Глава 9

– Мм-м-м… – глаза мои все еще были закрыты. Открыть? Даже не знаю: а стоит ли? Что-то подсказывает мне, что я вновь вляпался в какие-то неприятности. Что именно? Довольно сложно описать это сосущее под ложечкой чувство, а также легкий холодок, подбирающийся от верхней части позвоночника к макушке. От холодка этого волосы словно бы электризуются, такое ощущение, что они становятся дыбом в преддверии чего-то неординарного. Я уже знаю: если такое происходит с моим организмом, значит неминуемо жди беды. Это он таким образом сигнализирует, предупреждает своего горемыку-хозяина о грядущих невзгодах.

Что это было? Газ? Возможно. Я вспомнил клубы белесого дыма, повалившие из воздухопровода в тот самый миг, когда индикатор на входном люке каюты протестующее пискнул и загорелся предупреждающим красным цветом. «Какого черта они заблокировали дверь?» – пришедшая в тот момент мысль оказалась последней, а точнее: последней, что я помнил. Или нет? Я послушно напряг извилины, силясь припомнить хоть что-либо еще, но память была чиста, как мысли пастора о раскаявшейся грешнице. Да, действительно, ни-че-го. Безграничная пустота, смешанная с чувством легкой тошноты и едва заметным, полуоформившимся ощущением голода.

Где я? Судя по ветру, который развивал мои волосы, по воздуху, насыщенному каким-то пряным, чуть сладковатым ароматом, по жужжанию насекомых, в конце-концов, можно было со стопроцентной уверенностью утверждать, что я нахожусь не на палубе космического корабля, а на планете. Какой? Ну, не знаю.

– Антонина Семеновна, куда это нас занесло? – задал я вопрос своему лингвину, но в ответ не услышал ничего, кроме гнетущей тишины. Ладно, где наша не пропадала! Приоткрыл оба глаза сразу, стараясь сделать так, чтобы со стороны стороннего наблюдателя, если он есть, это бы выглядело незаметно. Напрасные старания: никого в поле зрения не было, не считая нескольких неодушевленных предметов. Одним из этих неодушевленных предметов оказался рюкзак, аккуратно прислоненный к валуну, примостившемуся подле моих ног. Валун этот был не одинок – рядом валялись еще несколько, скрашивая убогий пейзаж песчаных дюн. Вот те раз: неужто старик и впрямь избавился от меня? Чтож, очень похоже на то. Права, права была Антонина Семеновна. Взял бы деньги – и ничего этого не произошло.

Вставать упорно не хотелось. Не хотелось окунаться в новую реальность, и только усиливающееся чувство голода да крохотная толика любопытства заставили меня подняться все-таки на ноги и оглядеться. Песчаные дюны, небо над головой привычного голубоватого оттенка. Чуть правее, метрах в четырехстах, виднеется лес. А за спиной… за спиной отчетливо слышится шум прибоя. Обернувшись, я смог насладиться прекрасной панорамой безбрежного морского простора, берущего свое начало, казалось, от самой линии горизонта.

Следовало посмотреть что находится в рюкзаке. Я присел на корточки, неловкими пальцами справился с магнитной защелкой, и принялся рыться в нем, выкладывая содержимое прямо на песок, разогретый жаром местного оранжевого светила. Ребристые прямоугольные упаковки с пищевым концентратом ложились в аккуратную стопку. За ними появился нож – самый обыкновенный, с черной пластиковой рукояткой и длинным лезвием, выполненным из какого-то металлического сплава. Тонкий цилиндр с крошечным зеленым индикатором, расположенным ближе к верхней части и кнопкой рядом с ним на поверку оказался зажигалкой – я нажал на кнопку и был вознагражден видом подрагивающего язычка пламени. Самораскладывающаяся палатка с подогревом в прозрачной упаковке с рекламным проспектом внутри и тонкой брошюркой инструкции по эксплуатации, а также гарантийным талоном от завода-изготовителя, комплект термобелья, темно-синяя штормовка, выполненная из материала толщиной в несколько микрон – вот, пожалуй, последние вещи, которые я извлек из своего рюкзака. Ни пистолета, ни какого-то более серьезного оружия, не было и в помине. Либо пожадничали те, кто снаряжал меня в это сомнительное путешествие по приказу папаши Эльвианоры, решившего избавиться раз и навсегда от назойливого претендента на руку и сердце ненаглядной дочурки, либо попросту в оружии не было нужды вследствие отсутствия на планете крупных хищников и недружелюбно настроенных существ разумных – не знаю. Аспект данный придется выяснить опытным путем, и я искренне надеюсь, что это будет нескоро.

Да, на дне рюкзака обнаружился еще один предмет, о котором я забыл упомянуть. Моя личная вещь – единственная, которую я успел нажить за время своих скитаний после того как покинул родную планету. Это был тот самый загадочный восьмигранник – толи детская игрушка, толи предмет роскоши исчезнувшей цивилизации, обнаруженный мной в трухе рассыпавшегося здания еще в то время, когда мы с Эльвианорой были в плену у черных археологов. Я повсюду таскал его с собой в память о тех днях, ведь стоило мне лишь глянуть на него – и перед глазами тотчас же вставали уродливые рожи карликов, одним своим видом напоминая о том, что жизнь, в сущности, штука переменчивая, и какой бы хреновой она ни казалась в настоящий момент – временами она бывает еще хуже. Видимо, собиравшие меня в дальний путь люди нашли его в моей каюте на базе – именно там я оставил восьмигранник перед тем, как отправиться выручать отца Эльвианоры в образе негуманоидного чудовища.

В принципе, этот сувенир можно было бы и выбросить, учитывая сложившиеся обстоятельства. Как-никак, но это лишний вес и место, занимаемое в рюкзаке. Можно было бы, но… отчего-то я не решался этого сделать. Так и стоял какое-то время истуканом, глядя как переливаются неизвестные символы при попадании на них прямого солнечного света, поражаясь совершенству граней и мысленно раз за разом ныряя в прошлое.

Так, все, хватит! Собрав волю в кулак, я сунул безделушку обратно в рюкзак. Внимательно пересчитал упаковки с пищевым концентратом(их оказалось ровным счетом четырнадцать) и, побросав свои нехитрые пожитки вослед за восьмигранником, просунул руки в широкие лямки, которые тотчас же затянулись ровно настолько, насколько это и было нужно. Ну что тут еще скажешь – цивилизация!

Куда пойти? К лесу, или наоборот: ближе к морю? Есть уже хочется немилосердно, желудок прямо-таки бурчит от голода, но от удовлетворения своих гастрономических потребностей удерживает меня сейчас лишь одно – полное отсутствие воды. Причем не просто самой воды – отсутствие даже тары под воду! Что это? Преступная халатность, или желание убить медленной смертью? Нет, пищевой концентрат употреблять сейчас в пищу никак нельзя. Я знал по опыту: стоит лишь съесть эту сухую, крошащуюся, и, чаще всего, отвратительную на вкус пакость, как во рту сразу же пересохнет, и организм потребует утроенную порцию жидкости. А, значит, куда идем? Ну правильно, к лесу. Море-то наверняка соленое, да и родника близ него не найти.

Да, родника не найти. Хотя… Пришедшая мне в голову мысль показалась настолько дельной, что, едва начав движение в нужную сторону, я тотчас же остановился. А почему, спрашивается, я меряю все по земным меркам? Почему я так непоколебимо убежден что океаны всенепременно должны быть солеными? А может быть здесь все с точностью до наоборот будет? И вообще: жидкость, с виду так похожая на воду, вполне может оказаться чем-то иным. Ну что тут еще скажешь? Не проверишь – не узнаешь.

Сходить? Позже! Махнув рукой на свои пространные рассуждения, я все-таки направился к лесу. Шел быстро, не забывая при этом внимательно смотреть по сторонам. На подходе к опушке вдруг вспомнил про нож. Остановился, сдернул с плеч рюкзак и, покопавшись чуток в его недрах, извлек на свет божий искомый предмет. Теперь, когда рукоять его удобно расположилась в моей ладони, я почувствовал себя гораздо увереннее. Интересно, почему мой лингвин не подает признаков жизни?

– Антонина Семеновна, просыпайтесь, пора вставать! – вновь обратился я к своему лингвопереводчику опять же с нулевым результатом. Умерла она там, что ли, или просто достал я ее уже со своим уникальным умением попадать во все новые передряги?

Постояв какое-то время у гигантского дерева, которое я мысленно окрестил сосной за его разлапистые ветви, состоящие сплошь из длинных зеленых колючек, я рискнул-таки углубиться в лес. Под сенью деревьев стало чуток попрохладней. Было раннее утро, видимо, когда я пришел в себя. Сейчас же солнце уже палило немилосердно и наличие лесных исполинов, кроны которых, переплетаясь, создавали почти непроницаемый зеленый ковер, оказалось весьма кстати. С каждым новым шагом, который я делал по лесу, ландшафт мне все больше и больше напоминал земной. Все та же трава, как и полагается, зеленая, кусты, то и дело цепляющиеся за рукава, серебристые нитки паутины, жужжание мух и стрекот кузнечиков. И запахи. Они шли буквально отовсюду. Ароматы цветов, которых вокруг было великое множество, смешивались с ароматами трав, хвои, влажной земли, листвы… Ветер добавлял к этому букету запах принесенной с востока морской свежести, отчего хотелось дышать полной грудью, балуя изголодавшиеся по столь редкому лакомству легкие.

Все бы хорошо, да вот даже намека никакого на воду нигде не было. Не было – и все тут. Ни родника, ни озера, ни болота. Мне кажется, что я бы сейчас уже и с лужи пил, найдись такая где-нибудь неподалеку.

К счастью, не было видно и крупных животных – с ними бы я точно не справился, имея на вооружении всего лишь столовый нож. Копье надо сделать. Так, на всякий случай. Привязать нож к палке и таскать ее у себя за спиной, приторочив каким-то образом так, как это делали дикие люди. Вот только привязывать чем? Лоскутами ткани от одежды? Ладно, об этом и потом можно подумать. Первоочередная задача – найти воду и тару, годную для ее хранения и переноски. Мысли текли неторопливо, приноравливаясь к новому, полуживотному уровню бытия. Вот оно как бывает! Совсем недавно бороздил космические просторы на сверхсовременных гелиостропах, а сейчас занят раздумьями о том, из чего можно сделать меха или, на худой конец, глиняную посудину.

Шум струящейся воды, раздавшийся совсем рядом, поначалу заставил меня вздрогнуть, а затем лосем ломануться в ту сторону, откуда слышался этот звук.

– Чего пялишься? Члена голого не видел? – бородатый, широкоплечий мужик, застегивающий ширинку, косился с явным неодобрением то на меня, то на нож, что так и оставался зажатым в моей правой руке.

– Ты кто??? – я безотрывно смотрел на свою находку не в силах поверить в то, что видели сейчас мои глаза.

– Тебе-то какая разница? Ну, допустим, лесничий. – Так нелюбезно встретивший меня гуманоид похоже был в стельку пьян. Об этом плачевном обстоятельстве говорили две вещи: его осоловевший взгляд и стойкий запах перегара, доносившийся до меня даже тогда, когда рот его был закрытым. – А ты кто?

– Человек.

– Не лесничий?

– Нет.

– Это хорошо, – данному ответу неизвестный отчего-то особенно обрадовался. – Так может быть ты это… того… Маньячина?

– С какой стати? – Поймав красноречивый взгляд в сторону ножа, я понимающе осклабился: – Нет, грибы просто тут собираю. Заплутал малость, вот и пошел на звук. – Ложь срывалась с языка легко, я уже вошел в выдуманную самим собой роль и теперь стремился перехватить инициативу в нашем разговоре на себя. – А ты что делаешь в этой глуши?

– Да ружье здесь вчера посеял. С приятелями отдыхали, вот я и… Здесь оно где-то, в общем.

– Уверен?

– Неа. Точно не помню. Но то, что оно в лесу осталось – факт. По-моему даже в этом.

С каждым произнесенным словом моего нового знакомца мне все сильнее казалось, что никакой он не лесник вовсе. Всеми повадками своими мужичина походил больше на мелкого браконьера, выезжающего временами на охоту с такими же оболтусами, как и он сам – дружками. Но не это меня беспокоило, нет. Меня беспокоил его внешний вид. Мужик ведь был не просто гуманоидом – он выглядел самым что ни на есть настоящим землянином, землянином от мозга до костей. Как же я раньше не умудрился догадаться что нахожусь на Земле? Флора и фауна то ведь один в один! Не мог, просто боялся поверить в чудо, ибо за верой всегда следует жестокая кара – разочарование. И если вера твоя сильна – разочарование будет во стократ сильнее, когда окажется вдруг что ты вновь ошибся. Так неужто же все это действительно правда? Неужто стоящий передо мной ханурик и есть землянин? Вопросов в голове вертится очень много, но вот самые актуальные задать язык просто не поворачивается. Ну не спросишь ведь ты, например, прямым текстом: «Слышь, мужик, а как называется планета, на которой мы сейчас находимся?», или: «А не принадлежишь ли ты случайно к человеческой расе?» Психов у нас не любят, особенно разгуливающих по лесу с ножами в руках.

– Человече, а домой ты когда собираешься? Мне бы в город попасть.

– В город? Ты же вроде как по грибы пришел. Набрал-то хоть чего?

– Ничего не набрал. Умаялся только как черт, – сняв с плеч свой тощий рюкзак, я для убедительности потряс его перед бордовой физиономией своего собеседника. При этом в рюкзаке что-то звякнуло, вызвав, по-видимому, у встреченного мной индивидуума какие-то свои, особые ассоциации.

– Что, еще и заплутал небось?

– Ну да, типа того. Так что, поможешь?

– Мне бы ружьишко найти. – Мужик все еще не решался ответить на мою просьбу согласием. Переминался с ноги на ногу, мыча себе под нос что-то нечленораздельное, да бросал время от времени косые взгляды то на меня, то на рюкзак, который я вновь не поленился закинуть себе за плечи.

– Давай так: с меня – литруха. Домой только довези, а там рассчитаемся. Идет? А ружье свое и потом найдешь, никуда оно не денется в таких дебрях.

Предпоследний аргумент явно оказался решающим:

– Лады. Айда за мной, у меня здесь машина неподалеку припаркована. Только чур не отставать! – с этими словами он развернулся и бодро пошлепал в сторону, противоположную той, откуда я совсем недавно пришел. Я же поспешил за ним следом, раз за разом убеждая свой разум, что происходящие в данный момент события на самом деле не являются вымыслом моего воспаленного мозга, они происходят на самом деле, и никуда нам обоим от этого не деться.

Неужто я и впрямь очень скоро окажусь у себя дома? Я попытался воскресить в своей памяти картину квартиры, которую покинул, казалось бы, лет двести тому назад и с ужасом понял, что у меня, в общем-то, это не очень то и выходит. Перед внутренним взором смутно всплывала двушка с убогим интерьером еще тех, совдеповских времен с вечно капающей водой из умывальника в ванной, да полинялыми засаленными обоями неопределенного оттенка с геометрическим узором и кое-где разбросанными по нему позолоченными вензелями. Старенький холодильник, газовая плита с заляпанными жиром конфорками, деревянные полы со щелями в палец, окна, которые давным-давно следовало бы заменить на пластиковые. Из всего интерьера новыми были разве что плазма с диагональю экрана в шестьдесят дюймов да стиральная машинка «Zanussi», приобретенные мной буквально за неделю до аварии, изменившей мою жизнь настолько, что я и сам уже себя не узнавал. Неужели воочию я скоро увижу все это великолепие? И работа… То-то старый хрен удивится, когда я заявлюсь к нему в офис!

Внезапно за деревьями забрезжило каменистое полотно дороги, и поток моих сумбурных мыслей поначалу сократился до минимума, а затем и иссяк окончательно при виде аппарата, уткнувшегося мордой в кювет. Телега? Да нет, скорее уж обитый листами железа прямоугольный короб с узкой смотровой щелью там, где должно было находиться лобовое стекло. За телегу я его принял по ошибке, поскольку мой ищущий взгляд первым делом наткнулся на напрочь лишенные шин деревянные колеса.

– Ну вот, почти пришли. Тесак-то свой спрячь, а то еще пырнешь кого ненароком.

Действительно: только сейчас я заметил, что продолжаю держать в руке нож. Торопливо сунул его в рюкзак, не отводя взгляда от загадочного агрегата. Пожалуй, при более внимательном рассмотрении транспортное средство наиболее всего походило на наспех переоборудованный вагон-теплушку, посреди ее плоской крыши даже труба торчала, из которой вился сейчас легкий дымок.

– Как тебе моя «ласточка»? – крепко сбитый детина с мутными глазами, не сбавляя хода, с выжиданием уставился в мою сторону.

