17. НА ВСЕХ ПАРАХ

Дверь была открыта настежь. Войдя в хижину, четверо путешественников убедились, что единственная комната этого жилища ещё совсем недавно была обитаемой. В очаге, сложенном из трех больших камней, головни покрывала та лёгкая, словно вата, зола, которая разлетается от малейшего дуновения. Кровать — деревянная рама с натянутым на неё матросским гамаком — ещё хранила отпечаток человеческого тела.

На этом гамаке Эрик сразу же заметил клеймо «Веги».

Большая плоская кость — лопатка ископаемого животного, положенная на четыре берцовые кости — образовывала некое подобие стола, на котором виднелись крошки морских сухарей, оловянная чарка и деревянная ложка шведской выделки.

Без сомнения, они находились в доме Патрика О'Доногана, и, судя по всему, он покинул его совсем недавно. Не для того ли, чтобы уехать с острова? Или, наоборот, чтобы его обследовать? Установить это можно было только при внимательном осмотре местности.

Разрытая земля и канавы вокруг хижины свидетельствовали о том, что трудились здесь довольно усердно. Штук двадцать мамонтовых бивней, сложенных в ряд на ровной вершине холма, указывали, какова была цель этой работы. Очевидно, раскопки велись для того, чтобы извлечь на поверхность останки давно исчезнувших животных. Путешественники окончательно в этом убедились, когда заметили, что бивни отсутствовали почти у всех валявшихся здесь скелетов слонов и мамонтов. Значит, жители Сибирского побережья успели подобрать клыки, не дожидаясь прибытия Патрика О'Доногана. Потому ирландцу и пришлось заняться раскопками. Впрочем, клыки, которые ему удалось найти в подпочвенном слое, не отличались высоким качеством.

Но недаром же молодой врач с «Беги», так же как и хозяин «Красного якоря» в Нью-Йорке, утверждали, что лень — это отличительная черта Патрика О'Доногана! Вряд ли у него надолго могло хватить терпения обречь себя на такой неблагодарный и малоприбыльный труд. Вполне допустимо, что при первой же возможности он предпочёл покинуть Большой Ляховский остров. Единственную надежду застать ещё здесь ирландца давали только следы его недавнего пребывания в хижине.

Тропинка, спускавшаяся по противоположной стороне склона, вела к берегу моря. Путешественники пошли по ней и вскоре очутились у котловины, в которой от таяния снегов образовалось маленькое пресное озеро, отделённое от моря скалистой грядой. Тропинка тянулась дальше, по краю этого водоёма и, огибая береговые скалы, обрывалась у естественной гавани.

На песчаной отмели были брошены сани и виднелись уголья от недавно погасшего костра. Эрик тщательно осмотрел берег, но не заметил никаких следов, оставленных отчалившей лодкой.

Он уже возвращался к своим спутникам, когда увидел под кустом, недалеко от того места, где был разведён костёр, какой-то ярко окрашенный предмет. Это была жестянка из-под мясных консервов, называемых обычно «тушёнкой», которой наполняют теперь продуктовые кладовые на всех кораблях. С первого взгляда находка не представляла ничего особенного, так как Патрик О'Доноган был обеспечен продовольствием с «Веги». Но внимание Эрика привлекла приклеенная к жестянке печатная этикетка с именем фабриканта: «Мартинес Доминго, Вальпараисо».

— Значит, здесь был Тюдор Броун! — тотчас же воскликнул Эрик. — Ведь нам говорили на «Веге», что его корабль стоял в Вальпараисо. Туда именно он телеграфировал, чтобы судно ждало его в Ванкувере!.. Ведь не с «Веги» же сюда были доставлены эти чилийские консервы, к тому же ещё совсем свежие! С тех пор, как эта жестянка была вскрыта, не прошло и трех дней, а может быть, и одних суток.

Доктор Швариенкрона и Бредежор хотели было возразить против столь категорического утверждения, как вдруг Эрик, продолжавший тщательно осматривать свою находку, наткнулся на одну деталь, окончательно опровергшую всякие сомнения: на крышке, по-видимому поставщиком консервов, было нацарапано: «Альбатрос».

— Здесь был Тюдор Броун! — повторил Эрик. — А зачем ему было сюда приезжать, как не за Патриком О'Доноганом? Теперь все ясно! Он высаживался в этой бухте, а матросы ожидали его здесь и завтракали у костра. Тюдор Броун поднялся на холм к ирландцу и увёз его отсюда — по доброй ли воле или насильно, не все ли равно! Я до такой степени уверен в этом» как будто вижу все собственными глазами.

