Мы будем жить

Аварик, Южная Франция, июль 2025

Майта встречал утренний рейс из Эреха. Народу на аэродроме было мало — двое дежурных из техперсонала, еще человек пять встречающих, все новые лица, Майта никого из них не знал.

Да и аэродромом это широкое, покрытое низкой травой поле, можно назвать лишь с натяжкой. Какой это аэродром? Сто лет назад, когда еще летали одни этажерки, и то поле хотя бы расчищали как следует.

Новый город амару раскинулся позади. За посадочным полем, как ни вглядывайся вдаль, картина была одна и та же — однообразная ровная степь, уже заросшая травой и редким кустарником. Справа вдали, если приглядеться, видны на горизонте призрачные руины некогда живого окситанского городка.

По крайней мере, здесь уже можно жить, уровень радиации не выше допустимого. Оттого и выбрано это место для постройки теперь уже не имата — города амару, патанаката.

Майта стоял в стороне от других встречающих и по обыкновению замечтался, глядя в рассветное медленно голубеющее небо. Даже какие-то строки стали складываться… И однако он вовремя заметил в небе растущую точку. Раньше дисколеты летали под лан-полем маскировки ради — чтобы не плодить легенды о НЛО, во время войны дисколеты амару получили значительное преимущество благодаря этой технологии, теперь же никакой необходимости в лан-поле не было.

Война закончилась, видимо, навсегда.

Майта выпрямился и машинально поправил кобуру "Хивайири", "Убийцы", личного стрелкового оружия самой совершенной конструкции, какая существует на земле.

Диск быстро увеличивался в размерах, и Майта с трудом отогнал тошнотное воспоминание о красно-сером небе Египта, полном вот таких же дисков, быстро растущих, наплывающих, и главное было — не двигаться и не выдать себя, дождаться команды — и он дождался, и обрушился ад, лучше и не вспоминать…

Да и не нужно вспоминать. Война позади. Это обычный рейс из Эреха, и на нем летят друзья, с которыми уже полгода, между прочим, не виделись.

Диск аккуратно опустился на край поля. Майта дождался, пока выдвинется платформа, и двинулся к кораблю вслед за другими встречающими.

Первыми по традиции спустились пилоты. Мужчина был незнакомый индиец, а вот женщину Майта знал, это была Панкара Куси, дочь Анквиллы. Странно, что Панка забыла в нашей дыре, подумал Майта. Проходя мимо, пепельноволосая женщина в пилотской форме весело помахала ему рукой.

Кстати, рассказывают, что Панка первой вывела дисколет в Космос, и вроде бы, она же участвовала и даже командовала знаменитым полетом, когда был уничтожен автомат Чужих.

Майта остановился у подъемника и стал ждать. Платформа спускала на землю очередную группу пассажиров. Ему сразу повезло — он тут же различил друзей в толпе.

Подъемник оказался внизу, и четверо чикка-хальту, увешанные рюкзаками и оружием, сошли на землю.

Майта поднял руку, и по обычаю сжал и распустил кулак.

— Ками!

Все четверо, как и он, были в камуфляже. Ничто не напоминало в этих людях наивных симпатичных подростков, которыми они были когда-то — чикка-хальту.

Впереди шел Яван, мощный и кряжистый, как дубок, сибирский мужик, глаза постоянно прищурены, уродливый шрам на скуле. Хайлли он держал под руку, и это выглядело немного странно, Хай — его полная противоположность, выше ростом, тощая и сухая, черноволосая и узкоглазая женщина, "Хива" болтается на узком бедре.

Ван и Хайлли уже два года были вместе. Келлу убили еще до войны, Григорий, жених Хайлли, давно погиб. Майта единственный из компании так и остался — пока — без пары, его любимая попала под бомбежку еще тогда, при первом страшном ударе Западного блока.

Следом за Ваном шел Катари Яти. Он и раньше-то был крупным парнем, сейчас — темнокожий, мощный, огромный, выглядел великаном. Лицо, когда-то округлое, заострилось, черные кудри припорошил иней, Каяри даже молодым уже не казался. Лорин рядом с ним по-прежнему выглядела хрупкой и маленькой, хотя и ее лицо похудело, вытянулось, и очень напоминало теперь лицо ее матери. Майта ожидал этого, но все же поразился тому, что из-под иси Лорин выступал заметный круглый живот.

