Ноябрь, 892-й год Божий

.I. Город Фирейд, Залив Фирейд, Королевство Дельфирак

«По крайней мере, черисийцы оказывают все воинские почести своим побеждённым врагам».

Эта мысль промелькнула в мозгу сэра Вика Лакира, когда он взобрался по крутым ступенькам штормтрапа на высокий борт корабля, а затем шагнул через входной люк на палубу КЕВ «Разрушитель». Боцманские дудки, которые мучительно (и, как могло показаться, бесконечно) щебетали, пока он поднимался, благословенно смолкли, а молодой лейтенант с серьёзным лицом, ожидавший, чтобы приветствовать его, коснулся правым кулаком левого плеча в официальном приветствии.

— Адмирал выражает своё почтение и просит вас присоединиться к нему в его каюте, милорд, — сказал лейтенант.

«Боже мой, как вежливо», — подумал Лакир, остро ощущая отсутствие тяжести там, где на боку должен был висеть его меч. Конечно, он не видел этого меча последние два дня. С тех пор как он сдал его старшему офицеру морской пехоты адмирала Каменного Пика.

— Спасибо, лейтенант, — сказал он вслух, и лейтенант, склонив голову в лёгком поклоне, развернулся, чтобы показать путь вниз.

Лакир старался не таращиться по сторонам, пока они спускались с верхней палубы черисийского корабля — «спардека», как они её называли — на орудийную палубу. КЕВ «Разрушитель» был огромен, пожалуй, это был самый большой корабль, на борту которого он когда-либо был, хотя по крайней мере один или два его товарища, стоявшие на якоре у того места, которое когда-то было набережной города Фирейд, выглядели больше, чем он. Однако, намного более впечатляющим, чем его огромные размеры, было количество — и вес — его орудий. Короткие, приземистые «карронады» на спардеке были достаточно плохи; монстры, притаившиеся на орудийной палубе, были куда хуже. Их там было не меньше тридцати, и он уже видел разрушения, которые их тридцативосьмифунтовые ядра нанесли обороне порта.

«Какими они были, и что они наделали», — подумал Лакир.

Солнечный свет струился сквозь открытые орудийные порты, освещая то, что почти наверняка обычно было мрачной пещерой. — «Или, возможно, не совсем мрачной», — отметил он, когда они с лейтенантом проходили через ярко освещённый прямоугольный бассейн света, струящегося вниз через длинную узкую решётку главного люка спардека. Запах сгоревшего пороха слабо витал вокруг него, несмотря на тщательно вычищенную палубу, отдраенные переборки и парусиновые ветроулавливающие люки, приспособленные для вентиляции корабля. Запах был едва заметен, он витал где-то в глубине его ноздрей, словно что-то подозреваемое, а не ощущаемое на самом деле.

«А может, это был запах более прозаического дыма», — подумал он. В конце концов, над городом, который он был обязан защищать, парило достаточно большое чёрное и плотное облако из него. Хотя ветер дул в сторону берега, а не от него, запах горящего дерева сопровождал его даже на борту «Разрушителя». Без сомнения, он цеплялся за складки его собственной одежды.

Они подошли к закрытой двери в лёгкой переборке, которая явно была спроектирована для того, чтобы её сняли, когда корабль готовился к бою. Перед ней стоял на страже морской пехотинец в униформе с мушкетом, к которому был примкнут штык, и лейтенант, протянув руку мимо него, резко постучал в дверь костяшками пальцев.

— Да? — ответил глубокий голос.

— Здесь сэр Вик Лакир, милорд, — сказал лейтенант.

— Тогда, пожалуйста, попроси его войти, Стивин, — ответил глубокий голос.

— Конечно, милорд, — ответил лейтенант, затем открыл дверь и вежливо отступил в сторону.

— Милорд, — пробормотал он и грациозно махнул рукой в сторону двери.

— Спасибо, лейтенант, — ответил Лакир, и шагнул мимо него.

Лакир ожидал увидеть «хозяина» этого голоса прямо за дверью, но ожидание обмануло его. Лейтенант последовал за ним через дверь, каким-то образом ухитрившись — впоследствии Лакир так и не понял, как именно молодой человек это сделал — направить посетителя, продолжая почтительно следовать на полшага позади него.

Направленный таким образом, Лакир обнаружил себя следующим через каюту ко второй двери. Его глаза были заняты, поглощая обстановку вокруг: женский портрет, улыбающийся любому посетителю, который входил; кресла, короткий диван, вощёный и блестящий обеденный стол с полудюжиной стульев; красивые тикающие часы цвета слоновой кости; полированная винный стеллаж из какого-то тёмного, экзотического тропического дерева; застеклённый шкаф, заполненный хрустальными графинами и бокалами в форме тюльпанов. Всё это создавало уютное, гостеприимное пространство, вторжение в которое массивного, тщательно закреплённого тридцативосьмифунтового орудия, припавшего к палубе и соприкасающегося своим дулом закрытого орудийного порта, становилось ещё более контрастным.

Лейтенант проследовал за ним через вторую дверь, и Лакир замер сразу за порогом, так как увидел большие кормовые окна корабля. Он видел их с лодки, гребущей через гавань, так что уже знал — по крайней мере, умом — что они тянутся во всю ширину кормы «Разрушителя». Однако он обнаружил, что это не совсем то же самое, что видеть их изнутри. Стеклянные двери в центре этого огромного пространства окон открывали доступ к кормовому балкону, который, как и сами окна, проходил по всей ширине кормы военного корабля. В действительности, хотя он и не мог видеть его с того места, где стоял, кормовой балкон также огибал корму «Разрушителя» с боков.

Каюта, в которую он только что вошёл, была омыта светом, отражающимся от волнуемой ветром поверхности гавани и прошедшим сквозь эти окна, и человек, ожидавший его, казался чёрным силуэтом на фоне этого яркого света.

— Сэр Вик Лакир, милорд, — объявил лейтенант.

— Спасибо, Стивин, — сказал тёмный силуэт и шагнул вперёд. В его походке было что-то неловкое. Лакир не мог точно определить, что это было, до тех пор, пока этот человек не отошёл от сияющего окна, и он не увидел деревянный костыль, который заменил нижнюю часть правой ноги адмирала Каменного Пика.

— Сэр Вик, — сказал Каменный Пик.

— Милорд. — Лакир слегка поклонился, и что-то, похожее на тень улыбки, мелькнуло на губах Каменного Пика. Честно говоря, Лакир сомневался, что это была именно она. Не с учётом того рвения, с которым Каменный Пик выполнял приказы, отданные ему императором Кайлебом в отношении города Лакира.

— Я пригласил вас на борт для короткого разговора, прежде чем мы вернёмся в Черис, — сказал ему Каменный Пик.

— Вернётесь, милорд? — вежливо спросил Лакир.

— Да бросьте, сэр Вик. — Каменный Пик покачал головой, и на этот раз его улыбка была более очевидной. — Вы же знаете, у нас никогда не было намерения оставаться здесь. Или, — его улыбка исчезла, — здесь есть что-то, ради чего стоило бы остаться?

— Больше ничего, милорд. — Лакир не смог полностью скрыть мрачность — и гнев — в своём голосе, и Каменный Пик склонил голову набок.

— Я не удивлён, что вы находите последствия нашего небольшого визита менее чем удобоваримыми, сэр Вик. С другой стороны, учитывая то, что произошло здесь в августе, я бы сказал, что мой Император проявил значительную сдержанность, вам не кажется?

Горячее, гневное возражение завертелось на языке Лакира, но он проглотил его не озвучив. В конце концов, вряд ли он мог не согласиться.

Каменный Пик повернулся и посмотрел через кормовые окна на пелену дыма, клубящуюся над Фирейдом. Более трети городских зданий помогали питать эту маячащую грибовидную фигуру, но Каменный Пик позволил сдавшимся войскам Лакира проделать полукруглый противопожарный разрыв[1] вокруг той части Фирейда, которую ему было приказано уничтожить. Инструкции императора Кайлеба указывали, что в радиусе двух миль от набережной Фирейда не должно было остаться ни одного здания, и Каменный Пик выполнил отданные ему приказы с точностью.

А ещё, как неохотно признал Лакир, с состраданием. Он позволял гражданским лицам, чьи дома лежали в пределах установленного радиуса разрушения, забрать свои самые ценные вещи — при условии, что они были достаточно транспортабельны — перед тем, как поднести факел. Кроме того, черисийский адмирал не допускал никаких эксцессов со стороны своих войск. Что, учитывая то, что случилось с экипажами черисийских торговцев, которые были убиты здесь, в Фирейде, когда викарий Жаспер приказал захватить их корабли, было намного лучше, чем всё, на что Лакир осмеливался надеяться.

