Не запирайте вашу дверь

Только клада мне не надо

Выкопанная мною яма оказалась слишком глубокой и какой-то подозрительно прямоугольной. Как раз под гроб. «Пациент долго болел и в конце концов умер», — весьма некстати пришла мне в голову где-то прочитанная фраза.

Нет, я не собиралась закапывать покойника. Моя «пациентка» была живой, ей было два года, звали ее «рябина обыкновенная», и выросла она в соседнем лесу. Я всего лишь хотела посадить ее на постоянное место жительства, вернее, на постоянное место роста. Постепенно она превратится в роскошное дерево и украсит мой сад; осенью она будет шуршать облетающими листьями, а зимой — кормить ягодами прилетающих к ней в гости птиц. Через несколько лет никто и не вспомнит, что в девяносто первом году — тысяча девятьсот девяносто первом — она была участницей одной очень необычной истории.

История эта началась с письма. Точнее, началась она раньше — когда я, превратившись из москвички в подмосковного фермера, взяла в аренду участок земли и засеяла его лекарственными травами.

В тот вторник, проезжая мимо почтового ящика, стоящего на столбике у шоссе, я вынула из него пачку газет за прошедшую неделю и увидела тоненький конверт без обратного адреса. Особых подозрений он у меня не вызвал. Потом прочитаю, решила я и бросила почту на заднее сидение машины.

До вечера я занималась разными делами, например засыпала яму под окном. Представляете девушку, засыпающую яму? Потом поливала клумбу. Потом еще что-то делала. А за ужином наконец достала письмо.

«Если тебе дорога жизнь, готовь пятьсот долларов», — прочитала я. Прочитала и… чуть чаем не захлебнулась.

Откашлявшись, я уставилась на лист бумаги. Боже мой, что это? Неужели это мне?! Еще раз посмотрела на конверт: да, на нем мои имя и фамилия. И адрес мой. Ну-ка, что там еще написано?

«В субботу, тринадцатого июля, ты должна отвезти деньги в Москву — на электричке. Тебя будут ждать на вокзале. И чтобы без фокусов, иначе…»

Что иначе — сказано не было. Видимо, это предлагали придумать мне самой. Обычно я на фантазию не жалуюсь, но тут она работать отказалась. Наотрез.

— Что за глупый розыгрыш?! — вслух возмутилась я. — С чего это вдруг я повезу кому-то деньги, да еще на электричке?! Какой идиот это придумал?! Может, еще и пешком отнести?!

Лежавшая у двери собака, рыжий спаниель по кличке Гамма, подняла морду и преданно посмотрела мне в глаза. Словно говорила: «Что бы ни случилось, хозяйка, я тебя не брошу!»

— Хотелось бы, конечно, знать, кто из моих знакомых до этого додумался, — с легким раздражением произнесла я, обращаясь к собаке. — И что с ним, с этим идиотом, за это сделать?

В ответ она проскулила что-то невразумительное и застучала хвостом по полу.

Я решила вернуться к письму. С робкой надеждой: может быть, я что-то не так поняла?!

Отодвинув чашку подальше от края стола, я внимательно перечитала письмо. Да нет, я все правильно поняла. У меня требовали деньги! Мне надлежало прибыть на вокзал — с деньгами!!

Но удивительнее всего было то, что прибыть-то надо было три дня назад. Короче говоря, это «иначе» уже должно было действовать.

В Москву я, конечно, ехать не собиралась — вряд ли меня до сих пор ждали там, на вокзале. А делать что-то надо было. Такие «шуточки» нельзя оставлять без внимания. Если это сойдет автору письма с рук, в будущем из него получится «неплохой» шантажист!

Надо бы его найти! Вот только где же его теперь искать?!

В растерянности я уставилась на чашку с остывающим чаем. Мне стало как-то не по себе. Все умные мысли разбежались, как по команде! Интересно, что другие делают в подобных случаях?

Прошло пять минут, потом десять, пятнадцать… Ни одной дельной мысли! Зато много эмоций, и весьма неприятных.

Я начала качаться на стуле. Сначала на двух ножках, потом на одной…

Угроза свалиться на пол вернула меня к действительности. «Спокойно, дорогая, — сказала я себе. — Спокойно. Не надо нервничать».

После двенадцатого «спокойно» я обрела способность соображать и подумала, что надо посоветоваться с соседом.

Близких соседей-фермеров у меня было двое. Одного звали Митька. Вернее, не Митька, а Дмитрий Николаевич. Но это в официальных и приближающихся к официальным случаях. Он был рыжим, как моя собака Гамма, и к тому же высоченного роста. Вообще-то, для меня половина мужчин огромного роста. С детства самой большой проблемой было дотянуться до выключателя.

Земли у Митьки много. На десять коров хватает. Еще есть жена и две дочки.

Дочки учатся в школе в Москве. Зачем им коровы? А жена пытается их (дочек) прокормить, исходя из наличия продуктов в магазинах. Бедная!

Так что Митька один воюет со своим молочным стадом. Правда, он использует мои идеи насчет малой механизации. Мне-то от этих идей толку никакого, все равно я самостоятельно ни одну машину не соберу. Поэтому я меняю идеи на помощь по созданию техники. Для меня мы уже собрали ромашкоуборочный мини-комбайн, который можно переоборудовать во что угодно — разве что не в самолет. И то лишь потому, что на ближайшую свалку самолеты не выбрасывают. Однако я им редко пользуюсь — масштабы не те.

Второй сосед очень молодой и какой-то странный. Земли у него мало. Это, конечно, не странно. Это нормально. Странно то, что никто не знает, что он там выращивает. Обычно он сидит на ящике посреди поля и думает о чем-то своем. Часами. А может, и не думает вовсе, а просто считает проезжающие мимо машины.

Нет, сидеть никому не запрещается. Только все вокруг носятся как угорелые, особенно весной. А он сидит. Или ходит. Медленно так, в землю глядя.

Зовут его Аликом, но про себя я называю его Чудаком. Впрочем, я его плохо знаю.

Однажды, проезжая мимо, я не выдержала, помахала ему рукой и крикнула: «Эй, вам там не скучно?» Он отвернулся и пошел куда-то. Ну а я дальше поехала.

Есть еще дальние соседи — голландцы. Они кого-то чему-то учат. Овощи у них растут как шальные. И милиция их охраняет.

Я недовольно вздохнула.

Делать ничего не хотелось. Признаваться себе в том, что выбита из колеи — тем более. Продолжая храбриться, я допила холодный чай, просмотрела оставшуюся почту, вымыла посуду и легла спать.

Среди ночи меня разбудила гроза. Небо метало громы и молнии, целясь в угол моего дома. И плевалось огромными каплями воды, звонко колотившими по крыше.

За окном что-то скрипело, звенело и лязгало; вставать и смотреть, что там происходит, мне не хотелось. Я успокаивала себя тем, что, должно быть, вчера забыла убрать в сарай лопату и ведра для сорняков. А скрипеть могли яблони, качающие ветвями при порывах ветра… И вдруг!.. На дорожке, ведущей к крыльцу, раздались тяжелые шаги. Кто-то прошлепал по мокрым плитам дорожки, завернул за угол дома и ударил в стену чем-то тяжелым.

Глухой звук удара тоской отозвался в моем желудке. Я болезненно дернулась, собираясь отбросить одеяло и возмущенным рывком соскочить на кровати, но… но тут же передумала и лишь натянула одеяло на уши. Куда я пойду ночью в дождь, одинокая безоружная девушка, чьей единственной защитой и охраной была лежавшая у двери беременная сука — даже не овчарка, а всего лишь спаниель?! Не слишком-то надежная охрана!

Короче говоря, я испугалась! Что-то, похожее на панику, зашевелилось у меня внутри.

Каждый шорох, доносившийся с улицы, заставлял сердце бешено колотиться. Ни вставать, ни выходить из дома я была не в силах. Было трудно даже просто пошевелить рукой или ногой…

Я укрылась одеялом с головой и потом не могла вспомнить, как заснула.

Утром, наскоро перекусив, я поехала в милицию.

Отделение милиции находилось недалеко. Территориально недалеко. Во всех прочих отношениях можно было считать, что оно находится на Луне. Во всяком случае, до сих пор мы друг друга не интересовали. К счастью.

Поставив машину во дворе, я с письмом в руке решительно вошла в здание. Странное здание — все стены покрашены в разный цвет. В основном — в серый. Никогда не думала, что у серого столько оттенков.

Внутри было тихо. Поцарапавшись в ближайшую дверь, я заглянула внутрь. Там кто-то сидел, но он сделал неопределенный жест рукой, предлагая покинуть кабинет, и буркнул что-то себе под нос, чего я не поняла. Я ткнулась еще в одну дверь, но оттуда меня тоже послали. Ну, не послали… а послали к другому сотруднику. Я машинально ускорила шаг и влетела в следующий кабинет.

— Вот! — с порога закричала я, не глядя, к кому обращаюсь. — Смотрите, что делают с честными фермерами!

Я взмахнула письмом и окинула взглядом кабинет. Увиденное меня потрясло: за столом сидел брюнет с фантастическими глазами. И, к несчастью, с погонами. Я протянула ему конверт.

— Вот, поглядите!.. С деньгами! Меня убьют, а вы… а вы… — я сбилась, потому что никак не могла оторвать взгляда от этих удивительных черных глаз, но тут из боковой двери, которую я вначале приняла за дверцу шкафа, вышел еще один человек. Звезд у него на погонах было больше. Он взял у меня письмо, прочитал и рассмеялся.

— Что же вы туда не поехали? — все еще улыбаясь, спросил он. Хотелось бы знать, что его так развеселило!

— Я же это письмо только вчера получила! — дрогнувшим голосом доложила я. — Поздно ехать!

— Все бы уже выяснилось, — продолжал он, не слушая меня. — Если бы вообще что-нибудь выяснилось. Вы своих знакомых не спрашивали, вдруг это чья-то шутка?

Задохнувшись от возмущения, я вытаращила глаза, постаравшись сделать это поэффектнее. «Неужели они не принимают это письмо всерьез?! — пронеслось в моей голове. — А что же мне делать?! Впрочем, я ведь тоже вначале решила, что это шутка…»

— У меня нет знакомых, способных так пошутить! — гордо заявила я сотруднику милиции. — И вообще, будь вы одинокой женщиной, посмотрела бы я, как бы вам это понравилось!..

— Ладно, пишите заявление, — сказал он мне и передал письмо брюнету. Тот прочитал его и пожал плечами.

Я озадаченно села. Потом взяла ручку, написала слово «заявление» и задумалась. Как начать: прошу защитить, или прошу помочь, или прошу принять меры? Или еще что-нибудь? Хоть бы помогли…

В сомнении я подняла глаза на брюнета. Он тоже посмотрел на меня. Посмотрел и улыбнулся. Очень многообещающе улыбнулся.

От этой улыбки все вокруг расцвело, словно розы солнечным утром, унылые стены заблестели, как роса на паутинке, так что я чуть не забыла, для чего пришла в милицию. Улыбнулся он определенно мне. Лично мне. Вот только зачем?

— Что-то сумма слишком маленькая, вам не кажется? — неожиданно обратился он ко мне. — Разве это деньги?

— Это для вас не деньги! — взорвалась я. — Вы думаете, если человек работает на своей земле, он миллионер?! Где я лишних пятьсот долларов возьму?!

Вскочив, я выхватила у него письмо и выбежала на улицу. За моей спиной хлопали двери: сначала дверь кабинета, потом входная. Перед своей машиной я затормозила и хлопать дверцей не стала, а просто уселась за руль.

«Ну, я вам покажу, господа начальники!» — повторяла я всю дорогу, совершенно не представляя, что теперь делать.

Нельзя сказать, что милиция меня очень разочаровала. Не очень. Я на нее особенно и не рассчитывала. На Митю я надеялась больше. К кому обращается одинокая и беззащитная женщина? Конечно, к спокойному и уверенному в себе мужчине. Если он и не найдет правильного решения, то хотя бы выслушает, а это уже полдела.

Поэтому после визита в милицию мы с Гаммой отправились к Мите. Пешком. Моя собака тут же улеглась в тени у коровника — деревянного прямоугольного сарая с маленькими окошками, а я заглянула внутрь и увидела Митю, который доил коров. Я бросилась было к нему, но через несколько шагов резко затормозила перед ближайшей, недобро махнувшей хвостом коровой.

— Мне прислали письмо! — выкрикнула я вместо приветствия. — Они мне угрожают и требуют денег!

— Не шуми, коров перепугаешь, — сказал Митя, не оборачиваясь. — Говори спокойно, а то будешь мне убытки возмещать, если у них молоко пропадет.

— Хорошо, хорошо, тогда слушай внимательно, — потребовала я чуть более тихим голосом. — Я письмо получила. Вот оно, прочитай.

Достав письмо, я потрясла им перед задом коровы, поскольку не решалась подойти к Мите ближе. Хорошо еще, что коровы к стене привязаны, а не гуляют по всему коровнику.

— Я не могу, руки мокрые, — отказался он, не отрываясь от коровы. Звенящие струйки молока полетели в подойник. — Скажи лучше своими словами.

— Да я… да от меня… они деньги требуют, — почему-то я с трудом подбирала слова. Даже если письмо было «в шутку», оно сильно подействовало мне на нервы. — Они мне угрожают, а милиции на меня наплевать! Она меня защищать не хочет!

— Стой спокойно и руками не размахивай, — невозмутимо произнес Митя. — И говори так, чтобы тебя понять можно было.

Как и многие люди, занимающиеся физическим трудом, Митя говорил медленно, а уж вывести его из равновесия могли только чрезвычайные обстоятельства. Данное событие, похоже, к ним не относилось.

Я убрала письмо, в направлении которого корова уже подняла хвост и собиралась окатить его вонючей струей, в карман и решила начать объяснения снова.

— Я вчера письмо получила! Мне там угрожают и деньги требуют!

— А кто угрожает? И как? Объясни нормально.

— Да не знаю я — кто! Они не сообщили, письмо без подписи. Требуют пятьсот долларов и чтобы я их на электричке в Москву отвезла, — выпалила я одним духом. Заметив, что начала тараторить, я постаралась взять себя в руки и продолжала тише, медленнее и, как мне показалось, логичнее: — Не понимаю, почему на вокзал ехать надо? Почему на электричке? На электричке три часа ехать, мне на машине быстрее. И вообще, могли бы и сами сюда приехать, зачем было письмо посылать?

— А вдруг они твои знакомые, эти, которые деньги хотят получить, а на вокзал пришлют кого-нибудь, кого ты не знаешь, — после недолгой паузы предположил Митя. — Кому ты о своих доходах рассказывала?

— Никому, — удивленно ответила я. — Это же опасно, что я — не понимаю?! Так что это не мои знакомые, — добавила я после некоторого размышления. — И, скорее всего, не чья-то шутка.

Митя встал, взял подойник, вылил из него молоко через сложенную в несколько слоев марлю в большой бидон и направился к бело-рыжей корове с загнутыми вперед рогами. Она покрутила головой и нетерпеливо замычала.

— И еще: сегодня среда, а дело было в субботу, — продолжала я. — То есть было бы в субботу, если бы я письмо вовремя получила. Мить, ну послушай, что я говорю! Что мне делать-то теперь?

— Ты бы лучше корову подоила, — посоветовал он. — Последняя осталась.

— Да ты что, я ее боюсь! Лучше я тебя снаружи подожду.

Я вышла из коровника, села на лавочку и задумалась. Почему они выбрали именно меня? Земли у меня мало. Доходов едва хватило, чтобы расплатиться с долгами. Есть пчелы, но три улья обеспечивают медом только меня, и то с переменным успехом. Да мед они и не просили. Только деньги. Интересно, зачем им деньги? Кажется, обычно просят мед.

Подошел освободившийся Митя.

— Вчера перед грозой у меня корова потерялась, только утром пришла, — не торопясь, произнес он. — К тебе она не приходила? Ты не видела?

Я пожала плечами. До коровы ли мне ночью было?! Даже если его корова и ходила под дождем вокруг моего дома, письмо-то написала уж точно не она.

— Меня просили приехать на электричке, — нахмурилась я, — а вовсе не на корове.

— Я вот что подумал: в электричке и на вокзале народу много, — произнес Митя. — Там затеряться легко, если ты… это… ну, ментов приведешь, к примеру.

— Да ментов это не волнует, — отозвалась я. — Видимо, они считают, что это мои проблемы. Садись на лавку, чего стоишь?

Митя сел рядом со мной. К нему подбежали две овчарки и улеглись у его ног. С охраной Митиного хозяйства они справлялись хорошо, но с настоящими преступниками пока не сталкивались. Со мной и Гаммой овчарки дружили.

— Ты в милиции заявление оставила?

— Не взяли.

Не говорить же, что в милиции надо мной посмеялись, а я рассердилась и уехала.

— И чего они привязались именно ко мне? Я же вовсе не богатая, — рассуждала я вслух. — Может, это потому, что я женщина? Меня проще запугать.

— Тебя-то? По-моему, ты себя плохо знаешь! А где ты собираешься доставать эти деньги?

— Не представляю, — пожала плечами я. — И сумма какая-то маленькая. Может быть, это ежемесячная сумма? Тогда придется кого-нибудь ограбить.

— Колхозного кассира! — оживился Митя. — Не любят нас — так пусть расплачиваются.

Я горько улыбнулась.

Пятнистая кошка по имени Томми выглянула из-за сарая, подошла, потерлась о мою ногу, затем прыгнула ко мне на колени, доверчиво развалилась и тронула меня лапой, чтобы я ее погладила. Раньше она была Томом, но потом родила котят.

— Тебе кошка не нужна? — посмотрев на нее, спросил Митя.

— Для защиты?

— Да нет же, вон видишь — выползает из-под лавки. Чудо какое. И еще один есть.

Котенок был очаровательным. Комочек белого пуха, лапы разъезжаются, глаза лукавые. Я-то любила кошек, но Гамма… Это она в гостях такая смирная — в сторону хозяйской кошки и не взглянет, да еще потому, что беременная. Скоро мне самой придется спаниелей раздавать.

— Гамма, фу! — сказала я на всякий случай. — Послушай, Мить, они ведь не написали, чем угрожают и что дальше делать будут. Как мне теперь быть?

— Подожди немного, они пришлют тебе еще одно письмо. Или сами придут, — не очень уверенно ответил он.

— Не хочу я, чтобы они приходили! — воскликнула я. — Вдруг они меня убьют? Или похитят? Лучше было бы мне самой их найти.

— Ты бы еще с них деньги потребовала! — насмешливо подхватил Митя.

— А что? Деньги бы мне очень пригодились, — обиженно заявила я: нехорошо смеяться над чужим горем.

Митя вдруг замолчал, положив руку на загривок ближайшей овчарки. Вторая собака ревниво зашевелилась и подползла ближе.

— Мить, надо выяснить, кто они, — убежденно сказала я. — Тогда можно будет меры принимать. Нельзя ждать, пока они и другим начнут угрожать.

— Не мешай, — пробормотал он. — Я думаю.

Хорошо мужчине — сел и думает. А мне вечно чепуха какая-то в голову лезет. Как они, интересно, будут из меня деньги выколачивать? Привяжут в лесу к березе и — горячим утюгом?.. Нет, в лесу утюг не включить. Тогда костер под ногами разложат… Или на моих глазах изнасилуют мою беременную собаку? Тьфу, какая чертовщина.

— Значит, так, — поднял голову Митя и изрек свое веское мужское слово: — Если что — бежишь ко мне. Будем вместе защищаться.

— А если не успею добежать? Может, надо на чердаке колокол повесить? Звонить в него буду.

Ко мне тут же привязалась мысленная картинка, отдающая средневековьем: лунной ночью порывистый ветер гонит по небу облака. Разбойники в масках с грохотом проникают в мой дом через дверь и окна (не знаю, почему с грохотом, но без этого грохота я, пожалуй, и не проснусь). Я же, забравшись на чердак, в ночной рубашке, с растрепанными волосами и расширенными от ужаса глазами, вцепилась в веревку и раскачиваю язык колокола — бью в набат! Мерные гулкие звуки будят округу…

С трудом мне удалось оторваться от столь захватывающего зрелища.

— Лучше у тебя на крыльце микрофон повесим и провод к моему дому протянем, — услышала я Митин голос. — Будешь на помощь звать.

После небольшого обсуждения микрофон мы замаскировали под фонарь, а динамик ночью повесили на дерево недалеко от отделения милиции, использовав для этого все имевшиеся в хозяйстве провода. Чтобы эта система работала, надо было включить ее в сеть. Я написала плакат: «Замкнуть цепь» и повесила его на дверь. Изнутри.

Четверг прошел в лихорадочном возбуждении, но без происшествий, а в пятницу, обнаружив, что все валится из рук, я решила еще раз с кем-нибудь все обсудить.

Одна подруга, Ирина, была совсем близко — жила все лето в ближайшей деревне Дьяковке, но я боялась навлечь на нее неприятности — ведь у нее трое детей. И я поехала в Москву к другой подруге, оставив беременную Гамму у Мити.

К Вике я могла приехать в любое время. Она меня кормила, выслушивала мои бредовые идеи и периодически давала ценные советы. В сложных ситуациях Вика всегда казалась исключительно разумной.

Я явилась к ней с пакетом огурцов с собственной грядки и, пока готовила салат, объяснила, в чем дело.

— И никто не знает, что делать? — удивилась Вика. — Тогда тебе надо найти мужа.

— ?!

— Ну, если не мужа, то просто так кого-нибудь.

— Его же придется кормить, одевать, развлекать. Я себя-то прокормить не могу, — заявила я.

