4. КОНЕЦ ИГРЫ

К утру у Бобби поднялась температура, и бабушка Китон отказалась рисковать его жизнью ради поездки в Санта-Барбару. Это ввергло Бобби в состояние уныния, но послужило решением проблемы, многие часы не дававшей детям покоя. Потом раздался телефонный звонок, и отец Джейн сообщил, что сегодня приедет за ней и что у нее появился маленький братик. Джейн, не имевшая на сей счет иллюзий, была довольна и надеялась, что теперь ее мама перестанет болеть.

Перед завтраком они собрались в комнате Бобби.

– Ты знаешь, что надо делать, Бобби? – сказала Беатрис. – Обещаешь, что сделаешь?

– Угу. Обещаю.

– Ты сможешь сделать это сегодня, Дженни, до того, как приедет твой папа? Тебе лучше купить побольше мяса и оставить его Бобби.

– Я не могу купить мясо без денег, – сказал Бобби.

Как-то неохотно Беатрис пересчитала то, что осталось от маленького капитала Джейн, и вручила ему. Бобби спрятал деньги под подушку и поправил красную фланелевую повязку, обматывающую его шею.

– Кусается, – сказал он. – Все равно я не болен.

– Это все от тех зеленых груш, что ты вчера лопал, – язвительно сказала Эмили. – Думаешь, никто тебя не видел?

Вбежал Чарльз, который был внизу. Он шумно дышал.

– Эй, знаете, что случилось? – проговорил он. – Он ушиб ногу. Теперь он не может ехать в Санта-Барбару. Держу пари, он нарочно это сделал.

– Черт возьми! – сказала Джейн. – Как это случилось?

– Он сказал, что подвернул ее на лестнице. Держу пари, что он врет. Просто он не хочет ехать.

– Возможно, он не может отъехать так далеко от дома, – предположила Беатрис.

Она руководствовалась своей интуицией. Больше они об этом не говорили. Но в общем-то Беатрис, Эмили и Чарльз были довольны, что он не поедет с ними в Санта-Барбару.

Чтобы разместить всех, понадобилось два такси. Бабушка Китон, «неправильный» дядя и Джейн стояли на крыльце и махали отъезжающим. Автомобили исчезли в облаке пыли. Джейн решительно взяла у Бобби часть денег и пошла к мяснику. Вернулась она тяжело нагруженная.

«Неправильный» дядя приковылял, опираясь на палку, на террасу и сел на солнце. Бабушка Китон приготовила для Бобби омерзительное, но полезное питье, а Джейн решила не делать того, что ей предстояло сделать, до ленча. Бобби читал «Книгу Джунглей», спотыкаясь на трудных словах. На некоторое время в доме воцарились мир и покой.

Джейн долго не могла забыть этот день. Ее ноздри щекотали аппетитный запах пекущегося хлеба с кухни, густой аромат цветов и слегка отдающий пылью запах нагретых солнцем ковров и мебели. Бабушка Китон поднялась к себе в спальню намазать кольд-кремом руки и лицо. Джейн примостилась на пороге и наблюдала за ней.

Это была уютная комнатка, милая на свой, особый лад. Занавески были так туго накрахмалены, что сверкали особой белизной, а стол был уставлен всякими завораживающими взор предметами – подушечками для булавок, сделанных в форме куколок, крохотными китайскими красными башмачками, еще более крошечной серой китайской мышкой, брошью-камеей с портретом бабушки в детстве.

Медленно, но настойчиво биение пульса учащалось даже здесь, в этой, казалось, надежно защищенной от всякого влияния извне спальне.

Сразу после ленча зазвонил звонок. Это отец Джейн приехал за ней из Сан-Франциско. Он торопился на поезд, такси оставалось у дома, и времени для долгих разговоров не было. Но все же Джейн улучила минутку и побежала наверх попрощаться с Бобби и сказать ему, где спрятано мясо.

– Хорошо, Дженни, – сказал Бобби, – до свидания.

Она знала, что ей не следовало перепоручать это дело Бобби. Угрызения совести мучили ее всю дорогу к станции.

Как сквозь дымку до нее доносились голоса взрослых, обсуждавших задержку поезда. Говорили, что он прибудет очень поздно.

Отец сказал, что в город приехал цирк…


Цирк был хорош. Она почти забыла о Бобби и о том, что может произойти, если он не выполнит своего обещания. Голубел ранний вечер, когда они вместе с другими людьми выходили из-под тента. И вдруг сквозь просвет в толпе Джейн увидала маленькую знакомую фигурку, и внутри у нее все оборвалось. Она знала.