– Да так, ничего себе. – Когда мы подошли совсем близко, я не преминул воспользоваться случаем и обошел «вагон» со всех сторон, желая не упустить ни малейшей детали. Так и есть: колеса действительно деревянные, с толстыми, опять же деревянными, спицами, рабочая поверхность колес обита тонким слоем желтоватого, по цвету напоминающего медь, металла. Корпус тоже деревянный, листы железа закреплены на нем довольно неаккуратно самыми обыкновенными гвоздями, между листами кое-где просветы величиной с ладонь, а то и с полторы. Сами листы металла довольно тонкие, не знаю для чего понадобилось ими оббивать деревянную обшивку. От винтовочной пули они точно не спасут, не говоря уже о более серьезном оружии. Кстати, а с чего это я решил, что сие транспортное средство неминуемо должно от чего-то спасать? Уж не потому ли, что глядя на данное чудо техники, я буквально в считанные минуты успел разувериться и в том, что нахожусь на Земле и в принадлежности к человеческому роду моего сопровождающего? А как иначе? Нигде, даже в самой забытой Богом деревне, не встретишь у нас подобного автомобиля. Да и автомобиля ли?

«Стоп, а кто сказал что оно действительно ездит? Этот пропитый алкаш в потяганном вязаном свитере и замызганных брюках?» – спасительная мысль, молнией промелькнувшая в моей голове, вернула мне мою обычную холодную рассудительность. В конце-концов, короб этот несуразный вполне мог оказаться обыкновенным прицепом, а мой спутник попросту решил подшутить, приняв встреченного грибника за доверчивого городского обывателя.

– Ну что, ты идешь? – громила уже маячил у распахнутой двери.

Что ж, сейчас мы и узнаем, так ли это на самом деле. Утвердительно кивнув, я одним махом преодолел три ступени откидной лестницы.

Все мои рассуждения рассыпались в пыль, стоило лишь мне оказаться внутри. Передняя часть бронированного монстра действительно представляла из себя кабину. Потертое водительское кресло с потрескавшейся то ли кожаной, то ли дермантиновой обивкой, лицевая панель, снабженная двумя шкалами с люминесцентной подсветкой, индикаторами и четверкой рычажков-переключателей с черными эбонитовыми рукоятками. Руль в виде самолетного штурвала – обрезанным бубликом. Правее – широкое пассажирское сиденье. Все как у людей, в общем. С одним лишь маленьким исключением: подобного агрегата и в помине на Земле не существовало. Так-то вот. А я-то, наивный, спрашивается, на что надеялся?

В край раздосадованный, я продолжал исследовать машину. Прошел в заднюю часть, минуя двухярусную кровать с выдвижным столом и двумя стульями без спинок, намертво прикрученными к полу. Отдернул ширму и ахнул: за ней во всей красе располагался самый настоящий паровой двигатель. Вместе с топкой пространство он занимал немалое – вот почему при всей своей кажущейся громоздкости в автомобиле, по сути, было не так много свободного места. Даже багаж, если бы таковой имелся, девать в принципе было и некуда.

– Что, опять вляпался по самые уши, недотепа хренов? – доселе молчавшая Антонина Семеновна не выдержала и подала наконец-то свой голос. – Ты хоть понимаешь куда мы попали по твоей милости?

– Ума не приложу. А вы?

– Господи, ну скажи, скажи, за что мне такое испытание?

Восприняв ее вопрос как сугубо риторический, я обратил свой взор на местного аборигена, который в этот момент как раз пытался мне что-то сказать, но благодаря нытью своего лингвина я в упор не воспринимал что.

– Ты оглох? Лопату говорю возьми. Топку надо раскочегарить.

– А уголь где брать?

– Странный ты, – мужик, протягивая совковую лопату, пытливо посмотрел мне в глаза. – Не местный что ли?

– Ну да, не местный. Машины никогда не видел. Живу на окраине, в поселке. – Я старательно изображал из себя полную деревенщину, мысленно решив, что ни за что, ни под каким соусом не расскажу никому, включая своего собеседника, истинные обстоятельства моего появления до тех пор, пока не пойму, что это действительно безопасно.

– Вот уголь. – Он ткнул ногой в неприметного цвета ящик, который я в полутьме умудрился не заметить. Еще раз поглядел на меня, наклонился, открыл закопченную овальную заслонку. – Уголь кидаешь до тех пор, пока я не скажу, что хватит. Все, можешь начинать.

Похоже, уважения в его голосе слегка поубавилось. Дождавшись моего кивка, громила передернул плечами и не спеша побрел в сторону рубки, как я мысленно окрестил кабину данного агрегата. Я же, сбросив с плеч рюкзак, принялся кормить топку углем, следя за тем, чтобы по полу он рассыпался по минимуму. Когда стрелка на манометре парового котла уже почти добралась до красной отметки, машина, издав душераздирающий гудок, тронулась-таки с места и бодро покатила по каменистой дороге, подскакивая на каждой неровности так, что клацали зубы.

– Заканчивай давай!

Повинуясь выкрику водителя, я вытер вспотевший лоб ладонью и захлопнул заслонку. Пошатываясь, добрался до кабины, уселся в спасительное кресло и с интересом принялся наблюдать за дорогой через смотровую щель, сделанную, на мой взгляд, чрезмерно узкой.

Смотреть, откровенно говоря, было не на что. Все тот же лес, на который я уже успел вдоволь наглядеться за время своего пребывания здесь, перемежался с редкими проплешинами полян. Некоторые из них были частично выгоревшими. Некоторые (а таких чем дальше мы ехали, тем становилось все больше) успели уже обзавестись свежим ковром из сочной ярко-зеленой растительности. Временами попадались поваленные деревья. Пейзаж уже не казался диковинным, глаз успел привыкнуть к нему в точности так же, как привыкает к любому ландшафту, и впоследствии мы потом даже не замечаем его, занятые, так сказать, решением проблем насущных.

– Кокошник одень, – внезапно озадачил меня водила.

– С какого перепуга?

– К посту подъезжаем.

Действительно: за изгибом дороги виднелось средних размеров деревянное строение: с плоской крышей, двором, огороженным бревенчатым забором из кольев. Вид постройка имела довольно неказистый. Такой, словно строилась еще во времена царя Гороха. В сибирской глубинке разве что можно увидеть такие вот срубы, да и то время их уже стремительно уходит. Зато пулемет на крыше выглядел вполне себе современно. Установленный на высокой треноге, он, повинуясь воле засевшего за ним стрелка, хищно повел своим вороненым дулом, нацеливаясь точнехонько в нашу сторону.

Видно было что мужик, сидящий сейчас подле меня за баранкой своего мастодонта, здорово занервничал. Пока я разглядывал здание, он уже успел нацепить на себя действительно нечто вроде кокошника и теперь во все глаза таращился на меня, с нетерпением ожидая, когда же я сделаю то же самое.

– А нет у меня никакого кокошника! – не видя иного выхода из ситуации, я рискнул-таки ошарашить водителя этой новостью и сейчас наблюдал за тем, как стремительно бледнеет его лицо.

– А где он?

Следовало что-то придумать, причем немедленно, ибо, судя по поведению пулеметчика на крыше и нервозностью моего оппонента, в противном случае меня ожидали серьезные проблемы, возможно даже несовместимые с жизнью.

– В лесу еще из кармана выпал.

– Фу-х, ну так бы сразу и сказал, блин. А то я уж подумал было, что ты из… Неважно! На вот, возьми, короче. – Он извлек из бардачка в точности такую же штуковину, что красовалась у него на макушке и протянул ее мне. Не мешкая, я нацепил ее на голову, втайне радуясь тому, что никто из знакомых, включая Эльвианору, меня сейчас не видит, а также отсутствию зеркала. Нацепил – и тотчас же услышал старческий голос, время от времени прерываемый возражениями более молодого диктора. Не иначе как в кокошник были вмонтированы самые обыкновенные наушники. Ну и зачем, спрашивается, весь этот маскарад?

К посту уже подъезжали довольные оба. Я – тем, что проблема так здорово разрешилась, и, скорее всего, сегодня умирать не придется, водила – оттого, что подобранный им найденыш не оказался одним из неназванных им врагов. Кто такие эти пресловутые «враги» я конечно же не знал, но расспрашивать своего нового знакомца ни о чем не стал во избежание новых подозрений.

– Меня Игнатом кличут, – тут же представился водила, стоило нам отъехать от злосчастной хибары. Фейсконтроль мы прошли вполне успешно, постовой просто глянул на нас мельком, прошвырнулся по салону и, не найдя ничего подозрительного, спрыгнул с подножки, пожелав под конец счастливого пути. Наличие кокошников сыграло здесь свою роль, видимо в этом мире они были чем-то наподобие пропуска.

– Илья, – представился я в ответ и крепко пожал протянутую руку.

Откровенно говоря, водитель мне нравился. И, хотя трехдневная щетина на щеках и крепкий запах перегара говорили сами за себя, прямота его характера скорее привлекала, нежели отталкивала.

– Ну что, Илья, куда тебе: на Млинки или в Прикополь?

Вопрос этот его невинный меня озадачил. А действительно, куда? Ясно ведь что это совершенно иной мир, не тот, который я так надеялся увидеть. И имущества у меня никакого здесь нет, не считая тех нескольких вещей, что в рюкзаке сейчас болтаются, подпрыгивая на каждой выбоине в такт с поскрипывающим агрегатом. А может быть ну ее, секретность всю эту? Выложить правду-матку, а там уж будь что будет? Тем более, что и платить за свою доставку действительно нечем. Нет «литрухи», обещанной водителю, нет квартиры, не говоря уже о счете в банке и заначке в подвесном шкафчике. Раскроется ведь, рано или поздно, моя наспех придуманная легенда, как пить дать раскроется. Так может быть лучше раньше чем позже? Глядишь, поступком своим на первый взгляд весьма неадекватным, хоть какое-никакое доверие у человека заслужу.

– Даже не думай! – в голосе Антонины Семеновны слышалось нешуточное волнение. – Ты хоть понимаешь, что эта пьянь подзаборная сможет тебя сдать потом в любую минуту? Опять в камеру захотел или в пыточной давно не был, не говоря уже о…

– Да понял я, понял. Антонина Семеновна, а вы что предлагаете? Немым прикинуться, а то может и вовсе блаженным? Или другие какие-то соображения у вас имеются?

– А никакие соображения и не нужны были бы, если бы кое-кто советы полезные от умудренной опытом женщины вовремя слушал!!!

– Ну, знаете ли, в последнее время вы меня уже здорово достали!

Мельком взглянув на водителя я понял, что наш слегка затянувшийся с лингвинихой спор ситуации не только не улучшает, но, пожалуй, с каждой минутой промедления делает ее все более серьезной. Взгляд его уже не был вопрошающим, в глазах отчетливо читалась напряженная работа мысли.

– Ты сам-то откуда? – буркнул я, желая хоть как-то потянуть время.

– Я-то прикопольский, – водила замолчал, демонстративно выдерживая длительную паузу. – А ты?

– Так, Игнат, останови-ка машину, разговор у нас будет долгим. Давай так: я тебе сейчас все как на духу расскажу, а там уж верить мне или нет – твое дело. Договорились? Его утвердительный кивок послужил мне знаком, этаким спусковым механизмом, после чего речь моя полилась плавно и размеренно. Я пожелал начать с самого начала – с дня той пресловутой аварии, когда я, ничего не подозревая, сидел за баранкой своей старенькой ауди, поглощенный немудреными житейскими заботами. Рассказывал, стараясь не упустить не малейшей подробности. Лично для меня это казалось сейчас самым важным. Найдя благодарного слушателя в лице подвыпившего аборигена, я как бы заново прокручивал свою жизнь, вновь переживал трагические и комические ее моменты. Местами улыбался, местами хмурился. Войдя в раж, даже познакомил Игната с Антониной Семеновной, вслух озвучив ее короткое высказывание, состоящее из отборного трехэтажного мата, в его адрес.

Разговор действительно у нас вышел долгим. Игната интересовала каждая мелочь. Словно ребенок, слушал он раскрыв рот, лишь время от времени позволяя вставлять себе коротенькие высказывания типа: «Ну надо же!», «Ишь ты!», «А дальше-то, дальше-то что было?» Закончив с повествованием и ответив на целую уйму вопросов своего благодарного слушателя я тоже не остался в долгу – с такой же дотошностью расспросил Игната о его мире, попросив излагать все в мельчайших деталях, какими бы незначительными они ему не казались. Уже вечерело, когда мы, словно два заговорщика, пожали друг другу руки, окончательно избавившись от взаимного недоверия и мельчайших недоговоренностей.

– Ну так что, куда едем? – не знаю почему, но после нашего разговора Игнат безоговорочно признал во мне лидера.

– Давай в Прикополь. Пустишь к себе пожить временно? Мне бы акклиматизироваться, пообвыкнуть чуток надо.

– Угу, работу еще найти. Без работы сам понимаешь – хреново. Не пожрать – не выпить.

– Так и я о том же. Так как?

– Да без проблем. Сколько надо тебе – столько и живи. Только это – кокошник в городе никогда не снимай. Вообще. Даже дома. Ты понял?

Я уныло кивнул. Дался ему этот кокошник! Мой товарищ (а именно так я теперь с полным правом мог называть своего нового знакомого), уже раз пять успел упомянуть о злосчастных наушниках, выполненных по последнему слову древнерусской народной моды. Впрочем, теперь, после продолжительного экскурса в историю и реалии этого мира, его опасения для меня стали вполне понятны. Прикрыв глаза, я принялся мысленно прокручивать в памяти весь наш разговор, стараясь разложить по полочкам и хоть как-то классифицировать весь массив полученной от Игната информации.

Итак, когда-то давным-давно, на самой заре времен, жил да был мир, населенный прадавними прародителями Игната. Был он высокоразвит настолько, что граждане его в свое время колонизировали добрую четверть галактики. Каким образом они это сделали – непонятно, ибо космических кораблей, насколько я понял, изобретено так и не было. Мой косноязыкий рассказчик упорно все твердил о каких-то порталах, открываемых при помощи особого устройства, некоего материализационного дешифратора. Впрочем, заострять его внимание на подробном описании аппарата я не стал – ни к чему это, зато здорово заинтересовался причиной, по которой его предки оказались именно на этой планете и в столь плачевном положении. Как всегда, все оказалось до банальности просто. С кем-то они там встретились в непознанных глубинах космоса. С каким-то загадочным врагом, в разы превосходящим по военной мощи и технократическому развитию. Да, как-то так, вроде. Далее была полуторатысячелетняя война на истребление, приведшая к потери подавляющего количества колоний и паническое бегство оставшихся в живых на самый край неисследованной соседней галактики. Исходя из слов Игната, планета, на которой я сейчас находился, и была последним форпостом некогда могучей древнейшей цивилизации.

Что было потом? Тяжелое становление на ноги в новом мире, долгие годы колонизации, выстраивание с нуля городов, инфраструктуры, сельского хозяйства. Осваивание целинных земель, катастрофическая нехватка продуктов и медикаментов, смешанная с извечным страхом перед тем, что настойчивые преследователи не остановятся и все-таки найдут их последнее пристанище, накрепко укоренилась в каждом гражданине, неотвратимо меняя менталитет, делая его озлобленным, подозрительным, недоверчивым не только к чужим, но и к своим собратьям, а зачастую даже агрессивно настроенным. Немногочисленная раса разумных беспозвоночных, проживающих на этой планете задолго до появления переселенцев, была уничтожена практически сразу же после того, как была найдена.

Казалось бы: развивайтесь, живите себе спокойно дальше, но нет – ростки враждебности уже посажены. Переселенцы разделились на отдельные группы, расселились, поделили территории и взаимоизолировались от соседей, объявив себя отдельными государствами. Язык, бывший некогда для всех общим, с течением лет видоизменялся, в конце-концов изменившись настолько, что граждане даже соседних государств уже с трудом могли понимать друг друга.

Дальше – хуже. Благодаря различию в климатических условиях на разных поясах планеты внешний облик переселенцев со временем тоже стал меняться. На южном полушарии Болтанки (так называлась эта планета) появились граждане с темной кожей, на северном – рыжеволосые альбиносы с голубыми глазами. В жарких, пустынных районах планеты и в условиях крайнего севера начали появляться люди с узким разрезом глаз. Такие внешние отличия, естественно, оставаться незамеченными не могли и в свою очередь стали вызывать повышенную степень недоверия у тех, чей внешний облик выглядел иначе. Так на Болтанке появились национальности.

Ну а потом, ясное дело, пошло-поехало. Кто-то кому-то что-то не так сказал, кто-то на кого-то как-то не так посмотрел… Начались войны. Одна за другой. Практически непрерывно, с интервалом от пятидесяти до восьмидесяти лет, приведшие в конечном итоге к полнейшей технократической деградации. И так, судя по словам Игната, продолжалось ровно до тех пор, пока какой-то горемыка в определенный момент вновь не открыл силу атома. И только сейчас, по прошествии стольких лет взаимной ненависти, войн и всяческих несчастий, на планете наконец-то начал царить мир. Случилось сие благотворное событие благодаря одному-единственному гражданину, истинному сыну своего народа, незабвенному царю-батюшке Иепифану Хорольскому, светлая ему память на многие, многие века, ведь именно он, одним движением своего царственного перста и остановил все это форменное безобразие, нажав на заветную кнопку запуска межконтинентальных ядерных ракет, тем самым превратив нечестивцев, окружающих государство Притское, в аккуратные горстки радиоактивного пепла.

