Лев Кобылинский, Intermediarius и вице-бургомистр Винтер

Эмиграционный период творчества Льва Кобылинского-Эллиса, связанный с Локарно-Монти, его широкий, ранее неизвестный крут знакомств в немецкоязычном издательском мире — прежде всего в самой Германии, но также и в Швейцарии — освещены в ряде превосходных работ Федора Полякова[2004]. Вырисовывается впечатляющая картина деятельности возродившегося на немецкоязычной почве символиста, деятельности, направленной, во-первых, на распространение знаний о русской религиозной мысли и ее художественном осмыслении в русской литературе, а во-вторых — на сближение Восточной и Западной церквей в духе идей Владимира Соловьева.

Поляков уделяет, однако, ограниченное внимание Австрии, входящей в немецкоязычное культурное пространство. Он освещает фактически лишь контакты Кобылинского с Зальцбургом: отношения с теологом и священником-бенедиктинцем Алоизом Магером и, кроме того, с инженером Алоизом Гфельнером. Магер, питавший большой интерес к православной мистике, находился с Кобылинским в переписке и даже встречался с ним в Монти[2005]. Работая в качестве электротехника, Гфельнер, как и Магер, весьма интересовался русской религиозностью и, по-видимому, даже успел посетить Кобылинского незадолго до его смерти[2006]. Примечательно, что отношения обоих австрийцев с Кобылинским завязались, судя по всему, как следствие их знакомства с книгой последнего «Christliche Weisheit» (1929), которая представляет собой введение и комментарий к «астрософской» космологии Intermediarius’a. Оба рассматривали это учение, не без помощи самого Кобылинского, как воплощение экуменической идеи, вполне отвечающей духу времени, а также как некую попытку посредством эзотерической картины мира приобщить западную культуру к восточно-христианскому типу духовности, к более глубокому мировосприятию с позиций русско-византийской традиции.

Магер не сомневался, что Intermediarius, который уже задолго до этого, в период с 1914 по 1927 год, изложил в четырех трактатах свою оригинальную космологию, и Кобылинский — это одно лицо. Гфельнер придерживался, по всей видимости, того же мнения. В 1935 году Магер опубликовал в «Katholische Kirchenzeitung» статью, в которой он прямо отождествлял Intermediarius’a с Кобылинским. В своей статье Магер развивал мысль о том, что основой католической эзотерики Intermediarius’a являлась православная духовность; он также подчеркивал историческую важность того, что западное христианство апостола Павла наконец приблизилось к иоанновской восточной традиции и усвоило ее[2007]. Кобылинский, судя по всему, не стремился сообщить Магеру, что за мужским псевдонимом в действительности скрывается его спутница жизни, голландский медиум Иоганна ван дер Мойлен. Возможно, прояснение истинного положения вещей не входило и в ее намерения. Она смотрела на себя как на посредника высших инстанций и была в данном случае явно не склонна придавать какое-либо значение своей собственной личности. Совершенно очевидно также, что астральные откровения Intermediarius’a были непосредственно связаны с тесным симбиозом пары, со всем тем русским пластом философской мысли, который впитала в себя подруга Льва Кобылинского. Он был причастен к ее оккультному учению[2008].

Может возникнуть вопрос, в силу каких причин два австрийца так горячо восприняли учение Intermediarius’a в интерпретации Кобылинского и почему оно не вызвало подобной реакции в самой Германии? Ответ, как ни странно, имеет прямое отношение к исторической роли Австрии и ее месту на геополитической карте мира. Думается, это находит подтверждение и в том резонансе, который вызвала в Вене трактовка учения Intermediarius’a.[2009]

Суть же дела состояла в том, что уже в 1929 году у книги «Christliche Weisheit» в Вене был свой преданный читатель. Читатель этот был далеко не рядовым, это был не кто иной, как Эрнст Карл Винтер — высокообразованный историк религии и социолог, ученик знаменитого юриста Ханса Кельсена. В тридцатые годы ему было суждено сыграть важную политическую роль в качестве вице-бургомистра города Вены[2010].

