Московские страсти

Она выключает свет и раздевается. Ее руки ласкают и обнимают меня, губы шепчут на ухо нежные слова. Она уступает мне, как порывистому мальчишке. Ведь я мужчина, то есть Эго в чистом виде, покрытое тонкой оболочкой из кожи. Мы созданы друг для друга. Я это знаю. Она - нет. Она не умеет любить меня. Пока. Эта женщина слишком хрупкая. Она меня пугает.

Мы целуемся, лежа в постели. Она ласкает мои волосы, лицо. Я ласкаю ее. Я ощущаю ее дрожащее тело. Я лежу с закрытыми глазами, шепча какие-то слова.

- Как ты все время догадываешься, о чем я думаю? - удивляется она.

- Я не догадываюсь. Я знаю.

Я ничего не объясняю. В большинстве случаев я - человек открытый, но имею право на маленькую тайну. Чувствую себя счастливым и усталым. Такова любовь. Ее губы ласкают мне шею. Мне нравятся эти легкие, дразнящие прикосновения.

- Тебе понравилось? - спрашивает она шепотом.

- Да, - выдыхаю я в ответ.

- Тебе правда понравилось?

- Да.

Мы долго лежим, молчим. Она нежно поглаживает мою руку. На улице под окнами грохочут грузовики. Я чувствую, как это нежное поглаживание руки снимает мое напряжение.

Наташа задумчиво смотрит на меня. Ее губы растягиваются в улыбку, которую она позволяет себе. Подыграл я ей или нет? Вряд ли.

На секунду в ее взгляде мелькает что-то необычное. Как будто в глубине ее души приоткрывается какая-то дверь.

Я улыбаюсь. Мне хорошо и свободно. Давно уже я не чувствовал себя так приятно и расслабленно.

Наташа уснула. Я лежу и смотрю на нее, боюсь пошевелиться, чтобы ее не разбудить. Потому что кровать уж очень узкая.

8

Стоит жара, которая только усиливается, становясь все противнее. Небо меняет цвет с голубого на смесь желтого и серого. Горячий густой воздух словно высасывает силы и энергию из всего живого.

Спасибо тебе, работа, за стресс, он меня бодрит. Сиди и терпи, за это тебе и платят. А то, что недополучаешь, отними. Не хватает сосредоточенности.

Я закрываю глаза, сосредоточиваюсь и думаю.

Очень длинный день. Но не могу избавиться от мысли, что у меня остаётся всё меньше и меньше времени. Продолжаю работать – робот с водоворотом эмоций внутри.

Я не пользуюсь популярностью, но не думаю, что непопулярен. Не считаю, что кто-то обращает на меня много внимания. Я не занимаю ничьих мыслей, никто не высказывает обо мне своего мнения, или, по крайней мере, я так думаю. Обитаем в реальности. Без розовых очков.

Так что чем больше работы, тем лучше: работа позволяет не задумываться. Закрываю глаза, чтобы не видеть вокруг. Все хорошо, все в порядке. Попытки взбодрить себя, выдать желаемое за действительное с каждой секундой становятся все более тщетными. Что-то явно идет не так. Закрыв глаза, я попытаюсь расслабиться. Я не уверен до конца. Мое сердце колотится, руки дрожат. Я ощущаю себя так, словно залпом выпил подряд несколько чашек крепкого кофе.

Что бы я сейчас ни предпринял, все будет тщетно. Мысль эта мучительна. Обычно день невыносимо тянется после полудня. Я не эгоист. Я тот, кто я есть. Злой и обиженный тем, что жизнь так часто подбрасывает мне разочарования.

Все пройдет, должно пройти.

В течении следующих нескольких минут я смог быть сдержанным, холодным и профессиональным. Во мне говорит отчаяние. Оно подрывает во мне решимость, отравляет радость, убивает веру. С кем я имею дело на работе? День за днем передо мной проходит вялая процессия лицемеров, занимающихся самообманом. Это должно было бы меня беспокоить. Однако не беспокоило. Я становлюсь сложным. Или излишне простым?

Гордиться тут нечем, но так было всегда. Я не задерживаюсь на этой мысли. Она лишь скользит по самому краешку моего сознания. Этот город выжимает людей как лимоны, ломает, держит в постоянном мучительном ожидании того, что при малейшей оплошности уничтожит. Может, остальные понимали это с самого начала своей жизни. А я догадался только что. Я вдруг понимаю, что не обязан терпеть. Осознаю, что у меня есть выбор.

Никто не хочет слышать, как ты действительно себя чувствуешь. Они хотят услышать, как ты должен себя чувствовать.

«Все гораздо сложнее». Это мнение Артура, выражавшееся в одной фразе. Для меня же наоборот, все стало проще. Суетность – это порок. Суетность вынуждает обращать внимание не на суть человека, а на впечатление, которое он производит. Все вокруг – фальшь. Чему я здесь научился? Что привыкнуть можно ко всему. Признаю этот факт. Признаю с гордостью.

Кто-то плывет поперек течения. Дело вовсе не в мужестве. Дело в усталости. Настоящая усталость породила больше героев, чем мужество. Я не хочу быть героем. Просто очень устал быть, как все. Это тяжелый труд. Многие не замечают этого. Понимать это страшно. Не понимать – глупо.

9

Я старался соответствовать своим представлениям о том, каким должен быть влюбленный мужчина. Не хотел оказаться ни груб, ни смешон. Недоверчивость всегда искренна. Наташа смотрела на меня любящим, насмешливым и заботливым взглядом. В ее наивность я не верил также, как в свою.

- Разве я не такая, как обычно? – спросила она.

- Как всегда не такая.

- Миленький, тебе показалось.

- Нет, не показалось.

- Ничего не говори.

Наташа смотрела на меня настойчиво и проницательно. Просто некуда было скрыться от этого взгляда. Ей должна была понравиться моя уступчивость.

- Ты недостаточно часто говоришь мне, что любишь, - сказала она. Иногда женщины бывают излишне привередливы. – Не забывай, пожалуйста, говорить мне все приятное, что тебе придет в голову.

- Тогда мне придется только это и говорить.

- Ты просто не умеешь быть плохим. Вот что важно. Обычно мужчина старается отомстить женщине за то, что вынужден измениться, чтобы понравиться ей.

Иногда я не понимаю, о чем она говорит. Мне не хотелось слушать ее. Я не любопытен. Пользоваться тем, что есть – самое разумное решение.

- Я люблю тебя, Наташа.

- Только не забывай об этом. Ты хочешь, чтобы я обещала тебе любить только тебя?

- А почему бы и нет?

- Я не подумала об этом заранее. Мои слова – самое малое, что я могу тебе дать. И ты это понимаешь.

- Моя любовь не выдумана.

- Глупый. Глупый и жадный. Не можешь остановиться, когда рассказываешь о своих достоинствах. Такой милый, такой наивный.

В ее голосе была та нежность, которую я видел в ее глазах.

Я смотрел на нее. И Наташа не смотрела ни на кого, кроме меня. Почувствовал, что впервые в жизни меня понимают. Получил, что хотел. Что же дальше?

Ты сделала меня интереснее для себя, - я умею говорить о любви.

- Великодушно с твоей стороны.

- Только справедливо.

- Ты рассуждаешь, как маленький ребенок. Женщина терпелива только с необходимым ей мужчиной. Мне нравится быть уверенной в твоей любви. Наши поступки не случайны. Каждый на своем месте. Наша жизнь принадлежит нам.

Подумал: какую чушь она говорит. Моя жизнь уже не принадлежит только мне. Старался отогнать от себя эту мысль. Но она все время возвращалась. Словами очень сложно говорить о любви. Мне не нужно оправдываться перед собой.

Я замолчал. Мне казалось, что я и в самом деле немного смешон и неловок, но чувствовал, что я допускал именно те неловкости, какие следовало. Я не спорил. Мое согласие можно назвать осторожностью. Самому себе я никогда не казался глупым.

- Каждый человек иногда говорит неправду, - сказала она, - а некоторые – обманывают всегда.

- Только не я.

- Ты безнадежен. Невозможен. Самонадеян. Какой ты смешной. Ну и что ты теперь будешь делать?

- Почему ты меня об этом спрашиваешь?

- А почему ты не хочешь об этом говорить?

- В тебе нет чуткости, - я верил в то, что говорил. – Нет совсем.

- Ты не можешь понять всю сложность моих чувств. Ты еще сам не знаешь, что хочешь. Обычно мужчина никогда не торопится следовать желаниям женщины.

Теперь Наташа чувствовала себя обиженной. Я уже устал от нее. Что хотела, то и делала. Она что-то требовала. Слишком много она требует за свою любовь. Только бы не все. Я знаю – любовь того не стоит. Женщины все сводят к своему удобству. Чужой опыт не проходит для меня бесследно. Хорошо, когда удобно. Наташа нашла, что искала. Да, лишь удобство и искала. Живешь и не подозреваешь, что однажды жизнь откроет перед тобой. Столкнешься со своим истинным я. Случайно. Я думаю над этим всерьез.

- О чем ты думаешь? – спросила Наташа.

- Думаю? Насчет чего?

- Ты же не ребенок. Я спрашиваю тебя: о чем ты думаешь? Ты никогда не сможешь обмануть. Ты не умеешь врать убедительно.

Я отвернулся от ее торжествующей улыбки. «Вот тут-то она и ошибается», подумал я, но промолчал. Слышишь ведь всегда то, что хочешь услышать. Я не видел ее глаз. Но в голосе слышалась дрожь. Я не всегда понимал, что она имела в виду, но не хотел сомневаться в искренности ее слов. Не нужно пытаться понять другого человека, если не можешь понять себя.

Смотрел на губы Наташи. Так близко от меня. Я не знал, что она ожидала. Прижался к ее щеке. Совсем по-детски. Она должна была со мной согласиться. Мне было стыдно – ощущение в чем-то даже приятное. Чувствовал, что не надо ничего говорить.

- Я знала, - сказала она, - что ты придешь как раз тогда, когда ты больше всего нужен. Ты необходим мне.

- Я скучал по тебе.

- Ты должен говорить это только мне.

Она казалась моложе и менее уверенной в себе. Она была чуть ниже меня и это тоже нравилось. Я ощущал себя очень уверенным. Как я себя люблю в такие минуты. Я гордился ее волосами, ее походкой, ее большими, никого, кроме меня, не видящими глазами.

- Я позволяю обманывать себя только тебе.

- Ты разочарован?

- Не задавай вопросов.

Жизнь вдруг стала такой простой, обыкновенной и естественной, какая, возможно, она и есть на самом деле.

- Мы хорошо смотримся вместе, - сказала Наташа.

- Никто другой не поймет тебя так хорошо, как понимаю я.

Что бы я ни делал – это было проявлением любви. Выразить свою нежность к любимой женщине очень легко.

- Я все понимаю лучше, чем ты.

Мы приняли условия игры, которые устраивали обоих. Я улыбнулся как бы про себя.

- Ты что, говоришь сам с собой? – спросила она.

- Нет.

- А мне показалось. Я видела, как у тебя шевелятся губы. Что ты говорил?

- Ничего, - мне не хотелось отвечать ей, потому что я боялся ее любопытства.

- Я очень много думаю о тебе. Но боюсь, что воображение меня обманывает.

В любви не хочется сомневаться. Я постарался убедить себя сам. Не мог притворяться рядом с Наташей. Улыбнулся ей в ответ. Я не мог ее огорчить. Ее хорошее настроение увлекло меня.

На мгновение я ощутил радость. Потом почувствовал, что сильно устал. Это была усталость, которая неизбежно наступает после томительного ожидания. Мне не всегда удается заметить момент, когда я начинаю обманывать себя иллюзиями.

Я не спешил говорить Наташе все, что она желала услышать. Мне нравится сомневаться в очевидном.

– Ты себя недооцениваешь.

- Спасибо на добром слове. Но поверь: я не подарок.

- Ничто не изменит моего отношения к тебе. Не смейся надо мной.

- Разве нельзя смеяться над тем, что любишь?

- Ты всегда смеешься надо мной. Это оттого, что ты меня любишь?

В ее смехе всегда ощущалось превосходство, которое заставляло меня чувствовать себя виноватым. Над умным человеком можно посмеяться так же, как над глупым.

- Что-нибудь случилось? – спросил я.

- Ничего не случилось.

- Нет случилось, - я был уверен, что знаю ее.

- Я себе не нравлюсь. Я себя не люблю. Ты усложняешь мне жизнь и за это я злюсь на тебя. Разговоры о любви мало что значат. Любовь – это не чувство. Любовь – это поступки.

Смотрел на любимую женщину. О любви не следует говорить неумело.

- Баловать тебя, конечно, незачем, - сказала она.

Мне пришлось согласиться с ней. Мы играем по ее правилам игры.

- Ты думаешь, у меня не было никакой личной жизни до встречи с тобой? – спросила она. – Иногда доверчивость похожа на глупость.

- Расскажи мне про других.

- Ты хочешь, чтобы я начала вспоминать? Но какое тебе до них дело?

- Может, тебе неприятно о них вспоминать?

- Да нет, не то чтобы неприятно. Просто мне хочется понять, почему тебя это интересует?

- Я хочу избавиться от искушения вообразить, будто я единственный в своем роде.

- А если я скажу, что их было столько, что я уже сбилась со счета.

Наташе нравилось мучить меня. Что делать, если она выбрала такой способ? Я не думаю плохо о мужчинах, которые были у нее прежде. Я о них вообще не думаю. Пусть каждый останется при своем прошлом. Я не ищу в любви сложные пути.

Я не могу быть лучшим. А Наташа, конечно, может выбирать. И, конечно, есть из кого. Знаю, что все мужчины хотят отнять у меня эту женщину. Я был испуган. Теперь она знала, что меня легко испугать.

- Я тоже был счастлив без тебя, - я уверен, что сказал глупые слова.

- Это происходит со всеми. Нечего объяснять.

Я не знал, что возразить. «Со всеми». Ясно, что как личность я для нее никто. Я промолчал. Пусть все останется, как есть. Очень сложно выиграть, когда не знаешь правил игры. Я не знаю.

- Иногда я старалась быть верной, но у меня никогда не получалось.

- Зря старалась, не стоило.

- Не говори так. Бесполезно. И глупо.

Правой рукой она закрыла мне рот – молчи. Всегда завидовал людям, которые могут контролировать себя. Мне это никогда не удавалось.

- Мужское остроумие забавляет только самих мужчин, - сказала Наташа.

Мы выглядели так, словно столкнулись лбами.

Мне следовало быть осторожным, с ней – более, чем с кем бы то ни было. Моя глупость разочаровывала ее сильнее, чем меня.