Но и вражины, нечисть поганая, тоже, к сожалению, в долгу не остались. Ответили тем же, в результате чего на Болтанке в относительной целостности сохранились всего лишь два города – Млинки и Прикополь, со всех сторон окруженные зараженными землями. Так-то вот. Невеселая эта история, откровенно говоря, энтузиазма мне вовсе не добавляла. Даже наоборот – побаиваться как-то стал. Что ждет меня в этом мирке, искусственно суженном до величины игольного ушка? Хотя, судя по рассказу моего товарища, жизнь здесь, в общем-то, была совсем ничего. Текла потихоньку, размеренно. На оставшихся полях исправно созревал урожай зерновых с фруктами, овощами и неким подобием картофеля. На подземных фермах выращивались грибы и «мясовухи». Изредка, минуя кордоны, просачивались «муданты», но этих было совсем мало и опасности, как я понял, они особой не представляли ввиду своей худосочности и подорванного здоровья. В принципе выжить можно. Вот только заняться бы чем? Без дела я сидеть не любил, да и жить привык не так, чтобы на широкую ногу, но и чтоб все как у людей было. Не нуждаться, в общем.

Надо, надо приспосабливаться. Покинуть планету не на чем, это абсолютно точно. Вершина местной инженерной мысли вон, подо мной вздрагивает от тарахтения двигателя, да взбрыкивает на каждом ухабе словно кобылица, норовя выкинуть меня из насиженного кресла. Кстати, уголька бы пора подкинуть. Вставая, я не преминул задать интересующий меня вопрос Игнату:

– Слышь, а кокошник этот почему снимать-то нельзя?

– Я же тебе говорил: по нему указы государевы до народного уха доводят, мысли всяческие премудрые, кто, где и как жить должен. Чтобы по закону все было, по понятиям. А незнание закона, между прочим, от ответственности не освобождает. Ты все понял?

– Понять-то я понял. А много их, законов этих с указами вместе?

– Ну-у… – Игнат почесал пятерней волосы, сделав растопыренными пальцами нечто вроде расчески. – Так-то я не считал, но вообще да – много. Едва ли не каждый день новый закон выходит. Сегодня вон бабам труселя кружевные носить запретили. Так ведь где ж их возьмешь, труселя-то эти самые, – они все уже лет пять как в холщовом исподнем почитай как ходют.

– Что, и в сортир нельзя без кокошника?

– Короче: если никто тебя не видит, то можно и без кокошника. Я сам так иногда делаю, чтобы голова отдохнула, когда уж мочи совсем нет. Но если закон какой новый прогавишь – тогда уж не обессудь, а пеняй на себя.

– Да, серьезно у вас здесь все.

– Угу. А как же иначе? Порядок во всем должен быть, иначе мир наш поглотит анархия и снова наступят темные времена. – С надрывом процитировал мой собеседник. Слова были явно не его. Впрочем, теперь я прекрасно понимал откуда они. Наушники, надетые мною по необходимости, то и дело разражались подобными высказываниями. Лично мне они пока еще особых неудобств не доставляли. Разум, закаленный в бесконечных спорах с Антониной Семеновной, попросту дистанцировался от пустого трепа, делая его обычным звуковым фоном.

После того как я вновь накормил топку новой порцией уголька, машина пошла значительно резвее. В какой-то момент Игнату пришлось даже выпустить излишек пара, оглашая округу громким гудком.

В Прикополь въезжали уже поздним вечером. Миновали очередной кордон, промзону из обшарпанных зданий окруженных заборами. Уличных фонарей здесь практически не было – лишь редкие окна светились, разгоняя вокруг себя мрак, да изредка встречные автомобили освещали дорогу фарами. Зато дальше, за промзоной, ситуация кардинально менялась в лучшую сторону: неожиданно перед нами оказался настоящий город, утопающий в море огней. Высотные здания с сотнями, тысячами светящихся окон упирались вершинами в чернеющую твердь неба. Зданий настолько много и стоят они так близко друг к другу, что кажется как будто они слиты воедино, этакая бесконечная змеящаяся лента, лишь изредка прерываемая трещинами перекрестков. Все нижние этажи отданы в безраздельное владычество магазинов: их стеклянные витрины украшены россыпями разноцветных гирлянд, неоновыми бегущими строками, пульсирующими вывесками… Вот только товара, выставленного на них, почему-то совсем мало. Бросается в глаза также и небольшое количество автомобилей, причем среди транспорта, двигающегося по улицам, преобладают в основном повозки с запряженной в них живностью настолько сомнительного вида, что от увиденного у меня начинает потихоньку отпадать челюсть. Уверен, никаким там писателям-фантастам, этим оголтелым труженикам пера, никогда не выдумать создания, которые сейчас пропрыгивают, проносятся, проползают мимо нас с таким невозмутимым видом словно так и надо, словно так и должно быть. Нет, смотровой щели мне теперь уже мало!

– Рычаг вниз опусти тот, что прямо перед тобой на лицевой панели торчит, – к счастью, Игнат правильно истолковал мое волнение и решил вовремя прийти мне на помощь.

Стоило лишь потянуть рычаг вниз, как тотчас же загудел серводвигатель и круглая крышка люка надо мной принялась потихоньку отъезжать в сторону, а кресло, на вид казавшееся таким монолитным, вдруг вздрогнуло и поползло вверх, превращая таким образом место пассажира в люльку для стрелка. Ну что тут скажешь – отлично придумано. Конструкция, с виду такая неказистая, на самом деле оказалась вполне себе функциональной. Теперь голова моя и плечи торчали снаружи, открывая прекрасный обзор.

К сожалению, все это беспокойство оказалось напрасным, – стоило только мне высунуться, как поток гужевого транспорта внезапно иссяк, и лишь какая-то животина, поводя впалыми боками, с грустью проводила влажными блюдцами глаз наш автомобиль. Телега, в которую она была запряжена, едва двигалась, восседающий на козлах старик матерился почем зря, щелкал по спине несчастной кнутом, но та на его потуги никакого внимания не обращала – все также неторопливо продолжала шевелить нижними конечностями. Передние же две, безвольно свисающие едва ли не до самой земли, похоже были у нее атрофированы. Покрытая коростой и гнойными наростами сморщенная кожа шарма животному тоже не добавляла, как, впрочем, и чересчур вытянутая вперед морда с измочаленной козлиной бородкой и слюнявой губастой пастью, усеянной редкими пеньками зубов. В общем, зрелище не для слабонервных.

Внезапно автомобиль наш, ведомый твердой рукою Игната, свернул на одном из перекрестков и покатил по дороге, которая, в отличие от центральной, была практически не освещена. Здесь движения не было совсем, разве что время от времени мелькали фигуры пешеходов, почти неразличимые во тьме. Магазины, конторы разных фирм, рестораны, парикмахерские, если таковые конечно имелись, скорее всего были закрыты. Вообще, казалось, что улица вымерла. По дороге я насчитал всего три освещенных окна, – и те освещались неровным светом, в котором угадывались скорее отблески от костра.

– По-настоящему жилая улица в Прикополе только одна – Центральная. – Создавалось такое впечатление, что Игнат попросту считывает мои мысли и тотчас же, не задумываясь, находит на них ответы. – Остальные улицы заселены мало.

– Почему так?

– Первое: нет света, – он отпустил руль и принялся загибать пальцы, теперь уже совершенно не обращая внимания на дорогу. – Второе, плавно вытекающее из первого: где легче всего обтяпывать свои темные делишки? Правильно, во тьме. Жулики, щипачи, шпана уличная в таких местах как это чувствуют себя как рыба в воде. Ну и третье, самое главное: народу-то у нас раз-два и обчелся. Город большой, а населения если тысяч восемьдесят наберется – и то хорошо.

– Вот оно как значит. А остальной народ где? И света почему нет? На Центральной, по-моему, его более чем достаточно.

– Электростанция у нас только одна. И та стоит на окраине с зараженными землями. Доступ к ней затруднен, работы можно проводить внутри нее только находясь в костюме радиационной защиты. Оборудование устаревшее, рухлядь можно сказать. Комплектующих мало, заменить их нечем, а новые не производятся из-за недостатка сырья и технических специалистов. Потому и было решено руководством освещать пускай всего одну улицу, зато нормально. Ну а что касается остального народа… – Игнат слегка замешкался, пытаясь подобрать правильные слова для ответа. Затем, видимо так их и не найдя, ограничился коротким: отбраковка.

– В смысле?

– Сам увидишь. Каждую субботу на центральной площади.

Больше вытянуть из него ничего не удалось. Мой новый товарищ замкнулся, ушел в себя. Остаток пути мы проделали молча. Молча вышли из машины, остановленной в темном переулке, молча зашли в подъезд и поднялись на пятый этаж. Дверной замок открылся легко, почти без щелчка.

– Погоди, свечу дай зажгу. – Несмотря на кромешную тьму, двигался Игнат вполне уверенно. Быстро пересек холл, затопал ногами по кухне. Очень скоро вернулся, держа в лапище оплывший огарок свечи с тлеющим огоньком, норовящим потухнуть при каждом его шаге. Разгоревшись, свеча позволила мне рассмотреть часть комнаты с интерьером, а также контуры чьего-то массивного тела, возлегающего на разложенном диване под толстым байковым одеялом. Видны были только кудрявая голова и плечи.

– Васюня это, сменщик мой. – Видя неприкрытый интерес гостя к персоне спящего, счел за лучшее пояснить Игнат. – Вместе оно повеселее-то будет. Да и квартира без присмотра не остается надолго.

– Вдвоем живете?

– Нет, есть еще Тихоня, но этот редко дома бывает. Он в основном за периметром промышляет. Так что, если достать надо чего-то редкое – так это только к нему.

– Понятно. Ну спасибо, учтем.

– Да ты это, располагайся пока, а потом айда ко мне на кухню. Спать будешь в соседней комнате. Там, кстати, даже свет есть. Только без надобности не включай, а то аккумуляторы вот-вот сдохнут.

Ответив своему благодетелю словами благодарности, я поплелся в указанном направлении и вскоре уже в полутьме обозревал покои, призванные на какое-то время стать моими апартаментами. Комнатушка была небольшой – три на четыре метра и, в сущности, ничего кроме дивана в ней не было. Бросалась в глаза еще куча тряпья в углу с нездоровым запахом плесени. Вот от нее-то мы в первую очередь и избавимся, и это будет первое, что я сделаю. Бросил рюкзак на пол у изголовья дивана, критически осмотрел постельное и в целом остался доволен. Было оно сравнительно свежим, а, значит, не придется дергать Игната. Откровенно говоря – устал я что-то в последнее время. Слишком часто судьба кардинально меняла мою жизнь, причудливым образом вплетая в нее события, которые не могли бы произойти в принципе ни с кем из живущих. Кроме меня, естественно. Не знаю уж, чем я ее прогневил или наоборот – пришелся по нраву. Знаю я сегодня лишь одно: если прямо сейчас не положу голову на подушку – то непременно усну прямо на кухне в обществе готовящего ужин красномордого аборигена.

Утро нового мира оказалось неотличимым от мира земного. Все так же солнечные лучи с азартом атаковали мои прикрытые веки, стараясь проникнуть к незащищенной роговице глаза, все так же плыли по небосклону заковыристые барашки туч, а ветер, стоило лишь отворить окно, с готовностью привнес в затхлое помещение запах свежести.

Стол в кухне уже был накрытым. За ним, взгромоздившись на колченогие табуреты, восседали двое: мой старый знакомец – Игнат, и тот самый кучерявый соня с ласковой кличкой «Васюня».

– Ну что, проснулся, бродяга? – фиалковые глаза Васюни смеялись, поражая неестественной насыщенностью цвета и неприкрытой жизнерадостностью. В них словно плясали озорные бесенята, делая лицо в общем-то немолодого уже и явно повидавшего многое на своем веку человека гораздо моложе своего биологического возраста. Пухлые чувственные губы, длинный с горбинкой нос, округлое лицо с ямочками на щеках и излишне мягким, женственным подбородком делали моего собеседника весьма приятным, внушающим исключительно позитивные эмоции человеком. Игнат же наоборот, выглядел отчего-то хмурым, задумчивым. – Присаживайся.

– Сухпай будете? – я вывалил на стол все четырнадцать упаковок с пищевым концентратом и не без удовольствия заметил, что подношение мое пришлось всем по нраву. Даже на лице Игната появилась блуждающая улыбка.

– Фигасе. Удивил так удивил! Откуда добыча?

– Да я тебе рассказывал уже, – покосившись на Игната с Васюней, я успел заметить, как оба они обменялись многозначительными взглядами. Видно было, что Игнат уже успел поделиться моей жизненной историей во всех подробностях, но, судя по всему, так и не смог заставить друга поверить в ее правдивость. Упаковки же с пищевым концентратом, выглядевшие совсем новыми, явно перевешивали чашу весов в пользу моего рассказа. Да и маркировка имперская, и своеобразный стиль оформления упаковок, на которых гордо красовался взмывающий в небо пассажирский гелиостроп, заставили бы призадуматься человека и более недоверчивого, чем Васюня. – Есть еще кое-что, – решив идти до конца, я освободил часть стола, отодвинув в сторону упаковки с концентратом и принялся выкладывать из рюкзака на освободившуюся поверхность и остальной весь свой нехитрый скарб, которым снабдили меня люди Карама перед тем как высадить на эту негостеприимную планету. Нож, зажигалка, комплект термобелья, штормовка, самораскладывающаяся палатка с подогревом. Не без удовлетворения констатировал, как загорелись глаза Васюни при виде палатки, и даже Игнат, обладая от природы характером более уравновешенным, озадаченно крякнул.

– Вот так-так! А вот это уже пожалуй интересно! – Васюню так и тянуло распотрошить упаковку с палаткой, он даже заерзал на месте от нетерпения. – Это все или еще что-то есть? – Глаза его безотрывно уставились на рюкзак, на дне которого продолжала болтаться памятная игрушка – тот самый испещренный загадочными символами восьмигранник.

– Почти. – Не особо церемонясь, я вытряхнул безделушку, и она с грохотом упала, прокатившись по некогда полированной столешнице стола, а затем замерла у самого его края.

То, что произошло потом, словами уже описать весьма сложно. Глядя на побледневшие, в одночасье ставшие мраморными лица двоих друзей, на их трясущиеся руки, на глаза, замершие в мертвенной неподвижности, я и сам здорово струхнул. Даже Антонина Семеновна не выдержала и вскрикнула где-то в глубинах черепа. Видимо, в этот момент мы с ней подумали об одном и том же: а что если безделушка, которую я так беззаботно все это время таскал в своем рюкзаке, на самом деле является ничем иным как оружием массового поражения? Ведь только этим можно было объяснить странное поведение аборигенов. Страх их был неподдельным. Я даже представить себе не мог, что живой человек может так чего-то бояться. С Васюней-то я был практически незнаком, но вот Игнат, подобравший меня в лесу, по моему глубокому убеждению, воистину робостью характера не отличался. Кто знает, а может восьмигранник и есть ядерная бомба – одна из маленьких игрушек, уничтоживших едва ли не до основания все живое на планете «Болтанка»?

– Ты… где… взял… эту… штуку? – первым, как ни странно, справился с собой Васюня. Смотрел он на меня сейчас очень внимательно, причем в прищуре фиалковых глаз уже не осталось былого благодушия.

– Нашел. – Понимая, что ответ мой прозвучал скорее как отговорка и выглядит не очень естественно, я собрался с духом и принялся излагать свой рассказ в наимельчайших подробностях, описывая происходящие со мной события, произошедшие с тех самых пор, когда я оказался в плену у «черных» археологов. Тот момент, когда я обнаружил свою находку, также описал максимально подробно, не преминув добавить к рассказу все наши продолжительные потуги понять, что за вещь попала все-таки в мои руки и руки моих товарищей по несчастью. С течением моего рассказа выражение лиц слушателей постепенно менялось и сейчас, когда я уже практически закончил, на меня уже не смотрели с недоверием.

– Ты хоть представляешь себе что это? – Васюня вышел из своего ступора и первым взял в руки злосчастную штуковину. Держал опасливо, словно боясь, что она, того и гляди, действительно взорвется.

– Ума не приложу.

– Ладно, собирайся тогда.

– Куда?

– Увидишь. Игнат, ты тоже с нами давай. Идем, по дороге позавтракаем. – Подхватив три упаковки сухпая, Васюня рассовал его по карманам потяганной вельветовой куртки. Восьмигранник он тоже прихватил с собой, сунув его в один из внутренних карманов с таким видом, словно вещица принадлежала уже ему, а не мне.

Улица, как и вчера вечером, оказалась совершенно пустынна. Проехав какое-то время по ней, мы вырулили на Центральную. А вот здесь народа действительно оказалось много: люди сновали по тротуарам с видом вполне безмятежным. Кто-то выходил из магазина нагруженный, как и полагается, свертками с закупленными товарами, кто-то наоборот – только заходил в них. Парикмахерские, булочные, шашлычные, забегаловка с потешной вывеской в виде похоронного креста, на котором нарочито корявыми буквами было выведено: «Последнее пристанище» – все эти заведения без зазрения совести мы миновали. Автомобиль, ведомый твердой рукою Игната, целенаправленно катил вперед по единственной оставшейся жилой улице Прикополя никуда не сворачивая до тех пор, пока не вырулил на широкую площадь, посреди которой красовался гигантский памятник, выполненный из материала, по цвету напоминающего мрамор.

Выходили из машины втроем, на ходу догрызая брикеты сухпая и глотая по очереди тепловатую воду из фляги Игната, которая ходила по кругу, перекочевывая из рук в руки.

– Ну, узнаешь?