Это было неправдой. Себя прокормить я могла. Хотя вместо мяса я обычно ела грибы и хлеб порой пекла сама, овощи и даже фрукты у меня росли. Меда зараженные варроатозом пчелы давали мало, но все никак не дохли — главное, их сахаром зимой не кормить. А экологически чистые лекарственные травы закупала одна косметическая фирма — какой-никакой, а доход.

— Да нет же, ты не поняла. Это он будет тебя защищать, — убежденно сказала Вика. — Я тебя с кем-нибудь познакомлю. Вечером позвоню.

Я не очень охотно, но согласилась и отправилась в свою московскую квартиру. Войдя в нее, я бросилась рассматривать пыль: а вдруг они здесь побывали? Нет, никаких следов. Пыль лежит ровным слоем. И вещи на месте.

Немного успокоившись, я приняла ванну, вымыла и высушила волосы, потом села перед зеркалом и разложила рядом косметику.

Из зеркала на меня встревоженными глазами смотрело измученное лицо, не слишком эффектное для Москвы.

— Что будем делать, дорогая? — спросила я себя и взяла в руки карандаш.

Глаза удлиним, вот так. A-то они круглые, как у испуганной кошки.

Ресницы красим? Красим!

Брови… Брови и сами по себе ничего, но лучше их немного закруглить.

Губы… Губы немного подрисуем, особенно верхнюю. Теперь возьмем помаду поярче… Вот эта годится. Так, хорошо.

Смотри-ка, дорогая, какая интересная девушка появилась в зеркале — сейчас она мне, пожалуй, нравится. И надо ж было так случиться, чтобы эта девушка оказалась физиком! А кому они сейчас нужны, эти физики? Да никому, особенно если они женского пола. Ах, не нужны?! Ну и не надо, не очень-то и хотелось!

Тени накладываем? Нет, не стоит. Румяна тоже ни к чему, а то вид будет, как у проститутки на охоте. Да-а… Никому-то мы не нужны, а вот неизвестным вымогателям я понадобилась!

Осталось расчесать волосы — слава Богу, свои вьются, ничего, кроме удобной стрижки, делать не надо. Цвет волос… А какой захочу, такой и будет. Приемлемых цвета два: «рыжая лиса» и «чернобурая лиса». Последний — свой, а надоест — перейдем к рыжему, он тоже к серо-зеленым глазам подходит.

Часто ли я себе так нравилась? Да нет: раз в год, от силы два.

Я улыбнулась зеркалу, затем сложила косметику в ящик письменного стола, встала и пошла на кухню.

Поставив чайник на плиту, я стала размышлять. Где Вика будет искать для меня защитника? Впрочем, два года назад мне помогали строить дом ее одноклассники. И среди них… О! Среди них был один вполне подходящий! Как же его звали? Я запомнила только накачанную спину и копну выгоревших волос. Штангист? Борец? Или этот, как его, «качок»? Во всяком случае, вид внушительный. Не красавец, но это и не требуется. Чем страшнее, тем даже лучше: может, его внешний вид кого-нибудь отпугнет.

Парень остался в памяти прежде всего тем, что по собственной инициативе перекопал пол-огорода и выкорчевал несколько пней. Был он, кажется, одиноким. Что ж, пусть поживет у меня, воздухом подышит.

Я позвонила Вике и объяснила, кого бы я хотела видеть.

Вика долго не перезванивала.

Ожидание действовало мне на нервы. Я успела представить, что мой дом подожгли, и он мгновенно сгорел — в такую жару это происходит быстро. Потом я вспомнила, что не полила огурцы и помидоры, и переживала, что они засохнут.

Наконец телефонный звонок заставил меня вскочить с чашкой в руке. За последние два часа я пила чай третий раз.

— Должна тебя огорчить, — объявила Вика таким тоном, как будто хотела меня обрадовать, — во-первых, он женат. А во-вторых, его уже нет. Умер.

— Что? — чашка выпала у меня из рук и разлетелась на два десятка осколков. Хрупкие стали делать чашки.

— Недавно похоронили, — продолжала подруга. — Его машина сбила, кажется. Насмерть. Свидетелей не было.

— А тогда откуда ты знаешь, что его сбила машина? — поинтересовалась я.

— Так говорят. Но я нашла тебе защитника. Я тебя с ним когда-то уже знакомила. Блондин, веселый и жизнерадостный, бывший спортсмен. Не помнишь? Приезжай, еще раз познакомлю.

Вика вкратце рассказала то, что знала о смерти одноклассника и повесила трубку.

Как-то мне все это не понравилось. Я расстроилась. Конечно, не из-за того, что одноклассник был женат, а из-за того, что попал под машину. Не вовремя он это сделал. У меня возникло необъяснимое ощущение связи этого происшествия с моей проблемой. Упорное, хотя и начисто лишенное логики… Отделаться от него мне никак не удавалось.

Я налила чай в новую чашку и принялась задавать себе вопросы. Был человек — и нет его. И нашли в каком-то странном месте, в глухой деревушке. Что ему там понадобилось? Магазинов там не было. И не ждал же он на проселочной дороге одну-единственную машину, которая, наверное, ползла как черепаха.

Предположим, он сам бросился под машину. Вдруг ему жить надоело? Пожалел, что женился! Непонятно только, зачем он поехал в такую даль. Рядом с домом машин сколько хочешь. И вообще, я бы не поехала, я бы развелась.

Короче, никаких ответов на вопросы у меня не получалось. Получалась какая-то ерунда. Мне бы сейчас очень пригодился собеседник, но увы…

У Вики меня ждал мой будущий защитник. Этакий самоуверенный атлет, блондин с голубыми глазами. Типичный любимец женщин. Хлопает ресницами, как корова. С Вики глаз не сводит. Еще бы — высокая блондинка, изящная — конец света!

Защитник меня мало интересовал. Что ему говорить, я не знала, обсуждать с ним ничего не собиралась, поэтому, когда Вика пошла на кухню ставить чайник, я отправилась за ней. От нее я узнала, что вдова погибшего ни с кем не общается и о своем горе не говорит.

— Вика, ты должна с ней побеседовать о ее муже, — проникновенно начала я, прикрыв дверь на кухню.

— А зачем? У него свои дела были, у тебя — свои. Ну, машина сбила, так что?

— А вдруг он знал моих вымогателей? Чем он занимался?

— Бизнесом каким-то.

Вика вылила в чайник отстоенную воду из банки, поставила чайник на плиту, зажгла под ним газ и повернулась ко мне.

— Он хорошим парнем был, рэкетом не занимался. А с ней разговаривать нечего, она полная идиотка. Да ты, наверное, ее знаешь, мы с тобой к ней однажды заходили, уже не помню зачем.

Вика коротко описала ее внешность, и я вспомнила: безмятежные глаза на ничего не выражающем лице, экстравагантная прическа, пряный аромат духов — полфлакона, наверное, на себя вылила. Больше вспомнить было нечего, однако на мужчин она производила потрясающее впечатление.

Несмотря на Викин совет, я решила с ней побеседовать и поехала к ней, одержимая желанием разыскать своих рэкетиров.

На звонок в дверь никто не отозвался. Я спустилась во двор и села на лавочку. Рядом со мной сидели старушки, а вокруг песочницы молодые мамы выгуливали своих не слишком послушных детей.

Минут через сорок мимо прошла длинноногая красавица, одетая по высшему классу.

Старушки поджали губы. Молодые мамы вздохнули.

— Какая мадама, — проскрипела старушка, — мужиков к ней так и тянет.

— Если меня так одеть, я буду не хуже, — с завистью вздохнула одна из молодых мам.

Меня как ни одень, а с валютной проституткой не спутаешь, подумала я.

— Денег не считали, — продолжала старушка с осуждением. — И друзья у них богатые были. А как муж под машину попал, все куда-то подевались. «Мерседес» их увезли.

Я молча встала и пошла за «мадам», решив не ввязываться в разговор во дворе, — все, что можно было из него узнать, я уже узнала.

Подойдя к двери квартиры, я задумалась. Звонить или нет? Впрочем, поздно отступать.

Однако когда она открыла дверь и я увидела выражение ее лица, то сразу поняла, что отступать никогда не поздно. Она смотрела куда-то за меня совершенно пустыми глазами, не проявляя интереса к моей персоне.

Я уже хотела извиниться и сказать, что ошиблась квартирой, как вдруг мне что-то померещилось в ее глазах. Кажется, отчаянный страх. Ну уж нет, теперь я просто так не уйду!

— Я надеюсь, что вы мне поможете, — вежливо начала я и сделала шаг вперед, заглянув в прихожую. — У меня тоже…

Я собиралась рассказать, что у меня тоже пропал муж, чтобы выудить у нее хоть какие-нибудь подробности, но она недоверчиво прищурилась. Прищурилась и неожиданно сильно толкнула меня обеими руками. Так и не закончив фразы, я вылетела из квартиры и впечаталась спиной в стену. Хорошо еще, что не скатилась с лестницы!

— У меня ничего нет, — без выражения сказала она, глядя в пространство. — И я ничего не знаю.

Дверь захлопнулась.

Ошарашенная, я все еще стояла, прислонившись к стене, и пыталась разговаривать сама с собой.

Мадам боится. Так боится, что даже вытолкнула меня из квартиры. Что же ее напугало?

Ее муж попал под машину в очень сомнительном месте. Туда добраться без машины сложно, его машина там не обнаружена. А машина у него была, и какая! Возникает вопрос: как и зачем он оказался на месте происшествия?

— Что же из этого следует? — спросила я за воображаемого следователя. — А то, что это не несчастный случай! — ответила я ему. — Его не просто сбила машина. Его похитили и убили. А потом бросили на дороге.

Письмо, показавшееся вначале глупым розыгрышем, теперь предстало передо мной в новом, ужаснувшем меня свете.

На следующий день я забрала «Защитника» с вещами, и мы поехали. Светило солнышко, мой Защитник рассказывал о своей спортивной карьере и женщинах, а я ломала голову, думая, чем его кормить.

По пути мы проехали деревенский магазин, где под объявлением «хлеба нет» сидело полдюжины колхозных механизаторов и злобно таращилось на мою машину. Сказать, что они не любят фермеров, значит ничего не сказать.

В этот момент Защитник положил руку на мое колено. Я вздрогнула и сильнее нажала на газ. Машина дернулась. Хорошо, что на мне джинсы. Интересно, что ему сказала Вика? Что он мне понравился, а я одинокая, слабая и беззащитная?

Вторую попытку, то есть попытку меня обнять, он сделал, когда я показывала ему свои владения. Что, так сразу и в постель?! Маньяк! Да лучше я ему заплачу!

Я уже проклинала все на свете, всех мужчин, подругу и частную собственность, когда Защитник заявил, что хочет есть.

— Сейчас хлеб испечем, — сказала я ему, вспомнив деревенский магазин. — Иди топить печку.

Через час весь дом был в дыму. Огонь в печи упорно не хотел гореть.

«Печь топить — это тебе не баб в постель тащить, — констатировала я про себя. — Тут еще и соображать надо!»

Наконец Защитник сдался, кашляя и вытирая слезы. Похоже, печь он видел первый раз.

— Что, дым попался упрямый? Никак не желает идти в трубу? — невинным тоном спросила я.

Защитник надулся. И тут он впервые посмотрел на меня с пониманием. С пониманием, что ночевать ему придется в другой комнате.

Как обычно, я проснулась в шесть часов утра. Мне показалось, что Защитник раньше десяти не встанет. Я оставила ему завтрак и записку и отправилась на прополку.

Почему-то в сельском хозяйстве больше всего сил отнимает борьба с сорняками. (Конечно, если не считать борьбу с бюрократами.) Я даже стала высевать мою траву рядами, чтобы удобнее было полоть. А в такую засуху, как этим летом, придется еще и поливать.

Вернулась я около десяти. Было душно, все живое попряталось от жары. Птицы давно перестали петь. Но Защитник еще спал. Под его мощный храп можно было вынести из дома абсолютно все, включая и меня, а он бы и ухом не повел. Ни ухом, ни рылом, ни чем-нибудь еще. Хорош защитник! Впрочем, все равно другого негде взять.

Я с досадой посмотрела на свои руки: от мозолей даже перчатки не спасали. Зато во время работы я еще раз обдумала ситуацию. Теперь мне нужно было ее обсудить. И я пошла к Мите, прихватив свеклу и морковь. Если объединить наши огороды, можно сварить неплохой борщ, чем я и занялась.

За обедом я рассказала все, что узнала о мадам и ее муже. Митя слушал меня, не перебивая.

— Смотри, как похоже! — заключила я. — Думаю, ему угрожали. И требовали деньги. Он не согласился платить, его похитили, отвезли в малонаселенный район, убили и бросили на дороге. Может быть, еще пару раз машиной переехали. А ты как считаешь?

— Ты очень быстро делаешь выводы, — ответил Митя. — И вообще, тараторишь как… как… как сорока.

— Почему ты так медленно думаешь?! — нетерпеливо воскликнула я, совершенно упустив из виду, что сама обдумывала все это полтора дня. — Что, у тебя есть деньги? У тебя есть коровы! Ты можешь нанять охрану? Чем ты будешь им платить? Мясом? Или будешь защищаться верхом на корове, с вилами в руках? Ну ладно, — смягчилась я. — Давай делать выводы вместе. По-моему, ситуации похожи. Рэкет!

— Ну и что у вас общего? — с сомнением спросил Митя. — Что тебе о нем известно? Может, он у кого-то что-то «стянул»? Или угрожал кому-нибудь и за это поплатился?

— Ну, не знаю, — протянула я. — Общего-то у нас как раз немного. В основном, сплошные различия. Земли у него вообще не было. Занимался бизнесом каким-то. И доходы у него были большие, в отличие от меня. Незаконные, наверное. «Мерседес» купил. Что еще?

— Он мужчина, а ты женщина, — вставил Митя.

— Это не имеет значения! — возмутилась я. — А общее у нас — только знакомство с Викой и строительство моего дома.

— А давно ты знакома с Викой?

— Лет семь-восемь. Мы с ней вместе в институте учились. Убитый был ее одноклассником.

Закончив обедать, мы вышли на улицу.

— А про свой дом ты что помнишь? — поинтересовался Митя.

Я взглянула на него с недоумением. При чем тут мой дом? Но все же стала рассказывать:

— Стройматериалы мои были. Для фундамента железок с нашей свалки привезли, всяких там прутьев, сеток, спинок от кроватей. Перед этим старый домик на бревна разобрали… Ничего странного я не помню.

Солнце палило нещадно. Даже коровы улеглись в тень. Я подумала, что моя трава сгорит. Лучше сажать многолетние растения, у них корни длиннее, им воду достать легче. И каждую весну сеять не надо. Правда, они вымерзают…

— Пойдем, я тебя со своим «компаньоном» познакомлю, — предложила я. — Это Викин знакомый, он со мной из Москвы приехал. По мнению Вики, он сильный и смелый и поэтому меня защищать должен. Посмотрим, что из этого получится. Расплачиваться с ним, надеюсь, Вика будет.

Мы отправились ко мне, прихватив собак.

Митькины овчарки радостно носились вокруг, а моя Гамма понуро брела сзади: беременность не радость.

К моему удивлению, дома Защитника не оказалось. На полу комнаты была красная лужа.

— Это кровь? — спросил встревоженный Митя. — Может, его застрелили? Или зарезали?

— Только трупа что-то не видно, — произнесла я, опускаясь рядом с лужей на колени. Ноги меня больше не держали, да и сердце решило сбежать из груди. В голове мелькнула мысль: неужели началось то самое «иначе…» — из письма?!

При ближайшем рассмотрении жидкость оказалась липкой. В ней плавали ягоды.

— Клубничное варенье, — констатировала я, поднялась и огляделась вокруг. — А где же банка? Она была заметной, с рисунком на стекле. На полке ее нет! Странно. И вообще, все очень подозрительно! Он ведь не на еде был повернут, а на сексуальной почве.

Его вещей тоже нигде не было. Мои же вещи были на месте. Следов обыска я не заметила. Сердце вернулось на место, и я уже могла рассуждать спокойно.

— Он просто сбежал, — продолжила я. — Не для него условия.

— А вдруг он что-то искал, — предположил Митя. — Нашел и увез?

— Разве что варенье. Все остальное на месте. Да и что здесь можно найти? Нет, он не шпион, он просто дурак. Вике я доверяю.

— Потом окажется, что он шпион, и очень умный к тому же, — заметил Митя.

В нем, похоже, заговорила мужская солидарность — кому приятно, что мужчину называют дураком? К тому, что женщину могли назвать дурой, я относилась более терпимо.

После очередной прополки хотелось отдохнуть, и я присела в кресло у раскрытого окна с детективом Агаты Кристи в руках — видимо, в собственной жизни опасностей мне пока не хватало. Не успела я прочитать и полстраницы, как на березу напротив окна плюхнулось нечто серо-коричневое и заладило: ку-ку, ку-ку, ку-ку. Туловище длинное, ноги короткие, то ли есть крылья, то ли нет — не поймешь. Совершенно немодный силуэт.

Я высунулась из окна, чтобы прогнать мешавшую мне читать кукушку, и услышала шум, напоминавший школу «на перемене». Из-за живой изгороди на дорожку, ведущую к дому, вышла Ирина, а шум говорил о том, что ее трое детей где-то близко.

Ирина с мужем купили дом в деревне, когда деньги еще были деньгами, и теперь проводили здесь каждое лето. Если быть точной, сюда я перебралась как раз из-за них. Ирину я знала с детства.

От деревни до моего дома было километра три, так что с детьми Ирина добиралась до меня за час. Это если без козы. А с козой — за два с половиной.

На этот раз они пришли с козой, поэтому я поставила чайник на плиту и только потом вышла на крыльцо.

Козу звали Гроза, и у нее было два недостатка: она ела все, что плохо лежало, и ухитрялась испачкаться везде, где могла. Доилась Гроза прекрасно.

— Тетя Юля, пастух сегодня Петя! А Гроза съела веник! — закричала Лера, увидев меня.

Ирина поморщилась и, обернувшись, приказала:

— Петя, привяжи козу. Пе-тя!

После того как Грозу однажды привязали к яблоне, мне пришлось для этой цели вбить в землю кол. Под окном. Не там, где клумба, а там, где раньше была яма. И березы. Березы остались, а яму я засыпала.

Петя опустил голову и медленно направился к колу. Коза за ним не пошла.

— Лера и Денис, помогите Пете!

Лера взмахнула веткой.

Гроза была живностью упрямой, но сообразительной, и сразу все поняла. Проблем больше не было. Лера в свои восемь лет умела управляться со всеми. И с козой тоже.

— У тебя есть лишний веник? — обратилась ко мне Ирина.

— Целых три.

— Меняю на козье молоко.

Бартер был явлением вынужденным; он широко распространился по всей стране — даже на бытовом уровне. Я отдала два веника, и мы пошли пить чай.

Как вы думаете, сколько варенья могут съесть трое детей? Правильно, сколько дадут!

После чая дети оккупировали кучу песка, а я рассказала о полученном письме и попросила Ирину послушать, что говорят в деревне. К ней деревенские относились лучше, чем ко мне.

— Ты думаешь, это колхозники?

— Вряд ли, — мрачно ответила я, — но если это они, платить я буду колхозными деньгами.

— Я послушаю, — сказала Ирина и без перехода добавила: — Хочу у тебя денег занять. Валерка зарплату получил.

— ?!

— Он компьютер купил! — нервно продолжала она. — Ты только подумай! В доме есть нечего, а он!.. Я с ним разведусь!

По мнению окружающих, Валерка был идеальным мужем. Деньги зарабатывал, все по дому делал, продукты покупал, с детьми занимался. А уж как готовил! Но вот предсказать, что он сделает с деньгами, было невозможно.

— Лучше бы он сено для козы купил! — не унималась Ирина.

Внезапно мы услышали непонятный шум, и я высунулась из окна, оценила обстановку и обернулась:

— Тебя ждет большая стирка! Посмотри-ка на своих детей.

При появлении в окне Ирины Лера закричала:

— Мама, мы играем в войну! Я начальник штаба, Петя начальник разведки, а Дениска начальник артиллерии.

— А с кем вы воюете?

— С мафией!

— Зачем им начальник артиллерии? — удивленно спросила я Ирину. — Не понимаю.

— Если бы вместо песка была куча гравия, ты бы сразу все поняла.

Ирина вернулась за стол, а я осталась в кресле у окна. Гамма, как всегда, пристроилась у моих ног.

— Иринка, дай мне совет, у тебя это хорошо получается, — начала я, глядя на грустное лицо подруги. Мне хотелось отвлечь ее от купленного компьютера.

Я рассказала о попавшем под машину однокласснике Вики и сбежавшем Защитнике, умолчав лишь о визите в милицию. Но Ирина слушала вполуха, и я не была уверена, что она все поняла.

Вдруг за окном раздался вопль:

— Вот он летит, сбивай!

Одновременно вскочив, за две секунды мы с Ириной успели добежать до окна, высунуться из него почти наполовину и… ничего не увидеть. Дети лежали на траве и смотрели куда-то вдаль.

— Еще один летит! — неожиданно крикнул Петя, взмахнув рукой. — Надо их базу разбомбить. За мной!

Тут меня осенило.

— Детей нужно спасать! — вскрикнула я и бросилась к двери, Ирина — за мной. — Я знаю, кто их противник.

— Кто?

— Пчелы!

Мы едва успели оттащить от улья подползавших к нему Петю и Дениса. На этот раз обошлось без жертв.

Отвязав козу, вся компания отправилась в обратный путь, а мне стало грустно — так всегда бывает после ухода шумных гостей.

Я позвала Гамму, и мы пошли гулять по окрестностям. Беременным, то есть Гамме, это полезно.

Мы медленно брели, погруженные в себя: она по состоянию здоровья, я — по состоянию духа. Я вспоминала Брюнета из милиции. Боже мой, какая улыбка! Какие глаза! Эти глаза уже несколько дней не дают мне покоя.