Майта не думал об этом, но сам он изменился, наверное, сильнее других. Он до самой войны оставался хрупким большеглазым мальчиком, его лицо теперь погрубело, укрупнились черты, на левом виске розовело безволосое, уродливо сморщенное пятно давнего ожога.

— Ками, Майта, — они обнимали его по очереди. Лорин поцеловала Майту в щеку, и он ощутил запах теплого молока — неужели беременные так пахнут? Он перевел взгляд на Каяри и погасил острый укол вспыхнувшей зависти.

Ничего. И у него еще будет женщина, и будет ребенок. Теперь уже все будет наверняка.

— Погоди, Майта, надо багаж… здесь же киберов нет еще.

Ван убежал узнавать насчет багажа. Ребята переезжали в Аварик насовсем, везли с собой все личные вещи — немного, но все же кое-чем каждый обзавелся. Они спрашивали о чем-то, Майта отвечал. Потом спрашивал он. Где они будут жить? Лорин сказала, что с мамой и Клаусом, мама мечтает, что ребенок Лорин родится в их доме. Алиса с Клаусом живут здесь с самого начала, с того момента, как пирамиду построили. У них давно дом, рядом с самой Аруапой, на втором уровне. А Хайлли? Женщина пожала плечами. Майта повторил свое предложение — можно поселиться и у него. Он живет в доме с дядей, но тот редко бывает в Аварике, он же занимается урку, места у них в доме сколько угодно. Хай ответила, что возможно, так и придется сделать, ведь у них с Ваном здесь нет даже знакомых. На крайний случай, конечно, существует гостевой дом. Ван вернулся и объявил, что багаж выгрузят после и отвезут в город, где его можно будет забрать с Аруапы.

Двинулись всей компанией к городу. Аварик существовал всего полтора года, так что городом его пока называть было трудно. Пирамида на холме ничем не напоминала древние пирамиды или даже каменную красавицу в Шамбале, она сверкала стеклом и цветной керамикой, и блестел голубизной быстрый Верхний поток. А дальше холм был покрыт неяркой зеленью, и лишь кое-где высились веселые купола и черепичные крыши. Часть же холма до сих пор не была приведена в порядок, ржавые и черные пятна зияли, как раны, среди наступающей зелени.

Главная улица еще не была вымощена, к счастью, погода стояла сухая — в дождь здесь можно было ходить лишь в резиновых сапогах.

Но хальту радостно улыбались — они прилетели домой. Последние годы никого не баловали уютом и довольством, эта неустроенная деревушка сейчас казалась им прекрасным светлым градом.

Да и то сказать — много ли времени понадобится, чтобы привести здесь все в порядок, застроить улицы, разбить сады? Несколько лет от силы. В сущности, пустяки.

На следующий день Лорин сидела в комнате, выделенной им с Каяри, глядя сквозь кристаллиновый простенок на высаженные в палисаднике розовые кусты. Это постаралась Алиса, сад был полон алого, розового, белого цвета и сладких дурманящих ароматов. Если смотреть только на эти розы, кажется, что ты снова в Лаккамири… в детстве. Над цветами жужжат пчелы, спешат по делам торопливые киберы, ребятишки на площадке гоняют мяч… Когда это было — века тому назад.

Лорин снова раскрыла кита. Надо сделать все запланированное на сегодня. Чертеж завтра показывать наставнице, Варакуси, а еще конь не валялся. Лорин в прошлом году начала изучение архитектуры и строительства. В Аварике простора для деятельности полно, Варакуси завалена работой по уши.

Лорин углубилась в работу, но вскоре новый звук отвлек ее, Лорин обернулась… ну конечно же, малышка Келла!

Собственно говоря, это ее, Лорин, сестра. Хотя и трудно в это поверить.

Девочка, беленькая и голубоглазая, подбежала к Лорин.

— Пливет, — сказала она, — ты лаботаешь?

— Угу, — Лорин улыбнулась, потому что невозможно было не улыбнуться, глядя на дочь Клауса и Алисы, крошечную, в голубом иси, с тонюсенькими ручонками, но очень деловым взглядом.