«Конечно», — подумал он, пристально глядя на Каменного Пика, — «всё ещё остаётся один маленький интересный вопрос о том, каковы могут быть приказы Каменного Пика относительно командира гарнизона, устроившего бойню».

— Я уверен, что большинство ваших горожан будут рады видеть нас в последний раз, — продолжил Каменный Пик. — Мне хотелось бы думать, что со временем они поймут, что мы, по крайней мере, старались убить как можно меньше из них. Однако мы никак не могли допустить, чтобы случившееся здесь осталось без ответа.

— Полагаю, что нет, милорд, — признался Лакир и взял себя в руки. Последняя фраза адмирала наводила на мысль, что он вот-вот точно узнает, что именно решили в Черис в отношении офицера, чьи войска совершили злодеяние, приведшее Каменного Пика в Фирейд.

— Настоящая причина, по которой я пригласил вас на борт «Разрушителя», сэр Вик, — сказал Каменный Пик, словно прочитал мысли дельфиракца, — заключалась в том, чтобы передать послание моего Императора вашему Королю. Это, — он указал рукой на задымлённую панораму, невидимую за кормовыми окнами, — конечно, часть послания, но едва ли всё оно.

Он замолчал, ожидая, и ноздри Лакира раздулись.

— А его оставшаяся часть, милорд? — наконец спросил он, повинуясь выжидательному молчанию адмирала.

— А оставшаяся часть, сэр Вик, заключается в том, что мы знаем, кто на самом деле отдал приказ о захвате наших кораблей. Мы знаем, чьи агенты… курировали этот захват. Однако, ни мой Император, ни Черис, не готовы считать Дельфирак невиновным в убийстве стольких черисийских подданных, отсюда и это. — Он снова махнул рукой в сторону поднимающегося дыма. — Если кто-нибудь ещё из наших подданных будет убит в другом месте, будьте уверены, Император Кайлеб ответит столь же решительно и там. Не будет мира и между теми, кто нападёт на Черис, или черисийцев, по приказу и распоряжению таких испорченных людей, как Клинтан и остальные члены «Группы Четырёх». Но настоящая наша вражда относится к людям в Зионе, которые решили извратить и отравить Церковь самого Бога. И это, сэр Вик, истинная причина, по которой я пригласил вас на борт. Чтобы сказать вам, что хотя мой Император должен считать вас, как любого военного командира, полностью ответственным за действия людей, находящихся под вашим командованием, он понимает, что то, что произошло здесь, в Фирейде, не было ни вашим стремлением, ни вашим намерением. Именно поэтому вы будете возвращены на берег после того, как наша встреча сегодня утром будет закончена, чтобы доставить письменное послание от императора Кайлеба королю Жамису.

— В самом деле, милорд? — Лакир не смог скрыть удивления — и облегчения — в своём голосе, и Каменный Пик весело фыркнул.

— Без сомнения, я ожидал бы гораздо более… неприятного исхода от этого разговора, если бы я был на вашем месте, — сказал он. Но затем выражение его лица стало жёстче. — Боюсь, однако, что неприятности ещё не совсем закончились. Пойдёмте со мной, сэр Вик.

От зловещего предупреждения Каменного Пика нервы Лакира снова напряглись. Он хотел спросить черисийского адмирала, что тот имел в виду, но резонно предположил, что в любом случае всё выяснится очень быстро, и поэтому ничего не говоря последовал за Каменным Пиком из каюты.

Адмирал взбирался по крутому трапу на верхнюю палубу с удивительной ловкостью, несмотря на свою деревянную ногу. — «Без сомнения, у него было много практики», — подумал Лакир, следуя за ним. Но тут командир разбитого гарнизона Фирейда обнаружил, что снова стоит на спардеке, и все мысли о ловкости Каменного Пика внезапно исчезли.

Пока они вдвоём находились внизу, в каюте Каменного Пика, команда «Разрушителя» прилаживала на корабельных реях верёвки с петлями. Всего их было шесть: с обоих концов самой нижней реи на каждой из трёх мачт корабля свисало по одной.

Пока Лакир с ошеломляющим недоверием наблюдал за происходящим, подобно отдалённому грому, эхом разносящемуся над горными вершинами, глубокими голосами загрохотали барабаны. Зашлёпали босые ноги, зацокали и забухали ботинки: матросы и морпехи высыпали на верхние палубы своих кораблей в ответ на этот раскатистый призыв, а затем шестерых мужчин в сутанах священников, отмеченных знаком ордена Шуляра с пурпурным мечом и пламенем, потащили через палубу к ожидающим петлям.

— Милорд…! — начал было Лакир, но Каменный Пик махнул правой рукой. Жест был острым, резким, первым по-настоящему гневным жестом, который Лакир увидел у черисийца, и он обезглавил его зарождающийся протест так же чисто, как любой меч.

— Нет, сэр Вик, — сурово ответил Каменный Пик. — Это остальная часть послания моего Императора — не только Королю Жамису, но и тем ублюдкам в Зионе. Мы знаем, кто спровоцировал эту бойню, и мы знаем, кто отдал приказ, зная, что его приспешники сделают именно то, что они на самом деле сделали. И те, кто убивает черисийских подданных, ответят перед черисийским правосудием… кем бы они ни были.

Лакир с трудом сглотнул, чувствуя, как пот внезапно выступил у него на лбу.

«Я никогда не мог представить себе такого даже в бреду», — подумал он. — «Мне бы это даже в голову прийти не могло! Эти люди — священники… рукоположенные священники, слуги Матери-Церкви! Они просто не могут…»

Но черисийцы не только могли, они действительно делали это. И, несмотря на весь свой ужас от нечестивости того, что происходило, часть сэра Вика Лакира обнаружила, что он не может винить их за это.

Среди заключённых он увидел отца Стивина Грейвира, интенданта епископа Эрниста Джинкинса, старшего священника Управления Инквизиции в Фирейде. Лицо Грейвира побелело, он выглядел ошеломлённым и… испуганным. Его руки были связаны за спиной, как и у остальных пяти инквизиторов, и его плечи были скручены от напряжения, так как запястья боролись с узами. Казалось, он почти не осознавал своей борьбы с верёвками, так как его взгляд прилип к ожидающей петле, и он двигался, словно человек, попавший в ловушку в недрах кошмара.

«Он никогда не думал, что может дойти до этого», — понял Лакир, и внутри него промелькнула ещё одна эмоция. Он всё ещё был слишком ошеломлён, чтобы ясно мыслить, но если бы это было не так, то он, возможно, был бы потрясён, осознав, что по крайней мере часть того, что он чувствовал, было именно… удовлетворением.

Грейвир был не единственным инквизитором, который, казалось, даже сейчас не мог поверить, что это могло произойти с ними. Один из них бормотал протесты и сопротивлялся куда более отчаянно, чем Грейвир, пытаясь вырваться из железной хватки морпехов, которые с каменными лицами тащили его к ожидающей верёвке. И пока Лакир смотрел на невероятные события, разворачивающиеся перед ним, он услышал грохот других барабанов, доносящихся с других кораблей.

Он оторвал взгляд от происходящего на палубе «Разрушителя», и его лицо напряглось, когда он увидел ещё больше верёвок, свисающих с рей других кораблей. Он даже не пытался их сосчитать. В любом случае, его потрясённый разум, вероятно, не справился бы с этой задачей.

— Мы опросили всех выживших, прежде чем мой Император отдал нам свои приказы, сэр Вик, — сказал Каменный Пик, и его резкий голос рывком вернул внимание Лакира обратно к нему. — Ещё до того, как мы отплыли в Фирейд, мы знали, чьи голоса кричали «Святой Лангхорн и никакой пощады!», когда ваши люди поднялись на борт кораблей, принадлежащие нашим людям. Но мы не полагались исключительно на эти показания, когда искали виновных. Грейвиру даже в голову не приходило, что кто-то ещё, кто-то за пределами самого Управления Инквизиции, может прочесть архив его секретных документов. К несчастью для него, он ошибался. Эти люди были осуждены не на основании показаний какого-либо черисийца, а на основании их собственных письменных заявлений и отчётов. Заявлений и отчётов, в которых они с гордостью сообщали и хвастались с каким рвением они призывали ваши войска «Убивать еретиков!».