Но, несмотря на свою уверенность, Эрик решил подробно осмотреть остров, что бы окончательно удостовериться в отсутствии Патрика О'Доногана. Не прошло и часа, как удалось выяснить, что остальная часть острова совершенно необитаема. Там не было ни одной тропинки и никаких следов животных. Во все стороны, насколько хватало глаз, тянулись дюны и песчаная равнина, без всякой растительности, без птиц, без насекомых, без всего того, что могло бы нарушить царившее здесь безмолвие. И только повсюду на поверхности острова были разбросаны огромные кости, как если бы целые полчища мамонтов, носорогов и зубров пришли сюда в незапамятные времена искать спасения от какой-то страшной катастрофы и погибли на этом затерянном клочке земли. А вдали, за дюнами и холмами, подобно гигантской завесе, тянулась горная цепь, покрытая снегами и вечным льдом.

— Вернёмся! — сказал доктор Швариенкрона. — Дальнейший осмотр бесполезен. Всего этого, вполне достаточно, чтобы заключить, что Патрик О'Доноган не заставил себя долго упрашивать.

Поездка на остров заняла четыре часа. Как только шлюпка вернулась, «Аляска» снова тронулась в путь.

Эрик не скрывал, что теперь у него не осталось никакой надежды. Тюдор Броун, выиграв в скорости, первый прибыл на Большой Ляховский остров и, без сомнения, увёз Патрика О'Доногана. Отныне вряд ли удастся когда-нибудь его разыскать! Человек, способный сделать всё, что было им предпринято против «Аляски», способный проявить такую бешеную энергию, чтобы вывезти ирландца из подобного места, конечно, позаботится и о том, чтобы следы его потерялись навсегда. Мир велик, и весь морской простор открыт перед «Альбатросом»! Как узнаешь, в каком направлении розы ветров[73] он увозил О'Доногана и его тайну?

Вот о чём размышлял капитан «Аляски», прохаживаясь по юту, после того как приказал держать курс на запад, к мысу Челюскину. И к этим печальным размышлениям прибавлялись ещё угрызения совеет. Как он мог разрешить своим друзьям разделить с ним все опасности и трудности этой вдвойне бесполезной экспедиции? Ведь Тюдору Броуну не только удалось найти Норденшельда раньше, чем «Аляске», но и опередить её на пути к Ляховским островам! И они вернутся в Стокгольм — если только им будет суждено туда вернуться! — не выполнив ни одной из поставленных перед экспедицией задач. По совести говоря, не слишком ли большое невезенье?.. Так пусть хотя бы благополучное прибытие «Аляски» в Стокгольм послужит дополнительным подтверждением важности плавания «Веги»! Пусть подтвердится повторным опытом возможность использования Северо-Восточного пути! Любой ценой нужно достигнуть мыса Челюскина и обогнуть его с востока «а запад! Любой ценой нужно вернуться в Швецию через Карское море!

И вот к этому опасному мысу Челюскину, ещё недавно считавшемуся непреодолимым, «Аляска» шла теперь на всех парах. Путь, по которому она следовала, не повторял в точности маршрута «Веги», вышедшей из устья Лены, где она останавливалась перед тем, как отправиться к Ляховским островам. У Эрика не было никакой необходимости приближаться к берегам Сибири. Оставив по правому борту острова Столбовой и Семеновский, отмеченные 4 августа в судовом журнале, «Аляска» взяла курс прямо на запад, следуя почти точно по 76-й параллели, и плавание её проходило так успешно, что за восемь дней она преодолела расстояние в тридцать пять градусов, от 140o до 105o восточной долготы от гринвичского меридиана. Конечно, при этом пришлось израсходовать немало топлива, так как «Аляска» почти все время шла против ветра. Но Эрик справедливо считал, что ему следует все поставить на карту, чтобы по возможности быстрее выбраться из этих опасных мест. Нужно только дойти до устья Енисея, а там уж легко будет запастись углём.

14 августа, в полдень, все небо и горизонт заволокло таким густым туманом, что стало невозможно вести наблюдения по солнцу. И все же удалось установить, что «Аляска» уже приближалась к большому азиатскому мысу. Эрик приказал принять все меры предосторожности и замедлить скорость, а к вечеру велел и вовсе застопорить ход.

Такая предусмотрительность была необходима. На следующий день лот показал глубину всего лишь в тридцать футов. Часом позже была замечена земля. «Аляска» лавировала до тех пор, пока не достигла бухты, где и бросила якорь.

Было решено высадиться на берег не раньше, чем рассеется туман. Но миновали 15 и 16 августа, а туман и не думал исчезать. И тогда Эрик все же решил высадиться вместе с Бредежором, Маляриусом и доктором.