- Ну прости меня, маленький. Сама не знаю, чего я добиваюсь. Не такая уж я хорошая, как ты вообразил.

- Но стараешься быть хорошей.

- Я не стою тебя. Часто выхожу из себя. Слишком много ругаюсь. Ты гораздо лучше меня.

Неприятно было думать, что я трус, но я подумал это. Ее разоблачение казалось мне правильным. Нужно уметь забывать о своих неудачах.

Я не был для нее лучшим вариантом. Конечно, не лучшим. Похоже, она никогда не устанет говорить об этом. Как оказалось, до меня у нее было множество знакомых. - Таким я тебя больше люблю, - сказала она.

- А я тебя любую люблю.

- Как странно ты это сказал. Ты понимаешь? Как ты научился любить? Что ты знаешь о себе?

Я редко бываю искренен. Откровенность непривычна для меня. Но я почувствовал, что сейчас просто необходимо улыбаться, смеяться, чтобы подладиться под настроение любимой женщины. Хотел перестать бояться своей неуверенности.

Я ощущал, как медленный и внимательный взгляд Наташи изучает меня. Это было приятно и страшно.

- Хочу тебе нравиться, - сказала она.

- Ты мне нравишься.

- Мне нравится, что я тебе нравлюсь. И я нравлюсь себе за это. Понимаешь? Почему ты все еще не поцеловал меня?

- А тебе этого хочется?

- Нет. Мне абсолютно ничего не надо.

- Почему?

- Мне ничего не надо.

- Ты хочешь меня обидеть?

- Ну что же ты? Чего ты ждешь?

- Ты просто обманщица.

- А ты разве не любишь обманщиц?

- Нет.

Ее глаза прятали улыбку. Она умела прятать улыбку, а я нет. Мне нравятся люди, которых веселит чужая беспомощность. Мы похожи и одновременно различны.

Она застенчиво повторила свой намек и посмотрела на меня глазами женщины, которая влюблена. Моя радость была какая-то неуверенная, спотыкающаяся. Голые руки Наташи жгли мне лицо. Они лишали меня уверенности.

- Почему ты не можешь расслабиться? – спросила она. – Поверь, я знаю, что делаю.

Наши губы соединились. И хотя губы были вместе, они не целовались. Мужчине и женщине нравится обманывать друг друга.

- Что ты чувствуешь? – спросила Наташа, - когда тебя любят?

Наташа положила руку мне на грудь и прижалась ногами, дрожавшими, как от холода. Ей, такой теплой, не могло быть холодно. Она погладила меня по лицу. Я поймал губами ее руку. Я прижался губами к ее плотно сомкнутым губам. Они не имели никакого вкуса. Были сухие. Совсем не обязательно стараться разоблачать притворство друг в друге.

- Да, этого я очень хочу. Да, это то, что надо. Ты даже представить себе не можешь, до какой степени я делаю все так, как ты хочешь.

Каждый раз, когда мои губы прикасались к ее, я почти терял сознание от счастья.

«Прелестные пальчики», думал я, целуя их один за другим.

Не ожидал, что смогу так хорошо понять ее. Так хорошо и так легко. У меня было не много возможностей увлечь женщину.

Ей, наверное, казалось, что она шутит, но, держа ее в объятиях, я ощущал нечто иное. Неуверенность Наташи делало ее похожей на меня.

- Я хочу тебя кое-чем удивить.

Она соблазняла меня болью. Она заставляла меня быть нежным и терпеливым. Начинал бояться ее, представляя возможные последствия. Наташа позволяла мне быть жадным.

- Мне очень хорошо. Ты за меня не волнуйся.

Возникло ощущение, словно мое тело отдалялось от меня, выходило из моей власти и не хотело больше слушаться.

- Попытайся не только шептать, - попросила Наташа.

Никакого смущения я не испытывал. Я не мог скрыть улыбку.

Она продолжала смотреть на меня снизу вверх, с каким-то любопытством. Я хотел видеть ее именно такой – и никакой другой. На верхней губе Наташи выступили маленькие капельки пота.

Обнял ее сзади. Мне нравился ее запах.

- Ты делаешь мне больно.

Я не мог оставаться всегда только нежным. Меня соблазняет непредсказуемость моих желаний. Это такие слова, которые мне всегда хотелось произнести вслух.

Нужно было дать Наташе время уговорить себя. Мы оба знали свои роли.

- Ты подошел мне идеально, - она подтверждала мои предположения. Мы думали одинаково. - Скажи, - попросила она, - мне этого хотелось.

- Мне этого хотелось.

- Сама не знаю, что я сегодня вытворяла. Это может стать привычкой.

- Конечно, может.

- Если я позволю.

Я не представлял, что она имела в виду, да это и не имело значения. Она притянула к себе мою голову и поцеловала. Ее губы были теплыми и мягкими.

Засмеялся, но так, что она не могла слышать. Она не видела моего лица.

- Мне нравится быть с тобой, - она наклонила голову, пытаясь заглянуть мне в глаза.

Хотел смеяться, кричать и петь. Слова никого не могут убедить.

У Наташи был усталый вид, но она казалась мне более красивой, чем всегда. Мне нравилось знать, что в ее усталости есть и моя заслуга. Самой себе она старалась понравиться больше, чем мне.

- Когда-нибудь ты разлюбишь меня, - сказала Наташа. – Когда-нибудь я разлюблю тебя. Мы опять станем одинокими.

- Это невозможно.

- Зачем нам делать вид, что мы не понимаем друг друга. В словах о любви не может быть правды. В некоторых вещах ты очень много полагаешься на других.

- Не на других. На тебя.

- Ты просто большой ребенок. У тебя такое выражение лица, как будто что-то не так. Милый, я не могу, когда ты на меня сердишься. Я хочу, чтобы ты стал для меня единственным.

Я смотрел, как она своими тонкими пальцами приглаживает волосы на висках, прихватывает их сзади широкой заколкой. От Наташи было невозможно оторвать взгляд.

Она так старательно приглаживала растрепанные волосы, что можно было подумать, будто ее волнует только прическа.

Вид у нее был усталый. И это ей шло.

- По-моему ты хорошо провел время, - сказала Наташа. Не сделать ли мне короткую прическу? Как ты думаешь?

Я молчал. Пытался придумать оправдание своему молчанию. Иногда мне хочется пожалеть себя. Мне нравилось ее слушать, но я нервничал, не зная, что сказать, если она вдруг делала паузу. Может быть, она боялась этих пауз больше меня.

- У тебя глупый вид, - сказала Наташа.

- Ты меня смущаешь.

- Обожаю, когда ты притворяешься сердитым. Насытил свое любопытство?

- Не любопытство, Наташа.

- Вам, мужикам, больше ничего и не надо.

- Ты жадная, - сказал я. – Хочешь всего и сразу.

- Что ж, плохого во мне хватает.

Это было сказано сквозь зубы. Не разжимая губ. Как она умеет. Мне захотелось обидеть ее.

- Что ж, - сказал я. – Встреча с тобой не самая удачная. Мне не особенно понравилось.

Я говорил так, когда проигрывал. А я опять проигрывал.

- Ты зря так сказал, - Наташа улыбнулась. – Еще пожалеешь.

Жалеть, конечно, не о чем.

- Я тебя не пойму, - сказала она.

- Понять меня не трудно.

- Ты от меня что-то скрываешь. В чем дело?

У нее был недоумевающий взгляд. Даже немного встревоженный. Мои признания могут оттолкнуть от меня любую женщину.

Сам удивляюсь, как отчетливо помню все. Меня не украсит хвастовство.

Помню ее голос. Низкий, какой-то обреченный, а глаза при этом – вниз. Голос, рассчитанный на то, чтобы пробудить жалость. Меня удивляло мое равнодушие. Я не соглашался, но и не возражал. Для меня очень важна определенность наших отношений.

Наташа молчала. Не ожидал, что мои слова произведут на нее такое сильное впечатление.

Я испугался, что она заплачет. Но она подняла веки, и глаза были только влажны, а может – просто блестели. Месть любимой женщине похожа на месть самому себе.

Но мне нравилось, что женщина, припавшая к моему плечу, расплакалась из-за меня.

- А тебе ведь очень нравится, что я плачу, - сказала Наташа.

- Если из-за меня, то да.

- Мы стали еще ближе. Прямо как муж с женой.

Я не хотел смотреть, как она плачет. Она словно что-то ждала от меня.

Я верил в искренность ее слез. Я был добрым. Жалость засосала нас обоих. Совсем не обязательно помнить о своих обидах.

- Почему ты плачешь? – спросил я.

- Знаешь, бывает, плачешь вот так, совсем без причины.

- Я не хочу, чтобы ты плакала.

- Все, любимый, я уже не плачу.

Она замолчала и перестала плакать. Я ничем не мог ей помочь. Ждал. Это было очень мучительно. Непонятно, что можно ожидать в такой ситуации.

Я не понимал, что означают ее слезы. Не мог их объяснить. Ждал, что Наташа скажет какие-то необыкновенные слова. Мне не повезло. Не всем везет.

Наташа выдумывала меня так же старательно, как и я сам. Она притворялась, что понимает меня.

Она не плакала. Только ее голос был очень тихим, и я почти не слышал, что она говорила.

- Прости меня, - я очень ее уговаривал.

- Простить! Тебя простить! Странно.

Она больше ничего не сказала и не пыталась меня остановить. Только молча смотрела на меня. И лицо у нее было опухшее от слез, почти неузнаваемое. Необязательно стараться скрыть свою боль.

Обняв меня за шею и прижавшись щекой к моей щеке, она спросила:

- Почему ты со мной такой нехороший?

Я попытался встать, но она меня не пустила.

Не говоря ни слова, я долго-долго изо всех сил сжимал ее в объятиях. Сначала она не противилась, потом стала вырываться. Медленно отпустил ее. Стараясь угадать, когда же все-таки закончится ее игра, я заметил, что она обижена. Она казалась такой незащищенной, что у меня возникло впечатление, будто все, чего я достиг перечеркнуто и нам предстоит начать все сначала.

- Я знаю, что ты скажешь: - предположила она, - извини. Вечно ты извиняешься.

- Не говори это так.

- Я не знаю, как я это сказала. Не волнуйся из-за меня, хороший мой, я абсолютно в порядке. Правда. Действительно правда.

10

Я был убежден, что Наташа знает какие-то тайны, мне тоже хотелось их знать, и все же я отказывался узнавать их.

«Она разглядывает меня, как подарок», подумал я.

- Хочу поговорить с тобой. Хочу тебе кое-что сказать. Мужчине достаточно только воображения, чтобы убедить себя, что он влюблен, - Наташе нравилось злить меня. – Ты не сказал мне ничего нового.

Я подумал: «Она совсем не знает меня».

- Ты не слушаешь меня, - сказала она.

- Я думаю о тебе.

- И что же ты думаешь?

- Я уверен, что мы можем быть счастливы.

- Я ищу мужчину, перед которым мне бы не пришлось оправдываться. Если я буду самой собой, то ты меня разлюбишь. Ты не чувствуешь себя одиноким?

- Нет.

- Как тебе это удается?

Меня мое притворство удивляло не меньше, чем ее. Я старался скрыть от Наташи то, что хочу. Не знаю, кто из нас был более откровенен. Вдруг сказал то, что мне не следовало говорить:

- Без тебя мне просто незачем жить.

- Дурачок.

Она ответила, закурив. Разве у нее была причина говорить так? «Дурачок». Ну что можно было возразить? Я думал так же. Уже не сомневался в себе. Конечно, нет. Я не ждал иного ответа. Не от нее. Я боюсь неискренности.

- Сейчас ты мне нужен, как никогда, потому что нуждаешься во мне, - сказала Наташа. – Ты стараешься использовать меня. Иногда, чтобы мужчина понравился мне, я прилагаю к этому не меньше усилий, чем он сам.

- Я уже начинаю бояться того, что ты скажешь в следующий раз.

- Каждой женщине нравится мучить мужчин.

Посмотрел на нее и подумал: «Что все это значит?» Может быть и она спрашивала себя об этом.

Я был обидчив, боялся совершить ошибку и чувствовал, что лишен обаяния. Придумывал все, что возможно, чтобы защитить свою любовь. В ее словах, в том, как Наташа произносила их, было что-то такое, что беспокоило меня. Хотя, я не мог точно определить, что именно.

- Ты думаешь только о себе, - она улыбнулась.

- Я готов с тобой согласиться.

- Не делай ничего, что не хочешь.

- И что же получается? Мы можем быть вместе, только когда ты во мне нуждаешься? А не когда я – в тебе? – эти слова оказались очень трудными для меня.

- Не сердись на меня. Так и тебе будет лучше. И часто ты собираешься донимать меня подобными расспросами?

- Мне просто трудно сказать себе, когда надо остановиться.

- Знай, когда сказать «хватит». Слушай, не будь таким вредным. Ты мне очень нравишься, и я не хочу, чтобы ты мне надоел.

Ее беззастенчивость и спокойная уверенность смутили меня. У любви нет условий.

- Если бы я только тебя знала, - сказала Наташа.

- Ты и так все про меня знаешь.

- Если бы знать точно, что правильно, а что нет.

- Так как же нам быть?

- Не знаю. Я надеялась, что у тебя готов ответ.

- Любви нельзя научиться.

- Зачем ты так меня любишь? Это глупо. Я скорее верю человеку, когда он говорит что-то плохое, чем что-то хорошее. Может быть, ты думаешь обо мне больше, чем я думаю о себе. Тебе следует перестать выдумывать меня.

Часто я спорил с ней молча.

Я не возражал. Не искал для себя оправдания. Не знал, много сказано или мало. Мне никогда не надоедают разговоры о любви. Наташа позволяла мне вообразить себя счастливым. Я верил, что могу любить.

Наташа смотрела на меня так, словно впервые увидела.

Просто такой уж, видно, я человек. Выдавить из себя несколько слов оказывалось совершенно невыполнимым подвигом. Не хочу думать об искренности, как о своей ошибке.

- Не интересно обманывать мужчину, который готов верить каждому моему признанию, - сказала она.

- Не понимаю, что ты хочешь от меня.

- Хочу почувствовать себя несвободной рядом с тобой. Что еще можно ответить человеку, который спрашивает, как произвести на меня впечатление. Не умея унижать женщину, мужчина не может подтвердить ей свою любовь.

Я испугался. Иногда Наташа не понимает, что она страшна. Чувствовал себя голым. Спорить с ней было невозможно.

- Приятно провел время? – спросила она.

- Я, знаешь, чувствую себя не очень уютно после твоих слов.