Девочка потрогала ручкой выпирающий живот Лорин.

— Там живет маленький бэби? — спросила она cерьезно. Ей это объяснили еще вчера.

— Да, — сказала Лорин, — его зовут Инка.

— Бэби совсем один, — пожалела Келла, — бэби скучно.

— Вовсе нет, — возразила Лорин, — он слышит все, что мы тут говорим. Ты можешь сама с ним поговорить! Скажи ему — привет!

Девочка приблизила лицо к животу Лорин.

— Пливет! Инка, пливет! — она озадаченно посмотрела на Лорин и шепотом добавила, — я не знаю, что еще говолить!

Живот заметно дернулся. Лорин улыбнулась и погладила пузо. Ребенок снова ткнул, будто целенаправленно, прямо ей в ладонь.

— Ну-ка, Келла! — Алиса появилась в дверях, — оставь-ка Лорин в покое! Ей нужно заниматься!

— Тайка, бэби скучно!

— Бэби спит, Келла, — сказала Алиса, беря младшую дочку за руку и улыбаясь старшей, — такие маленькие бэби почти все время спят.

Она нагнулась и поцеловала Лорин в щеку.

— Моя деточка, — нежно произнесла она. У Лорин вдруг защипало глаза. Она отвернулась.

— Ну и как там мой внучок? — Алиса погладила живот Лорин, — не безобразничает?

— Да нет, — сдавленным голосом ответила Лорин, — прилично себя ведет.

— Вот видишь, — Алиса подхватила Келлу на руки, — а ну-ка пойдем. Нам еще с тобой почитать надо. А папа тебе пока платьице почистит, мы вечером на праздник идем, ты помнишь?

Дом Колланы и Тимтайи не вмещал всех желающих, поэтому праздник решено было устроить в недавно отделанной утнаири, в зале встреч. Собственно говоря, на праздник вознамерились прийти чуть ли не все жители Аварика. Многие собрались заранее, в малом зале для совещаний, где столы были отодвинуты к стенам, и на столах организован небольшой фуршет — яблоки и вишня по сезону, кусочки питательной плитки, кувшины с фаноа. Город до сих пор испытывал проблемы с продовольствием, хотя оранжереи работали почти на полную мощь. Слишком много продуктов приходилось браковать из-за некондиционного уровня радиации.

Из соседнего зала раздавался радостный визг и писк — там профессионалы-педагоги по очереди развлекали детей. Время от времени, впрочем, кто-нибудь из ребятишек вбегал в зал и путался под ногами у взрослых.

Что касается Келлы, она сидела на руках у отца, грызла пищевую плитку и занималась изучением медицинского полевого сканера, который ей только что дал приятель Клауса, Нико, сидящий тут же, рядом с Каяри и Лорин.

Взрослые негромко беседовали.

— Я прямо с дежурства, — сказал Нико, — мы теперь два раза в неделю в больнице работаем, по двенадцать часов. Ну это по-божески…

— А так чем занимаешься? — поинтересовался Каяри. Его крепкая рука лежала на плечах Лорин, та уютно, словно кошечка, замерла в объятиях любимого. Живот Лорин был прикрыт свисающей белой иси.

— Чем и собирался — изучением генетических различий урку и амару. Я по сути переквалифицировался в молекулярного биолога. Между прочим, толком эти различия так и не изучены. Вы взялись перекраивать мир, даже не выяснив толком, есть ли на самом деле разница между нашими видами — и какая!

— Ну во-первых, — заметил Клаус, — мир мы не перекраивали. Этим занимались они сами. Причем совершенно без нашей помощи. Мы только сделали все возможное, чтобы при этом уцелеть.

— Во-вторых, — перебила Лорин, — разница есть, и она очевидна. Чисто эмпирически. Это просто видно. До появления генетики люди прекрасно понимали разницу между волком и собакой — даже при том, что эти виды свободно скрещиваются.

Нико скептически скривился.