После беглого осмотра они убедились, что бухта, в которой «Аляска» стала на якорь, находилась в самой северной точке мыса Челюскина, между двумя песчаными отмелями. Плоские по обеим сторонам бухты берега равномерно поднимались к югу, образуя холмистую возвышенность, и сливались с горами высотой в триста — четыреста метров, которые иногда можно было заметить сквозь просветы в пелене тумана. Здесь, как и в других областях Арктики, снега и льда нигде не было видно, за исключением прибрежной полосы. Глинистая почва была густо покрыта растительностью — мхом, лишайником и багульником. Пустынные берега оживлялись стаями диких гусей и уток, да ещё десятком моржей, вылезших из воды. На одном из скалистых выступов лежал, развалившись, белый медведь. Если б не туман, обволакивавший все вокруг густой завесой, то общий вид этого знаменитого мыса Челюскина, или, как его ещё иначе называют, Севере, не казался бы особенно суровым, несмотря на ту печальную славу, которой он пользовался в течение столетий.

Направляясь к восточной стороне бухты, путешественники заметили на вершине одного холма нечто вреде обелиска и, естественно, поспешили осмотреть его. Оказалось, что это был cairn[74] — груда камней, поддерживавших колонну, сделанную из толстого древесного ствола.

На ней были две надписи. Первая гласила:

«19 августа 1878 г. „Вега“, шедшая из Атлантического океана, обогнула мыс Челюскина на пути к Берингову проливу».

И вторая:

«12 августа 1879 г. „Альбатрос“, выйдя из Берингова пролива, обогнул мыс Челюскина на пути к Атлантическому океану».

Ещё раз Тюдор Броун опередил «Аляску»! Было 16 августа. Значит, прошло только четыре дня с тех пор, как он сделал эту надпись!

В глазах Эрика она приобретала жестокий и насмешливый смысл и как будто ему говорила: «Ты будешь проигрывать до конца! Все твои усилия будут бесполезны!.. Норденшельд совершил открытие, а Тюдор Броун его подтвердил! Тебе же остаётся только вернуться восвояси униженным и сконфуженным, ничего не открыв, ничего не найдя и ничему не научившись!»

Он собирался уже уйти, ничего не прибавив к тем надписям, которые были начертаны на деревянной колонне, но доктор Швариенкрона не захотел остаться в долгу. Вынув из кармана нож, он вырезал следующие слова:

16 августа 1879 г. «Аляска», шедшая из Стокгольма, через Атлантический океан, Баффинов залив, американские арктические проливы, Сибирские моря, обогнула мыс Челюскина, завершая первое в мире кругосветное плавание в полярных водах.

Магическая сила слова! Этой простой фразы, напомнившей Эрику о том, какой географический подвиг он почти уже совершил, даже и не помышляя об этом, было достаточно, чтобы вернуть ему хорошее настроение. Ведь это же правда! «Аляска», наперекор всему, действительно заканчивала первое в мире полярное кругосветное плавание. Предшественники Эрика, преодолев северо-американские морские проливы, открыли Северо-Западный проход. Норденшельд и Тюдор Броун обогнули мыс Челюскина и прошли Северо-Восточным путём! Но ещё никому до Эрика не удалось проплыть от одного прохода до другого, описав вокруг полюса в арктических морях полную окружность в 360o ! Ведь «Аляске» осталось покрыть ещё только 80o , чтобы замкнуть круг. На последний отрезок пути, в крайнем случае, понадобится десять дней.

Эта перспектива так воодушевила четырех друзей, что теперь они думали только об отплытии. Тем не менее Эрик хотел подождать до завтрашнего дня, надеясь на то, что туман за это время рассеется. Но туман, казалось, был хронической болезнью мыса Челюскина, и с наступлением нового дня, не предвещавшего солнца, был отдан приказ поднять якорь.

Оставив к югу Таймырский залив — Таймыром назван большой сибирский полуостров, крайнюю северную оконечность которого и составляет мыс Челюскина, — «Аляска» направилась на запад и плыла без задержки весь день и всю ночь. 18-го утром она, наконец, вышла из полосы тумана и попала в безоблачную солнечную зону. В полдень было решено сделать остановку. Но в эту минуту вахтенный доложил, что на юго-западе виднеется парус.

Появление паруса в этих редко посещаемых морях было таким из ряда вон выходящим событием, что он не мог не привлечь к себе пристального внимания. Эрик тотчас же забрался в «вороньё гнездо» и стал разглядывать в бинокль замеченное судно. У него была глубокая осадка, такелаж, как у шхуны, пароходная труба, которая сейчас не дымила, так как судно шло не под парами. Молодой капитан, бледный от волнения, спустился на палубу.

— По-видимому, это «Альбатрос», — сказал он доктору.

Затем Эрик приказал немедленно развести пары.

Через четверть часа стало заметно, что «Аляска» догоняет корабль, корпус которого был уже виден невооружённым глазом. Корабль шёл на парусах при очень слабом ветре, под острым углом относительно курса «Аляски».

