Глава 7

— Приятно познакомиться, Павел Анатольевич!

Мы обменялись крепким рукопожатием, а я ещё раз внимательно оглядел своего собеседника. Судоплатов… Как его ещё называли в своё время — «личный диверсант Сталина». Живая легенда! И с орденской планкой, хотя, если мне память не изменяет, до его реабилитации ещё лет двадцать должно пройти. Понятно… Что ж, рано или поздно такой момент мог наступить. Вот он и наступил. Будем общаться, а там… А там посмотрим по ходу дела.

— Насколько я понимаю, у нас с вами предстоит долгий разговор?

Судоплатов приподнял бровь и, чуть помешкав, кивнул.

— Не без этого.

— Тогда предлагаю следующий вариант, — продолжил я. — Мы с вами идём ко мне домой, обедаем, а потом не спеша обсудим всё, что вас интересует. Не против?

— Конечно! Кто ж от обеда отказывается?

Лицо Судоплатова расплылось в улыбке, и он стал похож на такого доброго дедушку… Но я не обманывался, достаточно было взглянуть в глаза этому «доброму дедушке». Человек с таким взглядом мог, не задумываясь, достать пистолет и выстрелить тебе в голову. Если, конечно, того потребует ситуация.

— Вы, кстати, один, или…

— Один, — подтвердил он.

— Собственно, я так и подумал. Пойдёмте, тут недалеко.

— Я знаю.

— М-да, логично, — хмыкнул я.

По дороге решили, что Судоплатов будет представлен моей жене в качестве чиновника от Госкомспорта СССР, курирующего бокс, с которым мы якобы часто пересекались в Москве и на соревнованиях, и вот случайно встретились в Свердловске, куда тот прилетел по своим чиновничьим делам.

После того, как я представил Павла Анатольевича супруге, она тут же развернула бурную деятельность. Борщ был сварен накануне, картошка помята только что, а котлеты нажарены с утра. Да и холодильник не пустовал, всякие сыры-колбасы там тоже имелись, так что было чем угостить столичного гостя. Не обошлось даже без рюмочки коньяка под десерт.

— Ну, что, теперь чайку? А, Павел Анатольевич? Вам, наверное, покрепче?

Тот погладил себя ладонью по животу, прищурился:

— Вы знаете, Евгений, вроде бы уже дальше некуда, но от чая не откажусь. Да, и действительно, если можно покрепче пожалуйста. Привычка, понимаете.

— Как раз понимаю… Поль, ты можешь пойдёшь отдохнешь? — предложил я жене. — А мы тут уж сами похозяйничаем.

— Действительно, — понимающе согласилась она. — А то глаза чего-то закрываются. Пойду наверх, может, вздремну немного.

Я поставил чайник на плиту. Потом посмотрел на Судоплатова, встретился с ним взглядом, осмотрел зал и показал на ухо. Тот пожал плечами. Понятно.

— Павел Анатольевич, а что, если мы с вами на улицу переместимся? Погода чудесная. У нас там и столик со скамейками есть. Не против?

— Конечно! Тем более чай на свежем воздухе — он куда более приятен в ощущениях.

Мы перебрались на улицу. Несколько минут спустя, прихлёбывая крепкий чай, Судоплатов негромко буркнул:

— Действительно, тут можно и поговорить. Уютно и не услышат посторонние.

— Согласен, товарищ генерал-лейтенант…

— Вы и звание моё знаете?

— Я много чего знаю, Павел Анатольевич. И понимаю, что, если вы на свой пиджак повесили колодки с наградами — значит, вы на это получили право. А право это вы могли получить только после полной своей реабилитации. Как и восстановление в звании. И теперь у меня к вам вопрос… Прошу ответить честно, и это, между прочим, в ваших же интересах. Задание на поиск корреспондента, отправляющего письма на один московский адрес, вы получили лично от дорогого Леонида Ильича?

Лёгкая заминка, затем кивок:

— Да.

— И это произошло после получения материала под названием «Хлопковое дело»?

— Да.

— Понятно…. А теперь я готов выслушать ваши вопросы, товарищ генерал-лейтенант.

Судоплатов поставил чашку на блюдце, вытер губы извлечённым из кармана чистым носовым платком, аккуратно свернул его несколько раз, убрал обратно в карман, после чего пристально посмотрел мне в глаза:

— Вы действительно Евгений Платонович Покровский?

— Да, действительно. Версию с инопланетянами можно смело отметать. Уверен, подобная рассматривалась.

— Чего только не рассматривалось! — хмыкнул он. — Тогда возникает, согласитесь, закономерный вопрос: откуда у вас подобная информация?

— Тогда снова и сначала. Да, я Евгений Покровский. Родился в 1949 году, окончил школу, поступил в Уральский Политехнический институт на факультет радиотехники, закончил его дипломированным специалистом. Прожил 73 года и умер в октябре 2022 года. Как именно — я предпочитаю подробности опустить. Но после моей смерти моё сознание переместилось в моё же тело 1 мая 1970 года. Как, почему и зачем это произошло? Поверьте, не знаю, хотя много об этом размышлял.

Судоплатов задумался почти на минуту, так и не сводя с меня взгляда своих удивительно молодых, но при этом отдающих металлическим блеском глаз. Затем протянул:

— Та-а-ак… Ну теперь хоть что-то понятно. Во всяком случае, с источником информации.

— Это так, но только поймите одну вещь… Информация, которой я владею, крайне неполная. Это в том смысле, что если вы меня спросите о том, кто станет следующим президентом Гондураса, то я на такой вопрос не отвечу.

— Это тоже понятно, — кивнул собеседник. — Даже та информация, которой мы на сегодняшний день владеем, дорогого стоит. Сотни, а может и тысячи спасенных жизней. И это заслуживает, по моему мнению, самой высокой оценки… Теперь вот какой у меня вопрос. А не было желания обратиться в соответствующие органы, так сказать, и сразу поделиться своими знаниями?

— Сперва, сами понимаете, не до этого было. Пришлось как можно быстрее адаптироваться к так резко изменившимся условиям жизни. Но вроде всё получилось. Мысль, была, конечно, сразу каким-то образом передать мои послезнания, так сказать, но, подумав, я отказался от этой идеи.

— Почему, если не секрет?

— Да какой там секрет!.. Обычная логика. Давайте мы с вами на минуту представим себе такую ситуацию. Вот вы начальник, допустим, управления КГБ, и к вам приводят молодого человека, который с порога заявляет, что он из будущего. Ваша реакция? Не торопитесь отвечать. Подумайте, какой первый вопрос вы зададите этому «пришельцу»?

— Ну, первое, что на ум приходит, как там в нашем коммунистическом будущем?

— Браво, товарищ генерал-лейтенант! Извините за нескромный вопрос: у вас оружие есть с собой?

— Нет конечно! К чему этот вопрос?

— Действительно глупо прозвучало. Судя по тому, что я о вас знаю, вы сами по себе неслабое оружие. И поэтому огромная просьба постараться как-то адекватно отреагировать на то, что вы сейчас услышите.

— Всё так серьезно? — чуть напрягся Судоплатов.

— Более чем. Так вот, вы задаёте очень правильный вопрос о нашем коммунистическом будущем и получаете в лоб следующую информацию о том, что нет никакого коммунистического будущего, и нет СССР как государства.

А дальше я в течение как минимум получаса описывал, правда, без деталей, как шёл распад страны, про рухнувший Варшавский договор и про то, что наши братские страны социалистического лагеря кто быстро, а кто чуть попозже жизнерадостно вступили в НАТО, про марширующих националистов на улицах прибалтийских государств и Украины. В общем, много чего услышал от меня генерал.

— Ну вот теперь, Павел Анатольевич, ответьте мне, какая была бы ваша реакция как начальника управления на такую информацию?

Судоплатов молчал. Вообще на него было страшно смотреть. Как минимум к нему подбирался сейчас гипертонический криз, я даже стал вспоминать, что такого есть в нашей домашней аптечке для подобных случаев.

— Скажите, Евгений, — чуть севшим голосом произнёс он, — про Украину — это действительно так на самом деле?

— Действительно, — вздохнул я. — Больше скажу, именем Бандеры назван проспект в Киеве на Оболоне, а именем вашего знакомого любителя конфет Коновальца — улица в центре того же Киева.

Заходили на его скулах желваки, скрипнули зубы, которые у генерала, кстати, были на зависть многим молодым, и это были не протезы.

— Да, информация убийственная, — почти не разжимая побелевших губ, сказал он.

