Музыка, вперед!

ГЛАВА VI

Карабинер Джузеппе Гарджулло по всем признакам чувствовал себя неплохо. Он выглядел веселым и бодрым, что не ускользнуло от внимания Пицци. Он сурово произнес:

– Какого черта вы здесь делаете?

– Жду, когда меня освободят.

– А как вы сюда попали?

– Поверьте, не по своей воле.

– Это еще надо доказать!

Бутафочи направил разговор в нужное русло:

– Как вы объясните происшедшее?

– Я не видел, как они подошли. Они сразу все на меня набросились…

Пицци прервал его:

– А ваше ружье?

– У меня не было времени… В любом случае я бы не стал в них стрелять.

– Почему?

– Потому что я не убийца!

Пицци с отвращением плюнул и отошел в сторону, а комиссар уточнил с иронией в голосе:

– И вы, конечно, никого не узнали?

– Узнал.

– Кого же?

– Марио Веничьо.

Барбьери побагровел:

– Он врет!

Данте, улыбаясь, согласился:

– Конечно врет. Но как его разоблачить?

Они отправились к Марио. Тот все еще дрожал от пережитого ужаса:

– Вы его нашли?

– Да, но это не дон Лючано.

– Не дон Лючано?

– Нет, это карабинер. Кстати, Веничьо, два свидетеля указали на вас как на предводителя банды, которая опять похитила колеса, а заодно и карабинера.

Марио задохнулся от злости:

– Я вышел из дома только один раз – чтобы предупредить вас. А кто эти свидетели?

– Аттилио Капелляро и присутствующий здесь карабинер.

– Ты смеешь врать мне в глаза, Джузеппе?

– Так же, как и ты, когда обвинил Аттилио в убийстве дона Лючано.

Комиссар остановил поединок.

– Дальнейшие дискуссии бесполезны. Сегодня уже поздно возвращаться в Фоджу. Пицци, отпустите Капелляро, пусть он идет спать домой. Вы оба устроитесь на ночь у трактирщика. Что касается меня, я поищу свободное местечко у кого-нибудь в доме.

Карабинер поспешно сказал:

– Я уверен, что учительница с удовольствием разрешит вам переночевать у нее.

– С удовольствием? Не преувеличивайте!

Аттилио в очередной раз возвращался домой. При виде его Лаура испустила несколько благодарственных воплей и заставила всех домашних встать на колени и вознести молитву в честь Святой Девы. Утомленный переживаниями этого долгого и богатого событиями дня, Аттилио лег спать сразу после ужина. Малышей, несмотря на их нытье, тоже отправили в постель – завтра начинались занятия в школе. Лауре не удалось удержать Пепе, который непременно хотел проверить, горят ли огни лагеря Неаполитанской армии. Джанни и Аврора выскользнули через заднюю дверь. Им хотелось побыть наедине. Не говоря ни слова, влюбленные вышли на утес вблизи дома Криппа. Их окутывала мягкая теплая южная ночь. Не слышно было никаких звуков. Только изредка доносился лай собак. Свет в окне дома священника показывал, что дон Фаусто бодрствовал.

– Это правда, Аврора миа, что ты не вернешься к своим?

– Я смогу вернуться туда только вместе с тобой.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу. И если бы это зависело только от них, они просидели бы так всю жизнь.

– Тебя не беспокоит то, что молчат пушки?

– Если американцы уплыли, то нет причин для стрельбы.

– Как по-твоему, это хорошо или плохо?

– Плохо.

– Из-за твоего отца?

– Из-за него и из-за всех остальных.

Аврора не все поняла, но она побоялась просить объяснений. Впрочем, ее устраивало просто быть рядом с любимым человеком.

– Но мы сможем пожениться?

– Это зависит не от нас.

– А от кого, от моего отца?

Он крепко обнял девушку.

– Нет… Американцы или немцы… Один Бог знает, что они сделают, когда войдут в нашу деревню.

– Они разлучат нас?

Аврора содрогнулась от ужаса и возмущения. Какое ей дело до всей этой истории? Она любит Джанни, а он любит ее. Об остальном пусть беспокоятся другие!

Пепе внимательно вглядывался в темноту, силясь рассмотреть неприятельские позиции. Он был так поглощен своим занятием, что не услышал шагов карабинера. Тот хлопнул его по плечу:

– Что, Пепе, шпионишь за неаполитанцами?

