Моя злость сменяется бессмысленным удивлением. Почему? Почему она?
Почему счастье им, а мне слезы и боль?
Это же несправедливо. Это нечестно.
Смотрю, как девушка входит в кабинет. Как красиво скользит шифоновое платье по ее округлым бедрам совершенной, идеальной фигуры с головы до ее бесконечно длинных ног.
Я чувствую себя несколько ущербной, сравнивая блеск ее длинных черных волос, которые при каждом ее шаге красиво падают с плеча на подтянутую большую грудь в откровенном декольте. Красивое лицо возмущено, но это кажется фальшивой эмоцией. Она красуется. Словно знает наверняка, что тут произошло, но ради приличия и того, что ей нужно держать лицо, требует объяснений.
По сравнению с ней я кажусь блеклой уставшей тряпочкой. И это при том, что я считала себя всегда достаточно красивой. Быть может, на моих счетах нет миллионов, я не мелькаю на обложках журналов, как эта Марина Григорьева, но я не хуже.
Во всяком случае так мне кажется.
И все же внутри я разбита. И вопрос, почему она, обретает закономерный ответ. Потому что она идеальна для него. Статус и прочие обстоятельства лишь подтверждают это. Явно не секретарша с зарплатой, которую она тратит на один маникюр.
Снова внутри распахивает объятия злость, когда она своей кошачьей походкой настигает Стаса.
Глаза мужчины не отрываются от моих, которые полны разочарования и сыплющегося из них стекла разбитых надежд.
Что я за дурочка? Как могла легко поверить в его ложь? Откуда этим чувствам взяться? Он меня не замечал и вот вдруг я стала для него всем? Какой кошмар. Хочется плеваться от того, насколько я кажусь себе глупой идиоткой.
Ну ничего. Это все внутри стоит запереть на замок. Не им знать о том, что моя душа изуродована мужчиной напротив.
Внешность этой девушки кажется почти божественной ровно до тех пор, пока она не открывает рот и не начинает громко кричать:
— Ты вообще охренел, Аверин? Решил выставить меня дурой еще до свадьбы? Изменять мне вздумал?
— Господи, — он проводит рукой по лицу. — Что за бред? Никто никому не изменял. Это мой секретарь — Ира. Успокойся, Марина.
Девушка резко переводит глаза на меня и практически испепеляет, а после возвращает внимание к Стасу.
— Ты просишь меня успокоиться и мирно смотреть на то, как ты зажимаешься в своем кабинете с какой-то секретаршей? Я правильно поняла?
— Не ори, — рявкает на нее в ответ и тут же берет себя в руки. — Здесь сотрудники за стеной. Успокойся, еще раз предупреждаю. Нет тут никакой измены.
После его слов она снова поворачивается ко мне, но не за приветствием.
— Так, значит, ты решила, что имеешь право подбивать свои корявенькие клинья к моему жениху?
На самом деле мне плевать, что она думает обо мне, что скажет дальше. Я лишь досматриваю спектакль, чтобы наконец уйти.
Девушка делает шаг к Стасу, по-свойски кладет одну свою руку на его плечо, а вторую — на грудь. Мне хочется расцарапать их и кричать, что она не имеет на это права. Но добивает другое — его ладонь оказывается на стройном изгибе модельной талии.
Они как глянцевая картинка. О чем речь… Они и так уже там появились, когда свет прознал о скорой свадьбе этих двоих.
— Он мой жених, слышишь? Не смей даже смотреть в его сторону. Хотя о чем это я. Стас тебя и без того увольняет. Так, милый?
А я все смотрю. Не знаю, чего жду. Что хочу сказать. Я чувствую лишь усталость, разочарование, боль… Последнего слишком много внутри меня.
— Я вас слышу и, поверьте, не претендую на вашего мужчину. Я просто… — смотря в его глаза, продолжаю свою речь: — Просто хотела пожелать счастья, — улыбаюсь, чувствуя, как слезы, обжигая глаза, скапливаются в них. — Поздравляю вас обоих, Марина и Стас.
Разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Хватаю быстро свою сумочку и пиджак и устремляюсь к лифту. Я уверена, что никто за мной не побежит. Не остановит и не скажет, что все ложь, а я нужна больше всего на свете. Никто не скажет, что мое сердце разбилось просто так, потому что я все неправильно поняла.
Спускаюсь на первый этаж. Пересекаю огромное фойе бизнес-центра и, сев в маршрутку с привычным номером, еду в единственное место, где хочу быть.
Всю дорогу по пробкам города, который ни на секунду не останавливает своего движения, я думаю о том, чего не может быть. В секунду я взлетела высоко в небеса и упала, неподготовленная к падению. Никто не предупреждает о мерах безопасности, прежде чем ты открываешь душу чему-то светлому и дурманящему кровь. А жаль. Это бы уберегло множество юных и глупых сердец.
Телефон разрывается от входящих сообщений и звонков подруг. Но я не хочу и не могу сейчас говорить с ними, тем более о нем.
Выхожу на остановке и медленно иду в сторону родительского дома.
