Не проходите мимо. Роман-фельетон

Фельетон пятнадцатый. Два раза вокруг земного шара

Кудеяров украшали, как елку под Новый год.

Все, что могло сверкать, блестеть и привлекать внимание, было использовано для оформления. Фантазиям местных декораторов и администраторов предоставлялись самые широкие возможности: и. о. предгорсовета Закусил-Удилов, получив указания из области вплотную заняться благоустройством и озеленением, приказал в двадцать четыре часа придать городу столичный вид.

— Эх, если бы я был председателем, — вздыхал Закусил-Удилов, — вот бы развернулся! А то все-таки и. о.

Надо сказать, что Закусил-Удилову в жизни не особенно везло: всегда и везде он был и. о., врио, заместитель, помощник. Злой рок!

Даже в инициалах своих Игорь Олегович видел перст судьбы: «Быть, мол, тебе и. о. до скончания века!»

— Эх, если бы мне полноценное звание, — говорил Закусил-Удилов, — тогда бы мне вся область по колено!..

Впрочем, полноценное звание Игорю Олеговичу, наконец, дали: его назначили начальником кудеяровского коммунхоза. Но и это не очень радовало Удилова: коммунхоз — как-то не звучит…

Но вот уехал в отпуск председатель горсовета, неожиданно и надолго заболел заместитель. Закусил-Удилов стал и. о. председателя. На какое-то, пусть даже короткое, время он почувствовал себя главой города. И Удилов решил показать, на что он способен. Он вызвал своих подчиненных и грозно приказал:

— Чтоб завтра без двадцати минут двенадцать город был благоустроен по первому разряду. И чтоб завтра же без четырнадцати минут пятнадцать у меня был проект озеленения разработан! Возражений не принимаю. Я слушал и постановил. Если хотите со мной разговаривать, то молчите!

Прежде всего решено было упорядочить уличное движение. Жители обязаны были ходить не где попало, как это велось исстари, согласно неписаным периферийным законам, а непременно между двумя рядами белых ромбиков. Над перекрестками, как детские фонарики, закачались светофоры-мигалки, появились цилиндрические будки регулировщиков. Но электричество к этим новинкам подведено не было, и они бездействовали. Милиционеры, которым было категорически запрещено курить на посту, залезали в будки и там отравляли себя никотином. Когда курильщик сидел за стеклами и плавал в облаках дыма, то издали он походил на заспиртованный эмбрион.

Гирлянды разноцветных кружков, квадратов и треугольников повисли над тихими улицами. Наряду с широко распространенными знаками уличного движения здесь были и специфически кудеяровские. Так, например, между знаком «движение в один ряд» и «поворот только на зеленый свет» висел кружок с изображением гуся. Гусь был зачеркнут жирной красной полосой. В переводе с транспортного языка это означало, что лапчатая птица не имеет права передвижения по данной магистрали.

Грозный приказ Закусил-Удилова предписывал во что бы то ни стало обеспечить каждую улицу определенным количеством указателей. И когда изготовленных за ночь знаков не хватило, и. о. предгороовета повелел искать недостающее оформление улиц на складах городских организаций, вывешивать то, что будет найдено. И вот в результате всеобщей мобилизации всех ресурсов на улице имени Коммунхозударников, возле неполной средней школы, повис следующий шедевр:

«ЗА ЗНАКОМСТВА, ЗАВЯЗАННЫЕ ВО ВРЕМЯ ТАНЦЕВ, АДМИНИСТРАЦИЯ НЕ ОТВЕЧАЕТ».

Глубоко сухопутная площадь имени Минина украсилась грозной надписью:

«ПЛАВАТЬ ДАЛЬШЕ ВСЕХ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ».

А проезд имени Пожарского обогатился мощным щитом: «НЕ СИФОНЬ! ЗАКРОЙ ПОДДУВАЛО!»

И везде пестрели маленькие таблички: «Воспрещается…», «Запрещается…», «Штрафуется…», «Преследуется…» и даже «Карается…» Каково было ходить по городу бедным кудеяровцам?!