Раньше я думала, что сухое и жаркое лето — это прекрасно. Но оказалось, что прекрасно это только на пляже, а моему полю оно угрожает большими потерями, поэтому я решила собрать оросительную систему — поле из лейки не польешь. Старые водопроводные трубы можно было найти на свалке, и я поехала туда.

Одета я была очень живописно — как чучело, трубы таскала с вдохновением, хотя чистотой и легкостью они не отличались.

Проходившие мимо голландцы остановились неподалеку. Они наблюдали за мной с нескрываемым интересом, но близко не подходили. Очевидно, смысл моих действий они не улавливали. У них в Голландии поливальные установки, видимо, делают из чего-то другого?..

А вот наши фермеры подошли бы и помогли!

Пока я рассуждала о дружбе народов, подъехал мой чудной сосед и предложил помочь. Я милостиво согласилась. Он опять назвался Аликом, хотя я его об этом не спрашивала.

— А зачем вам старые трубы? — поинтересовался он, рассматривая мою очередную находку. — Они же дырявые, фонтан будет вместо водопровода.

— Я знаю, — ответила я. — Они будут рычать и плеваться, но именно это мне и нужно. Старые резиновые шланги тоже подойдут. Хочу поле поливать.

Чудак с сомнением посмотрел на меня, но ничего не сказал. Вдвоем мы быстро собрали необходимые железки и погрузили их сверху на багажник моей машины. Приятный молодой человек, решила я и в благодарность пригласила его пить чай с вареньем.

Перед чаем мы заглянули к Алику на поле, он попросил определить, что у него растет. Я подумала было, что это новый прием для знакомства с интересной соседкой, но, посмотрев, растерялась: кроме сорняков там ничего не было. Чудак вопросительно поглядел на меня.

— Лебеда, — сочувственно сказала я ему. — Ее тоже едят. Когда голод.

Однако Алик совсем не расстроился. Чудак — он и есть чудак! Может, продаст кому-нибудь на корм скоту.

Сосед казался жизнерадостным, уверенным в себе человеком, поэтому мне захотелось привлечь его к проблеме моей безопасности, но я не знала, как сообщить ему об этом. Я бы не отказалась и просто от совета, но боялась показаться назойливой.

Зайдя в мой дом, Чудак сел в кресло у окна; я включила газ под чайником и поставила на стол чашки.

— Вы какое варенье любите? — спросила я, указав на полку, заставленную банками. — Вишневое? Малиновое? Не стесняйтесь, варенья у меня много, еще в шкафу есть. Я все равно одна съесть его не могу, некоторое по два-три года стоит. Вишневое, например, два года назад варила — в прошлом году урожая вишни не было. Может, хотите клубничное?

— Давайте клубничное, — согласился мой гость. — Мне оно нравится.

— Могу вам банку клубничного подарить, — обрадовалась я, потому что сама его не очень любила — оно получалось слишком пресным.

За чаем Чудак интересовался сельскохозяйственными премудростями, а также тем, как я одна справляюсь с хозяйством. Я с удовольствием рассказывала — мне хорошо жилось одной. Конечно, не всегда хорошо, но скучать было некогда. Мне никто не помогал, зато никто и не руководил. Никаких упреков. Все заслуги — мои. Ошиблась — тоже сама виновата.

Наверное, я увлеклась рассказом и слушала только себя, потому что вздрогнула, когда он неожиданно спросил:

— Скажите, а сколько вам лет?

— Девяносто восемь. Скоро будет девяносто девять, — быстро ответила я, стараясь скрыть разочарование. Хорошо еще, что не спросил о моих доходах!

Я думала, что Чудак хотя бы из вежливости как-то прореагирует, но он промолчал.

Гамме передалось мое недовольство последним вопросом, и она зарычала, что бывает крайне редко. Гамма очень миролюбивая собака. Однако Чудак не знал об этом и поспешил откланяться.

Я не возражала.

А ночью мне приснился Брюнет. Он удалялся от меня, почему-то спиной вперед и не отводя взгляда от моего лица, потом поманил меня рукой и растворился, так и не сказав ни слова.

Проснувшись, я поняла, что надо принимать меры. Мне часто снились сны, которые могли стать вещими, если не предотвратить этого. Например, я знала, если во сне кто-то проявлял ко мне слишком нежные чувства, нужно быть начеку: так скоро произойдет и в жизни. И если этот кто-то мне не нравился, надо было быстрее продемонстрировать ему свою антипатию, пока ему не пришло в голову повторить мой сон наяву. А если нравился — тогда все в порядке, нужно только подождать.

Если кто-то во сне устраивал мне скандал, это означало, что и в жизни он почему-то плохо ко мне относится. Да, это я неоднократно проверяла.

И вот теперь — Брюнет.

Конечно, я ни на что и не надеялась, убеждая себя, что если он женат — то никогда не разведется, а если до сих пор холостой — то кому он такой нужен. Но глаза… Глаза существовали отдельно от Брюнета, а мой разум — отдельно от интуиции. Разум толкал меня к действиям, а интуиция говорила: «Нет, дорогая, это не для тебя. Ничего хорошего тебя здесь не ждет».

Мне захотелось обсудить эту ситуацию с Ириной, поэтому я поехала к ней, оставив собаку дома. Раньше я всегда возила Гамму с собой, но теперь в машине ее стало укачивать.

У калитки я увидела Петю. Он красил забор.

— Петь, где мама?

— Мама дома лежит, — сообщил Петя и, взмахнув кистью по направлению к крыльцу, забрызгал грядку с огурцами ядовито-зеленой краской.

Петя обещал вырасти гениальным художником, его работами уже несколько лет восхищались все вокруг, но, как известно, иногда художественное восприятие не оставляет места логическому мышлению. Я не всегда могла решить, кто кого неправильно понял: я — его или он — меня, поэтому предпочитала задавать вопросы Лере, проявлявшей несомненные математические способности. Однако оказалось, что Петя прав, Ирина действительно лежала, а мокрое полотенце на ее голове очень напоминало повязку. Я бросилась к ней.

— Иринка, что случилось? Или просто голова болит?

— Не просто, а так болит, что я сейчас умру. Этот ненормальный меня в могилу сведет, — простонала она.

— Валерка? Что еще он купил?

— Он не купил! Он продал! Компьютер продал!

— Не расстраивайся, — посоветовала я. — Может, теперь он сено для козы купит.

— Он его дешевле продал. Попросили его, видите ли! — Ирина поправила полотенце на голове и продолжила более спокойно: — Дети даже на компьютере поиграть не успели.

Она немного помолчала, затем улыбнулась с авантюрным блеском в глазах и сказала совсем другим тоном:

— Я ему отомщу!

У меня появилось смутное ощущение, что она рассчитывает на мою помощь, но я пока не понимала, в чем именно. На всякий случай спросила:

— Хочешь, я тебе помогу?

— Чем ты можешь мне помочь?.. — вздохнула Ирина с притворным смирением, однако я уловила в ее глазах оттенок заинтересованности, и у меня появилась одна идея.

— Лучше выпьем кофе с коньяком, — продолжала подруга. — Там как раз на одну рюмку осталось.

Пока я варила кофе, моя идея приняла конкретную форму. За это время Ирина поднялась с кровати, повесила мокрое полотенце на крючок и достала чашки. Я налила в них кофе, положила себе сахар, размешала его и произнесла:

— Я знаю, чем могу помочь.

Ирина внимательно на меня посмотрела. Я попробовала кофе и сказала:

— Сначала пей коньяк. Так. Теперь слушай. Я тебя кое с кем познакомлю. Высокий, представительный, в меру симпатичный, любит детей и животных.

— А женщин?

— Не знаю, в отношении меня это качество не проявляется. Жена у него брюнетка, — подумав, добавила я, — постарше тебя и потолще. Приезжает на выходные…

— Как Валерка, — закончила мою фразу Ирина. — Все понятно. А как его зовут?

— Зовут Митя. Против такой роковой брюнетки, как ты, — я выразительно посмотрела на подругу, — он не устоит. Уж поверь!

— Да мне многого не надо — только отомстить, — не очень уверенно отозвалась она. Но по ее глазам я поняла: зерно моей идеи упало на плодородную почву. И скоро начнет прорастать.

Допив кофе, мы вышли на крыльцо.

Петя исчез, а к свежеокрашенному штакетнику подошла Гроза и прислонилась левым боком. Я бросилась к ней.

На полпути меня догнала Ирина, схватила за руку и потащила назад к дому. В ответ на мой изумленный взгляд она приложила палец к губам, потом прошептала:

— Подождем Петю. Пусть увидит результаты своей деятельности.

Петя появился минут через пятнадцать, размахивая кистью и что-то напевая. Гроза все еще подпирала забор.

Мы с Ириной сидели на крыльце и ждали.

Поглощенный своими мыслями, Петя козу не заметил, окунул кисть в банку с краской и продолжил работу. Но Гроза любила обращать на себя внимание.

— Ме-е-е, — услышали мы.

Петя поднял голову и, наконец, обнаружил необычное приложение к забору.

— Ой, — испугался он, — ты зачем сюда пришла? Уходи.

— Ме-е-е-е-е.

Петя оглянулся на раскрытое окно, но на крыльцо не посмотрел и, не увидев нас, подошел к козе ближе.

— Иди, иди отсюда, — зашипел он, махнув кистью в сторону козы.

Гроза не двинулась с места.

Он ткнул ее в бок — бесполезно. Потянул за рога — никаких результатов.

В этот момент в калитку с улицы влетела Лера, подбежала к Пете и уставилась на козу. Следом за Лерой прибежал Денис.

— Ме-е-е, — обратилась к ним Гроза и топнула ногой.

Лера подошла к козе, подергала ее за шерсть и закричала:

— Мама, мама, Гроза приклеилась!

Мы вскочили и помчались на помощь, забыв о воспитательных целях. Оказалось, что эксперимент зашел слишком далеко.

«Вот наказание», — причитала Ирина, пытаясь оторвать козу от забора. Петя в растерянности молча стоял рядом, Лера помогала маме советами, а младший Денис просто бегал вокруг. Коза периодически издавала: «Ме-е-е».

— Будешь мекать — съедим, — не выдержала Ирина.

Наконец Гроза отклеилась и пошла к своему сараю, оставив на заборе клочки белой шерсти. Забор, — в свою очередь, поделился с ней неровными зелеными полосами.

— Что делать будем? — грозно спросила своих детей моя подруга. — Я с ней, с такой, на улицу не выйду.

— Надо ее вымыть, — тут же ответила Лера.

— Да, растворителем для краски, — добавил Петя.

— Прислонить к забору другим боком, — предложила я. — Станет симметричной, и все.

Коза выглядела немного экстравагантно, но вполне симпатично. По-моему, зеленый цвет ей шел, хотя, конечно, в окраске животных он встречался нечасто.

— Вот здорово! У нас будет зебра! Будет зебра! — повторял Денис, прыгая на одной ножке.

— Дениска, перестань, — прикрикнула Ирина. — А мыть кто будет? Ах, папа?! Папа приедет только в пятницу.

Денис удрал на улицу и молча смотрел на нас из-за калитки.

— Есть еще один способ, — сказала я, — срезать зеленую шерсть с левого бока. Тоже будет полосатой, но не так заметно.

— Можно ее чем-нибудь накрыть, — заявила Лера.

— Седлом, — предложил Петя.

— Не седлом, а попоной, — поправила Ирина. — Если Лера ее сошьет.

— Ей жарко будет, — возразила Лера.

Мы обсудили еще несколько идей, но в итоге победила лень, и все оставили как есть. Забор — лохматым, козу — полосатой.

На следующий день Ирина разыскала меня среди грядок. Я собиралась удобрять капусту, для чего заливала «нитрофоску» кипятком, но та все равно никак не хотела растворяться.

— Что это за капуста такая? — заинтересовалась подруга, глядя на корзинки зеленых бутонов. — Цветная заболела?

— Это брокколи. В Европе ее очень любят. А я первый раз посадила, — не услышав привычного шума, я оглянулась вокруг. — Где твои дети?

— Пасут эту зебру несчастную. Я же сказала, что с ней никуда не пойду. Пете уже десять — справятся. — Ирина помолчала, потом продолжила решительным тоном: — Ну, я согласна познакомиться. Только давай придумаем подходящий повод.

— Повод уже есть, прибыл по почте. Причем его, похоже, на все лето хватит.

Я опять сообщила о письме, об убитом Викином однокласснике и неудавшемся Защитнике. Разобравшись с капустой, мы пошли в дом пить чай. Ирина внимательно слушала мой рассказ. На всякий случай я упомянула про Чудака и замолчала, собираясь с мыслями.

— Как все интересно, — были первые слова моей подруги. До сих пор она только кивала. — Кажется, ты мне что-то такое уже рассказывала…

— Конечно, только ты не слушала.

— А в милицию ты обращалась? Что они говорят? Они-то могут помочь?

— Была я в милиции. Но помочь они не могут, заявление не взяли; а еще сидел там один такой… Его глаза я до сих пор вспоминаю, ни о чем другом думать не могу! Так что от милиции только вред, — вздохнула я и добавила: — Может быть, он на всех так смотрит. Профессиональный взгляд. А я мучаюсь…

— И у тебя глаза замечательные, но не когда ты в зеркало смотришь, а когда думаешь, — попыталась успокоить меня Ирина. — А заявление в милицию все равно надо отнести. Пока что твой предмет поклонения не знает ни как тебя зовут, ни где ты живешь.

Мы допили чай, и я убрала со стола.

— Хочешь на письмо посмотреть? — обратилась я к Ирине. — A-то заберут как вещественное доказательство.

— Руками трогать можно? — поинтересовалась она, осторожно взяв письмо за уголок. — Вдруг там отпечатки пальцев преступника?

— Там только мои отпечатки, и много, — ответила я. — Преступник, если умный, был в перчатках. А если дурак, мы его и без отпечатков найдем. Ты на почерк посмотри.

— Красивый какой почерк, ровненький. Это не наши крестьяне, это интеллигентный человек писал, — тоном опытного графолога выдала Ирина.

Мы склонились над письмом, едва не касаясь его носами.

— Завитки интересные, особенно вот этот крючок, над буквой «т», и буква «з» чудная, — продолжала Ирина. — Ой, как пахнет, это же духи. Женщина писала! Точно, женщина!

— А нюх, как у собаки; а глаз, как у орла! — произнесла я и с уважением посмотрела на подругу.

Мы принялись по очереди обнюхивать письмо, пока совсем не перестали различать запах, а потом стали вспоминать, кто из наших знакомых какими духами пользуется. Ничего похожего не припомнили.

— У твоей Вики какие духи? — с сомнением спросила Ирина.

— «Фиджи». Пряный обволакивающий аромат. И вообще, она любит экзотические запахи. А этот свежий цветочный.

Я знала, почему Ирина не доверяла Вике: при виде Вики Валерка забывал о том, что он женат. Конечно, Ирина провела с ним определенную работу, но покажите мне мужчину, который не посмотрит вслед интересной блондинке!

Я проводила Ирину до кривого мостика через ручей — как раз до середины пути. За это время мы наметили план действий:

1. Оставить заявление в милиции.

2. Проверить почерк и духи у всех знакомых женского пола.

3. Посетить Митю и обсудить с ним все события.

Последний пункт решено было выполнить в первую очередь, то есть на следующий день.

Его (следующий день) я почти целиком посвятила созданию оросительной системы собственной конструкции, лишь утром полила из лейки капусту и нанесла короткий визит в милицию. Потом отвезла ржавые трубы на поле, запаслась мешком переходных муфт, килограммом пакли, взяла два разводных ключа: один — прикручивать следующую трубу, другой — держать предыдущую; и весь день провела за работой.

Собранную поливальную установку я присоединила к насосу, который опустила в колодец. Система заработала: из дырявых труб по полю растекались лужи, а кое-где даже пробивались фонтанчики. Плодами своего труда я осталась довольна.

Вечером ко мне зашла Ирина с детьми, но без козы.

После дневной жары стало прохладно; я сменила шорты на джинсы, взяла с собой свитер, и мы отправились к Мите. Дети убежали вперед, занятые какой-то игрой.

— Ты заявление в милицию отнесла? — спросила меня Ирина.

— Еще утром. К нему отнеслись равнодушно, вопросов не задавали. Да и какие могут быть вопросы? Никто не похищает, не убивает, угрожает неизвестно чем. Даже писем больше не шлет. Решили, наверное, что кто-то пошутил…

— Хороши шутки! С них бы кто денег потребовал! — воскликнула моя подруга. — А поклонник твой как?

— Это не он, это я поклонница, — поправила ее я. — Его не было. Был тот же, что и в первый раз, но один. Он такой… никакой! — я задумалась. — Бледный.

Митю мы нашли около коровника. Вечернюю дойку он уже закончил, но все никак не мог расстаться с коровами. В этом мы ему помогли.

Дети напали на кошку с котятами, а я рассказала Мите о последних событиях, которых было немного. Зато были выводы, поэтому я спросила:

— Твоя жена какими духами пользуется?

— Духами?.. — растерянно переспросил он. — Ну, они такие… Компотом пахнут. Не знаю, как называются…

— Это не то. — Я повернулась к Ирине. — Почерк проверять не будем.

— Не будем, — согласилась она и улыбнулась Мите.

За Митю я не боялась — он действительно не был бабником, да и времени на что-то серьезное у него не было. А моей подруге полезно было расширить круг общения — нельзя столько времени сидеть дома с детьми. Это вредно для здоровья. И для семьи тоже.

Вынырнув из своих мыслей, я попала в оживленное обсуждение моих собственных проблем и заметила огонек взаимного интереса в глазах собеседников.

— Митя мне тут кое-что рассказал, — обратилась ко мне Ирина. — И я его поддерживаю. Этот твой неизвестно где найденный труп тут совершенно ни при чем. А вот Защитник очень подозрителен.

— Я и не утверждаю, что труп при чем, — ответила я. — Просто, по-моему, случай похожий — рэкет. И мне бы очень не хотелось, чтобы меня тоже убили. Правда, мне больше не угрожают, но ведь они чего-то хотели. До сих пор к почтовому ящику приближаюсь с трепетом. Хорошо еще, что он не рядом с домом находится.

К скамейке, на которой сидели Митя с Ириной, подбежали дети с котятами на руках.

— Мама, давай назовем его Ванда, — предложила Лера, показав Ирине белоснежное чудо. — Мне он очень нравится.

— Это кот, — вмешался Митя. — А вон тот, с серыми пятнами, — указал он на котенка, который был у Дениса, — кошка. Их еще никак не зовут.

— Ванда… Ванд… Банд… Бонд… — бормотала Ирина. — Джеймс Бонд!

— Значит, Джимми, — подытожил Митя.

— Правильно, Джимми Картер, — подхватила Ирина. — Картер.

Я сидела на ящике напротив скамейки. Мне был виден кусочек сиреневого неба за коровником. Пряно пахло скошенной травой. Кому-то романтика, подумала я, глядя на сидящих на скамейке, а кому-то…

— Тетя Люля, подержи котенка, — попросил Денис и положил его мне на колени. Пятнистый котенок был не таким обаятельным, как белый, но тоже очень симпатичным. Через пару минут у меня оказались оба котенка. Я вспомнила Томми и рассмотрела котят внимательно. Так и есть!

— Это белая будет Вандой, а пятнистый — Картером, — объявила я. — Дениска, ты знаешь, кто такой Картер?

— Это яма такая, на Луне бывает, — ответил Денис.

— На Луне не Картер, а кратер, — поправил его Петя. — Можно назвать кота Луноход. Да, мама?

Я опустила котят на землю, они разбежались в разные стороны, дети — за ними. А мы вернулись к прерванному разговору.

— Будем ждать дальнейших событий, — заявила Ирина. — Не зря же они твой дом осматривали.

— Кто они? — удивилась я.

— Да Защитник и Чудак. Кстати, труп у тебя дома тоже был.

— Трупа уже давно нет в живых, — возразила я.

— Может, перед смертью он кому-нибудь что-либо рассказал.

— Обо мне?

— О тебе!

— Что ты меня запугиваешь?! — возмутилась я. — Хочешь, чтобы и мой труп нашли неизвестно где? А то тебе не инте… стоп! — я на секунду замолчала, пытаясь поймать ускользающую мысль. — По-моему, я что-то важное сказала…

— Про труп, что его где-нибудь найдут, — подсказала подруга.

— Значит, не сказала, а подумала. А, вот! Ответьте мне на вопрос: почему его нашли?

— Проходил там кто-нибудь, наткнулся… — предположил Митя.

— Нет, почему его вообще нашли? Почему его не закопали, не сожгли — не уничтожили? Пропал бы, и все. Так нет же — на дороге валялся!

Митя с Ириной переглянулись и пожали плечами. Я продолжала:

— По-моему, кого-то хотели предупредить, то есть запугать.

— Но не тебя же! К тебе-то он какое отношение имел?!

— Он всего лишь строил мой дом, а так, конечно, никакого, — подтвердила я. И добавила тише: — Но кто знает?..

Я сидела в траве на краю своего поля и смотрела на многоэтажные облака. Как только я собрала поливальную установку, жара прекратилась.

Прошла неделя с того дня, как я получила письмо. На меня никто не нападал. Писем тоже больше не было, хотя в почтовый ящик я теперь заглядывала каждый день. В чем же дело?

Облака, медленно проплывающие над моей головой, завораживали. Вот проплыло корыто с мыльной пеной, за ним пролетела стая грустных динозавров, потом огромная собака, лежавшая на спине. А над лесом завис призрачный город, город из других миров. Сероватые долины чередовались с белоснежными холмами, на них вырастали лохматые деревья, и аккуратные домики лепились на склонах. Кое-где возвышались культовые постройки, похожие на китайские пагоды.