Я поднял голову кверху с интересом разглядывая статую старика в белоснежной хламиде до пят и строгим, суровым взглядом незрячих глаз из-под набрякших век, пронизывающим, казалось, самую суть пространства, и уходящим куда-то далеко-далеко в бесконечность. Отрицательно покачал головой, сверх меры удивленный тем, что мне предложили опознать личность какого-то безвестного старца с совершенно чуждой для меня планеты.

– На руки его глянь.

А и правда: в протянутых вперед ладонях статуи знакомо поблескивал золотистыми символами предмет, точнейшая миниатюрная копия которого покоилась сейчас в кармане Васюни. С ума сойти! Потрясенный сверх меры, я уставился на своих приятелей, ожидая немедленных объяснений.

– Ну что, теперь ты понял? – Игнат говорил с доселе несвойственным ему придыханием. Так, как будто ему не хватало воздуха. – ТЫ понял, что ТЫ принес к нам???

– Не особо. – Глядя на реакцию двоих друзей, я не знал, радоваться мне или плакать.

– Очнись же, дурья твоя башка!!! – Антонина Семеновна внезапно вынырнула из забвения и разразилась многословной тирадой, изобилующей занудными научными терминами, в которой наиболее понятным для восприятия оказалось всего лишь одно-единственное словосочетание: «материализационный дешифратор».

– А, ну так бы сразу и сказали! – после ее объяснений, в голове моей словно что-то щелкнуло, и все сразу оказалось на своих местах. Ну конечно – мой восьмигранник и есть тот самый материализационный дешифратор, о котором вчера мне рассказывал Илья! Как же это я сам-то сразу не догадался? Ну штуковина, при помощи которой древние научились покорять космическое пространство! Та самая, что заменила им космические корабли!!!

Вот теперь я, по-настоящему, прозрел. Так, выходит, не все потеряно? Выходит, я все-таки могу вернуться на Землю, или найти Эльвианору? Невероятно!

– Я правильно понял: это и есть материализационный дешифратор? – на всякий случай уточнил я, хотя заранее уже знал ответ.

– Именно. – Васюня с победоносным видом сунул руку в карман, но вытащить драгоценный артефакт так и не решился. Мало ли чьи глаза сейчас на нас смотрят?

– Отлично. В таком случае, нам срочно надо вернуться домой. – Мысленно я уже не отождествлял себя с этим миром. И квартира, в которой проживали два друга с мифическим Тихоней, которая совсем недавно по определению должна была стать и моим домом тоже, да и сами они, откровенно говоря, как-то вот так, одним махом, вдруг взяли и отошли на второй план. Очень скоро эти люди исчезнут из моей жизни вовсе, оставив о себе лишь приятные воспоминания.

– Категорически не согласен! – внезапно вдруг встал на дыбы Игнат.

Мы с Васюней непонимающе переглянулись.

– Для начала прибор надо спрятать. В надежном месте. И только потом где-нибудь в спокойной обстановке решить, что нам следует делать дальше.

– Как что? – Слова Игната меня изрядно раззадорили. – Лично я намерен покинуть эту планету при первой же подвернувшейся возможности. Дома мы активируем дешифратор, и все, я с вами распрощаюсь. Ну или… – видя, как мгновенно напряглись лица обоих, я счел за лучшее скороговоркой торопливо добавить: – можете отправиться вместе со мной.

– Да неужели? – теперь голос Игната звучал подозрительно вкрадчиво. – А с остальными людьми как поступим по-твоему? Здесь оставим?

– А что не так с остальными? Как жили – так пускай дальше себе и живут. Насколько я понимаю, жизнь здесь конечно не сахар, но, тем не менее, выжить можно.

От Игната я ожидал сейчас чего угодно: уничижительных высказываний в свой адрес, высокопарных фраз о единстве человечества, либо еще какую-нибудь словесную ересь подобного рода, но вот прямого удара в челюсть предугадать отчего-то никак не смог, а потому и стоял сейчас, хлюпая кровью из разбитых губ на квадратные плиты городской площади. Ни гнева, ни желания ударить в ответ почему-то не было. Гуманисты хреновы! Неужто за всю свою жизнь они так и не уяснили одной жестокой, но чертовски правдивой вещи: всем не поможешь??? Подавляющее количество существ разумных во вселенной на самом-то деле с гнильцой, в этом прискорбном факте я уже имел удовольствие неоднократно убедиться, а потому вполне искренне считал, что помогать нужно только тем, кто этого действительно достоин. Друзьям, хорошим знакомым, людям, которые тебе просто симпатичны, но уж никак не какому-то там гипотетическому сообществу в целом.

– Уймись. – Только сейчас я заметил, что Игнат занес руку для повторного удара, но холодный, какой-то безразличный голос Васюни тотчас же остудил его пыл. – Илья здесь человек новый, ничего толком тут не видел. Усек? Завтра суббота. Сводишь его на отбраковку. Потом и поговорим.

Игнат был чернее тучи, но руку все-таки убрал:

– Ладно. Что с дешифратором делать будем?

– Дешифратор берем с собой. Дома он будет в безопасности большей, чем если бы был зарытым где-нибудь в лесу. Установим круглосуточное дежурство. Кстати, узнать неплохо бы еще как он работает. Илюха, ты не в курсе?

Последний вопрос Васюни заставил меня слегка призадуматься.

– Нет, иначе давно бы уже воспользовался им. Но сегменты восьмигранника можно крутить, выстраивая нанесенные на них символы в разной последовательности. Думаю, что при вводе определенного кода пространственный дешифратор активируется, открывая нечто вроде туннеля в заданную точку пространства. Загвоздка лишь в том, как подобрать правильный код для того, чтобы попасть не куда-то к черту на кулички, а именно в нужные координаты. Или вообще – попасть хоть куда-нибудь, лишь бы подальше от этой проклятой планеты.

– Ну что ж, это уже кое-что. Заводи Игнат, поехали. Нечего больше положенного на площади отсвечивать.

Всю дорогу до дома ехали молча и только когда поднялись на пятый этаж, и Игнат вставил в замочную скважину заостренное жало ключа, Васюня позволил себе шепотом у него поинтересоваться:

– Тихоню давно видел?

– С прошлой пятницы его не было. Говорил, что к руинам сталелитейного собирается наведаться. А зачем он тебе?

– Да так. Мысль тут одна интересная в голову пришла. Я вот что думаю… – переступив порог, он отошел в сторону, пропуская нас мимо себя, и, захлопнув дверь, закрыл ее на оба засова: – Короче, допустим, что пространственный тоннель путем проб и ошибок мы куда-нибудь откроем. Дальше что? А если там, куда он ведет, воздух окажется непригодным для дыхания? Или вообще нас выбросит в безвоздушное пространство в зоне притяжения какого-нибудь астероида? Может такое случиться?

– Да как-то об этом я и не задумывался.

– Вот. Скафандры значит нужны или, на худой конец, видеокамера. Скафандры с радиационной защитой должны подойти. А Тихоня, сам знаешь, он везде бродит. Думаю, что такого добра у него навалом.

– Ну, не скажи. Я лично скафандров этих в глаза не видел. Но вот что касается камер – то да, есть. У безопасников несколько. Плюс еще штук двадцать во дворце понатыкано. И все. Так что насчет Тихони я не особо бы обольщался, навряд ли на окраине зараженных земель что-то кроме неработающего хлама осталось. А вглубь даже Тихоня не пройдет – там радиационный фон просто зашкаливает. Да ты сам вспомни: что он притаскивал в последнее время? Пару разряженных аккумуляторов, потекшие батарейки, соковыжималку, кухонный комбайн. Ах да, ласты еще, крем просроченный для сухой кожи, упаковку канцелярских скрепок, удочку и моток медной проволоки.

– Канистры двенадцатилитровые. Две.

– Угу, канистры.

Друзья замолчали. Мы так и продолжали стоять, едва ли не напирая друг на друга в узком коридоре. Я призадумался. По сути, Васюня был прав. Где гарантия, что тоннель, который мы откроем, приведет именно в нужное место? Без знания исходных кодов, разработанных создателями прибора, предприятие наше превращается ни во что иное, как в карточную игру, ставкой в которой были наши собственные жизни. Ни больше ни меньше. Но не это меня беспокоило больше всего. В конце-концов, проблемы с экипировкой были решаемы. Если во дворце местного царька есть видеокамеры, как только что обмолвился Тихоня, то при должном старании и не без наличия некоторой толики везения одну из них вполне можно, так сказать, приватизировать. Что же касается технической стороны вопроса, то, думаю, спустить камеру на тросе в тоннель особых трудностей не составит. Беспокоило меня другое: Васюня с Игнатом всерьез вознамерились вывести через пространственный тоннель всех оставшихся в живых жителей Болтанки. Задумка эта казалась мало того что глупой – она была попросту невыполнима и граничила с безумием.

– Антонина Семеновна, вы-то сами как думаете? – обратился я к лингвинихе и после продолжительного философского помалкивания получил вполне ожидаемый ответ:

– В точности так же, как ты!

Немыслимое дело: впервые симбионт-лингвопереводчик был со мной солидарен. Немыслимое – и наводящее на определенные размышления.

Не разуваясь, я первым переступил порог комнаты, проследовал на кухню и, подхватив со стола тарелку с завтраком, к которому с утра так и не притронулся, поспешил с ней в свою комнату. Итак, сейчас мне в спокойной обстановке следовало обдумать, что делать. Проанализировать положение, в которое я попал, скрупулезно смоделировать ход дальнейшего развития событий с учетом уже известных мне факторов и, после сравнительного анализа, только затем выработать свою собственную линию поведения. Почему именно свою? Да потому, что даже сейчас, авансом, я уже был непоколебимо убежден в том, что мои интересы идут вразрез с интересами приютивших меня аборигенов. Я реалист и прекрасно понимаю разницу между невозможным и возможным. Итак, они хотят эвакуировать всех страждущих с этой планеты. Отлично, как они планируют это сделать? Лежа на диване, я прислушался к невнятному бормотанию двух приятелей. Похоже, Игнат с Васюней так и не удосужились выйти из коридора и сейчас что-то оживленно обсуждали. Судя по обрывкам разговора, идей у них наличествует всего две. Первая: явиться с челобитной к царю-батюшке на поклон, выложить всю правду-матушку, а затем, выслушав подобающие случаю благодарственные речи на свой счет, торжественно вручить в его белы рученьки мой восьмигранник. Что из этого получится, естественно, неясно. Вторая идея заключалась в создании некоего подобия на испорченный телефон: оповестить определенную группу людей о наличии на планете пространственного дешифратора, назначить день Х, а также точку сбора, а затем уже эти люди пускай передают полученную информацию по цепочке через своих друзей-знакомых.

Если говорить начистоту, то оба этих варианта никуда не годились. При любом раскладе все упиралось в царственную особу, правящую на планете. Очень глупо было бы надеяться, что «испорченный телефон» минует уши местных царедворцев.

Хорошо, ну и как прикажете поступать мне? На благоразумие царя надеяться не стоит – слишком велик риск того, что он попросту проигнорирует просьбу пришельца, то есть меня, и использует дешифратор исключительно в своих целях. А значит вот вам – фигушки! Дешифратора своего я не отдам. «Но и вступать в прямую конфронтацию с Васюней и Игнатом тоже не стоит», – пришел я к этому неутешительному выводу, потрогав все еще саднящую челюсть. Да и ребята они, впринципе, порядочные. Все, решено: отныне я буду делать вид, что со всеми их решениями полностью солидарен, а затем, улучшив момент, улизну сам, прихватив с собой драгоценный восьмигранник. В конце-концов, эта штуковина принадлежит мне, ведь это я ее когда-то нашел!

Успокоив таким образом свою невесть с чего всколыхнувшуюся совесть, я с аппетитом принялся уплетать то, что было на тарелке. Светло-коричневая жижа на вкус оказалась неожиданно приятна и чем-то походила на пшенную кашу. К тому же она пахла дымком от костра, и это делало ее схожесть еще более ощутимой. Пережаренный же сверх меры кусок мяса возложенных на него надежд не оправдал: оказался сухим и абсолютно безвкусным, как старая подошва.

– Не занят? – Хотя дверь в мою комнату была и полуоткрыта, Игнат учтиво постучал и теперь терпеливо стоял за ней, переминаясь с ноги на ногу.

– Нет, заходи.

Оказывается, он был не один: за ним протиснулся и Васюня.

– Ты это, на нас не серчаешь?

– Да нет, чего уж там. Челюсть вот только болит очень, а обезболить и нечем.

– Так мы сейчас мигом все организуем! – Васюня был вне себя от радости. Видно было, что оба здорово корили себя за то, что обошлись так круто с инопланетным гостем и теперь вовсю стремились загладить свою вину.

Незнамо откуда появилась бутылка. Вот только что не было ее, и вот вдруг: нате, пожалуйста. Соткалась как будто из воздуха, зависнув в клешне Васюни словно охотничий трофей – утка, играя при свете свечи своим загадочным содержимым.

Неожиданно, действительно захотелось выпить. И, хотя под обезболивающим я имел в виду нечто совершенно иное, а точнее – медицинские препараты, неожиданное предложение Васюни меня даже обрадовало.

Появилась и тройка стаканов из добротной толстой пластмассы, и даже краюха похожего на ржаной хлеба. Почему-то именно им, как оказалось, и следовало закусывать. Не знаю: то ли местный обычай такой, то ли у хозяев попросту иссякли запасы продовольствия. Зацикливаться на этой теме я не стал. С благодарностью принял наполненный до краев стакан, слегка пригубил напиток и, подержав его некоторое время на языке, глотнул. На вкус жидкость чем-то была даже приятна. Чувствовался в ней горьковатый миндальный привкус смешанный еще с чем-то, чему описания на человеческом языке попросту не было.

Тостов, похоже, говорить было здесь не принято. Пили мы молча, чувствуя, как приятная истома медленно обволакивает тело, делая его расслабленным и невесомым.

Постепенно завязался разговор. Говорил в основном сам Васюня, да изредка Игнат вставлял свое веское слово. Я же преимущественно либо молчал, либо поддакивал, во всем соглашаясь с ними обоими. Единожды выработав линию своего поведения, я теперь следовал ей неукоснительно.

Разговор длился очень долго и крутился он в основном вокруг восьмигранника. Прикидывали так и этак, обсусоливали оба плана, под конец так, в сущности, ничего и не решив. Сходились мы только в одном: в самом ближайшем будущем непременно необходимо заняться опытами с пространственным дешифратором. Причем пальма первенства в этом деле с нашего общего согласия переходила именно ко мне, как к истинному владельцу загадочного артефакта.

Когда бутылка уже опустела едва ли не наполовину, а за окном медленно, но верно начала сгущаться предвечерняя мгла, я, вытащив дешифратор из ослабевших рук Васюни, поспешил в свою комнату. Не желая тратить попусту энергию аккумуляторов, зажег одну из трех свечек, выделенных специально для такого случая расщедрившимся Игнатом и, зачем-то закрыв за собой дверь, осел на диване, скрестив ноги в позе лотоса. Ну что ж, начнем. Сегменты восьмигранника крутились легко. Послушные воле моих пальцев, они меняли свое местоположение со скоростью калейдоскопа, время от времени символы, изображенные на них, вспыхивали словно бы изнутри мягким золотым цветом. Вспыхивали, гасли и снова вспыхивали для того, чтобы погаснуть вновь.

Прошло уже добрых четыре часа, а ничего особенного так и не происходило. Да что же это такое в самом деле? Ну что, что еще для активации этому окаянному дешифратору надо? Молитву что ли какую над ним прочесть, оросить кровью девственницы или попросту хряпнуть о стенку так, чтобы сегменты по всей комнате разлетелись?

– Успокойся. – Голос Антонины Семеновны был до неприличия мягок. Уж не нализалась ли старая карга инопланетного пойла? Как знать, быть может алкоголь, попадая мне в кровь, каким-то образом начинает воздействовать и на сознание самого симбионта? – Дыши глубже. Вот так. Закрой глаза. А теперь медленно, очень медленно в обратном порядке сосчитай до десяти.

Глаза мои устало закрылись, а губы послушно зашевелились, не в силах ослушаться мысленного приказа червя, клубком свернувшегося в районе затылочной части черепа и, словно коконом, опутанного мириадом наших общих с ним нейронных цепочек. Не знаю почему, сейчас я очень отчетливо увидел своим внутренним взором эту картину, но, как ни странно, никакой паники не было. Как, впрочем, не было и отвращения, и брезгливости. Раньше, месяца этак три-четыре назад, я бы непременно сошел с ума или наложил на себя руки, узнав, что в голове моей живет нечто подобное, теперь же это мало того, что воспринималось как данность, сейчас я был даже рад, что Антонина Семеновна впервые продемонстрировала мне свой истинный облик. Я и сам в последнее время чувствовал, что постепенно, шаг за шагом, мы как-то сближались, а теперь ощутил вдруг, что ощущения мои действительно меня не обманывают. Показать себя таким, каким ты есть – что это, если не акт доверия?

Сейчас, даже без малейших подсказок с ее стороны, я уже знал, что последует дальше. Мое уставшее сознание отключится, уплывет в желанный сон, а телом станет руководить разум лингвина. До самого утра без устали будет перебирать он комбинации на пространственном дешифраторе моими же собственными руками до тех пор, пока не наступит рассвет. Что ж, удачи тебе, Антонина Семеновна!