— Ну-у, мои дорогие, не так все просто. Я клятву хальтаяты, знаете ли, не давал, и мне до сих пор не очевидно то, что так очевидно вам всем. Почему надо делить людей, одних пускать к себе, других нет, одних учить и считать за своих, а других вышвыривать в эти ужасные марки…

— Ужасными их, кстати, делают сами урку, — заметил Клаус, — но впрочем, они не такие ужасные, это ты сгущаешь краски.

— Уволь! Я там бывал и в курсе. К нам в больницу регулярно привозят людей из окрестных деревень — там то поножовщина, то стрельба, то женщину изнасилуют.

Каяри посмотрел на него внимательно.

— Ну а как у тебя вообще жизнь? — спросил он добродушно. Нико пожал плечами.

— Не жалуюсь. Дом нам выделили с Клодом. Подумываем взять ребенка на воспитание, в деревнях полно сирот. Ну и так — исследования интересные, в Шамбалу вот летал, там любопытные результаты получили… С дежурствами сейчас особо не напрягают, опять же, быт улучшился… не сравнить, как было три года назад.

— А где, кстати, Клод, не захотел прийти? — спросил Клаус.

— Да, он, знаешь… не особо-то.

— Па! Я хочу туда!

Девочка завозилась на руках, Клаус спустил ее на пол, Келла понеслась в угол, где двое подростков разворачивали блестящую фольгу для украшения церемонии.

— Нико! — крикнула от дверей Инти, — иди-ка сюда к нам, мы тут урканскую медицину обсуждаем, твое мнение нужно!

Нико, все такой же крупный и вальяжный, поднялся и заспешил к медикам. Лорин проводила его долгим, внимательным взглядом.

— Любитель урку нашелся, — буркнула она недовольно, — насколько я знаю, он всю войну просидел в Шамбале. Они там урку-то не видели! И не бомбили там почти. Как на курорте.

— Да брось ты, при чем здесь это, — возразил Клаус. Лорин посмотрела на него сузившимися глазами.

Клаус вздрогнул.

В этих глазах было то, к чему он привык и сам за последние годы — смерть, смерть, смерть, смерть, смерть.

— Ему нелегко, — сказал он, — видишь ли, его партнер… ему было не так просто найти кого-то. Сейчас и обычные амару-гетеросексуалы многие без пары — много наших погибло, а ведь когда проходит юношеский гормональный подъем, нам очень трудно найти партнера… Нико нашел Клода. Но Клод — не амару. Он обычный местный урку, француз… правда, до войны он получил образование, был, кажется, программистом. Но ты же знаешь, чего стоит образованность урку.

— Да уж, я бы предпочел жить в одиночестве, — вежливо заметил Каяри.

— И потом, например, его родители… конечно, мои вообще погибли в войну. Но его родители выжили, и его отец оказался амару. А мать — урку. И они живут в Алезии, не так уж далеко отсюда. В таких случаях, конечно, не вопрос, дают дом, и эти урку — жены, мужья, родственники амару — дальше спокойно живут в городе. Не рассыплется же город из-за нескольких десятков урку, которые в нем как-то интегрируются. Но… я бы сказал, положение Нико очень непростое. Меня не удивляет, что он так… повстанчески настроен.

— Он не хальту, — вдруг произнесла Лорин сдавленным голосом, — он не был с нами. И не знает. Не понимает, что это такое.

Она неожиданно встала и сбросила с плеча руку Каяри. Пошла к выходу из зала. Мужчины переглянулись.

— Беременные в самом деле сильно меняются, — сказал Клаус, — вот когда Алиса…

Каяри помотал головой.

— Нет, Клаус. Она права. Ты не знаешь, что она пережила. Кое-что мы пережили с ней вместе… знаешь, когда земля и небо вокруг — все перемешано, и все горит, и никакого выхода нет. Вообще нигде. Только огонь, огонь и огонь. Или когда ты вылезаешь из-под развалин, и видишь такое черно-серое поле, равномерно покрытое обугленными короткими чурбаками, досками… и понимаешь, что большая часть этих чурбаков — на самом деле бывшие человеческие тела. И они до горизонта. И когда три года вообще не было солнца. Вообще никогда не было.

Он говорил без всякого надрыва, спокойно, как будто рассказывал о приятно проведенном отпуске.