Глаза черисийца были холоднее северного льда, и Лакир почти физически ощущал его ярость… и железную волю, которая эту ярость сдерживала и контролировала.

— Копии этих сообщений и отчётов будут предоставлены королю Жамису… и Совету Викариев в Зионе, — холодно продолжил Каменный Пик. — Оригиналы вернутся в Теллесберг вместе со мной, чтобы мы могли быть уверены, что они не исчезнут таинственным образом, но король Жамис получит копии личного архива документов Грейвира. Что он с ними сделает — опубликует ли для всеобщего ознакомления, уничтожит или передаст обратно Клинтану — это его дело, его решение. Но что бы он ни сделал, мы ничего не будем делать в темноте, в тайне от людских глаз. Мы, всенепременно, опубликуем доказательства, и в отличие от мужчин, женщин — и детей — которых они убили, сэр Вик, каждый из этих людей получил право обратиться к священнику после того, как был приговорён. И в отличие от детей, которые были зарублены здесь, на своих собственных кораблях, вместе со своими родителями, среди них нет ни одного, кто не понимал бы точно, почему его собираются повесить.

Лакир с трудом сглотнул, и Каменный Пик мотнул головой в направлении Грейвира.

— Веками Инквизиция отмеряла церковное наказание. Возможно, когда-то это наказание было истинным правосудием. Но это время прошло, сэр Вик. Богу не требуется дикость, чтобы показать Своему народу, чего Он хочет от него, и эти люди — и им подобные — слишком долго прятались за Его спиной. Использовали Его, чтобы оградить себя от последствий собственных чудовищных деяний. Они использовали свои посты и свою власть не для служения Богу, и даже не Божьей Церкви, а для служения таким мерзким и продажным людям, как викарий Жаспер. Теперь пришло время им, и всем им подобным, обнаружить, что облачениям, которые они запятнали, больше не будет позволено защищать убийц и мучителей от правосудия. Эти люди и представить не могли, что могут быть казнены за совершенные ими преступления. Скоро они это представят… и, возможно, по крайней мере некоторые из их коллег-инквизиторов будут достаточно мудры, чтобы научиться чему-то на их примере.

Лакир пристально посмотрел на него, а затем откашлялся.

— Милорд, — сказал он хрипло, — подумайте, прежде вы сделаете это!

— О, уверяю вас, я думал, долго и упорно, — сказал Каменный Пик, и его голос был таким же непреклонным, как и его титул. — И мой Император, и моя Императрица тоже.

— Но если вы сделаете это, Церковь…

— Сэр Вик, «Церковь» стояла в стороне и наблюдала, как «Группа Четырёх» планировала убийство всего моего королевства. «Церковь» позволила управлять собой таким людям, как Жаспер Клинтан. «Церковь» стала истинным слугой тьмы в этом мире, и где-то глубоко внутри, всё её духовенство должно это знать. Ну, как мы знаем это. В отличие от «Церкви», мы будем казнить только виновных, и в отличие от Инквизиции, мы отказываемся пытать во имя Бога, силой вырывая признания у невинных. Но виновных мы будем казнить, начиная отсюда. Начиная с этого момента.

Лакир начал говорить что-то ещё, но затем закрыл рот.

«Он не собирается менять своё мнение», — подумал дельфиракец. — «Не больше, чем я, если бы я получил приказ моего короля. И», — неохотно признал он, — «не то, чтобы Мать-Церковь уже не объявила себя врагом Черис. И он не ошибается насчёт вины этих людей».

Спазм чего-то очень похожего на ужас пронзил Лакира вслед за этой последней мыслью, но он не мог не думать об этом. Она эхом отозвалась где-то глубоко внутри него, резонируя с его собственным гневом, его собственным отвращением, когда Грейвир и его товарищи-шуляриты превратили то, что должно — могло — было быть бескровной конфискацией черисийских торговцев здесь, в Фирейде, в кровавую бойню.

«Возможно», — сказал тоненький голосок в затенённом безмолвии его сердца, — «действительно пришло время привлечь к ответственности тех, кто совершает убийства во имя Церкви».

Это была самая страшная мысль из всех, ибо она была чревата ужасными последствиями других мыслей, других решений, маячивших не только перед сэром Виком Лакиром, но и перед каждым живущим на свете мужчиной и женщиной. Когда он увидел, как петли были надеты на шеи сопротивляющихся людей, стоящих на верхней палубе КЕВ «Разрушитель», он понял, что видит семя, из которого могут прорасти все остальные мысли и решения. Эти казни были объявлением о том, что люди будут отвечать, как люди за свои действия, что тем, кто призывал к убийству, кто пытал и сжигал во «имя Бога», больше не будет позволено скрываться за своим статусом священника. Это и была настоящая латная перчатка, которую Черисийская Империя решила бросить к ногам Церкви Господа Ожидающего.

Последняя петля обвилась вокруг шеи последнего осуждённого и затянулась. Двое священников на палубе «Разрушителя» отчаянно метались из стороны в сторону, словно надеялись каким-то образом освободиться от своих грубых пеньковых удавок, и потребовалось по паре морских пехотинцев на каждого, чтобы удержать их на ногах, когда барабаны издали последний громовой рёв и наконец смолкли.



Лакир услышал, как один из осуждённых инквизиторов всё ещё что-то бормотал, умоляя, но большинство других стояли молча, как будто они больше не могли говорить, или как будто они наконец поняли, что ничто из того, что они могли бы сказать, не могло изменить того, что должно было произойти.

Барон Каменного Пика смотрел на них с кормовой палубы «Разрушителя», и его лицо было твёрдым, а глаза мрачными.

— Вы обвиняетесь на основании ваши собственных слов, ваших собственных письменных отчётов и сообщений, в подстрекательстве к убийству мужчин… женщин и детей. Бог знает, даже если мы не знаем, какие ещё злодеяния вы могли совершить, сколько ещё крови могло запятнать ваши руки, на службе этому человекообразному развращению, которое носит мантию Великого Инквизитора. Но вы сами признали себя виновными в тех убийствах, которые совершили здесь, и этого более чем достаточно.

— Богохульник! — закричал Грейвир, и в его голосе смешались ярость и страх. — Ты и вся твоя поганая «империя» будете вечно гореть в Аду за то, что пролили кровь священников самого Господа!

— Кто-то может гореть в Аду за пролитие невинной крови, — холодно сказал Каменный Пик. — Что касается меня, то я предстану перед Божьим судом, не боясь, что кровь на моих руках обличит меня в Его глазах. Можешь ли ты сказать то же самое, «священник»?

— Да! — «Голос Грейвира был полон страсти, но в нём, в тембре его голоса, было скрыто что-то ещё», — подумал Лакир. — «Нотка страха, дрожь перед чем-то большим, чем ужас надвигающейся смерти. По крайней мере, какой-то лёгкий проблеск… неуверенности, от того, что он оказался на пороге смерти. Что он и другие инквизиторы обнаружат, когда столкнутся лицом к лицу с жертвами Инквизиции»?

— Тогда желаю тебе получить удовольствие от твоей уверенности, — твёрдым как железо голосом сказал Грейвиру Каменный Пик и резко кивнул матросам, которые следили за концами верёвок.

— Привести приговор в исполнение, — сказал он.

.II. Каюта Мерлина Атравеса, КЕВ «Императрица Черисийская», Чизхольмское море

«Сержант Сихемпер — прирождённый стрелок», — решил Мерлин Атравес, наблюдая как личный оруженосец императрицы Шарлиен тренируется в стрельбе из пистолета.

«Так же, как», — подумал он иронично, — «и сама Шарлиен! Что не очень-то по-женски с её стороны, я полагаю». — Он беззвучно рассмеялся. — «С другой стороны у этой леди есть свой собственный стиль, не так ли»?

Если бы кто-нибудь случайно заглянул в маленькую, тесную каюту Мерлина на борту КЕВ «Императрица Черисийская», он, несомненно, решил бы, что Мерлин спит. В конце концов, на борту флагмана флота прошло уже два часа после захода солнца, хотя дома, в Теллесберге, оставалось ещё несколько часов светлого времени суток. Возможно, это было немного рано, но капитан Атравес нёс утреннюю вахту за спиной императора Кайлеба, так что для него было разумным лечь спать как можно раньше, и в данный момент он лежал, вытянувшись в похожей на ящик койке, подвешенной к потолку, мягко покачиваясь в такт движению корабля, с закрытыми глазами, глубоко и ровно дыша. За исключением, конечно, того, что, как бы это ни выглядело, на самом деле он вообще не дышал. Личность, известная как Мерлин Атравес, не делала этого последние примерно девятьсот лет. Мёртвые женщины, в конце концов, так не делают, и ПИКА не нужно было делать ничего подобного.