* * *

С трудом разлепив закисшие веки, я вновь, мимоходом, привычно дав себе зарок отныне никогда, ни при каких обстоятельствах не прикасаться к спиртному, вдруг совершенно неожиданно встретился глазами с Васюней, устроившимся на стуле в аккурат напротив моей постели. Вчерашнего собутыльника было не узнать: опавшие щеки, нездоровый цвет лица и горячечный блеск глаз, в которых так и плескалось безумие. Рядом стоял Игнат. По-счастью, выглядел он более адекватно, чем его сообщник. Лицо разве что побурело сверх меры, да борода стояла торчком как наэлектризованная – того и гляди посыплются из нее искры.

– Я так понимаю, что у нас на горизонте какие-то новые проблемы нарисовались?

– Можно подумать, как будто, ты сам еще не в курсе. Ну и что прикажешь нам с этим делать?

Повинуясь короткому взмаху Игнатовой руки с неухоженными, неровно погрызенными ногтями, я перевел свой взгляд в искомую сторону и обомлел. Впрочем, обомлеть действительно было отчего: вся задняя половина комнаты была занята восемью аккуратными круглыми отверстиями величиной, пожалуй, около восьмидесяти – девяноста сантиметров каждое. Все, без исключения, отверстия имели ярко выраженный контур странного, золотисто-голубоватого оттенка. Причем, если прислушаться, при желании можно было услышать издаваемое ими характерное потрескивание, словно от разрядов статического электричества. В пользу данной теории говорил и сверх меры пресыщенный озоном воздух – я только сейчас заметил это и, сделав глубокий вдох, перевел свой взгляд туда, где маняще поблескивала маслянисто-черная бездна, заполняющая ближайший ко мне контур.

Не отвечая на вопрос Игната, встал, приблизился едва ли не вплотную к висящему в двадцати сантиметрах над полом объекту и, не мудрствуя лукаво, попросту ткнул его пальцем.

Маслянисто-черная бездна на поверку оказалась чем-то наподобие мембраны. Палец, окунаясь все глубже, постепенно натягивал ее, натягивал до тех пор, пока в какой-то момент пленка, подвергнутая столь варварскому воздействию, наконец-то не лопнула.

– Что делать, говоришь? – стараясь не зацепить край контура головой, я сместился чуть влево и удовлетворенно присвистнул: тыльная часть загадочного отверстия так и осталась без изменений. Что это значит? А значит это то, что мой палец сейчас действительно оказался в какой-то иной точке пространства. Эх, знать бы еще толком в какой! – Пока ничего. Нужна видеокамера, без нее никак. Затем вплотную займемся каждым из появившихся порталов.

– Ну надо так надо. – Васюня утвердительно кивнул и вышел. Игнат же все также продолжал зачарованно глядеть на невесть откуда появившиеся в моей комнате чернеющие отверстия. Через некоторое время хлопнула входная дверь, заставив нас обоих тихо вздрогнуть от неожиданности.

– Куда это он?

– Тихоню пошел искать. Наверно. – Дождавшись когда я вытяну, наконец, палец, Игнат неспешно поковылял к выходу. То ли от обилия впечатлений, то ли по какой-то иной, более прозаической, причине, плечи детины были полуопущены. Я же, вооружившись найденным в углу подобием швабры, принялся с энтузиазмом тыкать ей в каждое из отверстий. Первые четыре портала швабра преодолела без трудностей. В пятом же была вода: стоило мне проткнуть мембрану, как на пол, едва не сбив меня с ног, тотчас же хлынул самый настоящий потоп.

– Вот те раз! – Дернув за скользкую рукоять изо всех сил, я с грохотом рухнул, поскользнувшись на скользкой тягучей субстанции с тошнотным запахом. Не-а, никакая не вода это. Хотя с виду – один в один.

– Илюха…

– Все нормально.

Появившаяся в дверном проеме бледная физиономия Игната мелькнула и тотчас же исчезла. Ну надо же, прямо на глазах умнеет парнишка. Это я один тут такой непутевый – вечно суюсь куда не надо, и жизнь меня при этом ни черта не учит. Ну что поделаешь, ну не для меня это – учиться на собственных ошибках. Пока занимался самобичеванием, попутно вытирая руки о единственную, чудом оставшуюся сухой, штанину, мембрана портала практически затянулась. Лишь тончайшая струйка еще какое-то время выбивалась из невидимого глазу отверстия, но вскоре исчезла и она.

Шестой портал никаких существенных отличий от первых четырех не имел. Рукоять швабры с растрескавшимся от времени пластиковым держаком легко прошла сквозь его мембрану и все так же легко и вышла, однако в комнате при этом наряду к привычному уже запаху озона теперь примешивался еще и явственно различимый запах аммиака.

Остальные два портала по прихоти случая располагались не где-нибудь, а именно на потолке – этакие две чернеющие язвы на засиженной мухами заплесневевшей бетонной глади. Вид они имели какой-то зловещий. То ли виною тому было так некстати разыгравшееся мое больное воображение, то ли еще что-то, чему и определение то дать сложно, но подходил я к ним с явным опасением. Приблизился, внимательно оглядел обоих. Да нет, нормально все вроде. Все та же маслянисто-черная мембрана, все тот же золотисто-голубоватый контур светится вокруг нее. Так в чем же дело? Что не так?

Так и не найдя какого-либо разумного объяснения моего тревожного внутреннего состояния, я сделал последний шаг к ближайшему порталу, оказавшись таким образом в аккурат под его распахнутым зевом. Вот мне кажется сейчас, или рябь какая-то по нему пошла?

– Атаааас! Ноги!!! – Громовой возглас Антонины Семеновны набатом прозвучал в моей голове, заставив меня поначалу вздрогнуть, а затем со всей возможной прытью ринуться туда, куда вел меня инстинкт. Прыжок – и вот я уже у распахнутой комнатной двери, а сзади… Сзади творится что-то невероятное. Одного-единственного мельком брошенного через плечо взгляда хватило для того, чтобы понять: до чего ж все-таки прав оказался мой лингвопереводчик!

Ноги! Ноги и как можно быстрее! Амебообразная тварь, с тихим всхлипом выпавшая из портала, уже не растекается по полу аморфной желеобразной массой, она уже в движении – бодро перебирает своими многочисленными щетинистыми отростками. Головы нет. Глаз – тоже. У твари нет даже рта, но я отчего-то твердо уверен, что это не помешает употребить ей в пищу мое бренное тело каким-то иным, более изощренным способом. Чем-то пришелец напоминает мокрицу. Такую отвратительную, что так и хочется его раздавить.

В гостиную мы врываемся вдвоем, проклятая тварь уже следует за мной буквально по пятам, и я не нахожу ничего лучшего, кроме как бегать вокруг заставленного немытой посудой стола, снова и снова наматывая круги.

Мельком успеваю заметить небритую физиономию Игната – тот столбом замер в коридоре, не делая никаких попыток выскочить из ставшей смертельной ловушкой квартиры. Эх, ружье бы сюда, ружье… А нет его. Зато я замечаю нож с засаленным лезвием. Лежит он на самом краю стола, и мне ничего не стоит подхватить его на бегу. Какое-никакое, а все-таки оружие.

Выстрел. Короткая задержка и снова выстрел. Кто стреляет я не вижу, зато слышу, как входят в студенистую массу пули, заставляя тело преследующей меня гигантской мокрицы сбиваться с ритма. Время остановилось, замерло. Времени за мной не поспеть, ведь верчусь я словно юла.

– Заканчивай давай, в глазах рябит уже. – Незнакомый мне голос звучит уверенно-бесстрастно. Именно он и заставляет меня прекратить этот бег. – Это он?

– Он самый. – Игнат стоял у двери, теперь уже распахнутой, подобострастно глядя на неизвестного стрелка, так вовремя появившегося и сделавшего за меня всю черновую работу по убиению незнамо откуда свалившегося на мою голову монстра. А я же, стараясь унять дрожь, слабость, попутно оглядываю с ног до головы незваного гостя.

Худощав, не слишком высок, но и нельзя сказать, что похож на карлика, мешковатый плащ неопределенного цвета висит на нем, словно на вешалке, скрадывая особенности фигуры. Скуластое лицо с тонкими аскетическими чертами, продолговатый череп обтянут белесого цвета кожей. Взгляд острый, внимательный. Казалось, незнакомец подмечает все вокруг, непрерывно анализируя окружающую обстановку. Его воспаленные глаза то и дело останавливаются и на мне, отчего возникает тягостное чувство как будто тебя просвечивают рентгеном. Вообще, облик у незнакомца какой-то нездоровый, болезненный.

– Знакомься, Илюха, это Тихоня. Я тебе уже о нем рассказывал. Тихоня, это Илья. – Игнат вновь прерывает слегка затянувшуюся паузу.

Рука у Тихони под стать ему – тощая, с длинными крючковатыми пальцами, однако, рукопожатие крепкое.

– Думал я грешным делом, что Васюня за нос меня водит. Байки всякие глупые рассказывает, о механизме каком-то непонятном талдычит, который, дескать, в другие миры дорогу открыть может. Бредятина одним словом. Если бы не зверь ваш… – Быстрый кивок в сторону поверженной твари ясно показывает, кого именно он имеет в виду. – Ни за что бы не поверил.

– Еще бы! Мы и сами-то поначалу поверили не сразу. Да и как в такое поверишь? Но постепенно, шаг за шагом… Рассказ о похождениях вот этого парнишки послушали с должным вниманием, вещички его нездешние поперебирали. Кстати, а сам-то он сейчас где?

– Кто где? – не понял Тихоня.

– Да Васюня, кто же еще? – Перескакивая с одной темы на другую, Игнат в процессе разговора приблизился к распростертому на полу созданию. Опасливо ткнул в тело носком ботинка. Ноль реакции. Похоже, проклятая амеба изволила наконец-то окочуриться.

– Послал я его кое за кем. Не беспокойся, ребята верные. – Заметив промелькнувшую на моем лице гримасу недоверия, Тихоня понимающе ухмыльнулся и продолжил, обращаясь теперь уже скорее ко мне, чем к Игнату: – Точно тебе говорю. Такие с кем не попадя языком трепать не будут.

Несмотря на свой непрезентабельный вид и грубоватые манеры, Тихоня внушал мне определенную толику доверия. Было, было в нем что-то. Кем он стопроцентно не был – так это простаком. А то, что прозвищу своему этот человек откровенно не соответствовал – бросалось в глаза сразу же, с самого первого взгляда. Тоже мне – Тихоня нашелся! Такому дорогу перейти – себе дороже. Навидался я таких вот «Тихонь» в свое время, и осадок от этих встреч оставался зачастую не очень приятным. Обладатели столь нетипичного облика в моем мире чаще всего оказываются обитателями мест не столь отдаленных – одиозные личности с темным прошлым, благодаря своим преступным навыкам и немалой доле личного обаяния занимающие наивысшие ступени в тюремной иерархии. Однако кодекс чести у людей такой породы все-таки имелся, и пусть он был несколько своеобразным, но все же, все же…

– И что это за люди? – Я решил, что теперь настала и моя очередь задавать вопросы.

– Люди как люди. – Голос у Тихони глуховатый, с хрипотцой.

– И чем занимаются эти твои «люди»?

– Да кто чем.

– А точнее?

– Ну вот чего ты пристал к человеку? – вступился за своего товарища Игнат. – Разные в товарищах у Тихони ходят люди. И простые работяги есть, есть и те, кто приворовывает по-крупному и не очень. Разные, в общем. Есть и такие, что и убийством человека не погнушаются. Но основная масса, в большинстве своем, состоит из нормальных – таких как и он сам. Ходят туда, куда ходить не следует, куда обычному человеку путь заказан. По-разному таких в народе у нас называют. Кто как. Ходоками, стервятниками…

– Понятно, сталкеры значит.

– Слово-то какое мудреное! Нет, сталкерами точно не кличут.

– В моем мире так называют тех, кто, несмотря на все опасности, в целях наживы посещает места, подвергшиеся радиоактивному заражению.

– Ага, ну значит мы эти самые сталкеры и есть. – Тихоня наконец-то решил освободить свою левую руку от ружья и, бросив последний взгляд на недвижимое тело гигантской амебы, выпавшей из последнего портала, быстро пристроил его на вбитом в притолоку гвозде. – Но все же, давайте поближе к делу. Времени у нас очень мало. Пока все соберутся, надо нам план действий хотя бы в общих деталях обмозговать. И еще: глянуть хотелось бы на твой пространственный дешифратор. Покажешь?

– Да без проблем. – Я поспешил вернуться в комнату, из которой совсем недавно в такой панике выскочил и в изумлении замер на ее пороге. – Быть такого не может!

– Что случилось? – Тихоня, а вслед за ним и всерьез заинтересованный Игнат, оба поспешили последовать за мной и теперь выглядывали из-за моего правого плеча, стараясь узреть то, что меня так удивило.

А смотреть, по сути, было теперь уже не на что. Все до единого портала исчезли, и лишь склизкий след, напугавшей меня до чертиков гигантской амебы, говорил о том, что они не являлись плодом моего разгулявшегося воображения.

– А где порталы? – Игнат, к счастью прекрасно видевший их до этого, в своем удивлении был со мной солидарен. – Вот те раз! Ну и что же нам теперь делать?

– Это вы о чем?

– О порталах, Тихоня, о порталах. О тех самых, что в миры иные вели. Та куча слизи, как я понимаю, выползла из одного из них?

Я утвердительно кивнул Игнату:

– Так, давайте рассуждать логически. Порталы были. Так? Так. А затем внезапно исчезли. Ну и что из этого следует? – продолжая свои рассуждения, я сделал несколько шагов вперед и нагнулся за восьмигранником. – А из этого следует то, что вечно они существовать в нашем мире не могут и открываются лишь на определенный промежуток времени. Насколько – точно не могу сказать, поскольку время появления каждого из них не засекал. (Тут я слегка приврал, ведь именно Антонина Семеновна умудрилась открыть порталы, пока я спал. Приврал вполне осознанно – ведь неприятно каждому встречному-поперечному рассказывать веселенькую историю о том, что в голове моей засел некий червеобразный то ли паразит, то ли симбионт и теперь время от времени может перехватывать контроль над моим многострадальным телом. Если вдруг попался понимающий человек – то еще ладно. А так ведь некоторые и за шизофреника принять могут!)

Лингвинихе, видимо, очень не понравилось, что я позволил себе сравнить ее лучезарную личность с сущностью паразитической. В один миг прочитав мои крамольные мысли, она недовольно зашевелилась, отчего в глубинах черепа вдруг внезапно что-то зачесалось с такой силой, что я едва не вскрикнул. Что именно? Кто знает? А может быть какая-то извилина?

– Извилина? Хе-хе! У тебя? Мне вот что интересно: через какой промежуток времени ты сможешь уяснить для себя наконец раз и навсегда что нет, ну нет в твоей убогой черепной коробке ни одной хоть мало-мальски подходящей по описанию детали, которая хотя бы отдаленно напоминала этот полезный для жизни предмет. Нету – и все тут. Просто смирись.

– Как? Нет извилин? Совсем? А что есть?

Стоп. А ведь старая карга врет. Мыслю-то я вполне разумно. А хотя кто знает – во что превратился мой мозг за столь долгое сосуществование с самкой лингвина? Так, спокойно, главное без паники.

– Жижа у тебя вонючая вместо мозгов. Ну да ладно, будем работать с тем, что есть. В принципе, не такой уж ты и рохля, как мне показалось в первые дни нашего знакомства, – примирительно пробурчала Антонина Семеновна и смолкла, давая мне наконец возможность вновь сосредоточиться на разговоре с Тихоней и Игнатом.

– Все порталы были открыты глубокой ночью. Какие временные интервалы между открытием каждого портала мы не знаем. Зато знаем, что исчезли они примерно минут пять, может быть десять назад. Сейчас… – Тихоня согнул руку в локте и поднес ее поближе к лицу, отчего замызганный рукав плаща слегка приподнялся, обнажая циферблат механических часов на его запястье. – Сейчас без пятнадцати десять. Следовательно, время существования каждого портала составляет примерно часов семь – восемь. Этого очень мало, если учесть, что в одном только Прикополе население в тысяч восемьдесят душ наберется. Плюс в Млинках еще двенадцать тысяч. За такое время при всем желании никак не успеть всех переправить.

– Это если людей переправлять через один портал. А если их будет два или даже три. Или больше?

– Нет, не вариант. – Тихоня посмотрел на Игната как на клинического идиота. Впрочем, даже мне как человеку, ознакомленному с техникой перемещения при помощи пространственного дешифратора весьма слабо, и то было ясно, что сморозил тот невиданную глупость. А хотя…

– Антонина Семеновна! – мысленно обратился я к лингвинихе. – Просветите, пожалуйста: а возможно ли в одну и ту же точку пространства открыть сразу несколько порталов? Ну или хотя бы, чтобы вели они не в одну точку, а выбрасывали на один и тот же материк на одной планете?

– Что касается установки порталов в одну и ту же точку пространства то технически да, это возможно. Однако для выполнения такой операции надо иметь столько пространственных дешифраторов, сколько вы хотите создать порталов. А пространственный дешифратор у нас только один, так что об этой идее забудь. И вообще: уж не ты ли вчера самолично решил, что не собираешься помогать этим ущербным? Или я что-то путаю?

