1–33 декабря 4 года. Орден — Колыбель — Орден

Я с улыбкой смотрела на детей… точнее, маленьких взрослых. Они собирали прусовский пот для репеллента. Сейчас полукровки уже стали слишком большие для того, чтобы кататься верхом на этих флегматичных животных. Впрочем, и желания Дима с собратьями такого не выказывали. А вот Цезарь ещё мог, особенно в воде — и вовсю этим пользовался. Кстати, и маленькие йети отставали в росте, причём даже мальчики и их прусы тоже ещё выдерживали. Хотя миниатюрные свиногиппопотамчики и такой нагрузке не радовались. Впрочем, порой, под настроение, они сами начинали заигрывать с детьми, предлагая попытаться их оседлать — и старательно сбрасывая молодых наездников.

Взрослые. Только сейчас я поняла, что хотя мы дали молодому поколению самостоятельность, власть над решениями племени осталась у нас. Дети могли выбирать, чем будут заниматься, имели право жить отдельно, но не принимали участия в судебных делах и не голосовали на совете.

Ближайшим же вечером я вынесла этот вопрос на обсуждение, и мы решили не менять сложившееся положение. Пусть наши дети и стали взрослыми, но у нас всё равно очень разный жизненный опыт. Возможно, со стороны это выглядит дискриминацией… да ею по сути и является, но мы постановили, что возраст новых людей и йети для вхождения в совет должен быть не менее девяти лет. К этому времени молодёжь наберётся ума. Если, конечно, доживёт.

Полукровки по характеру очень сильно отличались от Цезаря и маленьких йети. Спокойные, как будто даже безразличные почти ко всему, но, одновременно, очень внимательные и исполнительные. Странные, но способные, с отличной памятью и развитым мышлением. И с одной удивительной особенностью, которую оказалось сложно заметить.

Лиля первой обнаружила эту странность и, вместе с Россом проследив за молодыми около недели, поделилась с остальными. Полукровки очень хорошо воспроизводили увиденное, отлично решали поставленную задачу по уже известному пути или формуле… но не искали оригинальных ответов. Вообще. Только применяли уже усвоенное.

Заинтересовавшись, мы поставили несколько опытов. Если йети и Цезарь при необычной задаче пытались отыскать новый путь (чаще всего — безуспешно), то полукровки после проверки уже знакомых способов сдавались и ни разу не подключали фантазию. Причём, в отличие от других детей, они справились с относительно большим количеством заданий. Но позже, при разборе решений, выяснилось, что все применённые подходы Лорд, Дина и Дима уже видели прежде. Особенно ярко эта особенность оказалась заметна при выполнении творческих заданий: рисовании, пении или вырезании фигурок.

Практически полное отсутствие фантазии полукровки хорошо компенсировали высокой обучаемостью и склонностью в тему воспроизводить увиденное. По этой причине мы не сразу обнаружили их ущербности. Возможно, именно из-за данной особенности Лорд, Дима и Дина не высказывали своих желаний, с одинаковым безразличием работая в лаборатории, на охоте или собирательстве, выполняя повседневные, бытовые дела… Мы не раз пытались узнать, чем бы они сами хотели заниматься, но ответа получить так и не удалось.

С другими детьми было сложнее. Рысь неохотно работала в лаборатории, предпочитая проводить время с Вероникой и активно помогая ей с разработками сельского хозяйства. А вот Лев и Лиза, как и Цезарь, отлично сработались с Россом. Лиза предпочитала ухаживать за животными и отлавливать новые экземпляры для опытов, Лев — собирать корма и помогать в экспериментах, а Цезарь за свою короткую жизнь отлично научился брать анализы и готовить препараты. По поведению он был взрослее йети, возможно, из-за множества болезней и страданий, которые пришлось перенести мальчику. Кстати, он намеревался получше освоить методы лечения и уехать в Волгоград помогать Наде. Естественно, мы пытались отговорить Цезаря от этой идеи, ведь он уже не обладал таким крепким иммунитетом, как мы. Мальчик соглашался, отступал, но уже через пару дней возвращался к идее переехать к волгорцам.