Но внезапно ход корабля изменился. Из трубы повалил густой дым, оставляя за собой длинную чёрную ленту. Он мчался теперь на всех парах в ту же сторону, что и «Аляска».

— Несомненно! Это «Альбатрос»! — пробормотал Эрик.

И он приказал главному механику ещё прибавить пары. «Аляска» делала уже четырнадцать узлов. Через четверть часа — шестнадцать узлов.

Очевидно, преследуемое судно не в состоянии было развить такую скорость, так как «Аляска» начала его догонять. Через полчаса она настолько приблизилась к нему, что уже можно быть различить расположение мачт, кильватер[75], людей, суетившихся на палубе, а затем орнамент на корме и даже буквы, образующие слово «Альбатрос».

Эрик приказал поднять шведский флаг. На «Альбатросе» тотчас же был выброшен звёздный флаг американской федерации.

Ещё несколько минут, и между двумя кораблями расстояние сократилось до трехсот — четырехсот метров. Тогда капитан «Аляски», поднявшись на командный мостик, крикнул в рупор на английском языке:

— Эй, «Альбатрос», я хочу говорить с капитаном! Кто-то поднялся на командный мостик «Альбатроса». Это был Тюдор Броун.

— Я владелец и капитан этой яхты, — сказал он, — что вам от меня нужно?

— Я хочу знать, находится ли у вас на борту Патрик О'Доноган.

— Патрик О'Доноган у меня на борту и сейчас будет сам с вами говорить, — ответил Тюдор Броун.

По его знаку какой-то человек стал рядом с ним на мостике.

— Вот Патрик О'Доноган, — продолжал владелец «Альбатроса», — что вам от него нужно?

Эрик так долго мечтал об этой встрече и в поисках её заехал в такую даль, что теперь, когда очутился перед этим рыжеволосым человеком с расплющенным носом, смотрящим на него подозрительным взглядом, почувствовал себя застигнутым врасплох и сначала даже не знал, о чём его спрашивать. Наконец, собравшись с мыслями, он заставил себя заговорить:

— Я хотел бы побеседовать с вами подробно и наедине. Я вас разыскиваю уже в течение многих лет и приплыл в эти моря, чтобы вас найти. Не перейдёте ли вы на мой корабль?

— Я вас знать не знаю и знать не хочу! Мне хорошо и тут, — ответил О'Доноган.

— А я знаю вас! Я узнал от мистера Боула из Нью-Йорка, что вы находились на «Цинтии», когда она потерпела крушение, и рассказывали ему о ребёнке, привязанном к спасательному кругу. Я и есть тот самый ребёнок, и хочу узнать все подробности, которые вам известны.

— Пусть их вам сообщит кто-нибудь другой. Я не желаю вам ничего говорить!

— Неужели вы не считаете это делом вашей совести?

— Думайте, что хотите, а мне на это наплевать, — ответил матрос.

Эрик решил не выказывать своего волнения.

— Лучше будет, если вы добровольно сообщите то, что меня интересует, не дожидаясь, пока вас вынудит к этому суд.

— Суд? А вы попробуйте сначала меня туда доставить! — смеясь, ответил Патрик О'Доноган.

Здесь вмешался Тюдор Броун:

— Как видите, не моя вина в том, что вы не можете получить интересующие вас сведения. Итак, не лучше ли нам закончить эту приятную беседу и пойти каждому своим путём?

— А почему идти каждому своим путём? Не лучше ли будет нам плыть вместе до тех пор, пока мы не достигнем цивилизованных мест, чтобы урегулировать наши общие дела? — ответил капитан «Аляски».

— У меня нет с вами никаких общих дел, а спутника мне не требуется, — возразил Тюдор Броун, намереваясь покинуть мостик.

Эрик остановил его жестом.

— Слушайте, владелец «Альбатроса»! — закричал он. — Я снабжён полномочиями моего правительства и как офицер морской полиции требую, чтобы вы немедленно предъявили мне ваши документы!

Тюдор Броун даже не счёл нужным ответить на это и спустился с мостика вместе с Патриком О'Доноганом.

Выждав минуту, Эрик снова закричал:

— Владелец «Альбатроса», я обвиняю вас в злонамеренной попытке потопить мой корабль в Бас-Фруад, на Сенской отмели, и я заставлю вас ответить за это преступление перед морским трибуналом! Если вы не выполните моё требование, я должен буду применить силу!

— Попробуйте, если у вас получится! — воскликнут Тюдор Броун, отдав в тот же миг приказание продолжать путь.

Во время этих переговоров его судно незаметно повернулось и стало под прямым углом к носу «Аляски». Внезапно винт «Альбатроса» заработал, вспенивая бурлящую воду. Пронзительный свисток прорезал воздух, и корабль понёсся на всех парах в сторону Северного полюса.

Через две минуты «Аляска» устремилась за ним в погоню.

Загрузка...