Муха и сбежавшая мумия

Глава XII БОБА СТАНОВИТСЯ МУМИЕЙ

Пора снова появиться на этих страницах проводнику четвертого вагона Бобе Балабанову.

Его воровская роль в нашей повести еще не кончилась, хотя Маша узнает об этом гораздо позже.

Боба не помнил взрыва. Захлебываясь побежавшими от счастья слюнями, он раскрыл миллионерский кейс… Какие-то винтики, пакетики, толстая книжка… А ДОЛЛАРЫ ГДЕ?! В Бобином воображении кейс был наполнен тугими пачками «зеленых». Он уже мысленно сосчитал их: два ряда по шесть пачек, в каждой сто купюр по сто долларов — сто двадцать тысяч! Жалко, что кейс тонкий, второй слой не поместится, а то бы вышло почти четверть миллиона. Но уж сто двадцать тысяч Боба считал своими. И вдруг — обман!

Если бы тогда в купе проводника ворвался Темирханов, Боба загрыз бы его и проглотил, не разжевывая. Миллионер называется! Крохобор! Помоечник! Набил кейс дрянью и сидел, к сердцу прижимал!

В ярости Боба схватил книжку, собираясь запустить ее в окно, и вдруг стало темно и очень больно. С перепугу он шарахнулся и, кажется, вышиб дверь купе. В ушах звенело. Как сквозь вату Боба слышал крики:

— Стой! Здесь человек!

— Где болит? Жива?!

— У девочки шок, она ничего не понимает!

«Я — девочка?» — удивился Боба и потерял сознание.

Очнулся — кругом темень, чужие голоса: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу». Позже врачи сказали Бобе, что перевязку ему делал хороший медик: он и мази наложил, какие надо, и «заморозил» уколами обожженные взрывом лицо и руки. Но тогда Боба мало что соображал. Хотел открыть глаза — не открываются. Хотел схватиться за голову — и не почувствовал ни головы, ни рук. Его подхватили под мышки и куда-то повели. «Сплю», — решительно сказал себе Боба, поджал ноги и лег. Вокруг забегали, закричали, стали Бобу тормошить, а он лежал и старался не дышать.

Потом все закачалось, как на море, когда отплывешь от берега на резиновом матрасе и дремлешь, а волна тебя — толк, толк. Приятно. Кажется, он вправду заснул. Знакомо рявкнул тепловоз, простучали, затихая, колеса, и оказалось, что Боба уже не в родном поезде «Черномор», а на какой-то станции. По-прежнему темно, кругом чужаки, и голоса слышатся сверху, как будто лежит Боба на полу, хотя под ним тепло и мягко.

— Тащ лтинант, там с прокуратуры была одна, стрший следователь Воронцова, — бойко рапортовал кто-то, сглатывая звуки. Мент, сразу понял Боба. — Тащ лтинант, она приказала генерала — в больницу, прводника — в «обезьянник». Только прводника надо сперва врачам показать.

«Влип!» — похолодел Боба. Ему показалось, что сейчас появятся все люди, которых он успел обворовать за два года — целый поезд! Они войдут колонной по четыре, как ехали в своих купе, и закричат: «Верни! Наши! Шмотки! Балабанов! Ур-ра-а-а!!!»

Лейтенант помолчал, шурша какими-то бумагами, и вдруг спросил:

— Пузанов, а кто из них генерал?

Боба еще не понял, какой небывалый подарок преподнесла ему воровская судьба. Он только подумал, что не зря оделся перед кражей в спортивный костюм. Это не то, что броская форма железнодорожника. В поездах девять мужчин из десяти переодеваются в спортивные костюмы, и случайный свидетель, увидев Бобу с ворами, не узнал бы проводника.

— Так, тащ лтинант, разве ж можно генерала

спутать с проводником! Документы же имеются на обоих! — удивился бойкий Пузанов.

— Какие документы?

— Они ж у вас в руках, — не понимал Пузанов.

— Вижу, — не стал спорить лейтенант. — Вижу служебное удостоверение железнодорожника, сильно поврежденное взрывом. Фотокарточка утрачена, фамилия владельца прочитывается как «Баранов» или «Воронов».

«Балабанов я», — хотел подсказать Боба и прикусил язык. До него начало доходить…

— А может, «Варанов»? Варан — это ящерица в форме сухопутного крокодила, — вставил Пузанов.

— Спасибо, — поблагодарил за подсказку «тащ лтинант» и продолжал: — Вижу правительственную телеграмму на имя генерала Алентьева Эн Гэ. Тоже без фотокарточки.

— Конечно, телеграмм с фотокарточками не бывает. Есть в поздравительном оформлении: с цветочками там или с зайчиками, — обстоятельно разъяснил Пузанов. Боба сообразил, что он в чем-то виноват, но признаваться не хочет, вот и прикидывается шлангом.

— Вижу постановление об аресте гражданина Балабанова, — гнул свое лейтенант, — и направление на судебно-медицинскую экспертизу генерала Алентьева. Вижу двух граждан в бессознательном состоянии. А кого куда — не вижу. Кого арестовывать, кого в больницу класть?