«У меня нет реальной необходимости притворяться спящим — или дышать, если уж на то пошло», — подумал он. Вряд ли кто-то мог ворваться к личному оруженосцу императора Кайлеба в свободное от службы время, и даже если бы кто-то это сделал, рефлексы Мерлина были столь же нечеловечески быстрыми, как и его слух — нечеловечески острым. У того, чьи «нервные импульсы» двигались в сотни раз быстрее, чем у любого живого человека, было достаточно времени, чтобы закрыть глаза и снова начать «дышать». Но у Мерлина не было ни малейшего желания быть небрежным в мелочах. О сейджине Мерлине и его способностях и так уже ходило достаточно много странных историй.

Конечно, даже самая странная история была далека от реальности, и он планировал поддерживать это в таком виде как можно дольше. А это означало вечность, если бы только он смог это сделать. Именно по этой причине он с самого начала решил принять облик сейджина, одного из воинов-монахов, которые появлялись и исчезали на страницах легенд здесь, на планете Сэйфхолд. Считалось, что сейджины обладают столь многими чудесными способностями, что почти всё, что делал Мерлин, можно было объяснить правильным взмахом руки.

«Во всяком случае, при условии, что те, кто машут руками, смогут сохранять невозмутимое выражение лица в процессе этого», — напомнил он себе.

До сих пор крошечной горстке людей, знавших правду о Мерлине, удавалось делать именно это, чему… несомненно, способствовал тот факт, что правда была бы ещё более невероятной. Объяснять, что он сейджин, было намного проще, чем объяснять планете, систематически подвергаемой идеологическому навязыванию антитехнологического мышления, что он был Персонально-Интегрированным Кибернетическим Аватаром молодой женщины по имени Нимуэ Албан, которая родилась на планете под названием Земля… и была мертва вот уже почти тысячу лет. Слишком часто Мерлин обнаруживал, что ему достаточно трудно разобраться в этой конкретной концепции.

Его искусственное тело, со всеми этими волоконно-оптическими «нервами» и синтетическими «мышцами», теперь было домом для воспоминаний, надежд, мечтаний… и обязанностей Нимуэ. Поскольку эти «обязанности» включали в себя разрушение антитехнологической удавки, наброшенной Церковью Господа Ожидающего на Сэйфхолд, восстановление технологического общества, от которого отказались тысячу лет назад во имя выживания, и подготовку последней во всей Вселенной планеты человеческих созданий к неизбежному моменту, когда она вновь встретится с расой, которая была на волосок близка к уничтожению человечества, когда они встретились в первый раз, возможно, было к счастью, что ПИКА был практически неразрушимым и потенциально бессмертным.

«Так же, к счастью, не более двадцати пяти человек во всём мире знали всю правду о том, кем — и чем — был Мерлин и какова его истинная миссия здесь, на Сэйфхолде», — подумал он и мысленно нахмурился. Все эти двадцать пять человек оказались мужчинами, и, наблюдая за тем, как личный отряд императрицы Шарлиен из Черисийской Императорской Гвардии уверенно пробивает пулями свои мишени на дворцовом стрельбище, он ещё раз убедился в полном согласии с Кайлебом, что по крайней мере одна женщина должна была знать правду. К сожалению, решать, кто должен быть допущен к полной правде о присутствии человечества здесь, на Сэйфхолде — и о Мерлине — было не только их делом. Если бы это было так, Шарлиен пополнила бы ряды тех, кто знал оба этих секрета задолго до того, как Кайлеб отплыл из Черис с флотом вторжения, направлявшимся к Лиге Корисанда.

«Ты не можешь иметь всё, Мерлин», — снова напомнил он себе. — «И рано или поздно Мейкелу удастся убедить остальное Братство Святого Жерно. Конечно, кто только будет объясняться с ней, учитывая, что Кайлеб — и ты — находитесь почти за девять или десять тысяч миль оттуда — это интересный вопрос, не так ли?»

Сам Мерлин придерживался мнения, что архиепископу Мейкелу Стейнейру, духовному главе раскольнической Церкви Черис, вряд ли удастся убедить своих более упрямых братьев в ближайшее время. «Капитан Атравес» полностью разделял их опасения, но оставлять Шарлиен в неведении было, мягко говоря, недальновидно. На самом деле, слово «глупый» звучало для него довольно убедительно всякий раз, когда он размышлял о нерешительности братьев. Шарлиен была слишком умной и способной, чтобы оставаться в стороне. Даже не имея полной информации, она уже продемонстрировала насколько опасно эффективной она может быть против врагов Черис. С этими же знаниями она могла бы стать ещё более смертоносной.

«Что даже не учитывает тот незначительный факт, что она жена Кайлеба, не так ли?» — Мерлин поморщился за спокойным фасадом своего «спящего» лица. — «Неудивительно, что Кайлеб достаточно безумен, чтобы грызть железо и плеваться гвоздями! Было бы достаточно плохо, если бы он не любил её, но он её любит. И даже на самом прожжённом, прагматичном уровне он всё ещё прав. Она имеет право знать. На самом деле, учитывая риски и врагов, которых она получила в борьбе ради справедливости и правды, на всей этой планете нет никого — включая самого Кайлеба — кто не имел бы больше прав! И если бы я был ею, я бы разозлился, когда наконец узнал бы, что советники моего мужа скрывали от меня.»

К несчастью, подумал он, возвращая своё внимание к изображениям тренирующихся гвардейцев, передаваемым через одну из его тщательно спрятанных разведывательных платформ, это был единственный мост, с которым им не оставалось ничего другого, как пересечь, когда они доберутся до него. Всё, что он мог сейчас сделать, это надеяться на лучшее… и получить некоторое утешение от очевидной эффективности взвода её охраны. Они потеряли бы шанс объяснить ей что-либо, если кто-то из сумасшедших, которые уже пытались убить архиепископа Мейкела в его собственном соборе, сумеют убить её. А учитывая тот факт, что даже при всех преимуществах разведывательных возможностей Мерлина он всё ещё не мог определить, действовали ли эти убийцы сами по себе, или насколько большой могла быть любая поддерживающая их организация, капитан Атравес был восхищён доказательством компетентности сержанта Сихемпера. Он предпочёл бы находиться достаточно близко, чтобы защищать Шарлиен самому, но даже он не мог находиться в двух местах одновременно, а за Кайлебом тоже нужно было присматривать. И раз уж он не мог быть там лично, Сихемпер был, как минимум, удовлетворительной заменой.

Пока Мерлин наблюдал, сержант закончил перезаряжать свой двуствольный кремневый пистолет, взвёл и зарядил оба замка, встал в стойку с хватом оружия двумя руками, которую ввёл Мерлин, и добавил ещё два лепестка к неровному цветку пулевых отверстий, которые он проделал в голове силуэта цели. Он стрелял с расстояния в двадцать пять ярдов, и максимальный разброс выпущенных им выстрелов составлял не более шести дюймов. Для человека, который никогда не стрелял из пистолета меньше четырёх месяцев назад, это было замечательное достижение, особенно для оружия с кремневым замком, которое он должен был перезаряжать после каждой пары выстрелов. Конечно, Мерлин мог бы стрелять с гораздо меньшим разбросом выстрелов, но Нимуэ не была способна на это, пока была жива. Конечно, как Мерлин, он имел определённые преимущества, которых не хватало Сихемперу — или любому другому смертному человеку.

Сержант стрелял почти так же хорошо, как из ружья, хотя было совершенно очевидно, что с пистолетом он чувствует себя гораздо увереннее. И хотя остальные гвардейцы Шарлиен не дотягивали до уровня Сихемпера, все они стали отличными стрелками. Как и сама императрица.

Мерлин никогда не сомневался, что немало мужчин на Сэйфхолде сочли бы интерес Шарлиен к огнестрельному оружию явно неподобающим для должным образом воспитанной молодой женщины благородного происхождения. В конце концов, оно было шумным, дымным, грязным, вонючим и опасным. Как любое оружие, использующее дымный порох, оно производило огромное количество дыма, не говоря уже о том, как покрывало копотью руки — и лица — всех, кто находился поблизости. И, кроме того, стрельба по мишеням — или даже в других людей — была именной той вещью, для чего императрица имела гвардейцев.