- Ничего. Когда-нибудь привыкнешь.

Мне казалось, я говорил об очень важном не только для себя. Рядом с любимой женщиной невозможно врать. Разглядывал Наташу, хотел увидеть перемены. Она не замечала меня. Я вытер лоб. Даже пот выступил – положение было серьезным.

Сидел, наблюдая за ней. Перемены в Наташе всегда застигали меня врасплох – стоило ей несколько дней быть одинаковой, как я уже не мог вообразить, что она может быть другой.

- Мне не хочется, - сказала она.

- Что?

- Мне не хочется. Успокойся. Ты все продолжишь завтра.

Завтра. Каждый мой день – это новая попытка быть счастливым. Наташа ждала, что я подчинюсь.

- Что с тобой? – спросил я. – Ты на меня сердишься?

- Я? Наоборот.

- Я хочу сделать тебя счастливой, - мне нравилось быть благодарным Наташе.

- Завтра, - ответила она. – Не сегодня. Убери, пожалуйста, руки. Ты говоришь о том, чего не знаешь. Сегодня о продолжении можно забыть.

Мне нравилось уступать Наташе. Меня легко остановить. Приходилось ждать, когда скажет «да».

Я был готов ждать.

Наташа решила все за меня. Спор был невозможен. Сделал вид, будто о чем-то думаю, хотя думать было не о чем.

Сложно понять, что именно убедило меня. Мои желания всегда удивляли меня. Иногда они оказываются непредсказуемы. Внешность человека часто обманчива.

- Тебя любят, - сказал я. – Ты всегда будешь чувствовать, что тебя любят. А с тобой то же самое?

- Я не могу разобраться, что со мной. Ясно только – мне приятно слушать, что ты говоришь.

- Я хочу, чтобы ты знала, что я чувствую. Я люблю тебя.

- Я думаю, чем быстрее ты об этом забудешь, тем лучше.

- Ты злая, - я не шутил.

Нет ничего серьезнее обиды. Можно простить многое. Но не все.

Она не ответила. И не пыталась переубедить меня.

- Ты для меня очень много значишь. Ты мне нравишься. Можешь думать обо мне, что хочешь, но это так, - моих слов о любви никогда не было больше, чем необходимо.

- Ты – забавный мальчик, - вот все, что она ответила.

Я был обижен. Меня очень легко обидеть. Никогда не умел скрывать свои обиды. Я интереснее того человека, о котором мне удается рассказывать. Все, что я скрываю, превращается в ложь.

Я медленно улыбнулся. Она наклонила голову и прикоснулась ко мне лбом. Ее глаза закрылись. Мы стояли так минуту, закрыв глаза и прижавшись друг к другу лбами.

- Прости меня, - я старался убедить Наташу в том, в чем мне еще не удалось убедить себя. - Я хочу обнять тебя.

- Будет только хуже.

Она не могла не заметить моего тона. Мы зависели друг от друга. Наташа боялась меня. Не мог не заметить этого. Не верить Наташе было легко. Я сопротивлялся. Справиться со мной можно лишь тогда, когда я сам захочу этого.

Услышал смех и открыл глаза. Я чувствовал себя усталым и мне было не до шуток. На меня накатила жалость, и я увидел себя одиноким.

- Я смогу простить все, что ты мне сказала. Именно в этом и состоит любовь, - важно не бояться и говорить все, что думаешь.

- Мне жаль, но я не извиняюсь.

- Если ты снова начнешь смеяться, то я перестану с тобой разговаривать.

- Хорошо, я не буду смеяться.

Я улыбался в ответ – это было так на нее похоже. Мне была необходима женская слабость.

- Кто тебя всему этому научил? – спросила она.

- Ты.

- Я не могу понять: ты добрый или злой? Ты уже достаточно взрослый, чтобы лучше себя знать.

- Рядом с тобой я не хочу быть взрослым. Рядом с тобой это получается само собой.

Разве я не делал, что хочу? Человек не может быть счастлив иначе. Я никогда не завидовал осторожным людям. Они теряют больше, чем находят.

Что она хотела со мной сделать? Я недостаточно умен. Но признаться в этом Наташе – значит, предать себя.

Она смеялась надо мной. Мне хотелось упрекнуть ее в бесчувственности. Я уже сожалел о желании быть понятным. Теперь я должен был стать осторожнее. Но мне никогда не удавалось сдержать свои чувства. Я не боюсь быть искренним.

- Наташа, я люблю тебя, - внезапно сказал я, когда она говорила мне что-то.

- Ах вот как. Ты любишь только себя. Ты любишь не меня, а свою любовь ко мне. Я мешаю тебе любить меня – это смешно. С тобой можно справиться только терпением.

Я ей ничего не ответил. Хотелось бы знать – почему? В ответ на ее слова я лишь улыбнулся.

Чужое счастье всегда обижает людей, которые его лишены.

- Я мог бы сделать тебя счастливой, - очень быстро я перестал сомневаться в этом. – А ведь ты несчастлива. Не знаю почему, но несчастлива. Может, и вообще никогда не была счастлива.

- Мне сложно угодить. Очень мало мужчин ищут продолжения своим неудачам.

Я посмотрел на Наташу – она смотрела на меня с улыбкой, полунасмешливой и сочувственной. Ее безразличие был убедительнее моего.

Я был удивлен. У меня получалось жить, не замечая себя. Те, кто любил, меня поймут.

«Будь осторожен», сказал я себе. «Не дай себя обмануть». Рядом с Наташей невозможное всегда могло стать реальным.

- Ты не знаешь, что такое любовь, - сказал я, глядя в лицо, которое все еще насмешливо улыбалось. Я испугался ощущения верности своего открытия.

Наташа смотрела на меня. Она не ответила, словно даже не слышала моих слов. Мне была необходима моя обида.

«Все должно быть не так», - говорил мой внутренний голос. Она была уверена, что я не могу ее любить. Я устал от ожидания любви. Прежде мне было сложно предположить, что от безразличия можно устать. Я боялся ее равнодушия. Не хотел ждать. Для меня необходимо чувствовать себя любимым.

В ее пальцах дымилась сигарета. Словно ничто не могло заставить ее говорить. Капризы женщины забавны, но приятного в них мало. Они не могут быть важны в отношениях.

Наташа протянула мне пачку и сказала:

- Закури.

У меня задрожали руки. Наташа поднесла зажигалку к кончику сигареты и сказала:

- Кажется, я должна научить тебя курить.

Мне не удавалось быть уверенным, что я – любим. Жизнь редко дает человеку то, о чем он просит.

Я не могу думать о любви спокойно. Не умею управлять своими чувствами.

Думать следует только о себе. Я не глуп. Но понимание своей ограниченности ужаснее глупости. Всегда считал себя особенным. Но я особенным никогда не был. Не стыжусь признаться в этом. Моя прежняя скрытность легко объяснима. Люди без воображения всегда одинаковы. Наташа не знает, как мне сложно быть оригинальным. Я утешаю себя словами. Больше нечем.

Важно не расставаться с любимой женщиной надолго. Не знаю радости более искренней, чем возможность любить.

11

Едва войдя в дом, я стягиваю одежду, разбросав ее по полу, и направляюсь в душ.

Потом накидываю халат, наливаю вина и пью его небольшими глотками, глядя в окно второго этажа на городские огни. Наверняка сейчас в клубах полно людей, они пьют, веселятся и рассказывают друг другу, как прошел день. Что касается меня, я один.

Остаток дня я провожу в странно-расслабленном состоянии, как зритель в кинотеатре, рассеянно следящий за действием фильма.

Открываю книгу на месте закладки, там, где Наташа остановилась. Новая глава начинается словами: «Человек – плотоядный хищник. Все остальное – шелуха».

Я кладу книгу обратно на комод, вытягиваюсь на кровати и смотрю в потолок. Что такое депрессия я знаю по опыту – тупость и вялость. Еще один день мимо.

Сижу за компьютером, пишу при включенном телевизоре, все как всегда. Но что-то назревает. Непонятно, что именно, но что-то замышляется. С нетерпением жду, что оно вылезет, выползет из своего укрытия, станет осязаемым.

Открываю все окна и включаю маленький вентилятор на столе. Нужно принять душ. Рубашка прилипает к спине. Снаружи опять духота. Что дождь был, что нет. Я открываю бутылку минералки. Не мог ничего делать – я слишком устал. Свет в ванной. Свет в туалете. В комнате. Всюду свет. Свет жжет мне глаза. Ни музыки. Ни чтения. Мне необходимы тишина и уединение.

Я сам по себе. Мне никто не нужен. Лежу в темноте, закрыв глаза и заложив руки за голову. Это какой то странный полусон – то промежуточное состояние между сном и явью, когда, бывает, вдруг чувствуешь, что проваливаешься куда то, и, резко дернувшись, приходишь в себя.

Как бы мне хотелось, чтоб она меня поняла. Хотя бы попыталась. Моя жизнь бессмысленна. Я не становлюсь счастливее. Бог если и существует, то давным-давно забил на человечество. Как бы я поступил на его месте? Религия – предрассудок.

Такая тишина, что кажется, и часы тикают необычно громко. Я совершенно не в состоянии думать, любая попытка сосредоточиться обречена на неудачу.

«Успокойся, — говорю я себе. — Расслабься и усни».

Некоторое время я тихо лежу, прислушиваясь к перестуку дождя за окном. Если мне что-то и снилось, я этого не помню.

12

Когда видел, как любимая женщина спала рядом, это уже невозможно забыть. Наташа думает, что мне нравится быть оригинальным. Она ничего не понимает во мне. Мне нравилось быть терпеливым. Когда человек уверен в том, что делает – у него все получается легко. Хочу перестать думать о случайном в себе.

Любят всего лишь раз – первый. Я хотел убедить Наташу в своей правоте.

- Ты не голоден? – спросила она.

- Нет, - ответил я, - сегодня у меня что-то нет аппетита.

- Может, мы просто устали? Обычно я все время хочу есть, а вот сегодня тоже нет.

- Конечно, мы просто устали. Все дело только в этом.

- Не каждой женщине удается притвориться понимающей мужчину.

Мне было легко уличить ее во лжи. Я чувствовал, как она напряжена – в любую минуту могла сделать что угодно, что угодно сказать.

- Что случилось? – спросил я ее.

- Не знаю, - она смотрела не на меня, а прямо перед собой

- Я не хочу зависеть от твоего настроения.

- Что-то ты задаешь много вопросов.

- А почему бы нам не поговорить? Что в этом плохого?

- Посмотри на меня. У тебя не должно остаться вопросов.

Почему она была так жестока? Почему со мной?

Наташа очень быстро поняла, что со мной происходит. Это было не трудно. А поняв, стала мучить и дразнить еще сильнее. И чем больше она меня дразнила, тем больше я ощущал себя влюбленным. Не умел отвечать шутками на ее шутки, соревноваться с ней в остроумии. Я мог только, терпеливо и глупо улыбаясь, терпеть ее издевательства. Это было мучительно. Она смеялась надо мной. Я не мог привыкнуть к ее смеху.

- Может, я и не похож на человека, который замечает, что с тобой происходит, но я все замечаю. Я просто не позволяю себе это показывать. Сам не знаю почему, - мне хотелось только пожалеть ее. – Мне кажется, между нами что-то изменилось.

- Не понимаю. Почему изменилось? Ничего не изменилось.

- Я-то изменился, а вот ты – да.

- Я такая же, как была.

- Ты слышала, что я сказал?

- Да, конечно. Но мне казалось, что мы уже достаточно говорили об этом.

Некоторое время изучал ее лицо.

- Пытаешься меня убедить, будто не понимаешь, о чем я говорю? - я не должен был спрашивать ее.

- Мне с тобой скучно. Нельзя быть только наивным. Я устала от тебя. В отношениях с мужчиной разочарование никогда не бывает неожиданностью.

Я сделал вид, будто не заметил, как она смотрит на меня. Никогда не смогу забыть ее взгляд. Впервые я почувствовал раздражение от ее слов. Я не мог ее убедить. Мне захотелось пожалеть себя.

- О чем ты задумалась? - спросил я.

- Так, не о чем.

- О чем-то, чего мне не надо знать?

- Мне жаль, что все так получается.

- Ты не это хотела сказать.

- Мне следует перестать скрывать свое равнодушие. Мне не удается заставить себя полюбить.

Я ничего не ответил. Сделал вид, будто ничего не слышал. В любви невозможно обойтись без обмана.

Я казался себе смешным и никому не нужным. Каждому мужчине необходимо, чтобы любимая женщина думала только о нем. Я не мог понять, что со мной происходит. Разве можно любить, обманывая?

- Я могу думать только о соблазне, - сказала Наташа.

- Глупость злит только в нелюбимой женщине.

- Ты не должен учиться у меня плохому.

- А когда попадается такой, который нравится тебе больше остальных, ты пытаешься его удержать?

- Все делаю, чтобы удержать.

- Умоляешь? Плачешь?

- И умоляю, и плачу, но удержать удается не всегда.

Я подумал о человеке, который бросил эту женщину. Я его не понимал. Мне не удалось стать единственным мужчиной рядом с Наташей. Да, это ясно. Ни в чем другом у меня уверенности не было. Не понимал, что она хочет.

Совсем не обязательно верить, что говоришь правду о себе. Не знаю людей, которые не выдумывали бы себя. Я спешил ответить на все возникающие вопросы. Наташа лишила меня спокойствия. Она сердилась на меня. Я догадался об этом. В женщине нет ни одного достоинства, которое было бы нельзя признать недостатком. Я узнавал Наташу. Это оказалось очень мучительно. Для женщины окружающие предметы важнее окружающих чувств. К безразличию невозможно привыкнуть. Успокоиться не получается.

Она посмотрела на свои руки. На ее лице появилось хитрое выражение, она словно раздумывала, говорить ей правду или нет. Я испугался. Это было неожиданно. Никогда прежде я не считал себя трусом.

Она вела себя как-то странно.

- Наташа, в чем дело?

- Золотой мой, я должна тебе кое-что сказать.

- По-моему, лучше не надо.

Наташа с минуту молчала. Потом сказала:

- А мне кажется, я должна. Думаю, в этом есть смысл. Сейчас было бы слишком ужасно молчать.

Ласковая улыбка неожиданно исчезла, а лоб рассекла вертикальная морщинка – она о чем-то думала.

- Что случилось? – спросил я.

- Скоро ты перестанешь меня любить. Я должна быть к этому готова.

- Не думай обо мне плохо.

- О чем же я должна думать?

- О нас. Думай о нас, - я сказал не то, что она хотела услышать.