— Генерала в больницу. Согласно направлению, — сказал Пузанов.

На этом терпение лейтенанта лопнуло.

— ТАК КТО ИЗ НИХ ГЕНЕРАЛ?!! — взревел он и начал орать, не переставая: — Ты что, спросить не мог?.. Тебе, олуху, приказали… Обезьяна бы справилась… Тебе голова зачем — фуражку носить?..

— Дык я следил, чтобы она документы правильно оформила…. — вяло оправдывался Пузанов. — Поезд, сами знаете, стоял пятнадцать минут… Разве ж я думал, что генерал без формы и проводник без формы?.. Что я, генералов не видал? Генерала сразу отличишь…

— Ну, отличи, отличи! — наседал несчастный лейтенант. Было понятно, что за пузановскую глупость придется отвечать ему — он старший по званию.

Боба наслаждался ментовским позором. Главное он уяснил: его хотят арестовать, но можно вывернуться. Сейчас кто первый назовется генералом, того и будут считать генералом.

— Ну и отличу! — бубнил Пузанов. — Генералы — они солидные. Опять же, голос у них…

— Какой голос, если оба без сознания?!

— Старик, — неуверенно сказал Пузанов. — Хотя для генерала он хлипковат.

— А для проводника староват.

— Может, он проводник на пенсии. Подрабатывает. Сейчас курортный сезон: и студенты ездят проводниками, и пенсионеры… Или он генерал на пенсии, — добавил Пузанов. — Не расстраивайтесь, тащ лтинант. Вот придут в себя, мы и спросим.

«Пора», — решил Боба и застонал.

— Тихо! — шикнул на Пузанова лейтенант. — Проводник! Эй, проводник, чаю!

«Дураков нет», — подумал Боба и не отозвался.

— Проводника Баранова вызывают к бригадиру! — добавил Пузанов.

Боба немного выждал и опять застонал.

— Товарищ генерал! — вкрадчиво шепнул лейтенант.

Боба застонал громче.

— Отзывается! — обрадовался Пузанов. — Тащ генерал, как ваша фамилия?

«Вопрос, конечно, интересный, — подумал Боба. — Алов? Оленьев? Нет, Алентьев. Телеграмма на имя генерала Алентьева Эн Гэ. Эн Гэ — Николай Гаврилович? Никита Геннадьевич?» И тут он вспомнил старика с видеокамерой. Ясен пень, вот, кто генерал! Голос у старика командный — раз, молодой человек с военной стрижкой его провожал — два, Темирханов его без разговоров пустил в свое купе — три. Как пить дать генерал! Заодно стало ясно, почему его сняли с поезда. Боба же всем зарядил чай снотворным, а старику надо меньше, чем молодым, вот он и отрубился… Как его зовут? Молодой человек называл его по имени… Николай Георгиевич, вот как!

— Генерал Алентьев Николай Георгиевич, — глухо выговорил Боба через опухшую губу.

Пять минут спустя судьба воровского наводчика волшебно переменилась. Его куда-то везли в завывающем автомобиле «Скорой помощи». Его переодевали и перевязывали. Его перекладывали на хрустящие крахмальные простыни. В него втыкали иглы шприцев и острые холодные инструменты.

Когда в первый раз снимали повязку с глаз, Боба сильно перепугался. Вместо человеческих лиц он увидел темные головки инопланетян с фарами во лбу.

— А глаза оперировать надо, — сказал один инопланетянин, светя фарой в самый Бобин зрачок. Проводник догадался, что это врач с медицинским зеркальцем на лбу, и успокоился.

И снова его куда-то везли — на медицинских каталках и в лифтах, в инвалидных креслах и опять в «Скорой помощи». С «генералом» охотно заговаривали, и Боба потихоньку разузнавал, что случилось. Он ждал допроса и не хотел попасться ментам из-за какой-нибудь мелочи. Но чем дальше увозили Бобу, тем люди меньше знали о событиях в поезде «Черномор». Наоборот, все ждали, что «генерал» расскажет самые последние и точные новости, ведь он там был и сам все видел.

Сначала Боба врал неохотно, только если нельзя было смолчать. Потом вошел во вкус и начал врать вдохновенно. Его часто спрашивали о каком-то взрыве, и врач на перевязке сказал, что лицо «товарищу генералу» обожгло взрывом. «Ага», — подумал Боба и на очередной вопрос ответил:

— Террористы. Я их в момент раскусил: сидят в купе, чаю не просят и даже, извините, в туалет не выходят… Как «ну и что»?! Они же оружие везли! Отойти боялись, вот вам и «ну и что». Но я их выманил. Говорю: «В тамбуре женщина с сумками застряла, помогите». Они — в тамбур, а я — к ним в купе и заперся. Оружия там было!.. Нет, взрыв — это после, когда они меня гранатами выбивали.

Посмотреть на героя приходили новые люди. Все задавали одинаковые вопросы: как «генерал» разоблачил террористов и что случилось потом. Бобе было скучно повторять одно и то же, и он сочинял подробности:

— Я лично уложил двоих…

— …За двоих ручаюсь, а остальных не считал, — добавлял он в следующий раз. А потом расправлялся с остальными:

— К ним еще прорывались на помощь из другого нагона, но сколько там было, точно не скажу. Мое дело военное: кинул фанату — и клочки полетели, а трупы пускай милиция считает.