Милиционер, грозно размахивая новеньким жезлом, нежно уговаривал какую-то старушку «не нарушать и выполнять».

— Милай, это за что же? Я семьдесят лет так хожу. Да если б я все года, по-твоему, с углу на уголок перебегала, это сколько бы верст лишних я набегала? Мне мои ноги экономить надо, милай.

— Мы, бабуся, — тоном чрезвычайного и полномочного посла сказал милиционер, — на страже ваших интересов стоим. Если через улицу бегать где попало, то в два счета под транспорт угодить можно. Движение потому!

— И где же он, транспорт-то, милай? Какое тут движение? В Москве или на нашей главной улице, где шоссе проходит, — там, понятно, движение. А в нашем Затрапезном переулке, кроме гусаков, ничего опасного. Глупый человек, милай, тебя сюда поставил. Тебе воров ловить надо, а ты со старухами беседуешь.

И она, размахивая авоськой, с достоинством зашагала по самой середине улицы.

Милиционер озадаченно вздохнул:

— Вот и квитанционные книжки выдали для штрафов, а рука на отрыв талончика не поднимается.

— Скажите, — спросил Юрий у постового, — как пройти к артели «Наш ремешок»?

Милиционер весело взял под козырек и, довольный, что он хоть чем-то может быть полезен населению, отрапортовал:

— Направо за угол, по улице 29 февраля, затем налево, по переулку 1 апреля, потом прямо, по улице 31 мая, а там на мосту имени Женского дня спросите…

Вдруг взгляд блюстителя порядка помрачнел и пополз куда-то в сторону. Мартын и Юрий оглянулись. Улицу пересекала шумная компания гусей. Они шли, как положено, гуськом и гусиным шагом, по невежеству своему не обращая внимания на антигусиные знаки.

— Вы меня простите, — сказал милиционер, — но я должен навести порядок. Согласно постановлению товарища Закусил-Удилова, с гусями надо повседневно бороться. Приказано штрафовать гусевладельцев за каждую безнадзорную птицу поштучно! Эх, до чего дошли — стыд один! Но служба…

И, спотыкаясь о выбоины старой булыжной мостовой, он побежал прямо на пернатых нарушителей, оглушительно свистя и размахивая жезлом. Гуси дрогнули и начали отступать.

Свернув на улицу 29 февраля и пройдя по переулку 1 апреля, операторы вышли на небольшую улочку, которая вся была забрызгана белой известковой баландой и заставлена ведрами. Старички-маляры, вчера еще мирно судачившие у входа в москательный универмаг, ныне отдавали все свои силы покраске родимого города. Очевидно, им платили с квадратного метра, так как они красили в один слой и быстро перебегали от одного забора к другому. За ними, перепрыгивая через потоки краски, двигался мужчина с холщовой сумкой через плечо. Он нес ведерко с клейстером и помазок. Как только маляры кончали забор, он вытаскивал из своего холщового колчана лист бумаги и молниеносным движением наклеивал его. На заборе появлялось предупреждение: «ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!» Поскольку процесс окраски был более трудоемким, чем процесс наклейки, то человек с помазком, увлекшись работой, квартала на два обогнал маляров. Только этим, очевидно, и можно было объяснить таинственное обстоятельство: свежие наклейки «ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!» виднелись даже на тех заборах, которые красились в последний раз лет двадцать назад.

— Лицо этого деятеля мне почему-то знакомо, — сказал Юрий, разглядывая наклейщика. — Март, посмотри внимательно: кто он?

Добродушнейшая улыбка всплыла на лице Благуши.

— Подражатель Шерлока Холмса, — сказал Мартын, — должен обладать блестящей зрительной памятью. Это же наш старый друг Сваргунихин, из облторга. Очевидно, ему пришлось переменить место службы…

— Это надо выяснить, — сказал Юрий. — Интересно, как вел себя Тимофей Прохорович в сваргунихинском деле… Гражданин Сваргунихин, можно вас на минуточку?