— Ещё добавлю, что наши прибалтийские друзья в количестве трех республик в моём будущем также стали членами НАТО. Вот такое у нас с вами, товарищ генерал, не очень весёлое будущее. Да, вот ещё… Информация, которая мною передавалась о различного рода катастрофах, в общем-то была нужна ещё в том числе и для того, чтобы к моим словам относились серьезно.

— И что теперь делать? Ваши варианты?

— Думать, товарищ генерал-лейтенант. Я не экономист, не политолог. Я просто, скажем так, свидетель тех событий. Да, у меня есть информация, каким образом можно было бы избежать тех чудовищных последствий распада страны, есть информация, кто прямо или косвенно поспособствовал этому процессу. И это будет у вас сегодня на руках. А вот куда и, самое главное, к кому вы с этой информацией пойдёте — этот вопрос самый важный на сегодняшний день. И очень надеюсь, что не к дорогому Леониду Ильичу.

Судоплатов крякнул:

— Как-то вы, Женя, про Генерального секретаря…

— Без должного пиетета? Действительно, чего это я… Как ни крути, а целый четырежды Герой Советского Союза, Герой Социалистического труда, кавалер Ордена Победы и много чего ещё.

— Сколько раз Герой?

— Четырежды! Восемь орденов Ленина до кучи и целый, блин, Маршал Советского Союза.

— Вы это серьёзно?

— Нет, это я так по пятницам прикалываюсь, товарищ генерал-лейтенант, — съязвил я. — Конечно, серьезно. Давайте сделаем паузу на четыре года, а потом еще на два, когда к очередному дню рождения его будут награждать. Говорят, что со званием «Мать героиня» у него как-то обломалось, а то бы и это получил.

— Ф-фух, — выдохнул Судоплатов, взял чайную ложечку и принялся её сосредоточенно вертеть в пальцах. — Если так, то, судя по всему, резона идти к Брежневу с этой информацией нет.

— Более того, — нагнетал я, — хочу обратить ваше внимание на следующее… Вот я передал информацию под названием «Хлопковое дело», после чего генсек возбудился. А ведь кроме этого имеется и дело о торговле, о спекуляции ювелирными украшениями. И знаете какой итог всех этих дел? Все концы вели в самые высшие эшелоны нашей власти. Понятное дело, кого-то расстреляли, кто-то сам якобы покончил с собой, кого-то просто устранили, инсценируя несчастный случай. Но основные фигуранты, те, кто «крышевал», как говорили в моё время, этот криминальный бизнес, они от ответственности ушли. И не просто ушли, а даже никаким намёком не упоминались. Даже в мое время, когда доступна была практически любая информация, найти концы не представлялось возможным. Вот такие талантливые у вас, Павел Анатольевич, ученики.

— Но, тем не менее, делать что-то надо, — нахмурился Судоплатов. — Есть мысли на этот счёт?

— Конечно. Я сейчас передам вам три папки, две из них довольно объёмные. Одна называется «Политика», вторая «Экономика». Третья — не такая толстая — озаглавлена «Предатели». У вас с Ивашутиным как отношения?

— Вы и про него в курсе? Впрочем, о чем я… Да, прекрасные, ещё со времен войны.

— Отлично! Тогда для начала разговора папки «Предатели» будет вполне достаточно. С Машеровым знакомы?

— Да, тоже с Великой Отечественной.

— Прекрасно, для него остальные папки. Особенно ему будет интересно узнать, как в 80-м году он в автомобильной катастрофе погибнет. Вот с этими двумя товарищами и думайте, что и как делать. Естественно, предварительно сами с материалами ознакомьтесь, да и скопировать их не помешало бы. Вам Брежнев какие-то временные рамки ставил по моему поиску?

— Нет конечно, понимает, что Союз большой. Но это не значит, что генсек разрешил относиться к поискам загадочного корреспондента спустя рукава.

— Очень хорошо, что руководитель страны пока вообще хоть что-то понимает. И мой вам совет… Не увлекайтесь индивидуальным террором. Это не «Охота на Льва»[5], тут надо думать, как саму систему наиболее безболезненно поменять.

— Да-а, задали вы мне задачку. Хотя, если честно, то я даже рад, что именно мне предстоит выполнить такого огромного объёма и важности задание. Соскучился по настоящему делу. Вы сказали, что три папки. А есть ещё?

— Да, я себе пока две оставлю. Одна называется «Катастрофы», это для Андропова, чтобы его в тонусе держать. Другая — «Наука». До неё со временем дело дойдет. Надеюсь, материалы отдаю в надёжные руки, — со значением добавил я.

— Сомневаетесь?

— Не то что бы… Посидите минутку, я быстро.

Спуститься в подвал и достать папки действительно оказалось минутным делом. Они легко уместились в видавший виды, потёртый на сгибах портфель Судоплатова.

— Вы сейчас куда, Павел Анатольевич?

Судоплатов посмотрел на часы.

— Самолет в Москву через два часа. Постараюсь на него успеть.

— Давайте я вас сам отвезу. Мне несложно.

— А что, давайте.

Я тихо поднялся на второй этаж, с нежностью посмотрел на спящую жену, так же тихо взял права и ключи от автомобиля. По дороге мы обменялись телефонами, причём Судоплатов заверил, что его домашний не стоит на прослушке. Ну-ну, я бы на его месте не был бы столь самоуверенным. Заодно поинтересовался у генерала, дошло ли до адресата моё сообщение о теракте, который должен случиться 5 сентября на Олимпийских Играх.

— Информация точно получена, — подтвердил Судоплатов, — а уж как там ею распорядятся, я не в курсе.

— Надеюсь, в этой истории теракт сумеют предотвратить, — пробормотал я, выезжая на ведущую в сторону аэропорта «Кольцово» трассу.

* * *

Сборы пролетели незаметно. Вот только, казалось бы, приехали, разместились, а уже пора собираться в дорогу, завтра вылет из «Шереметьево» в Мюнхен. Правда, один раз выезжали на экскурсию в Государственный Исторический музей, где во время осмотра экспозиции, посвящённой Великой Отечественной, к нам подвели ветерана, в войну служившего миномётчиком, который минут двадцать наставлял нас на спортивный подвиг во имя Родины. Мол, вы едете в страну, где зародился фашизм… Тут я едва не поправил его, что фашизм зародился не в Германии, а в Италии, но промолчал. Текст он наверняка назубок выучил, а так ещё, чего доброго, путаться начнёт. А тот продолжал вещать, дескать, не посрамите памяти ваших дедов и отцов, покажите всем этим американцам, где раки зимуют! А уж с немцев вообще нужно три шкуры спустить! Тут, правда, сопровождающее лицо придержало ветерана за локоток, намекая, что того слишком уж заносит, но мы посыл поняли и клятвенно пообещали, что наказ бывшего миномётчика обязательно выполним.

Правда, для начала нужно было попасть в число счастливчиков, которым предстоит защищать эту самую честь советского спорта на территории потенциального противника. Я в глубине души, конечно, опасался, что что-то может пойти не так, что врачи что-нибудь да обнаружат, или физиотерапевты окажутся недовольны моими рефлексами и прочими специфическими навыками. Но всё же моя опасения были напрасными, конкурентов у меня в этом весе, по большому счёту, не оказалось.

Из состава, который улетал на Олимпиаду в Мюнхен в той истории, я помнил только олимпийских чемпионов Кузнецова и Лемешева. Не знаю, насколько этот состав походил на тот, но в итоге в сборную отобрались Владимир Иванов, Борис Зариктуев, Василий Соломин, Борис Кузнецов, Геннадий Доброхотов, Анатолий Камнев, Анатолий Хохлов, Валерий Трегубов, Вячеслав Лемешев, Николай Анфимов и, собственно, я.

Таким образом, наставник сборной Анатолий Степанов и его помощники Юрий Радоняк и Николай Ли не нашли среди олимпийцев четырехлетней давности ни одного боксера, кто мог бы, по их мнению, достойно представить страну на Играх-72. Для всех нас это была первая Олимпиада, даже для 36-летнего Иванова. В Мехико, кстати, сборная выиграла 3 золотые, 2 серебряные и 1 бронзовую медали, и этот результат стал ориентиром для нашей команды. Посмотрим, как оно повернётся в это реальности. В моём весе восходящей звездой считался Теофило Стивенсон, и слабая надежда на то, что он получит на сборах травму или ещё по какой-нибудь причине не прилетит в столицу Олимпийских Игр, не оправдалась. Сборная Кубы уже вылетела из Гаваны, и Стивенсон был на борту самолёта. А может, оно и к лучшему, было бы здорово встретиться с ним в финале. Если, конечно, на пути к решающему бою мы не встретимся раньше (жребий слеп, как говорится), или кто-то из нас двоих не вылетит на предварительной стадии, потерпев поражение от другого боксёра. Вдруг какой-нибудь американец неплохой попадётся, или француз, или немец… Реальность-то другая, и что в ней пойдёт по-другому — это ещё предстоит узнать.