- Похоже, что я не слишком-то тебя огорчаю

- Ко всему можно привыкнуть.

- Ни одной женщине никогда не удастся избежать разочарования в мужчинах.

Я не знал слов, которые могли бы переубедить ее.

Не пойму, как только не вскочил я тогда и не заорал. Только как можно спокойнее попросил:

- Продолжай.

- Как тебе кажется, правильно мы думаем? Я начинаю чувствовать себя счастливее, когда перестаю ожидать от мужчины многого.

- Не издевайся, - мне никогда не нравились мои разочарования. – Ты не смеешься надо мной?

- Почему я должна смеяться?

Разве я ошибался? Об этом невозможно спросить самого себя. Мне было не нужно ее признание своей вины.

Наши отношения перестали быть простыми. Я ждал, когда Наташа потребует что-нибудь за любовь. Наверное, у меня был растерянный вид, потому что она рассмеялась. Я совсем не хотел, чтобы мне удалось разочаровать ее в себе.

- Разочарование в чувствах к мужчине неизбежно, - объясняла Наташа.

- Как просто ты сказала. Перечеркнула мою любовь.

- Я умею быть снисходительной к твоим слабостям.

- Я не могу поверить тому, что ты говоришь. Ты же любишь меня.

- Люблю? Это ведь, знаешь ли, не обязательно может длиться вечно.

- Я хочу быть с тобой.

- Все не так просто.

Я не спросил ее – почему. Рядом с Наташей меня не унижала собственная глупость.

Она смотрела мне прямо в глаза и вроде говорила правду. Просто не припомню, чтобы она когда-нибудь так долго старалась объяснить мне что-то.

Я не сомневаюсь, что выгляжу глупым. Никогда не найду объяснение происходящему только в себе.

Разве я мог хотеть отомстить ей? Бессмысленно злиться на Наташу за то, в чем виноват я сам. Не хочу видеть себя злым. Мне кажется, Наташа довела меня до состояния, когда я уже перестал различать добро и зло. Любовь изменила меня. Нужно признаться, что я не стремился к этому.

- Каждый мужчина старается притвориться искренним, - сказала она.

- Ты не сможешь меня обидеть.

- Женщина верит мужчине, только когда хочет верить, - чтобы проговорить эти слова, она приблизилась ко мне и уткнулась лицом в плечо. Я поднял ее голову и посмотрел на нее.

- Ты меня любишь?

- Не знаю.

Вопросом ничего нельзя объяснить. Я оказался вне ответа. Мне очень сложно сопротивляться Наташе. Я слабее. Невозможно быть уверенным в правильности всего, что делаешь. Но я не нахожу противоречий в своих чувствах.

- Есть слова, которые я тебе еще не сказала, - желание обмануть делало Наташу неестественной. – Ты хочешь узнать их?

- Нет, не хочу, - я не люблю ложь в других людях и не ищу обман в себе.

- Мне нравится причинять мужчинам боль. Иногда для этого достаточно сказать человеку правду о нем. Я вижу перед собой клоуна, - она знала обо мне что-то такое, чего я еще не знал.

Я потряс головой, словно не понял, словно ее слова были для меня слишком сложны. Только любимая женщина может сделать меня несчастным.

Я засмеялся. Смешного было мало, но я смеялся. Мне очень хотелось убедить себя, что я смеюсь над собой. Исправлять собственные недостатки бесполезно. Влюбившись, я мог признать умной даже самую глупую женщину.

- Клоун. Я никогда не смогу относиться к тебе иначе. Ни одна женщина не может избавиться от ощущения необходимости унижать мужчину, - она казалась очаровательной только самой себе. – Ты очень смешон. Ты даже не понимаешь, как смешна твоя любовь.

Наташа рассмеялась, но ее смех звучал неубедительно. Я чувствовал, что она почему-то нервничает. Не понимал, зачем ей был нужен весь этот разговор. Она знала, что обидит меня.

Слушая ее, я не мог разобраться, в чем она права, а в чем – нет. Но я чувствовал ее разочарование.

Когда Наташа оказывалась в таком настроении, угодить ей становилось вообще невозможно. Она сердилась и раздражалась, если я во всем послушно соглашался с ней. Но возражения или молчание злили ее не меньше. Уверенность в любви женщины может быть только выдуманной.

Я не говорил Наташе то, что хотел сказать. Мне мешал страх. Я бы унизил свою любовь оправданиями. Зачем признаваться женщине в том, в чем я не признавался себе? Я чувствовал, что Наташа старалась убедить не только меня, но и саму себя. Я объяснил ее поступок. Любовь делает человека непредсказуемым и непонятным. Нет смысла сомневаться в очевидном.

Поцеловал ее и сказал, что никогда не боялся выглядеть смешно. Никогда не боялся, что люди станут смеяться надо мной.

Я делал, что мог. Мне не в чем оправдываться.

- Быть уверенной в искренности мужчины можно лишь обманывая себя, - Наташа пыталась разглядеть фальшь в моих словах.

- Иногда мне кажется, что я лишь воображаю себя любимым.

- Ты никогда не умел шутить.

- Ты хочешь сказать, что я плохо использую свои возможности?

- Я не понимаю, для кого ты бережешь свои силы.

- Ты у меня одна.

- А что бы ты сделал, если бы я тебя действительно разлюбила? – Наташа злилась. И ей нравилось злить.

Я знал, что она обманывает. Слушал ее, как слушал бы правду, потому что ведь неудобно обвинять любимую женщину во лжи. У меня был странный вид. Как будто ничего не случилось.

Больше она ничего не говорила. Она начинала страдать. Невозможно было понять, как она относится ко мне. Плохо или хорошо? Она слушала меня, опустив голову и закрыв лицо руками. Мне были видны только ее волосы. Иногда я начинал злиться на Наташу только потому, что она была мне необходима.

Впервые увидел ее такой и испугался. Любая женщина может разочароваться в самой себе.

Наташа сидела напротив меня, замкнутая и неприступная. Мы могли оба выиграть или оба проиграть.

- Я просто задумалась о любви. О том, почему мужчины, которых я люблю, не такие, как мне бы хотелось, - она простила меня еще раз.

- Мальчик все понял. Он исправится, - всегда очень сложно извиняться перед женщиной за то, в чем не чувствуешь свою вину.

Мне было невыносимо терпеть, как она смотрит на меня. Только научившись обвинять мужчин в своих разочарованиях, женщина перестает обвинять себя.

- Прости, что я так себя вела, - сказала Наташа.

- Все нормально. То есть мне кажется, я тебя понял. По-моему понял.

- Твое серьезное отношение выдает наивность.

- Ты желаешь мне зла.

- Мне нравится причинять боль мужчине, которого я люблю. Посмотри на меня. Не будь таким сердитым и чужим.

- Ты не можешь не обидеть.

Я был обманут. Мне приходилось быть жертвой ее смеха. Я хотел видеть в ее глазах слезы.

Любовь сделала меня уязвимым. Мне никогда не нравилось быть смешным. Не знаю, есть ли разочарования, которые нельзя пережить. Делал вид, что ничего не произошло.

- Женщинам нравится мучить мужчин, - сказала она. – Есть привычки, с которыми быстро не расстанешься.

С нежностью, без всякой злобы я подумал: «Ты сказала так, чтобы унизить меня».

Вид у нее был странный, но, как я понимал, он и не мог быть другим. Иногда Наташа пугала меня так сильно, как это не удавалось никому другому. Женщина, вообразившая себя умной, уверена, что может разочароваться в любом мужчине.

Я был снисходителен к недостаткам Наташи. Мое воображение делало ее интереснее, чем она была. Ни одно условие любви не кажется мне невыполнимым.

Уже мог представить себя нелюбимым. Рано или поздно это должно было случиться. Я знал о том, о чем Наташа еще не догадывалась.

Мне было неловко, я не знал, что сказать. А она делала вид, что не замечает меня. Я не мог изменить Наташу. Мне не хотелось понимать ее. Я люблю тайны.

Я чувствовал свою беззащитность перед женщиной. Повторял себе, что Наташа во всех отношениях взрослее меня и как мне крупно повезло, что она меня любит. Не мог сомневаться, что она меня действительно любит. Иначе вообще ни в чем нельзя быть уверенным в этой жизни. Я умею быть глупым, когда необходимо .

Мне хочется быть подробным в описании того, как все происходило. Обида не всегда позволяет мне помнить Наташу такой, какой она была в действительности.

Все, что она говорила, было правильным и логичным. Но понял я это позже. А тогда я только растерянно смотрел на нее, не веря тому, что слышал. Я чувствовал себя одиноким. Меня злило, что мои слова не производят на Наташу никакого впечатления. Никогда не следует стараться узнать то, что скрывает женщина.

Мне казалось, что я обезумел от ощущения своей беспомощности. Не знаю, что заставило меня подумать именно так.

Наташа была далеко от меня. Она была со мной, но где-то очень далеко. Так было всегда.

Ищу слова, которые передали бы, что со мной происходит, но слова коварны и своевольны. Мне не удается почувствовать себя обиженным Наташей.

Если я и был неискренним, то совсем не в том, в чем притворялась она. Не только сомнения делали меня неловким и смешным. Старался не злиться. Было бы обидно, не сумей я выместить на ней свою злость. Ненавидеть Наташу было бы правильнее. Но разве любовь, какая бы она ни была, имеет что-нибудь общее с логикой?

Если бы слова Наташи были правдой, она бы вела себя иначе. Мне не удавалось поверить в искренность ни одного из ее признаний. Было необходимо убеждать ее в искренности моих чувств. Я не ощущал себя убедительным. Мне больше нравилось чувствовать себя обиженным. Я не знал, кому из нас сложнее, кто из нас ошибался больше.

Мне хотелось, чтобы Наташа разоблачила мое притворство. Я запутался. Она меня запутала. Мое притворство разочаровывало нас обоих.

Наташа заставляла меня чувствовать мою уязвимость. Я ждал, когда ее желание унижать перестанет быть ей необходимо. Оправдываться перед любимой женщиной мучительнее, чем оправдываться перед собой.

Мне приходится оправдывать свои неудачи. Был неумел и смешон. Иногда мне хотелось обидеться на самого себя. Никто не знает всю правду обо мне.

Нам с Наташей было не легко обоим. Почему я раньше этого не замечал? Я ощущал ее равнодушие ко мне. Она вынуждала меня быть жестоким по отношению к самому себе.

У нее появилась привычка щипать меня. Она захватывала своими пальчиками, как щипцами кожу у меня повыше локтя или еще где-нибудь и сжимала изо всех сил. Я весь покрылся синяками. Иногда, чтобы разозлить женщину, достаточно во всем соглашаться с ней.

- Наташа, что с тобой происходит?

- Я сыта по горло.

Я не спросил - чем.

- Нельзя говорить так с тем, кого любишь. Нельзя, - я хотел убедить ее.

- Я ничем не могу тебе помочь.

- Знаю.

- Я не могу поднимать каждого упавшего.

Лишь женщина, не способная любить, старается не забывать рядом с мужчиной о своей разумности.

Мне не хотелось сомневаться в любви Наташи. Я труслив. Она не умела быть снисходительной. Очень сложно обвинять любимую женщину. Мне не нужны причины для сомнений в любви.

- Наташа, - спросил я, - ты меня любишь?

- Да. Но, наверно, недостаточно. Или не так, как нужно.

Она говорила так спокойно, что невозможно было обидеться. Не знал, что ей ответить. Я всегда завидовал людям, которые твердо знали, - или считали, что знали, - как надо жить и что надо думать.

- Любовь – это эгоизм, - сказала она. – Обычно, когда знакомишься с мужчиной, всегда преследуешь несколько целей. Только глупая женщина доверяет мужчине во всем.

- Вот видишь.

- Что я вижу, крошка?

- Ты любишь меня.

Я не был уверен, что Наташа не притворялась. Женщины боятся своих желаний. Хотел ей сказать про это. Про то, что думал и о чем словами не скажешь и не сказал ничего.

Любая женщина непредсказуема. Наташе нравилось огорчать меня. Но я не верил, что она будет такой всегда. Попытался собраться, почувствовав себя неувереннее. Что-то в ее поведении подсказывало мне, что установленные между нами отношения нарушаются. Я испугался этого. В моем страхе нет ничего удивительного. Я не хотел чувствовать себя несчастным. Но унижение любовью всегда неприятно. У меня возникло желание противоречить себе.

- Есть ситуации, которые нельзя распутать, - сказала Наташа. – Твоя беда в том, что ты все хочешь понять. Это невыполнимо. Такова истина.

- К черту истину.

- Я завидую твоей уверенности.

- Перестань издеваться надо мной.

- Ты смешон.

Сделал озабоченное лицо и ответил, как будто эта мысль только что пришла мне в голову:

- Я такой, какой я есть.

- Ну-ну, - еле слышно прошептала она. – Кто бы мог подумать такое?

- Тебе хочется подразнить меня? – спросил я.

Было невозможно понять, притворяется ли Наташа. Я притворялся. Хотел убедить себя в случайности происходящего. Никак не мог отказаться от своих иллюзий. Видел лишь то, что хотел видеть.

Она ответила не сразу и, пока длилось молчание, я чувствовал себя беззащитным перед нею. Был вынужден скрывать свое состояние не только от Наташи, но и от себя. Она вообразила, будто подчинила меня полностью и хотела убедиться, что я по-прежнему покорен ею.

- Я скажу тебе все: я с тобой ничего не чувствую. Ты знаешь, о чем я говорю, - Наташа рассказывала о себе то, что я не хотел слышать.

- А ты сама-то знаешь, что говоришь?

- Я не хочу повторять свои ошибки.

Не следует требовать от женщины ответы на все свои вопросы. Я ждал, когда она ответит, но дождавшись, совсем не обрадовался. Мне не нравилось, что она говорила. Спорил и боялся проиграть в нашем споре. Уверенность Наташи делала меня слабым. В такие моменты я думаю только о себе и ощущаю себя очень несчастным.

- Мне необходимо понять, - сказала она.

- Понять что?

- Что ты делаешь в моей жизни?

- Я все сейчас тебе расскажу, - я пытался разобраться, кому говорил это: ей или себе. – Я сделаю все. Все, что ты хочешь.

- Я знаю. В этом-то и заключается проблема.

- Что ты имеешь в виду?

- Ничего. Забудь.

Наташа улыбнулась, словно мы просто обменивались шутками. Я не заметил, как стал ей безразличен.

Боялся, что расплачусь. Закрыв глаза, я пробовал овладеть собой. Равнодушие любимой женщины всегда повод для отчаяния.

Я не старался понять ее. Не хотел с ней соглашаться. Убеждал себя в своей правоте.