– Ах, это вы, Джузеппе… Да, эта тишина меня не обманет, они наверняка что-то замышляют, – он кивнул в сторону Страмолетто: – А они спят!

– Что же они еще могут делать ночью?

– А ты почему не спишь?

– Потому что ночью кажется, что все как раньше, что нет войны и что на земле место для счастья…

– Скажи на милость, Джузеппе, ты странно разговариваешь сегодня.

– А?

– Непонятно… Сегодня у тебя не такой грустный вид, как обычно. Твое несчастье перестало угнетать тебя?

– Быть может, я начинаю забывать о нем.

– Удивительно…

Блуждая между сном и реальностью, старик спросил:

– Ты веришь, что солдаты Гарибальди отступили?

– Кто? А, да. Так объявили по радио.

– Я тебя не об этом спрашиваю. Ты сам веришь?

– Не очень.

– Я тоже.

– Скажите, Пепе, вы уверены, что это войска Неаполя мешают Красным Рубашкам высадиться на берег?

Старик помедлил.

– Я объясню, Джузеппе. Это зависит от момента. Иногда я и правда забываю. Но только говоря о войсках Неаполя, я могу кричать все, что угодно о немцах и фашистах, понял?

Феличиана Каралло приняла комиссара без всяких возражений. Она находилась в кухне, когда он вошел, извиняясь за беспокойство.

– Что вы, синьор комиссар, школа – не моя собственность. Она принадлежит государству. На первом этаже есть комната для стажера, который здесь никогда не показывался. Вам там будет удобно.

– Не знаю, как вас благодарить.

– Нет ничего проще. Повяжите эту тряпку на пояс и помогите мне приготовить «минестроне по-милански».

Если бы через час какой-нибудь прохожий заглянул в окно, то ни за что бы не поверил, что эти толстые мужчина и женщина знакомы всего несколько часов. Сидя за столом напротив друг друга, они поглощали еду с благочестивым старанием истинных гурманов. Их пухлые физиономии выражали блаженство. Оттолкнув пустую тарелку, Бутафочи заявил:

– В жизни не пробовал лучшего минестроне!

– Что вы скажете насчет стаканчика граппы?

– Скажу, что это очень кстати!

Феличиана достала из буфета длинную бутылку. Они выпили, закрыв от удовольствия глаза. Данте со вздохом поставил стакан.

– Замечательно.

Они немного помолчали, переваривая пищу. Вкусная еда располагала к оптимизму. Комиссар с грустью произнес:

– Если бы моя Леонтина была жива, я пригласил бы вас в Фоджу отведать ее «стуфаттино а ля романа». Она прекрасно готовила это блюдо.

– Вы давно потеряли вашу жену?

– Два года назад. Не знаю, зачем я вам это рассказываю… но у меня такое ощущение, что я выпал из нормального течения жизни, по крайней мере моей жизни в Фодже. Я в Страмолетто всего несколько часов, а мне кажется, что я всю жизнь знаком с Аттилио Капелляро, его сыном и женой… Я знаю Марио и его вечные угрызения совести. И древнего человека в красной рубахе, живущего одновременно в двух мирах. И этого странного карабинера… Кстати, что это за несчастье, о котором все говорят и которое служит ему оправданием для уклонения от военной службы?

– Любовная история.

– Естественно. Иное объяснение меня бы разочаровало.

– Джузеппе появился здесь пять – шесть лет назад. Он прибыл из деревни Абруцес, что около Сульмоны. Там он полюбил одну девушку, которая отвечала ему взаимностью. Но они оба были очень бедны. Джузеппе поступил на военную службу и уехал в Африку. Вернувшись, он узнал, что его невеста, чтобы спасти свою семью от голодной смерти, вышла замуж за богатого человека. Затем она с мужем уехала из деревни. Вскоре и Джузеппе покинул родные места. Он стал карабинером и попросил место в Страмолетто. Он с легкостью получил это назначение, так как никто не хотел ехать в такую глухомань. Он никогда не просил о переводе в другое место. И, честное слово, мне кажется, что про него забыли.

– И он хранит верность своей любимой?