С Полиной я созвониться за все эти дни смог всего два раза, и то как следует подмазавшись к вахтёрше административного корпуса, которой очень уж нравились песни за моим авторством. Ну и певица Полина Круглова (будущая Покровская) вызывала у неё положительные эмоции, так что когда она узнала, что Полина — моя жена, то на свой страх и риск разрешила сделать пару звонков за время сборов на базе в Новогорске.

У моей любимой женщины беременность протекала без осложнений, если таковым не считать небольшой токсикоз. Рожать, правда, хотела в родном Каменск-Уральском. Там у тёщи в роддоме работала знакомая акушерка, которая когда-то принимала у неё роды, то есть у мамы Полины. Ну, дело хозяйское, им, женщинам, виднее, где рожать.

Сегодня, 25 августа, вылет в Мюнхен. Завтра уже участвуем в параде церемонии открытия на главном Олимпийском стадионе Мюнхена. Для такого случая всем отобравшимся должны выдать костюмы. Пока не знаем, какие, по пути в Шереметьево заедем в Госкомспорт. После завтрака собрались в холле. Автобус, на котором мы должны были ехать в «Шереметьево» через Госкомспорт, уже подъехал и ждал нас за воротами базы.

— Ну что, присядем на дорожку? — предложил Степанов.

И сам же первым сел на креслице у журнального столика, поставив между ног чемодан, по другую сторону столика уселся его помощник Радоняк, Ли занял место в таком же кресле у стены. Кресел в холле было восемь, нас же в сборной, включая врача и массажиста, шестнадцать. Ничего страшного, уселись кто на объёмные спортивные сумки, кто на чемоданы.

Я исподволь поглядывал на ребят. У каждого свой путь к Мюнхену. И практически все — студенты. Зориктуев, например, учится на третьем курсе МВТУ имени Баумана, на факультете автоматизации и механизации. Камнев заканчивает МИИТ, будущая профессия — инженер-механик по тепловозам. Готовятся стать педагогами Кузнецов и Анфимов. Доброхотов — третьекурсник Московского горного института. В этом году даже был на практике, провел месяц на полевых работах с геологической партией. С собой перчатки брал, тренировался, готовился к чемпионату страны.

Самый возрастной — Владимир Иванов. 36 лет, старше ни в одной из олимпийских наших боксёрских дружин никого не бывало. Кстати, и перед Мехико, на чемпионате страны в Ленинакане, он был первым. Но тогда на Олимпиаду не взяли. Иванов ждал четыре года, ждал и готовился, хотя работает на заводе, хотя семья у него, двое детей. И вот снова вновь выиграл чемпионат страны, причем столь убедительно, что сомнений в его кандидатуре уже не оставалось. Только, увы, до медалей добраться ему не суждено…

— Ну, хорош!

Анатолий Григорьевич хлопнул себя ладонями по тощим коленкам, скомандовал подъём, и мы двинулись к выходу. Минут сорок спустя наш автобус остановился возле длинного здания на Лужнецкой набережной. На табличке у входа в которое была написано «Комитет по физической культуре и спорту при Совете министров СССР». Ещё двадцать минут спустя мы меряли одежду, в которой завтра нам предстояло идти по дорожкам Олимпийского стадиона.

По задумке отечественных дизайнеров всё должно было быть строго. То есть чёрный костюм, тёмно-синий галстук и белая сорочка. Ну и полуботинки тоже чёрные.

— А женщины в чём будут? — поинтересовался я.

— Белый пиджак и белая юбка… Так, накануне церемонии открытия всё отгладите и повесите на плечики. Не хватало ещё в мятом появиться перед полным стадионом.

— Да кто там с трибун увидит? — хмыкнул Зориктуев.

— Вас же телевидение будет снимать, и возможно, крупным планом. А это миллионы телезрителей по всему миру. Опозоритесь!

— А утюг нам дадут?

— Тренеры этот вопрос решат.

Наконец примерка была закончена, каждый, включая получивших аналогичные костюмы тренеров, расписался в ведомости, обязуясь вернуть костюм в целости и сохранности, и мы загрузились снова в автобус. Теперь уже напрямую в аэропорт. Только на этот раз в нашу компанию добавился представитель Госкомспорта, который будет нас сопровождать в Мюнхен. Он выдал нам загранпаспорта для прохождения регистрации, по прибытии мы должны будем сдать их обратно чиновнику.

До регистрации Лемешев успел пообщаться с родными, приехавшими его проводить. Москвич, у него и родня тут, ему хорошо. Заметно было, как Слава стесняется, когда мама расцеловывала его на прощание.

Народу в спортивной форме в здании аэропорта толклось немало. Привлекли внимание кучковавшиеся отдельно высоченные ребята. Как выяснилось, баскетболисты. Те самые, что станут прообразами для героев фильма «Движение вверх», в финале обыгравших самих американцев. Хотя это им ещё предстояло сделать. Узнал двух Беловых, Едешко, тренера Кондрашина… У них турнир также начинался 27 августа, и они летели одним рейсом с нами. Как раз, судя по доносившимся обрывкам речи, обсуждали, не низковат ли будет полоток в салоне самолёта.

Помимо баскетболистов с нами одним рейсом летят представители гимнастики. Естественно, спортивной — художественная ещё не успела войти в программу Олимпийских Игр. Ольгу Корбут с её знаменитыми хвостиками я сразу узнал. На этой Олимпиаде ей предстояло первые сделать сложнейший элемент, который впоследствии получит название «петля Корбут». Правда, золотая медаль в личном первенстве наконец-то достанется Людмиле Турищевой, на прошлой Олимпиаде уступившей его чехословацкой спортсменке Вере Чеславске. Вон она, постарше, стоит чуть в стороне с вполне самодостаточным видом, о чём-то с тренером общается. Симпатичная, кстати, чем-то на мою Полинку похожа. А у Корбут две Олимпиады подряд будет командное «золото» — в Мюнхене и четыре года спустя в Монреале. Если, опять же, всё в этом плане пойдёт по уже известной мне исторической колее.

Впрочем, хватало и простых пассажиров. Ну как простых… Простые в Западную Германию не летают. Вон, к примеру, семейка, только что прошедшая паспортный контроль. По лицам отца и матери — явные семиты. А вот старшая из детей — девочка-подросток — на родителей совсем не походила. Светленькая, чисто славянский тип лица. Тогда как её младший брат, чернявый и очкастый, был копией мамы. Почему не в Израиль летят? Ну да это их дело, может, они транзитом через Мюнхен в Штаты собираются. Или родня у них в Германии, не всех же евреев фашисты повывели, кто-то ведь да должен был выжить.

А вообще-то Международный пакт о гражданских и политических правах будет ратифицирован только в следующем году. Порка же СССР формально не признавал права на свободную эмиграцию, и можно только догадываться, чего стоило главе этой семейки добиться для своих домочадцев разрешения на эмиграцию. И чего эмигрируют… Плохо, что ли. Живётся им в Союзе? Они ж все на тёплых местах, не начальник — так адвокат или деятель искусства. А кем ты будешь в своём Тель-Авиве? Тачку с овощами на рынке возить да тротуары подметать? Впрочем, не моё это дело. Настоящий еврей всегда найдёт себе занятие по душе, да ещё и доход будет с этого получать. Не встречал ни одного еврея, который бы плохо жил.

Наконец объявили посадку, и мы организованной толпой двинулись к выходу. Здесь расселись в автобусе «ЗиС-127» с крупной надписью на борту «Для авиапассажиров», который нас, в свою очередь, доставил к трапу «Ил-62». Мы расположились в средней части салона, в передней — гимнасты, баскетболисты заняли места в хвосте лайнера. Сколько таких самолётов с участниками Олимпийских Игр уже улетело, и сколько ещё улетят… Слышал, что всего в составе делегации чуть ли не 400 человек. Со мной рядом устроился капитан команды Боря Кузнецов, сразу же погрузившийся в чтение «Огонька». Заработали винты турбин, набирая обороты, а несколько минут спустя за иллюминатором сначала медленно, а затем всё быстрее начали уплывать назад бетонные плиты взлётно-посадочной полосы. А вот и взлетели. Теперь бы без происшествий долететь до Мюнхена. В той реальности самолёты со спортсменами, летевшими на Олимпиаду, не разбивались, в этой же… Хрен его знает, насколько я повлиял на ход истории.