Но Сваргунихин даже ухом не повел. Он продолжал клейку своих предостерегающих плакатов.

— Вот лицедей! — возмутился Юрий. — Ведь мы же знаем, что он великолепно слышит! Идем!

Операторы направились к месту малярных работ.

Тем временем конвейер мастеров кисти и краски что-то застопорился. Старички, размахивая кистями и бородами, сбегались к повалившемуся забору.

— Все разом! Эй, ухнем! — раздавались крики.

— Гнилой он, — оправдывался один из маляров. — Только я его кистью тронул, как он — бултых! — и завалился.

— А ты не нажимай, не стену работаешь.

— Забор-недотрога, — заметил Юрий. — Как он стоял, никому неизвестно. Одна из тайн кудеяровского горкоммунхоза!

Операторы подошли ближе.

Сооружение оказалось действительно весьма хрупким. Красить его было невозможно: как только к нему прикасались, оно падало. Его поднимали, ставили. Но как только дело доходило до покраски, забор немедленно принимал горизонтальное положение.

— Такое добро, — сказал один из бородачей, — только выкрасить да выбросить.

— А зачем тогда красить? — спросил Юрий. — Надо сразу выбросить.

— У нас уже восьмой забор нонче такой, — пояснил кто-то.

— Закусилов распорядился, чтоб в двадцать четыре часа в полное благоустройство город привести. Приказал кистей и красок не жалеть.

— Первый раз в жизни такую работу произвожу, — закуривая самокрутку, произнес самый моложавый из старичков-маляров. — Это же не покраска, а разврат.

— Не надо было подряжаться, — мрачно молвил другой. — А раз подрядился, то выполняй.

— Я обо всем куда следует напишу, — сказал третий. — Это ж подумать, сколько народных денежек втюкали в эту покраску!..

И старички, проявив смекалку, докрасили забор. При этом пятеро его держали, а шестеро работали кистями. Потом его бережно подперли каким-то прутиком.

— Ежели ветру сильного не будет, — сказал один, задумчиво глядя на дело рук своих, — тогда, может, до вечера и простоит.

В это время к ним подошел Сваргунихин с помазком и клейстером.

— Не срывайте темпов! — крикнул он малярам и вынул из сумки плакат.

— Не трожь ты этот забор, — сказали маляры. — Стоит — и пусть его стоит!

— Кого? — спросил Сваргунихин, умакнув помазок в ведро.

— Хитро придумано, — улыбнулся Мартын. — Если так вот, на скорую руку, покрасить город — это заметят только те, кто испачкается. Но если на каждом шагу написано: «Осторожно: окрашено», про ремонт узнают все.

— Я поговорю с Удиловым, — сказал Юрий воинственно. — Я заснял несколько кадров… Будет, что показать ему.

— Ну хорошо, запечатлел ты эту эпопею, — усмехнулся Мартын, — а тебе скажут: «Нетипично, товарищ Можаев».

— Вообще-то факт единственный в своем роде, — сказал Юрий, — но для некоторых руководителей типа Закусил-Удилова он вполне рядовой, обычный.

Операторы не успели сделать и двух шагов, как сзади раздался визг. Мартын и Юрий оглянулись: забора уже не было. Только из-под груды досок торчали ведро и помазок…

…В комнате, где обитал председатель правления артели «Наш ремешок» Дмитрий Иоаннович Самозванцев, мебели почти не было. За длинным столом сидело двое: на одном конце председатель, на другом плановик Ивонна Ивановна.

Операторы стояли среди комнаты и переминались с ноги на ногу: сидеть было не на чем. Самозванцев уступил им свою табуретку, а сам сел на краешек стола.

Взгляд Дмитрия Иоанновича выражал ту разновидность скорби, которую называют мировой. Три черных волоса были туго, как струны, натянуты на лысый череп.

«А ведь человек когда-то был брюнетом!» — сочувственно подумал Мартын.