К несчастью для этих шовинистических зануд, Шарлиен Тейт Армак любила оружие. Отдача у винтовок гвардейцев была, несомненно, жёсткой, а стандартные пистолеты были слишком большими и тяжёлыми для её тонких рук, чтобы ими было удобно управляться. Но Сихемпер и капитан Уиллис Гейрат, официальный командир её отряда гвардейцев, знали её с тех пор, как она была властительным ребёнком-королевой. Они точно знали, каким «стихийным бедствием» она была. Когда она выразила желание приобрести оружие большего размера для её не совсем миниатюрной фигуры, они быстро заказали именно то, что нужно. Кроме того, Мерлин подозревал, что мысль о том, что их подопечная стреляет значительно лучше, чем подавляющее большинство её гвардейцев, казалась им довольно утешительной.

Он определённо находил её таковой.

Поэтому он потратил ещё несколько минут, наблюдая через дистанционные камеры, как Шарлиен методично расстреливает свой собственный силуэт.

«Ей нужно будет принять ванну перед вечерним заседанием Совета», — подумал он, усмехнувшись про себя и наблюдая, как она вытирает пот, размазывая пороховую пыль себе по лбу. — «И когда она сядет рядом с советниками, ни один из них не поверит в то, что она может выглядеть так, как сейчас!»

Он улыбнулся, смотря, как её гвардейцы наблюдают, как точно она стреляет с очевидной, собственнической гордостью, а затем с сожалением переключил своё внимание на другие вещи. Он всё ещё немного удивлялся тому, как тоскует по Теллесбергу, хотя город был его домом менее трёх лет. На самом деле это было намного дольше, чем Нимуэ Албан жила в каком-либо одном месте с того дня, как она окончила Военно-Морскую Академию на старой Земле, и до дня её смерти. Кроме того, дом — это место, где живут люди, о которых кто-то заботится.

К несчастью, Мерлин уже обнаружил, что никто — даже ПИКА, который мог (по крайней мере, теоретически) бесконечно долго обходиться без сна — не мог уследить за всем, чем он должен был уследить. Ему нужно было знать, что происходит в Теллесберге, и, если говорить про него лично, он нуждался в том, чтобы время от времени присматривать за людьми, которых они с Кайлебом оставили после отплытия. И всё же он не мог позволить себе тратить на это слишком много времени, как бы соблазнительно это ни было.

— Сыч, у тебя есть сводка по Чизхольму? — спросил он через встроенный коммуникатор, даже не шевеля губами.

— Да, лейтенант-коммандер, — ответил искусственный интеллект, находящийся в «Пещере Нимуэ» — далёкой пещере, где ПИКА Нимуэ был спрятан много веков.

— Тогда, полагаю, мне стоит взглянуть на неё, не так ли? — вздохнул Мерлин.

— Да, лейтенант-коммандер, — послушно ответил Сыч.

— Ну, давай, начинай передачу.

— Да, лейтенант-коммандер.

.III. Дом Квентин, Город Сиддар, Республика Сиддармарк

— Кажется, все здесь, джентльмены. Садитесь, пожалуйста.

Полдюжины мужчин в небольшой столовой как один подняли головы, когда её хозяин вошёл через дорогую, обшитую панелями дверь, и улыбнулся им. Отсутствие ответных улыбок было примечательно.

Если безукоризненно ухоженный седовласый мужчина и был встревожен напряжённым выражением лиц своих гостей, он не позволил даже намёку на это отразиться у себя на лице. Он просто шагнул вперёд с уверенностью, которая соответствовала его возрасту и положению в деловом сообществе Сиддармарка.

Его звали Тиман Квентин, и он, вероятно, был самым богатым частным лицом во всей Республике Сиддармарк. В свои семьдесят три года (шестьдесят шесть по времени Старой Земли, хотя никто в Сиддармарке даже не подозревал, что место под названием «Старая Земля» вообще когда-то существовало) он оставался энергичным и деятельным. Говорили, и не без оснований, что во всём Сиддармарке не было ни одной деловой сделки, в которой не принимал бы участия Квентин, а Тиман был признанным патриархом фамильного дела, охватывающего весь мир. Он был одним из приближённых Лорда-Протектора и финансовым советником герцогов, князей, королей и викариев. Он знал всех и вся, и за всю жизнь приобрёл репутацию человека, чьему слову можно доверять и чьей вражды следует опасаться.

Когда Тиман Квентин прислал приглашение на ужин, оно было принято. Несмотря на то, что некоторые из тех, кто был в списке гостей, были в высшей степени обеспокоены тем, что он мог иметь в виду. Приглашённые на этот вечер имели веские подозрения о причине, по которой их собрали вместе, и всё то время, пока они ожидали когда станет ясно верны ли их подозрения, в воздухе витала общая нервозность.

— Спасибо вам всем за то, что пришли, — сказал Квентин так, словно существовала хоть малейшая вероятность того, что они могут не прийти. — Я уверен, что в наше время неопределённости, каждый из нас может оценить необходимость того, чтобы люди доброй воли протягивали друг другу руку дружбы, — продолжил он. — Особенно, когда благополучие стольких других людей зависит от решений, которые эти люди доброй воли принимают.

Уровень напряжение немного вырос, и он улыбнулся так, будто почувствовал их усиливающуюся тревогу и это его позабавило.

— Я совершенно уверен, что все мы знаем друг друга, — сказал он, усаживаясь во главе стола. — Поэтому, в данном случае, я не вижу особой необходимости в представлениях.

Одна или две головы кивнули, соглашаясь. Большинство из них действительно знали друг друга, но определённо были времена, когда официальная «анонимность» была весьма желательна.

— Я сразу перейду к делу, джентльмены, — продолжил Квентин. — Я пригласил вас сюда не только потому что являюсь старшим акционером дома Квентин, но и как заинтересованный гражданин Республики. У меня, конечно, есть свои собственные вопросы, вызывающие озабоченность, но я также получаю определённые тревожные заявления от других граждан, как внутри правительства, так и вне его. Очевидно, что эта обеспокоенность была выражена в разговоре одного частного лица с другим частным лицом, поэтому, пожалуйста, не совершайте ошибки, предполагая, что эта встреча опирается на… печать одобрения какого-либо конкретного должностного лица, так сказать.

На этот раз никто не потрудился кивнуть. Несмотря на любые оговорки, которые он мог бы озвучить для протокола, Тиман Квентин не упоминал о контактах с кем-либо «внутри и вне правительства», если только он, на самом деле, не выступал от имени этого правительства. Или, по крайней мере, тех, кто имеет в нём очень сильные интересы. А учитывая его тесные личные отношения с Лордом-Протектором, шансов на то, что он даже подумает о том, чтобы действовать вопреки явно выраженным желаниям Грейгора Стонера, практически не было.

Единственный вопрос, который занимал умы его гостей, заключался не в том, что Лорд-Протектор использовал его в качестве конфиденциального канала коммуникации, а скорее в том, что именно Стонер хотел им сказать.

— Недавние события, как здесь, в Республике, так и в других местах, — продолжил Квентин спустя мгновение, — привели к чрезвычайным потрясениям в бизнесе и финансах. Я уверен, что все вы ощутили некоторые из тех потрясений, о которых я говорю. И, уверен, как и я, вы глубоко огорчены открытым расколом между Королевством Черис — простите, Империей Черис — и Рыцарями Храмовых Земель. Во времена, изобилующие такой неопределённостью, неизбежно, что произойдёт падение рынков, торговля будет нарушена, а некоторые из предприятий потерпят крах, с катастрофическими последствиями не только для их владельцев и акционеров, но и для тех, кто зависит от них, как от средства к существованию.

— Хотя я уверен, что никто из нас не станет оспаривать право Рыцарей Храмовых Земель формулировать свою собственную внешнюю политику так, как они считают нужным, или оспаривать волю Великого Инквизитора, когда он действует, чтобы защитить всех нас от потенциальной ереси и духовной скверны, мы, возможно, осознаём определённые последствия тех решений, которые не приходили в голову тем, кому поручено их принимать. В частности, решение запретить всем торговым судам под черисийским флагом заходить в порты Республики — и, если уж на то пошло, в любой другой материковый порт — уже приводит к проблемам в бизнесе. На данный момент это в значительной степени связано с эффектом паники, но последствия — конечные последствия — будут чрезвычайно существенными. Волны от дополнительных проблем будет распространяться от них дальше и дальше, пересекаясь друг с другом, с потенциально катастрофическими последствиями, которые не будут знать преград в виде флагов или границ.