Но обошлось. Через два с половиной часа наш «Ил-62» благополучно совершил посадку в аэропорту «München Riem». В том самом, при взлёте из которого в 1958 году разбился самолёт с футболистами «Манчестер Юнайтед». Как-то вот вспомнилось в последний момент, когда уже спускался с трапа.

Кстати, один из наших ещё в полёте поинтересовался у проводницы, почему аэропорт Мюнхена носит двойное название, а именно «Мюнхен-Рим»… Та разъяснила, что название связано не со столицей Италии, а с районом Мюнхена, который носит название Трудеринг-Рим.

Сразу после прохождения паспортного контроля нас встретил какой-то суетливый мужичок в приличном, но как-то кривовато сидевшем костюме.

— Товарищи спортсмены и сопровождающие их лица! Не расходимся, собираемся вон у того баннера с олимпийскими кольцами. Кто старший делегации? Василий Ефремович? Здравствуйте, я Сергачёв, сотрудник консульства. Давайте сейчас отметимся вон у той стойки, каждый из вас получит аккредитационная удостоверение, а потом организуемся и проследуем к ожидающему нас автобусу. На нём доберёмся до Олимпийской деревни.

Час с небольшим спустя наш комфортабельный «MAN» добрался до места назначения. Да-а, Олимпийская деревня — она же Olympiapark — больше всего напомнила мне хоббитский Шир из кинотрилогии Питера Джексона. Впрочем, старина Толкиен их так же описывал, в этом плане Джексон молодец, старался снимать фильм как можно приближённее к оригиналу. Вот и здесь такие же холмики с аккуратно подстриженной изумрудной травой, да и домики небольшие, аккуратные. У каждой сборной свой «загон».

Ещё в автобусе нам раздали буклеты на английском и немецком языках с эмблемой Олимпийских Игр на глянцевой обложке. Символ Олимпиады представлял собой венец из лучей света, по форме всё это чем-то напоминало коловрат — он же коловорот — из славянского неоязычества. При желании в эмблеме даже можно было углядеть намёк на свастику, что кто-то из наших, сидевших позади меня, тут же и озвучил, и на него тренеры тут же зашикали. А консульский даже встал со своего места, чтобы получше разглядеть говоруна.

В буклете обнаружились цветные фотографии самой деревни и спортивных объектов. Снимки были сделаны в том числе и с воздуха. Хм, любопытно, крыши спортивных объектов были сделаны в виде шатра из плексигласа. Такого мне ни до, ни после вроде бы не встречалось, хотя телетрансляции с Олимпиад я смотрел регулярно. Бокс, само собой, но были у меня и другие любимые виды спорта. Например, некоторые легкоатлетические дисциплины, футбол, плавание, прыжки в воду…

Телетрансляции будут осуществляться благодаря построенной несколько лет назад телебашне «Олимпиатурм» высотой в 291,28 метров. Мы её ещё издалека разглядели. Открытие Игр состоится на Олимпийском легкоатлетическом стадионе (Olympiastadion) на 69.000 мест. Там же будут проходить соревнования по лёгкой атлетике и футболу. Баскетболисты, гандболисты и прочие игровики будут выяснять отношения на паркете многоцелевого спортивного дворца на 12.150 мест. А вот финал, в ходе которого, собственно, сборной Гомельского и предстоит одолеть в напряжённейшем финале американцев, пройдёт на арене «Руди-Зедльмайер-Халле». Хоть бы история повторилась!

Дворец водных видов спорта принимает представителей плавания и прыжков в воду. Синхронное плавание если и существует, то пока не является олимпийским видом спорта. Велотрек, теннисные корты…

Ну а нам, боксёрам, предстоит выяснять отношения в 5-тысячном «Бокс-Халле». Пока же размещаемся по домикам. Тут разные, и 4-х, и 8-местные. Мы вчетвером с Кузнецовым, Лемешевым и Трегубовым заселяемся в один из 4-местных, возле которого у стены стоит симпатичная лавочка с изогнутой спинкой. Спальные места делили по жребию, тащили спички. Мне в итоге досталась кровать сперва от окна, собственно, как я и хотел.

Тут даже телефон имелся, а под ним лежала упакованная в целлофан бумага со списком кодов для всех стран-участниц Олимпийских Игр. В том числе и код СССР. Это что же, можно отсюда прямо домой позвонить? Ну-ка…

Я набрал код, потом свой домашний номер. Та-ак, пошли длинные гудки, сердце в груди учащённо забилось. По идее Полины дома может в этот момент не оказаться, она ещё не ушла в декретный отпуск, но мне повезло. На том конце провода подняли трубку, и я услышал чуть приглушённый расстоянием такой знакомый и любимый голос.

— Алё?

— Полинка, это я!

— Женька!..

— Ага, из Олимпийской деревни звоню. В нашем домике подключённый телефон стоит, с него, оказывается, можно звонить по международной линии. Вот так вот запросто, представляешь?!

— Кла-а-асс, — протянула она. — Это ты теперь можешь каждый день мне звонить!

— Точно, — подтвердил я. — Не знаю, может, тут ограничения есть какие по времени или ещё какие… В общем, попробую звонить ежедневно, лучше, наверное, вот так вот, вечером, когда ты дома. Ты в декретный ещё не ушла?

— Рано пока.

— Тогда вечерами буду звонить. Ты как там?

— Я нормально. Мама вот только приезжала, помогла по хозяйству, всё ждёт, когда я в декрет уйду и к ней домой перееду. Тамошние врачи уже готовы меня наблюдать. Вадим с Настей заглядывали вчера, просили, если будет возможность, привет тебе передать. Они уже всерьёз подумывают насчёт свадьбы, начали деньги откладывать, Вадим вон чуть не каждую ночь вагоны разгружает, с лица. Бедный спал, круги под глазами…

— Ты ему скажи, чтобы себя берёг, а со свадьбой мы им поможем. Не чужие, чай люди.

— А ты-то там как?

— Да я тоже нормально. Прилетели, расположились, сейчас на ужин пойдём. Посмотрим, чем кормят, хотя с твоей стряпнёй местная, уверен, не сравнится… Слушай, Полин, тут парни тоже уже рвутся к телефону, буквально из рук вырывают. В общем, целую, крепко обнимаю, завтра, надеюсь, получится созвониться.

Ребята и правда намекали, что тоже хотят позвонить домой, так что следующие несколько минут прошли на фоне телефонных переговоров.

Помимо жилой комнаты имеется совмещённый санузел — унитаз и душевая с ковриком, на котором изображена эмблема Олимпиады. Она тут повсюду, куда ни глянь, в том числе и на полотенцах, а их тут ровно четыре, по числу жильцов. Причем все разного цвета, видимо, чтобы чужим случайно не вытереться. Личная гигиена, однако, у немцев вообще орднунг во всём, в отличие от нашего, русского разгильдяйства. Правда, эти разгильдяи сокрушили казавшуюся непобедимой фашистскую армию, хоть и положив на это миллионы жизней, так что не всё порядком измеряется.

Есть даже кухня, хоть и небольшая, размерами напоминает кухонку в какой-нибудь «хрущёвке». За столиком четыре табурета с невысокими спинками, какие-то полустулья. То есть вчетвером при желании можно усесться за столик, но комфортнее сидеть одному или двоим. То есть питаться поочерёдно. Вернее, перекусывать, так как трёхразовое питание организаторы как бы задекларировали, а здесь можно будет что-то типа ланча себе устроить или позднего ужина. Не то что нажираться на ночь, а так, чайку попить.

Здесь же небольшая электроплита на две конфорки — видимо, с газом решили не рисковать. Нашлись небольшая эмалированная кастрюлька, набор тарелок разной глубины, вилки, ложки, включая десертные и чайные — всё из нержавейки. Есть электрочайник объёмом под литр воды. Чашки… На них тоже была эмблема Игр, вернее, талисман — такса Вальди в разноцветной майке.

— Блин, а можно будет такую кружку в качестве сувенира домой забрать? — слышу вопрос стоящего за спиной Славы Лемешева.

— И полотенце, — добавляет откуда-то то ли комнаты, то ли из санузла Трегубов.

— Да хватит уж, не позорьте звание советского спортсмена, — выговаривает им на правах капитана сборной Кузнецов.

Но выговаривает как-то без особого энтузиазма, просто потому, что положение обязывает. А так бы и сам прихватил и кружку, и полотенце, тем более так поступят многие наши спортсмены без лишних угрызений совести.

— Чай тут есть, не знаю правда, что за фирма, — прокомментировал Слава, держа в руках пачку чая золотистого цвета с надписью «Onno Behrends Tee».

— Судя по названию, какая-то немецкая, — говорит заглянувший на кухню Трегубов.

Я про себя вынужден с ним согласиться, мне и самому эта марка чая незнакома.