— С чем пожаловали? — веселым голосом спросил хозяин и печально оглядел друзей. — Второй раз в жизни вижу живых операторов!

— Мы знакомимся с городом, — ответил Юрий, — предполагаем кое-что здесь снять.

— Простите, — извинился Самозванцев. — Но прежде надо выполнить одну формальность. Вот коротенькие анкетки, всего семь вопросов… Товарищ Поплавок, вышестоящая личность, строго-настрого приказал заполнять всем, кто приходит. Надо быть бдительными, чтобы в нашу кожсистему не мог проникнуть… ну, сами понимаете, кто…

— А я уже сподобился, — сказал Юрий. — Заполнил в личном присутствии самого Иннокентия Петровича.

— Ну, — развел руками Самозванцев, — тогда вы люди проверенные.

Он смахнул анкетки в ящик стола и, весело смотря в потолок, сказал:

— Фильм снимать будете… Можете и «Наш ремешок» снять. Ремешок — он тоже имеет свое значение в народном хозяйстве. Мы выпускаем два типа ремешков… Бумаги вам нужно? Будете записывать? Бонна Ванна, выдайте товарищам по листику… Представьте себе, вдруг пропали все ремешки. Люди не могли бы носить часы и брюки. Что бы получилось? Нет часов — люди начинают путать время. Следовательно, возникают опоздания на работу. Это ведет к снижению производительности труда. А куда ведет снижение производительности труда, вы сами знаете…

Пальцы Самозванцева нервно пробежались по струнам бывшей шевелюры.

— Чтобы вы наглядно представили себе количество нашей продукции, я вам приведу несколько популярных примеров. Если все ремни, которые выпустила наша артель, соединить в один, то им можно будет два раза опоясать земной шар по талии. Если нашу годовую продукцию вытянуть в одну линию, то она протянется от Кудеярова до Сочи.

— А конкретно? — спросил Юрий.

— В смысле плана? Выполняем на сто десять — сто двадцать. Когда как. Последний квартал: по валу — сто десять, по товару — сто пять, по номенклатуре — сто, по себестоимости — сто и две десятых… Вонна Ванна, верно я говорю?

— Правильно, — сказала Ивонна Ивановна, не поднимая головы от бумаг.

— Так вот мы и работаем. Ремешки — товар ходовой. Особенно часовые. Потребление их растет, а что это значит? Это значит, что население учится ценить время. А мы для блага покупателя своего времени не жалеем. Работаешь, недосыпаешь, недоедаешь, жены не вижу, дети одичали: за чужого принимают…

— Можно подумать, — нетерпеливо проговорил Юрий, — что вы один за всех выполняете план. А рабочие? Ведь, наверное, передовики у вас есть?

Мартын насторожился. Юрий подумал: «Если сейчас Самозванцев назовет Белорыбицына, тогда я иду по верному следу».

— Как же может жить хорошее предприятие без передовиков? Иван Петров — сто пятьдесят процентов, как часы. Петр Сидоров — сто семьдесят, а старик Сидор Иванов всех за пояс заткнул — двести процентов! Вонна Ванна, правильно я говорю?

— Правильно, — сказала Ивонна Ивановна без отрыва от работы, — но вы забыли Федю Белорыбицына.

— Ах, да, — спохватился Самозванцев, — Федя Белорыбицын один из лучших, специалист. Сто восемьдесят процентов для него пустяки. Характер вот тяжеловат, но это мы относим к издержкам производства. Он недавно на юг поехал, в санаторий, вот я его и не назвал.

Операторы переглянулись.

— Ну, что еще? — продолжал Дмитрий Иоаннович. — Зарабатывает народ у нас прилично. Конечно, не то, что в кино, но хватает. Я, к примеру, свою тысячу рублей всегда имею. Ходят легенды, что в артелях, мол, деньги легкие, много заработать можно. Чепуха все это! Во-первых, ремешок стоит копейки, он не трактор. Во-вторых, мы организация маленькая, своих магазинов не имеем. А в-третьих, у нас каждый день по два ревизора. И хоть бы раз замечание. У нас артель передовая, можете смело пускать ее на экран… Вонна Ванна, правильно я говорю?

