Мы были высоки, русоволосы…

Ему заткнули рот приказом:

не петь. Не думать. Не писать.

И мутным, словно лужа, глазом

за ним стал ротный наблюдать.

Здесь по ночам стонали глухо

солдаты, бредили. А днем

учили их махать ружьем

и били их наотмашь в ухо,

так, чтобы скулу вбок свело,

чтоб харкать кровью суток пять,

чтоб срок отбыв, придя в село,

солдату было что сказать.

Но иногда роились слухи,

как вши в рубахе. Каждый мог,

напившись огневой сивухи,

сказать, что он — солдат и бог.

Их шомполами люто били.

Они божились и клялись.

С глазами, словно дно бутылки,

садились пить.

И вдруг — дрались.

Но вопреки царям и датам,

страданьем родины горя,

под гимнастеркою солдата

скрывалось сердце кобзаря.