Глава 3

Джил Уайверн была молодая, очень миловидная девушка, слегка присыпанная веснушками, и по всему видно, что деловая и толковая. Комбинезон на ней выглядел как военный мундир. Ростом она, как и Моника, была невеличка, и один интеллектуальный поклонник в неопубликованном стихотворении уподобил ее танагрской статуэтке.[4] Сравнение это, однако же, хромает, поскольку танагрские статуэтки, при всех их достоинствах, довольно статичны, тогда как Джил была подвижная и энергичная. Она обладала пружинистой походкой и в свое время в школе с успехом играла правым крайним в хоккейной команде.

– Милая моя Мук! – проговорила она теперь. – Это в самом деле ты? Я думала, ты на Ямайке.

– Сегодня утром вернулась. Прихватила в Лондоне Рори и на машине сюда. Он там, у крыльца, вытаскивает вещи.

– Как ты загорела!

– Ямайский пляж. Я три месяца работала над этим загаром.

– Тебе к лицу. А Билл не говорил, что ждет вас сегодня. Ты вернулась раньше времени?

– Да, я прервала свои разъезды более или менее досрочно. Мои средства, столкнувшись с нью-йоркскими ценами, тихо скончались. А вот и король торговли.

Вошел Рори, отирая платком пот со лба.

– Что там у тебя в чемоданах, моя милая? Свинец? – Заметив Джил, он замолчал и уставился на нее, наморщив лоб. – Здравствуйте, – произнес он неуверенным тоном.

– Ты ведь помнишь Джил Уайверн, Рори?

– Да, конечно. Джил Уайверн. Само собой. Как ты справедливо заметила, это Джил Уайверн. Ты рассказала ей про свой загар?

– Она сама заметила.

– Действительно, бросается в глаза. Она говорит, что загорала вся без ничего, – доверительно сообщил он Джил. – Старозаветный муж мог бы кое о чем задуматься, а? Но важно разнообразие. Так вы, значит, Джил Уайверн? Как вы выросли!

– С каких пор?

– С тех… с тех пор, как начали расти.

– Вы ведь представления не имеете, кто я, верно?

– Ну, этого я бы не сказал…

– Я вам напомню. Я была на вашей свадьбе.

– Для этого вы слишком молоды.

– Мне было пятнадцать. Меня поставили смотреть за собаками, чтобы не прыгали на гостей. Шел, как вы, наверно, помните, проливной дождь, и у них лапы были в грязи.

– Бог ты мой! Теперь я вас вспомнил. Значит, вы и есть та противная девчонка? Я тогда заметил, как вы вертитесь под ногами, и еще подумал: ну и пугало!

– Мой муж славится утонченными манерами, – вмешалась Моника. – Его нередко называют современным графом Честерфилдом.[5]

– Я как раз собирался добавить, – самодовольно возразил Рори, – что она за это время заметно улучшилась с виду, так что, как мы видим, никогда не следует отчаиваться. А после того случая мы разве больше не встречались?

– Встречались спустя год или два, когда вы здесь гостили летом. Я тогда только начала выезжать и, должно быть, выглядела еще противнее прежнего.

Моника вздохнула:

– Ах эти выезды в свет! Старый добрый рынок невест! Так и вспоминаешь собственную молодость. Очки долой, зубные пластинки вон!

– Затянуться, чтобы, где надо, было выпукло, а где надо, впукло, – последовал вклад Рори, и Моника строго взглянула на мужа.

– А тебе-то откуда известны такие подробности?

– Да так, бываю в нашем Отделе дамского белья.

Джил рассмеялась.

– Мне лично больше всего запомнились панические семейные советы на тему о моих хоккейных руках. Я должна была часами ходить, держа руки над головой.

– Ну, и каков результат? Оправдались затраты?

– В каком смысле?

Моника, доверительно понизив голос, растолковала:

– В смысле жениха. Подцепила что-нибудь стоящее?

– На мой взгляд, да. Собственно говоря, вы, сами того не ведая, залетели в высокие сферы. Перед вами не кто-нибудь, а будущая графиня Рочестерская.