Мистер Ларкин заметил Бобби почти одновременно с дочерью. Он громко окликнул его и через мгновение дети смотрели друг на друга.

Пухлое лицо Бобби было угрюмым.

– Твоя бабушка знает о том, что ты здесь? – спросил мистер Ларкин.

– Думаю, что нет, – ответил Бобби.

– Тебя следовало бы отшлепать, молодой человек. А ну-ка, идем. Нужно немедленно ей позвонить. Она, без сомнения, ужасно беспокоится.

В аптеке, пока он звонил, Джейн смотрела на своего двоюродного брата. Она страдала от гнета первого тяжкого бремени на своей совести, сознавая свою ответственность за происшедшее.

– Бобби, – спросила она шепотом, – ты сделал?

– Ты оставила меня одного, – мрачно ответил Бобби.

Наступило молчание.

Мистер Ларкин вернулся.

– Никто не отвечает. Я вызвал такси. Мы как раз успеем завезти Бобби домой до отхода поезда.

Почти всю дорогу они молчали. Что бы ни случилось в доме, Джейн не думала об этом. Такова была защитная реакция мозга. Как бы там ни было, теперь уже слишком поздно что-либо предпринимать…

Когда такси подъехало к дому, во всех его окнах горел свет. На крыльце стояли люди. На груди одного из них тускло мерцал значок полицейского офицера.

– Подождите здесь, ребятишки, – сказал мистер Ларкин. В его голосе звучала тревога. – Не выходите из машины.

Шофер такси пожал плечами и развернул газету. Мистер Ларкин торопливо направился к крыльцу. Джейн очень тихо сказала Бобби:

– Ты не сделал.

Это даже не было обвинением.

– А мне все равно, – прошептал в ответ Бобби. – Я устал от этой игры. Я хотел играть во что-нибудь другое.

Он хихикнул.

– А вообще, я победил, – объявил он.

– Как? Что случилось?

– Полиция приехала, а я знал, что они приедут. Он об этом даже не подумал. Вот я и победил.

– Но как?

– Ну, это совсем как в «Книге Джунглей». Помнишь, как убивают тигров? Привязывают к стволу ребенка, а когда появляется тигр, бух! Только все дети уехали в Санта-Барбару, и ты тоже уехала. И тогда я заменил ребенка бабушкой. Я думал, что она не стала бы возражать. Она же много с нами играет. И потом, ведь все равно, кроме нее никого не было.

– Но, Бобби, «ребенок» вовсе не означает такого ребенка, как мы. Имеется в виду козленок (слово «kid» имеет два значения: «ребенок» и «козленок»), и поэтому…

– А-а! – прошептал Бобби. – Ну да, конечно. Но я подумал, что бабушка подойдет. Она слишком толстая, чтобы быстро бегать.

Он мрачно усмехнулся.

– Он – дурак, – сказал он. – Ему бы следовало знать, что когда для тигра привязывают детеныша, рядом в кустах сидит охотник. А он ничего не знает. Когда я сказал ему, что запер бабушку в ее комнате, а больше в доме никого нет, я думал, что он догадается.

У Бобби был довольный вид.

– Я хитрый. Я ему через окно сказал. Я решил, что он может подумать, что я и есть детеныш. Но он сразу быстро пошел наверх. Он даже забыл, что ему нужно хромать. Думаю, он уже здорово проголодался.

Бобби посмотрел в сторону крыльца, на котором царило оживление.

– Наверное, полицейские уже схватили его, – бросил он безразличным тоном. – Это же проще простое. Я победил.

Джейн не успевала за ходом его мысли.

– Бабушка умерла? – очень тихо спросила она.

Бобби посмотрел на нее. Это слово имело для него совсем другой смысл. Оно было всего лишь частью игры. А потом, для него тигр никогда не успевал добраться до детеныша.

Мистер Ларкин возвращался к такси. Он шел очень медленно и ступал не очень уверенно.

Джейн пока что не видела выражение его лица…


Дело, конечно, замяли. Дети, знавшие гораздо больше, чем опекавшие их взрослые, тщательно ограждались от подробностей случившегося. Столь же тщательно дети пытались раньше защитить взрослых. Но кроме двух старших девочек, остальных это не слишком заботило. Игра была окончена, бабушка уехала в долгое путешествие, из которого ей не суждено было вернуться.

С другой стороны, «неправильному» дяде тоже пришлось уехать, как было им сказано, в большую больницу, где о нем станут всю жизнь заботиться.