В период, когда нация находилась в глубоком разобщении и когда давление на Австрию со стороны Адольфа Гитлера все время росло, пока наконец аннексия не стала свершившимся фактом, Эрнст Карл Винтер был страстно увлечен вопросами, касающимися исторической роли своей страны. Он желал быть своего рода связующим звеном — между левыми и правыми, между Восточной и Западной церквами. Он стал активным антифашистом и в дни аншлюса был вынужден покинуть страну. В этой борьбе за сохранение национальной независимости, за Австрию, которая в его глазах должна была сыграть ключевую роль, будучи местом встречи Востока и Запада, Кобылинский, как ни странно, стал для него важным источником вдохновения.

Винтер также пребывал в уверенности, что Кобылинский и Intermediarius являются одним лицом[2011]. Может быть, именно Винтер был автором статьи в честь «д-ра Кобилински», опубликованной в приложении к «Wiener Fremdenblatt» в сентябре 1934 года, статьи, отчасти опиравшейся на ложные факты. Кобылинский, в действительности не имевший степени доктора, за границей прибавил себе пять лет (возможно, желая казаться ровесником Иоганны ван дер Мойлен). Статья содержала его жизнеописание, хотя юбиляру на самом деле исполнялось вовсе не шестьдесят, а пятьдесят пять лет; приводились также неточные данные о том, что в России им была выпущена антология бельгийской поэзии и что он был преподавателем в одной московской гимназии[2012]. Полякову не удалось выяснить, кто был автором статьи, — он делает предположение, что это был швейцарец Гебхард Фрай, друг Кобылинского, который какое-то время жил в австрийском городе Инсбрук[2013]. Однако многое указывает на то, что авторство принадлежит Винтеру.

Еще в 1927 году Винтер создал организацию «Österreichische Aktion». Прообразом ее служило крайне правое движение «Action française», которое под руководством писателя Шарля Морраса стало примыкать к фашистским движениям. «Österreichische Aktion» стала развиваться в ином направлении. Усилия Винтера были направлены на слияние социализма и монархизма. Девизом служили слова: «Rechts stehen — links denken» («Быть правым — думать как левый»). Задачей организации являлась интеграция консервативных христианских ценностей в рабочее движение.

Но все же почему откровения голландского медиума Intermediarius’a имели такое значение для Винтера в его национальной борьбе? Каким образом четыре оккультных труда: «Die Weisheitslehre des heiligen Graal», «Homo Coelestis», «Universum. Der Kosmos und der kosmische Mensch» и «Das grosse Zeichen»[2014] — имели такие политические последствия? Дело в том, что в интерпретации Кобылинского основу гностически окрашенного изложения космической драмы его подруги составляла русская религиозная философия. Согласно учению Intermediarius’a, человек (и вместе с ним все творение) отпал от Бога. Распятие и искупление Сына Божьего возвратит человека к его источнику, к небесному единству его «первообраза». В эсхатологической перспективе потерянная гармония мира должна в ближайшем времени вновь восстановиться, разобщенный астральный космос должен вновь обрести свою целостность. Таким образом, Винтер, надо полагать, усматривал в Intermediarius’e родственную душу, человека, стремящегося стать связующим звеном (на что указывало уже само имя) не только между Востоком и Западом, но и, более того, между небом и землей, астральным космосом и человеческим бытием.

В тот момент, когда захват власти Гитлером уже был свершившимся фактом (со всеми его угрожающими последствиями), Винтер начал выпускать выходивший раз в два месяца журнал «Politische Blätter» — тем самым он хотел внести свою лепту в дело спасения своего народа в трудный и критический момент. Показательно, что в первом номере журнала, вышедшем в апреле 1933 года, была объявлена публикация книги «д-ра Кобилински» под заглавием «Die Sophiamystik bei Vladimir Solowiew», которая должна была выйти в рамках новой серии под названием «Wiener Soziologische Studien»[2015]. Прозрения Кобылинского уже стали неотъемлемой составной частью политической деятельности Винтера. Последний тщательно проштудировал многочисленные переводы трудов Соловьева, сделанные Кобылинским и снабженные им обстоятельными введениями и комментариями. Винтер разделял идею всеединства, направлявшую мысль Владимира Соловьева, его взгляд на мир как единое мистическое целое. Таким образом, Соловьев во многом служил для него примером — как воссоединителя культур, так и «поэта-духовидца». С этой опорой на целостность бытия был связан и живой интерес к средневековью, присутствовавший и у Винтера, и у Кобылинского. В 1934–1936 годах в серии «Wiener Soziologische Studien» Винтер публикует двухтомное исследование, посвященное эрцгерцогу XIV века Рудольфу IV («Основателю») и его идее австрийского всеединства. Исследование частично базировалось на докторской диссертации Винтера[2016].