Бывшие жены Дета постепенно пошли на поправку. Паралич отступал медленно и неохотно: к тому времени, как к конечностям вернулась хотя бы минимальная подвижность, мышцы сильно атрофировались, из-за чего находившиеся в неподвижности рука и нога выглядели тоньше и значительно отличались от здоровых. Речь пострадала намного больше и всё ещё оставалась невнятной, но мы научились её разбирать.

Удивительно, но женщины не лишились рассудка, полностью сохранив память о том, что с ними произошло. Вот только оценивали и свои, и чужие поступки теперь совсем иначе. Навязанная сверху любовь и преданность превратились в ненависть и отвращение. А ещё — в страх. Именно последнее оказалось самым опасным — Олю и Таню постоянно преследовал страх вернуться в прежнее состояние. Снова стать другими, такими, какими их хочет видеть «хозяин». По признанию женщин, наиболее ужасным было даже не само слепое подчинение, а то, что под воздействием приборов они искренне считали правильными те свои поступки. Этот кошмар не оставлял жертв Дета ни во сне, ни наяву.

Мы даже всерьёз задумались о том, не ликвидировать ли физически угрозу для душевного здоровья Тани и Оли (и, откровенно говоря, не только их). Но жертвы Дета категорически отказались.

— Это против вами же принятого закона, — сказала Оля. — А мы будем искать другой выход.

И уже на следующий день она попросила собрать совет.

— Если вы позволите, то мы уйдём, — правый глаз женщины всё ещё косил, особенно сильно, когда она нервничала. — Мы готовы пройти проверку на детекторе лжи и пообещать не раскрывать те тайны, которые узнали.

— Сдурели?! — раздражённо взмахнул полуобъеденной рыбиной Росс. — Как вы будете жить в таком состоянии? Погодите хотя бы, пока хромота пройдёт и в глазах двоиться перестанет.

— Мы собираемся уйти не для одинокой жизни, — пояснила Таня. — Мы хотим вступить в племя сатанистов, и Вадим согласился нас принять. Естественно, предварительно, при условии, что вы отпустите.

Я вздохнула. С одной стороны, понятно желание жертв оказаться подальше от своего мучителя, а с другой — опасения остаются. В первую очередь, за жизнь и здоровье непоправившихся женщин.

— На мой взгляд, мы должны их отпустить, — сказала Лиля после недолгого размышления. — Как ни крути, сатанисты наши союзники. Да и Дет…

Почти все пришли к таким же выводам. Причина у Тани с Олей очень уважительная и её нельзя игнорировать. Ведь если смотреть честно, то они никогда добровольно не вступали в ряды посвящённых… и имели полное право уйти, вообще не спрашивая разрешения. На всякий случай мы проверили намерения женщин на детекторе лжи и, убедившись, что их слова искренние, отпустили. Мужчины отвезли Олю и Таню в Штаб на лодке сразу, как только у дюжиноногов закончился очередной брачный сезон.

Задолго до этого, когда жёлтая луна ещё не достигла зенита, Щука облысела.

— Ты как, чувствуешь какие-то изменения? — поинтересовалась она.

— Пока нет, — прислушавшись к ощущениям, ответила я.

Как и в моём случае, фертильный муж Щуки тоже начал переходить в стерильную фазу, хотя находился довольно далеко отсюда — в Волгограде.

— Недостаточно далеко, — задумчиво констатировала я. — Впрочем, Марк тоже не близко был. Сдаётся мне, что тут не всё так просто. Может, изменения у одного провоцируют таковые у второго партнёра?

— Возможно, — кивнула Щука. — Кстати, и в нашем… в селении йети тоже фертильная пара сменилась.

Я удивлённо посмотрела на подругу.

— Ещё почти год назад, тогда мы заняты были, и я забыла рассказать, — покаянно добавила она.

Через пару дней стало очевидно, что ни я, ни Марк обратно фертильными не становимся, а освободившуюся нишу заняла пара других пришлых йети. Ну и хорошо — сейчас мне не до размножения.

— Кстати, а почему ты так до сих пор и не слетала к йети? Вроде выражала желание посмотреть, — обратилась ко мне Щука примерно через неделю после изменения фазы.