– Не путаете. Это я так, чисто теоретически размышляю. Так сказать, на случай форс-мажорных обстоятельств.

– Илья, с тобой все в порядке? – Придя в себя, я увидел, что Тихоня не сводит испытывающего взгляда с моего лица.

– Да, в полном.

– Очень хорошо. А то иногда мне кажется, как будто ты не с нами. Витаешь где-то далеко, в облаках. Или тема нашего обсуждения тебе не интересна?

– Нет, ну почему же? Очень даже интересна. Просто мне нужно сосредоточиться, сесть где-то в сторонке и подумать самому. Глядишь – что-то и надумаю этакое неординарное.

– Уверен, что нам всем надо подумать. Хорошо подумать. А только времени нет – ведь сегодня суббота.

– Да, точно, что-то я совсем запамятовал со всеми этими вашими порталами. Давайте собирайтесь быстрее, по дороге и подумаем, и поговорим. – Игнат как-то, по-бабьи, огорченно всплеснул руками и засуетился, спеша как можно быстрее одеться.

– В чем дело? К чему такая спешка? – следуя примеру Игната, я заторопился и сам. Оделся, обулся буквально за две минуты.

– Так «отбраковка» же. Ты что, забыл?

Ну да, «отбраковка». Помню, говорили вчера о ней мои новые товарищи. И даже повести туда для чего-то обещали. Вот только для чего, интересно? А, впрочем, какая разница? Сходить, проветриться, впечатления новые получить. Как говорится: и на людей посмотреть, и себя показать.

– Нет, не забыл.

Выходя, я, по примеру остальных, прихватил с полки обязательный атрибут местных аборигенов – наушники, выполненные в форме памятного сердцу «кокошника». Ну надо же, чего только не придумают люди!

* * *

– Ну какой же ты все-таки тупой!!! – пока мы неспешно брели по умирающему городу, Антонина Семеновна раз за разом втолковывала мне принципы межпространственных переходов при помощи такой простецкой вещицы, как пространственный дешифратор, но все оказывалось бестолку, ее титанические усилия упорно никак не желали увенчиваться успехом. – Так, повторяю еще раз, для особо одаренных: в одну точку пространства действительно можно вывести сразу несколько порталов, имея при себе, конечно, соответствующее количество дешифраторов.

– Но как? Ведь если по ним одновременно пойдут люди, они будут накладываться друг на друга. Мешанина получится та еще! Сомневаюсь, что выжить умудрится хотя бы один в такой переделке! – я отчетливо представил себе месиво из тел, материализующихся друг в друге и меня едва не стошнило. Тысячи, тысячи агонизирующих ртов, оторванные конечности, кишки, вывернутые наизнанку, нечеловеческие крики и кровавые брызги, орошающие такую желанную, но жестокую землю их нового мира.

Никто… ни на кого… накладываться не будет. Как раз во избежание таких вот «накладок» все пространственные дешифраторы снабжены встроенными предохранителями. Объекты, проходящие через пространственные пуповины, которые вы называете порталами, будут материализовываться на безопасном расстоянии друг от друга. Не спрашивай меня каким именно образом достигается такой эффект – технология пространственных переходов утеряна давным-давно.

– Одним дешифратором управиться точно никак нельзя? Ведь за достаточно короткий промежуток времени вы легко смогли открыть сразу восемь порталов!

– Не путай грешное с праведным. Все открытые мной порталы вели на разные узловые координаты.

– И как это понимать?

Имитировав тяжкий вздох, моя вынужденная наставница вновь принялась за объяснения:

– В твоей памяти я натолкнулась на механизмы, которые называются поездами. Перемещаются они по железным дорогам. Железные дороги соединены между собой в железнодорожные сети. Принцип межпространственных переходов по сути своей весьма напоминает принцип перемещения поездов по железной дороге. Здесь тоже присутствует своя сеть, свои узловые станции, свои вокзалы. Пространственный дешифратор на самом деле не что иное, как простой прибор, дающий возможность получить туда доступ.

– То есть он не в состоянии пробить туннель в любую заданную точку пространства?

– Именно. Сеть межпространственных переходов, созданная в свое время древними, хотя и имела на первый взгляд весьма разветвленную структуру, но на самом деле была относительно невелика. Она всего лишь соединяла освоенные ими миры. Задавая координаты при помощи дешифратора мы выбираем конечную точку маршрута, в которую хотим попасть. Далее дешифратор связывается с диспетчером ближайшей к нам станции и, если таковая действительно имеется и находится в рабочем состоянии, ее диспетчер создает пуповину, которую вы называете порталом, от станции к дешифратору, подавшему запрос. То есть – к вашему дешифратору. Так понятно?

– Очень даже. Действительно, сходство с железнодорожным сообщением есть. Но следуя этой логике получается, что после прохождения «пуповины», мы окажемся не где-нибудь, а именно на станции и только потом, уже оттуда, оператор переправит нас в точку пространства, координаты которой мы набрали на дешифраторе?

– Отлично, мой мальчик! Прекрасная логическая цепочка! До чего же приятно наблюдать, как детишки постепенно становятся взрослыми! Тебе как, памперс еще не жмет?

– Антонина Семеновна, прекратили бы вы изгаляться. Дело-то серьезное! Сдается мне, что воздух этой планеты не слишком-то благодатен для здоровья. Не удивлюсь, что радиационный фон здесь зашкаливает сверх всякой меры. А это невыгодно ни вам, ни мне.

– Верно мыслишь. Я сейчас только тем и занята, что вывожу радионуклиды из твоего потрепанного организма. Веришь, ни разу еще за всю мою жизнь, не было у меня такого неудачливого симбионта. С одной стороны – с тобой не соскучишься, с другой – очень уж невыгодно получается по затратам энергетических ресурсов, а они, между прочим, у меня далеко не бесконечны! И вообще…

– А ну-ка, погодите минутку! – пришедшая только что в мою голову мысль показалась настолько простой и вместе с тем дельной, что я, не колеблясь, прервал словоизвержения старой мегеры. – Антонина Семеновна, это что же получается? Этой ночью вы активировали восемь порталов и в любой, какой бы мы не вошли – то все равно оказались бы на ближайшей станции?

– Я же тебе только что об этом говорила. Снова повторить?

– Я вот к чему веду: ну и зачем нам тогда нужно иметь несколько дешифраторов для того чтобы эвакуировать отсюда большое количество народа если хоть так, хоть так какие координаты бы мы не ввели – все равно окажемся сначала на приемной станции и только потом диспетчер, если он, конечно, там все еще есть, начнет перебрасывать пассажиров по заданным координатам? Ведь все мы можем остаться там, хотя бы временно, пока не придумаем, что делать дальше. В конце-концов, всегда можно отказаться от дальнейшей поездки. Не думаю, что планета, на которой построена станция, окажется хуже, чем эта.

Лингвиниха молчала довольно долго. Затем, когда я уже начал подозревать, что она не ответит, произнесла непривычно тихо и даже почти нормальным голосом, без обычных своих сварливых ноток:

– А ведь ты прав, чертовски прав. Сама не пойму: как такое простое и изящное решение проблемы прошло мимо моего внимания. Есть, конечно, мелкие детали, которые свидетельствуют о некоторой рискованности такого плана как этот, но, в общем, не вижу ничего невозможного.

– Какие детали вы имеете в виду?

– Те порталы, которые ты частично успел исследовать при помощи рукояти от швабры, явили нашим глазам немало сюрпризов. В одном, как ты помнишь, оказалась дурно пахнущая жидкость, из второго портала здорово тянуло аммиаком, а из последнего так вообще – выпрыгнула какая-то мерзость, видовую принадлежность которой даже я не смогла идентифицировать. Мне кажется, что это не совсем нормально, такого просто не должно быть. На этой станции что-то происходит.

Уж в чем не откажешь моему симбионту – так это в умении в один миг испортить хорошее настроение. Однако на этот раз лингвиниха была стопроцентно права: на станции действительно происходит что-то не очень хорошее. Радовало одно: диспетчер, кто бы он ни был, все-таки отвечал на запросы пространственного дешифратора и любезно создавал канал, по которому можно свободно попасть на подотчетную ему станцию. В любом случае, терять нам, в принципе, было уже и нечего. Радиация могильника, в который превратилась «Болтанка», рано или поздно доконает кого угодно.

* * *

Чем ближе мы подходили к центральной городской площади, тем больше местных стало попадаться у нас на пути. Люди брели, в основном, группами, либо изредка перебрасываясь между собой ничего не значащими фразами, либо и вовсе шли молча, причем на лицах каждого из них было написано все что угодно, но только не ощущение праздника. В четверке, которая шла перед нами, внезапно засмеялась женщина, но смех ее был настолько истерическим, что заставил меня зябко поежиться, хотя на улице, в общем-то, было довольно тепло. День же, вопреки всеобщему настроению людской массы, выдался солнечным, ясным. По небесной синеве, подгоняемые неугомонным восточным ветром, иногда неспешно проползали белесые барашки туч. Временами они складывались в знакомые глазу картины, являя пытливому взору то образ огнедышащего дракона с раззявленной пастью, то высоченные стены призрачного замка… Много, много чего можно увидеть в небе, имея хотя бы толику живого воображения.

Однако сегодня природа старалась зря. Все ее потуги уходили впустую. Никто, ни один человек не задрал кверху голову, любуясь несложным представлением, затеянным игривыми облаками, никто не оценил ни яркого солнечного света, ни даже свежести воздуха, который, казалось, можно вдыхать полной грудью практически бесконечно. Люди просто понуро брели вперед, всеми своими повадками напоминая сейчас стадо, которое ведут на заклание.

Впрочем, справедливости ради следует заметить, что плохое настроение было не у всех. Точнее: лично у меня оно было просто прекрасным. После разговора с Антониной Семеновной я уже не ощущал себя намертво привязанным к агонизирующему остову умирающей планеты, ведь выход из затруднительного положения, в которое я попал по милости отца Эльвианоры, все-таки нашелся. Причем нашелся он не только для меня, а и для большинства бедолаг, которые бредут сейчас с потерянным видом, совершенно не подозревая о том, насколько же в ближайшее время изменится их обыденная жизнь. Да, именно так. Сейчас я уже твердо решил, что приложу все усилия для спасения как можно большего числа людей, ведь с какой стороны не глянь, а дело это действительно стоящее. Ну, во-первых, это попросту благородно. Будет о чем рассказать Эльви, когда я наконец ее найду. Во вторых – я все еще не мог вспоминать без содрогания о той твари, которая выпала из последнего портала, едва не угодив мне на голову. А что если такая тварь не одна? А что если на станции, в которую мы попадем через портал, их окажутся тысячи? Или десятки тысяч? Одному в таком случае никак не справиться, даже имея такого полезного симбионта, как Антонина Семеновна. Да и вообще: если дела будут совсем плохи, вполне можно будет использовать местных в качестве приманки, и пока амебы, личинки или как их там, дюжинами будут употреблять в пищу туземцев «Болтанки», мне, возможно, удастся улизнуть при помощи диспетчера через новый портал.

Кстати, а что из себя представляет этот пресловутый диспетчер? В том, что он не человек, а точнее не биологическое существо, я не сомневался ни на йоту, древние ведь вымерли давным-давно. Наверняка, в роли смотрителя станции выступает обычная компьютерная программа, все еще продолжающая функционировать, несмотря ни на что. А хотя: посмотрим – увидим.

Когда мы добрались до площади – вся она была уже со всех сторон почти под завязку наполнена народом. Пристроиться можно было только сзади, но даже оттуда вполне сносно видно было происходящее в центре, благодаря довольно высокому деревянному помосту, возвышающемуся над морем из людских голов. На помосте стояло четыре фигуры. Три в черных сутанах и островерхих шляпах, опять же строгого черного цвета. Четвертая же была облачена в настоящий генеральский мундир или нечто на него весьма похожее. Все четверо – мужчины. Лиц их, к сожалению, как следует разглядеть не удалось – очень уж велико было расстояние. Зато отлично можно было разглядеть установленное на помосте устройство, в назначении которого сомневаться не приходилось. Воочию я конечно никогда не видел гильотины, но здесь ошибиться было точно невозможно. Плоская деревянная платформа в рост человека, на лицевой стороне виднеется несложная конструкция из бруса с вырезом для шеи. Сверху, над ней, на высоте в полтора человеческих роста, из пазов держателей хищно поблескивает конец широченного металлического лезвия. То ли лезвие в ржавых разводах, то ли потемнело местами от запекшейся крови. Стоило мне уяснить, что же за устройство представлено на трибуне для всеобщего обозрения, как я сразу все понял. Нет, я конечно далеко не ангел, но специфика местных развлечений мне определенно не по душе. Дикари, одним словом, что с них взять?

Нам, можно сказать, «повезло», представление началось почти сразу. Безбожно шепелявя, господин в генеральском мундире произнес короткую речь, из которой становилось ясно, что именно сейчас, как никогда, следует бороться за чистоту расы еще более рьяно, чем раньше, ибо Укатар не спит, завоевывая души все новых и новых грешников, и если, дескать, срочные меры не будут приняты в ближайшем будущем, то миром окончательно завладеет тьма. Он еще вещал минут пятнадцать все в том же духе, затем эстафету передал «монахам». К счастью, церковная братия ограничилась песнопениями и парой молитв. А вот затем… затем началось самое интересное. Двое монахов втащили на помост человека с завязанными руками. Выглядел он вполне обыденно – обыкновенный «работяга» в замасленном рабочем комбинезоне. Неухоженная борода, лиловый синяк под правым глазом знатнее некуда. Его видно было даже оттуда, где я стоял. Остальные черты лица осужденного как-то расплывались – очень уж велико было разделяющее нас расстояние. Приговора, как такового, не было, его никто огласить не удосужился. Зато бедолагу не поленились раздеть, и тут уж даже я не смог удержаться от удивленного восклицания. И было отчего! Там, где у нормального человека должна быть грудь, у этого бугрилась гигантская опухоль, умудряющаяся к тому же каким-то загадочным образом время от времени менять свои очертания так, как будто она живая и существует отдельно от тела. Зрелище оказалось настолько отвратительным, что я, признаться, был даже рад, когда беднягу подвели наконец к гильотине и уложили животом книзу на ее узкое ложе. Быстрое падение лезвия, громкий стук. Еще миг – и голова осужденного уже отлетает в сторону людского моря вместо того, чтобы упасть в заботливо подставленный под нее таз. Толпа разражается криками, кто-то даже свистит, а счастливчик, поймавший голову, захлебывается в победном вопле. Настроение народа, доселе весьма унылое, внезапно начинает расти в геометрической прогрессии. Все, первая жертва принесена, толпа почуяла запах крови, а ведь нет ничего в мире более волнующего, чем этот запах!!!

После первой жертвы следует вторая. После второй – третья. После третьей… Толпа уже ликует, беснуется, но чувствуется, что ей все еще мало, и тогда недоросль в генеральском мундире дает новую отмашку.

На помост возводят девочку. Лет четырнадцати. Она невысокая, тощая, на голове спутанный клубок из некогда белокурых волос. Лица ее я бы так и не увидел, но предприимчивый Тихоня извлек вдруг откуда-то из складок своего плаща самый обыкновенный театральный бинокль и тотчас же вручил его мне, тихо пробурчав что-то нечленораздельное себе под нос.

Глаза… какие же у нее глаза… Такие глаза есть только у одного человека, по крайней мере я так думал до настоящего момента, но сейчас… Нет, это просто наваждение какое-то! Не должно, не может быть во Вселенной у кого-то еще таких глаз! В чертах лица девочки внезапно проскальзывает нечто неуловимое, заставляющее меня всерьез призадуматься: уж не родственница ли она Эльвианоры? Впрочем, я тотчас же себя одергиваю: такого попросту не может быть! Похожие друг на друга люди не такая уж редкость даже в том медвежьем углу, который именуется Землей, а если уж говорить о Вселенной в целом… Вот только почему, почему сейчас эти два бездонных кусочка неба смотрят именно на меня??? Чтобы избежать взгляда девчонки, я торопливо отвожу от глаз бинокль, но тщетно – каким-то чудом он достает меня даже здесь.

Черт! Черт! Черт! Кровавый морок отступает, только теперь я начинаю понимать, что же на самом деле происходит перед моими глазами. Это не театральная постановка, не фильм ужасов в 3D формате. Сейчас эту девчонку будут убивать и убивать зверски.

– Да что ж ты делаешь, ирод ты окаянный! Стой, стой, стой, кому говорят!!! – Антонина Семеновна надрывается в моем черепе так, что я едва не глохну, хотя это, конечно, физиологически попросту невозможно.

Я же продолжаю свое черное дело – ввинчиваюсь в толпу, словно сверло от буровой вышки, причем мне сейчас почему-то совершенно наплевать, что же со мной будет дальше. Повинуясь моему неожиданному напору, людское море послушно расступается, и вот я уже совсем близко, буквально метрах в пятнадцати от помоста. Монах, начавший было читать свою заунывную молитву, внезапно заткнулся на полуслове и уставился на меня выпученными от удивления глазами. Товарищи его выглядели не лучше – застыли по обеим сторонам от приговоренной парой телеграфных столбов и тоже глазели на обнаглевшего проходимца, посмевшего столь наглым образом прервать начало священной церемонии. Один лишь красномордый крепыш в генеральском мундире не растерялся – заорал что-то благим матом своим подручным, окончательно испортив тем всю мрачную торжественность свершающегося действа.