- Извини меня. Ты видишь, я не знаю, что говорю, - Наташе нравилось мучить меня.

- Дай мне во всем разобраться. Я, знаешь ли, уже вполне взрослый человек, - невозможно говорить лишь то, что хочет слышать женщина. – Может, для тебя все лишь шутка? Кажется только забавным? Наташа, не надо все портить.

- Что именно?

- Не надо, - я бы меньше страдал, если бы она знала, что я страдаю.

Но я не спешил объяснять себя. Не мог сказать того, о чем следовало кричать. Мне не удавалось убедить себя, что я понимаю любимую женщину.

Сделал еще одну попытку быть честным с собой, но опять тщетно. Никак не мог решиться на такую простую вещь. Безразличие Наташи ко мне было правдивее моего безразличия к ней.

- Ты меня любишь. И мы понимаем друг друга. А это редко бывает, ты сама говорила, - я должен был избавить наши отношения от неопределенности.

- Я понимаю. Или понимала. Когда любила тебя. Я ничего не хочу, - она была уверена, что понравится мне любой. – Я делаю то, что должна. Женщины никогда не доверяют мужчинам только потому, что редко доверяют самим себе. У тебя тоже есть свои проблемы?

- У кого их нет?

- Но ты о них не говоришь.

- Зачем говорить?

- А чтобы легче стало. Я должна с кем-то поделиться. Совета я у тебя не прошу. Или прошу? Нет, не думаю. Просто хочу поделиться.

- Ну что ж, делись. Любовь делает меня глупым. Может быть, я вижу в наших отношениях то, чего в них нет.

- Мужчина всегда найдет причину, чтобы подозревать женщину во лжи. У тебя нет права что-то требовать от меня.

- Почему ты говоришь так, словно угрожаешь мне?

- Потому что это так и есть. Я начинаю тебя бояться. Тебя невозможно понять, - Наташе удавалось притворяться дольше меня.

- Если бы.

- Твоего недовольства хватит на десятерых. Это не смешно. Это даже не смешно. Мужчина всегда начинает ненавидеть женщину, которую ему не удается удержать рядом с собой.

Я не верил своим догадкам. Мне не хотелось убедить себя в правоте Наташи. Я отлично знал, что именно мне хотелось сказать ей, но не решался. Обычно она выглядела моложе своих лет, сейчас – намного старше. Любым из своих признаний я мог унизить ее.

Я плохо слушал, что она говорила. Смотрел, как она говорит, а это было совсем другое дело. Я был уверен, что она видела все, выражавшееся в моих глазах.

Она говорила совершенно спокойно. Как будто мы болтали о пустяках. Наташа была откровенна со мной только потому, что мы двигались в никуда. Она говорила все то, что обычно говорят человеку, с которым хочется расстаться.

Мне было необходимо оправдаться.

Наташа хотела почувствовать себя сильной. Для меня это оказалось неожиданностью. Скрыть удивление невозможно. Защищаться следует только при нападении.

Я не знал, что мне следует делать. Наташа не позволяла мне быть довольным собой. Не каждый влюбленный может понять свою любовь.

- Я чувствую, что мы оба что-то умалчиваем, - сказала она. – Я уже не молода.

- Как будто вместо тебя может быть другая.

- Будь же наконец взрослым.

- Не надо считать меня ребенком.

- Ты всегда говоришь то, что мне хочется услышать. Жалости мне не надо. Я не люблю страдать, - Наташа уже была готова обидеться на меня.

- Что с тобой происходит? Может, ты на что-нибудь сердишься?

- Да нет, не в этом дело. Просто, по-моему, нам с тобой надо расстаться.

- Но почему? Почему так вдруг?

- Вовсе не вдруг.

- Я не понимаю.

- Все ты прекрасно понимаешь.

Я рассердился. Остро почувствовал обиду, - обиду, которую чувствуешь особенно остро, когда сам знаешь, что ты неправ. Мне следовало перестать выдумывать свои чувства к Наташе.

Я чувствовал себя виноватым, как будто она уличила меня во лжи. Совсем не хотел, чтобы мои чувства обезоружили меня. Был в совершенной растерянности. Это еще мягко говоря.

Что-то кончилось. Не стоит отрицать, эта мысль приходит мне в голову. Я не создаю себе никаких иллюзий. Я устал от всех сомнений. Между нами все-таки что-то произошло. Словами невозможно объяснить любовь.

Наташа взяла мою ладонь в свою. Я не сопротивлялся. Не находил в себе желания возражать женщине, которая чувствовала рядом со мной превосходство.

Мне казалось, что она знает о чем я думаю. Я не сомневался в своей любви. Сомнения были не нужны нам обоим.

Любовь становилась мучительна для меня. Боялся проговориться о том, что Наташа не должна была знать. Не мог привыкнуть к ее равнодушию. Не понимал, что происходит. Мне было нелегко, но и через это нужно пройти.

Наташа сделала меня беззащитным перед собой. Я не мог ожидать, что она приобретет такую власть надо мной. Не понимал, как одновременно в женщине могут уживаться жестокость и нежность. Для меня важно объяснить это самому себе.

Глядя на Наташу, я чувствовал сильную усталость. Мне следовало быть внимательнее к ее желаниям. Она мне не безразлична. Я находил для нее оправдания. Продолжал выдумывать любимую женщину. Я не позволял себе быть несчастным. Но все было только плохо. Все. Я думал, что так не бывает. С возрастом жизнь не становится легче.

Я расстроился, очень расстроился. Но говорить об этом с Наташей не имело смысла. Ей уже не удавалось скрывать свое безразличие ко мне. Человек никогда не бывает благодарен, когда его любят. Почему она не задумываясь разрушала мое счастье? Иногда даже любимая женщина может заставить сожалеть о любви.

13

Оглушительно звонит будильник. Я недовольно морщусь. Вставать не хочется. Однако надоедливый шум не прекращается. Раннее солнце старается проникнуть сквозь темные шторы. Тяжело вздыхаю и сажусь на кровати. Новый день наступает, и с этим приходится мириться. Кашляю, щурясь на часы. Пора.

Иду в ванную и полощу горло. Я щупаю лоб. Ни горячий, ни холодный – на ощупь как бумага.

Умываясь, смотрю в зеркало, и мне становится себя жалко. Таким я еще никогда не был. Знаю, я должен на что-то решиться. Долго так продолжаться не может. Я должен сам сделать выбор до того, как меня вынудят обстоятельства.

Я понимаю это, когда иду на работу.

Теперь в моей жизни никакого порядка и никакой стабильности. Когда я думаю о будущем, на меня нападает депрессия. Мир внезапно кажется мне огромным и устрашающим.

Кажется, что все спрятано под стеклянным колпаком, и жара затрудняет движения. Тротуары почти пустуют. Слева в темной подворотне возится какой-то человек.

В витринах магазинов одежды манекены одеты исключительно в белую одежду. Это правило касается как демократичных магазинов спортивной одежды, так и бутиков.

Молодые девушки вплетают в волосы белые ленты, бизнес вумен украшают двухсотдолларовые сумочки кокетливыми белыми бантиками, бабушки носят белые платки, а парни белые футболки.

14

Настоящих воспоминаний о работе не остается. Только смутные образы, ощущение чего-то утраченного. Тусклые контуры навязчивого мира. Здесь нет истории. Мы здесь и сейчас. Год за годом мы – то, что ты есть. Никто не жалуется. Мы не задаем вопросов. Все не так уж и плохо. Мы только кажемся глупыми. Но это не так. Мы пожимаем плечами при встрече и хмыкаем, иногда что-нибудь произносим, болтаем на отвлеченные темы.

День тянется медленно. Во мне растет напряжение. Я хожу кругами, не способный усидеть на месте даже несколько минут.

Может быть, кому-то это кажется смешным. Мне – нет. Последнее время идет такая полоса, когда все происходит сразу.

Я изо всех сил стараюсь не смотреть на часы. Лопнуло что-то во мне самом. Надо уходить. Надо искать что-то другое. Со злобным раздражением я жду удобного случая. В офисе мне больше делать нечего. Окружающие нас вещи меняются со временем. Время изменяет нас. Я уже неотчетливо помню прежнее состояние покоя.

Меня мучает страх, что кто-нибудь поймет, какое существо скрывается под маской уступчивости и спокойствия.

Я обычный человек с обычными мыслями и жизнь проживаю самую обыкновенную. Иногда я думаю, что особенность и уникальность каждого человека состоит в следующем: скажи, что вызывает в тебе отвращение, и я скажу, кто ты. Наши личности ничтожны, наши наклонности банальны.

В общем, врут люди. Интересно только, понимают они это или нет? Вот что меня злит: возможно, они врут себе, сами того не сознавая. Видимость обманчива. Психическая неустойчивость, нежелание взрослеть и становиться родителями. Потеря ясного представления об окружающем мире.

Эго защищает нас от нововведений. Так, как есть сейчас, - благополучно и эффективно. Значит, не нужно ничего менять – как бы не стало хуже.

Я прислушиваюсь, чтобы убедиться в том, что все в порядке. Никогда не знаешь наверняка, что может случиться. Не знаю, что будет дальше, но знаю, что хочу. Иду вперед, но у меня нет направления, в голове одни вопросы.

Забавная вещь – наши реакции. Продолжаю жить в настоящем, без прошлого. Люди врут, а больше всего они врут самим себе. Этому не будет конца. Мое рациональное я убеждает: нет ничего, кроме игры воображения. Нам говорят, что так нельзя. А мы говорим: не говорите нам «нельзя». Не закрывайте нам небо. Наше общество заражено жадностью. И это худшая из инфекций.

Мы все абсолютные эгоцентрики, неспособные на сопереживание или отождествление себя с другими, на любовь, дружбу или нежность. Мы все являемся абсолютно изолированными единицами, неспособными на взаимопонимание с кем-либо. Наши реакции направлены внутрь. Наш разум – просто инструмент для обслуживания собственных страстей и потребностей. Одиночество, отчужденность и изоляция, существующая между нами, стало фактом превосходства идолопоклоннического отношения к вещам над человеческой любовью. Разочарование. Неудовольствие. Отвращение.

Иногда мне грустно, и я думаю, что это смешно.

Я часто думаю, не отражается ли моя натура, моя покорная натура, и в чертах лица, как клеймо, от которого мне не избавиться. Клеймо вежливого раба. Вежливость – всего лишь оболочка страха.

Смотря на меня сразу видно – я сделаю все в точности, как указано. Не имей привычки думать о неприятностях. Не поднимай проблему, если у тебя нет готового решения. Не озвучивай проблему, если не хочешь, чтобы на тебя возложили ответственность за ее немедленное решение. Оригинальность для неудачников. Эти утверждения верны, но из них не следует, что мы должны работать со скорбными выражениями на лицах. Этому я еще должен научиться.

Думать о том, что надо бы побольше работать и побольше зарабатывать не нравится никому. Но вытеснить эти мысли нечем, находятся лишь отговорки. А не думать об этом не получается.

Что такое жизнь: мы работаем, зарабатываем деньги, потом перестаем работать и умираем. Мы только совершенствуем реальное господство мертвых вещей над человеком. Жизнь в офисе устроена абсолютными занудами, которые угрюмы и депрессивны. И для них только такой жизнь и может быть – если не угрюмой и депрессивной, то занудной. Я стараюсь реже чувствовать грусть или разочарование. Каждый день, каждую секунду я вынужден снова и снова вести борьбу – борьбу за то, чтобы быть самим собой. Все, что вынуждает нас снизить темп в погоне за деньгами или другими символами успеха – становится нашим врагом. Все, что встречается на пути, превращается в препятствие, которое нужно преодолеть. Может, мне стоило заняться чем-нибудь другим? Может, я не честолюбив?

Бывают счастливые дни. Когда сделал что-то сложное, интересное и полезное. А бывают несчастливые. Работа затягивает. Она вокруг. Постоянно присутствующий, обволакивающий, засасывающий гель. Когда я на работе, то и на жизнь смотрю сквозь кривое стекло. Иногда у меня появляются крохотные зоны относительной свободы, где иное воспринимаешь, как возможное. И что я имею в итоге?

Стиль жизни вынуждает подменять потреблением все чувства. Мы пытаемся удовлетворить нематериальные нужды с помощью материальных товаров. Я просто плыву по течению, потребляя все быстрее и быстрее. Я стал частью пошлого базара потребителей, обменяв романтику и свободу на роль марионетки в социальном спектакле. Жизнь слишком коротка, чтобы быть незначительной.

Это тупик, а не работа. Я хороню свои умственные способности.

Я задумываюсь. Обычно я быстро действую, но с трудом вспоминаю. Не знаю, что будет дальше, но знаю, что хочу. Мне нужно любой ценой получить приглашение на праздник жизни. По утрам меня интересует только один вопрос: получится ли у меня сегодня? Я не знаю этого наверняка, и, в сущности, это не имеет значения. Вероятность, а не уверенность – вот что ведет меня по пути. Иногда я напоминаю себе азартного игрока. Я верю – в этом мире возможно все.

Раньше я старался казаться интересным. Потом это прошло. Теперь я стараюсь быть любезным и пунктуальным. Я не теряю самообладания и контроля и никому не показываю своего состояния. Я слишком много говорю. Давлю на собеседника.

Я никогда не осмелюсь бросить свою работу ради новой, полной неизвестности жизни. Для меня это невозможно. Из-за своего страха я обрек себя на жизнь, далекую от моих внутренних устремлений. Я отказался от своего предназначения. Я живу в мире, который раздавил меня своим гнетом. Но в жизни ко всему привыкаешь. К надоевшей работе, к собственной посредственности.

Рано или поздно я превращусь в дерьмо. Я заурядный средний человек. Я не собираюсь переделывать мир. Не рвусь к славе.

Глупые мысли позволяют коротать время. Я еще раз обвожу взглядом своих коллег и сотрудников, и не в первый раздумаю, что мне здесь не место. Я уже четыре года занимаю свое положение, но до сих пор иногда чувствую себя обманщиком. Есть ли у меня что-нибудь общее с этими людьми? Нет. Всегда под маской, постоянное притворство. Я сжился с ним. Ощущаю себя человеком, который прилаживает к себе реальность, когда это ему удается. И прилаживаюсь к реальности, когда не остается ничего другого.

Но это несущественные трудности. Не все так плохо. В основном все хорошо.

Мое положение – результат не зависящих от меня обстоятельств и моей собственной слабохарактерности.