Он сделал паузу, в течение которой четверо его гостей очень осторожно не смотрели на двух других. Молчание длилось несколько минут, а затем один из мужчин, на которого никто больше не смотрел, прочистил горло.

— Без сомнения, ваш анализ так же точен и уместен, как и всегда, мастер Квентин, — сказал он с ярко выраженным черисийским акцентом. — И я надеюсь, вы простите меня, если вам покажется, что я забегаю вперёд событий, или даже вкладываю слова в ваши уста. Но можем мы предположить, что одна из причин вашего приглашения на сегодняшний вечер состоит в том, чтобы обсудить способы, как последствия этих злополучных волн могут быть… смягчены?

– В некотором смысле, так и есть, — ответил Квентин. Затем он откинулся на спинку стула, сложил руки перед собой на столе и почти капризно улыбнулся. — Очевидно, что духовное благополучие церковной паствы должно быть первейшей заботой и обязанностью Великого Инквизитора. Никто не может оспорить этого факта. Тем не менее, в истории Рыцарей Храмовых Земель… бывали случаи, когда их политика требовала интерполяции теми, кто находится за пределами Храмовых Земель, если их истинные цели должны быть достигнуты. Некоторые люди, с которыми я разговаривал за последние несколько пятидневок, придерживаются мнения, что, по крайней мере, возможно, это как раз один из таких случаев.

— В каком смысле, мастер Квентин? — настороженным тоном спросил один из его гостей.

— Кажется очевидным, что цель Великого Инквизитора — свести к минимуму контакт между потенциальными вероотступниками-черисийцами и гражданами Республики, — спокойно сказал Квентин. — Вряд ли можно сделать какой-либо иной вывод из его директив, не говоря уже о его прямых указаниях Лорду-Протектору и другим главам основных материковых государств. Однако, возможность того, что последствия его директив вполне могут превзойти его намерения, явно существует. Мне пришло в голову, что, возможно, для тех из нас, кто глубоко вовлечён в международную торговлю и инвестиции, было бы уместно рассмотреть способы минимизации некоторых из этих непредвиденных последствий.

— Например, Великий Инквизитор специально распорядился, чтобы наши порты были закрыты для всех и любых судов под черисийским флагом. Я уверен, что никто из нас даже не подумал бы противопоставить свою волю приказам Великого Инквизитора. Однако его директивы касаются именно того государства, где зарегистрирован корабль; в них не было ничего, что относилось бы к тому, где корабль мог быть построен, или даже к тому, откуда мог быть взят его груз. — Он благожелательно улыбнулся своим слушателям. — Мой собственный Дом недавно подписал долгосрочный договор на аренду, по которому мы получили во владение несколько дюжин торговых судов черисийской постройки. Поскольку договор является арендой с правом выкупа[2], очевидно, что в наших интересах обезопасить наше право распоряжаться этими судами, особенно в наше неспокойное время. Поэтому, их регистрация была перенесена из тех королевств, в которых они были построены, в Республику, где находятся их нынешние владельцы.

Глаза сидевших вокруг стола сузились, пока они переваривали услышанное. Действительно, приказ Великого Инквизитора предусматривал конфискацию судов, принадлежащих черисийцам. Но если корабли больше не были зарегистрированы в Черис, и если их владельцы больше не были черисийскими подданными, тогда буква приказов викария Жаспера была больше не применима. Тем не менее…

— Вы обсуждали эту «аренду с выкупом» с канцелярией Канцлера? — медленно спросил гость с черисийским акцентом.

— Не было никакой необходимости вовлекать Канцлера в такие рутинные операции, — спокойно сказал Квентин. — Однако очевидно, что его ведомство осведомлено о них, поскольку оно самым благоприятным образом и оперативно откликнулось на наши просьбы ускорить регистрацию передачи права собственности.

— Понимаю.

Черисиец и прочие, сидевшие вокруг стола, некоторое время переваривали услышанное. Учитывая тот факт, что сами корабли были бы бесполезны без экипажей, а также тот факт, что торговый флот у Сиддармарка практически отсутствовал, возник довольно деликатный вопрос. Через несколько секунд ещё один из гостей кашлянул.

— Я вполне могу оценить, как далеко могут зайти описанные вами сделки в направлении удовлетворения желаний Великого Инквизитора, одновременно обеспечивая необходимую основу для поддержания необходимой торговли. Мои собственные акционеры вполне могли бы быть заинтересованы в участии в подобных сделках, но, увы, у нас нет запаса обученных моряков, из которых можно было бы обеспечить экипажи.

— По правде говоря, с этим и у нас возникли определённые трудности, — сказал Квентин, серьёзно кивая. — Мы решили, что самое простое решение — нанять дополнительных матросов, которые нам нужны. На самом деле продавцы были достаточно любезны, чтобы предоставить нам обученных моряков, в которых мы нуждались. Самым простым решением, на самом деле, было просто нанять перегонные экипажи, которые доставляли суда к нам. Очевидно, что они уже знакомы с этими кораблями, и большинство из них не возражало против плавания под флагами Сиддармарка. В конце концов, один корабль очень похож на другой.

У всех присутствующих брови поползли вверх. Было совершенно ясно, что юридический манёвр, описанный Квентином, был не более чем отпиской. И если это было ясно им, они чувствовали уверенность, что это могло быть ясно и другим. Вероятность того, что Жаспер Клинтан будет… недоволен, когда узнает об этом, казалась значительной, но было очевидно, что на самом деле, в данном случае, Квентин действовал как посланник Лорда-Протектора. И хотя, несомненно, было правдой, что гнев Великого Инквизитора и неодобрение «Рыцарей Храмовых Земель» не были чем-то таким, о чём можно было легко рассуждать, было также верно и то, что Лорд-Протектор был к ним гораздо ближе. С приближением зимы можно было даже предположить, что пройдёт несколько пятидневок, прежде чем кто-нибудь в Зионе узнает об этом конкретном манёвре. И если — или когда — викарий Жаспер узнает об этом, многолетняя политика Церкви не давить на Сиддармарк слишком сильно, несомненно, вступит в игру. Наиболее вероятным негативным исходом было бы вынужденное расторжение «аренды с покупкой», и было весьма вероятно, что дипломаты (и законники) Республики смогут в течение нескольких месяцев скрывать даже это. Месяцев, в течение которых официальные владельцы судов, о которых шла речь, могли бы грести деньги лопатой на рынках, где общее сокращение судоходства могло привести к дефициту и неуклонному росту цен. И если администрация Лорда-Протектора была готова следовать этому соглашению, кто знает, какие ещё соглашения она могла бы одобрить?

Несколько глаз скользнули в сторону, в частности, к одному из гостей. Он не был ни черисийцем, ни сиддармаркцем, а на рукаве его куртки была вышита корона, увенчанная скрещёнными ключами. Корона, о которой шла речь, была оранжевой, а не белой, что означало, что он был старшим судебным приставом у одного из членов Совета Викариев, а не у какого-то скромного архиепископа или епископа. Его присутствие было неожиданным, и далеко не один из присутствующих гостей ожидал услышать, как он денонсирует то, что только что сказал Квентин.

Вместо этого он просто задумчиво нахмурился. Если он и почувствовал направленный на него взгляд, то не подал виду, но через несколько мгновений кивнул.

— Как вы и сказали, мастер Квентин, последствия изгнания принадлежащего черисийцам судоходства уже весьма серьёзны. И, как и большинство людей в этом зале, я отвечаю за то, чтобы служить насущным интересам моих покровителей. Очевидно, что рост цен делает это значительно более сложным. Я совершенно уверен, что мои работодатели хотели бы, чтобы я изучил все возможные пути, с помощью которых можно было бы контролировать эти растущие цены. Я думаю, что ваше соглашение об аренде с выкупом имеет много оснований быть рекомендованным в качестве средства, с помощью которого директивы и намерения Великого Инквизитора могут быть осуществлены без полного краха нашей морской торговли или введения катастрофически высоких цен. На самом деле, мне кажется, что подход к покупке, который вы выбрали, является лишь одним из нескольких возможных вариантов. Например, если вы рассмотрите…

Атмосфера вокруг стола заметно изменилась, когда пристав наклонился вперёд, с сосредоточенным взглядом. Дело есть дело. Они почти физически слышали, как он произносит это, хотя все знали, что он никогда, ни при каких обстоятельствах не признается в этом.