Метр, еще метр. Продолжая проталкиваться вперед, я, благодаря своему росту, краем глаза успеваю углядеть нечто такое, что заставляет меня в задумчивости приостановиться. Наперерез мне со стороны помоста движутся шестеро, в точности так же, как и я, разбрасывая народ, словно кегли. Вот только у моих предполагаемых противников это получается несравнимо лучше – ведь винтовки их снабжены тяжелыми деревянными прикладами, которые раз за разом пускаются в дело. А вот это уже совсем нехорошо. Весь мой наступательный напор как-то разом вдруг стух, скуксился, и я понял вдруг какую же только что совершил глупость. Ведь девчонке, стоящей сейчас у гильотины с высоко поднятой головой, все равно уже не помочь. Будь она хоть трижды, хоть тысячу раз похожа на Эльвианору, ее непременно убьют, и никто не в силах помешать им безнаказанно это сделать. А теперь вот, похоже, придется разделить с ней ее незавидную участь. Впрочем, какой сейчас смысл себя жалеть? Как говорится, дураком жил, дураком и помру.

А вот и первый мой оппонент. Торопится, пыжится, из кожи вон лезет, лишь бы оказаться ко мне поближе пораньше других. Здоровый. Прет, точно паровоз, и морда у него от натуги такая же красная, как и у его непосредственного начальника, от переизбытка чувств нарезающего сейчас круги вокруг гильотины.

Торопыга уже совсем близко. Пара коротких взмахов прикладом, и вот уже последняя преграда исчезла – чье-то тело падает наземь, повергая за собой еще нескольких своих сотоварищей. Ну вот и все. А теперь, ребята, мой выход. Пока здоровяк на миг отвлекается, проводя взглядом падающее тело, я делаю скользящий шаг вперед и наношу один-единственный удар, долженствующий по идее сразу же вырубить моего врага. Удар костяшками пальцев в кадык вышел не очень сильным, однако и его хватило на то, чтобы здоровила поперхнулся и, хрюкнув, постепенно начал оседать на землю. Большой шкаф громко падает, знать вот только надо куда бить.

Отлично. А вот и винтовка. Я выхватываю ее из слабеющих пальцев громилы и, щелкая предохранителем, торопливо прикладываю приклад к плечу, благо вокруг меня уже освободилось достаточно места – народ чудесным образом умудрился рассосаться. Передергиваю затвор, загоняю патрон в патронник. Это же просто счастье, что ружья у аборигенов в точности как земные!

Остальные нападающие не дураки. Завидев, что случилось с их товарищем, пыл свой наступательный они сразу поумерили и даже более того – принялись хитро прикрываться живыми щитами. Огонь почему-то так и не открывали.

Наивные. Да плевать я хотел на их щиты! Тоже мне, чего удумали! Не страдаю я излишней жалостливостью, а этот эпизод с девчонкой не более чем минута слабости. Здесь уже ставка на мою жизнь поставлена, так что…

Отдача у винтовки так себе. Приклад легонько тыкается в плечо, а живой щит одного из нападающих с тихим вскриком оседает на землю, даря чудесную возможность узреть перепуганное лицо скрывающегося за ним хитреца. Новый выстрел – и вот уже он падает наземь.

Не медля, переношу огонь на следующего, благо тот прикрылся «щитом» не полностью. Да и как тут прикроешься? «Щит» второму охраннику правопорядка попался аховый – щуплый малец лет тринадцати отроду извивается, как червяк, раз за разом вонзая при этом зубы в удерживающую его руку. А вторая рука-то занята винтовкой! Вот и получает от меня «гостинец» в бедро.

Противников осталось четверо, но я отчего-то особого энтузиазма не испытываю. Уходить, уходить отсюда срочно надо, да вот только куда здесь уйдешь? Разве что с толпой попробовать смешаться. И где, интересно, носит моих попутчиков? Отчего не спешат на помощь? Со счетов видимо списали, не иначе. Ну да ладно, мы и сами управимся. Очень хорошо, что оставшиеся в живых огня не открывают, видимо прозевал я в горячке боя приказ брать нарушителя живьем. А как же та малолетняя замухрышка, из-за которой я весь сыр-бор начал? Может, стоит все-таки попробовать прорваться к ней?

Бесполезно. Одного короткого взгляда в ту сторону хватило для того, чтобы это понять. Красномордый крикун в генеральском мундире уже не носится в панике вокруг гильотины, а пристроился к приговоренной сзади, зажимая широкой ладонью ей рот. Во второй его руке зажат нож, и держит он его у самого ее горла.

Нет, не вариант. А значит – выход только один. Резко развернувшись, начинаю орать не своим голосом и даже делаю предупредительный выстрел в воздух, в отчаянной попытке разогнать сбившееся в тугой ком стадо из перепуганных насмерть аборигенов. Расступаются те крайне неохотно и очень, очень медленно, не помогает даже окровавленное ложе от приклада, которым я начинаю работать с отчаянным остервенением.

Быстрее, быстрее, быстрее, еще быстрее! Я уже не слежу за тем, что происходит сзади, мне катастрофически не хватает времени. Быстрее…

Поначалу я даже не заметил, как что-то холодное и острое обожгло правый бок, и лишь при повторном уколе ощутил, что мне почему-то становится не очень удобно двигаться. С каждым новым шагом, с каждым ударом приклада все сильнее начинают предательски слабеть ноги, а по спине как будто струится что-то мокрое и теплое. Надо, надо развернуться. Смысла дальше идти вперед нет. Поворачиваюсь, при этом умудрившись едва не выпустить ружье из рук, сейчас оно отчего-то кажется очень тяжелым. Успеваю заметить юркнувшую влево быструю тень, которая тотчас же смешивается с толпой. Нажимаю на курок и делаю выстрел ей вслед. Попал? Неважно. Кажется, там кто-то падает. Теперь уже подводят глаза. Картинка смазывается, начинает понемногу «плыть», но меня этот факт почему-то совершенно не волнует, а волнуют меня сейчас простые арифметические вычисления. Интересно, а сколько в ружьях местного производства помещается патронов в обойме? Сколько я уже успел выпустить пуль? А вот это, пожалуй, мы сейчас посчитаем. Один…два…три…четыре… Пять?

* * *

Мое тело покоится на чем-то относительно мягком, приятно пахнущем полевыми травами. Левая рука сильно затекла, я ее практически не чувствую. Правая? Правая вот она, на месте. Если пошевелить пальцами, а потом сжать ладонь в кулак, то можно ощутить под рукой нечто колючее и, вместе с тем, мягкое. Странно. Разве такое бывает?

Ну как же! Да ведь это же просто солома! Кому уж как не мне, профессиональному «сидельцу», не знать таких очевидных вещей? Солома – это значит тюфяк. А где бывают соломенные тюфяки? Правильно – в тюрьме, а где же еще? Не в земной, конечно, ведь там даже последнему зеку полагается матрац получше, а в любой другой, скажем, где-нибудь за ее пределами. Удивительно, но, при всей своей технократической отсталости, мои соотечественники, а, точнее, если можно так выразиться, «сопланетники», к узникам своим относятся гораздо более гуманно, чем все остальные цивилизации во Вселенной. Не слишком удивлюсь, если данное мнение сможет кто-то оспорить, но лично мне все инопланетные тюремные апартаменты, в которых я имел удовольствие побывать, попадались почему-то весьма и весьма неблагоустроенные. Нужник – в лучшем случае дыра в полу, питьевая вода по праздникам, и это я еще ничего не говорил о еде!

Ну да ладно, не будем о грустном. «Сидел»-то я, можно сказать, и совсем ничего – это если в годах посчитать. А вот что касается мест… Смешно… Губы мои растягиваются в саркастическую улыбку. Где я уже только не сидел!!! Едва мне стоило покинуть Землю (ей богу – и дня не прошло!) как я тотчас же попадаю в лапы к «черным археологам», а кутузка у них и правила содержания та еще прелесть. Только удрал из нее – опять милости просим обратно. Теперь уже Симониус садит меня «под замок», причем на моем же собственном корабле. Потом папашка этот Эльвианорин, из-за которого мне пришлось вынести немало пыток в застенках Фаркона Первого… И все ради чего? Да этот неблагодарный старый пердун даже ногтя от моего мизинца на правой ноге не стоит! Тварь!

Почему, почему, спрашивается, мне так не везет? Неужто космос не для меня? Не припомню ни дня, чтобы у себя на Родине я не преступал закона и что? Ни разу ни за свои прегрешения не сидел. Несправедливость!

Мда-а, а теперь вот, пожалуй, придется посидеть еще и здесь. Кстати, а где это, «здесь»? Я ведь даже глаз пока еще не открывал, все вспоминаю и вспоминаю свои похождения, тихо жалея при этом себя, неудачника. А, впрочем, где же мне еще быть, кроме как не в кутузке, после своих последних отчаянных приключений? Странно, что я вообще остался жив.

– Не стоит дальше притворяться. Я же вижу, что вы уже не спите!

А это еще кто? Неужто по мою душу уже пришли? Ну этот сейчас точно бить будет – очень уж голос у него специфический. Властный, однако с характерными вкрадчивыми интонациями.

Делать нечего – открываю глаза. Некоторое время молча изучаю окружающую обстановку и удивленно вскидываю взгляд на незнакомца:

– Признаться, вам удалось меня несказанно удивить!

– Охотно верю. Вы ведь думали, что окажетесь в каталажке. Или изойдете кровью от полученных ножевых ран. И это в самом лучшем случае, не правда ли?

– Верно.

– Вы что-нибудь помните из последних событий?

– Конечно. Я помню все. Точнее: почти все.

– Отлично! А то я, признаться, несколько побаивался. Очень уж ребят Вы моих раззадорили, вот они и перестарались слегка. Когда Вас доставили, я думал уже, что имею дело с трупом: голова разбита в трех местах, множественные гематомы, перелом четырех ребер, два ножевых ранения в области печени. Проходит каких-то жалких три дня, и что же я вижу? Сейчас Вы находитесь практически в полном здравии. Признайтесь честно – у Вас положительная мутация? – Незнакомец приблизился, и я смог как следует разглядеть его лицо. Интеллигентное, холеное, с хищным орлиным профилем и ироничным взглядом карих с искринкой глаз. Да, такая незаурядная личность сможет, пожалуй, повести за собой целый народ.

– Нет. Не знаю даже, о чем вы говорите.

– В таком случае зачем же вы, рискуя собственной жизнью, не раздумывая, бросились на помощь Виталине?

– Опять же: не знаю о ком вы. Это имя я впервые слышу.

– Уверены?

– Такое имя я бы обязательно запомнил.

– Отлично! – мои маловразумительные ответы собеседника даже обрадовали. – В таком случае, будьте уж столь любезны, приоткройте, пожалуйста, завесу тайны. Так кто же вы, неизвестный незнакомец? Только не говорите мне, что вы родом с «Болтанки»!

– Я этого и не утверждаю.

Так, а вот теперь следует всерьез задуматься: что стоит рассказывать гостеприимному хозяину роскошных апартаментов, в которые я попал, а о чем лучше все-таки умолчать. Да, очнулся я не в тюремной камере, и за это большое ему человеческое спасибо. Осталось вот только выяснить причину такого неслыханного благородства, ведь как-никак, а я ухлопал тогда как минимум двоих его подручных. И выяснить бы как-то ненавязчиво, что именно он хочет от меня услышать…

– Антонина Семеновна! – мысленно обратился я к своему симбионту.

В голове тишина. Ну все правильно, мог бы и сразу догадаться, что после титанической работы по восстановлению моего организма она впала в нечто вроде коматозного состояния и теперь вряд ли сможет пробудиться как минимум в ближайшую пару дней. В активном состоянии, в этом случае у нее остается лишь малая часть ее мозга, ответственная за коммуникацию. Иначе говоря – она может выполнять только обязанности лингвопереводчика. А это плохо, очень плохо. Придется выкручиваться своими силами.

Восьмигранник! Ну конечно же! Отлично помню, как перед выходом я опустил его в карман потяганной спецовки, которую мне выдали для того, чтобы не выделялся из толпы своим необычным внешним видом, причем проделал это столь виртуозно, что никто из товарищей не заметил. А сейчас его там нет, как, впрочем, нет и самой спецовки. Так вот где собака зарыта!

– Знаете ли, даже не знаю с чего начать. – Поглаживая рукой колючий ворсистый плед, который я поначалу, перед тем как открыть глаза, ошибочно принял за соломенный тюфяк, я в задумчивости уставился на собеседника. – А, впрочем, давайте-ка я начну с самого главного. То, что я пришелец из другого мира, как я вижу, вы уже поняли. Как сюда попал? При помощи одной интересной вещицы, называемой «межпространственным дешифратором» или попросту: «пространственным дешифратором».

– С какой целью?

– Уверяю вас, что вовсе не с целью шпионажа. Откровенно говоря, это вышло совершенно случайно. По рассеянности, попутал координаты и, вместо того, чтобы попасть в планетомаркет «Архарионна», оказался на этой… весьма и весьма гостеприимной планете.

– Угу, угу. В гостеприимности нам не откажешь. – Оценив по достоинству мою иронию, хозяин апартаментов осклабился в ехидной ухмылке. – Как вы себя сейчас чувствуете? Ничего не болит?

– А кто такая эта Виталина? – ответил я вопросом на вопрос. – Уж не та ли юная особа, которую хотели казнить?

– Она самая. Чуть позже я расскажу вам обо всем, что происходит на этой планете. Но только после того, как получу все исчерпывающие ответы от вас. Итак: что такое планетомаркет «Архарионна»?

Я задумчиво почесал пятерней лоб:

– Хмм, как бы вам так подоходчивей объяснить… У вас ведь есть магазины или продуктовые лавки?

– Естественно. Я думаю, что вы обязаны были их видеть, проходя по центральной улице города.

– Да. Видел. Так вот: планетомаркет «Архарионна» и есть такой магазин. Только большой. Величиной с планету. Точнее: это планета и есть. Планетомаркет занимает всю ее площадь.

Видя, как округлились глаза собеседника, я поневоле вспомнил себя в тот день, когда Эльвианора впервые поведала мне об этом чуде. В самый первый день нашего знакомства. Да уж, вне всяких сомнений, вид у меня в тот момент был в точности таким же, как вид сейчас у этого ошалевшего аборигена.

– Я не шучу. Поверьте, так оно и есть. И там можно купить абсолютно все, что только пожелаете. Продукты питания, подгузники, космические корабли, как транспортные так и военные, изделия тяжелой и легкой промышленности, презервативы, духи… Да в общем все, абсолютно все, что можете себе только представить, причем в таком широком ассортименте, что вам и не снилось.

Охо-хо! А собеседник-то мой шопоголик тот еще! Да Эльвианоре умыться до него десять раз!!! Руки трусятся, глаза горят хищным блеском, а подбородок подергивается так, будто того и гляди отвалится. Все признаки шопомании налицо! Попался, попался, голубчик. Заглотил наживку так, что с крючка уже точно не сорвется. Теперь можно быть уверенным на все сто процентов, что жизни моей на этой планете уже ничего угрожать не будет. Да что там говорить – с меня пылинки будут сдувать!

– А…а…а медицинские препараты там есть? Средства для нейтрализации последствий радиоактивного заражения?

– Да все что угодно! – я ответил настолько уверенно, как будто только что вышел через главный выход этого самого планетомаркета с пакетами, доверху наполненными всякой всячиной. – В отделах, посвященных медицине, в продаже имеются даже средства, которые полностью возвращают молодость, а вы мне говорите о каких-то там «дезактиваторах»!

Во-от, теперь окончательно проняло. Контрольный выстрел грянул, и отныне этот человечишко уже мой, мой от копчика до потрохов. Алилуй-й-йа!!!

На улице вечерело, а мы все еще продолжали разговаривать. Я уже не лежал на кровати, – ходил по комнате со вполне независимым видом и даже пару раз выходил во двор дворца, любуясь его изысканной архитектурой. Никто меня не задерживал, никто не чинил препятствий в передвижениях. Я мог зайти куда угодно, хоть в спальню к самой царице – Анастасии Корятиной, законной жены моего любезного собеседника, но, конечно же, проделывать такой шалости не стал, хотя особа эта, между прочим, выглядела очень даже ничего, да и глазками стреляла весьма недвусмысленно…

Настало время и вечернего чаепития. Анатолий Корятин, он же царь, он же Владыка Всея «Болтанки», а точнее – земель Прикопольских и Млинских, удовлетворил, наконец, как мне показалось, изрядную долю своего любопытства, и теперь вполне можно было его расспросить о той самой Виталине, личность которой интересовала меня в данный момент более всего. В облике приговоренной к казни девчонки, так похожей внешне на Эльвианору, чувствовалось нечто странное, загадочное. Не знаю, как это вразумительно объяснить. Какая-то… неправильность, что ли.

– Анатолий Вениаминович!

– Да? – Корятин отодвинул лицо от дымящейся чашки с чаем, на который только что так самозабвенно дул.

– Удовлетворите, пожалуйста, если вас не затруднит, теперь уже мое любопытство. Вы обещали рассказать, что же все-таки происходит на вашей планете.