Представляю, как я сейчас обниму свою сестренку. Как меня поцелует мама, а отчим по привычке скажет, что приехала его любимая дочка.
Моя мама вышла второй раз замуж за Николая Александровича уже очень давно. Мой папа умер, когда мне едва исполнилось пять лет. И мои воспоминания о нем практически испарились, как бы я ни пыталась их воскрешать в памяти. Отчим же стал для меня самым лучшим и самым родным человеком. Не знаю, как такое могло произойти, но мы с ним очень близки. Порой я хочу лишь с папой делиться чем-то, что меня съедает изнутри или делает счастливой.
Его дочка Анна от первого брака стала мне сестрой. И с их появлением мы с мамой ощутили, что семья наконец полноценная. Все встало на свои места.
Вхожу в дом и быстро бегу в ванную комнату, чтобы помыть руки и умыться. Меня глаза выдадут тут же, стоит кому-то меня увидеть. Перемещаюсь в спальню и снимаю этот дурацкий костюм, который, кажется, душит меня от событий этого дня. Словно он свидетель и делает мне больно тем, что знает.
— Ир? — входит Аня и смотрит удивленно, пока я напяливаю спортивный костюм.
Хоть я и живу в съемной квартире, часто бываю здесь, и потому тут много моих вещей. Но в такое время я появилась впервые и поэтому вижу вопрос в ее глазах.
— Привет, — улыбаюсь и раскрываю объятия, куда она тут же попадает.
— Привет. Ты дома, и это странно. Что-то случилось?
— Нет, я просто по тебе соскучилась.
— Врушка, — сжимает крепче и отпускает. — А если честно?
— А если честно, то я сегодня ни о чем говорить не хочу.
— А потом?
— Потом расскажу.
— И как только я узнаю его имя, мы забросаем его машину гнилыми помидорами бабы Маши.
Я смеюсь и немного отпускаю боль.
— Есть хочу. Мама дома?
— Ага. Кажется, она выходила к соседке за зеленью. А папа отдыхает, у него выходной.
Мы тихо крадемся на кухню и сразу же натыкаемся на маму.
— Ирочка, — целует меня в висок и принимается нарезать овощи. — Как твои дела? Ты так внезапно приехала. Раньше с работы ушла?
Она сосредоточена на готовке и не видит, что я снова готова плакать от воспоминаний.
— Да, мы все сегодня раньше ушли. Приказ начальства.
— Ого. С нами поужинаешь?
— А как же. Твое любимое рагу я не пропущу.
Отворачиваюсь к окну и наблюдаю за погодой с третьего этажа нашей пятиэтажки на окраине города. Мы никогда не нуждались в деньгах. Отец зарабатывал столько, что нам хватало, хотя зажиточными нас не назовешь. Но мы и не пытались хватать звезд с неба. Нам всегда хватало счастья.
— Ты в порядке, дочь? — мама трогает меня за плечо, встав рядом.
— В порядке, мам. Все хорошо, — улыбаюсь и принимаю решение не беспокоить семью своими любовными проблемами.
— А кто тут приехал домой? — слышу отцовский голос с нотками озорства и тут же бегу к нему, чтобы обнять.
— Твоя любимая дочка? — улыбаюсь.
— Эй, а я? — шутливо подает голос Аня.
— А ты любимая в своей возрастной категории, — отвечаю, на что она меня щипает.
— Тогда я буду любимой дочкой мамы, бе, — мы принимаемся смеяться, и все забывают о моем кислом лице. Впрочем, как и я сама.
После ужина я помогаю маме с сестрой вымыть посуду, оставив родителей в гостиной отдыхать. Немного сижу с ними, обсуждая скорый отпуск отца, и уезжаю домой на такси. Хотя папа порывался отвезти, но, зная вечерние пробки, я не хочу, чтобы он ехал обратно в десять вечера. Ведь как минимум час добираться в одну сторону.
В квартире мне хочется одного: не вспоминать.
Но стоит попасть в это закрытое пространство однушки, которую я снимаю последний год, понимаю, что это невозможно.
Ненавижу каждый уголок, который рисует образ Стаса. Он либо улыбается, рассматривая фотки на стеллаже в гостиной, либо обнаженный несет мне кофе в постель, который я так и не допиваю. И он остается стоять, остывая на прикроватной тумбе, а я задыхаюсь от ласк и наслаждения.
Ненавижу.
Принимаю душ в итоге, совсем неохотно делая каждый шаг. Выпиваю лекарство от головной боли, которая беспощадно одолевает, и падаю в постель. Которая, я уверена, не подарит мне покой. Однако я засыпаю.
А будит меня жужжащий телефон — его я оставила на столике у дивана.
Поднимаюсь на ноги. Они меня почти не держат и дрожат. Ковыляю к мобильнику и принимаю вызов, не глядя на экран.
— Алло?
— Ирина, это вы? — наконец всматриваюсь, пытаясь понять, кому принадлежит этот незнакомый номер и голос. Но ничего в голову не приходит, и я прикладываю телефон обратно к уху.
— Это я. А вы кто?
— Я — отец Стаса Аверина. Нам с вами нужно срочно встретиться.