– Да. Он только однажды рассказал об этой истории, но у нас трудно хранить секреты. Его уважают за постоянство и жалеют его.

– Знаете, синьора Каралло, если бы я мог, я бы отослал своих двух тупиц в Фоджу и остался здесь ждать дальнейших событий. Все, что я делал до сих пор, кажется мне таким бессмысленным и ненужным. Мне жаль, что я нарушил привычную жизнь Страмолетто.

– Вы не обидитесь, если я скажу, что вы нисколько ее не нарушили?

– Наоборот, вы меня обрадовали. Жаль, что завтра снова взойдет солнце и придется опять бегать за непоседой Лючано, который надоел мне хуже горькой редьки.

– Он был плохим человеком и стал плохим мертвецом.

Они засмеялись. Волшебные чары ночи и дружеской беседы превратили злодея Криппа в призрака-шутника, который, забавляясь, дурачит жителей деревни.

При виде Пицци и Барбьери, входящих в трактир с вестью, что они будут ночевать у него, Бонакки чуть не хлопнулся в обморок. Труп Криппа находился у него в погребе. К счастью, оба чернорубашечника начали вести себя как завоеватели в покоренной стране, требуя еды, выпивки и шумно выражая свои эмоции. Трактирщик потихоньку послал за Венацци. Тот не замедлил явиться под предлогом выпить стаканчик перед сном. Оба полицейских беспрестанно осушали бутылки с вином, не собираясь платить за них, и Бонакки хватался за сердце, предчувствуя разорение. Они с Венацца наблюдали за Пицци и Барбьери, спрашивая себя, когда же тс наконец уйдут в комнату для гостей.

Внезапно Пицци встал, подошел к столику трактирщика и, опершись о стол руками, заявил заплетающимся языком:

– Бонакки, ты нам скажешь в конце концов, где покойник?

– Откуда я знаю?

В ответ Пицци ударил его по лицу:

– Я верну тебе память, каналья!

Трактирщик свалился на пол. Здоровяк Венацца помог другу подняться. У того из разбитой щеки сочилась кровь. Барбьери тронул приятеля за плечо:

– Хватит, Вито. Брось этих идиотов.

– Ну нет! Пускай скажут, где покойник! Между прочим, здесь мы еще не искали. Пошли, Николо, перетряхнем эту лачугу сверху донизу. У меня горло пересохло… Начнем с погреба!

Венацца и Бонакки в ужасе смотрели друг на друга. Это была катастрофа, и они не знали, каким образом выбраться из этой западни. В трактир вошел Джанни. Уложив Аврору спать на матрасе в детской комнате, он решил немного прогуляться перед сном. Когда он увидел свет в доме Бонакки, ему ужасно захотелось поболтать с ним. Обнаружив присутствие полицейских, он собирался ретироваться, но Барбьери заметил его и закричал:

– Смотри-ка! Наш влюбленный! Ты меня боишься?

– Нет.

– Однако ты промолчал, застав свою крошку со мной!

Кровь застучала в висках у Джанни. Барбьери не унимался:

– А она премиленькая, ничего не скажешь. И так нежно прижималась ко мне. Пожалуй, я возьму ее с собой в Фоджу.

Кулак Джанни мелькнул так быстро, что Барбьери не успел уклониться от удара. Он вскрикнул от боли и поднес руки к лицу, сквозь пальцы текла кровь. Пицци медлил, не в силах поверить в реальность происходящего, затем он бросился на юношу, но путь ему преградил Венацца. Поймав полицейского за руку, он развернул его к себе и со всей силы вмазал в подбородок. Пицци отлетел к стенке, ударился и сполз на пол без сознания. Тогда в атаку пошел Николо, но расторопный Бонакки поставил ему подножку, и громила растянулся на полу. Трактирщик немедля угостил его солидным ударом по шее, надолго успокоив драчуна. Венацца посмотрел на лежащих на полу полицейских, потом на своих друзей:

– Что будем делать?

Они решили раздеть бесчувственных вояк и отнести их в кровать. В комнате они разбросали одежду и пустые бутылки в надежде, что, проснувшись, они вообразят, что подрались между собой по пьяни. После этого друзья спустились вниз и занялись доном Лючано.

В первый раз за долгое время ночь не нарушал грохот канонады. Однако немногие спали в эту ночь в Страмолетто.