— Или когда ты один на один с озверевшей бандой, и у тебя шесть патронов, а их два десятка. Это Лорин так попала, но мы успели вовремя… Или когда мы два месяца пили несколько литров воды на троих. Или когда мы защищали Эрех — помнишь, когда урку осознали сам факт отделения, и пошли атаки на имата по всему миру… Ты знаешь, что у нее пол-ноги сожжено, и на левой руке нет пальцев. Это все тогда. Или когда из ее отряда, а она же командовала тогда, осталась только она, тяжело раненная, и еще один мальчик… а шестнадцать человек, шестнадцать амару полегло.

— Бог ты мой, — пробормотал Клаус, — но тебе-то еще больше досталось, нет?

— Трудно судить, кому больше. Ей тоже, как видишь, досталось сполна. Какая разница, кому больше, кому меньше… И вот приходит такой тип, просидевший всю войну в тихом месте, и начинает объяснять, какие урку на самом деле хорошие.

— Перестань, Каяри. Нико врач. И он работал врачом все это время.

— Я понимаю, — согласился Каяри, — я просто объясняю, что чувствует Лорин.

Он встал.

— Извини, Клаус, хотелось с тобой пообщаться, но она и вправду сейчас… я должен быть с ней.

Клаус проводил его взглядом. Каяри подошел к Лорин, одиноко сидевшей на краешке стула, обнял ее. Лорин не шевельнулась. Каяри положил руку ей на живот…

Клаус вздохнул и поднялся, увидев остальных друзей из чикка-хальту — Майту, Явана и Хайлли. Они по-прежнему были вместе. Клаус пожал ребятам руки.

— Ну как вам тут в Аварике?

— Тут неплохо, — ответила Хайлли, — но мы еще не осмотрелись. Мы ведь поступили в распоряжение Инти, она нас сразу погнала в инспекционную поездку по деревням. Мы только три марки осмотрели! Но мне уже надолго хватит. А всего регион Аварика охватывает двести сорок шесть урканских поселков. Включая, кстати, Лютецию!

— Что поделаешь, — пожал плечами Клаус, — нас очень мало. Даже учитывая, что урку сильно повыбило. В Европе заложены шесть новых городов, это не считая русских и славянских земель. Пришлось Европу поделить на регионы, и каждый регион подчинить одному из городов.

— Это все как-то не очень хорошо выглядит, — заметил Ван, — хотя у нас в Лаккамири немногим лучше, но там всегда было мало людей…

Майта притащил несколько бокалов и старательно разливал фаноа.

— Почему же не хорошо? — спросил Клаус.

— Да жутко — такое количество урку! Причем все земли здесь зараженные, это не Сибирь.

— Ну не все. Мы расчистили довольно много полей для урку, они уже в состоянии кормить себя сами. Разводят какой-то скот.

— А ну как они опять начнут нападать на Аварик? Пусть у них нет хива и лан-полей — их слишком много! Они нас запрут в городе, мы и носа не высунем.

— А зачем нам высовывать нос? — спросил Майта, — у нас-то в городе есть все необходимое для жизни. И никакой радиации под лан-полем. Мы в принципе можем годами отсюда не вылезать. Мы если отсюда выходим — так чисто в гуманитарных целях. Помочь урку, поддержать, лечить, кормить… наладить их социальную жизнь.

— Ну и потом, — добавил Клаус, — это как раз ваша задача. Вы же теперь относитесь к гарнизону Аварика, будете сопровождать наших специалистов, обеспечивать защиту и прикрытие.

— Я сама учиться хочу, — недовольно сказала Хайлли, — я же собиралась быть астрофизиком. А Ван — электронщиком.

— Одно другому не мешает, — рассудительно ответил Майта, — военные дежурства — это общественные работы, каждый должен приносить какую-то конкретную пользу городу. А учиться… я вот филологией занимаюсь, как и собирался. Всему свое время, все успеем.

— Да, — кивнул Клаус, — теперь у нас сколько угодно времени.

— Давайте же выпьем за это! — провозгласил Майта, раздавая бокалы.

— За что — за это?

— Ну за это!

— За ваши будущие успехи! За ваше будущее! То есть за наше, — уточнил Клаус.

Ребята чокнулись и выпили.