Слева от города небрежно колыхались освещаемые солнцем желтоватые медузы с пушистой бахромой. Вдали, над крышами деревенских домов, плоские облака сворачивались в маленькие галактики, закручиваясь по спирали.

Я почему-то сразу решила, что авторов письма следует искать в Москве, что живущие в деревне колхозники не имеют к нему никакого отношения. Вот окна побить они могли бы. Или дом поджечь, это я допускала. А писать письмо, да еще требовать деньги!.. Ну разве что для того, чтобы выманить меня из дома на то время, пока будут окна бить. Конечно, они могли всяких фильмов насмотреться… но все равно это маловероятно. Как говорят следователи, другой «почерк».

В задумчивости я еще раз оглядела небо: над полем проплывало облако, похожее на унитаз. Я рассматривала его очень внимательно, но больше оно ничего не напоминало. Плохое предзнаменование, решила я. И точно: к моему полю подрулила грязная туча, похожая на дымовую завесу, и пошел мелкий, частый, противный дождь.

Я представила, что ко мне приближается Брюнет, протягивает мне зонтик, улыбается и целует мою руку…

Увы, воображаемый зонтик не помог. Голова и плечи сразу же намокли, и я побежала прятаться в лес. Правда, это был не лес, а так… несколько десятков метров с деревьями. На опушках елочки бодро тянулись вверх, а березки были постарше и помудрее, они уже никуда не спешили, а только покачивались тихо-тихо, раздумывая о своей жизни.

Я была влюблена в этот кусочек леса и проводила там много времени, вынюхивая подберезовики, подосиновики, лисички и прочие божьи создания. Я их жарила, варила, солила, сушила, мариновала, делала из них котлеты и грибную икру.

Мысленно беседуя с Брюнетом о своей одинокой жизни, я незаметно набрала пакет грибов, в основном подберезовиков и опят.

Вечером я жарила грибы. Меня притягивало к сковородке, как магнитом, я постоянно пробовала, добавляя соль и перец, а положив сметану, обнаружила, что съела почти половину и ужинать не хочу.

Я села в кресло и взяла газету. Гамма устроилась рядом.

Сумерки медленно заползали в комнату, вызывая чувство неопределенной тоски и ожидания. Включать свет было лень. Я уже видела себя на берегу реки, нет — моря… со спутником (вполне определенным), который знает, как меня защитить! Я прыгаю с камня на камень, держа его за руку, и ослепительно улыбаюсь. Брызги сверкают на солнце… нет, лучше — пена клубится у ног… Он обнимает меня…

В этот момент мое внимание привлек какой-то шорох. Я с досадой посмотрела на собаку, которая переместилась к двери, помешав моему герою поцеловать меня. Моя мечта все еще была здесь… Вот открывается дверь, он подходит ко мне, берет меня за руки…

Что за черт! Дверь действительно открылась! И появилась мужская фигура! Нет, это не он! Но кто же это? Ни на кого из знакомых не похож…

Лица не видно, фигура так себе… Брюки сидят совсем неэффектно. Высокий, короткая стрижка…

Лучше разглядеть его в полумраке было невозможно, но и он меня, кажется, не заметил. Какое счастье, что я не включила свет!

Я в напряжении вжалась в кресло, стараясь не дышать. Никто не нападал?! Ну вот вам, пожалуйста! Интересно, что ему здесь нужно? Неужели я?

Я уже молила Бога, чтобы он меня не убил. Если это грабитель — я отдам ему все: деньги, мебель, собаку… Впрочем, нет! Собаку не отдам! Даже ленивую, трусливую и хитрую! Если он на нее нападет, я буду ее защищать.

«Ну давай, дорогая, Гамму нужно защищать, — убеждала я себя, пока этот тип осматривался, стоя на пороге. — В него можно бросить вазу со стола, а для этого надо встать. Ну, вставай».

Я попыталась глубоко вздохнуть, но не смогла — горло как будто сжали тисками. Надо досчитать до десяти и встать, решила я и начала отсчитывать секунды. И вдруг на счете «семь» произошло нечто неожиданное: пришелец двинулся вперед, обо что-то споткнулся, подпрыгнул и стал шарить рукой по стене в поисках выключателя. В домах, где есть мужчина, выключатель там и находится, но только не у меня. У меня там оголенный провод, а выключатель внизу, на уровне колена. Когда я вхожу в дом с занятыми руками, то свет включаю ногой. Очень удобно. Да и Гамма научилась включать свет лапой.

В общем, пока я дрожала от страха, незнакомец пытался оторваться от провода. Его трясло, но он мужественно молчал. Мы с Гаммой тоже молчали.

«Чего это он молчит, позвал бы на помощь!» — наконец подумала я и бросилась отключать электричество. Потом я услышала глухой стук падающего тела и побрела к несчастному грабителю, в одно мгновение совершенно ослабев. Хорошо, что он валяется без сознания. Плохо только, что у меня под дверью.

Надо бы его отсюда куда-нибудь убрать!

Что нужно делать с пораженным током, я не знала, к тому же надеялась, что сознание к нему вскоре вернется, а потому отволокла его к шоссе и положила на обочине. Он был ужасно тяжелым. Моя собака брела за мной, не залаяв ни разу. Вот конспиратор! А где же она была до этого?

И вдруг я поняла, обо что он споткнулся: это Гамма поползла от двери под стол. Вот умница!

Включив свет, я поделилась с собакой грибами, взяла свою тарелку и села в кресло. Когда я нервничаю, все время хочу есть. Однако грибы показались мне невкусными, картошка сухой, огурцы жесткими. А есть все еще хотелось. Я поставила чайник на плиту и задумалась. Что ему было нужно? Я? Но ведь в доме было темно. Он, должно быть, подумал, что меня нет…

Что это, в конце концов, может означать?!

Шок от пережитого потрясения почти прошел. Только теперь я сообразила, что нежданного визитера надо было обыскать, но было уже поздно: ни за какие деньги я не отправилась бы обыскивать его там, на шоссе, под ослепляющим светом хищных фар проезжающих мимо машин.

Тут Гамма подошла к двери и, наконец, залаяла. Еще бы — при свете все мы храбрые! Я тоже подошла к двери, но то, что я увидела, заставило меня сесть на пол. На пороге лежал пистолет.

Пистолет был небольшим и для своих размеров невероятно тяжелым. Что же мне с ним делать? Отнести в милицию? А если меня в чем-нибудь заподозрят? Наверное, лучше оставить его для самозащиты. Этот защитник ничего от меня не потребует и, уж точно, никуда не сбежит!

Я положила пистолет на полку между сахарницей и банкой с вареньем.

«Интересно, — подумала я, — если милиционера потрясти, из него тоже выпадет пистолет?»

На следующее утро первой моей мыслью было рассказать о случившемся Мите, однако этому помешали непредвиденные обстоятельства. Дело в том, что уже две недели я не занималась пчелами, только забрала запечатанные соты с медом и поставила новые, с вощиной. А тут, проходя мимо ульев, услышала подозрительный гул. Враг не дремлет!

Чтобы не упустить рой, я быстро подготовилась к борьбе: надела — это в двадцать три градуса тепла! — ватные брюки, перчатки и телогрейку, на голову — сетку, разожгла дымарь. Рой уже начал выходить и собираться на ветке яблони. Ветку придется срезать, подумала я и пошла в сарай за длинным секатором.

На обратном пути я обнаружила, что к дому приближаются два незнакомца с каким-то сооружением, похожим на пылесос. Я встревожилась, но не очень — пылесос не пулемет; к тому же мне было не до них: пчелы ждать не будут.

Я старалась наблюдать за незваными гостями и не выпускать из виду пчел. Пришельцы ходили вокруг дома со своим пылесосом, поблескивающим на солнце, приставляя его к стенам, как будто меня вообще не было. Пылесос тихонько позванивал, а о чем они переговаривались, мне не было слышно.

Хорошо, что я медленно принимаю решения. Пока я собиралась подойти и спросить, что им нужно у меня в доме, со стороны поля показалась фигура в шляпе и темных очках, похожая на Чудака. Я насторожилась. Фигура почти бежала, прикрываясь шляпой и отворачиваясь от меня. Какой смысл прятать лицо, если штаны на нем сидят как на Чудаке? Издали малознакомого мужчину проще всего опознать по ногам, а если он одет — по тому, как сидят на нем брюки. В том, что это Чудак, я больше не сомневалась.

У моей зеленой изгороди Чудак замедлил шаг и, выглядывая из-за кустов, стал внимательно рассматривать незнакомцев. На меня он даже не взглянул. С такого расстояния ему, наверняка, было слышно, о чем они говорили. Надо будет спросить его об этом, решила я.

Владельцы подозрительного пылесоса остановились и стали совещаться, размахивая руками. Вдруг Чудак продрался сквозь покрытый темно-розовыми цветками куст шиповника и подошел к ним, явно заинтересованный их действиями. Он что-то сказал им, указывая на пылесос. Они в восторг не пришли, но и драться с ним не стали.

Один из пришельцев поднялся по ступенькам на крыльцо. Сейчас он войдет в дом, подумала я, дверь-то не заперта! О Боже, что им всем понадобилось в моем доме?! Зато сама я, кажется, им не нужна, и стрелять из этой штуки они не будут.

Последняя мысль придала мне смелости. Я ткнула секатором в ветку с пчелами и, услышав угрожающий рев, бросилась к дому.

— За мной, ребята, в атаку! Летите быстрее! — мысленно скомандовала я. — Сейчас мы им покажем.

Крылатая армия не заставила просить себя дважды. Когда пришельцы заметили опасность, было уже поздно.

Пчел хватило на всех!

К Мите я пришла часов в шесть вечера и, к своему большому удивлению, обнаружила там Ирину. Одну, без детей.

— Митя сейчас придет, — сообщила мне подруга, — ешь пока клубнику.

Солнце еще не село и освещало ту часть открытой веранды, на которой стоял стол с миской клубники и банкой сливок. Сама Ирина почему-то сидела в тени.

Подошел хозяин дома, и я начала рассказывать о том, что со мной произошло. Ягоды я не ела, потому что искусанные пчелами ладони прятала под столом. В следующий раз надену перчатки потолще!

Обычно невозмутимый, Митя заметно нервничал и не отводил глаз от клубники. Неужели ему тоже угрожают? Да нет, не может быть, он бы мне об этом сказал.

— Теперь задавайте вопросы, — закончив рассказ, попросила я, надеясь, что это поможет мне оценить обстановку.

В ответ — тишина. Я удивилась. Почему-то я рассчитывала на большее внимание с их стороны.

— Ну хоть что-нибудь произвело на вас впечатление? Как вы полагаете, на меня напали или нет?

Молчат. Если они и дальше будут молчать, я сама на них нападу!

— Ешь клубнику, — вдруг предложил Митя и совсем некстати стал объяснять, чем модный сорт клубники «Лорд» отличается от другого модного сорта «Трубадур».

— Да что это с вами? — не выдержала я и пристально посмотрела на Ирину. Подруга отвела глаза и подняла воротник блузки, подтянув его почти до ушей. Это мне кое-что напомнило: однажды я сама почти неделю носила шарфик в страшную жару. Более радикального средства от синяков, насколько я знаю, не существует. А теперь Ирина… Та-ак! Кажется, я разгадала эту загадку!

Я успокоилась и потянулась за клубникой.

Увидев мою руку, Ирина издала жуткий вопль и уставилась на распухшую от укусов ладонь. Митя тоже был потрясен.

— Надо ее чем-нибудь намазать, — заявил он. — Луком или чесноком.

— Я уже сделала все, что могла, теперь само пройдет, — успокоила я его. — И вообще, меня пчелы периодически кусают, так что у меня иммунитет.

— О Господи, — воскликнула Ирина. — А что же стало с теми? Они хоть живы?

Значит, мой рассказ все же был услышан.

Мы принялись обсуждать последствия пчелиной (или моей) агрессии. Ситуация разрядилась.

— Ты превысила пределы необходимой обороны, — усмехнулся Митя.

— Просто происходящее вышло из-под контроля, — оправдывалась я. — Никто не виноват.

Про пылесос со звонком Митя сказал, что это миноискатель. Что за мины они ищут? Мины в моем доме?! Только этого мне не хватало! Секунду, а откуда там мины? И откуда они об этом знают?

— Это кто же тебя так не любит, чтобы мину подложить? — спросила меня Ирина язвительным тоном. — И когда это он успел?.. Что ты головой качаешь, вдруг там действительно есть мины, и они могут взорваться, а эти господа хотят их обезвредить? Может, они хотят спасти тебе жизнь!

— Спасти мне жизнь? — переспросила я. — Думаешь, они альтруисты? Нет, этого не может быть. В этом случае ведут себя совсем по-другому — ставят в известность владельца дома. И прятаться при этом никому не надо. Наоборот, я должна знать, кого благодарить. Не понимаю, почему они не обратили на меня внимания?

— Они обратили, но решили, что это твой пляжный костюм, — с иронией предположила Ирина.

— За ненормальную приняли? — возмутилась я.

— Нет, что ты, просто решили не мешать. Знают, что с психами лучше не связываться, — продолжала «подкалывать» меня Ирина.

Я отмахнулась от столь необычной трактовки и высказала свои собственные соображения:

— Они ведь искали что-то железное, верно? Интересно, какие железки нужны им в моем доме? Там их много — от кастрюль до арматуры в фундаменте. А теперь есть даже пистолет… Боже, неужели пистолет?!

— Как, у тебя есть пистолет? — удивился Митя. — Где ты его раздобыла? И когда ты все успеваешь?!

— Он у меня со вчерашнего дня, точнее вечера, — ответила я. — Только что рассказывала, но ты рассматривал клубнику и не слушал.

Митя смущенно улыбнулся. Видно, новая роль была для него не совсем привычной.

— Быстро они сориентировались, — заметила Ирина. — Наверное, Чудак помог. Он очень подозрительный. Ты не находишь?

— Чудак? — удивилась я. — При чем же здесь Чудак? По-моему, он с ними не знаком. Он, наверное, просто так подошел.

— Но к тебе-то не подошел! — продолжала настаивать Ирина. — Или ты думаешь, что он у них эту штуку хотел попросить, чтобы у себя на поле что-то найти?! А следил за ними зачем?! Ты не можешь быть такой наивной, не прикидывайся!

Я замолчала, невидящим взглядом уставившись в стену. Молодой, сильный — ржавые трубы охапками таскал, а чем он, собственно, занимается? На поле одна лебеда растет… На что же он живет? Не лебедой ведь питается!.. И правда, это очень подозрительно.

— И что им всем мой дом так нравится? — сокрушенно вздохнула я. — Вдруг завтра кто-нибудь еще заявится?..

— С пистолетом ты сможешь защищаться, — убежденно сказал Митя.

— Не надо рисковать, — возразила ему Ирина. — Лучше пусть они дом обыщут, а Юлька у тебя на сеновале ночевать будет. От таких железоискателей всего ожидать можно.

Я была вынуждена признать ее правоту. Никогда я не жаловалась на скуку, но в последние дни моя жизнь стала какой-то… излишне «интересной»!

Мы доели клубнику и стали собираться домой: Ирину ждали дети, а мне хотелось перепрятать пистолет.

Вокруг с противным писком летали комары, а о том, что днем светило солнце, напоминала лишь малиновая полоска неба над лесом.

— Кажется, я поторопилась, — пожаловалась мне подруга по дороге домой.

— С расследованием?

— Нет, с Митей, — вздохнула она. — Хорошо, что ты пришла. Хочешь, я Валерку пришлю исправить у тебя проводку?

— Нет, спасибо, — усмехнувшись, ответила я. — Она и такая может мне пригодиться, если кто-нибудь еще нападет.

Дважды я ночевала у Мити на сеновале. Там было душно, пахло пылью и свежим сеном. Где-то в углу скреблись мыши. По мне прыгали какие-то вертихвостки, хорошо хоть — не кусались, а бедная Гамма служила пищей для клещей.

Днем я отправлялась к себе: после выхода роя надо было осмотреть ульи и вырезать все маточники, кроме одного. Не хватало мне еще несколько роев! К тому же раз в три дня я собирала цветки ромашки и календулы, раскладывала их сушиться под навесом, а в дождь — на чердаке. Сначала я обрывала календулу руками, но это оказалось неудобным — цветки прилипали к пальцам. Пришлось к ножницам прикрепить корзинку и срезать цветы прямо в нее.

По вечерам к нам с Митей приходила Ирина, которая обнаружила, что может добраться до его дома за полчаса, переходя ручей в другом месте; ее дети сами ложились спать. Так что месть «шла полным ходом».

Предоставленной возможностью обыскать мой дом никто не воспользовался, хотя я специально оставила пистолет там же, где он был. С самим домом также ничего не случилось. Единственное, что произошло — исчез Чудак.

Заинтригованный Митя осмотрел его поле и, не обнаружив ничего, кроме лебеды, расспросил о Чудаке своих знакомых. Никто о нем ничего не знал.

Приближались выходные, и я подумала, что не стоит рисковать: должна приехать Митина жена Светлана. Поэтому в пятницу мы с Гаммой решили вернуться домой.

Подойдя к дому, я обнаружила на крыльце чьи-то сумки, однако гостей видно не было. Где они шляются? Ведь дверь была открыта, можно было внутри подождать.

Я проверила пистолет, переложила его в кастрюлю с крышкой и пошла копать картошку на обед.

Защитник с Викой появились примерно через час. Оказалось, что им надоело ждать, и они ушли в лес за грибами.

Картошка уже сварилась; я принесла огурцы и молодой чеснок, и мы сели обедать.

Атмосфера за обедом была достаточно напряженной. Вика изредка что-то говорила Защитнику, а я молча смотрела в тарелку и хмурилась. Все мужчины вокруг меня вдруг стали подозрительными, если не сказать — подозреваемыми. Чудак — подозрительный, Защитник — подозрительный, все неизвестные — подозрительные, Митя… Митя нет, не подозрительный, но это мне ничего не давало. Брюнет — тоже не подозрительный, но он «другого поля ягода», и неизвестно еще, что хуже…

И еще одна мысль мучила меня: для чего приехал Защитник? Что ему здесь нужно? Может быть, и правда — обыскал дом и не нашел то, что искал? А что же он тогда искал? На всякий случай я старалась при нем ничего с подругой не обсуждать. И с ним тоже не разговаривала.

После обеда мы с Викой чистили грибы, сидя на крыльце, а Защитник спал под яблоней на раскладушке.

— Ты зачем его с собой взяла? — прошептала я, кивнув в сторону раскладушки. — Для чего он тебе?

— По-моему, я ему нравлюсь, — прошептала в ответ Вика. Я посмотрела на нее с недоумением.

— А он-то тебе нравится?

— Наташке нужен отец, — отрезала она.

— Ты что, какой из него отец! — изумленно воскликнула я.

— Тише, — зашипела Вика, сдирая кожицу с очередной сыроежки. — Он собирается нас с тобой защищать. Не понимаю, почему ты его прогнала?

— Он так сказал?! — удивилась я, невольно повысив голос. Защитник пошевелился, раскладушка заскрипела, и я замерла с подосиновиком в руке. Когда скрип прекратился, я продолжала:

— Ин-те-рес-но… От кого это он собирается нас защищать?

— Подожди, подожди, — остановила меня Вика, взмахнув ножом, которым чистила грибы, — он что-то не так мне сказал?

— Он неправильно объяснил. Вернее, он все правильно понял, но сказал неправду.

Вика в недоумении уставилась на меня, поэтому, бросив шляпку подосиновика в кастрюлю, я добавила:

— Он уехал, не попрощавшись. Лучше ты его сама расспроси.

Мы пошли в дом варить грибы. Там можно было разговаривать свободней, так как спать на раскладушке и одновременно подслушивать у раскрытого окна было невозможно, а за раскладушкой я, на всякий случай, следила. Я еще раз рассказала обо всем, что со мной произошло, а Вика внимательно слушала, стоя у плиты в маленькой кухоньке размером на одного стоящего человека.

— Как бы там ни было, приятеля моего надо как-то использовать, — чуть подумав, произнесла она. — Продемонстрируй его всей деревне, если это деревенские — могут испугаться, а если нет — будут всем рассказывать, что у тебя есть охранник. А письмо могла написать чья-то родственница. Разве у колхозников родственников в Москве нет?

Защитник заворочался на раскладушке, потом привстал, опираясь на локоть, и стал озираться по сторонам.

— Что это он забеспокоился? — удивилась я.

— Там прошел кто-то мимо изгороди, — пояснила Вика, выглянув в окно. Ей, довольно высокой, если сравнивать со мной, было видно намного больше.

Она помешала грибы ложкой, изловила кусок грибной шляпки и протянула мне попробовать.

— Подберезовик, — определила я.

— А с закрытыми глазами узнаешь? — заинтересовалась подруга. — Только на вкус? Да? Сейчас проверим!

Я закрыла глаза, разжевала предложенный гриб и объявила:

— Опенок. Он сладковатый на вкус, душистый.

— А это что?

— Лисичка. Она плотная и слегка резиновая.

— Точно. Вот вам, господин эксперт, еще один экземпляр.

Я положила его в рот и раскусила. Вкус был необычным.

— Это еще что?! — в недоумении воскликнула я и, выплюнув гриб, стала его рассматривать. — На вид опенок, но такая гадость.

— Горький?

— Нет, но острый какой-то. Неприятный. Отравить меня хотите? — спросила я, подозрительно посмотрев на Вику. Разные нехорошие мысли о Защитнике вихрем пронеслись в моей голове.

— Мы же тоже эти грибы есть собирались, — обиженно сказала она. — Теперь придется подождать до утра — если не помрешь, мы их завтра съедим.