Аттилио ворочался в своей постели. Разбитая усталостью и пролитыми слезами, Лаура спала, приоткрыв рот. Аттилио любил свою жену. Мысль о том, что он никогда ее больше не увидит, приводила его в отчаяние. Если бы он знал заранее, что Муссолини вернется, он ни за что на свете не отнял бы мэрию у Веничьо. Тогда ему казалось, что это неплохая проделка, он был рад сбить спесь с воображалы Марио. А теперь Марио станет опять мэром Страмолетто, а он, Аттилио, будет мыкаться по тюрьмам в Фодже. И возможно, однажды утром его разбудят, чтобы отвести на расстрел. А это должно быть очень больно! Он станет героем, о нем будут говорить после воскресной мессы в трактире у Бонакки, друзья будут восхищаться им… Но честно говоря, он предоставил бы эту честь другим. Аттилио совсем не привлекала роль национального героя.

Его соперник также не находил себе покоя. Отрывок из Библии, прочтенный Бьянкой, и другой, рассказанный наизусть бабушкой, звучали у него в ушах. Иуда! Он повесился, потому что никто не хотел подать ему руки. Аврора ушла, Бьянка… тоже уйдет? А бабушка? Марио видел себя – одинокого, в опустевшем доме, презираемого всей деревней. Но в отличие от Капелляро, Веничьо искал спасения в жестокости. Он ответит на презрение силой! Утром он вступит в права мэра, созовет муниципальный совет и начнет принимать решения. Карабинеру волей-неволей придется их выполнять, а если понадобится, то и под надзором полиции Фоджи!

Погрузившись в молитвы, дон Фаусто не замечал позднего часа. Он молился за своих прихожан. Он так давно заботится об их душевном покое. Он знает, что они неплохие люди. Конечно, было и убийство дона Лючано. Но он надеялся, что Бог не станет обращать большое внимание на эту недостойную сожаления смерть, в то время как в мире каждый день умирают тысячи невинных. Что за проклятое время – время огня и крови!

Лежа с открытыми глазами, Пепе размышлял, как проще убить Пицци, олицетворяющего все, что он ненавидел. Еще он с волнением вспоминал слова Изабеллы. Если Томазо слышит их с небес, то, наверное, кусает локти с досады! В признании нежных чувств Изабеллы он видел дополнительную причину убить Пицци. Ему хотелось, чтобы она гордилась им и поняла, что даже в девяносто лет он остался таким же щепетильным в вопросах чести.

В последние годы Изабелла почти перестала спать, но она все равно ложилась в постель, позволяя уставшему телу восстановить потраченные за день силы. Во время этих долгих ночных бдений она вспоминала прошедшую жизнь. Правда, это удавалось ей все хуже и хуже. Но в этой серой тьме ярко сверкало воспоминание о том ужасном дне, когда Арнальдо вернулся в Страмолетто в красивой красной рубашке и узнал о ее браке с Томазо Веничьо. Это воспоминание сжимало ей сердце. Милый Арнальдо, он всегда был очень ревнив!

Но куда они могли спрятать труп дона Лючано? Виргилий исследовал все места возможного укрытия неугомонного мертвеца, мечтая о мести.

Покинув свое холостяцкое жилище, Джузеппе Гарджулло направился к какому-то дому и, тихо проскользнув в дверь, провел там ночь…

В то время как маленький мирок бился в сетях своих маленьких личных проблем, История уже начала свой ход. Но никто в Страмолетто не знал об этом.

Непривычная тишина разбудила Данте Бутафочи. Сквозь закрытые ставни пробивался ослепительный солнечный свет. Разглядывая стены комнаты, где он провел ночь, комиссар думал о своем детстве, когда он приезжал в гости к тетушке Анне в Амальфи. У него навернулись на глаза слезы при воспоминании о том, как радовалась Леонтина, приезжая в Амальфи. Милая Леонтина, она так похожа на эту учительницу, по крайней мере объемом. Данте нашел Феличиану в кухне за приготовлением напитка, призванного заменить давно исчезнувший кофе.

– Добрый день, синьора Каралло.

– С добрым утром, синьор комиссар. Хорошо ли спалось?

– Чудесно, благодарю вас.

– Надо благодарить не меня, а артиллерию, которая уважила ваш сон. Отправляетесь на розыски бродящих останков Криппа?