Я тяжело вздохнула. Да, фертильность ко мне не вернулась, но я всё равно остаюсь привязанной к Ордену. Нет, теперь есть возможность ходить в экспедиции, даже к морю, но йети живут гораздо дальше. И отправившись к ним, я уже не смогу быстро вернуться, чтобы отвезти лекарства русалкам. Быть же причиной гибели целого племени…

Коллега задумчиво прищурилась и взглянула на выглянувшую в просветы туч гигантскую луну.

— Думаю, что эту проблему удастся решить, — помедлив, сказала она.

— Как? — горько спросила я. — Пока пешком или по деревьям до русалок доберешься, лекарства и прививки уже испортиться успеют.

— Я позвоню в Колыбель, — улыбнулась Щука. — Знаешь, присоединившись к вам, я не прервала контакт со своими. Тайны ваши им не открываю, но и вам не сообщаю все тайны йети. Более того, меня в Колыбели даже оставили на прежней, управляющей, должности. Некоторые права убрали, другие — добавили, но всё же…

— Колыбель — это название селения йети? — уточнила я.

— Да. «Колыбель цивилизации», если полностью. Тоже, как и вы, громкое название придумали, а вот что получается — другой вопрос, — женщина самокритично хмыкнула. — Так вот, мы вам не врали, но о некоторых вещах умолчали. Возможность помочь с медикаментами есть. Я сейчас не имею права приказать, но могу предложить. Если Летунья согласится, то проблема с доставкой лекарств будет решена.

Летунья. Очень говорящее имя.

— Она тоже заказала флиграв?

— Нет, до такого нарушения законов природы Летунья всё-таки не додумалась, — рассмеялась Щука. — Ну да сама увидишь, если получится.

Уже на следующий день в Орден прибыла стерильная йети. Одной из выбранных ею вещей оказалась летучая машина с откидывающимся верхом и просторным грузовым отсеком, в котором легко могло поместиться до шести человек.

Машина, передвигающаяся по воздуху с хорошей скоростью, да ещё и обеспечивающая какую-то защиту. Летает бесшумно, может зависать в воздухе и без проблем находиться в полёте в течение многих суток — по крайней мере по словам хозяйки, энергия ещё ни разу не заканчивалась (как и в моём флиграве). С автоподзарядкой неизвестно от чего (тоже, как в флиграве) и с грузоподъёмностью до тонны. Естественно, безопасная (как, по умолчанию, и все вещи йети). Когда я поинтересовалась, не была ли Летунья «счастливчиком» при выборе, женщина с улыбкой помотала головой:

— Знаю, что такие есть, но не я.

Я чуть не завыла с досады, только сейчас в полной мере осознав, насколько глупо выбрала одну из вещей. Маркус был прав — наверняка такую цену керели заломили именно за нарушение закона природы. Не перепутай два термина — и взять удалось бы гораздо больше. Изо всех сил сжала кулаки, чтобы не выпустить эмоции наружу. Сглупила. Ну и пусть. Зато теперь мы знаем, что может изменяться не только вес, но и масса. Хотя, на самом деле, это слабое утешение — но и такое лучше, чем ничего.

Выяснилось, что Летунья вовсе не против поработать курьером. Впрочем, иначе она бы она не приехала. Женщина согласилась обеспечить срочные поставки туда, куда мы сами физически (без учёта флиграва) добраться не успеваем, и помогать в случаях, от которых зависит жизнь. Но и только. Ни в перевозке брёвен или дров, ни в доставке морской воды или золотых бочек Летунья помогать не собиралась.

— Я не отказываюсь категорически, — добавила она. — Но оставляю решение за собой. Захочу — помогу, нет — так нет. Но вообще лучше на помощь не рассчитывайте. Тем более, что вечно на моём горбу ездить даже в срочных поставках не получится.

А ещё она выдвинула обязательное условие: никто из нас не должен даже просить перевезти что-то не подходящее по условиям договора.

— Почему? — удивилась Света. — Ведь мы же не будем настаивать. К тому же можно договориться так: ты что-нибудь перевозишь и получаешь за это некую плату…

— Нет, — твёрдо ответила Летунья. — Меня не интересуют сделки и если начнутся подобные намёки или предложения, то я просто покину свободных и вернусь к своим.