– Простите, запамятовал. Вы принесли так много хороших новостей, что я, признаться, до сих пор в растерянности. Значит так. Диспозиция такова: есть мы, так сказать, осколки древнейшей цивилизации, цивилизации Артанов. Нас осталось совсем немного. Территория, контролируемая нами, постепенно год от года сужается. Из жилых городов, до которых еще окончательно не добралась радиация, остался только Прикополь. Млинки – это так, просто большое село. Душ там тысяч двенадцать наберется, не более. В Прикополе тоже жителей осталось немного – в районе восьмидесяти тысяч. Итого, считайте, девяносто две тысячи живого народа. И все. Дальше, за пределами наших владений, простирается безбрежная выжженная пустошь с редкими островками зеленой растительности. Естественно, вся та территория отравлена. Но это еще не все. Перейдем теперь к самой главной нашей проблеме. К моему глубокому сожалению, отравленная территория не является абсолютно пустынной, жизненные формы там есть, причем в довольно большом количестве. Все они, в той или иной степени, мутировали, мутируют или прекращают мутировать, достигнув максимальной стадии своего развития. Да-да, есть и такие, поверьте мне! Ладно бы мутации затрагивали только представителей флоры и фауны, превращая их временами в воистину устрашающих монстров – это было бы еще полбеды. Но нет – страдают также и представители моего народа, не успевшие вовремя эвакуироваться из тех мест. Казнь некоторых из них вы уже видели.

– Минутку! Я почему-то думал, что это были ваши подданные.

– Не все. – Корятин кисло улыбнулся. – Да, чистка действительно имеет место быть. Мы ее называем здесь просто: отбраковкой. Радиационный фон даже в городе оставляет желать лучшего. Вода, которую мы качаем из артезианских скважин, как вы понимаете, тоже заразна, ведь грунтовые воды сообщаются между собой. Да, мы их, конечно, очищаем, но фильтры наши справляются со своей задачей процентов на семьдесят пять, не более. И это при условии, если их ежедневно менять. Поэтому не стоит удивляться тому, что с каждым годом даже среди моих подданных количество зараженных растет. Кто-то заболевает лучевой болезнью и быстро умирает, кому-то везет меньше – его организм приноравливается к повышенному радиационному фону, претерпевая при этом всяческие мутации. Вот именно таких людей мы отлавливаем и казним. Поверьте: иначе никак нельзя! Если мы перестанем следить за чистотой генетического кода, то попросту вымрем буквально за пару поколений.

Корятин вернулся к своему чаю, однако вскоре не выдержал и продолжил:

– И это я вам еще не все рассказал. Самое сладкое, так сказать, приберег на десерт. Так вот: помните, Илья, как в самом начале нашей встречи я, поразившись необычайной способности вашего организма к быстрой регенерации, спрашивал: положительная ли у вас мутация?

– Да, как будто, что-то припоминаю.

– Вопрос этот я задавал неспроста. Положительные мутации действительно существуют. Они крайне редки, а люди, претерпевшие их, становятся невероятно опасны. Для нас, для выживаемости расы в целом. Кстати, а вы за все это время так и не поделились со мной своим секретом: откуда у вас появилось такое чудесное умение?

– Все оттуда же. Планетомаркет «Архарионна» имеет отличный ассортимент из медицинских препаратов, среди которых есть и прививки, имеющие такой эффект. – Продолжал я гнуть свою линию. О симбионте в своей голове я пока решил тактично умолчать. Осторожность никогда не помешает, в особенности если имеешь дело со вконец отчаявшимися людьми. – Продолжайте, пожалуйста, мне действительно очень интересно.

– Хорошо. Виталина – та девочка, которую вы, не раздумывая, бросились спасать, и есть одна из тех, с кем радиация сыграла свою злую шутку. У нее положительная мутация. Давайте я попробую объяснить вам, что это такое, чтобы вы понимали, насколько это явление опасно для нас. Итак: положительная мутация – это мутация, которая не наносит видимого вреда живому организму. Даже наоборот: человек или животное, подвергшиеся такой мутации, получают возможность прекрасно существовать даже в самых сильно зараженных радиацией зонах. И даже более того – зачастую получают определенные возможности, которых у них до этого не было. Кто-то становится отменным бегуном, кто-то начинает читать чужие мысли, кто-то перевоплощается словно хамелеон – может натянуть чужую личину. Возможностей таких очень много, перечислять все сейчас смысла нет.

– Да ведь это же просто отлично! – Удивленный до крайней степени, я в задумчивости уставился на своего собеседника. – Наоборот, я считаю что такие люди вам очень нужны, ведь все они вполне могут выполнять работу, которую не сможете сделать вы. Добывать полезные ископаемые, приносить из разрушенных городов необходимые вам запчасти для механизмов и многое, многое другое! Недолгая процедура обеззараживания и все!

Корятин тяжело вздохнул. Помолчал некоторое время и, словно через силу выдавливая из себя слова, тихо продолжил:

– Я вижу, что ничего вы так и не поняли. Ну хорошо. Допустим, что я доведу до своих подданных информацию о существовании таких людей. Как вы думаете, что будет? Мы здесь медленно умираем, а они, эти несколько тысяч счастливчиков, живут себе припеваючи и прекрасно себя при этом чувствуют. Да они даже город свой начинают строить с дальним прицелом на счастливое и безоблачное будущее. Это теперь их мир! Это их планета!!! Не знаете? Так я вам скажу!!! Бесконечная череда суицидов, падение дисциплины, окончательный упадок духа и, в конце-концов, быстрая, но мучительная смерть в течении максимум одного поколения! Вот что нас ждет!!! Теперь вы понимаете?

Я согласно кивнул. Перспектива, нарисованная мне владыкой последнего пристанища Артанов, и правда казалась вполне реальной.

– Пойманных «Положительных» вы прилюдно казните, выдавая их за обычных мутантов, я правильно понимаю?

– Верно.

– И как они принимают такое положение вещей?

– А пока никак. До последнего времени все было нормально. Было. Но теперь…В общем, две недели назад разведчики донесли до меня весьма и весьма удручающее известие: на западе, в двухстах километрах от города, собирается огромная армия. Основной ее костяк состоит из мутантов. Прямо скажу: вояки они так себе. Мрут как мухи, все в незаживающих гнойниках и язвах. В общем, едва на ногах держатся. Но остальные… кто бы вы думали? Правильно, наши старые знакомцы. Их немного – около четырех тысяч, но чувствуют они себя преотлично. Да и не стоит сбрасывать со счетов их сверхспособности. Поверьте, попадаются среди них такие, что… А, впрочем, ладно, не буду вас пугать. Теперь, надеюсь, вы все поняли?

– Да уж. Близится война, в которой победа, если она, конечно, будет, достанется вашему народу весьма и весьма высокой ценой, а мое внезапное появление вселило в вас новую надежду.

– Вы все правильно описали.

– И когда начнется наступление?

– Этого не знает никто. Но, думаю, дней пять в запасе у нас есть.

– Очень хорошо. – Я задумался, мысленно оценивая только что поступившую ко мне информацию. Пять дней… Антонине Семеновне для того, чтобы вернуть себе силы, понадобится как минимум еще два дня. Без ее участия об открытии порталов не может быть и речи, даже пытаться не стоит. А, значит, нужно потянуть время. Хотя, в любом случае, наверняка от меня не будут требовать немедленной эвакуации.

– Анатолий Вениаминович, когда приступать к созданию портала? Мы еще ничего толком не обговорили, но я так понимаю, что вам от меня нужно именно это.

– Верно. Доставьте меня и мой народ на планету, которую вы называете планетомаркет «Архарионна» и, уж будьте уверены, в благодарность за эту услугу получите все, что душе угодно. Мы далеко не бедны, сокровищницы наши ломятся от золотых слитков. Как вы понимаете, тратить их здесь было не на что, но и на улицу не выбрасывать же! Ей богу, как чувствовали, что они когда-нибудь на что-то да сгодятся!

– Вот с этим есть небольшая техническая проблема. – Голос мой слегка подрагивал от возбуждения. Упоминание Корятина о золотых слитках таки сделало свою черную работу, напрочь лишив меня самообладания. – Технология межпространственных переходов совсем не такая, какой вы ее себе представляете. – При помощи восьмигранника, который был у меня изъят… кстати, он ведь сейчас у вас, ведь так? – получив утвердительный кивок, я скороговоркой продолжил: – Так вот, при помощи этого восьмигранника, который мы называем «пространственным дешифратором», можно открыть портал лишь на ближайшую приемную станцию и уже оттуда попробовать добраться до искомой планеты.

– Что значит «попробовать»? – в голосе хозяина пусть и небольшого, но великолепного дворца, впервые прорезались нотки недовольства.

– Проблема в том, что после побоев, устроенных мне вашими людьми, у меня совершенно вылетели из памяти искомые координаты. Если уж совсем откровенно: координаты вылетели все, и если мы на станции не найдем нужного справочника, то, боюсь, дела наши станут совсем плохи. Тем более, что на станции явно произошла еще и какая-то авария, так что далеко не все открытые мной порталы, ведущие туда, будут безопасны. Информации у меня мало, вся она зыбкая и зачастую построенная на простых догадках. Единственное, в чем я могу быть точно уверенным – так это в том, что на территорию ближайшей к нам станции проникли некоторые агрессивные формы жизни, и нам, хотим мы этого или нет, придется иметь с ними дело.

– А зачем? Какой нам тогда смысл вообще отправляться на эту вашу станцию, если дело действительно обстоит так, как вы говорите? Чтобы рисковать своими жизнями ради какого-то мифического справочника, в самом существовании которого, вы даже не уверены? И где гарантия того, что станция все еще продолжает работать?

– Станция работает. Это абсолютно точно. Работает, по крайней мере, на прием. В целях эксперимента я уже открывал несколько порталов отсюда. А теперь по поводу смысла… Подумайте сами. Вспомните, кто вы есть. Вы – последние потомки Артанов, и именно ваши далекие предки изобрели в свое время принцип межпространственных переходов. Да не просто изобрели, а создали целую сеть, позволяющую достигнуть огромного количества планет, причем достигнуть практически мгновенно. Подумали?

Корятин задумчиво сморщил лоб. Поерзал некоторое время на стуле, а затем уставился куда-то вдаль. Я же, ожидая, пока мой собеседник разродится букетом полезных мыслей, принялся с аппетитом уплетать кусок замечательного мясного пирога, непонятно зачем выставленного к вечернему чаепитию наряду со всякими сладостями.

– Знаете, что-то ничего полезного на ум не приходит. Не подумайте обо мне плохо, голова просто предстоящим сражением занята. Да и вообще, дел по горло, а тут вы еще с целым ворохом новой информации, осмыслить которую вот так, с наскока, обычному человеку, как ни старайся, а все равно не получится. А ведь я действительно человек обычный. Да-да, не гений, уж вам-то можно признаться в этом, пока прислуга не слышит. А потому… Давайте-ка лучше уж вы поведаете мне то, что, собственно, хотели от меня услышать!

– Ну, хорошо. Когда я упоминал о том, что именно Артаны построили всю систему межпространственных переходов, включая узловые станции, то имел в виду вашу с ними полную биологическую тождественность. Ведь это же ваши предки! А значит, и среда обитания у них должна быть идентична вашей! Теперь понимаете? Они тоже дышали кислородом, им так же, как и вам, нужна была для жизнедеятельности вода и другие вещества, включающие в себя целый перечень микроэлементов. Отсюда неизбежный вывод: все до единой узловые станции построены на пригодных для жизни планетах.

– Как все просто! Теперь, когда Вы разложили передо мной все по полочкам, я это понимаю. Ну конечно – это же очевидно. И все меняет. Да, ради целой живой планеты действительно стоит рискнуть. Значит так… – теперь напротив меня сидел уже совершенно иной человек. От былой расслабленности не осталось и следа, а голос его стал настолько непререкаемым и властным, что казался даже несколько грубоватым. Он даже перешел «на ты», чего раньше за ним не водилось. – Прямо сейчас я дам приказ о начале проведения работ по подготовке гражданского населения к эвакуации. На все про все у тебя будет два дня, ни часом больше. Можешь тратить их как угодно, хоть по шлюхам ходи, но… к назначенному времени должен быть портал, или несколько порталов, через которые смогли бы пройти все девяносто две тысячи жителей «Болтанки». Сделаешь – молодец, честь тебе и хвала. А не сделаешь… – резкий короткий удар ребром ладони по шее показал, что со мной будет в случае провала. – А теперь иди!

Да, неожиданно… Метаморфоза моего нанимателя из нормального, культурного и цивилизованного человека в безбашенного вояку с ужимками обнаглевшего от вседозволенности диктатора весьма и весьма меня опечалила. И главное: ни слова о возможном вознаграждении, в случае удачного выполнения приказа! Хотя, о вознаграждении он заикался раньше, когда речь шла о том, чтобы попасть в планетомаркет, но теперь в его слова отчего-то положительно не верилось.

– Для работы мне нужен мой восьмигранник.

– Прямо сейчас?

– Да. Подбор координат требует немалого количества времени, а без них ни о каком портале не может быть и речи.

– Ладно, будет тебе восьмигранник. Условие одно: он всегда должен оставаться при тебе. Уяснил?

Коротко кивнув, я поднялся с жалобно скрипнувшего стула и вышел, не забыв, однако, прихватить оставшуюся часть мясного пирога на гигантском расписном блюде. Настроение было хуже некуда да, впрочем, оно и понятно. Окончательно впасть в депрессию не давал только тот факт, что злополучный восьмигранник мне все-таки вернут. А раз вернут – ничто не помешает в любой момент портал этот самый сделать, да через него и уйти, если дело совсем уж керосином запахнет. Долго портал не продержится, сделай я его допустим вечером, к утру от него уже и следа не останется, что позволит оставить с носом всех возможных преследователей.

Прошло около получаса, и в дверь моих апартаментов действительно постучали. В комнату вошел слуга, сопровождаемый двумя вооруженными винтовками солдафонами в неброских мышиного цвета мундирах. С поклоном вручил мне деревянную шкатулку и сразу же заспешил к выходу.

– Минутку! А как насчет того, чтобы этих забрать?

– Не положено! Отныне это ваша охрана. – Сказал – и тотчас же испарился, оставив меня наедине с этими двумя болванами, не замедлившими превратиться в пару каменных изваяний по обеим сторонам от входной двери.

Вот что значит не везет и как с этим бороться! Ситуация, можно сказать, аховая. Апартаменты-то у меня состоят пусть и из большой, но все-таки одной комнаты. Санузел невелик, ванной в нем отчего-то не предусмотрено. Ежу понятно: через портал теперь в одиночку «сдернуть» не получится. Ай да Корятин, ай да молодец! Прямо все продумал, включая даже эту крохотную возможность. Мдаа, теперь делать нечего: работать на своего нанимателя придется на совесть, рискуя при этом не какими-то там эфемерными благами, а собственной головой. Ну что, самому что ли попробовать портал сделать? Открыл шкатулку, извлек восьмигранник. Подержал его в руках, чувствуя, как он постепенно вбирает тепло из моих вспотевших ладоней. Ничего не скажешь – забавная вещица. Вот только внутренний голос почему-то подсказывает мне, что вновь ждет меня очередная неудача. Нет, пожалуй, даже и пытаться не стоит. Лучше уж оставшиеся два дня провести с комфортом, а Антонина Семеновна потом вмиг сделает то, на что у меня бы ушло бесконечное количество времени. Правильнее будет заняться изучением обстановки, поискать пути возможного отхода, контакт может быть удастся наладить с кем-нибудь из местных, – ведь кто знает, как в дальнейшем сложатся обстоятельства. Да, пожалуй, все верно, этим мы сейчас и займемся. А точнее: какое «сейчас»? Завтра. Вон на улице уже тьма-тьмущая, да и спать охота так, что просто сил нет. Умаялся я за последнее время, если честно. Домой я хочу, домой…

Пробуждение мое было внезапным. Тому виной, по всей видимости, послужил какой-то посторонний шум, доносящийся со стороны двери. Складывалось такое ощущение, как будто кто-то пытался ее открыть, но в кромешной тьме никак не мог попасть в замочную скважину ключом. Или все-таки показалось? Но нет, подозрительный шум слышится снова, а с ним и приглушенное бормотание. Похоже, что человек за дверью не один.

Разум, все еще скованный оковами остатков сна, реагировал на происходящее вяло. Вот ключ попадает наконец в скважину, и дверь открывается без единого скрипа, хотя вчера еще скрипела как миленькая, вот две темные фигуры переступают через ее порог, застывают на месте и начинают неспешно осматриваться.

Моим ночным визитерам конечно большой респект за отлично смазанные петли, скрип этот, откровенно говоря, уже успел изрядно истрепать мои и без того истерзанные нервы, но совесть, в конце концов, могли бы все-таки и поиметь. Спрашивается: ну зачем будить спящего сном праведника человека? Неужто нельзя было выполнить эту нужную и полезную работу при свете дня, или, на худой конец, утром? И телохранителей моих что-то не видно. Непорядок! Я хотел было уже открыть рот, чтобы высказать свои справедливые обвинения в их адрес, однако почувствовал вдруг внезапную дурноту, какой-то паралич лицевых мускулов. А затем… затем мое угасающее сознание медленно заволокла тьма.

Загрузка...