– Да, но не торопясь, и с надеждой на неудачу.

Они рассмеялись, как старые друзья.

– Дабы не пробудить подозрений Пицци и Барбьери, мы останемся здесь на весь день и уедем вечером. Если вы, синьора Каралло, расскажете вашим друзьям о моих намерениях, может, они вернут колеса?

– Но… Капелляро? Вы увезете его в Фоджу?

– Нет… Не хочу оставлять о себе плохую память.

Феличиана посмотрела долгим взглядом на Бутафочи и поцеловала его, как мать – блудного сына.

– Вы храбрый человек, синьор Бутафочи.

Он признался:

– Я был им… Вы и Страмолетто напомнили мне об этом.

Комиссар вдыхал полной грудью свежий утренний воздух. Он не торопясь шел вдоль маленьких садов, покосившихся сараев, чудом сохранившихся лачуг. Декабрьское солнце освещало нежным ореолом эту нищету. Бутафочи резко остановился, заметив мужские башмаки, выглядывающие из-за небольшой каменной постройки. Неужели случай предоставлял комиссару, несмотря на его решение, возможность все же познакомиться с таинственным синьором Криппа, который так любит играть в прятки с полицейскими? Данте хотел пройти мимо, чтобы не становиться соучастником заговора, но любопытство взяло верх над благоразумием. Его распирало желание увидеть лицо мертвеца, чье исчезновение взбаламутило все Страмолетто. Он на цыпочках обогнул забор и наткнулся на Этторе де Бсллиса. Булочник спал, лежа около своей печи, скрестив руки на животе. Комиссар подавил смех и бесшумно удалился.

Бонакки подметал крыльцо, когда комиссар окликнул его:

– Мои люди еще здесь?

Трактирщика передернуло.

– Они, должно быть, спят, синьор комиссар, я их не слышал.

Полицейский подошел ближе.

– Вот лентяи! А что у вас со щекой?

– Вчера вечером…

– Вы подрались?

– Скорее, меня побили.

– Пицци и Барбьери? Почему?

– Входите, синьор комиссар, я вам все объясню.

Внутри Бонакки попросил Данте присесть.

– Ваши помощники вчера нализались, как свиньи, поспорили между собой и в итоге подрались. Я пытался их разнять и получил удар в лицо. Потом они снова помирились и ушли к себе в комнату, забрав бутылки с собой. Они были в таком состоянии, что, я думаю, не скоро теперь придут в себя!

– Обормоты! Я их заставлю подняться! Ведите меня к ним.

Комиссара затошнило при виде разгрома, царившего в комнате. Одежда валялась на полу, многочисленные пустые бутылки подтверждали слова трактирщика. Комиссар подошел к кровати, на которой спали в обнимку перепачканные кровью драчуны. Если бы у Данте был хлыст, он с превеликим удовольствием отхлестал бы их.

– Встать!

Полицейские с трудом очнулись от сна, вызванного опьянением и двойным нокаутом, и приоткрыли мутные глазки. Они, видимо, пытались определить, где они находятся.

– Вставайте, подонки! Грязные пьяницы!

Бонакки деликатно вышел за дверь. Полицейские напрасно старались понять, почему в их комнате находится комиссар и почему у Барбьери все лицо в крови. Они выбрались из кровати и, покачиваясь, вытянулись перед Бутафочи, стоя в одних трусах.

– Вам недостаточно просто напиться до потери сознания? Вам приспичило еще подраться между собой, как будто вы дикие звери! Какой пример вы подаете крестьянам! Я отправлю рапорт о вашем поведении. Быстро умывайтесь, одевайтесь и марш за колесами. Мы должны сегодня уехать в Фоджу. А я пойду прогуляюсь, чтобы хоть немного забыть о вашем существовании!

Когда шеф ушел, Барбьери и Пицци сели на кровать.

– Мы действительно подрались, Вито?

– У меня болит челюсть, а у тебя нос распух.

– Но из-за чего мы дрались?

– Откуда я знаю!

– Забавно. Мне кажется, я с кем-то поспорил, но убей меня Бог, если я помню с кем!