Под вечер я провезла Защитника по всей деревне, останавливаясь на каждом углу и заставляя его выходить из машины — открывать багажник, заглядывать в мотор, то есть делать все, что сможет придумать.

У магазина мы увидели привязанную Грозу, все еще в зеленую полоску: обладавшая повышенной общительностью Ирина вышла на разведку и, стоя в очереди, о чем-то беседовала с покупателями. А может, и с продавцами.

Между сидящими на ступеньках магазина и продающими овощи со своих участков колхозниками прыгала Лера. Мне показалось, что она к чему-то прислушивается — Ирина вполне могла дать ей такое поручение.

Вдруг к Лере подскочила пестрая собачка и залаяла так, что копающийся в моторе Защитник в ужасе подпрыгнул. Лера остановилась, но собачка носилась вокруг нее, захлебываясь в истерике.

— Будешь лаять — съедим! — угрожающе заявила Лера.

Собачка вдруг замолчала и скрылась неизвестно куда. Продавцы овощей возмущенно переглянулись.

Утром разыгрался скандал. Точнее, скандал разыгрался ночью, а утром обнаружились его последствия: когда я варила кофе, из комнаты «для гостей» вышла невыспавшаяся Вика с исписанным листком в руках.

— На, читай, — буркнула она, заглянув на кухню, — и жди, пока я успокоюсь.

Вика не умела долго злиться, мы обе это знали, и я надеялась, что, умывшись и почистив зубы, она обретет нормальное расположение духа.

Полстраницы было исписано и зачеркнуто, видимо, предназначалось не мне, а внизу были слова: «Миша мне все рассказал. Ему угрожали, в него даже стреляли. Ты его просто недооценила».

Я его вообще не оценила, подумала я, обожглась горячим кофе, в который забыла положить сахар, и отставила чашку.

— Кто же ему угрожал? — принялась размышлять я. — И когда стрелял? Он же из дома не выходил. В окно, что ли, кто-то стрелял? Промазал и попал в банку с вареньем?

Я не стала ждать, пока Вика успокоится, и пошла ее искать. Вика нервно ходила по дорожке и курила.

Я задала ей те же вопросы, что и себе, повторив про разлитое на полу варенье. Что-то, связанное с этим вареньем, не давало мне покоя.

Вместо ответов на вопросы подруга побежала будить Защитника, бросив горящую сигарету в цветочную клумбу.

В другое время я бы обиделась, а сейчас рванула за ней. Однако Вика захлопнула дверь в комнату у меня перед носом, собираясь провести допрос при закрытых дверях.

Я перелила остывший кофе из чашки в кастрюльку и опять поставила на плиту. Из-за двери доносились приглушенные голоса, но смысл разобрать было нельзя: разозлившись, Вика никогда не кричала, она шептала и шипела, а также писала записки. Эта привычка сохранилась со времени ссор с первым мужем, когда грудная Наташка спала в той же комнате.

Кофейная пена зашевелилась, я подхватила кастрюльку, но в этот момент из комнаты вылетела Вика, промчалась мимо меня, на бегу схватив спички с плиты, и выбежала из дома, едва не упав с крыльца.

От неожиданности я поставила кастрюльку с кофе обратно на плиту и хотела бежать за подругой, но, как только я повернулась спиной к плите, кофе сказало «Уф-ф-ф» и поползло из кастрюльки, заливая плиту грязными хлопьями.

— К пчелам близко не подходи! Они табачного дыма не любят! — крикнула я Вике, раскрыв окно, и вернулась к плите, на которой булькали остатки кофе.

Отсутствие Защитника мы обнаружили лишь перед обедом. Пока я накрывала на стол, Вика осмотрела комнату и обошла вокруг дома.

— Куда он делся, черт проклятый, — ворчала она. — А ты куда смотрела?

— Я плиту отмывала, пока ты под яблонями бродила, — ответила я. — А потом обед варила. Правда, я слышала какой-то шум, но подумала, что это Гамма. И вообще, он мог удрать через окно. Вещи целы?

— Нет там никаких вещей!

— Твои вещи целы? — повторила я, разливая по тарелкам грибной суп. — Садись туда.

— Мои вещи на месте, даже деньги. Я проверила.

— Ну, мы это уже проходили, — заметила я. — Он давно в Москве. Успокойся, ты же его не любишь. И он тебя тоже. Я тебе не говорила, но он и ко мне приставал.

— Догадалась уже, — мрачно бросила Вика. — Я ему сцену ревности устроила. А он сбежал, скотина!

— Ничего, мы тебе другого найдем, — авторитетным тоном заявила я Вике.

— Что-то ты себе никак не найдешь! — фыркнула она.

— Мне он нужен не только «для дела и тела», но и для души. Я собеседника ищу, — доев суп, я положила ложку и посмотрела на подругу, ожидая критики. — И у него должны быть такие достоинства, которые, по-моему, с жизнью не совместимы.

Вика хмыкнула, но комментировать не стала.

Я поставила на стол сковородку с картошкой, при этом мой взгляд упал на полку, где стояли банки с вареньем. У меня опять мелькнула неясная мысль о варенье, но я не смогла на ней сосредоточиться.

— Почему ты хлеб в магазине не покупаешь? — спросила Вика, положив себе салат из помидоров. Она все ела с хлебом, а привезенный из Москвы батон мы еще вчера скормили Защитнику.

— Там хлеб с мухами, — коротко ответила я, не уточняя, что даже такой хлеб бывает два раза в неделю, и за ним надо стоять в очереди полтора часа.

— С какими мухами? С живыми?

— С печеными. Знаешь анекдот про батон с изюмом? Ирина этот хлеб для козы покупает. Она мух ест.

— Кто ест? — в притворном испуге воскликнула Вика.

— Коза.

Пока я наливала в чашки чай, Вика выбирала варенье. Больше всего она любила малиновое. Когда она взяла банку, у меня возникла идея.

— Стой! — приказала я. — Поставь банку обратно и иди сюда. Я поняла кое-что, но еще не все. Твой За… твой Миша заявил, что в него стреляли.

— Ты хочешь сказать, что попали в банку с вареньем?

— Сейчас проверим.

Я потащила Вику к двери, потом к окну.

— В полку с вареньем можно попасть и из двери, и из окна, — сказала она, с недоумением глядя на меня.

— Я сначала тоже так решила. А сейчас меня осенило. И тебя тоже должно!

Вика сдвинула брови, наморщила лоб, огляделась и пожала плечами.

— Думай! — настаивала я. — Ты все знаешь, должна сделать тот же вывод.

Подруга вздохнула и обреченно задумалась.

— Да не морщи ты лоб, это внешний признак мышления, а тебе нужно мозгами шевелить, не бровями.

— Ты ведь ищешь пулю? — наконец спросила она.

— Искала. Но не было никакой пули. И выстрелов не было. Так что он тебе солгал! Если бы пуля попала в банку, были бы осколки и, что самое главное, следы варенья на полке. А их не было!

— Вытер. И осколки собрал.

— Тогда были бы следы от ботинок. Когда в человека стреляют, он нервничает. Что, он будет все осколки собирать? А если будет, то в варенье не наступит?

— Но ему же угрожали, — возразила Вика.

— Скорее всего, нет.

Я немного помолчала, пытаясь вспомнить, как выглядела лужа варенья на полу, и продолжала:

— Лужица была очень аккуратная, как будто варенье просто вылили из банки.

— А где банка?

— Не знаю… Я не искала, — огорчилась я.

— Срочно ищем пустую банку из-под варенья. Как она выглядела?

— Банка высокая, квадратного сечения, с нарисованным на стекле Дедом Морозом и надписью «С Новым годом». И с завинчивающейся пластмассовой крышкой красного цвета.

— А какое в ней было варенье?

— Клубничное.

— Ах, паразит! Такое варенье испортил! — воскликнула Вика и взяла чашку со стола. — Чай совсем остыл, даже пробовать не буду. Поставь новый.

Я снова подогрела чай. Вика взяла с полки малиновое варенье.

— Знаешь, он мог искать на полке пистолет, — задумчиво проговорила она. — Ты ведь говорила, что положила его на полку.

— Черт! Я совсем забыла про него. Значит, про пистолет знали все, — заключила я.

Против обыкновения, мы выпили чай молча. Я напряженно думала, почему же Защитник не взял пистолет. Вика тоже была рассеянна, она опрокинула солонку и уронила ложку с вареньем на пол. Гамма, получившая свою овсянку перед обедом, тут же подбежала и вылизала ложку.

Убирая со стола, мы обменялись результатами размышлений.

— Миша вполне мог себя защитить. У него был свой пистолет, — сказала Вика, поставив банку с вареньем на место.

— Замечательно, — обрадовалась я и добавила, поймав ее вопросительный взгляд: — На твой ответ у меня есть свой вопрос: почему он не взял пистолет с полки?

— У меня тоже есть вопрос: для чего ему понадобилась пустая банка? — сообщила Вика. — И еще: нет ли где-нибудь в стенке пули?

Я внимательно осмотрела стены в поисках дырки от пули, вмятины или, на крайний случай, хоть какого-нибудь дефекта древесины.

— Нет, — заключила я. — Ничего похожего.

Мы вышли в сад. Гамма плелась за Викой в надежде еще на одну ложку варенья. Вика закурила и сказала:

— А если стрелял он, то должна быть гильза. Только для маленькой гильзы не нужна большая банка…

— И пулю, и гильзу можно спрятать в банке с вареньем. Никто не найдет.

— Точно, — обрадовалась Вика.

— Искать не будем, — сказала я, уклоняясь от сигаретного дыма. — Знаешь, сколько у меня варенья?

— Будем зубы ломать?

— Будем есть аккуратно, — заявила я и вспомнила, что одну банку варенья я подарила Чудаку. А вдруг та банка была «с начинкой»?!

— На ужин готовим овощное рагу, — объявила Вика, увидев, что я несу кабачки. — Давай я их почищу, и принеси морковь и лук.

Я сложила кабачки у крыльца и направилась к грядке за морковью.

— И картошки накопай, — крикнула она мне вдогонку.

Пока Вика загорала после обеда, забрав у меня Агату Кристи, я успела прополоть и полить овощи. Потом мы искали банку из-под варенья, но так и не нашли.

— Эти крысиные хвосты не годятся, — недовольно проговорила Вика, взяв у меня из рук пучок лука. Лук у меня не рос, то есть рос, но плохо.

— Укроп с петрушкой не забудь, — добавила она и начала резать кабачок.

Я покорно двинулась к грядкам, но не успела сделать и пяти шагов, как услышала:

— Подожди, потом принесешь, я кое-что вспомнила. Мы с Мишей вчера одного типа видели. В лес шли — его встретили, обратно — он тоже тут гулял, твою изгородь рассматривал.

У меня похолодело все внутри.

— А какой он из себя? — с трудом выдавила я.

— Невысокий, шатен, средней лохматости, зубы торчат, как у кролика. И очки на носу.

— Не брюнет?

— Говорю же, шатен, — повторила Вика, испытующе посмотрев на меня. — А кто брюнет?

— Из милиции, — невозмутимо ответила я, почувствовав одновременно облегчение и разочарование.

Мы поставили овощи на огонь и отправились было за петрушкой, но на крыльце столкнулись с Ириной. Увидев друг друга, мои подруги ощетинились, еще секунда — и зашипят. Надо было срочно спасать положение.

— Привет. Ты по дороге никого не видела? — постаралась я отвлечь внимание Ирины, не особенно рассчитывая на положительный ответ. — Мою изгородь никто не разглядывает?

— Ходит там какой-то хмырь вдоль кустов, — ответила Ирина, покосившись на Вику.

— В очках?

— В очках. А что?

— На кролика похож?

— На кролика? Не знаю. А что вам от него надо? — решила уточнить Ирина.

Мы с Викой переглянулись.

— Чтоб он провалился! — с чувством произнесла Вика.

— То есть как? — не поняла Ирина. — Куда?

— Нам от него ничего не надо, это ему надо от нас, — попыталась объяснить я. — Но не знаем, что. И вчера он тут ошивался.

— Бери пистолет, пойдем спросим, — предложила Ирина.

Я достала из кастрюли пистолет, мы втроем дошли до изгороди, но ни хмыря в очках, ни следов его пребывания там не обнаружили.

— Надо на него засаду устроить, — высказала очередную идею воинственно настроенная Ирина. — Лучше на дереве, с него дальше видно.

Вика идею поддержала.

Мы нашли подходящее во всех отношениях дерево, и я совершила пробное залезание, выронив при этом пистолет. Хорошо еще, что он не задел ничью голову.

Мои подруги обошли вокруг дерева. Когда Ирина подходила к Вике слишком близко, последняя делала резкий шаг в сторону. Я с удивлением наблюдала за ними сверху.

— С земли тебя не видно — листья закрывают, — закончив осмотр, сказала Ирина. — А пистолет, чтобы не падал, к поясу веревкой привяжешь. Что ты оттуда видишь?

— Ничего. То есть никого. Никого за изгородью нет, а от дома Гамма к нам бежит — наверное, овощи подгорели.

Гамма периодически работала сторожем у плиты, особенно когда хотела есть. Вика побежала спасать ужин, Гамма — за ней. Помогать.

Я слезла с дерева, чудом не порвав джинсы.

— Займи чем-нибудь Вику, пусть она постоит спокойно, — обратилась ко мне Ирина. — Мне ее обнюхать надо, я должна убедиться.

— За ужином обнюхаешь, — ответила я, отряхиваясь. — И с оригиналом сравнишь.

— Я уже полдеревни обнюхала, — с гордостью произнесла она. — Но того, что надо, не нашла.

— А что говорят? — поинтересовалась я по дороге к дому, вспомнив козу, привязанную у магазина.

— Про тебя ничего, а про милицию говорят. Что к ним кто-то из Москвы приехал, вроде для проверки. Майор, кажется. А твой Брюнет в каком звании?

— Не знаю. У него одна звезда на погонах. Понятия не имею, что это значит.

— Мы у Мити спросим, — вкрадчиво заметила Ирина и загадочно улыбнулась. — Завтра, когда его жена уедет. Хорошо?

Когда мы вошли в дом, рагу уже стояло на столе — благодаря Гамме оно не успело подгореть. Я остановила Вику, которая раскладывала вилки, и усадила на стул.

— Посиди немного, — попросила я ее, — пусть Ирина тебя обнюхает.

— Что?! — возмутилась Вика и вскочила на ноги. Гамма от неожиданности залаяла.

Я выразительно посмотрела на Ирину.

— Ладно, я уже поняла, что это не то, — миролюбиво заметила она. — Почерк можно не сравнивать.

— Нет уж, — сверкая глазами, заявила мне разозлившаяся Вика, — пусть убедится! Где моя записка?

— Я ее выбросила вместе с другими бумагами. В костер.

Хлопнув дверью, Вика побежала разыскивать записку.

— Она что, пепел принесет? — удивилась Ирина, посмотрев ей вслед. — Я пока еще сгоревшее читать не умею.

— Мы костер будем жечь вечером, — пояснила я. — А записка в куче мусора валяется, если я ее не разорвала, конечно.

Ирина осталась ужинать, сказав, что детей накормит Валерка. Прочитав мятую записку, она заинтересовалась ее содержанием. Мы объяснили.

— Я же говорила, этот тип самый подозрительный, — услышав, что пустую банку мы так и не нашли, веско произнесла она.

— А твои друзья не бывают подозрительными? — огрызнулась Вика.

— Мои друзья не сбегают в самый неподходящий момент! — парировала Ирина, пристально глядя на Вику.

— И много у тебя друзей? — ехидно поинтересовалась та. — Или тебе мужа хватает?

— Если вы не заключите перемирие, я перестану с вами сотрудничать, — вмешалась я, почувствовав, что через пару секунд полетят искры. — Тогда ничего больше не узнаете! Ешьте спокойно.

— Ладно. Давайте выработаем план, — неожиданно согласилась Ирина и миролюбиво улыбнулась. — Я буду начальником разведки, а ты — начальником штаба.

— А Вика? — спросила я, убирая со стола грязные тарелки. — Только не начальником артиллерии, пожалуйста.

Чай мы пили без Ирины, которая, вежливо попрощавшись, ушла, однако я заметила, как она сунула скомканную записку в карман.

До сих пор не получившая свой ужин Гамма подошла к Вике, положила морду ей на колени и заглянула в глаза.

— Мне кажется, мы кое-что забыли, — потрепав Гамму по шее, сказала Вика и потянулась к собачьей миске.

— Петрушку с укропом, — не задумываясь, подтвердила я.

— Мы с тобой две идиотки, — заявила я Вике.

— С чего это ты взяла?! — возразила она, пошевелив угли в костре. По потревоженному полену пробежал тонкий язычок голубого пламени. — Говори только за себя.

— Ладно, — без борьбы согласилась я.

Мы сидели у догорающего костра, уставшие и пропахшие дымом, и обсуждали мои отношения с Брюнетом, вернее, отсутствие таковых. Я наконец рискнула рассказать о нем Вике, поэтому мы жгли костер уже четвертый час.

Давно стемнело. Костер освещал лишь наши лица да два-три метра вокруг; если нас кто-то и подслушивал, мы не могли его заметить. Впрочем, мы не смотрели по сторонам: от языков пламени невозможно было оторвать глаз — огонь жил своей, сказочно красивой жизнью.

Вика предлагала мне варианты знакомства с Брюнетом, я не соглашалась, подкладывая в костер дрова и качая головой. Мой внутренний голос, удерживая от проявления инициативы, говорил мне: «Не торопись. Все придет само».

— Попробуй, ну что ты теряешь, — убеждала меня подруга, недовольная моей несговорчивостью.

— Не буду, — в очередной раз ответила я и зевнула. — И про пистолет я ему не расскажу.

Вот тут-то я и поняла, почему мы идиотки: пистолет появился позже. Можно снять часть обвинений с этого дурака Защитника.

— Мы с тобой оказались неправы: когда был пистолет, его уже не было, — продолжила я вслух свою мысль. — Вернее, когда он был, пистолета еще не было.

— Так он у тебя уже был? — озадаченно спросила Вика. — Тогда зачем тебе с ним знакомиться?

— Защитник был. Брюнет не был.

— Кто был? — зевая, уточнила она. Глаза у нее слипались, и следить за ходом моих мыслей она уже была не в состоянии.

Щелкнуло тлеющее полено, в темноте фейерверком рассыпались искры.

— Миша, Миша был. Не спи. Пистолет он на полке не искал, так как его там еще не было. Он уже уехал, когда я его туда положила.

— Тогда зачем ему понадобилась банка? — пробормотала Вика и замолчала.

Я накрыла мерцающие угли листом железа и обнаружила, что Вика заснула. «А Гамма спит в доме», — почему-то подумала я, глядя на подругу, растолкала ее, и мы пошли спать.

В воскресенье Вика уехала — у нее закончился отпуск; я полдня просидела в засаде на дереве с пистолетом и Агатой Кристи в руках. Сидеть на ветке было неудобно, и ноги совсем затекли. Потом я долго не могла их разогнуть.

Интересно, как это выдерживают птицы?

В понедельник я оборвала на поле оранжевые головки календулы, разложила их сушиться и снова отправилась в засаду, взяв с собой дощечку с привязанной к ней подушкой, которую укрепила между двумя ветками. Люблю я, грешная, комфорт!

— Я тоже могу быть начальником разведки, не так ли, дорогая? — улыбнулась я, обращаясь к самой себе, устроилась поудобнее и уткнулась в книжку. «Пуаро повернулся к комиссару», — прочитала я и забыла обо всем на свете почти на час. Я бы читала и дальше, не обращая внимания на окружающих, если бы не наткнулась на странную фразу о клумбе, на которой «цвели поздние розы, пионы и синие гиацинты». Гиацинты у меня цвели в конце мая, пионы — в конце июня, а розы… розы могли цвести до октября. Но чтобы одновременно?! И кто в этом, интересно, виноват: английский климат или переводчик?

Подняв глаза от страницы, я внезапно увидела злоумышленника, выглядывавшего из-за изгороди. Он постоял немного, тяжко вздохнул, продемонстрировав торчащие вперед верхние зубы, затем повернулся ко мне спиной (а может быть, затылком — не знаю, как выразиться поточнее), и медленно двинулся по дороге.

Сверху я его хорошо рассмотрела: кроме сходства с кроликом, он имел плешь диаметром примерно семь сантиметров. И очки на носу — незатемненные стекла в тонкой металлической оправе. «Плешивый Кролик», — окрестила я его.

Проверив пистолет, я начала сползать с дерева, стараясь производить как можно меньше шума. Привязанный к джинсам пистолет, вывалившись из кармана на всю длину веревки, больно ударил меня по ноге.

Прихрамывая, я вылезла на тропинку за спиной у Кролика и направила пистолет ему в спину. Так мы прошли метров десять. Пора было поставить его в известность о том, что у него появился конвоир.

— Эй, — окликнула я его сначала тихо, потом громче, — эй вы, идите сюда! Руки вверх! Не двигаться!

Кролик медленно обернулся, поднял руки и сделал шаг ко мне.

— Стоять! — крикнула я ему и подняла пистолет выше.

Увидев направленный на него пистолет, Кролик растерялся. В его серых глазах я разглядела ужас.

— За что? — пролепетал он. — Отпустите меня, я ничего не сделал.

— Что вам здесь надо? — грозно спросила я.

Кролик два раза беззвучно открыл рот, вздохнул и ничего не ответил. Очевидно, придумать с ходу достойное объяснение не сумел, а заранее заготовленной версии у него не было.

— Повернитесь и идите вперед! — скомандовала я. — Да пошевеливайтесь!

Я решила, что вести его надо к Мите, и мы пошли: он впереди с поднятыми руками, я за ним с пистолетом на веревочке. Отвязывать пистолет не было времени, к тому же я подумала, что при попытке выбить у меня оружие он далеко не улетит.