Моника восторженно взвизгнула.

– То есть вы с Биллом помолвлены?

– Вот именно.

– Давно?

– Уже несколько недель.

– Я страшно рада. Вот уж не думала, что у Билла хватит ума на это.

– Действительно, – со свойственным ему тактом подтвердил Рори. – Событие, которому нельзя не удивиться. Билл, насколько я помню, всегда предпочитал пухленьких, пышнотелых красоток. Я был свидетелем многих его страстных увлечений особами, выглядевшими как помесь Царицы фей с чемпионом по классической борьбе. Была одна хористочка в мюзик-холле «Ипподром»…

Тут ему пришлось прервать этот поток увлекательных для невесты воспоминаний, чтобы громко охнуть, поскольку Моника предусмотрительно лягнула его по лодыжке.

– Расскажи нам, дорогая, как это произошло? – попросила она. – Неожиданно?

– Да, совершенно неожиданно. Он помог мне дать корове болюс…

Рори вытаращил глаза:

– Что дать корове?

– Болюс. Это такая большая пилюля, которую дают коровам. И не успела я опомниться, как он вдруг схватил мою руку и говорит: «Слушай, когда мы с этим управимся, ты выйдешь за меня замуж?»

– Какое красноречие! Рори, делая мне предложение, сказал только: «Э-э, как насчет того, чтобы, а?..»

– Да, а перед тем еще три недели репетировал, – уточнил Рори. Он снова наморщил лоб, явно пытаясь что-то сообразить. – Этот болюс, пилюля, про которую вы сейчас говорили… Я не вполне понял. Вы давали его корове, верно?

– Да, больной корове.

– Ах, больной корове? Тут я чего-то недопонимаю. Необходимо кое-что уточнить. Почему, собственно, вы давали болюс больной корове?

– Это моя работа. Я местный ветврач.

– Кто-кто? Не хотите ли вы, случайно, сказать, что вы ветеринар?

– Именно. Дипломированный специалист. Мы все теперь трудящиеся.

Рори с умудренным видом кивнул:

– Глубоко верно. Я и сам солдат армии труда.

– Рори работает в «Харридже», – уточнила Моника.

– Правда?

– Старший продавец в секции «Шланги, газонокосилки и поилки для птиц», – пояснил Рори. – Но это лишь временно. Ходят упорные слухи о повышении по службе и переводе в секцию «Стекло, фигурки и фарфор». А оттуда всего лишь шаг до «Дамского белья».

– Мой герой! – Моника нежно поцеловала мужа. – Держу пари, они там все позеленеют от зависти.

Рори, скандализованный, поспешил возразить:

– Ну что ты! Нет, конечно. Народ бросится пожимать мне руку, шлепать по спине. У нас в «Харридже» царит замечательный дух товарищества, один за всех и все за одного.

Моника снова обратилась к Джил:

– А твой отец не возражает против того, что ты разъезжаешь повсюду и даешь болюсы коровам? Отец Джил, – объяснила она мужу, – начальник полиции графства.

– А-а, очень приятно, – сказал Рори.

– Я бы думала, что он будет против.

– Нет-нет. Мы теперь все где-нибудь работаем. За исключением моего брата Юстаса. Он прошлой зимой выиграл в Литтлвуде крупную сумму в бильярд и стал чванливым богачом. Со всей родней держится так надменно. Одним словом, великосветский фат.

– Какой снобизм! – горячо отозвался Рори. – Меня возмущают классовые различия.

Он собрался было распространиться на эту тему, поскольку имел по данному вопросу твердые взгляды, но в ту же минуту раздался телефонный звонок, и он, потрясенный, оглянулся вокруг.

– Господи ты Боже мой! Вы что, хотите сказать, что старина Билл заплатил за телефон?

Моника подняла трубку.

– Алло?.. Да, это Рочестер-Эбби… Нет, лорда Рочестера в настоящее время нет дома. Это его сестра леди Кармойл. Номер его автомобиля? Я даже не знала, что у него вообще есть автомобиль. – Она обернулась к Джил: – Ты не знаешь номер машины Билла?