Договорённости, которые они обсуждали, вероятно, не продлятся долго, но они вполне могут продержаться ещё какое-то время. И если Лорд-Протектор останется столь же готовым к поиску… инновационных решений, каким он явно был в этот момент, какая-то новая договорённость, несомненно, будет ждать своего часа, когда Церковь, наконец, соберётся с силами, чтобы отменить это решение.

Что предполагало множество интересных возможностей в будущем…

.IV. Приорат[3]Святого Хэмлина, Город Серейн, Графство Ривермут, Королевство Черис

— Простите, мил… сэр, — сказал довольно просто одетый молодой человек.

Почти столь же просто одетый пожилой человек взглянул на него с укоризненным взглядом, но позволил этой оговорке остаться незамеченной.

На этот раз.

— Да, Алвин? — спросил он вместо этого.

— Здесь посланник из Теллесберга, — сказал ему Алвин Шумей.

— В самом деле? — Пожилой человек, который очень старался напомнить себе, что он больше не епископ Милц Хэлком — по крайней мере, официально — откинулся на спинку стула и изогнул бровь.

— Да, сэр. От… нашего друга в Теллесберге.

Приподнятая бровь Хэлкома волшебным образом разгладилась. По правде говоря, он нашёл немало «друзей» в Теллесберге — даже больше, чем надеялся, после своего поспешного отъезда со своего престола в Ханте. Однако в данный момент существовал только один из них, ради чьих сообщений Шумей прервал бы его. И если его помощнику временами было трудно перебороть привычку обращаться к Хэлкому как к епископу, то он демонстрировал гораздо большую способность к запоминанию правила никогда не упоминать имён без крайней необходимости.

— Понимаю. — Несколько секунд Хэлком задумчиво смотрел на Шумея, потом слегка пожал плечами. — Есть ли что-нибудь, что я должен сделать немедленно, Алвин?

— По правде говоря, нет, сэр, — ответил Шумей. — Я просто подумал, что вы хотели бы знать, что он, кажется, не испытывал никаких чрезмерных трудностей при подготовке того, о чём вы просили его позаботиться.

— Спасибо, Алвин. Это очень хорошие новости.

— Конечно, сэр, — пробормотал Шумей и испарился.

Хэлком некоторое время смотрел ему вслед, затем повернулся к смуглому бородатому человеку в коричневой, отмеченной знаком белой лампы, рясе старшего священника ордена Бе́дард. Это одеяние дополнялось поясом из белой верёвки, который выдавал в нём главу монашеской общины, и этот факт имел большое отношение к присутствию Хэлкома в этом удивительно спартанском кабинете.

— Простите, что прерываю вас, отец Азвальд, — сказал он. — Боюсь, я слишком уж впечатлил Алвина необходимостью быстрой доставки сообщений.

— Пожалуйста, милорд. — Отец Азвальд покачал головой. — Не беспокойтесь об этом. Отец Алвин был с вами в пасти дракона. Если он считает, что вам нужно что-то знать, то я вполне согласен оставить это решение в его руках.

— Спасибо, — сказал Хэлком, стараясь не нахмуриться, когда другой человек использовал его священнический титул.

«На самом деле», — подумал он, — «в данном случае это не так уж и важно». — Отец Азвальд Банар возглавлял приорат Святого Хэмлина, расположенный в городе Серейн, более чем в двухстах пятидесяти милях от Теллесберга. Было маловероятно, что барон Волна Грома, главный шпион Короля — нет, Императора — внедрил кого-то из своих агентов в относительно небольшой приорат так далеко от столицы. И уж тем более не в приорат того же ордена, который «архиепископ Мейкел Стейнейр» называл своим.

Тем не менее, обеспечение надлежащей безопасности было вопросом развития правильных привычек, и, как только что отметил Банар, Хэлком пережил больше, чем несколько пятидневок в пасти дракона в Теллесберге. И как только его дела здесь, в графстве Ривермут, будут завершены, именно туда он и вернётся.

— Хорошо, — сказал он, — вернёмся к нашему прерванному разговору, отче. Я прекрасно понимаю, как вы жаждете нанести удар во имя Бога и Его Церкви, но я очень боюсь, что, как я уже сказал, ваша ценность для Его дела гораздо больше там, где вы уже находитесь.

— Милорд, при всём моём уважении, ни я, ни братья, на которых я обратил ваше внимание, не боимся того, что могут сделать нам отступники-еретики. И тот факт, что мы являемся членами того же ордена, из которого произошёл автор этой мерзости, налагает на нас особую ответственность сделать что-то с этим. Я на самом деле думаю…

— Отче, — прервал его Хэлком, стараясь говорить как можно терпеливее, — у нас есть десница, которая нам нужна. На самом деле, у нас в изобилии добрых и благочестивых людей, готовых исполнять волю Божью, противостоя тому, что вы так справедливо назвали «мерзостью». Что нам нужно больше, чем всё остальное — это сеть поддержки. Сообщество верующих — из тех, кого раскольники так презрительно называют «Храмовыми Лоялистами» — готовая собирать припасы, складировать оружие, предлагать убежище, доставлять сообщения, передавать средства по мере необходимости. Чтобы вы меня полностью поняли — такая сеть нам нужна гораздо больше, чем дополнительные бойцы.

Отец Азвальд не смог скрыть разочарования на своём лице, предполагая, что он действительно пытался это сделать.

«Что же, это очень плохо», — подумал Хэлком, — «потому что всё, что я только что сказал ему — абсолютная, буквальная правда. Хотя я очень надеюсь, что мы сможем привить отцу Азвальду хотя бы элементарное чувство осторожности! Я уверен, что Волна Грома пока не тратит время, глядя в его сторону, но это всегда может измениться, особенно когда мы начнём проводить наши операции используя его монашескую общину».

— Я понимаю, о чём вы говорите, милорд, — сказал Банар после короткой паузы. — И я полагаю, если честно, что не могу спорить с вашей логикой. И всё же я не могу отделаться от ощущения, что «коллега-бедардист» вполне может подобраться достаточно близко к Стейнейру, чтобы уладить дело.

— Дело не в том, чтобы подойти достаточно близко, отче, — ответил Хэлком, и его голос прозвучал намного мрачнее, чем несколько мгновений назад. — Поверьте мне, наши братья подобрались достаточно близко, чтобы выполнить работу достаточно легко. Или они были бы достаточно близко, но не для «сейджина Мерлина».

Епископ оскалил зубы с выражением, которое никто никогда не смог бы спутать с улыбкой.

— Мы в неоплатном долгу перед добрым сейджином, — продолжил он, вспоминая донесения о личном оруженосце императора Кайлеба, балансирующего на перилах королевской ложи в Теллесбергском Соборе, с дымящимися пистолетами в руках, после того как он застрелил трёх добровольцев, которые подобрались действительно близко, чтобы физически наложить руки на богопротивного «архиепископа». — Не будь его, Стейнейр был бы мёртв в эту самую минуту. Придёт время, когда мы и с ним разберёмся, отче.

— Даже до нас дошли слухи о нём, — сказал Банар с обеспокоенным выражением лица. — Кое-что из того, что он должен был сделать, звучит достаточно… невероятно. Невозможно.

— О, я ни на секунду в этом не сомневаюсь, — ответил Хэлком. — Он необычайно ловок с мечом — и, очевидно, с этими «пистолетами», которые изобрели Кайлеб и его дружки — и у него невероятно раздражающая способность находиться в совершенно неподходящем месте в совершенно неподходящее время.

— Возможно ли, что ему… помогают справляться с этим, милорд? — спросил Банар очень осторожным тоном.

— Вы хотите сказать, отче, что он получает помощь от демонов? — спросил Хэлком в ответ и усмехнулся. — Я полагаю, что всё возможно, но я склонен думать, что суеверные люди слишком многое ему приписывают. Большинство «невозможных» поступков, которые он якобы совершил, скорее всего являются плодом чрезмерно активного воображения, чем реальностью! Задушить кракенов голыми руками? В одиночку перебить двести, триста — или даже пятьсот? — корисандийских моряков и морских пехотинцев на борту «Королевской Черис»? — Епископ покачал головой. — Атравес определённо сейджин, отче, и похоже, что нелепые легенды о боевых способностях сейджинов в целом, в конце концов, имеют под собой твёрдую основу истины. Но рано или поздно, он куда-то опоздает, или кто-то сумеет пробить мечом — или арбалетным болтом, или стрелой, или пулей — его защиту, и это будет конец сейджина Мерлина.