Мы недоумённо переглянулись и попросили пояснить, есть ли причины для такого радикального шага.

— Меня достали просьбы. Честно говоря, устала работать извозчиком, — призналась Летунья. — Началось с того, что друзья попросили помочь. Потом знакомые. Потом — знакомые знакомых… Нет, они не наглели и всегда были готовы чем-то отплатить взамен. Но желающих столько, что я устала и не хочу больше. Поэтому и согласилась побыть у свободных, хотя тут куча людей: ваш народ ещё не привык к летучему такси. И, может, удастся спокойно пожить в своё удовольствие. Ведь одно дело — помочь, когда без этого действительно не обойдутся, а совсем другое… В общем, вы поняли.

Мы кивнули и, посовещавшись, разослали предупреждение всем владельцам телефонов. К счастью, Летунья с пониманием отнеслась к тому, что мы не можем гарантировать полное отсутствие предложений на перевозку и заверила, что отказаться сможет. Главное — чтобы хотя бы большинство людей не рассматривали её в роли транспорта.

Женщина подозрительно быстро освоила телефон — похоже, уже пользовалась им раньше. На всякий случай я подождала ещё неделю, но всё необходимое йети доставляла в срок.

— И много у вас там такого? — как-то спросила я её, кивнув на машину.

— Не так много, как хотелось бы. Но есть, — призналась она. — Точнее, подобный летательный аппарат только у меня, а вот кое-что другое необычное имеется.

— Что например?

Летунья пожала плечами.

— У кого на что фантазии хватило. Одни банальности заказали, зато другие так накрутили, как мне и в голову бы не пришло.

А ведь и правда. Если местным йети давали всего по три вещи, но не запрещали брать технику, то народ такого заказать мог… И это же означает, что йети могут оказаться ещё более опасными для противников — ведь неизвестно, какое у них оборудование. Впрочем, судя по тому, как развиваются события, йети вряд ли станут врагами свободным. Нейтралитет, а то и союз, гораздо вероятнее.

Поскольку Летунья не предложила подбросить до селения йети, то у нас оставалось два варианта: идти пешком (и потратить не менее двух недель на путь в одну сторону) или лететь с помощью флиграва (но тогда не удастся путешествовать большой группой). Впрочем, Щука быстро отсоветовала людям посещать йети:

— Сейчас отношение к подобным вам стало лучше, чем раньше, но ещё недостаточно, — сказала она. — Поэтому чтобы увидеть больше, должны идти только йети.

Подумав и посовещавшись с мужем и посвящёнными, я отказалась от того, чтобы брать с собой детей — вдруг там повлияют на их отношение к людям. А вскоре и остальные вопросы решились.

— Я не готов оставить кошек на такой срок: минимум по две недели на путь туда и обратно, ещё несколько дней там — не меньше месяца получается. А ситуация у свободных пусть и стала лучше, но всё равно сложная. И моя помощь нужна здесь, — пояснил своё решение остаться Марк. — А вот тебе стоит слетать — доберешься быстро, а потом расскажешь.

— Ещё сфотографирую, — пообещала я, признав обоснованность слов мужа.

Но Марк прав — уходить на месяц без значимой цели даже мне не следует. Слишком много дел. Причём важных, таких, от которых зависит выживание. Поэтому постановили, что в путь я отправлюсь в одиночестве. Так и поступили.

Путешествие принесло много совершенно разных впечатлений. Добраться удалось без особенных приключений, зато там… Но обо всём по порядку.

Образ жизни йети очень сильно отличался от человеческого. Я побывала в самом крупном населённом пункте своих сородичей. Около двух сотен взрослых йети и почти полторы сотни детей жили на берегу большого озера. Но назвать это место городом у меня бы язык не повернулся. Волгоград и даже наш Орден и то больше похожи.