– Нет. А почему они спрашивают?

– Почему вы спрашиваете? – повторила Моника в телефон. Она подождала минуту и положила трубку. – Разъединили.

– Кто это был?

– Не назвался. Просто голос из пустоты.

– Как вы думаете, а вдруг Билл попал в аварию? – встревожилась Джил.

– Ну что вы! – успокоил ее Рори. – Он слишком хорошо водит машину. Наверно, остановился по дороге купить сока или чего-нибудь, а им понадобился его номер, записать в книгу должников. Но когда люди звонят по телефону и не называют своего имени, это всегда производит неприятное впечатление. У нас был один, работал помощником старшего продавца в секции «Варенья, соусы и консервы», ему однажды ночью позвонил Таинственный Голос, не назвался, и, короче говоря…

– Прибереги эту историю на после обеда, о мой король рассказчиков, – прервала его Моника. – Если, конечно, тут будет обед, – добавила она с сомнением.

– Разумеется, будет обед, – сказала Джил. – И вы убедитесь, что он тает во рту. У Билла очень хороший повар.

Моника удивленно захлопала глазами.

– Повар? Это в наши времена? Не могу поверить. Может, еще скажешь, что у него есть горничная?

– Есть. По имени Эллен.

– Опомнись, дитя. Ты бредишь. Горничных не бывает.

– А у Билла есть. И садовник есть. И дворецкий, замечательная личность по имени Дживс. И Билл еще подумывает нанять мальчика, чтобы чистил ножи и обувь.

– Милосердные небеса! Прямо какой-то ханский дворец. – Моника вдруг что-то вспомнила. – Дживс, ты сказала? Почему это имя мне знакомо?

Рори поспешил пролить свет:

– Берти Вустер. У него слугу зовут Дживс. Наверно, его брат или тетка.

– Нет, – возразила Джил. – Это он и есть. Билл получил его в ленд-лиз.

– Но как же Берти-то без него обходится?

– По-моему, мистер Вустер сейчас в отъезде. Во всяком случае, Дживс сам в один прекрасный день явился сюда и объявил, что готов принять на себя обязанности дворецкого, ну и, естественно, Билл за него ухватился. Это не человек, а сокровище. Билл говорит, что он «старой закалки», не знаю точно, что это значит.

Моника все еще недоумевала.

– А средства на все это? Он платит жалованье своим придворным или только одаривает их время от времени обворожительной улыбкой?

– Ну конечно, платит. Щедро. Еженедельно по субботам расшвыривает кошельки с золотом.

– Откуда же он его берет?

– Зарабатывает.

– Не смеши меня. Билл за всю жизнь не заработал ни пенни, исключая раннее детство, когда ему платили по два пенса за прием касторки. Где он мог заработать?

– Он делает какую-то работу для Сельскохозяйственного совета.

– Ну, на этом не разбогатеешь.

– А вот Билл сумел. Наверно, ему платят больше, чем другим, за то, что очень хорошо исполняет свои обязанности. В чем они состоят, я на самом деле точно не знаю. Он садится утром в машину и уезжает. Я думаю, инспектирует. Собирает сведения по вопросникам. А так как с цифрами он не особенно в ладах, с ним ездит Дживс.

– Ну что ж. Замечательно, – сказала Моника. – А то я испугалась, не принялся ли он снова играть на скачках. Было время, я страшно за него беспокоилась, когда он гонял с ипподрома на ипподром в своем сером цилиндре и еще носил в нем сандвичи.

– Нет-нет, это исключено. Я взяла с него честное благородное слово, что он никогда больше не поставит деньги на лошадь.

– Разумная мера, – одобрил Рори. – Хотя, конечно, иногда немного встряхнуться невредно. Мы в «Харридже» устраиваем маленький тотализатор на разные важные события. По пять шиллингов. Ставки крупнее не поощряются начальством.

Джил подошла к стеклянной двери в сад.

– Ну хорошо, – сказала она. – Мне вообще-то некогда тут болтать, меня работа ждет. У Билла приболел ирландский терьер, я зашла взглянуть, как он.