— Я уверен, что вы правы, милорд, но всё же…

Банар позволил своему голосу затихнуть, и Хэлком фыркнул.

— В настоящий момент, отче, целям Стейнейра, Кайлеба и их дружков явно подходит… подчёркивать, скажем так, способности и достижения Атравеса. В конце концов, он личный оруженосец Кайлеба. Поощрение людей думать, что он какой-то непогрешимый суперчеловек, вероятно, будет препятствовать прямым покушениям на жизнь Императора. Да и наличие кого-то, способного «чудесным образом» вмешаться и спасти Кайлеба или Стейнейра, это ещё один способ для них притвориться, что Бог действительно благоволит к их отступничеству. В конце концов, разве послал бы Он такого защитника, как «сейджин Мерлин», чтобы присматривать за Кайлебом, или спасти Стейнейра от неминуемой смерти, если бы Он не благоволил им? Так что вряд ли в их интересах преуменьшать его заслуги, не так ли?

— Полагаю, что нет, — с некоторым сомнением произнёс Банар, и Хэлком подавил вздох. Зацикленность настоятеля на явно превосходящих человеческие возможности способностях капитана Мерлина Атравеса только подчёркивала то, что только что сказал Хэлком. Многие из тех, кто поддерживал Кайлеба в его безумном, высокомерном вызове авторитету самого Бога, видели в Атравесе имприматур[4] одобрения Божьего. Было заманчиво воспользоваться беспокойством Банара и ему подобных и назвать Атравеса слугой демонов — или даже самим демоном. Во многих отношениях, это могло быть эффективным инструментом, особенно среди наиболее легковерных и малообразованных людей. Но прошло уже больше семисот лет с тех пор, как кто-то в последний раз видел настоящего демона. Навешивание ярлыков на Атравеса теперь, вероятно, привело бы к потере поддержки среди более образованных и информированных, а, если они собирались успешно бороться с расколом, они не могли позволить себе потерять эту поддержку. Кроме того, необходимо было избежать предоставления пропагандистам отступников возможности для высмеивания «нелепых заявлений» Храмовых Лоялистов, которую предоставили бы такие действия.

«На самом деле, временами я испытываю сильное искушение подписаться под той же точкой зрения», — признался сам себе Хэлком. — «Например, я не собираюсь рассказывать Банару о том, как Мерлин «просто случайно» появился в самый последний момент, чтобы спасти этого ублюдка Маклина от костра, который мы ему устроили. Но если бы он действительно был демоном, то добрался бы туда вовремя, чтобы спасти оставшуюся часть их драгоценного Королевского Колледжа». — Епископ мысленно улыбнулся, вспомнив буквально десятилетия записей, которые сгорели в огне. — «Они никогда не смогут снова собрать всё это вместе, и настоящий демон распознал бы это и добрался бы туда на полчаса раньше или ещё быстрее. И настоящий демон просто устроил бы так, чтобы наших братьев арестовали — или убили — ещё до того, как они подобрались достаточно близко, чтобы нанести удар по Стейнейру. Убийство их тем способом, каким он на самом деле это сделал, было, конечно, впечатляющим, но предоставление нам возможности приблизиться к нему так близко, только доказало насколько глубоко — и целеустремлённо — противостояние их драгоценной «Церкви Черис» на самом деле».

— Поверьте мне, отче, — сказал он вслух, — Бог не допустит никакого вмешательства демонов. Во всяком случае, открытого. Стейнейр прав по крайней мере в одном отношении, гори он в Аду. Бог действительно создал Человека со свободной волей. Это проявление свободной воли людей, которые добровольно приняли зло, с которым мы сталкиваемся, но Бог не позволит демонам открыто вмешиваться на стороне богохульства и ереси. Если бы этот «Мерлин» действительно был демоном, мы бы увидели ангельское вмешательство, чтобы справиться с ним. Книга Чихиро говорит об этом совершенно ясно.

— Да. — Банар заметно оживился. — Да, милорд, это правда. Мне не следовало забывать об этом. Я полагаю, — он почти застенчиво улыбнулся, — что я был так потрясён тем, что происходит, что я начинаю бояться теней.

— Вряд ли вы одиноки в этом, отче, — сухо заметил Хэлком. — С другой стороны, в некотором смысле это только подчёркивает то, что я говорил ранее о нашей потребности в защищённой сети связи. И, честно говоря, в том, что, я полагаю, вы могли бы назвать «явочными домами», где те, кто открыто нападает на силы отступников, могли бы почувствовать себя в безопасности между атаками. Что-то такое, где они смогут собраться и восполнить свою веру и духовную целостность, прежде чем снова пойти на встречу с раскольниками.

— Да. — Банар кивнул, сначала медленно, но с нарастающим энтузиазмом. — Да, милорд, я понимаю. И как бы мне ни хотелось самому нанести один из этих ударов, совершенно очевидно, что мой долг — служить как можно более эффективно. Не говоря уже о том, что, насколько мне известно, вы единственный законный епископ, оставшийся во всём Королевстве. Таким образом, любой человек, истинно преданный Матери-Церкви должен, очевидно, поставить себя под ваше руководство.

— Я верю, что в этой проклятой «Церкви Черис» священнослужителей, которые в глубине души согласятся с вами в этом вопросе найдётся много больше, чем мечтают Кайлеб и Стейнейр, —— жёстко сказал Хэлком. — И то, что они хранят свою веру в тайне, надёжно спрятанной — это хорошо, по крайней мере сейчас.

Банар кивнул, и ноздри Хэлкома раздулись. Затем он слегка встряхнулся.

— Тогда так, отче, — сказал он более оживлённо. — Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, но могу сказать вам, что у нас в Черис есть по крайней мере один или два довольно богатых сторонника. Некоторые из них готовы поставить это богатство на службу Храмовым Лоялистам. Очевидно, мы не можем допустить, чтобы кто-то из них внёс слишком большой вклад.

Банар выглядел немного смущённым, и Хэлком покачал головой.

— Подумайте об этом, отче, — терпеливо сказал он. — Маловероятно, что кто-то вроде Волны Грома не составляет список людей — особенно богатых или влиятельных — которых он мог бы заподозрить в симпатиях к Храму. Если значительный процент богатств одного из этих богатых подозреваемых внезапно исчезнет, это вызовет всевозможные тревожные звоночки в мозгу Волны Грома. Поэтому очень важно, чтобы любой вклад в наше дело был тщательно скрыт и не настолько велик, чтобы явно повлиять на богатство жертвователя.

Банар снова закивал, а Хэлком откинулся на спинку стула и поднял обе руки ладонями кверху.

— К счастью, мне удалось установить контакт с несколькими людьми — некоторые из них в Теллесберге, некоторые нет — которые готовы направлять «благотворительные пожертвования» через различные конвенты и монастыри в наши руки. Это, честно говоря, было бы величайшей услугой, которую Святой Хэмлин мог бы оказать нашему делу в настоящее время.

Никто на Сэйфхолде ещё не изобрёл заново термин «отмывание денег», но Хэлком знал основы этой практики назубок.

— Конечно! — быстро сказал Банар.

— Подумайте хорошо, отче, — предостерёг Хэлком. — Вероятность того, что рано или поздно Волна Грома или один из его шпионов найдёт что-то, что может привести его к вам, определённо существует. И несмотря на всё ханжеское отрицание Кайлебом «репрессивных мер», он также ясно дал понять, что любой, кто встанет на путь поддержки вооружённого сопротивления Короне или коррумпированному режиму Стейнейра в Церкви, столкнётся с самыми суровыми наказаниями.

— Я не в восторге от идеи мученичества, милорд, — мрачно ответил Банар. — Но, впрочем, и не боюсь этого. Если Бог пожелает, чтобы я умер, выполняя Его работу, тогда я буду благословлён больше всех других людей.

— Истинно так, отче, — тихо сказал Хэлком, его глаза потеплели. — Это истинная правда. На самом деле, именно вера в это позволяет мне вернуться в «пасть дракона», как вы выразились. И рано или поздно Кайлеб и Стейнейр — и, да, даже сейджин Мерлин — обнаружат, что никто не может окончательно победить людей, которые помнят об этом. И когда они обнаружат это, они также обнаружат, что отчитываются перед Богом и Лангхорном, и это, отец Азвальд, то, что им не понравится.

Загрузка...