Многокилометровое селение протянулось по большей части береговой линии. Йети расположились свободно, часто на расстоянии в десятки метров между семьями. Также они не строили совместных укрытий (впрочем, они йети и не нужны). Некоторые сооружали простые низкие навесы, а многие вообще жили прямо так, устраивая постель (мужчины) или гнездо в кронах (женщины) неподалёку от кострища, а от дождей прятались под деревьями или скалами. «Семьи» йети чаще всего состояли не из одиночных пар, а двух-трёх мужчин и такого же количества женщин. Впрочем, поскольку почти все мои сородичи стерильны, отношения скорее напоминали братские, чем супружеские. Кстати, в Колыбели я впервые с начала второй жизни чётко заметила разделение труда по половому признаку: мужчины преимущественно выполняли работы, требующие большей физической силы, а женщины — тонкую… ну и, естественно, ту, что проводилась на верхнем ярусе леса.

Производство в Колыбели развивалось в несколько другом направлении. Местные не находились под таким серьёзным прессом природы, в результате много внимания уделяли не столько тому, что поможет выжить, сколько красоте и удобству. Йети использовали поделки из раковин, камней и дерева (из последних преимущественно применяли то, что не поражала чёрная пыль). Реже встречались изделия из других материалов. В целом, селение йети показалось мне примитивным и очень простым.

Зато «наследство», полученное от керел, поражало разнообразием. Нет, были и те, кто взял самые простые вещи, и те, кто не предусмотрел работоспособности техники, но многие проявили недюжинную фантазию и изобретательность.

Так, например, грузовик и компьютер на солнечных батареях соседствовали с небольшим парусным судном и самогонным аппаратом. Кто-то заказал крылья, с помощью которых можно летать (выглядело это просто сказочно… ну, или бредово), другой — обувь, позволяющую ходить по воде, третий — нечто, передвигающее небольшие предметы на расстоянии, четвёртая — кастрюлю, способную быстро вскипятить или заморозить то, что в ней находится. Плащ-невидимка, перчатки-липучки, фильтры, позволяющие дышать под водой и в отравленном воздухе, очки, в которых можно видеть через препятствия, нечто, что в любой момент можно включить, создав защитную сферу, бесконечная кисточка, позволяющую рисовать любым цветом на любом материале и прочее, и подобное. Один из мужчин-счастливчиков додумался взять гробоподобный медицинский автомат, способный быстро вылечить почти любые раны и болезни. Единственный минус — при серьёзном поражении больной из нормального человека или йети мог за несколько часов превратиться в обтянутый кожей скелет, причём иногда — даже погибнуть от истощения. Последнее случилось лишь дважды. Первый раз когда «гробом» попытался воспользоваться йети, потерявший ногу — в результате превратился в усохший труп, но конечность вернулась на место. И второй — когда в медавтомат загрузили человека, зашедшего за «границу смерти». Ему прибор вообще не помог, а только ускорил рост опухолей. И снова был истощённый труп, но на сей раз деформированный. По этой причине «гробом» йети пользовались с большой оглядкой и редко — впрочем, и необходимости, чаще всего, не было.

Несмотря на то, что многие вещи выглядели волшебно, ни у кого не возникало сомнения, что, на самом деле, это какие-то сложные приборы, воплощающие разыгравшуюся фантазию йети.

Естественно, ни купить, ни даже одолжить такие ценные и уникальные вещи не получилось. А вот попользоваться под присмотром владельцев давали. В результате посещение Колыбели превратилось в нечто вроде шикарного отдыха в стране чудес.

Я и на крыльях полетать пыталась. После того, как их приставили к спине и активировали, закружилась голова. А уже через несколько минут недомогание прошло и появилось ощущение дополнительной пары конечностей. Кстати, на взмахи ими тело «ангела» энергию не тратило — только на управление. Впечатления оказались фантастические (куда там флиграву) — я чувствовала ветер под крыльями, ощущала, как они движутся, как цепляются за кусты… Другой вопрос, что полетать как следует не удалось: после краткого инструктажа и тренировки, максимум, чего удалось добиться, так это пробежаться по берегу, подскакивая и махая крыльями, и с грацией курицы перелететь через небольшие заросли кустов. На этом освоение крыльев закончилось — потому что голова снова закружилась и даже заболела. Но дело было не в бракованном приборе, а во мне — истинная хозяйка не просто летала, а умудрялась выписывать в воздухе пируэты и выполнять сложные трюки.