— Сахар есть, а печенек с конфетами нема, — продолжает осмотр Лемешев. — Тут неподалёку, говорили, магазинчик есть продуктовый, надо будет заглянуть.

У каждого своя тумбочка, в углу комнаты, так, чтобы всем было удобно смотреть, стоит небольшой цветной телевизор «Грюндиг». Сразу вспомнился Высоцкий и дантист-надомник Рудик из песни про психбольницу. Боря тут же его включил, пощёлкал переключателем каналов… Везде шли передачи на немецком языке, в котором, если честно, я за свою прошлую жизнь не особо поднаторел. Что уж говорить о моих соседях… В общем, выключили мы телевизор, тем более к нам заглянул Радоняк, предупредив, чтобы выходили строиться перед походом на ужин. Переодеваемся по-быстрому в спортивные костюмы. Хорошо, что они лёгкие и дышащие, «адидасовские», но с большими белыми на синем фоне буквами СССР.

Так строем и шли в ближайшую столовую — а их в разбитой по секторам деревне было несколько. Видом своим она напоминала столовую какого-нибудь советского пионерлагеря, только более приличную внешне. Не говоря уже о внутреннем содержании. Да и выбор блюд был не в пример разнообразнее.

В столовой мы оказываемся чуть ли не самыми первыми, зал большой, на полсотни столиков, за каждым из которым по штату размещались четверо, был заполнен где-то наполовину. У каждой сборной — своё время посещения столовой, дабы не создавать давки. Блюда стояли на стойке — подходи и бери. Даже суп был, правда, вроде как луковый. О щах и борщах можно было не мечтать. Салатов — изобилие. Пока набрали подносы, начали появляться представители других сборных. Американцы были в лёгких тренировочных костюмах с эмблемой производителя одежды «Champion». Все чёрные, только один тренер белый и один боксёр, здоровый, судя по всему, тяжеловес, на вид мой ровесник или даже чуть младше.

— Твой возможный соперник, Дуэйн Бобик из США, — кивая на американца, говорит сидевший за нашим столиком Николай Ли. — Смешная фамилия, правда? Белая надежда Америки. На Панамериканских Играх в прошлом году нанёс поражение другой восходящей звезде — кубинцу Теофило Стивенсону. Поклонники бокса мечтают о финале Бобик — Стивенсон, но жребий может вывести их друг на друга и раньше. Да и тебя я не стал бы сбрасывать со счетов раньше времени. Ты должен доказать, что советские боксёры — лучшие в мире.

Кубинская сборная, кстати, расположилась в другом секторе. Мы с ними пересечёмся только в «Бокс-Халле».

Заканчиваем приём пищи, так же строем идём обратно. Степанов показывает на видневшуюся в некотором отдалении лужайку возле редкого лесочка:

— Вон там по утрам можно заниматься, если никто не займёт лужайку раньше нас. И побегать вдоль леса можно.

После ужина — свободное время. К услугам тренеров и спортсменов в каждом из секторов есть специальное здание, что-то вроде небольшого Дома культуры. Можно в настольный теннис поиграть (три стола), в бильярд шары погонять (тоже три стола), для любителей шахмат в уголке парочка столов со стульями, причём шахматы на досках уже расставлены, только садись и играй. А в другом углу на специальной подставке стояла акустическая гитара «Gibson». А рядом — табурет с перекладиной для ног, который подходил и для сидения у барной стойки, и для гитариста. В данном случае, понятно, имелся в виду второй вариант, так как барной стойки поблизости не наблюдалось.

Не удержался, подошёл, взял в руки гитару, провёл пальцами по струнам. Хм, уже и настроенная.

Вижу тут спортсменов других стран. Американцы, японцы, парочка израильтян… Тут же вспоминаю про «Чёрный сентябрь». Предупредили немцев наши о готовящемся теракте или нет? А если предупредили, будут ли приняты соответствующие меры?

Насколько я знал (и отразил это в своём письме) боевики приехали в Германию до старта Олимпиады по фальшивым документам двумя группами через Италию и Болгарию. Оружие было отправлено в Мюнхен через дипломатическую почту ливийского посольства. В 04:30 утра 5 сентября террористы в спортивных костюмах и с сумками, которые были забиты оружием, будут стоять у двухметрового сетчатого забора олимпийской деревни. И никому они не покажутся странными, так как участники соревнований часто перемахивали через ограждение, когда возвращались в номера. Им даже помогли канадские ватерполисты, которые допоздна смотрели хоккейную суперсерию СССР — Канада, помогли перекинуть баулы с оружием через забор, не подозревая, что перед ними террористы. Может, мне тут как-нибудь ещё кого-то из представителей власти инкогнито предупредить о готовящемся теракте? Или вообще забить, как говорится, решать чисто свои задачи, связанные с победами на ринге…

У дальней стены книжные полки от пола до потолка, куда впору баскетболистам дотягиваться. Книги преимущественно на немецком и английском, но каким-то чудом нахожу и несколько томиков на русском. Чехов, Толстой, Куприн, Пушкин, Лермонтов… О, надо же, Солженицын! Роман «Август Четырнадцатого», изданный в Париже. Не знаю, что в нём такого диссидентского, почему у нас не печатали… Читал когда-то, помню, что роман посвящён поражению войск Русской императорской армии в битве при Танненберге в Восточной Пруссии. Так себе, на любителя… Покосился по сторонам, вроде никто на меня не пялится. Нет уж, пусть себе и дальше стоит.

И тут я обнаруживаю роман «Мастер и Маргарита» Булгакова. Хм, вроде как в СССР его ещё не издавали, пытались только в журнале напечатать, да и то цензура крепко прошлась по роману. Читаю название издательства… «YMCA-Press», тоже Париж, как и роман Соженицына. Понятно… Возьму-ка я книжку с собой в номер, буду там читать. Надеюсь, это не посчитают за воровство, потом всё равно ведь верну. Тем более так, наверное, и было задумано, чтобы люди брали книги, а потом, естественно, возвращали на место. А Булгаков мне нравился, но не все его книги; «Бег» или «Белую гвардию» по одному раз кое-как осилил, а роман «Мастер и Маргарита» перечитывал неоднократно.

— Жень, может в теннис сыграем?

Предложение Толи Камнева принимается, и в течение следующих минут двадцати я выигрываю у него три партии одну за другой. Всё-таки настольный теннис — одно из лучших тренировочных упражнений для боксёров, развивает моторику, скорость рефлексов и принятия решений. Да и нравился мне настольный теннис. Играем на нашу советскую мелочь — несмотря на обмен валюты, с собой у нас, естественно, имелись и советские деньги, потому как по возвращении всем из Москвы придётся добираться до родных пенатов своим ходом. Двадцать копеек партия, так что в итоге я стал богаче на 60 копеек. Затем на победителя со мной сыграл Валера Трегубов. Одну партию он у меня взял, в двух я был сильнее. А потом… Потом из наших желающих сыграть против меня не нашлось, и тут подошёл японский — о чём можно было судить по эмблеме на спортивном костюме — атлет который на ломаном английском предложил составить мне оппозицию. И предложил ставку за партию — один доллар.

— Жень, а вдруг этот японец представляет сборную по настольному теннису? — негромко произнёс стоявший сзади Толя Камнев.

— Этот вид ещё не включён в программу Олимпийских Игр, — напомнил я ему.

— Точно, — почесал тот в затылке, — как-то не сообразил.

Ну а я ради праздного любопытства спросил у представителя Страны восходящего солнца, какой вид спорта он представляет? Оказалось, гимнастику. Звать его Сигэру Касамацу.

— Ок, — кивнул я, — согласен, только у меня долларов нет, есть марки.

— Хорошо, — легко согласился японец, — у меня тоже есть марки. Давай играть на марки. Одна партия — одна марка.

Тренеров наших тут нет, у них своё собрание, и надеюсь, им никто не настучит, что я играл на деньги с представителем капиталистической страны. А то мало ли… Хотя и тренеры могут прикрыть, а вот всякие кураторы, следящие за моральным обликом советских спортсменов… Ладно, чего уж теперь, если подписался — то поздно отступать.

Гимнаст оказался серьёзным соперником. Игра шла очко в очко, но с минимальным перевесом победа была всё же за японцем.

— Эх, целую марку проиграл, — посочувствовал мне кто-то из наших.

— Ничего, ещё не вечер, — возразил другой голос, кажется, принадлежавший Толе Камневу.

И то верно. Нужно просто быть пособраннее, а то я в первой партии, такое ощущение, сыграл в полруки. Или в полноги. Или то и другое вместе. И в удар ракеткой по шарику нужно сильнее вкладываться. Выносливости мне всё-таки не занимать, надо просто всё делать быстрее и резче. Соперник рано или поздно выдохнется. А техника… Дай бог не подведёт.