— Правильно, — сказала Ивонна Ивановна, — только вы мешаете мне работать. Я из-за вас количество пряжек два раза пересчитывала.

— Простите, — сказал Юрий, вскакивая на ноги. — Мы действительно заговорились. Мы уходим, но у меня к вам есть микроскопическая просьба: можно от вас позвонить? Я мечтаю добиться аудиенции у самого Закусил-Удилова.

— Прошу, — Самозванцев пододвинул аппарат. — Вызывайте без номера, прямо кабинет Игоря Олеговича. У нас тут телефонистки всех абонентов по имени-отчеству знают…

Юрий взял трубку и высказал свое пожелание говорить с и. о. предгорсовета.

— Соединяю, — сообщила трубка.

Потом наступила томительная пауза. Где-то вдали слышался разговор двух снабженцев, которые обвиняли друг друга в каких-то малоэтичных поступках.

— Горсовет слушает, — сообщила, наконец, трубка. — Кого? Закусил-Удилова? Он занят срочными проблемами озеленения. А завтра с утра он уезжает на дачу.

Юрий положил трубку.

— В субботу его обычно не застать, — подтвердил Самозванцев. — Он на даче. Почему же сегодня Закусилов горит на работе?

— А нас ведь приглашали на воскресенье, — сказал Мартын. — Помнишь, Юра?

— Там видно будет, — нахмурился Можаев. — Я с ним все равно встречусь.

— До свидания, — радостно сказал Дмитрий Иоаннович.

Самозванцевские пальцы нервно пробежали по струнам бывшей шевелюры, словно пытались извлечь заключительный аккорд.

— Будьте здоровы, — произнес Мартын. — Мы еще увидимся.

Самозванцев проводил операторов до порога.

На улице, пройдя метров сто, Мартын сказал Можаеву:

— Кто говорил: «сейчас мы все выясним»?

Можаев раскурил трубку.

— Артель та, это ясно. Но что дальше делать — не знаю. Может, в райком сходить, посоветоваться? А с другой стороны, у меня никаких вещественных доказательств нет. Подумаешь, разговор на маскараде. Мало ли что пьяный человек может наболтать? Тем более, Самозванцев, по-моему, вполне приличный товарищ.

— Стоило огород городить, — усмехнулся Мартын, — чтобы прийти к выводу: есть еще одна симпатична людина на земном шаре. Хорошо еще, что мы не потеряли ни одного съемочного часа из-за твоего «непроходимизма». Если бы Самозванцев знал, что ты о нем думал заочно и каким тихоньким ты от него вышел, он подарил бы тебе ремешок на брюки.

— Правильно, — согласился Юрий и, неожиданно остановив какого-то прохожего, спросил:

— Где здесь городское управление милиции?

Прохожий подозрительно посмотрел на него и прошептал почему-то адрес милиции Юрию на ухо.

Милицию операторы нашли быстро.

— Я тебя лучше здесь подожду, — сказал Мартын другу. — А если не появишься в ближайшие двадцать минут, я приму кое-какие хозяйственные меры.

И Благуша уселся на крыльце.

Выслушав суть дела, дежурный провел Юрия к начальнику милиции.

В Кудеярове заведовал борьбой с хищением соцсобственности молодой капитан. Юрий протянул ему свое удостоверение личности. Капитан предложил садиться.

— Дежурный доложил, что вы по делу… — отдавая удостоверение, сказал капитан.

— Правильно доложил, — ответил Юрий. И тут же, стараясь не утерять ни одной детали, рассказал капитану о разговоре Поросенка и Чайника, встречах с Поплавком и Самозванцевым.

— Есть, значит, артель? — усмехнулся капитан.

— Есть, — пылко подтвердил Юрий.

— С курса, как говорится, вы не сбились, — вслух рассуждал капитан.

— А вы, товарищ, случаем, на флоте не служили? — спросил Юрий.