— Конечно, так просто не получится, — согласилась Ангел, обмывая загрязнившиеся белоснежные перья в воде. — Я долго тренировалась, пока не наловчилась. К тому же, к крыльям привыкнуть надо. Сначала у меня часто голова болела, а сейчас и настройка быстро происходит, и летать могу долго и без последствий.

Вот с сапогами для хождения по воде я баловалась меньше. В первую очередь потому, что их заказал мужчина, и мне они оказались жутко велики и неудобны. Зато убедилась, что обувь не просто не тонет, а позволяют ходить по воде, как по земле — то есть совершенно не теряя равновесия.

«Джедайский» меч мне дали подержать, но пользоваться запретили — от него пострадало уже немало самонадеянных фехтовальщиков, включая владельца.

А «волшебная палочка», помогающая разжигать огонь, отталкивать предметы или людей и разгонять насекомых вызвала долгий и здоровый смех. Это смутило хозяйку данного артефакта, но ненадолго:

— Да я понимаю, что выглядит странно, — улыбнулась она. — Но как-то совсем об этом тогда не думала. Мне предложили описать то, что хочу… ну и вот.

— Понимаю, — кивнула я. — Просто всё равно забавно выглядит.

Позже в голову пришла интересная мысль, и я ещё раз внимательно обошла лагерь йети. А ведь среди моих сородичей процент тех, кто заказал нечто необычное, странное или откровенно фантастическое, выше, чем среди людей. Намного выше. По крайней мере, из тех, которых я видела. Странно? Подумав, позвонила Игорю, и уже через несколько дней, проведя сетевой опрос, он подтвердил мои выводы (хотя и с оговорками, что некоторые могли соврать или умолчать). Отличился не только мой вид, но и люди изменённые — хотя и по-разному. Здоровые родичи троллей брали больше необычных вещей с уклоном в высокотехнологичную сторону, а мои — порой в откровенно сказочную. Естественно, среди каждого вида встречались все варианты, просто изменялось их соотношение.

Только через несколько дней я поняла, насколько ошибаюсь в первоначальной оценке развития йети. Сородичи не теряли времени даром. У них функционировала полноценная школа (хотя без парт и вообще непривычного вида), торговый центр (куда все желающие могли прийти и совершить натуральный обмен), полянка-мэрия (на ней принимались решения и рассматривались споры) и даже башня связи (в качестве последней использовалось дерево на скале, возвышающееся над основной массой леса).

Башня удивила меня гораздо сильнее, чем всё остальное. Выяснилось, что ей активно пользуются: дважды в сутки делают объявления, а также связываются с другими, живущими вне селения, йети. Если позволяла погода, в периоды затишья на закате и рассвете над Колыбелью и окружающим лесом разносилась гулкая барабанная дробь. Йети разработали специальный алфавит для передачи сообщений с помощью ритмичных звуков, солнечных бликов, огней и жестов — последнее использовалось реже всего.

Для передачи звуков в Колыбели применяли большой и очень громкий щелевой барабан, а для разговора с помощью солнечных зайчиков — отполированные куски золота (йети до сих пор не выплавляли металл, но активно обрабатывали естественные слитки). Понятно, каждый из способов передачи информации требовал определённых условий, но все вместе они обеспечивали достаточно стабильную и удобную связь на многокилометровые расстояния.

Ещё йети произвели на меня очень сильное впечатление своей открытостью и готовностью к общению. И при этом сородичи не являлись наивными или глупыми: многие обладали очень острым умом и немалой подозрительностью. Просто выражалась она иначе, чем у свободных. Этим местные очень располагали к себе.