15

Я уговаривал себя, все твердил себе «она говорила несерьезно». Стиснув зубы, я повторял себе: «все, что произошло, было неизбежно, раз оно произошло». У меня не должно было остаться вопросов. Почти знал, что мне делать. Все становилось по своим местам. Не следует обвинять женщину в том, в чем она никогда не признает себя виноватой. Эгоизм Наташи уже не удивлял меня. Прощал ей больше, чем простил бы себе. Я не хотел любить, сомневаясь.

Я начинал привыкать к своему унижению. Боялся узнать о Наташе больше того, что уже знал. У меня была причина для страха. Ненавидеть женщину всегда легче, чем любить.

Все, что я делал, отнимало у меня много времени. Нужно было постараться обойтись без оправданий. Я старался заставить Наташу думать так, как думал сам. Неудачи делали меня умнее. Ошибки полезны.

Мне действительно было сложно с ней. Постоянно доказывать свою любовь очень утомительно. Непредсказуемых желаний в Наташе всегда оказывалось больше, чем мне хотелось. Неопределенность в любви – это очень больно.

- Почему ты молчишь? – спросила Наташа.

- Думаю.

- Если я много думаю, мне становится грустно. Чувствую себя вдруг постаревшей.

- У тебя расстроены нервы.

- Не то слово, - подтвердила она. – Еще бы не расстроены.

Мне казалось, что я не удивлен. Но я притворился удивленным. Очень неубедительно. Ни одна женщина не стремится стать умнее.

Почему я так часто говорил себе, что эта женщина мне дороже всего в жизни? Этого вопроса я боюсь больше всего – я не знаю, как на него ответить.

- Мне нравится твоя новая стрижка. Я говорил тебе?

- Мы говорим не о моих волосах.

- Не понимаю, что ты имеешь в виду.

- Я думаю, понимаешь.

- Если я тебе мешаю, надо так и сказать.

- Никому не удается избежать ошибок.

- Нет, - соглашался я, не сомневаясь. Конечно, нет. – Почему у тебя такой голос?

- Какой?

- Злой, - иногда я говорил Наташе то, что было бы правильнее скрыть.

Она посмотрела на меня с каким-то сочувствием, словно я сказал какую-то глупость. Потом махнула рукой, что означало: «он сам не знает, что говорит».

- Подходящий момент для ссоры, - сказала она.

- Мы не должны ссориться.

- Моя уступчивость может быть только притворством.

Я застыл, чувствуя, что сейчас, возможно, пойму, какую же ошибку совершил. И не знаю, что больше – удивили меня ее слова или огорчили. Наташа словно торопилась оправдать все мои подозрения.

Я ощутил, как к глазам вдруг подступили слезы. Но – нет. Нет. Я не стал плакать. Уступить женщине было бы глупостью.

- Я отказываюсь тебя понимать, - сказал я.

- Не капризничай.

- Ты делаешь мне больно.

- Не будь занудой.

- Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, - мне очень хотелось унизить ее. Я перестал говорить то, что Наташа ожидала от меня. Любовь сделала ненужным любое притворство.

- Мне совсем не интересно твое мнение..

- Было бы честнее, если бы ты предупредила меня об этом заранее, - я сердито усмехнулся, как будто собираясь причинить ей боль, и ненавидел ее за это. Наши отношения нельзя было назвать простыми.

- Я-то тебя понимаю. А вот ты меня – нет. Тебе следует успокоиться.

Мне было так обидно, что я с трудом нашел слова для ответа:

- Какая ты злая.

- Я просто пытаюсь сказать тебе то, что важно для нас обоих.

Наташе нравилось чувствовать себя умнее меня. Я не мог понять то, что уже поняла она. Мы не понимали друг друга. Ее упрямство разочаровало меня. Было очень мучительно сознавать свою зависимость от Наташи. Мне казалось, что я никогда не привыкну к ней. Женщина умеет быть только эгоистичной.

- Я всегда чувствую, когда ты на меня сердишься, - для того, чтобы разочаровать любую женщину, мне достаточно оставаться естественным.

- Мне не нравится выслушивать от тебя упреки. Ты бы не говорил так, если бы любил меня, - то же самое ответила бы мне любая женщина.

- Я хочу, чтобы ты относилась ко мне серьезно.

Я не мог разобраться в себе. На самом деле не мог. Чувствовал себя совершенно беспомощным: у меня не было над Наташей власти. Я никогда не был оригинален в мыслях. Недоверчивость – мудрость дурака. Счастье возможно только в мечтах, иногда – в воспоминаниях.

- Почему ты обращаешься со мной, как с ребенком? – спросил я.

- Не будь ко мне таким строгим.

- Почему?

- Ты знаешь почему. Ты – это ты, а я – это я. Любой человек при желании может привыкнуть к моим недостаткам так же, как к ним привыкла я.

- Я понимаю все, что происходит. Я не верю ни одному твоему слову.

- Ничего не поделаешь, придется поверить.

- Мне не нужно твое безразличие, - сказал я лишь для того, чтобы не молчать.

- Клоун, - она говорила, не слушая меня.

«Держись», попросил я себя. «Ты еще можешь стиснуть зубы». Так и должно было быть. Нужно знать женщин, чтобы согласиться со мной.

Я не догадывался, что необходимо делать в такой ситуации. Может быть, мне не удавалось относиться к Наташе так же внимательно, как я относился к себе. Не старался угодить ей. Невозможно нравиться каждую минуту, если стараешься быть честным.

Она пристально смотрела на меня, и в ее взгляде я увидел что-то похожее на жалость. Я был не так откровенен, как она: я не ответил. Наташа никогда не услышит от меня этот ответ: «женщинам нравится унижать мужчин».

- Никто не изменит мое прошлое, - сказала она.

Не следует бояться женской откровенности. Не я был виноват перед ней. Кто-то другой.

- У меня тоже было прошлое, - я не возражал.

- Тебе нужно меньше, чем другим мужчинам. Не заблуждайся.

- Зачем ты мне это говоришь? – я начинал ощущать тяжесть ее слов. – Что ты мне хочешь доказать?

- Я не тебе хочу доказать. Я себе хочу доказать.

- Не пытайся все опошлить.

- Ты слышал, что я сказала?

- Слышал, но не верю этому.

- Я и сама не слишком верю. Мне не надо было тебе это говорить. Я сказала глупость. Ну прости меня, маленький.

Наш спор был выгоден только ей. Я не хотел быть виноват в саморазоблачении. Всегда боялся разочарований в себе. Почему они стали для меня возможны? Об этом легко спрашивать, лишь когда заранее знаешь ответ. Я не понимал, что происходило. Обида мешала мне думать.

Наташа рассмеялась, но я не смеялся вместе с ней. «Жестоко», подумал я. «Она искренна даже тогда, когда обманывает».

Я узнавал о Наташе много нового. Все, что казалось мне в ней ложью, могло оказаться правдой. Мне не нравились мои предположения.

- Знаешь, что я думаю? – спросила она.

- Что?

- Твоя беда в том, что ты постоянно недооцениваешь себя. Не выдавай желаемое за действительное.

- Ты права. Я ничего в себе не понимаю. Объясни.

- Ты знаешь, что я имею в виду. Я смеюсь не над тобой. Я смеюсь над собой.

- Ты могла бы и не говорить этого.

- Может, мне нужно было сказать это.

- Не надо делать мне одолжений.

- Может, поцелуешь меня?

- Нет.

- Что ж, очень жаль. Потому что мне хочется.

Я испугался того, в чем признался. Конечно, это была неправда. Наташа должна была меня понять.

Я поднял глаза, встретился с ней взглядом и убедился, что она говорила искренне. Ей нравилось мое унижение. Рядом с Наташей мне удалось избавиться от самоуверенности. Я был только маленьким, беспомощным и бесконечно уязвимым. Никто не может унизить меня сильнее, чем любимая женщина. С каждым новым ее словом я становился несчастнее.

- Надеюсь, мы сможем притворяться, что между нами ничего не было, - сказала она.

- Зачем? Наташа, почему ты отыгрываешься на мне?

- Я не делаю этого.

- Делаешь. Не говори так. Мне больно, - я был обижен. Меня легко обидеть.

- Не обращай внимания. Женщины, знаешь, бывают такие злые, такие гадкие, - ее равнодушие делало меня ненужным для себя.

Я услышал то, что не хотел услышать. К горлу подступила боль, физическая боль, которая мешала говорить, душила меня. Мне не удалось правильно угадать момент для расставания.

Она ничего не говорила и закрыла глаза. На ее лице было выражение усталости, которое я никогда прежде не видел.

Я не мог говорить. Да и не знал, что сказать. Такие люди, как я всегда неловки.

Так мы просидели несколько минут. Наташа словно что-то ждала, опустив голову. Обычно она не молчала, даже если ей было нечего сказать. Но эта женщина могла убедить меня и своим молчанием.

Неожиданно я на нее разозлился. Встряхнул ее. Она все еще не открывала глаз.

- Ты не сможешь ничего объяснить своим молчанием. Просто продолжай говорить, - я сердился и на себя за свое любопытство.

- Мы разговариваем.

- Не так, как раньше.

- Нужно уметь избавляться от своих заблуждений.

- Наташа, я не понимаю тебя, - я пытался обманывать. Я этого никогда не умел.

- Мне нечего тебе сказать. Абсолютно нечего, - она словно не замечала меня.

Я закрыл лицо руками, чтобы спастись. А от чего – сам не знал. И закричал. Этот крик сидел во мне очень долго. И вместе с криком, таким огромным, что он еле проходил в горло, я ощутил, как от меня уходит часть моего прошлого. Я разозлился и стал жестоким. Может быть, ей моя жестокость была необходима больше, чем мне. Мы оба кричали, не слушая друг друга. Я сознавал, что выкрикиваю злые слова, но ничего не мог с собой поделать. Рядом с Наташей мой разум оказывался бесполезен.

Что-либо кричать друг другу было, конечно же, бессмысленно. Вернулось мучительное ощущение своей беспомощности. Нет ничего страшнее разочарования в себе. Я не хотел, чтобы Наташа перестала нравиться мне. Очень старательно помогал ей обманывать меня.

- Зачем ты на меня кричишь? – спросила она.

- Я не на тебя кричу. Я на себя кричу, разве непонятно?

- Это смешно.

А я даже не улыбался.

Не хочу оправдываться. Я виноват не больше Наташи. Может быть, я ощущаю любовь не так, как ощущает она. Я слишком молод. Не всегда понимаю причины поступков других людей. Обвинить себя не удается.

- О господи, малыш, ты совсем, как я, - проговорила она. – Слишком близко все принимаешь к сердцу.

- Ну, пожалуйста. Я тебя люблю. Мне тебя надо, - мой голос звучал неуверенно, а слова, казалось, застревали в горле. Но мне стало легче, когда я сказал правду. В наших отношениях не должно было остаться неясностей.

- Я не хочу, чтобы ты просил меня о любви.

Она улыбнулась, но я не улыбнулся в ответ. Мне показалось, будто нужно от чего-то спасаться, пока не поздно. Наташей двигала не злость и не любовь, а что-то напоминающее любопытство. Я ничего не понял. Странно. Я не глуп.

От утешений не становится легче. Это было бы чудом. Я не верю в чудеса.

Между нами опять наступило жуткое молчание. Я осознавал свою беспомощность. Не мог ничего придумать. У меня нет воображения.

Самое худшее, что Наташа была права. Я чувствовал это. Могу пожаловаться на любимую женщину только самому себе. Разве я должен был ей возражать? Ни в каком другом своем решении я не ощущал себя более жалким. Она, казалось, понимала то, что я понять не мог. Любовь не бывает простой. Как это ужасно, когда женщина, которую любишь, только жалеет тебя.

Узнаю о себе много нового. У каждого человека есть тайна, которую хочется спрятать от всех. В жалости женщины к мужчине нет любви. Я не стыжусь того, в чем признаюсь.

16

В наших отношениях появилось что-то фальшивое и жестокое. Я не знал, кто в этом виноват. Наташа старалась разлюбить меня. Мое ощущение любви тоже перестало быть прежним. Но я старался не замечать перемены. Ничего особенного не происходило. Просто я узнавал, что убедить женщину словами невозможно.

Утешал себя мыслью, что может она любит меня хотя бы вполовину также сильно, как люблю ее я. Иногда мне казалось, что ее равнодушие перестало быть притворством

Я должен был быть уверен, что знаю Наташу. Что она такая, какой я ее видел. Хотел быть уверен в своем знании. Она не должна была догадаться о том, что я боюсь с ней расстаться.

- Почему все стало хуже? – спросил я.

- Подумай.

- Я перестану тебя спрашивать.

- Почему ты стараешься вывести меня из себя? Мне приходится прилагать усилия, чтобы сдерживаться. Прошу тебя, не надо.

- Я просто пытаюсь быть объективным.

- А я не прошу тебя быт объективным. Ну когда же ты повзрослеешь?

Я спрашивал себя об этом чаще, чем меня спрашивала она.

Внимательно смотрел ей в лицо, но на нем ничего нельзя было прочесть. Я замолчал. Наверно, я говорил глупости. Не мог выразить свою мысль.

Я молчал, стараясь заставить пересохшие губы выговорить нужные слова. Мне не хотелось думать о другом. Не следует сдерживать свои чувства. Я умею избавляться от сомнений. Это необходимо уметь.

- Не смотри на меня так, - попросила Наташа.

- Я смотрю на тебя, как всегда.

- Нет, не так, как всегда. Ты смотришь, как …

- Как кто?

- Женщина любит лишь мужчину, который подчиняет ее.

Я не смог объяснить ее слова.

- Ну так в чем же дело? Я вся внимание.

- Я сегодня какой-то глупый, сам не свой.

- Разве у тебя нет другой возможности быть мне интересным?

- Скажи, ну как такое можно стерпеть?

- Все терпят. И не такое еще. Знал бы ты, что приходилось терпеть мне.

- Меня легко убедить.

- Стараюсь. Глупый клоун. Ты мне безразличен. Все знают, что ты смешон. Я тебя не люблю, просто терплю. Скучный дурак, я просто жду, когда ты оставишь меня в покое.

- Ты злая. Да, ты очень злая.

- Всему можно найти оправдание.

- Нет, - ответил я. – Нет. Обойдемся без объяснений.

- Наверное, мы зашли в тупик, - она никогда ничего не объясняла.

- Ты пытаешься себя в этом убедить?

Я уже давно пытался представить, что она может сказать такое, или мне казалось, что я пытался себе это представить. Но удар оказался очень сильным. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы это скрыть. Слова Наташи делали меня несчастным. Она обидела меня. Безразличием легко обидеть. Я оказывался не нужен любимой женщине. Иногда мне казалось, что я переставал быть необходим самому себе.