Слушатели восхищенно ахали и поили «генерала» соками через трубочку. Твердая пища была не для его губ, распухших, как вареники, но Бобу это пока что не волновало. Столько внимания ему не доставалось с третьего класса, когда он играл в школьном спектакле крокодила Гену. Хорошо быть генералом! Лучше, чем пойманным вором за решеткой милицейского «обезьянника».

В суете Боба не думал, почему его перевозят с места на место и почему везде так много врачей. Повязку на глазах ему меняли раза три. Он считал, что так и надо. И вдруг очередной «инопланетянин с фарой», наклонившись над Бобой, сказал старческим дребезжащим голоском:

— Ну сколько можно мучить больного! Кажется, уже всем ясно: у нас некому сделать эту операцию. В Москву его надо везти.

После этого врачи отступились от Бобы, но появился какой-то человек, пахнущий дешевым гуталином. Боба вспомнил казарму: «Рота, отбой! По моей команде глаза за-крыть! Рядовой Балабанов, отстаешь, щелчка не слышу!»

— Как я понимаю, товарищ генерал, ваши документы и вещи утрачены в бою, — почтительным голосом начал Гуталиновый Человек.

Боба всхрапнул из-под повязки. Вот он, допрос, начинается!

— Мой полковник распорядился выдать вам все, что положено, — утешил Гуталиновый Человек. — Обмундирование, деньги, билет до Москвы — все честь по чести.

— Де дадо! — в нос выдавил Боба. Он еще сам не думал, как собирается бежать из больницы с завязанными глазами, без одежды. Главное сейчас было — избавиться от расспросов Гуталинового Человека.

— Как же не надо? Что ж вам, ехать в Москву в больничной пижамке? — не понимал Гуталиновый Человек. — Да и на что ехать, когда денег при вас тоже не нашли?

Боба взвыл. Деньги! Сотни три долларов укатили в поезде «Черномор» вместе с Бобиной железнодорожной рубашкой. Знал бы, чем кончится дело, — переложил бы их в спортивный костюм… Но какой вор, собираясь на кражу, запасается деньгами?

— Из дома вам денег не пришлют, — вслух рассуждал Гуталиновый Человек. — То есть могут прислать, но как вы их на почте получите, без документов-то? Так что не стесняйтесь, товарищ генерал. Мы с полковником уже все обсудили: снабдим вас в дорогу, как положено, а потом уладим это дело с вашими тыловиками. Вы, товарищ генерал, только скажите, где служите, а об остальном не беспокойтесь. Номер части скажите.

Боба оцепенел. Решетки милицейского «обезьянника» придвинулись так близко, что их стало видно даже с его завязанными глазами.

К счастью для самозванца. Гуталиновый Человек решил, что «генерал» потерял сознание. Уронив стул, он бросился за врачами.

Довольно долго Бобу кололи, мяли и заставляли дышать из резиновой маски. Судя по запаху. Гуталинового Человека поблизости не было, и Боба решил, что пора «очнуться». На всякий случай он пожаловался, что ему всю память отшибло. Врачи сразу же назвали это медицинским словом «амнезия».

Когда Гуталиновый Человек появился в следующий раз, уже после ужина, его не пустили к «генералу». Боба долго слышал его просящий голос из коридора. Потом пришла медсестра делать укол и вслух прочитала записку от Гуталинового Человека:

— Форму он мне оставил, — сказала медсестра. — Вам сейчас принести или потом?

— Сисяс! — потребовал Балабанов. «Заморозка» начала отходить, и все лицо дергало. Особенно болели губы, их раздуло, как сардельки.

Цокая каблучками, сестра принесла шуршащий пакет. Боба ожидал, что генеральский мундир окажется тяжелым, с колючими золотыми петлицами и жесткой грудью, подшитой конским волосом. Но пакет был мягким и легоньким.

— Камуфляж, — объяснила медсестра, потому что сам Боба не видел. — Камуфляж делает молодых мужественнее, а пожилых моложе. Я знаю, у самой муж прапорщик.

— Клашшно, — прошипел Боба, оглаживая мундир. Это была самая удачная кража в его жизни. Он стащил чужую судьбу.

Теперь воровской наводчик мог ничего не бояться. В лицо его не узнают — забинтовано лицо, и это, скорее всего, надолго: ожоги быстро не проходят. И пальцы, несчастные Бобины пальцы, в которых взорвалась бомба, забинтованы и распялены на каком-то медицинском приспособлении. Боба теперь мумия без внешности и отпечатков. Кем назвался, тем и стал — не проверишь.

Утром военный самолет унесет его в Москву, оставив одураченного генерала Алентьева где-нибудь в тюремной больнице. Если Бобу захотят навестить алентьевские друзья, он пробубнит им про плохое самочувствие. А на опасные вопросы всегда можно ответить: «У меня всю амнезию отшибло гранатой».