Одновременно у жителей Колыбели была очень сильно развита ещё одна черта. Они не просто взаимодействовали, а очень активно помогали друг другу. Регулярно поддерживали связь, а если кто-то вдруг исчезал, на его поиски отправлялась целая команда. Учитывая острый нюх (который действовал ещё лучше в отношении своих сородичей), наличие многочисленных способов связи, организованность и готовность при необходимости взяться за оружие, йети могли превратиться в очень опасного противника. Но при всём этом мои сородичи отличались удивительным миролюбием друг к другу. Благодаря такой необычной черте большая часть битв и даже драк между йети закончилась ещё в самом начале новой жизни, после того, как исчезли почти все фертильные особей. А после агрессия шла исключительно от разума. Более того, по словам сородичей, им каждый раз приходилось перебарывать себя, чтобы напасть. Тем не менее, волей и разумом йети уничтожили тех из своих, кто убивал и грабил людей (убийств, грабежей и, что самое удивительное, даже опасных подстав по отношению к йети у них ни разу не случалось), а также воров и прочих мелких жуликов (вот это, к сожалению, было).

Кстати, то ли из-за поведения местных йети, то ли из-за неких биологических особенностей я тоже ни разу не замечала здесь за собой агрессии. Из-за этого даже начала подозревать, что у моего вида работает некий защитный механизм, благодаря которому йети не убивают йети. Исключение составляли фертильные мужчины, но и те в данной зоне обходились парой синяков. А у фертильных женщин желания напасть на соперницу не появлялось — только сбежать.

Мысль про биологическую особенность пришла после понимания, что у йети совершенно нет склонности к дракам, и в тех ситуациях, в которых люди уже бы напали, мои сородичи умудрялись ограничиться словами или демонстрацией собственной силы на чём-то левом (бревне, камне и так далее). Причём, самое удивительное, даже во время очень бурной ссоры никого не тянуло применить силу к противнику.

Второй стороной необычного инстинкта оказалась склонность к взаимопомощи. Любому йети сложно пройти мимо страдающего сородича — даже того, с кем отношения очень плохие, на грани ненависти. Йети буквально тянуло оказать помощь, в том числе возможному конкуренту. Эта особенность удивила меня гораздо сильнее банального отсутствия агрессии. И объяснить её с биологической точки зрения сложнее. Может, такой механизм возник из-за резкого ограничения рождаемости? Хотя это предположение очень слабое и не выдерживает критики.

Однако к людям никаких подобных ограничений йети не чувствовали. Да и вообще, негативное отношение к другому виду хотя и сильно уменьшилось, но, в некоторых случаях, всё ещё чувствовалось. Так, один из йети во время беседы пытался убедить меня, что люди — это зло и лучше дать им погибнуть… а то и поспособствовать. Впрочем, после краткого спора, больше на эту тему мы не общались… да и вообще я начала избегать негативно настроенного мужчину.

Уже в конце пребывания в Колыбели я решилась на серьёзный разговор с лидерами йети. Высказала восхищение некоторыми особенностями селения, пообещала не распространять их достижения без разрешения, а также закинула удочку насчёт того, не удастся ли в будущем получить разрешение на использование некоторых находок. Например, средств связи.

— Даже сейчас это не повредило бы — телефонов на всех не хватает. А сообщать хотя бы экстренную информацию или послать просьбу о помощи бывает нужно, — честно изложила свои соображения. — В свою очередь, мы тоже могли бы чем-нибудь поделиться.

К моему удивлению, лидеры йети отреагировали очень спокойно и с улыбкой — как будто давно ждали этого разговора.

— Мы тоже думали, что вам это не повредит, — кивнул главный мужчина. — И решили, что это будет ответным даром. Ведь союз, не ставя условий, поделился с нами некоторыми своими достижениями.

— Это какими? — тут же поинтересовалась я, начав подозревать присоединившихся к свободным йети в шпионаже.

— Извращённо-здоровым образом жизни. Более того, чуть ни каждую неделю новые меры профилактики сообщаете.

Ответ не просто успокоил, а заставил почувствовать стыд. Ведь мне-то пришлось бороться с соблазном не спрашивать разрешения, а просто воспользоваться результатами чужих умственных трудов. Впрочем, кто сказал, что таких мыслей не возникает и у других йети? Не воплощать их в жизнь — вот что главное.

После этого мы обговорили ещё некоторые важные вопросы (по поручению межплеменного правительства), сошлись во мнении, что форсировать развитие отношений нельзя… как, впрочем, и рассчитывать на жизнь за счёт начальных вещей. Особенно уникальных, а не колец-анализаторов.