Японец начал выдыхаться к концу партии. Движения его замедлились, стали более размашистыми, а я продолжал в том же темпе. Да ещё и зрителей собралось десятка два, как с нашей стороны, так и с японской, и все болеют, чуть не до крика доходит. Хорошо бы драться не полезли, а то в случае чего боксёры гимнастов, по идее, должны легко уделать. А это уже международный скандал.

Вторая партия с перевесом в три очка за мной. Моя марка возвращается ко мне. Третий раунд… Моё преимущество становится ещё более очевидным, и третью партию я беру ещё более уверенно. Таким образом, стал богаче в итоге на одну западногерманскую марку. Как говорится, мелочь — а приятно. Тем более что нам не так много обменяли валюты, по сто дойчмарок на брата. Теперь у меня сто одна, так-то вот.

Поездку в Мюнхен нам вроде бы обещали, чтобы мы получили возможность ознакомиться с достопримечательностями этого славного города и заодно что-нибудь прикупили для себя. Правда, точная дата поездки была пока неизвестно, у каждой сборной свой день, организаторы будут ориентироваться на выходные.

Но и на территории Олимпийской деревни имелись, как нас проинформировали, несколько магазинов. Один — продуктовый мини-маркет, про который упоминал Слава, второй — сувенирный, а в третьем продавались спортивные одежда и обувь. Вдруг с экипировкой что-то случится, или забыл кто-нибудь её дома… А то и багаж в аэропорту потерялся. А за электроникой — это в город. У нас чуть ли не каждый второй мечтает что-нибудь этакое, хотя бы небольшой магнитофон. Ну и джинсы — это вообще программа-минимум. Водки вон набрали, благо что по паре бутылок разрешено провозить, чёрной икры кто-то тоже прихватил, надеются удачно загнать. Ага, вон Толя Хохлов уже договаривается о чём-то с одним из японцев, и вряд ли насчёт партии в теннис, слишком уж загадочный у него вид, да и по сторонам то и дело поглядывает — не подслушивает ли кто. Да уж, медали медалями, а возможность заработать валюту, на которую затем можно будет прикупить шмоток или техники, никто не отменял.

Я же ничего на продажу брать не стал, всё-таки кандидат в члены партии, да и не бедствуем мы с Полиной. К тому же и так вон несчастного гимнаста на целую марку ободрал. А нечего было; понадеялся японец на своё мастерство, да только не учёл мою выносливость. Теперь вон всё ещё смурной ходит, нос повесил, видно, стыдно перед товарищами по команде, что проиграл какому-то русскому боксёру, хоть те его сразу после проигрыша дружно кинулись утешать.

Нам разрешено было тусить до 10 вечера, после чего отбой. Тренера обещались лично ходить по домикам и проверять, как выполняются их указания. Так что в четверть десятого, в порядке очереди покатав ещё и шары в бильярд, с Булгаковым подмышкой и в компании Лемешева с Трегубовым вернулся в свой домик. У каждого имелось по ключу с брелоком, на котором… Да-да, на каждом брелоке красовался талисман Игр, такса Вальди, и парни уже успели взгрустнуть, что этот сувенир увезти с собой не удастся, так как ключи после выезда из домика придётся сдавать ответственному за это дело немцу, который нам их и выдавал. Боря вернулся раньше, предупредив нас, что дверь будет не заперта, да и по отблескам экрана телевизора в окне было понятно, что там кто-то есть.

— Кого-нибудь ещё на деньги поставил? — хмыкнул Боря.

— Да так… В бильярд тоже на мелочь играли, сколько выиграл — столько и проиграл. Так, до отбоя успеем чайку попить? Тогда я ставлю чайник, а пока греется — в душ.

Утро началось с гигиенических процедур и построения на небольшой открытой спортплощадке. Американцы уже тренируются, не спеша бегут по заасфальтированным дорожкам, на ходу отрабатывая «бой с тенью». На них серые шерстяные комбинезоны с капюшонами, похоже, американцев их тренеры заставляют реально пропотеть.

На нас более лёгкие костюмы, мы для зарядки облюбовали зеленую лужайку под сенью кленов. Бегаем по кругу, кто равномерной трусцой, другие — с ускорениями, а Трегубов довольствуется лишь гимнастическими упражнениями. Немного побаливает нога, но врач сборной уверяет, что это обычный мышечный спазм, к вечеру всё должно нормализоваться.

После завтрака час на отдых, в течение которого я, сидя на удобной лавочке, которая как раз в это время суток оказалась в тени дома, читаю Булгакова. После обеда нам выдают отглаженную форму, в которую мы переодеваемся и отправляемся на Олимпийский стадион, где в 6 вечера начнётся церемония открытия Игр.

Девушки наши и впрямь во всём белом, с нами на контрасте. А ничего так, симпатичная форма, без всякой «хохломы», как это стало принято в 21 веке. Первым делом — инструктаж от представителя МОК, чьи слова переводчик доносит до нас на русском языке. Сборные пока выстраиваются позади стадиона, со стороны нависающего над ним холма, который уже облеплен теми, кому не посчастливилось достать билеты на церемонию открытия. А стадион полон, шумит, и меня невольно охватывает какой-то священный трепет. Почему-то всплывают в памяти виденные когда-то иллюстрации, посвящённые Олимпийским играм в Древней Греции.

Команды выходят по алфавиту. Первыми идут австралийцы, за ними австрийцы… Каждую сборную сопровождает музыкальное оформление. Мы появляемся на дорожках стадиона под… «Калинку-малинку». М-да, стереотипы торжествуют.

Наш знаменосец — двукратный олимпийский чемпион по вольной борьбе Александр Медведь. Держал древко красного знамени в вытянутой руке. Ну эту историю я помнил, как Медведь потом в каком-то интервью рассказывал про свои крепкие руки благодаря тому, что с детства отец-лесник заставлял его колоть дрова. На Играх в Мюнхене Медведь выиграет своё третье олимпийское «золото». Если, повторюсь, на этой Олимпиаде всё повторится, как в прошлом варианте истории.

Занимаем своё место на зелёном поле стадиона. Толком из-за спин впереди стоящих происходящее не разглядеть, но кое-что увидеть удаётся. Поднявшись на цыпочки, вижу, как по дорожкам стадиона несут стяг с изображёнными на нём олимпийскими кольцами, который затем подняли на флагштоке. С небольшой трибуны, установленной на поле рядом с беговыми дорожками, с приветственным словом к участникам Игр обращается избранный всего несколько дней назад Президентом МОК Майкл Морис Килланин. Что-то про дух Олимпийских Игр. Ага, не пройдёт и десяти лет, как этот самый дух будет принесён в жертву на алтарь политических игрищ. Бойкот московской Олимпиады, затем Игр в Лос-Анджелесе… Не говоря уже о том, как в XXI столетии российские спортсмены будут вынуждены выступать под флагом МОК в нейтральном статусе.

Пока же в небо запускают белых голубей, затем из подтрибунного помещения выбегает факелоносец в сопровождении четвёртки сопровождающих атлетов, по длинной, казавшейся нескончаемой лестнице он всё же добежал до верхней площадки, поднёс к чаше факел, и несколько секунд спустя под дружный выдох стадиона из неё показались языки пламени.

Дальше нас так же организованно выводят со стадиона, и мы на автобусах направляемся обратно в Олимпийскую деревню. Я звоню домой. Рассказываю Полине про церемонию открытия, она говорит, что у них будут показывать её в записи после программы «Время», и она постарается обязательно разглядеть меня. А на следующее утро едем в «Бокс-Халле» на регистрацию, взвешивание и жеребьёвку. Я потянул на 83.300. Нормальный боевой вес. Я вообще чувствовал себя на пике формы, хоть сейчас в бой. Но завтра, 28 августа, только один советский боксёр поднимется на ринг. Начинать первым из наших по жребию выпало капитану команды Борису Кузнецову.

— Удачи, Боря! — напутствует его в кулуарах член исполкома AIBA Николай Александрович Никифоров-Денисов. — Соперник тебе вполне по силам.

Это точно, нигериец Лаго вряд ли сможет оказать достойную оппозицию нашему спортсмену. А вот у меня соперник куда серьёзнее — тот самый американец Бобик, восходящая звезда белого бокса. Наверное, после окончания любительской карьеры, как обычно бывает, подастся в профи, но о таком чемпионе ни на любительском уровне, ни на профессиональном я не слышал. Ладно, посмотрим, что он из себя представляет. Фактурно, во всяком случае, он значительно меня превосходит. Весы под ним потянули на 108 кг, да и росту — на целую голову выше. Может, мне в первый тяжёлый податься? Скинуть пару-тройку кило… Всё-таки есть в этом некая несправедливость, что до 81 кг — полутяжёлый вес, а свыше 81 соревнуются супертяжи. Скажем, в 1988-м в Сеуле уже была нормальная разбивка, с весовой категорией до 81 кг и свыше 91 кг.