Пицци указал на бутылки:

– И вряд ли вспомнишь… Видать, неплохо мы провели время…

Карабинер проснулся довольно поздно и постарался как можно незаметнее уйти из дома, где ночевал. Чья-то рука закрыла за ним окно, выходящее в сад. Но Пепе, следивший за неприятельскими войсками, заметил друга… И спрятался, чтобы тот его не увидел.

Завтрак в семье Капелляро проходил в гробовом молчании. Аттилио угрюмо думал о том, что он, без сомнения, проводит последние часы на свободе. Опухшая от слез Лаура пыталась представить, что станет с ее домом без мужа. Джанни, беспокоясь о последствиях своей драмы с Барбьери, озабоченно спрашивал себя, не увезут ли и его вместе с отцом. Аврора же страдала от того, что ее Джанни, занятый своими мыслями, не смотрит в ее сторону. Мика и Сальваторе, чувствуя, что не следует сейчас обращать на себя внимание, хранили осторожное молчание. И все же мальчуган не мог отказаться от надежды получить обещанные две лиры и исправить вчерашнюю ошибку, за которую он получил пощечину.

– Мама?

– Что тебе, Сальваторе?

– Я подарю мой старый волчок Карло Бергасси. Он теперь будет моим лучшим другом, правда?

Аттилио подскочил:

– Негодник ты этакий! Хочешь дружить с Карло Бергасси, отец которого собирается убить твоего отца? Ты его стоишь, выродок! – И Капелляро подтвердил свои слова хорошей затрещиной. Сальваторе был уничтожен. Больше он ничего не понимал в этой жизни. Он пребывал в полной растерянности и даже забыл заплакать.

Джузеппе спешил в мэрию, где накануне он назначил встречу с Барбьери и Пицци. Он нашел их в комнате Марио Веничьо, который вновь красовался в шарфе мэра. При появлении карабинера Барбьери вскользь заметил, что в Страмолетто, по всей видимости, карабинеры не являются ранними пташками. Веничьо призвал к тишине:

– Не время спорить! Мы должны быть вместе, потому что вся деревня объединились против нас.

Пицци фыркнул:

– Если бы комиссар был немного поэнергичней, мы бы живо навели здесь порядок, верно, Барбьери?

– Еще как!

Марио решил не тратить слов попусту.

– Кстати, где комиссар?

– Он пошел погулять, – ответил Барбьери.

– Гулять! А как же наши дела?

Полицейский смутился. Он почесал голову, прежде чем согласиться:

– Признаюсь, я его тоже не понимаю.

– Не будем его ждать. Я попросил Виргилия, Бергасси и Венацца прийти ко мне сюда. Мы сами обыщем все дома, чердаки и подвалы, и я могу поспорить, что очень скоро мы отыщем и колеса и дона Лючано. Начнем со школы, а оттуда двинем по направлению к дому вдовы Криппа. Привет, Бруна, что тебе надо? Я занят. А где твой муженек?

– Он и послал меня к тебе, Марио.

– Зачем?

– Сказать, что болен и что не надо на него рассчитывать, по крайней мере сегодня утром.

– В самом деле? И чем же он болен?

– У него лихорадка.

– Какая именно лихорадка?

– Ну… просто лихорадка.

– Скажи ему, что он дорого заплатит за то, что смеется надо мной в такой момент!

– Но он не смеется над тобой!

– Он не болен! Он меня предал! Он перешел на сторону противника, и, по правде говоря, меня это не слишком удивляет. Я никогда не доверял твоему Витторио, потому что нет на свете большего лицемера, чем он!

Бруна думала почти то же самое о своем муже, но она не смогла стерпеть оскорбления от постороннего человека:

– Во всяком случае, он никогда не станет таким лицемером, как ты!

– Вы оба приползете на коленях просить у меня прощения!

– Я на коленях перед тобой? Да ты бредишь, Марио!

– Именно на коленях! Я тебе еще кое-что скажу. Не удивлюсь, если труп дона Лючано окажется именно у вас.

Она на мгновение остановилась, не зная, что сказать, до того абсурдным ей казалось это обвинение.

– Какого черта? Что я буду делать с этим проклятым покойником? Но если уж ты заговорил в таком тоне, Марио, я скажу, что я почти уверена в том, что это ты его убил!

– Я убил моего лучшего друга? Единственного фашиста во всей округе?