— А ты чем занимаешься, Клаус? — полюбопытствовала Хайлли.

— Я, как обычно, занимаюсь агентурно-дипломатической деятельностью, — ухмыльнулся тот, — так уж привык. Считай, двенадцать лет уже… Содержание работы, конечно, сильно изменилось. Сначала я ездил по виллам миллиардеров, по экзотическим островам, бывал в Вашингтоне, Париже, Лондоне… Потом, в начале войны я уже стал в Белый дом ходить как на работу. Был связующим звеном между мировым координационным советом маллку и Западным блоком. А дальше — чем дольше шла война, тем мельче рыба мне попадалась. Сейчас же я обеспечиваю контакт с Временным Европейским Правительством в Берне.

— Это что — урканская власть? — поинтересовалась Хайлли.

— Да, ведь некоторые урканские правительства в мире сохранились. Правда, они теперь смешные. Капиталы, заводы, банки — ничего этого у них теперь нет. Бернское правительство и вовсе забавные люди: они толком ничего не контролируют, урку в Европе живут в полной анархии, каждая деревня установила свои законы, а на дорогах банды… да и территория-то вся заражена, и города разрушены. Не осталось ничего от Европы. Но тем не менее, они там создали правительство. И даже армию какую-то, и вроде налоги собирают. Я стараюсь через них централизованно организовать помощь урку, снабжение, очистку территорий от радиации. Что еще важно — мы просеиваем всех урку через медосмотры, чтобы найти новых амару, и постоянно находим. До войны, к сожалению, не так много амару удалось вытащить. Вот этим всем я занимаюсь. Смешно, что Европейское Правительство считает меня то ли президентом, то ли каким-то королем местным. Словом, я тут как бы главный амару в Европе с их точки зрения. Я ее не опровергаю, мы решили, что это будет полезно. Таким образом, в глазах урку я имею высочайший статус.

— Ой, простите, ваше величество, — Хайлли сделала книксен. Мужчины засмеялись.

— Но у них там на самом деле, — вздохнул Ван, — очень плохо все в деревнях. Куда хуже, чем в нашей Марке в Лаккамири. Беспредел. Питания не хватает, работать никто не хочет, полиция местная хватает кого попало, избивает — но бандиты как раз гуляют на свободе и делают с остальными что хотят. Девушек насилуют поголовно, детей тоже… И много рабства. Причем рабство для них еще прогрессивно — рабы хотя бы какие-то работы выполняют, семью хозяина кормят…

— Возможно, они на этой формации и остановятся, — предположил Клаус, — но так плохо все только сейчас, потому что после войны, все разрушено, живут многие еще в землянках, радиация, еды мало… Со временем и они получше будут жить, и мы сможем помогать. В общем, как в Лаккамири у них будет, я надеюсь.

— Илас! — крикнул от двери хозяин праздника Коллана, — приглашаю всех в зал на церемонию.

Клаус встал неподалеку от двери, высматривая в толпе Алису. Где-то она задержалась. Келла стояла в группе детишек, которую привел в зал молодой учитель Тайя.

Алису он так и не увидел, зато в дверь зала, оживленно беседуя, прошли Анквилла и его дочь Панка — летный комбинезон она сменила на невзрачный зеленый иси. Летчица подошла к Коллане, своему брату и заговорила с ним. Анквилла помахал Клаусу. Тот протолкался к деду сквозь толпу.

— Отойдем, — негромко сказал Анквилла. Вздохнув, Клаус вышел за ним в коридор. Он давно привык к непредсказуемости в общении со своим родственником.

— Что-то случилось? — поинтересовался Клаус. Анквилла чуть пожал плечами.

— Это как сказать. Я просто хотел сообщить тебе новость. Я только что вернулся из Берна.

— И что? Они согласны на открытие нашего центра?

— Да, но об этом я тебе информацию уже скинул. Я о другом. В Берне я встретил Пьера Барта.

Клаус слегка присвистнул.

— Все это время он провел среди урку.

— А что его дочь, Аханкара?

— Погибла в Египте. Работала в Эхнатоне врачом. Была убита урку при эвакуации раненых.

Клаус мрачно кивнул.