В этот день у нас была «накачка». Советское руководство поставило перед советскими спортсменами задачу обогнать США по числу золотых наград. Мы выразили готовность приложить все силы для выполнения

На следующий день в дневной программе соревнований мы всей командой болели за Борьку. Судя по всему, этот бой не доставил чемпиону страны особых затруднений. В первом же раунде в свойственной для него манере Кузнецов раскрыл защиту нигерийца и четким боковым ударом отправил того на настил ринга. Технический нокаут! Посмотрели заодно и другие поединки. Два чемпиона Европы 1971 года — испанец Xуан Родригес и поляк Ришард Томчик — также продолжили путь на турнире. Первый прошел в следующую ступень довольно легко, а вот второму победа досталась ценой огромных усилий в бою с упорным мексиканцем Гарсия. Каждый шаг вперед польского боксера мексиканец встречал сериями, и в первом раунде перевес был на его стороне. Лишь несколько точных и сильных ударов в конце второго раунда сломили упорство Гарсии.

По моему мнению, наиболее красивый бой в этот день провел серебряный призер чемпионата Европы 1969 года француз Косентино против поляка Решпондека. Кстати, Косентино знаком нам по удачному выступлению и на международном турнире в Ленинграде в декабре 1971 года. И на сей раз его боковые удары левой и кроссы правой без конца ставили Решпондека в затруднительное положение. Хотя тот упорно защищался, победил француз.

Курьёзный случай произошел во встрече кубинца Дугласа Родригеса с эквадорцем Мейя. Все три раунда Родригес действовал лучше своего соперника, а в конце третьего послал его в нокдаун. Однако победителем объявили… Мейя. Родригес в ужасе схватился за голову, а эквадорец, пританцовывая, спустился с ринга и, похлопывая по спинам своих секундантов, отправился в раздевалку. В конце концов выяснилось, что судья-информатор ошибся и неправильно назвал победителя. Справедливость была восстановлена к явному неудовольствию Мейя, который всячески выражал свое возмущение.

На второй день боксёрского турнира на олимпийском ринге состоялось 35 встреч в весовых категориях 48, 67, 71 и до 81 кг. Первым из советских боксеров на ринг в понедельник поднялся Владимир Иванов. Сначала создавалось впечатление, что 36-летний волгоградец быстро докажет своё превосходство над аргентинцем Карлосом Лейесом. Однако его соперник выдержал первый натиск, а в третьем раунде, когда Иванов устал, пытался даже перейти к атакам. И всё же преимущество нашего чемпиона не вызвало сомнений ни у зрителей, ни у судей, которые единогласно отдали победу советскому боксеру.

В полутяжёлом весе честь отечественного бокса представлял Николай Анфимов. Его соперником был сильный и опытный болгарский боксёр Станков. Анфимов провёл бой в свойственном ему стиле — напористо и агрессивно, заслуженно победив. В весовой категории до 48 кг самой большой сенсацией турнира было драматическое поражение чемпиона мексиканской Олимпиады венесуэльца Родригеса от никому неизвестного 18-летнего австралийского боксера Талбота. В конце второго раунда боец с Зелёного континента коротким кроссом справа отправил грозного соперника на канвас. При счете «восемь» Родригес поднялся, но и невооружённым глазом было заметно, что продолжать поединок он не в состоянии.

На ринг поднимается ещё один наш боксёр — двукратный чемпион Европы Валерий Трегубов. Жребий свел 30-летнего ветерана с физически сильным негром из США Джоном Реджинальдом. В этом весьма суровом бою победил опыт. Два первых раунда выиграл Трегубов. Набирая очки, он умело маневрировал по рингу. Но Реджинальд держался стойко, и временами его удары достигали цели. Положение Валерия усугубилось тем, что он повредил бровь. Судья на ринге, осмотрев кровоточащую рану, попросил подняться на ринг врача. Спустя минуту тот разрешил продолжать поединок. А когда прозвучал заключительный гонг, рефери поднял руку Валерия в знак его победы.

Восемь дней длятся бои предварительной стадии, она же 1/8 финала. Мой бой в предпоследний, седьмой день, 3 сентября. Волнительно, но я не подаю вида, улыбаюсь с утра и до самого приезда в «Бокс-Халле». Наш бой с Бобиком (нет, ну не фамилия, а просто собачья кличка какая-то) завершает вечернюю программу. Пока советская сборная идёт без потерь, и не хотелось бы портить статистику, хоть соперник и грозный — так просто Стивенсона не одолеть, а он это сумел сделать на Панамериканских играх.

Меня секундируют помощники Степанова — Юрий Михайлович Радоняк и Николай Николаевич Ли. Сам Степанов возле ринга, видно, что волнуется, готов, если что, снизу помочь советом, если план на бой не будет работать. Надеюсь, его советы не потребуются.

У меня красная майка с белой окантовкой, белые трусы, на спине номер 345. Соперник во всём синем. М-да, горилла та ещё, даром что белый. Ему только классических телохранителей играть в дешёвых голливудских боевиках, что стоят позади босса с грозным видом и мерно двигают челюстями, гоняя во рту жевательную резинку. Но сейчас у него во рту капа, хотя по жизни, уверен, он именно что жуёт жвачку.

С ударом гонга Бобик сразу идёт вперёд, пытаясь использовать преимущество в росте и длине рук. Я работаю «вторым номером», постоянно двигаюсь, неожиданно сближаюсь, провожу короткие серии ударов, и тут же снова разрываю дистанцию. За весь первый раунд нему лишь однажды удалось хорошо попасть, и то удар пришёлся в лоб. Правда, в ушах после этого всё равно некоторое время стоял звон. А у меня три-четыре приличных попадания было, однако сопернику это пока как слону дробина.

— Пока по очкам ты, думаю, выигрываешь, — говорит в перерыве Радоняк, пока Ли обмахивает меня влажным полотенцем. — Продолжай выдерживать план на бой и не подставляйся. Лось-то какой, можно один удар пропустить и поплыть. Двигайся и набирай очки.

Ну а что, не нокаутёр я, когда приходится иметь дело с такими вот габаритными оппонентами. А ведь почти все, с кем мне приходится боксировать, тянут на центнер и больше. Хотя, если удачно попасть, можно и такого кабана уложить, были в моей практике подобные примеры.

Второй раунд американец не так активен, чувствуется, немного поднаелся, я же продолжаю кружить вокруг него аки бабочка и жалить, как пчела. Зал по большей части соперника поддерживает, много тут американских туристов, да и спортсменов тоже. Скандируют: «Ю-эс-эй! Ю-эс-эй!». И тренер его — тоже белый, кстати — надрывается, рефери пришлось даже сделать ему замечание.

Ах ты ж, затолкал он меня таки в угол, и теперь в ближнем бою бьёт короткими апперкотами. Приходится уходить в глухую защиту. Придавил к угловой подушке, не получается ни влево, ни вправо двинуться. И ещё неизвестно, чем бы всё закончилось, но звучит гонг, и мы расходимся по углам.

— Двигайся, Женя, двигайся! Не давай ему себя в углы загонять и к канатам прижимать. И всё время левой прямой работай: подскочил, ударил — отскочил. Ты всё понял? Последний раунд, поработай.

Выслушав наставления тренеров (Степанов снизу тоже что-то подсказывал, приложив ладонь ко рту), иду в центр ринга. И сразу же начинаю обрабатывать американца джебами, не давая тому возможности попасть в ответ. Тот продолжает давить, но на этот раз я не собираюсь дать ему шанс переломить ход поединка. К середине раунда вконец измученный в бесплодных попытках меня догнать Бобик останавливается, вздевает руки к потолку, выплёвывает капу и орёт в сторону рефери:

— Он трус! Русский — трус, только и умеет, что бегать. Это не лёгкая атлетика, это бокс!

Рефери что-то ему говорит, но за гулом и свистом трибун я не могу разобрать, что именно. Вроде как уговаривает продолжить бой. А я невольно завожусь. Это я-то трус?! Ах ты грёбаный янки! Сейчас я покажу тебе, кто тут трус.

Ну да, повёлся, как мальчишка, несмотря на мой солидный жизненный опыт, гормоны, что ли. Взыграли… И едва прозвучала команда к продолжению боя, как я обрушил на соперника град мощнейших ударов.