Оказалось, что Юрий и начальник воевали под командованием одного адмирала. Это их сразу сблизило.

— А помнишь… — хлопая по плечу оператора, кричал капитан.

— А помнишь… — тыкая пальцем в бок начальника, восклицал Можаев.

Привлеченный шумом, в комнату заглянул дежурный милиционер.

— Что ж, браток, — сказал капитан, когда разговор, как бумеранг, вернулся к исходной точке, — подозрение еще не доказательство. Но с Самозванцевым надо ухо держать востро. От работников «Ремешка» мы уже имеем кое-какой материальчик.

— От Белорыбицына? — догадался Юрий.

— Может быть, — уклончиво ответил капитан и достал из ящика фотографию дачи, богато оснащенной различными балкончиками, башенками и флюгерками.

— Вот видишь, браток? Вилла. А проживает в ней некая гражданка Бакшиш, полюбовница гражданина Самозванцева.

Он-то и выстроил эту дачку, а оформил на Бакшиш. А мог он выстроить такую резиденцию на свою тысячу рублей в месяц? Сомнительно.

— Но ведь это давно должно бы вызвать у вас подозрение?

— Верно. Вызвало. Давно. Но сразу же не подберешь ключи. Факты нужны, браток, факты! Но постепенно картина проясняется. Вот, к примеру, в Красногорске случай был. Пассажир один в трамвае чемодан посеял. Доставили забытую вещь, как положено, в бюро находок. Прошло дней десять — никто за чемоданом не приходит. Вскрыли, видят: в чемодане новенькие кожи, прямо с завода. А ты, браток, учти: кожи эти в открытую продажу не поступают. Из них разный там ширпотреб делают прямо на комбинате…

— Воровство! — воскликнул Юрий.

— Да это и ребенок догадается. Но другой вопрос: кто ворует?

— Нет ничего проще, — усмехнулся Юрий. — Надо найти владельца чемодана!

— Это тоже не так просто, когда в Красногорске прописано триста тысяч человек. Но его нашли.

— Ну и все! — возбужденно потирая руки, сказал Юрий. — Допросили его, и он во всем сознался?

— А если, предположим, он сознался только в том, что купил эти кожи на базаре у неизвестного человека? Что бы ты делал дальше?

— Да-а, — растерянно протянул Юрий. — Сложновато.

— И вот такие «сложноватости», браток, на каждом шагу. А ведь нужно еще уточнить многое: кто ворует кожи с комбината, что из них шьют, куда сбывают изделия? Дело проясняется постепенно… Вот пришел к нам ты, другой, третий… Да и сотрудники наши не спят…

Разговор прервал дежурный милиционер, который смущенно доложил:

— Там, на крыльце, этот гражданин (он кивнул на Можаева) оставил приятеля, так тот волнуется. Спрашивает, когда завтра передачу принимают…

Юрий улыбнулся и встал.

— Я злоупотребил терпением своего друга. Мне пора итти. Рад, что мы встретились. Мне теперь легче станет на душе.

Бывшие моряки простились.

— Так держи связь, браток, — напутствовал Юрия капитан.

— Есть держать связь!

Мартын бродил вдоль фасада дома милиции и заглядывал в окна.

— Так вот, Март, — сказал Юрий, — пожалуй, не придется нам заниматься только своим делом, а Самозванцеву — своим.

И Мартын, забыв о том, что «все молочное — его самое любимое блюдо», прошел мимо кафе «Ацидофилин», — так заинтересовал его рассказ Юрия о встрече с начальником милиции.

Операторы шагали, не обращая внимания на болтающиеся над их головами круги и треугольники с перечеркнутыми гусями и коровьими головами; на задиристых коз, хождение которых по магистралям города забыли запретить. Оставлены были без внимания и веселенькие лаконичные плакатики «ШТРАФ ОДИН РУБЛЬ» (причем нигде не было указано, за что именно взималась такая сумма).

На древних, вылинявших заборах ветерок шевелил свежие наклейки: «ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!»