Я чувствовал, что нахожусь в состоянии такого физического напряжения, когда слышишь собственное дыхание. Боялся сделать что-то непоправимое. Утаить страх от себя невозможно. Я не хотел, чтобы о нем узнала Наташа. Никогда не следует признаваться женщине в том, что может меня унизить. Не хотел в себе разочаровываться. Я не готов измениться из-за Наташи.

- Ведь не можешь же ты бросать меня вот так, даже ничего не объяснив, - сказал я. – Нам надо поговорить.

- По-моему, нам уже совершенно не о чем говорить.

- Когда есть время поговорить, ты не можешь говорить, - я очень хотел разоблачить ее обман.

- Нет, - женская нерешительность понятна.

- Как будто нам совсем не о чем разговаривать.

- Если и скрываю от тебя, так вовсе не то, что ты думаешь. Мои неприятности не имеют к тебе никакого отношения. Потерпи, через несколько дней все прояснится. Тогда, если будет нужно, я тебе все скажу, - Наташа говорила не обо мне. Я не знал о ком.

Я любил женщину, которую мне не следовало ни о чем спрашивать. Она понимала меня не так, как мне хотелось. Я не искал для нее оправданий. Мне было не нужно убеждать ее в своей правоте. Я решился. Покорился Наташе. Теперь со мной могло случиться что угодно.

- Ты какая-то странная сегодня. Зачем тебе понадобилось все портить?

- Теперь твое улыбающееся лицо совсем не радует меня.

- Разве я не смешной?

- Не всегда. Вот сегодня ты совсем не смешной. Я тебе завидую. Я бы дорого дала, чтобы помучиться от любви.

Никогда прежде она со мной так не говорила. Хотел ее обнять, но не мог. У меня перехватило горло. Хотел сказать Наташе еще о многом, о чем прежде никогда не говорил, а теперь говорить уже поздно. Я только сжал зубы. Ей нужно было увидеть мое лицо: ничего не происходило.

- Я тебе мешаю. Надо было так и сказать.

- Не заводись, - возразила она. – Если мне кто-то и мешает, то во всяком случае, не ты.

- Я не могу понять, что ты хочешь.

- Я не хочу притворяться.

- Видимо, ты подразумеваешь что-то другое.

- Ничего такого, что тебе надо объяснять.

- Это ты так думаешь.

- Я не знаю, что со мной. Мне не легче, чем тебе. Невозможно радоваться каждому своему желанию. Мои оправдания не нужны нам обоим.

Зачем она говорила это? Почему она не могла быть мягкой и нежной?

Я был уверен, что мне хочется знать правду. Наташа могла быть счастлива и без меня. Очень легко почувствовать себя несчастным. У меня получалось плакать без слез.

Она пристально посмотрела на меня. У нее была манера, которая меня злила. Уставится на меня и долго смотрит в упор, словно гипнотизируя.

Разве я должен был соглашаться со всем, что она говорила? Я уже знал о всех недостатках Наташи, но она изменялась быстрее, чем я успевал к ним привыкнуть. Я чувствовал ее превосходство. Я все еще был уверен, что во мне может разочароваться любая женщина.

- Мы должны стараться любить друг друга, - я не переставал убеждать ее в своей любви.

- Жить надо проще. Быть эгоистом.

- Я не смогу воспользоваться твоим опытом.

- Ты ничем не лучше других. Не воображай.

- Для меня любовь - не игра.

- Притворство естественно в каждом мужчине.

- Ты глупая.

- Ты говорил, что я – умная.

- Извини, пожалуйста.

- Нет.

- Чтобы развлечь меня, не надо заходить так далеко.

- Это не шутка. Ты что, не знал, что я кусаюсь?

- Забыл.

- Каждый мужчина думает о себе раньше, чем о женщине.

- Не вижу в этом ничего страшного.

- Просто ты смотришь невнимательно.

- Нужно оставлять за собой право выбора.

- Ни одна женщина не простит пренебрежения собой. Я не хочу, чтобы однажды ты начал пренебрегать мной.

- Я подумаю. Решение не должно быть случайно, - я оставался равнодушным. Хотел заставить себя обрадоваться.

- Подумай.

- Ты не должна все решать за меня.

Говорил очень убедительно, но она мне не поверила. Я наблюдал за ней. Наташа еще никогда не была так красива. Она разочаровалась во мне быстрее, чем я разочаровался в ней.

- Непонятно, что ты ждешь от меня. Ни одному мужчине никогда не удастся изменить меня, - она говорила очень мягко, но то, что она говорила, непонятно почему звучало угрожающе.

Тем же бесконечно ласковым тоном она негромко сказала:

- Ведь мы обманываем себя, да?

- Ты о чем?

- О нас обоих.

- Я никогда не смогу относиться к тебе иначе.

Самое страшное, что Наташа не ответила. Посмотрела так, словно предоставила мне самому решать – да или нет. Чувствовал, что она старалась обмануть меня, но не мог понять, в чем.

Почему она отнеслась к моим словам так безразлично?

Пытался что-то придумать. Я не собирался отказываться от задуманного. Вот и все, чем ограничивалась моя власть над ней. Я слаб для ненависти.

Не следовало огорчаться больше, чем необходимо. Я догадывался, что Наташа притворялась. Недостаток, который не нравится женщине в одном мужчине, может привлечь ее в другом.

«Если она засмеется», подумал я, «то она останется».

Наташа засмеялась.

Она рассмеялась своим привычным смехом, который радовал меня, даже если она смеялась надо мной, даже если она и не объясняла, почему смеется. Я не пытался спрятаться от ее смеха. Никогда не бегу от неизбежного.

- Что тут смешного? – спросил я.

- Ничего.

- Ну что с тобой? Что происходит? – словно спрашивал самого себя.

- Извини. Я не должна была так говорить.

- Не мне тебя останавливать.

- Скоро моя власть над тобой закончится. Слишком часто мне приходится слышать слова о любви. Слова никого не могут изменить.

Не понимаю, почему мне нравится обижаться на Наташу. Но мне не удается разочароваться в ней. Не хочу этого сильнее, чем хочет она.

Только рядом с Наташей у меня получалось говорить о самом важном – о себе. Я избавлялся от сомнений. Я знал причину своих поступков: равнодушие женщины мучает только влюбленного мужчину. Все дело в том, что я любил ее сильнее, чем она любила меня.

Я чувствовал себя в дурацком положении. Наташа демонстрировала свое превосходство надо мной. Жалеть себя некрасиво.

«Прекрати», сказал я себе. «Ты ведь упрямый, упрямее всех на свете». Мне приходилось убеждать не только ее, но и себя.

- Успокойся, - проговорила она. – Лучше постарайся успокоиться и понять. Женщина никогда не поднимает упавшего мужчину.

Не поднимет она. Мне не удается выдумать о Наташе злые слова. Не хочу этого.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, затем она тихо вздохнула. Наташа для меня не была загадкой. Чем угодно, но только не загадкой.

Не всегда удается предугадать последствия своих переживаний. Не мог решить, какая реакция на ее слова будет для меня выгодней. Старался думать о ней по-честному. Это было все, что я мог для нее сделать. Для женщины мысли не имеют никакой ценности.

Сопротивление любви всегда болезненно. Мне было не нужно мое признание вины. Почувствовал неожиданный приступ жалости к себе. Я был прав и знал это. И словно смотрел на любимую женщину другими глазами. Я не мог не удивляться тому, что происходило между нами. Очень неудобно быть виноватым в любви. Я мог вызвать у Наташи только чувство жалости.

– Извини, что я тебе говорю это.

- Да, конечно. Нам нравится причинять друг другу боль, - я пытался подражать Наташе.

- Общение с людьми не делает добрее. Ничего не говори. Дай на тебя посмотреть.

Я еще раз удивился. Теперь – ее доброте. Несколькими словами эта женщина вырвала из моих рук оружие, которым я собирался воспользоваться.

«Она смеется надо мной», подумал я.

Мне хотелось, чтобы Наташа заплакала, чтобы все рассказала, доверилась мне полностью. Но она скрывала от меня свои страхи. Она притворялась ласковой, как будто ей было жаль меня. Я не спросил ее почему. Мне была не нужна ложь.

Я не был уверен, что понял Наташу правильно. Чувствовал неловкость. Почему ей так нравилось унижать меня?

Не мог сказать всего, что хотел. У меня была причина для скрытности. Никакая женщина не захочет терпеть обиду. Не сомневаюсь – ни одна.

Я испытывал ощущение беспомощности и что-то вроде презрения к себе. Иногда мне казалось, что Наташу можно ненавидеть. Ни один человек не способен сочувствовать никому, кроме себя. Понять другого человека невозможно. Может быть, я не хотел соглашаться с Наташей потому, что она была права.

17

Снова дождик, он мелко и занудно моросит. Дома вокруг большие, темные, сырые, словно в какой-то дымке от отражаемого ими света.

- Что-то случилось. Я хочу знать, что именно.

- Ничего, просто ворох работы.

- Попробуй придумать что-нибудь еще.

- Твоя шутка не слишком удачна.

- Я так не думаю.

- Зато я так думаю.

- Все дело в том, что я очень сильно тебя люблю, и поэтому мне немного страшно и тревожно. Но я боюсь - у тебя проблемы? Что то гложет тебя?

Иногда совершаешь ошибки. Ошибаются все. Не бывает таких людей, которые не ошибаются никогда. Ошибки – это нормально.

Если ты уязвим, то стоит попробовать бороться. Мы несем стопроцентную ответственность за все наши поступки.

Я замолкаю, увидев, что Наташа меня не слушает.

- Что случилось? - спрашиваю я.

- Ничего.

- Я же вижу, что то не так. Ты меня перестала слушать. И у тебя на лице какое то странное выражение.

Ощущение безнадежности охватывает меня.

Неожиданная твердость в ее голосе удивляет. Взгляд ее становится жестоким, почти безжалостным. Она закусывает губы, словно готовясь принять сложное решение.

Я оказываюсь в неопределенной ситуации, когда мне приходится сталкиваться с такими своими качествами, которые я бы никогда в себе не признал. Оказывается мне свойственна трусость всех видов и форм.

Если бы просто закрыть глаза.

Может, теперь я начинаю понимать.

Все напрасно.

- Можно до тебя дотронуться?

- Нет. Я разваливаюсь на части. Я сегодня неважно себя чувствую, так что не задавай мне слишком много вопросов, хорошо?

Я киваю. Похоже, что она злится до тех пор, пока я не признаю ее правоту, вот я и киваю.

- Когда идет дождь, кажется, что вот-вот что-то вспомнится, - я с усилием провожу рукой по глазам, встаю, подхожу к окну. - Что случилось?

- Ничего. Абсолютно ничего.

- Хочешь поговорить?

- А тут и говорить не о чем.

- Ты угадала, - говорю я, сознавая, как далек от правды подобный ответ.

Жизнь непредсказуема и справедлива.

- Мы будем счастливы, как ты думаешь?

- Думаю, что да, - я нерешительно киваю.

И с удивлением обнаруживаю, что верю в это.

Почему-то мне сейчас это вспомнилось.

От таких мыслей человеку трудно уснуть ночью. Лучше всего было не думать об этом вообще.

Я попытаюсь сосредоточиться. Должно быть какое-то объяснение. Лицо Наташи омрачается. Я терпеливо жду, пока она выскажет все, что наболело. Она делает усилие над собой, чтобы успокоиться, но я вижу, что она дрожит.

- Тогда объясни, как мне тебя понимать?

- Я не это имела в виду! - шепчет она. - А мне все нравится. Разве нет?

А теперь улыбнись - если все еще можешь.

- Правда? Правда всё устраивает?

- Насколько я припоминаю, тебя тоже всё устраивало.

- Ну, пожалуй, поначалу было весело.

Последние слова я пытаюсь произнести шутливым тоном, но получается плохо. Настроение совсем не располагает к шуткам.

- Ты очень испугался? - спрашивает она с сочувствием.

- Нет. Мне смешно, - и в доказательство я смеюсь.

Наташа берет меня за руку.

- Как будто ты меня не знаешь.

- Уже по-настоящему жарко. Лето началось, – говорю я.

- А? Что?

- Я сказал, что уже настало лето.

- Сережа, мне нужно кое-что тебе сказать.

- Нельзя ли завтра? Я устал.

- Завтра так завтра. Ты мог бы сделать вид, что тебе интересно.

- А ты бы мне поверила?

- Я бы постаралась. Все еще собираешься исправлять меня?

- Ты не поддаешься исправлению.

- Ты мог бы попробовать.

- Что, если я скажу «да»?

Я хочу все исправить. Я все исправлю, исправлю.

Наташа раздраженно трясет головой:

- Я не шучу. Я говорю серьезно.

- Я тебя понимаю, правда. Лучше, чем ты думаешь. Да, я знаю, что ты имеешь в виду.

Мужчины не безнадежны, и я горжусь этим. Вижу ее насквозь. Каким-то образом мне удается совладать со своим голосом. Я не сентиментален и не эгоистичен. Я практичен.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал беззаботно. Я улыбаюсь - против воли. Мне приходится собраться, чтобы голос не выдал меня.

Она смотрит на меня как человек, балансирующий на краю. Потом она срывается.

- Что с тобой? - спрашиваю я.

- Ничего. Ничего. Просто. Я думала, что наконец от тебя избавилась.

- Это вряд ли. Я люблю тебя, Наташа.

- Нет, не любишь, - вздыхает она. - Не по настоящему.

- Тебе так казалось?

- Это правда, и мы оба это знаем.

Я не верю своим ушам. Наверно, я не расслышал, она ведь так тихо говорит. У меня такое чувство, что беды только начинаются.

- Прости, но ты говоришь глупости.

- Ты очень изменился. Делаешь вид, что ты тут главнее всех. Излучаешь уверенность.

Мне кажется, что она не договаривает. Скрывает от меня часть правды. Расставляет акценты в нужном порядке. Никогда между нами такого не было.

- Ты ведь это тоже понимаешь? Ты же не просто кукла, которая только и может, что кивать головой, соглашаясь со всем, чтобы ей ни сказали.

- Ты такая сообразительная?

- Скорее предусмотрительная.

Я краснею. Не умею я с женщинами говорить. Тем более о таких вещах. Но она уже настроена против меня, и говорит:

- Все-таки ты очень глуп.

- Надеюсь, я оказался для тебя приемлемым развлечением.

Несколько минут мы не говорим друг другу ни слова.

- Тебе любой предлог хорош, лишь бы сбежать.

- Никуда я не убегаю.

- А по-моему, убегаешь, - настаиваю я. - И уже давно. Почему?

- Потому что мы разные люди.