Когда Кролик сказал, что у него устали руки, я разрешила ему их временно опустить.

— При попытке к бегству буду стрелять, — предупредила я. — Могу убить с перепугу.

Мы дошли до дома Мити.

— Поднимите руки! — приказала я.

В окне мелькнула Светка, взмахнула половником и исчезла. Раздался звон, но я не остановилась, надеясь, что она не упала в обморок, а всего лишь уронила половник.

Из дома выбежал Митя и бросился ко мне.

— Смотри, кого я поймала, — обратилась я к нему. — Он вдоль моей изгороди шастал и дом разглядывал. Наверное, один из тех бандитов.

— Да нет, скажите же ей, — произнес Кролик, повернувшись к Мите. — Я не виноват, я за ней не следил, мне она не нужна.

— А что же вам нужно? — недовольно воскликнула я. — Что вы здесь высматриваете и вынюхиваете?

Кролик молчал. Не дождавшись ответа, я скомандовала:

— Давайте сюда оружие!

— Да безоружный я, — пробормотал Кролик и в подтверждение своих слов похлопал себя по карманам. — Ну, честное слово!

— Похоже, безоружный, — сказал, успокоившись, Митя. — Юль, отпусти его. Я его немного знаю. Он у меня навоз покупал.

— А зачем вам навоз? — с сомнением спросила я Кролика. Он не производил впечатления сельского, точнее сельскохозяйственного, труженика: ни колхозника, ни тем более фермера.

— Продал, — мрачно ответил он.

— Спекулянт, значит, — отметила я. Спекулянт, конечно, тоже был подозрительным, но совсем в другом смысле. И вообще, был он какой-то такой… ни рыба ни мясо!

Я опустила пистолет, который повис на веревке.

— Ну, тогда идите, — разрешила я Кролику. — Только чтоб у моей изгороди я вас больше не видела!

— Ладно, — пообещал он, преданно заглянув мне в глаза. — Я к вам еще зайду. В гости.

Он повернулся и пошел; я проводила его взглядом, на всякий случай стараясь запомнить, как сидят на нем брюки.

— Хорошо, что ты пришла, — негромко сказал Митя, когда Кролик скрылся из вида. — Ко мне Ира зайти собиралась, а у меня, видишь, что? Светка на неделю осталась, варенье варить хочет. Предупреди ее.

— Ладно, вечером посижу на дереве, покараулю, — согласилась я. — Она теперь мимо меня не ходит, у ручья сворачивает. А навозного спекулянта ты откуда знаешь?

— Он давно тут шляется, покупает что-то, продает… Если что-нибудь происходит, он всегда там крутится. Но не нападает, не бойся.

Я и так понимала, что его не надо бояться, вернее, что бояться надо не его. Но кого?

После обеда я собрала малину, сварила из нее варенье — получилась трехлитровая банка, а потом, часов в восемь, залезла на дерево — караулить подругу. Солнце уже клонилось к западу, протыкая острыми лучами попадавшиеся на пути облака и окрашивая их в розовато-алый цвет.

Минут через двадцать вдалеке показалась Ирина. Спрыгнув с дерева, я побежала к ней, держа пистолет в руке, так как в кармане он плохо помещался, а, болтаясь ка веревке, бил по ногам.

— Стой, — крикнула я, взмахнув пистолетом.

Ирина остановилась как вкопанная.

— Ты что, спятила?! — завопила она, указывая на пистолет, когда я подбежала ближе.

— Успокойся, это не для тебя, у Мити жена, а я Кролика поймала, — выпалила я, с трудом переводя дыхание.

— Свари его на ужин! — посоветовала возмущенная Ирина.

— Да не такого, а Плешивого, — ответила я, не обращая внимания на ее тон. — К Мите его водила, он его знает, он навозом спекулирует.

Подруга посмотрела на меня как на сумасшедшую и стала отбирать пистолет. Я не сопротивлялась.

— Где чья жена, и почему Митя спекулирует навозом? — попыталась выяснить она, засовывая пистолет в мой карман. — Кто готовит кролика? И почему он плешивый, он что — больной?

— Господи, — простонала я, — слушай внимательно: Митина жена осталась варить варенье. Я у них была.

Ирина сразу погрустнела, и мы повернули к моему дому.

— Еще я поймала того, кто ходил вдоль изгороди, он похож на кролика. Митя его знает, он навозный спекулянт. Мы его отпустили. Он меня не убьет.

— А что ему было нужно?

— В следующий раз поймаю — выясню, — невесело усмехнулась я.

Обогнув изгородь, мы свернули на тропинку, ведущую к крыльцу.

— Ты почему окна не закрываешь? — строго спросила меня Ирина, увидев развевающуюся в раскрытом окне занавеску в бело-зеленую клетку.

— Забыла. Держи ключ.

Ирина поднялась на крыльцо, а я задержалась у клумбы, чтобы срезать необыкновенной красоты темно-бордовые флоксы, и шла к дому, вдыхая исходивший от букета неповторимый аромат южной ночи. Такие ночи бывают в Крыму…

— Боже мой, — взвизгнула моя подруга, открыв дверь. — Иди скорей!

На полу валялись осколки разбитой посуды. Гамма лежала около кресла и тихонько рычала.

— Я же говорила! Он залез через окно! — переживала Ирина. — Юлька, куда ты? Стой! — сдавленно крикнула она, хватая меня за руку.

Я уронила флоксы на пол, выхватила пистолет и осторожно двинулась вперед.

— Нет никого, — объявила я, осмотрев дом. — Кажется, ничего не взяли. Пистолет-то у меня. Чашки вот жалко…

Свободной рукой я подняла флоксы и положила их на стол.

— Вот он! — вдруг закричала Ирина. Она все еще стояла у двери. Я вздрогнула и повернулась к ней. — Да не здесь, вон! Сидит, сволочь! — она ткнула пальцем в сторону полки с посудой.

На полке сидел огромный черно-белый кот. Он испуганно таращил глаза и дергал хвостом.

Увидев кота, я с облегчением вздохнула и положила пистолет на стол рядом с цветами.

— Надо было чашки в шкаф убрать, а не на открытую полку, — пожаловалась я подруге на саму себя.

Я вывела рычащую Гамму в сад. Кот тут же слетел с полки и выпрыгнул в окно; Ирина ушла, а я осталась дома собирать черепки.

Утром у меня не завелась машина.

Правда, сначала я выжимала сцепление и тормоз одновременно, что вполне простительно расстроившейся девушке, но потом я исправилась, а она все никак не желала заводиться.

Количество чашек и тарелок у меня сильно уменьшилось, поэтому я и расстроилась: в этом году в стране нет не только еды, нет и посуды. А визит в магазин — это испытание даже для людей с крепкими нервами. Но делать нечего — я все же отправилась в деревенский магазин.

По дороге меня обогнала черная «Волга» и затормозила почти перед моим носом. Я отскочила в сторону, собираясь бежать, но из машины вышел Брюнет.

— Почему вы пешком идете? — спросил он, поздоровавшись. — Что-нибудь с машиной случилось?

— Сломалась, — подтвердила я, немного успокоившись. Теперь убегать было необязательно.

— Вам куда? Могу подвезти, — предложил он, слегка улыбнувшись, при этом его глаза засияли своим собственным, словно нездешним светом, как будто принадлежали не человеку, а какому-то высшему, бесплотному, идеальному существу. Мое сердце дрогнуло.

Стараясь сохранить спокойствие, я уселась на переднее сидение рядом с ним, откинула челку со лба и произнесла:

— Желаю ехать в магазин!

— Слушаюсь, — в тон ответил мой новый шофер. — Могу и обратно отвезти.

— И машину мою починить можете? — с надеждой посмотрела я на него.

— Попробую.

В магазине действовал только один прилавок, распугивавший покупателей алюминиевыми вилками и пластмассовыми чашками. Вилки гнулись, как акробаты, при соприкосновении с любой поверхностью, а чашки были ярко-красными, как стоп-сигнал светофора. Еще там продавали канцелярские кнопки, штопор, кусачки и галоши на великана. Почти джентльменский набор.

На всякий случай я купила две чашки и вышла. Сидящие на ступеньках колхозники вдруг замолчали. Один из них негромко сказал:

— Во, гляди! Мужиков меняет, как перчатки.

— Как носки, — небрежно бросила я, с удовлетворением отметив, что у них разом отвисли челюсти. Хорошо, что Брюнет сидел в машине и ничего не слышал.

На обратном пути я, неожиданно для себя, стала жаловаться на жизнь. Ах, как мне хотелось, чтобы этот человек меня понял. Он вызывал у меня вполне понятное для женщины желание — быть слабой и беззащитной, ну хотя бы на время. Я бы с удовольствием переложила часть своих проблем на плечи мужественного и заботливого, а еще лучше — близкого человека.

Я рассказала ему о том, что случилось со мной после получения письма с требованием денег — обо всем, кроме пистолета, конечно. Слушать-то он слушал, но не мог прогнать со своего лица недоверчивую улыбку, как будто я сама все это придумала. И только когда я сообщила про пчел и про соседа, он стал серьезным и внимательным. Наверное, покусанные лица уже где-то всплыли.

За несколько минут починив мою машину, Брюнет попросил меня повторить свой рассказ для его коллеги в Москве. Я согласилась, мы условились о времени и месте встречи, и он уехал. Мог бы на прощание руку поцеловать!

«Не смей больше ему жаловаться, дорогая!» — приказала я себе.

Отправляясь на встречу с коллегой Брюнета, я надела короткую юбку. Это был мой первый выход в мини-юбке за последнее время, поэтому я чувствовала себя не в своей тарелке.

Все еще переживая из-за юбки, я подъехала к нужному бульвару, припарковала машину, вышла и направилась к указанной скамейке, стараясь не замечать внимательных взглядов мужчин. Присев на ее край, я огляделась. Рядом со мной сидел солидный мужчина с сединой в волосах. Рядом с ним — Брюнет. Как я могла его сразу не заметить?!

Солидный тем временем посмотрел на часы и сказал:

— Ну, где там эта ненормальная девица?

Я так и подскочила на лавке и воскликнула:

— Девица — это я.

Брюнет отвернулся, пряча улыбку. Солидный слегка покраснел.

— А где вы учитесь? — спросил он после недолгой паузы, во время которой внимательно меня осмотрел.

— Я… мне… а я уже закончила школу! — неожиданно выпалила я. — И институт тоже!

Солидный еще раз внимательно посмотрел на меня и официальным тоном предложил подробно изложить все события последних дней.

Вздохнув, я приступила к рассказу о том, что со мной произошло, изо всех сил стараясь четко и последовательно описывать события, чтобы не подвести Брюнета. Меня выслушали не перебивая, потом стали задавать дополнительные вопросы. Например:

— Почему вы решили, что это были не колхозники?

— Во-первых, они бы дом подожгли или хотя бы стекла побили, — начала объяснять я. — Во-вторых, зачем бы им письмо писать?

— Вы письмо сохранили? — поинтересовался Солидный.

— Да. А в-третьих…

— Давайте письмо! — перебил он.

— Оно у меня дома. В-третьих, письмо было написано аккуратным почерком и духами пахло.

— Вы не могли бы передать нам это письмо?

— Хорошо. В-четвертых, — упорно продолжала я доводить свои соображения до сведения милиции, — зачем им в моем доме что-то искать?

К Солидному подлетела муха и стала пристраиваться на булавку для галстука.

— Объясните мне, что происходит, — попросила я Солидного, попытавшись за его спиной поймать взгляд Брюнета. — Почему у письма нет продолжения? Почему так много желающих попасть в мой дом? И почему я до сих пор жива?

— К сожалению, пока я не могу дать ответы на ваши вопросы, — ответил Солидный, отмахнувшись от мухи, при этом у него был такой вид, будто он отмахивается от нас обеих.

Я вздохнула и немного помолчала. Неужели мои вопросы ему так же неприятны, как и муха на его галстуке?

— Скажите, среди людей с детектором металла не было вашего предыдущего посетителя? — услышала я еще один вопрос. — Того, который от тока пострадал?

— Нет, — ответила я, тряхнув челкой. — Они совсем разные были. Этот высокий и тяжелый, а те маленькие и худые. И штаны на нем сидели мешком.

Мои собеседники переглянулись. Я надеялась, что они оценили женский метод познания мира. Солидный опять попытался прогнать муху, никак не желавшую расстаться с намерением украсить собой булавку для галстука.

— Опишите его, — попросил он, резко взмахнув рукой. Муха получила бы сотрясение мозга, если бы он по ней попал.

— Цвет волос, по-моему, серый. Стрижка короткая. Нос длинный. И уши.

— Что уши? — не понял Брюнет. — Тоже длинные?

— Нет, не длинные. Ну такие… большие. Ой, не знаю… — замялась я. — Мне кажется, они по земле волочились.

— Как это по земле?! — с недоверием покосился на меня Солидный.

— А когда я его к дороге тащила…

Я опять помолчала, пытаясь сосредоточиться.

— Одет был во что-то темное. Не помню. Вообще-то, там было темно, а под фонарем я не останавливалась. Рубашка в клетку, вроде бы. С короткими рукавами.

Тут я вспомнила, как его трясло, и засмеялась. Солидный посмотрел на меня, как на сумасшедшую.

— А штаны? — с сомнением спросил он.

— У него ноги длинные. А брюки сидят плохо. Не так, как на вас.

Мои следователи опять переглянулись, как бы случайно посмотрев при этом на брюки друг друга.

— А те, другие, с металлоискателем, они как выглядели? — задал следующий вопрос Брюнет.

— Я точно не помню. Не до них мне было. У меня там пчелы улетать собирались. К тому же через сетку не так уж хорошо и видно.

Я порядком устала. После напряженных попыток припомнить детали я почувствовала себя канарейкой, которую в течение часа безуспешно выжимали в чашку с чаем.

Солнце закрыла туча, и подул ветерок. Меня беспокоило то, что я не взяла с собой зонтик. Вечно я попадаю под дождь!

Впрочем, волновалась я не из-за дождя, в машине он не страшен, а потому, что оказалась плохим свидетелем: по моим описаниям они никого не смогут опознать.

По прошлому опыту сданных экзаменов я знала, что в спокойной обстановке могу вспомнить гораздо больше. Так оно, наверное, и случится: по дороге домой сами собой всплывут дополнительные приметы…

— Так что же они ищут? — спросил Солидный. Его муха уже улетела. — У вас есть какое-нибудь предположение?

— Нету. Похоже, они уже почти все обыскали. И ничего не нашли. Если, конечно, знают, что ищут.

Я твердо решила не говорить им про пистолет.

— По-моему, самое ценное у меня — это семена и лекарственные травы. А из железок — мини-комбайн. Но он — самоделка, и в доме я его не держу.

Снова появилось солнце, и стало жарко.

— В целях собственной безопасности я бы отдала им то, что они ищут, — продолжала я. — Конечно, если бы они меня об этом попросили.

— А вы не замечали за собой слежку? — задал очередной вопрос Брюнет.

Я ответила отрицательно. На всякий случай меня проинструктировали.

— Значит, завтра я заеду за письмом, — на прощание заключил Брюнет и улыбнулся. Кивнув, я встала и, попрощавшись, пошла к своей машине.

Я была разочарована. Мне ли он улыбнулся? Или своим мыслям? Ни помощи, ни поддержки. Даже никаких объяснений.

Обратно я ехала как во сне, автоматически хватаясь за руль в случаях крайней необходимости. Обычно я ездила аккуратно, понимая, что женщина за рулем — дело опасное: загляделся встречный водитель — и привет! Но сейчас я снова и снова прокручивала в уме прошедшие события. Сколько всего произошло, а я все еще ничего не понимаю, думала я. А пора бы!

В чем же дело? Кому понадобилось писать мне письмо? Что им нужно? Меня почему-то никто не трогает; только вот гости являются без приглашения и в большом количестве. Конечно, это придает моей и так не слишком однообразной жизни определенную пикантность, но все же…

На перекрестке я не заметила, что зажегся зеленый свет, чем вызвала неистовый гнев водителей стоявших сзади машин. Но мне было все равно.

«Ну давай, дорогая, думай», — повторяла я себе.

И я придумала!

Я так обрадовалась неожиданно возникшей идее, что не вписалась в поворот у деревенского магазина и съехала в кювет, к огромной радости всей деревни, стоящей в очереди за хлебом. Ах, колхозники, колхозники… Уж вы-то здесь точно ни при чем!

На крыльце я нашла записку от Ирины с подробным указанием, какие звезды на погонах какому званию соответствуют, и Плешивого Кролика, который сидел на ступеньках с неопределенным выражением лица и очень обрадовался, увидев меня. Я, напротив, огорчилась, так как он не вызывал у меня теплых чувств.

— Заходите, — невнятно пробормотала я, открывая дверь.

Я проголодалась, но не знала, что делать: сесть обедать одна я при нем не могла. Кормить его обедом? Не кормить? Может, предложить ему чаю? Не буду — противный. Придется поголодать.

— Что-то вокруг вашего дома происходит, — произнес он, поднимаясь по ступенькам. — Никак не могу понять — что.

— А вам-то что за дело? — удивилась я. Вернее, сделала вид, что удивилась.

— Интересно. Да вы не бойтесь, мне от вас ничего не надо. Тут все вокруг вашего дома ходят, глаз от него оторвать не могут, чуть шеи себе не свернули. Как будто других дорог нет.

— А кто ходит? — поинтересовалась я. Мне вдруг захотелось спросить его про Брюнета. Спросить или не спросить? А если он сам из милиции? А если нет? Говорит вроде разумно, а глазами вокруг так и стреляет. Не надо было его в дом пускать.

— Так кто тут вокруг моего дома ходит? — переспросила я.

— Да много их, — пожал плечами он. — Кто за кем следит, я еще не понял. Когда узнаю, обязательно вам сообщу. Я вот, между прочим, видел, как ваш гость варенье из банки разлил. И вот что я вам еще скажу…

— Какой гость? — не дослушав, переспросила я. Услышанное мне совсем не понравилось.

— А такой… здоровый. Громила белобрысый.

Это было сказано про Защитника. Кролик явно что-то видел. Или знал.

— Он варенье на стол тащил и хотел из банки вылить в кастрюлю. А потом испугался и пролил его на пол…

— А откуда, — вкрадчиво спросила я, — откуда вы знаете?

— Я… Ну я… — начал робко оправдываться Кролик. — Я сначала в окно… издали смотрел, а потом… чтобы лучше видеть… наклонился… и очками стекло задел. А он вздрогнул, подскочил и… — он замолчал и застенчиво улыбнулся.

Вот, значит, как было с вареньем. Но зачем?!

— А где вы живете? — задала я следующий вопрос.

— Я тут недалеко, — махнул Кролик рукой в неопределенном направлении. И опять зыркнул по сторонам. Избавь меня от него, Боже!

Он снял очки и принялся неторопливо протирать их висящей на окне занавеской. Моей занавеской!

Вскоре Кролик ушел; я спрятала пистолет, который на всякий случай брала с собой в Москву, в кастрюлю, а кастрюлю — на шкаф, чтобы ее не было видно.

Пообедав и накормив Гамму, я взяла ручку и лист бумаги. Мне предстояло составить план действий в соответствии с осенившей меня идеей. Теперь важно не наделать глупостей — и все будет в порядке! Лучше уехать на недельку в Москву. И Гамма будет рожать в спокойной обстановке, а то ходит из угла в угол, скулит. Подстилку разворошила. Вот завтра с утра и поедем. Надо только сообщить об этом кому следует. И кому не следует — тоже. Пусть сами с моим домом разбираются.

— Дорогая моя, иди сюда, — обратилась я к Гамме, но она залезла под стол и легла. Я забеспокоилась.

— Гамма, ко мне! — повысила голос я.

Она подошла, жалобно взглянув на меня. Я внимательно ее осмотрела. Так и есть, рожать собралась. Не надо было за котом гоняться!

Я приготовила ей место, отгородив часть комнаты, и налила в миску свежей воды.

План действий составлять я не стала.

Было два часа ночи, когда раздался тихий стук в окно. Я сидела при включенном свете рядом с рожающей Гаммой. Она никак не могла найти удобное положение, ворочалась и повизгивала, умоляюще глядя на меня, как на собачьего бога. Два щенка уже копошились на подстилке.

«Три звезды, одна полоска — старший лейтенант, четыре звезды, одна полоска — капитан, — бубнила я, заглядывая в записку Ирины и пытаясь запомнить, — одна звезда, две полоски — майор».

В этот момент я и услышала, как постучали в окно. Интересно, куда идти: к окну или к двери? Я спрятала записку в карман и направилась к окну.

— Что это вам не спится? Среди ночи в гости не ходят, — надменно произнесла я, стараясь скрыть дрожь в голосе. К кому я обращалась, видно не было.

— Я беспокоился. Что-нибудь случилось? У вас свет горит всю ночь, — услышала я голос Брюнета.

Я впустила его в дом, даже не спросив, откуда он знает, что свет горит всю ночь.

— Тише, у меня собака рожает, — прошептала я. — А что произошло?

— Все в порядке, просто хотел проверить, — также прошептал он, обнимая меня за плечи и усаживая в кресло. Я не сопротивлялась.

Сам он сел рядом на стул и посмотрел на меня своими удивительными глазами. Приятное мужественное лицо, уверенный взгляд, открытая улыбка… Такой мужчина будет опорой для женщины, он поддержит ее, успокоит… С ним можно поговорить, посоветоваться, рассказать ему о своих проблемах. Человек с такими глазами должен, нет, просто обязан все правильно понимать. И вот он сам пришел ко мне…

«Ну, что теперь, дорогая? — улыбнулась я себе. — Главное — быть благоразумной. Может, предложить ему кофе? Хорошо, будет кофе».