Интерес к русской культуре возник у Винтера рано; в молодости он даже начал изучать русский язык. Он придерживался того мнения, что Австрия, в силу своей неустойчивой национальной самооценки, должна в равной мере приобщиться как к западному, так и к восточному опыту, укрепляя свою самобытность на двуедином базисе. Он также ясно давал понять, что считал необходимым соединение науки и религии. «Politische Blätter» был, помимо его католической основы, ориентирован на «научное исследование политических вопросов»[2017].

Поначалу в «Politische Blätter» о фашистской Германии писалось довольно сдержанно; в то же самое время журнал проявлял пристальное внимание к Советскому Союзу. О какой-либо определенности позиции по поводу антисемитской политики нацистов не заботились. Однако когда в начале 1934 года бундесканцлер Дольфус, друг и товарищ Винтера по окопам времен Первой мировой войны, в своих маневрах, не обойдясь без кровопролития, был вынужден запретить социал-демократическую партию, в развитии австрийской драмы наметился новый поворот. Как раз в это время Винтер был избран Дольфусом на пост одного из трех вице-бургомистров Вены, с тем чтобы тот способствовал сближению левых и правых вопреки всем серьезным ограничениям свободы. Вскоре, 25 июля, австрийские национал-социалисты попытались поднять мятеж и совершить государственный переворот, при этом был убит Дольфус. На посту бундесканцлера его сменил еще более откровенно авторитарный фон Шушниг, который также был фронтовым другом Винтера. В этот момент, в сентябре 1934 года, «Österreichische Aktion» сформулировала программу из десяти пунктов, направленную на объединение нации. Оставшись без поддержки запрещенных социал-демократов, организация стремилась таким способом продолжить борьбу за дело рабочих (отсюда перемена названия на «Österreichische Arbeiteraktion»). Издавался еженедельник под названием «Aktion» — орган христианского рабочего движения, вынужденный действовать во все более жестких условиях и нередко подвергавшийся изъятию со стороны властей.

Со временем Шушниг обратился за поддержкой к Муссолини. Винтера же подобный ход событий уводил в сторону все большего радикализма. «Politische Blätter» стал призывать к созданию народного фронта для борьбы против диктатуры национал-социалистов. Одновременно журнал начал обращать свой взгляд в сторону Советского Союза. На страницах журнала с удовлетворением констатировалось, что ленинская идея революции становилась у Сталина все более консервативной. Винтер объявлял, что ничего не опасается так, как присоединения к Германии. Но именно в этом направлении двигался Шушниг. Вскоре он объявил Австрию «германской», но все-таки нуждающейся в независимости. В конце концов 11 июля 1936 года ему пришлось заключить дружественное соглашение с Германией. Вследствие этого диапазон действий «Politische Blätter» резко сузился, и Винтер несколько раз был подвергнут цензуре. По некоторым сведениям, многолетняя переписка между ним и Кобылинским в это время приобрела необычайную интенсивность[2018].

А 24 октября 1936 года Винтера снимают с поста вице-бургомистра. Тогда же налагается окончательный запрет на издание «Politische Blätter». На тот момент Винтер был наиболее откровенно высказывающимся противником Гитлера в Вене, явно критически относясь к своему старому другу Шушнигу. Немецкое вторжение было вопросом времени. Таким образом, борьба, которую во все более неравных условиях вел Винтер, касалась самого существования австрийской нации. Наконец, в марте 1938 года в страну вступили немецкие войска. Аншлюс был одобрен после унизительного апрельского псевдореферендума. Уже через несколько дней после вторжения немецких войск Винтер с семьей покинул страну. На какое-то время он решил обосноваться в Швейцарии.