— Барт, оказывается, пережидал бури на Канарских островах. Ты знаешь, они практически не затронуты.

— Разумное решение.

— А теперь он явился в Европу. Именно с целью вернуться в сообщество амару. Собственно, он уже полгода жил в Алезии. Принял имя на ару. Интегрировался. В Берне он был по служебным делам.

— Ну что ж, — Клаус посмотрел в лицо Анквилле, — если вдуматься, он чистый амару. Чище меня по генам. Наверное, нет особых проблем…

— Да, проблем не было, — согласился Анквилла. Помолчал немного и сообщил, — я застрелил его.

Клаус вопросительно поднял бровь.

— Кровь амару, — задумчиво произнес Анквилла, — гены амару действительно обеспечивают мотивацию разумного человека — амару никогда не станет интересоваться властью, выгодой, местом в иерархии. Но знаешь, Клаус… даже гены амару — они все-таки определяют далеко не все.

Зал был убран для церемонии. Гирлянды из ветвей и роз свисали с потолка, обрамляли небольшое возвышение, на котором уже стояли Коллана и Тимтайя в белом. Коллана держал на руках новорожденного сына. Внука Анквиллы и Инти.

Нежно пели скрипки.

Амару в зале затихли. На возвышение вышла самая пожилая Старейшая города, Арума, ей исполнилось 160 лет.

К сожалению, по старикам война ударила особенно жестоко.

И если присмотреться, то и во всем зале нельзя было найти человека, не покалеченного последним десятилетием. Амару с протезами рук и ног, со страшными ожогами и шрамами на лицах. В убогоньких неярких, перешитых иси, а многие в камуфляже. С застывшей смертью в глазах.

Арума в белой иси подошла к родителям малыша. Коллана положил сына на столик, покрытый сверкающей голубой материей. Малыш, обернутый в белую ленту, беспорядочно замахал свободными ручонками.

Старейшая подошла к ребенку. Скрипки изменили мелодию и заиграли древний, еще с Лаккамару сохранненный через тысячелетия гимн Побеждающей Жизни.

Арума просыпала горсть тонкой муки на головку младенца.

— Жизнь зерна — твоей жизни, новый человек земли! — воскликнула она на древнем, благородном ару.

Опять смена мелодии. Теперь скрипки пели музыку любви. Арума зажгла свечи вокруг столика, на котором лежал младенец — спокойно, без писка, только дергал тонкими ручками.

— Огонь солнца — твоему сердцу, новый человек земли!

Потом она положила ладонь на лобик ребенка.

— Тепло наших рук, рук твоих илас — навсегда с тобой, новый человек земли!

Илас с благоговением смотрели на младенца — старые и молодые, покалеченные, раненые, измученные долгой войной, потерявшие родных и близких. Смотрели Клаус и Анквилла, стоящие рядом, и выражение их глаз было почти одинаковым. Смотрел Каяри, положивший руку на плечо Лорин, ушедшей в музыку. Смотрел толстый Нико, смешно выпятив нижнюю губу. Смотрела Инти, бабушка младенца, и непрошеная слеза выкатилась из ореховых глаз.

Арума набрала в горсть воды из серебряного сосуда. И пролила легкую струйку на головку малыша.

Скрипки стихли. Голос Арумы возвысился и гордо зазвенел под сводами зала.

— Новый человек земли, мы, твои илас, твои мать и отец, твой город, принимаем и любим тебя! Мы даем тебе новое имя. Отныне и до конца твоих дней твое имя — Илла Мачакка!

Эхом повторили за ней отец и мать.

— Илла Мачакка!

— Илла Мачакка!

Новый свет… Свет иной жизни, пришедшей отныне на Землю. Свет, который положит конец страданиям, войнам, эксплуатации, насилию. Свет, который озарит новый мир — счастливый и радостный, полный любви и дерзания. Свет, который проникнет во Вселенную. Тимтайя взяла сына на руки и, улыбнувшись, прошептала:

— Илма…

Скрипки зазвенели и взвились, закручиваясь и разлетаясь под куполом. Тимтайя подняла ребенка ввысь, и амару радостно закричали, вскидывая руки над головой.

28.04.2013, Arnsberg.