Это тоже не слишком их озадачило, ибо было за пределами границ их понимания. Их представления о смерти были крайне несовершенными, но все остальное вообще являлось для них полной тайной. Сейчас, когда их интерес угас, они редко вспоминали о прошлом. Лишь Бобби иногда слушал «Книгу Джунглей» с необычным вниманием, ожидая, не уведут ли на этот раз тигра вместо того, чтобы убить его на месте. Конечно, этого ни разу не произошло. Очевидно, в реальной жизни тигры были другими…

Долгое время после этого в ночных кошмарах Джейн видела то, что она всеми силами старалась забыть. Девочка видела бабушкину спальню такой, какой она видела ее в последний раз: залитую солнечным светом, с накрахмаленными занавесками, с красным китайским башмачком и куколкой-булавочницей. Бабушка втирала кольд-крем в морщинистые руки и выглядела все более нервной по мере того, как алчные волны голода наполняли дом, исходя от ужасного гнезда где-то внизу.

Должно быть, оно жутко проголодалось.

«Неправильный» дядя притворился, будто у него болит лодыжка. Должно быть, он крутился и ворочался на кушетке, эта пустышка, равнодушная ко всему, кроме потребности в пище, в кровавой еде, без которой он не мог жить. Хищное существо внизу во тьме пульсировало от голода, жаждая еды…

Бобби поступил умно, передав свое сообщение-приманку через окно.

Запертая в комнате наверху бабушка, вероятно, уже обнаружила к этому времени, что не может выйти. Ее толстые, морщинистые пальцы, скользкие от кольд-крема, должно быть, тщетно пытались повернуть ручку.

Джейн много раз слышала во сне звук шагов. Эти шаги, которые она на самом деле не слышала никогда, были для нее более реальны, чем те, которые ей приходилось слышать наяву. Она с уверенностью знала, какими они должны быть: топ-топ, топ-топ, две ступени за шаг, и бабушка прислушивается с тревогой, зная, что дядя с его больной ногой не может так ходить. Тогда-то она и вскочила с колотящимся сердцем, думая о ворах.

Все это длилось недолго: одного лишь биения сердца, должно быть, хватило на то, чтобы шаги протопали через коридор. К тому времени весь дом, должно быть, дрожал и пульсировал от триумфального голодного рева. Шаги, наверное, попадали в ритм этому биению. С ужасающей нацеленностью они приближались по коридору. А потом в замке повернулся ключ…

А затем…

А потом Джейн, как правило, просыпалась…


«Маленькие мальчики не несут ответственности за свои поступки», – много раз говорила себе Джейн тогда и позже. После этого она долго не видела Бобби, а когда увидела, он уже успел обо всем забыть, слишком много было новых впечатлений. Он получил на Рождество игрушки и пошел в школу. Когда он услышал о том, что «неправильный» дядя умер в психиатрической лечебнице, то с трудом понял, о ком идет речь, ибо для младших детей «неправильный» дядя никогда не был членом семьи. Он был только частью игры, в которую они играли и победили.

Мало-помалу непонятная депрессия, некогда угнетавшая домочадцев, сошла на нет и вскоре окончательно пропала. После смерти бабушки она на какое-то время сделалась более сильной и отчаянной, но взрослые решили, что все дело в вызванном несчастьем шоке. Когда депрессия исчезла, это только подтвердило их предположение.

Странно, но холодная, ограниченная логика Бобби, оказалась верной. Руггедо поступил бы нечестно, если бы ввел в игру нового «неправильного» дядю, а Бобби верил, что он будет соблюдать правила. Он и соблюдал их, ибо они были законом, нарушить который он не мог.

Руггедо и «неправильный» дядя составляли вместе единое целое в рамках текущего цикла. Связь этих двух частей была неразрывна до конца цикла. Так что в конце концов Руггедо остался беспомощным.

В сумасшедшем доме «неправильный» дядя медленно умирал с голоду. Он не желал притрагиваться к тому, что ему предлагали. Голова и тело Скудлера умерли одновременно, и дом бабушки Китон снова стал тихой заводью. Никто не знал, вспоминал ли Бобби когда-нибудь о случившемся. Его действия направлялись железной логикой, отталкивающейся от его пока что небольшого опыта: если ты совершил что-либо плохое, придет полицейский и заберет тебя. Бобби устал от этой игры. Лишь тонкое чутье удерживало его от того, чтобы просто бросить ее и начать играть во что-то другое.

Бобби хотел победить, и он победил.

Ни один взрослый не сделал бы того, что сделал Бобби, – но ребенок принципиально иное существо. По стандартам взрослых ребенка нельзя назвать здравомыслящим из-за путей, которыми движутся его мысли, а также из-за его поступков и желаний…

Назовем его демоном.

Загрузка...