Ее слова сбивают меня. Эта девушка заходит слишком далеко. Я этого не ожидаю и пристально смотрю ей в лицо, ища подвох. Никакого подвоха.

- Назови мне хотя бы одну причину, почему я должен тебя слушать, - я сам не узнаю свой голос. Такой он уставший и несчастный.

- Хватит.

- Не уходи от ответа.

Она отстраняется и смотрит на меня, удивленного, ошеломленного и растерянного, но не сердитого.

Я глубоко вздыхаю, не имея понятия, о чем говорить. Поэтому я просто молчу и смотрю на женщину.

В выражении ее лица мелькает что-то, что я не успеваю разгадать. Я чувствую, что она не договаривает и правильно чувствую. Она говорит правду, но не всю.

Несколько секунд мы следим друг за другом.

- Я не должна ничего тебе объяснять.

- А мне и не нужно объяснений. Ты понимаешь, что ты - ненормальная? Что ты мучаешься сама и мучаешь меня.

- Как это скучно.

- Почему?

- Нельзя только брать, ничего не давая взамен. Но ты не думаешь о других. Ты непробиваемый эгоист.

- Я даже не знаю, что возразить.

У меня в голове крутятся разные мысли. Я чувствую в ней что то такое, что мне не нравится. Что то такое, что настораживает. Вот в чем была проблема. Я сразу должен был понять.

Разговор становится опасным. Я решаю это прекратить. Пытаюсь расслабить мышцы лица и, глубоко вздохнув, говорю:

- Это хорошо или плохо?

- Не знаю.

- Зачем ты так делаешь?

- Что я делаю? - спрашивает Наташа. - Просто я ожидала большего, вот и все. Ты что то совсем притих, даже не похоже на тебя.

- Но мы же ссоримся. Давай уж не будем останавливаться на полпути.

- Пожалуйста, не надо. Я не хочу.

Даже при серьезной ссоре я стараюсь не задевать человека за живое. Мы скорее всего помиримся, а слова запомнятся надолго. Это ужасно. Кошмарно. Я хочу сказать что-то. Вернуть то, что было между нами. Легкие, шутливые отношения. Но не могу найти слов. Молчание становилось невыносимым. Я машинально расхаживаю по комнате, то и дело натыкаясь на мебель.

- Ты ошибаешься.

- Нет. А должна? – Ее тон насмешливый. Именно это помогает мне.

- Ты следишь за ходом моей мысли?

- А что, ты еще не закончил? Ну что еще?

- До тебя не достучаться.

- Достучаться вообще ни до кого невозможно.

Я смеюсь. Ей очень не нравится, как я при этом смеюсь. Я принимаю прискорбный вид, наигранно прискорбный, и улыбаюсь, чтобы посмеяться над самим собой.

Тут она целует меня и говорит:

- Ты даже не догадываешься, что я могла бы тебе порассказать.

- А ты даже не догадываешься, насколько мне это неинтересно.

- Почему ты так злишься?

- Я говорю то, что думаю.

- Извини. Я не хотела тебя обидеть.

- Я не обижаюсь.

- Что ты хочешь, что бы я тебе сказала?

- Этого достаточно, - отвечаю я и устало усмехаюсь.

- Ты так легко заводишься, - она упрямо вздергивает подбородок.

- А тебе так легко взять и спровоцировать меня.

- Нельзя недооценивать свои силы.

Некоторое время я размышляю, кусая губы.

- Что ты имеешь в виду? - тихо спрашиваю я, пристально глядя ей в глаза.

- Мне кажется, я ясно выразилась. Перестань на меня давить! - говорит она, отходя от меня и садясь в кресло.

- Ты слишком многого хочешь от меня.

Она только качает головой.

- Иногда я чувствую себя с тобой очень глупым. Не могу понять, неужели нельзя без этого обойтись?

- Это так непохоже на тебя.

- Просто ты меня не знаешь. Я вообще неловкий.

- Только когда злишься.

- Как же ты выдерживаешь?

- Как обычно. С трудом.

Я открываю бутылку минеральной воды, выпиваю ее в несколько глотков, потом достаю из холодильника следующую.

- Наташа, я не хочу тебя обидеть, но ты совсем не разбираешься в людях.

Она молчит, а потом говорит:

- А мне надо об этом задуматься?

И я понимаю, что она – не моя.

Может быть, я сейчас так ее вижу, рано или поздно это у меня пройдет и мысли изменятся - но сейчас мне очень плохо. Я боюсь. Боюсь пустоты, которую ощущаю внутри. Боюсь навалившейся усталости. Боюсь потому, что мне кажется, будто уже ничего не поправить.

- Ты в курсе, что иногда ведешь себя, как полный идиот? – спрашивает она.

- Ничего не могу с собой поделать.

- Вот такое впечатление ты на меня производишь.

- А если серьезно? Никогда, никогда не делай так больше!

- Как так?

Я принимаюсь целовать ее щеки и глаза, глажу ее волосы, обнимаю. Она кладет руки мне на плечи, но делает это так неохотно, словно выполняет неприятную, но необходимую обязанность.

- Удовлетворен?

Она качает головой.

- Да ладно, не цепляйся к словам. Я просто так спросила. Извини. Я не ожидала.

- Я тоже от тебя такого не ожидал. Что ты сказала?

Наташа вздрагивает.

- Ничего, Сережа. Я просто подумала вслух.

Ее лицо становится таким же, как всегда.

Совершенным.

- Ты меня понимаешь?

- Да, - говорит она, - понимаю.

Я могу слушать это вечно.

Самая большая проблема - это посмотреть на мир другими глазами.

Мне не то чтобы неприятно - просто неловко. После непродолжительного анализа своих ощущений я громко вздыхаю.

Что я могу сказать? Только одно. Важнее всего любовь.

- Невероятно, что я несу. - Она качает головой. - Такая банальность, верно?

- А на самом деле?

- А на самом деле это всего лишь секс. К сожалению, - и она грустно улыбается. - Поверь мне, Сережа.

- Пытаюсь. Честно. - Я не знаю, что ей ответить. - Иногда я перестаю тебя понимать, Наташа. Что ты говоришь?

- Так, ничего, - отвечает она. - Мысли вслух.

- Но это неправда.

- Почему нет?

- Только если притворишься. Ты притворяешься такой, но не такая.

- Ты иногда так меня смешишь.

Именно этих слов я и ждал от нее. Именно этих слов я и боялся.

Скрестив руки на груди и сунув ладони под мышки, я расхаживаю из угла в угол по комнате на подгибающихся ногах.

Я не мешаю ей говорить, хотя чувствую отчаяние и нетерпение.

Она краснеет. Я говорю не для того, чтобы заставить ее покраснеть, а потому, что так оно и есть на самом деле. Наташа, кажется, хочет что-то ответить, но передумывает.

Она не отвечает, и я вижу, как опускаются ее плечи. Она вопросительно смотрит на меня, ожидая. От этого я почувствую себя увереннее. Она уже хихикает, но пытается сохранить недовольный вид.

На миг мне кажется, что она не уступит или оттолкнет меня, но наконец я чувствую, как ее руки обнимают меня. Хмурое выражение исчезает с ее лица. Это выглядит глупо, но что еще нам остается?

- Напрашиваешься на комплименты?

- А разве это плохо?

- В моем случае да.

Иногда слова вовсе не нужны для общения.

В интонации Анны мне слышится какое-то раздражение, но я не задумываюсь над этим. Сейчас я уверен - пока следует промолчать.

- Ты хорошо себя чувствуешь?

- Я в порядке.

- Ты уверен?

- Не понимаю, что ты хочешь. Я так сильно люблю тебя, что просто не могу ясно мыслить.

- Я тоже люблю тебя, Сережа, - говорит она нежно.

- Это уже лучше. Не намного, но лучше.

- Ну вот, ты можешь шутить.

Я так терпелив, как никогда в жизни. Упрощая, можно сказать так: «Несчастье этого мира в том, что все по-своему правы».

- Это приходило тебе в голову, правда?

Она смотрит на меня так, будто не понимает, что имеется в виду. Она говорит твердо, но ей меня не обмануть.

Неужели я произнес это вслух?

Опять я бормочу себе под нос. Пора избавиться от этой привычки. Никто не любит признавать свои ошибки.

- Я говорю не только об этом.

- Ты уверен?

Правильные приоритеты. Правильные цели. Любовь — главное. К черту работу.

Она обнимает меня. Я крепко прижимаю ее к себе, потом чуть ослабляю объятие. Я нахожу ее губы.

- Я просто об этом подумала, - говорит она.

- Ясно.

- Но я ни о чем не прошу, - твердо заявляет она.

Она пытается улыбнуться, но у нее плохо получается. Я жду продолжения.

- Прости, - шепчет она. - Я знаю, что нельзя быть такой обидчивой. Но я вот такая.

- Что тут можно сказать, - для меня - что это меняет?

Я смотрю на неё. Она как будто снова вдруг становится прежней.

- Ты ведь чувствуешь то же, что и я?

- Да, - признается она. - Ты видишь, как со мной удобно?

Что-то в ее лице кажется мне странным, - только я не могу понять, что именно. Не помню, что я говорю, но это вызывает у Наташи смех.

- Ах ты, эгоист проклятый, - говорит она.

- Теперь вообще не понять: это для меня лестно или нет?

Мне всегда интересно, что думают женщины, глядя на меня.

Она перестает отводить глаза. Улыбается и это меня радует. Наташа выглядит так, будто все ее только забавляет.

С улицы доносится шум уличного движения. Мимо проезжает автомобиль, грохот динамиков которого отзывается в груди. Что-то мне не нравится, но я не могу понять, что именно. Может, настроение Наташи? Я часто ловил себя на мысли, что пытаюсь подстроиться под нее.

Чем дольше я размышлял, тем правдоподобнее казалась мне такая версия.

Я молчал, а сам думал: «Ну если мы сегодня ничем не займемся, то можешь уходить». Жаль, что такое не принято говорить вслух.

18

В последнее время моя усталость доходит до такой степени, что я не ощущаю в себе никакой воли вообще. На работе я держусь: улыбаюсь, вовремя сдаю отчеты, болтаю с сотрудниками.

В остальное время отключаюсь.

Раньше я думал, что не бывает лиц, превращающихся в маски. И время не останавливается, как старые часы. Раньше это мне помогало. Это мои фантазии. Ничего другого. Нет смысла искать в них логику. Складывается образ эгоистичного человека, которому не хватает умения создавать отношения с окружающими.

Правдивый человек приходит к пониманию, что он всегда лжет.

В пессимизме есть преимущество – вы никогда не попадете в дурацкое положение из за своих фантазий. Вы никогда не испытываете разочарований, а только иногда приятное чувство удивления, если дела вдруг пойдут хорошо.

Я впервые в жизни испытываю ненависть к своей работе. Я смотрю на документы, как на что-то далекое и чужое. Все, что случается, имеет причину и цель. Я всегда относился к этой мысли недоверчиво. Но теперь сомневаюсь. Начинаю думать: «Куда катится этот мир?» Мне нравится пропускать все мимо ушей.

У меня психика устает и мозг иногда.

Мне трудно воспринимать то, что говорят окружающие. Вернее, я не хочу слушать их разговоры. Мне не интересно, о чем они говорят. Я чувствую, как меняется мое настроение. Меня переполняет сарказм. Но внутренне я спокоен. Иногда в жизни случаются события, которые на первый взгляд кажутся незначительными. Может быть, они и есть незначительные. Я не преследую никакие определенные цели. Я не добиваюсь ничего конкретного. Спонтанно реагирую на происходящие события. Мною руководит интуиция, а не разум.

В моей жизни нет ничего великого и героического. Я сам себе не хозяин. Я изворачиваюсь, заискиваю и совесть моя не чиста.

Никто никому ничего не должен. Я забыл слово должен. Выбросил его из активного лексикона. Иначе можно увязнуть в долгах не только материальных, а еще и моральных.

Каждый из нас – остров. Запертый внутри себя, эмоционально изолированный, неспособный на отношения. Мы тратим свою жизнь на выполнение работы, чтобы быть в состоянии приобрести ту или иную вещь, участвуя в соревновании на потребительской арене.

«Вы работаете не так быстро, как ваш коллега, сидящий рядом. Разве от одной мысли об этом у вас не поднимается давление?»

Свободное время ужасает меня. Неспособный на понимание или любовь, я должен работать.

В будущем только деньги обеспечивают вечную, постоянную цель. Единственно приемлемыми реакциями в нашем обществе являются цинизм и подозрительность.

Каждый из нас в глубине души знает, что он – никчемный кусок дерьма. Стараясь никак не проявить себя, срыть от окружающих свою физиологичность, абсолютный эгоизм, ненависть и презрение, которое мы испытываем к другим. Ценники и штрих-коды образовали оболочку вокруг наших жизней, любое наше занятие превращается в сделку. Трудно объяснить такие вещи. Когда-то я надеялся, что каждый мой день будет расцвечен новыми красками. Такого, к сожалению, не произошло. Я где-то ошибся.

Живешь дурак дураком, но иногда в голову лезут превосходные мысли. Не нужно смеяться над чужими мечтами. Вежливость покоряет города. Пользуйтесь почаще. Есть такая шутка как «Двигаться дальше». Помогает. Пришла в голову идея? Запиши.

Надо прийти в себя. Закрыть глаза и прийти в себя.

19

Я чувствовал себя глупым, неловким и не владеющим ситуацией. Я не понимал, почему Наташа изменялась. Наши отношения развивались не так, как мне хотелось. Она словно старалась удивить меня своей жестокостью. Было мучительно сознавать, что мое унижение неизбежно.

Знаю, что невозможно понравиться каждой женщине. У меня получалось быть счастливым только в воображении. Наглость не сменила мою неуверенность. Мне казалось, что Наташа забавляется моими чувствами. Все, что я делал, я делал только для нее. Я не хотел отказываться от любви.

Обычно я не ищу причину своих неудач в себе. Я не мог заставить Наташу смириться с собой таким, какой я есть. Что-то похожее на недоверие росло между нами и становилось все более ощутимым. Позволял Наташе мучить меня. Не следует искать подтверждение своей глупости.

Я притворялся спокойным. Не мог защититься от Наташи иначе.

- Нам надо поговорить, - я попытался улыбнуться, но, как мне показалось, улыбка показалась неискренней.

- Нет.

- Почему?

- Нам не о чем говорить.

- Разве тебе нечего мне сказать? – Было бы глупо требовать от нее большего.

- Ты вдруг сознаешь – с изумлением, а, может, с ужасом, - что утратила способность любить. Постарайся понять, что со мной происходит.