Во второй половине дня 29 июня 1938 года в Монти Кобылинского (и ван дер Мойлен) посетил Винтер. Очевидно, эта встреча стала первой и единственной. Сын Винтера, по его словам, помнит, что отец после встречи вернулся домой в сильном возбуждении[2019]. Имевшая место беседа была, судя по всему, оживленной, собеседники, надо полагать, в этот момент разошлись во мнениях по поводу и фашизма, и коммунизма. Примиренческое отношение Кобылинского к Гитлеру должно было шокировать Винтера[2020]. Отношение же Кобылинского к Сталину носило, наоборот, однозначно враждебный характер — в этом вопросе Винтер питал явные иллюзии по поводу Советского Союза и, по выражению его политического противника, «плясал под дудку Кремля»[2021]. Интерес Винтера к диалогу с Востоком в сочетании с его деятельным участием в рабочем движении стал внезапно развиваться в совершенно чуждом Кобылинскому направлении.

Вскоре после этого, с отъездом семьи Винтер в США, связь между ними, видимо, прервалась. Винтер вернулся в Австрию уже в 1955 году, после ряда лет университетского преподавания в Америке. Тогда же он выпустил своего рода политическое завещание — большое исследование о святом Северине. В исследовании он обратил свой взгляд далеко назад, в V век. Северина он рассматривал как первого создателя австрийской нации, как человека, сумевшего соединить два звена, «der Heilige zwischen Ost und West», цитируя заглавие книги[2022]. В 1959 году Эрнст Карл Винтер умер. Десять лет спустя венское издательство левой ориентации «Amandus» выпускает им же самим написанную книгу о его жизни с показательным подзаголовком «Bahnbrecher des Dialogs» («Пионер диалога»)[2023].

Однако сразу после войны, в 1946 году, все еще в обстановке неопределенности в судьбе нации, в Вене с новой силой возникает интерес к мировоззрению Intermediarius’a в интерпретации Кобылинского. В среде интеллигенции вновь активизировалось христианское движение левого крыла, которое стремилось достичь более глубокого понимания той России, которая теперь стала одной из держав, оккупировавших Австрию. Центральной фигурой этого движения был Август Цехмайстер (1907–1963), сторонник католического социализма. Он издавал религиозно-философские работы, нередко в издательстве «Amandus», серьезно интересуясь восточной мистикой. Цехмайстер находился под сильным влиянием Владимира Соловьева, но был также знаком с трудами Николая Бердяева, Сергея Булгакова и Павла Флоренского[2024]. С Кобылинским венский кружок связаться не успел, однако со временем завязались отношения с ван дер Мойлен[2025]. Теперь никто уже не пребывал в заблуждении по поводу тождества Кобылинского и Intermediarius’a. В письме кружку ван дер Мойлен подчеркивала, что писала под воздействием высших сил, в состоянии транса. Всеми способами она стремилась умалить свое личное значение[2026].

Можно сделать вывод, что, во-первых, концепция Intermediarius’a должна учитываться при изучении эмигрантского наследия Льва Кобылинского, а во-вторых, что бывший московский фантазер, чародей из одноименной цветаевской поэмы, вовсе не сидел, как это могло бы показаться, в изгнании, на культурных задворках южной Швейцарии. Наоборот, его экуменический призыв в действительности сыграл хотя и незаметную, но весьма определенную роль в центральноевропейской политике в критическое десятилетие — тридцатые годы. Для русского символиста это было в высшей степени уникальным путем развития в период, когда центральные фигуры этого движения уже сошли со сцены истории. Развитие символизма могло идти по разным путям — своеобразный путь Кобылинского был одним из них.

Магнус Юнггрен (Гётеборг)

Перевод со шведского Ирины Карлсон

Загрузка...