– Дайте ему болюс.

– Я применяю новую американскую мазь. У бедняги чесотка. Увидимся еще сегодня.

И Джил ушла по делам милосердия, а Рори обернулся к Монике. От его обычной флегмы не осталось и следа. Он оживился, принял проницательный вид, ну просто Шерлок Холмс, напавший на след преступника.

– Мук.

– Да?

– Что ты на это скажешь, старушка?

– На что?

– На это внезапное обогащение Билла. Тут явно что-то не так. Если бы у него завелся один дворецкий, это бы еще можно было понять: переодетый судебный исполнитель. Ну а горничная? А повар? И автомобиль? И, черт возьми, оплаченные счета за телефон?

– Да, я согласна. Это странно.

– Не просто странно. Смотри сама. Когда я прошлый раз посещал Рочестер-Эбби, Билл находился в состоянии полного безденежья, естественном для представителя английских высших классов наших дней, – выпивал кошкино молоко и подбирал сигарные окурки в сточных канавах. Приезжаю теперь – и что же я вижу? Дворецкие в каждом углу, повсюду, куда ни глянь, – горничные, на кухне повара теснятся у плиты, тут и там ирландские терьеры, да еще раздаются фантастические разговоры про мальчиков для чистки обуви и ножей. Это… это… Забыл слово. Ну, как это говорится?

– Не знаю, что ты хочешь сказать.

– Знаешь. Начинается на «ир».

– Ирак? Ирвинг? Иррадиация?

– Да нет. Иррационально, вот какое слово. Все это совершенно иррационально. Разговоры про работу для Сельскохозяйственного совета, конечно, отбрасываем, это чистая лапша на уши. Сказки для маленьких. Таким роскошеством на жалованье от Сельскохозяйственного совета не обзаведешься. – Рори замолчал и погрузился в задумчивость. – Слушай, а что, если Билл решил пойти в джентльмены-грабители?

– Не говори глупостей.

– А что, некоторые идут. Рэффлс,[6] например, если помнишь, был джентльменом-грабителем и жил вполне неплохо. Или, может быть, он кого-то шантажирует?

– Господи, Рори, ну что ты такое говоришь?

– Выгодное занятие, насколько я знаю. Присмотришь себе какого-нибудь богача, проведаешь его гнусные тайны и шлешь ему письмо, что, мол, тебе все известно и пусть он положит десять тысяч фунтов мелкими купюрами под столб на второй миле Лондонского шоссе. Потратишь эти десять тысяч, берешь с него еще столько же. Сумма со временем возрастает, и вот тебе разгадка всех этих дворецких, горничных и прочего.

– Если ты будешь меньше плести чушь и перенесешь наверх больше чемоданов, мир станет значительно лучше.

Рори подумал и понял, что от него требуется.

– Ты хочешь, чтобы я перенес чемоданы наверх?

– Вот именно.

– Будет исполнено. Девиз «Харриджа»: сервис.

Снова зазвонил телефон. Рори возвратился и поднял трубку.

– Алло? – Он вздрогнул. – Кто-кто? Господи ты Боже мой! Хорошо. Его сейчас нет, но я передам. – Он положил трубку. На лице у него появилось ответственное выражение. – Мук, – проговорил он торжественно, – может быть, впредь ты будешь серьезнее относиться к моим словам и перестанешь отмахиваться и высмеивать мои теории. Звонили из полиции.

– Из полиции?

– Хотели поговорить с Биллом.

– О чем?

– Не сказали. Не полагается, ты что, не понимаешь? Запрещено законом о государственной тайне и прочих таких вещах. Но круг смыкается, старушка. Его уже обложили со всех сторон.

– А может, они просто хотят, чтобы он приехал раздавать призы участникам какого-нибудь полицейского состязания.

– Сомневаюсь. Но ты, конечно, можешь придерживаться этой версии, если тебе так легче. Значит, ты говоришь, отнести чемоданы наверх? Будет исполнено незамедлительно. Пошли, ты будешь меня вдохновлять словом и жестом.

Загрузка...