Посмотрев на местных йети и их селение, я снова погрузилась в пучину сомнений. Нам будет нелегко сработаться. Да и о союзе, как таковом, речи пока нет — зато радует заключённый договор о ненападении и взаимопомощи при расследовании преступлений.

А потом я вернулась в Орден. За это время свободные ещё не успели надоесть Летунье, и она сообщила, что останется и продолжит работать экстренным курьером. Если же решит уйти — предупредит за несколько суток. Данный факт позволил мне почувствовать себя свободней, больше сил бросить на эксперименты и исследования.

— Хорошо, что ты прямо заговорила с лидерами йети о возможном развитии отношений, — заметила Щука вечером после моего возвращения, когда мы забрались в расположенные рядом гнёзда. — Это пошло как плюс не только тебе, но и всем свободным — ведь ты говорила не как личность, а как представитель союза.

— Мы пытаемся выжить, — тихо ответила я и грустно усмехнулась. — Мы. Знаешь, я ведь не сразу стала считать себя одной из них, — кивнула вниз, туда, где устраивались на ночлег люди. — Долго не могла привыкнуть, мысленно разделяла себя и свободных. Но теперь я тоже свободная. И их проблемы — мои проблемы.

— Только так и можно чего-то добиться, — согласилась Щука.

— Ты с нами или с йети? — прямо спросила я, встретившись взглядом с подругой.

— Я между, — спокойно ответила она. — Не полностью с вами, но и не однозначно с йети.

— А если вдруг возникнет конфликт, чью сторону примешь?

— Всё зависит от обстоятельств и от того, из-за чего начнётся противостояние, — честно сказала Щука. — Но любое противостояние в нынешней ситуации — зло. Для обеих сторон. Поэтому я надеюсь, что вражды не будет.

Восстановлено по записям правительства

Заключённый между свободными и йети пакт о ненападении и взаимном соблюдении гостями законодательства чужой страны при пребывании на её территории позволил йети более комфортно путешествовать к соседям. Людям тоже не запрещалось посещать йети, но из-за постоянной необходимости прививок и короткого срока их годности никто не осмелился пуститься в такое путешествие.

В Волгограде затеяли грандиозную стройку и массовую посадку серебристых леших. По планам, новый участок города должен был стать «детским»: укрытие-больница с индивидуальными палатами для матерей с младенцами, отдельными помещениями для процедур (чтобы не мешать детей с взрослыми), детская площадка, отдельный водопровод, ограничение на посещение детского района посторонними — всё для того, чтобы дать молодому поколению шанс выжить. Это оказался воистину грандиозный труд, в который волгорцы, кошки и многие другие вложили много сил и времени. Но он был необходим.

Одновременно развивался и остальной город. Учитывая, что эпидемий стало гораздо меньше, теперь больных удавалось рассортировать и разместить с достаточным комфортом. В Волгограде возвели несколько дополнительных открытых сортиров и душ — данное нововведение осуждалось немалым количеством народа, но союз остался непреклонен. Ведь если вдруг человеку станет плохо в скрытом от посторонних глаз туалете, то ему не всегда успеют оказать помощь. А сопровождающих на каждого больного не напасешься. Поэтому гигиенические постройки располагали чуть сбоку, но так, чтобы их посетители были на виду.

Кроме того, союз постановил, что сокрытие симптомов, неизвестных ранее изменений (пусть даже не болезненных), попытка выдать себя за более здорового или бодрого, чем на самом деле, являются хотя ещё не преступлением, но уже серьёзным проступком. Как и очевидная переоценка сил. Ведь и из-за того, и из-за другого может пострадать не только тот, кто пытается быть героем, но и окружающие его люди. Либо заразившись, либо не рассчитав силы и не успев сделать что-то необходимое. Поэтому любого нарушителя могли изгнать из города. На день, неделю или даже на месяц — решение принимали волгорцы. Причём независимо от того, как чувствует себя нарушивший правила человек и насколько он болен. И, несмотря на многочисленные возмущения, свободным пришлось принять данные условия. По крайней мере, исполнять их на территории Волгограда.

Новые правила, законы, обычаи — порядки свободных всё больше разнились с принятыми на Земле. И отнюдь не все из них оказалось легко принять.

Загрузка...