Пока мы пили кофе, он рассказывал о себе: училище, жена, сын, развод… Потом еще кто-то, потом еще… Все от него чего-то хотели, однако никто не понимал.

«Бедняжка, — подумала я, перестав его слушать. — Никто не понимал? Ну что же, это поправимо».

Отставив чашку, Брюнет посмотрел на меня долгим, волнующим взглядом. Этот взгляд лишил меня собственной воли, и, когда он через стол протянул мне руку, последней моей четкой мыслью было: «Что же он со мной сделал?!»

Я, как завороженная, положила в его руку свою ладонь. Что-то при этом произошло со мной, все вокруг замерцало разноцветными красками и рассыпалось блестками по комнате. Окружающий мир стал каким-то нереальным, закружился и куда-то поплыл; и все мое благоразумие, пару раз взмахнув крыльями — очевидно, для разгона — с тихим шелестом упорхнуло в окно.

Потом мы целовались, сидя на диване; между поцелуями я собирала все свои силы и, хотя мне совсем не хотелось отвлекаться, оглядывалась на Гамму, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Гамма без осложнений родила еще шесть щенков.

Когда начало светать, я поднялась с дивана, выключила электрический свет и напоила уставшую собаку.

Непреодолимая сила потянула меня обратно на диван.

Про письмо мы, естественно, забыли.

Утром, проводив Брюнета, я легла спать и проспала до двенадцати. Встала, позавтракала и выпила кофе. Было жарко, делать ничего не хотелось.

Я бы снова легла спать, но мешало чувство долга: дождей не было вторую неделю, а капусту надо поливать каждый день, да и лук тоже.

Вокруг Гаммы копошились слепые щенки. Везти ее в Москву с «детским садом» было нельзя.

Конечно, оставаться здесь было не очень благоразумно с моей стороны, но я собиралась быть предельно осторожной и бдительной, ни во что не ввязываться и никому не мешать — пусть делают с моим домом все, что захотят. Я надеялась, что это позволит мне избежать опасности.

Митя нашел меня среди капусты.

— Мы вот случайно к тебе забрели, — неуверенно произнес он, отогнав коров от грядок. — Тебе тут не скучно?

Я насторожилась. К чему это он клонит?

— Мне нормально, даже весело. Одних собак девять штук. Еще гости приходят, иногда с пистолетами. Через день, в субботу, Вика приедет. А что?

— Ну, — замялся Митя, — я вот подумал… А вымогателей твоих пока не нашли?

— Пока нет.

— А милиция помогает?

«Может, ему тоже угрожают? Тогда моя теория никуда не годится», — подумала я и стала активно расспрашивать.

Выяснилось, что никто на него не нападал и не угрожал, всего лишь уехала жена, и он хотел, чтобы я сообщила об этом Ирине. Так бы сразу и сказал!..

— Ладно, я к ней вечером зайду, — пообещала я.

Гамма меня больше не сопровождала. Она выбегала на улицу минуты на полторы, потом стрелой летела обратно к потомству. Поэтому к Ирине я пришла одна и сразу наткнулась на Валерку — он чинил табуретку во дворе. Ирина готовила ужин, дети играли, бегая по дому.

Я прошла в дом и села за столик рядом с плитой, сообщила об отъезде Митиной жены и хотела рассказать подруге о своей теории.

— Как ты думаешь, почему меня еще не убили? — начала я.

— Да тебе всегда везет! — воскликнула она, переворачивая котлеты. В ее голосе звучала непонятная мне зависть. Нашла, кому завидовать. — Лера, остановись!

Пробегавшая мимо нас Лера затормозила и столкнулась в дверях с Валеркой, который нес табуретку. Поставив ее у стола, он заглянул в сковородку с котлетами, потом — в сковородку с картошкой. Попробовав картошку, посолил и, не сказав ни слова, ушел. Ирина не обратила на это внимания.

— Ты даже когда на одной ножке на стуле качаешься, не падаешь, — продолжала она тем же тоном. — Мои дети уже все стулья разломали, на двух качались, а ты…

Вдруг Ирина испуганно замолчала на полуслове, но было уже поздно.

— Тетя Юля, а как на одной ножке качаться? Покажите! — подскочила ко мне Лера. За ней подбежал Денис.

— Не смей! — закричала Ирина. — Пусть на двух качаются, а еще лучше — на трех.

— На трех качаться нельзя, — возразила я.

— Почему нельзя? — спросил подошедший Петя.

— Потому что три точки всегда лежат в одной плоскости.

— Это мы еще не проходили, — тут же сказала Лера.

Дети накрыли на стол, Ирина нарезала хлеб, и мы сели ужинать. Я положила на хлеб кусок масла — не намазывая, так как нож понадобился кому-то еще.

— Я знаю, как объяснить то, что вокруг меня происходит, — обратилась я к Ирине.

— Денис, не стучи, — сказала она и повернулась ко мне. — Да? И что же?

— Дело вовсе не в везении! — воскликнула я и взмахнула бутербродом, при этом масло съехало с куска хлеба и упало на пол. Проследив за ним, я не поверила своим глазам: масло упало на ребро и застыло в таком положении.

— Говорю же, везет! — повторила Ирина, и я обиженно замолчала.

— Я тоже кое-что узнала. Всю неделю работала не покладая рук. Вернее, головы, — сказала Вика. Она приехала в субботу, как и обещала.

Мы сидели в тени под яблоней. Вокруг с жужжанием носились пчелы, вызывая желание пригнуться, но больше нам никто не мешал. Я рассказывала о своей идее.

— Представь: мы с тобой где-нибудь зарыли банку с вареньем. Например, у Мити.

— Банку с вареньем? — удивилась Вика.

— Ну, не с вареньем, с чем-нибудь другим. С алмазами. Закопали ее у Мити и теперь хотим забрать ее обратно. Митя об этом, естественно, не знает.

— Так вот зачем ему понадобилась банка, — задумчиво произнесла Вика. — Он мог что-то закопать.

— Чтобы выкопать банку, нам вовсе не надо убивать Митю, — продолжала я. — Достаточно просто выманить его из дома. Ты слушаешь?

Вика вздрогнула, тряхнула головой, отчего за ее спиной взметнулось облако блестящих на солнце волос, и рассеянно посмотрела на меня.

— Да-да, продолжай, — пробормотала она. — Я просто представила, как Мишка закапывал банку под яблоней.

— Напишем Мите письмо, назначим встречу на вокзале — три часа туда, три обратно, час или два он нас там будет ждать, итого восемь, то есть целый день. Можно двадцать банок вырыть.

Вкка кивнула и дальше слушала не отвлекаясь.

— Возвращаемся ко мне. «Клюнув» на письмо, я бы на целый день уехала, а «эти», не знаю кто, свои дела спокойно бы провернули, тем более что они на субботу все назначили. Окружающие бы подумали, что ко мне гости приехали. Я бы на электричке уехала, это значит, что моя машина стояла бы здесь, то есть я как будто дома. Никто бы ничего не понял. Ну как?

— Пока нормально. Только непонятно, почему писем больше нет, ты ведь ту субботу с часом «X» пропустила.

— Слушай дальше. Предположим, мы с тобой враги. Я от тебя спрятала алмазы у Мити, а ты об этом не знаешь, то есть знаешь, что я их спрятала, но не знаешь точно — где. И ты их хочешь найти. Что ты будешь делать?

— За тобой следить стану.

— Правильно. В этом случае, если я хочу забрать алмазы, мне надо вырыть их, производя как можно меньше шума. Так? А если при этом я Митю убью, ты сразу догадаешься, где собака, то есть банка, зарыта. А если не догадаешься, то, по крайней мере, насторожишься и глаз с этого места спускать не будешь. Так зачем мне его убивать?

— А куда ты его денешь? Скажешь ему: помоги копать?

— Нет, я подожду, пока ты перестанешь вокруг болтаться и за мной следить. А потом, убедившись в отсутствии слежки, пошлю ему еще одно письмо.

— Логично, — одобрила Вика, сорвала пушистую травинку и начала ее жевать.

— Теперь представь меня на месте Мити, у которого алмазы под яблоней. И ответь на вопрос: почему я еще жива? Ведь они все время поблизости крутятся, но на меня не нападают. Почему?

Пожав плечами, Вика вопросительно посмотрела на меня.

— Так вот, все очень просто: они ждут. Они ждут потому, что боятся друг друга, а на меня им наплевать. Одни спрятали что-то и боятся это забрать, потому что другие караулят. Или, наоборот, те, кто спрятали, ждут, пока тот, кто ищет, найдет. А я тут вообще ни при чем. Я, по их мнению, ни о чем не подозреваю, а если и подозреваю, то совсем не то. Я для них — так, часть пейзажа. И убивать они меня не будут — зачем им к моему дому внимание привлекать?! А когда кто-то из них что-нибудь найдет — они станут отнимать «это» друг у друга. И я опять им не буду нужна.

Я сделала паузу, ожидая реакции подруги, но она молчала, рассматривая травинку. Не дождавшись одобрения, я продолжила свою мысль:

— Общий вывод: вокруг моего дома бродят две враждебные группировки. Они — обе — хотят найти и забрать свои сокровища; я им не конкурент, это они друг другу конкуренты. Меня они не боятся, особенно если я никуда не лезу, поэтому и не трогают. Неясно только, откуда они здесь взялись, а также непонятно, что именно ищут. Конечно, удобнее считать, что группировка одна, а ведут они себя тихо просто так, на всякий случай. Вот только действуют они для одной группировки очень странно: что-то разыскивают, как будто не знают точно, где он, их клад. Но ведь не может такого быть, чтобы его тайком кто-то перепрятал, верно? Так что группировок должно быть две. Знаешь, я об этом еще подумаю, а ты расскажи, что узнала про убитого одноклассника, — попросила я Вику.

— Во-первых, ему угрожали, — начала она. — Во-вторых, он исчез за три дня до того, как под машину попал.

— Вот видишь, я же говорила, что его убили! — вставила я.

— А какого дьявола ты к его вдове отправилась? — нервно продолжала Вика. — Все равно ведь ничего не узнала, только перепугала бедняжку.

— Ты бы, конечно, все узнала! — обиженно возразила я. — Может, она тоже твоя одноклассница?

— Да не в этом дело, она и мне ничего не сказала. Просто она считает, что за ней следили; она даже думала, что ты тоже следила, — Вика выразительно посмотрела на меня. — Она тебя очень похоже описала.

Какая-то безумная пчела врезалась мне в висок, потом шлепнулась на траву, попав на лист подорожника. Потирая висок, я молча следила за тем, как она проползла несколько сантиметров, потом с трудом оторвалась от листа и поднялась в воздух. Похоже, обошлось без сотрясения мозга. Пчелиного, естественно. Не моего.

Вот, значит, как! За ней следили…

Что-то вдруг вспыхнуло у меня в мыслях, но не ярко, а так… как фонарь днем. Я попыталась сосредоточиться на этом фонаре. Он замигал розовым светом и начал разгораться — ярче, ярче… Вот оно!

— Знаю! — воскликнула я. — Я там «засветилась». Меня выследили конкуренты. Это — они! И я же сама их к своему дому привела.

Вика внимательно слушала. Я немного помолчала и заговорила снова:

— Все равно я думаю, что я им не нужна. Не убьют они меня. Если до сих пор не убили, значит, нет причины. А теперь они между собой отношения выясняют, поэтому и писем не шлют. Зато этот твой убитый одноклассник очень даже при чем, как я и говорила.

Вика бросила на меня восхищенный взгляд. Я почувствовала себя очень умной и, слегка возгордившись, произнесла:

— Ну вот, теперь все встало на свои места. Вернее, почти все. Продолжай про одноклассника.

— Его квартиру тщательно обыскали, когда вдовы не было дома. Даже шкафы поломали. Но в чем дело, никто не знает, и предположений нет никаких.

— Предположение есть у меня! Раз они это ищут здесь, значит, он — твой убитый одноклассник — это здесь спрятал. Еще тогда, когда дом строил, больше он у меня не бывал.

— Что — это? — спросила Вика. Она достала сигарету и вертела ее в руках, не решаясь закурить, — я предупредила, что пчелы этого не любят.

— А я откуда знаю? Это то, что они ищут. Если мы поймем, что это, мы и сами это найдем.

— Давай дом обыщем, — предложила подруга.

— Мы уже обыскивали, когда банку искали, — отозвалась я. — Бесполезно искать неизвестно что.

— Ты предлагаешь подождать, пока они найдут, а потом похитить это у них?

— Я не уверена, что «это» мне вообще нужно.

Я вздохнула. Лучше бы они побыстрее «это» нашли и отстали от меня.

— Твоих пчел скоро сменят комары, — заявила Вика, отшвырнув смятую сигарету. — Пойдем отсюда. Я есть хочу и спать — устала за неделю.

— Ага, и мне не мешает лечь пораньше, — согласилась я.

Мы мыли посуду после ужина, дружно зевая, когда пришла Ирина.

— Что у вас новенького? — поинтересовалась она, глядя на наши сонные лица. — Ты мне что-то хотела рассказать.

— Да, позавчера, — вяло подтвердила я, передав Вике вымытую тарелку, которую достала из стоящей на столе большой миски с мыльной водой. Вика вытирала посуду полотенцем.

— Так расскажи сейчас. Тебе такое множество народу угрожает, а ты ничего не делаешь.

— Им что-то нужно в моем доме, а я сама — нет, — начала объяснять я.

— В этом множестве — два подмножества, — перебила меня Вика. — Осталось решить, кто к какому относится и что они ищут.

— Технари несчастные, — недовольно бросила Ирина.

— Можно подумать, ты счастливая! — выдала в ответ Вика.

— Можно подумать, ты гуманитарий! — одновременно с Викой возмущенно произнесла я.

Ирина удовлетворенно хмыкнула, обошла стол, ее глаза заблестели ярче, чем только что вымытые тарелки. Спать больше никто не хотел.

— Если предположить, что у них две разные группировки, все легко объяснить, — продолжала я. — Воюют они между собой, а вовсе не со мной. И становится понятным, почему они действуют так несогласованно.

— Какие милые страшилки! — воскликнула Ирина, заглянув к Гамме. В ответ счастливая мать зарычала. — Продолжай, продолжай, я слушаю.

— Я думаю, что Чудак и те, с миноискателем, в разных компаниях, так как они не знакомы, — заявила я. — К тому же Чудак за ними следил.

— Согласна, — кивнула Вика.

— Остались Кролик Плешивый, владелец пистолета, Защитник Миша, — называя его, я покосилась на Вику, но она промолчала, — и убитый одноклассник. Есть еще милиция, но у них, наверное, своя компания.

— А что милиция? — спросила Вика. — Не хочет тебя защищать?

Я пожала плечами.

— Надо им взятку дать!

— Ну уж нет! — возмутилась я. — С чего бы это?!

— Не обязательно деньгами, можно и по-другому. Ты девушка интересная, вот и займись этим, тем более что есть подходящая кандидатура.

— Правильно, — поддержала Вику Ирина. — Надо подумать, как это грамотно устроить.

Спохватились — грамотно устроить! Интересно, как бы теперь все вернуть назад, а потом еще раз — грамотно! — устроить?

— Поздно, — обреченно сказала я, вытирая руки полотенцем для посуды и стараясь ни на кого не смотреть.

Подруги в изумлении уставились на меня.

— Как ты сказала? — недоверчиво спросила Ирина.

— Ну да, да! Вы правильно поняли, — мрачно заявила я. — Что вы на меня так смотрите?!

— Мы ждем объяснений, — пояснила Ирина. Вика кивком подтвердила, что согласна с ее словами. Редкий случай — мои подруги были единодушны.

— Рассказывать-то, собственно, нечего. Все равно от милиции никакого толку.

— Ну, один-то толк все-таки есть! — заметила Вика, судорожно зевнула и добавила: — Все, умираю, спать хочу! Остальное завтра обсудим.

Она пошла стелить постель, а я решила проводить Ирину до ручья. Было еще довольно светло.

— Валерка завтра уезжает, — сказала она, когда мы немного отошли от дома. — Только Мите не говори. Мне это больше ни к чему.

— ?!

— Я хочу спокойной жизни, — пояснила Ирина тоном человека, который спокойной жизни хочет меньше всего. — Митя несамостоятельный какой-то, а мне нужно, чтобы обо мне заботились. А для него коровы важнее людей.

Я не была с этим согласна. Но спорить не стала.

Мы попрощались у ручья, и я пошла обратно.

— Что у нас сегодня на повестке дня? — спросила Вика. Она курила после завтрака, сидя на крыльце, так как в доме я курить не разрешала.

— Две группировки, — ответила я и, подойдя к клумбе, вырвала несколько подрастающих сорняков. — Надо решить, кто к какой относится. Я уверена, что Чудак и металлоискатели — в разных. Он за ними следил.

— Может быть, это для конспирации, он же к ним подошел и с ними разговаривал.

— Разговаривал, но, знаешь, так, словно спугнуть их хотел или чем-то помешать. Мне так показалось. Поэтому давай пока решим, что в разных, потом, если понадобится, сможем переиграть. Теперь Плешивый Кролик. Он может принадлежать к любой группировке. Шныряет везде, вынюхивает, выглядывает, вроде что-то продает-покупает. Но для рэкетира — нетипичный: бестолковый, не злой и даже, похоже, трусливый. В гости приходить собирался, но что-то его не видно.

— В гости? Может быть, ты ему понравилась?

Я села рядом с Викой на ступеньку, вспомнила просвечивающую Кроличью плешь и торчащие зубы.

— Нет, спасибо, — несколько невпопад ответила я. У меня не было определенного мнения на этот счет, но мне Кролик точно не нравился. — Может, он сам по себе? Хочет, например, что-то купить по дешевке, если со мной что-нибудь случится. Или украсть…

Я представила, что лежу на траве у крыльца, истекая кровью, а Кролик, поблескивая стеклами очков, рыскает по дому, хватает все, что попадает под руку, запихивает в сумку и убегает.

— Лучше бы он был в одной компании с Чудаком, — вздохнула я. — В этом случае он следит за моим домом, так сказать, по долгу службы, а не из личных побуждений. Если же я ему еще и нравлюсь… Да нет, не думаю! Давай считать, что у нас не хватает начальных данных. Задача пока не решается. Впрочем, против Чудака у нас прямых улик тоже нет — только лебеда на поле и слежка за миноискателями. А догадки уликами не считаются.

— Не считаются, — согласилась Вика. Она сняла майку и повесила ее на перила. — На таком солнце загорать надо. Я здесь на крыльце позагораю, ты не против?

— Да нет, что ты, загорай. Следующий — владелец пистолета. Он, по-моему, считал, что меня дома нет — я в темноте сидела — и собирался обыск устроить. Ты согласна?

— Похоже на то.

— С миноискателями он мог быть знаком. С Чудаком — тоже.

— Нет, послушай, — перебила меня подруга, — он обязательно должен быть знаком с миноискателями, потому что тоже что-то искал. Те, которые спрятали, должны знать, где спрятали, зачем им искать? Ищут конкуренты!

— Точно, ты гений! — обрадовалась я. — Значит, все, кто ищет, — из одной компании. Это миноискатели и владелец пистолета, других «искателей» мы пока не знаем. Так? Тогда Чудак из той же компании, что и твой одноклассник. Он ничего не ищет, он уже два года здесь болтается, дурака валяет. Наблюдает или охраняет — не знаю.

— Согласна, — кивнула Вика. — Ой, смотри, какой червяк!

По ступеньке, переваливаясь, ползла толстая коричневая гусеница. Сорвав лист одуванчика, Вика ткнула им в гусеницу, которая мгновенно втянула голову в плечи, а на ее загривке обнаружились два огромных нарисованных глаза.

— Ну и рожа! — восхитилась Вика.

— Раздави ее, — потребовала я. — Она вредитель.

— Ты что, она такая красивая, пусть живет, — не согласилась со мной подруга и столкнула гусеницу со ступеньки. — Теперь Миша. Лично я считаю, что он ни при чем.

— Я тоже так считаю. Но вдруг мы ошибаемся? Тогда он с кем? Я думаю, не с Чудаком. Он сам вызвался сюда ехать?

— Нет, это я его просила. Даже уговаривала, потому что он не особенно хотел. Думаешь, прикидывался?

— Я думаю, что он боялся. Он же с убитым был хорошо знаком.

— Надо выяснить, что именно мой одноклассник мог здесь спрятать, — сказала Вика, поднимаясь с крыльца и надевая майку. — Я этим займусь.

— Не забудь, это что-то железное.

— Надеюсь, не миномет!

До отъезда Вики мы успели собрать малину, которую я отдала ей с собой, — пусть дома, в Москве, варенье сварит; потом подвезла ее на станцию и посадила в электричку. Она пообещала приехать в следующие выходные — одна.

— Справа клевер, — произнесла я, вдохнув сладкий медовый аромат.

Я медленно шла с закрытыми глазами, определяя по запаху, мимо чего прохожу. Мы поспорили на две бутылки шампанского, что не ошибусь ни разу.

Брюнет держал меня за руку, обнимая за талию всякий раз, когда тропинка делала поворот. Он зашел накануне вечером, вроде бы — за письмом, которое сразу же положил в карман, а утром я вывела его на прогулку. Вместо Гаммы.

— Теперь слева луг, а справа землю копали. Пойдем дальше. А здесь траву скосили недавно совсем. Пряный тревожный запах. Правильно?

— Ты слишком много знаешь, — с иронией сказал Брюнет.

Я согласилась с ним и медленно двинулась вперед.

— А тут тоже сено косили, но давно. Наверное, уже убрали. Так?

— Так, — подтвердил он. — Ты не подглядываешь?

— Нет. Я знаю, как это пахнет — свои травы недавно скосила. Почти все, кроме календулы, — она обычно до заморозков цветет.