– Ты говоришь о фашизме, но почему-то молчишь о деньгах, которые ты ему задолжал, а?

Нанеся этот удар, она развернулась и пошла прочь. Полицейские заинтересованно разглядывали Веничьо. Он заметил это:

– Вы же не станете верить этой ненормальной?

Они не ответили, но их молчание красноречиво показало, что слова Бруны не остались без внимания. Пицци радостно предположил:

– Может, мы с самого начала ошибались, думая, что дона Лючано прикончили из-за политики?

Барбьери в глубоком раздумье почесал подбородок:

– Надо рассмотреть эту гипотезу. Мы зря не подумали об этом раньше, да, Пицци?

– Конечно.

Марио показалось, что он попал в западню. Он закричал:

– Ах вот вы как? Ну, хорошо. Я сам его найду, вашего мертвеца!

Величественным жестом он пригласил их следовать за собой. Можно было подумать – сам великий принц Конде на смотре испанской артиллерии. Однако появление Альбы Венацца охладило порыв Веничьо.

– Альба? Где Бенито, мы его ждем уже целых полчаса!

– Он не может прийти.

– Он тоже? Спорим, он тоже заболел?

– Нет, он не болен.

– Тогда что с ним?

– Он занят.

– За…

Не находя подходящих слов, Веничьо не мог больше сдерживаться, и его гнев вылился в безграничное отчаяние.

– Все! Все струсили! Даже Виргилий не пришел…

Виргилий искал дона Лючано. В плену навязчивой идеи он не вспомнил о собрании в мэрии, хотя и придавал ему большое значение. Его ругали, оскорбляли, угрожали ему. Но ничто не могло сбить его с пути. Он прокрадывался в сараи и конюшни, заглядывал под навесы, копался в кучах мусора. Если разгневанный хозяин заставал его за этим занятием, ему приходилось спасаться бегством.

Осматривая печь булочника, Виргилий не услыхал шагов хозяина, пока тот не схватил его:

– Чего ты здесь ищешь, отвечай!

– Отпусти меня!

– Сначала ответь, или я сверну тебе шею!

– Я ищу дона Лючано.

– В моей печи?

– А почему бы и нет?

– Ты в своем уме? Воображаешь, что я решил поджарить дона Лючано? Пускай дьявол этим занимается, это его обязанность.

– Это ты его отправил в ад?

– Насколько я понимаю, ты обвиняешь меня в убийстве?

– Именно так!

– Я никого не убил в своей жизни, Виргилий, по крайней мере до этой минуты. Но, кажется, ты будешь первым!

Де Беллис сжал пальцы на шее сапожника и, наверное, задушил бы его, если бы проходящий мимо дон Фаусто не пришел бедняге на помощь. Он заставил де Беллиса отпустить сапожника и удалиться домой. Затем падре вернул Виргилия к жизни. Тот рассказал обо всем, что произошло.

– Сандрино, ты ведь не злой человек. Ты знаешь, что, если найдут труп синьора Криппа, пострадают все жители Страмолетто?

– Мне плевать на это!

– Будь благоразумен. Мы разберемся в этом убийстве и без помощи полиции.

– Нет!

– Почему?

– Потому что я ненавижу Страмолетто.

Дон Фаусто не обладал божественным терпением.

– Если будешь продолжать в том же духе, я пожалею о том, что помешал Этторе завершить свой замысел.

– Я знал, что вы заодно с ними!

– Берегись, Виргилий, пока я не забыл о своей сутане! Иди к Марио, вы достойны друг друга!

– Марио!

Одним прыжком сапожник вскочил на ноги. Он вспомнил о назначенной встрече. Во весь дух он бросился в мэрию, но там уже никого не было. Он заколебался, потом побежал к карабинеру, надеясь, что Веничьо проводит там военный совет. Удивленный, он приоткрыл дверь и увидел, что за столом сидит какой-то человек. С порога он не мог разглядеть, кто это.

– Можно войти?

Незнакомец хранил молчание и даже не повернул головы. Виргилий сделал шаг вперед.

– Вы не видели Марио Веничьо?

Опять нет ответа. Он подошел еще ближе и, охваченный паникой, застыл на месте. Прежде чем упасть в обморок, он успел задать себе вопрос, каким образом дон Лючано может сидеть на стуле карабинера?