор, глядя на Эйву сверху вниз. Его гнев передался и Эйве, и она почувствовала закипавшее внутри чувство горечи.

Она тоже вскочила с песка, спружинив на своих длинных ногах.

— Одну минуту, доктор! — резко воскликнула она, глядя ему прямо в лицо. — Я приношу извинения, я не знала, что Тони ваш сын, и не знала, что у вас такой дикий комплекс в отношении серфинга! Но позвольте сказать вам, что, по-моему, вы смотрите на все это непростительно узко и однобоко! Дело в том, что…

— Именно! — саркастически усмехнувшись, оборвал он Эйву. — Дело в том, мисс Кендалл, что вам, судя по всему, хочется, чтобы мой сын получил травму и поставил свою жизнь под угрозу! Чем еще может руководствоваться человек, неся детям этот отвратительный кусок скользкого дерева?!

На фоне фантастически окрашенного вечернего неба и волнующейся лазурной воды доктор напоминал разъяренного викинга, готового убить принцессу, которая на самом деле оказалась змеей.

Следующие слова Эйвы вырвались вместе с резким порывом ветра, который гнал по небу штормовые облака. Ее и без того синие глаза стали темнее морской воды. Глядя прямо в лицо Стонтону, она выпалила:

— Дело в том, доктор, что у вас… нет понятий ни о тепле душевном, ни о счастье человеческом. В вас вообще нет чувств!

Он следил за движениями ее губ. Заметив это, она замолчала и испуганно затаила дыхание.

— Вот, значит, как вы думаете обо мне? — мрачно проговорил Стонтон. — Ни чувств, ни эмоций?

В следующее мгновение он протянул вперед свои сильные руки и, прежде чем Эйва успела догадаться о его намерении и что-нибудь предпринять, привлек ее к себе и впился в нее страстным поцелуем… Поцелуем настолько волнующим, что у нее захватило дух, и она не могла пошевелиться до тех пор, пока он сам ее не отпустил.

— Какой теперь диагноз вы поставите мне, сестра? — также мрачно спросил он и, резко развернувшись, зашагал от нее прочь.