Для того это стало настоящим шоком, Бобик, похоже, был уверен, что я продолжу своё бегство от его пудовых кулаков, и когда в его голову полетели удары, он попросту опешил, почти не пытаясь защищаться. Один удар, второй, голова его мотается, словно шарик на пружине, вот наконец он поднимает руки, пытаясь заблокировать мои удары, и в этот момент я боковым слева заряжаю ему в печень. С хэканьем Бобик складывается пополам, зажимая бок, капа снова выпадает из открытого рта, теперь уже самопроизвольно, а я, не дожидаясь команды рефери, добавляю коротким хуком справа в челюсть, и этот удар ставит точку в нашем противостоянии. Американец кулём валится на пол, лицом вниз, и лежит без движения, только левая нога почему-то дёргается. Мне даже страшно за него стало на какой-то момент. К счастью, несколько секунд спустя Бобик приходит в себя и даже пытается подняться, но рефери уже дал понять, что бой окончен.

Американские болельщики в трансе, зато наши ликуют, теперь-то их прекрасно слышно. — Мо-ло-дец! Мо-ло-дец! — разносится под сводами «Бокс-Халле».

Рефери поднимает мою руку, я хлопаю по плечу понурого Бобика, говоря банальное, что у него всё ещё впереди, тот вяло кивает. Огорчён парень. Да он и так медалей на этой Олимпиаде не взял бы, я б запомнил.

По возвращении в Олимпийскую деревню первым делом звоню домой и радую жену новостью о своей победе. Она заверяет, что и не сомневалась в моём успехе, и вообще ждёт меня с медалью, желательно золотой. Да уж, от золотой я бы тоже не отказался.

Следующий мой четвертьфинальный бой уже послезавтра, 5 сентября, со шведом Хассе Томсоном[6], и в этот же день на рассвете произойдёт захват заложников палестинскими террористами. Если, конечно, кое-кто не предпримет соответствующие меры. Уж как хочется в это верить…

Пока же на очереди поединки ¼ финала, которые стартуют 3 сентября. Каждое утро начинается с пробежки и разминки, потом завтрак, после которого у нас свободное время, и мы можем посетить любые спортивные объекты Олимпиады, на некоторых уже до обеда начинаются предварительные соревнования. Все финалы проходят если и в дневной программа. То после 15 часов, а обычно вечером, когда их могут посмотреть в прямой трансляции вернувшиеся с работы поклонники спорта со всего мира. Хотя жителям другого полушария, разница с которыми у Европы 12 или около того часов, думаю, согласились бы на другое время. Но тут уж ничего не попишешь. Олимпиаду в Мехико, например, жители Европы и СССР тоже смотрели не в самое удобное время. Хотя насчёт Советского Союза я, наверное, немного погорячился. Сколько в то время было телеприёмников в нашей стране? Да и сейчас далеко не в каждой семье имеется телевизор.

Перекусить, кстати, мы тоже можем не только в нашей столовой, но и в любой точке общепита. Нужно только предъявить специальный талон, на котором делается отметка, так что пообедать или поужинать второй раз уже не удастся. Зато можно купить поесть аз свой счёт, валюты нам хоть и не так много, как кому-то хотелось, но выдали.

А вечерами подпадаем в Доме культуры, как мы окрестили это здание с бильярдом, настольным теннисом, шахматами, библиотекой и гитарой. На следующий день после своего победного боя я зашёл снова поискать что-нибудь интересное на книжных полках, но на русском языке книг было наперечёт, а брать на английском… Не настолько я идеально им владею, чтобы получать от чтения такое же удовольствие, как от чтения на великом и могучем. Я уж не говорю про другие языки.

И бильярдные столы, и столы для настольного тенниса были уже заняты, и к ним, похоже, даже выстроилась небольшая очередь. Даже в шахматы люди играли. В домик свой, что ли, пойти, просто поваляться на кровати… Тут мой взгляд упал на акустическую гитару, всё так же стоявшую на специальной подставке. Взял в руки… Всё так же настроена, как и в прошлый раз. Ну и сыграл инструментальную версию песни «Love of my life», которую разучил когда-то по видеоуроку в YouTube. Давненько я её не играл…Но ничего, не облажался.

Естественно, это произведение вызвало интерес у присутствующих, некоторые даже положили кии и ракетки, чтобы подойти и послушать. Один из спортсменов с надписью «ITALIA» на спине и итальянским флагом на левой стороне груди поинтересовался на английском:

— Привет, меня Паоло зовут. Друг, что это за мелодия? Я когда-то учился музыке, родители даже мечтали, чтобы я стал знаменитым скрипачом, но я выбрал велосипедный спорт. Я знаю все известные мелодии, но эту слышу впервые.

Хм, ну не скажешь же, что я позаимствовал её у группы «Queen» с их знаменитого, но ещё ненаписанного альбома «A Night at the Opera». Пришлось лепить отмазку, что дома как-то баловался с гитарой, и вот понемногу сочинилось.


— Это прекрасная вещь! — заявил итальянец. — Текста к ней нет?

— Пока нет, но, возможно, появится, — нагло заявил я, так как в своё время и альбом, и эту песню затёр буквально до дыр.

Так-то она в оригинале играется на рояле, присутствует и арфа, но мне больше импонировала концертная версия с 12-стурнной акустической гитарой Брайана Мэя. 12-струнной гитары тут не имелось, была обычная «испанка», но я на ней и разучивал эту мелодию.

— А ещё что-нибудь сочинил? — продолжал меня допекать настырный Паоло.

— Да, может, песню какую-то, спел бы, — подхватил представитель американской команды.

— Да, Жень, не стесняйся, — поддержал меня и Толя Хохлов.

— Ну и что же вам спеть? — пробормотал я себе под нос. Ни к кому, собственно не обращаясь. — Ладно, вы хочете песен? Их есть у меня!

Стинга я всегда любил, все его романтические медляки вызывали в моей душе отклик, и потому я, ничтоже сумняшеся, исполнил акустическую версию «Shape Of My Heart». Пока пел под собственный аккомпанемент — народ окончательно забросил все остальные дела, и теперь меня окружали с полсотни человек, все, кто находился в этот момент в «Доме культуры».

— Браво! — воскликнул Паоло, когда затихла вибрация струн и я вернул гитару на подставку. — Это было прекрасно! Согласитесь, друзья!

Он обернулся к стоявшим плотной кучкой спортсменам, и все

— А какие проигрыши! — не унимался Паоло. — Парень, ты ведь боксёр, да? Так вот, тебе не боксом надо заниматься, а музыкой! Хотя, конечно, я не исключаю, что и боксёр ты отменный, но сколько ты ещё будешь боксировать? Лет десять максимум? Но уже сейчас ты можешь всерьёз заниматься музыкой, и поверь — тебя ждёт большое будущее.

— Это точно, — поддержал его также на английском представитель французской сборной, чьи щёки украшали смоляного цвета бакенбарды. — Я немного умею играть на гитаре, покажешь хотя бы аккорды?

В общем, на какое-то время мне поневоле пришлось стать героем вечера в отдельно взятом, предназначенным для культурного отдыха заведении. Наутро на построении перед разминкой Степанов не без ехидства заметил:

— Что, Покровский, вчерашний вечер удался? Говорят, ты стал настоящей звездой? Ты поменьше на всякую ерунду отвлекайся. Впереди у тебя четвертьфинал, пройдёшь шведа — там уже медаль, считай, заработал.

— Да я что, я ничего, Анатолий Григорьевич, — прикинулся я дурачком. — Это так, расслабились вчера немного, так ведь было личное время, я ничего себе лишнего не позволил.

— Ещё бы ты лишнего позволил — мигом бы у меня из сборной вылетел, — пробурчал старший тренер. — Я не понял, чего разулыбались? Весело им… Ну-ка, побежали кросс вон по той тропинке до озера и обратно. На всё даю полчаса. Кто не уложится…

— Сто отжиманий, — вставил Хохлов.

— Даже не надейся. Кто не уложится — будет зубрить «Моральный кодекс строителя коммунизма», чтобы от зубов отскакивало. Листовка у меня с собой, в Госкомспорте перед отлётом выдали, чтобы я с вами профилактические беседы вёл.

Чуть не сказал, что я этот кодекс наизусть знаю, как-никак кандидат в члены партии. Но промолчал. А то ведь заставит ещё что-нибудь учить, какой-нибудь «Капитал» Карла Маркса, а я из него только несколько цитат помнил. А вообще лучше не рисковать, тем более что уложиться в полчаса с моей-то выносливостью — плёвое дело.

— Так, время пошло! — Степанов посмотрел на часы, и мы рванули в сторону леса.

Загрузка...