Я останавливалась, когда говорила. Невозможно идти с закрытыми глазами и при этом разговаривать. Если вас сопровождает болтушка, попросите ее закрыть глаза.

— Тут две елки растут, — объявила я через некоторое время. — Хвоей пахнет — Новым годом из детства.

— Как ты определила, что елок — две?

— Так я же здесь двести раз ходила, — улыбнулась я, не открывая глаз. — Знаю, что где-то должны быть две елки. Это они?

— Они.

Мы пошли дальше. Легкий ветерок чуть коснулся моей щеки, он принес новые запахи. Я бы с удовольствием другой щекой коснулась Брюнета, но с закрытыми глазами боялась промахнуться.

— Недалеко ручей, но еще не здесь. Здесь… здесь коров пасли, навозом пахнет. Посмотри слева.

— Есть! — четко отрапортовал Брюнет.

— Что «есть»? Навоз есть или просто посмотреть согласен?

— Навоз есть. Тебя можно на работу брать — криминалистом.

— Ага, — удовлетворенно кивнула я. — А оттуда сыростью потянуло. Объясняю: старой водой пахнет, тиной и какими-то водными растениями. Значит, там ручей.

Мы прошли вдоль ручья метров сто. Думаю, что пари я выиграла. Я рассказывала о том, что сообщал мне нос, и каждый раз оказывалась права.

Неожиданно повеяло чем-то отвратительно тошнотворным, но смутно знакомым. Я затормозила, потянув Брюнета за руку. Он резко остановился.

Не открывая глаз, я продолжала принюхиваться. Где же так мерзко пахло? И вдруг вспомнила: так пахла мышь, которая решила свести счеты с жизнью у меня на кухне и сложила свои бренные останки в углу за шкафом.

— Что там? Дохлая собака или кошка? — спросила я.

Мой спутник молча сжал мою руку. Почувствовав, что что-то не так, я открыла глаза и постаралась перехватить его взгляд.

Сначала я щурилась, ослепленная ярким солнцем, но скоро поняла, куда надо смотреть. Мои глаза раскрылись в два раза шире, чем обычно, и я невольно сделала шаг назад. Боже мой! Из ручья торчали мужские ноги.

Кто же это?

— Стой здесь, — скомандовал Брюнет, затем направился к этим ногам, вытащил утопленника из ручья и молча приступил к выполнению своих профессиональных обязанностей. То есть к осмотру тела.

— Он что — пьяный был? — не выдержала я. Не дождавшись ответа, я двинулась к Брюнету. — В такой луже утонуть!

— Стой там! — грозно крикнул мой личный милиционер, а потом, уже нормальным тоном, добавил: — Он застрелен.

Я, потрясенная, замолчала; пригляделась к утопленнику и внезапно, к своему ужасу, его узнала: это был Плешивый Кролик.

Сколько же он там пролежал?!

Сказать об этом я не успела: Брюнет отправил меня в отделение милиции за подмогой, а сам остался караулить труп. Спотыкаясь от обилия чувств, я побрела вызывать специалистов.

После первых же моих слов все отделение в полном составе не слишком организованно, но быстро загрузилось в милицейскую машину, потом одного из сотрудников отправили за фотоаппаратом, который лежал в сейфе. Он вылез из машины, вернулся в здание и с фотоаппаратом в руках прибежал обратно. Затем другой сотрудник побежал вызывать проводника с собакой — через открытое окно я слышала, как он говорил по телефону.

Я наблюдала за всей этой суматохой с умеренным интересом.

Места в машине для меня не было, поэтому я описала водителю маршрут и пошла обратно пешком.

«Ах, Кролик, Кролик, хоть ты мне и не нравился, но не до такой же степени!» — твердила я по дороге. Более умных мыслей в тот момент у меня не было.

Часа через два нашествие милиции схлынуло, проводник с собакой так и не появились. Кроличий труп увезли, а меня попросили весь следующий день провести дома и никуда не отлучаться: будут гости.

Я и не отлучалась, только рано утром отвезла на склад косметической фирмы очередную партию высушенного сырья. Затем я полдня занималась огородом.

«Гости» появились только после обеда. Из подъехавшего к моему дому милицейского «Рафика» вылезли двое уже знакомых мне лиц в милицейской форме, затем — солидная овчарка, рыжеватый кобель, и проводник, в неуставной футболке и брюках с камуфляжными зеленовато-коричневыми пятнами.

— Ну, кого здесь надо осматривать? — ухмыляясь во весь рот, спросил хозяин овчарки. Уж меня-то он осмотрел с ног до головы.

На всякий случай я расправила плечи и задрала подбородок — не каждый день удается стать объектом столь пристального внимания. Жаль, Вики нет, она бы ему грамотно ответила; ну ничего, я тоже постараюсь…

— Сморчков, сюда, — позвал один из милиционеров, направляясь к дому.

Гамма, выглянув на шум, застыла в оцепенении, не в силах отвести глаз от милицейского кобеля. Похоже было, что она влюбилась в него с первого взгляда.

— Сука? — недовольным тоном спросил проводник. — Уберите ее отсюда.

Пока я перемещала недовольную Гамму вместе с щенками на лужайку перед зеленой изгородью, хозяин кобеля развлекал коллег солдафонскими шуточками. Те довольно ржали.

Затем преисполненный ответственности невозмутимый милицейский кобель обнюхал мой дом — сначала снаружи, потом изнутри. Что они ищут? Следы? Ведь Кролик у меня дома был… Впрочем, там бывало много народу: и Чудак, и Митя, и Вика с Защитником, и Ирина с детьми и Валеркой. Чьи же следы им нужны? Может, миноискателей?

У кобеля появилось какое-то хищное выражение на морде. Его хозяин продолжал сверкать глазами, к счастью, не в мою сторону; на нем было написано, что женщин он любит почти так же, как собак, а может — даже больше, но я, видимо, ему не понравилась, что меня вполне устраивало. Должно быть, ему нравились высокие блондинки.

Проводник с собакой исчезли среди овощных грядок, ничего не сообщив мне о своих намерениях. Я утешала себя тем, что собаки овощи не едят.

— Где кобель? — спросил меня подошедший милиционер.

— Который? — поинтересовалась я с легкой иронией.

— Понимает… — повернулся спросивший к своему коллеге, кивнув в мою сторону, и засмеялся. — Оба. Где они?

— Где-то в капусте, — ответила я, оглянувшись. — Ах, нет, вон они, у малины.

— Сморчков, ты где?! — закричал милиционер.

Из-за кустов малины показались кобель с хозяином, и направились к нам. Жизнерадостный Сморчков по пути оборвал с куста малины горсть ягод и отправил их в рот.

Со словами «у меня идея есть» стоявший рядом со мной милиционер схватил жующего проводника за руку и поволок в сторону — что-то обсудить. Он явно не хотел, чтобы я слышала.

Посовещавшись с коллегами, Сморчков спустил собаку с поводка. Кобель, получивший свободу вместе с командой: «Ищи!», неторопливо покрутил головой и направился к лужайке, на которой возле Гаммы копошились щенки. Гамма подпрыгнула, забыв про щенков, восторженно взвизгнула, вытянулась в струнку и завиляла хвостом со скоростью вентилятора.

Кобель остановился и нерешительно оглянулся на хозяина.

— Назад! — раздраженно крикнул тот. — Сказал же, уберите суку!

«Интересно, куда же еще я могла ее убрать?» — подумала я. Но оправдываться посчитала ниже своего достоинства.

Сморчков с собакой сделали несколько попыток что-то найти, но это ни к чему не привело, только Гамма окончательно сошла с ума от нежных чувств. Подозрительные следы, по-видимому, обнаружены не были, и «гости» уехали ни с чем. Чьи следы они искали, я так и не поняла.

— Гамма, дорогая, забудь его, он же бесчувственный, как колода, — сказала я приунывшей Гамме, перенося щенков обратно в дом. — Не понимаешь? Бесчувственный, как дохлый крот! Как резиновый сапог! Как кирпич. Как ржавое железное ведро.

В ответ Гамма слабо вильнула хвостом.

— И не оценит он тебя никогда, — продолжала увещевать ее я. — Не стоят они наших слез, кобели проклятые!

Вечером ко мне заглянул Брюнет. Заглянул на минуточку и… остался на всю ночь.

По непонятной причине никто до сих пор не придумал эффективного средства борьбы с комарами. Во всяком случае, в наших войнах всегда побеждают они.

В данный момент я тоже участвовала в таком сражении — местного масштаба. Но так как я еще и пропалывала клумбу, а они только сражались, победа, естественно, была на стороне профессионалов.

Кроме того, от более эффективных действий меня отвлекали воспоминания о встрече с Брюнетом. Как приятно, когда слабую женщину обнимает сильный, надежный мужчина. При этом теряется зрение и слух, остается только осязание…

Внезапный укус заставил меня отвесить себе пощечину, при этом комар размазался по щеке вместе с землей.

Я поднялась с клумбы, собираясь умыться, и оторопела: на моем поле люди с автоматами занимали оборону. Лицом к дороге.

Не раздумывая, я тоже грохнулась на землю — дурной пример заразителен — и поползла к дому. Больше всего мне хотелось крикнуть, чтобы они убирались с моего поля, но кричать лежа неудобно, а вставать было страшно, так что десять метров до крыльца я преодолела ползком. Я подползла к крыльцу и только тут решилась приподняться.

Вбежав в дом, я бросилась к окну и увидела нечто невероятное: с разных сторон к моему полю подъезжали машины, из них вываливались вооруженные люди. Я запаниковала. И вдруг меня осенило: микрофон! Я бросилась к усилителю и включила его в сеть. Почти сразу же на поле открыли стрельбу.

Несколько секунд я пребывала в растерянности, потом заглянула в кастрюлю на полке. Пистолета не было! В соседней кастрюле — тоже не было. Не могла же я сварить из него суп?!

Я металась по кухне, заглядывая во все емкости — безрезультатно. Вывалила на пол содержимое шкафа — с тем же успехом. Наконец я вспомнила про кастрюлю на шкафу. Нашла!

В это время на поле раздался взрыв. Зазвенели окна. Гамма зарычала.

Мокрой от пота спиной я прижалась к стене. Сердце прыгало где-то в желудке. Ну зачем я ползла к дому?! Надо было ползти в лес! Какое заблуждение, что дома человек в безопасности!

Заставив себя еще раз выглянуть в окно, я увидела горящий автомобиль. Стрелявшие друг в друга бандиты, или кто они там, разбегались с моего поля.

Вот они и появились — два подмножества в бандитском множестве. Две группировки конкурентов. Значит, в этом я была права.

Через несколько минут на дороге показались милицейские машины. На подходе еще одна партия желающих ввязаться в драку.

Наконец стрельба прекратилась.

Когда в мой дом вошли те, кто якобы меня бережет, я находилась в состоянии полной прострации, сидя на полу и обнимая подушку. Пистолет лежал рядом.

— Вы не пострадали? — спросил кто-то из них, окидывая взглядом комнату.

Из моих глаз полились слезы. Сами собой. Наверное, от пережитого потрясения. Или от абсурдности своего поведения. Какой смысл обнимать подушку в обстановке всеобщего бардака и полной растерянности?!

Подошедший Брюнет, вытирая мне слезы, стал расспрашивать о том, что я видела. Оказалось, что, услышав стрельбу рядом с отделением, весь наличный состав выскочил на улицу и залег с оружием в руках. Правда, надо отдать им должное, они быстро разобрались в ситуации.

Все еще всхлипывая, я неохотно отдала им пистолет. Меня пообещали защищать. И все. И все уехали. И я опять осталась одна.

Я вздохнула и пошла умываться. Убитый комар все еще пребывал у меня на щеке.

Когда утром в субботу ко мне пришел Митя, я мыла медогонку. В пятницу я занималась откачкой меда и надеялась, что пчелы покусают каких-нибудь зевак.

Дело в том, что после стрельбы на моем поле я стала местной знаменитостью: мимо постоянно ходили люди, знакомые и не очень, а чаще совершенно незнакомые. Они внимательно рассматривали и меня, и место происшествия, некоторые интересовались моим мнением на этот счет и спрашивали, когда начнутся очередные бои, а также давали ценные советы. Самый лучший из них — собирать гильзы граблями. Этим хотели заняться Петя и Лера, но я не разрешила — опасно.

Я рассказала обо всем Мите и пожаловалась, что пчелы у меня миролюбивые — кавказские.

— Да ведь на Кавказе все дерутся! — удивился Митя.

— Это они между собой дерутся, а пчелы у них мирные. Вот среднерусские — те зверюги, — пояснила я, отставив медогонку. — Ну, как дела?

Митя хотел что-то сказать, но, махнув рукой, промолчал.

— Говори, — тут же прицепилась я к нему. — Что случилось?

— Да ничего… Просто Светка дочек привезла.

— Понятно. Чувствует, наверное, что у тебя душа не на месте.

Митя покачал головой и вздохнул.

— Хорошо, что у нас с тобой ничего не было, — медленно произнес он.

— Ты, Митенька, не в моем вкусе. Да и я, надеюсь, не в твоем. Можно нормально общаться.

Митя рассеянно кивнул. Я улыбнулась и добавила:

— Будет тяжело — заходи. Здесь у тебя всегда есть друг.

Вика приехала точно к обеду. Я как раз доставала посуду. Потом принесла из кухни кастрюлю, разложила по тарелкам «дежурное блюдо» из грибов, овощей и китайской тушенки, и мы сели за стол.

— Ну, рассказывай, — попросила подруга, подвинув к себе тарелку. — И дай мне ложку, это ложкой едят. Если вилкой есть, весь соус на тарелке останется.

— Хорошо, — согласилась я, передав ей ложку. — Сейчас расскажу. Первое: убили Кролика. Застрелили и утопили. Мы с Брюнетом его в ручье обнаружили. Второе: милиция с собакой…

— Где вы его обнаружили?! — удивленно прервала меня Вика. — Что вы там делали?

— Не перебивай, — поморщилась я. — Потом объясню, мы гуляли. Милиция с собакой искала у меня чьи-то следы — в доме и вокруг. Мне показалось, что они ничего не нашли.

— Почему ты так думаешь? — скептически поинтересовалась Вика. — Они тебе об этом сказали? Или ты считаешь, что собака должна быстро взять след и целенаправленно по нему идти, а все остальные — дружно броситься за ней?

— Ну, что-то в этом роде, — улыбнулась я. — А они все здесь облазили, но никуда по следу не ушли. Может, следы старые были, а им нужны свежие?

— Скорее всего, они дали собаке что-то понюхать, и она искала след определенного человека, — предположила моя подруга. — Может быть, след моего убитого одноклассника, тогда все понятно, он здесь очень давно был, следы не сохранились. Давай быстрее чай пить, и на улицу пойдем. Такая погода прекрасная, солнышко светит, жалко в доме сидеть. Хочешь, я тебе помогу грядки полоть?

— Хочу, — сказала я, поднимаясь из-за стола. — Чашки вот, чай я сейчас заварю. К чаю выбирай, что хочешь. И тарелки грязные со стола убери. Сыр и хлеб в холодильнике, а масла нет.

Я насыпала в фарфоровый чайничек заварки и залила ее кипятком. Хотела добавить мяты, но Вика остановила меня, сказав, что мята ей на ее даче надоела.

— Подожди, пусть настоится, — в свою очередь остановила я Вику, потянувшуюся к чайнику. — Слушай дальше. Обнаружились как минимум две конкурирующие фирмы, желающие кое-что здесь найти. Пока что они подрались между собой — устроили настоящую войну на моем поле. Да еще Кролика за что-то убили. Чай, я думаю, уже заварился, наливай. Ты обещала узнать, что твой одноклассник здесь спрятал. Ну как, узнала?

— Нет, — отозвалась Вика. — Не у кого. Миша — и тот исчез.

— Странно, — пробормотала я.

— Предположим, он спрятал деньги, — продолжала она. — Или золото с бриллиантами. Их можно металлоискателем найти?

— Если в железный ящик положить, то можно. О черт! — ошарашенно воскликнула я. — Железный ящик! Вот что он спрятал! В фундамент! Я же сама видела. Небольшой такой ящик, на сейф похожий. Он тяжелый был и не открывался.

Вика вытаращила глаза и перестала жевать. Потом хотела что-то сказать, но неожиданно широко открыла рот и выплюнула на пол все, что там было.

— Испугалась, что подавлюсь, — пояснила она в ответ на мой недоумевающий взгляд.

Стряхнув с себя щенков, Гамма выскочила из своего гнезда, подбежала к Вике и слизала все, что упало на пол.

— Собаку не кормишь? — с сочувствием посмотрев на Гамму, спросила меня Вика. — У нее диета?

— Кормлю, — отмахнулась я. — Смотри, что получается: чтобы этот ящик достать, надо мой дом сломать. Меня эта перспектива совсем не радует.

— Переедешь обратно в Москву. Что тебе там не нравится? Ты же в Москве больше двадцати лет прожила, и квартира у тебя есть.

— Надо говорить: ты там родилась, а то можно подумать, что мне сто лет, — возразила я. — Я как раз собралась квартиру сдать.

— Тебе надо отвлечься, — немного помолчав, сказала Вика и достала из сумки бутылку водки. — Вот, на всякий случай с собой взяла. Вчера три часа в очереди стояла, все талоны отоварила. Прополку оставим на завтра, а сегодня устроим праздничный вечер.

— Да, вечер прощания с моим домом, — мрачно заключила я.

— Водку в чистом виде пить не будем, — продолжала она. — Сделаем яичный ликер. Доставай миксер.

В моменты потрясений Вика развивала бурную деятельность, у меня же все валилось из рук. Я могла нормально соображать только в спокойной обстановке.

Сейчас я механически подчинялась всем требованиям подруги. Три яйца и триста грамм сахара? — Пожалуйста. Пол-литра молока? — Пожалуйста. Ванилин? — Нет ванилина. Если вместо ста граммов спирта взять полбутылки водки, то вместо молока нужны сливки? — Хорошо, сейчас к Мите за ними схожу.

Я принесла стакан сливок, собрала все компоненты на столе и выдала Вике миксер.

— Растереть желтки с сахаром, — бормотала она в процессе создания ликера, — так, теперь сливки, теперь водка…

Я с интересом наблюдала.

— Готово, — объявила подруга. — Попробуй. По-моему, нормально.

— Есть похожий немецкий ликер, — начала я, сделав глоток. — «Адвокат» называется…

— Знаю. Наш немного не такой. И без ванилина совсем не то.

— Назовем наш — «Рэкетир», — решила я. Вика не возражала.

— Давай в него шоколад вместо ванилина добавим, — предложила я после первой рюмки. — У меня шоколадка есть, в холодильнике лежит.

— Ладно, — согласилась она. — И клубнику в рюмки положим.

— Клубника уже кончилась. Можно малину.

— У тебя ремонтантная клубника есть, я помню. Пойду поищу.

Я потерла в блюдце шоколадку и поставила его на край стола.

Вернувшись, Вика положила рядом с бутылкой несколько ягод и показала мне еще одну находку — стеклянную банку.

— Вот! В малине нашла! — самодовольно сообщила она. — Как она выглядит?

— Как банка, которая месяц пролежала под открытым небом.

— Я не об этом, это — та самая банка? Из-под варенья?

— Откуда я знаю? На ней не написано, — беспечно ответила я. Алкоголь уже начал действовать, мое настроение улучшилось. — Может, в ней черную икру держали…

— Приди в себя! — прикрикнула на меня Вика и стукнула кулаком по столу. Блюдце с шоколадом подпрыгнуло. — Сосредоточься и вспомни!

Я заглянула в пустую рюмку и перевела глаза на банку.

— Вообще-то, это она — с Дедом Морозом на стекле и надписью «С Новым годом». Неужели она так там и лежала все это время?.. Мы ее столько искали…

Пока я разглядывала банку, Вика положила в рюмки кусочки ягод, налила ликер, а сверху посыпала тертым шоколадом.

— Мне нравится, — сообщила она, попробовав. — Только зачем он ее туда бросил?

— Может, на ней следы его пальцев остались? — высказала предположение я. — Пока поставлю ее под шкаф.

Неминуемое разрушение дома уже не казалось мне таким страшным. Мы пили ликер и рассуждали о жизни. Мир постепенно становился милым и приятным. И вдруг раздался тихий стук в дверь.

Я вскочила с рюмкой в руке, задев блюдце с шоколадом, которое упало сначала на стул, а потом на пол.

Открыв дверь, я увидела Брюнета, в элегантном светлом костюме, и еще одного, в форме.

— Четыре звезды, одна полоска — капитан, — от неожиданности выпалила я и пригласила их войти. Они озадаченно посмотрели на меня, потом на рюмку в моей руке; под их взглядами я допила густую чуть мерцающую жидкость цвета опала и поставила рюмку на стол.

— Почему ты не сказала, что знаешь убитого? — без предисловия обратился ко мне Брюнет.

— Какого убитого? Из ручья? — уточнила я. — Так я его не знаю.

— Я знаю, это Кролик, Кролик Плешивый! — перебила меня Вика.

— Я его видела всего один раз, — продолжала я.

— А я вообще не видела, — весело сообщила моя подруга. — Как его зовут?

— Его фамилия Волков, — недовольно произнес капитан и поморщился. Видимо, допрос полупьяных девиц не входил в его планы.

— Волк — Волков, кролик — Кроликов… Ладно, пусть будет господин Кроликов, — невпопад согласилась я.

— Кто?!

— Господин Кроликов.

— Каких кроликов?! Почему ты не рассказала о нем? Он что, кроликов разводит? — накинулся на меня Брюнет.

— Из-за пистолета, — легкомысленно ответила я, но они не обратили на это внимания. Все еще стоя у стола, я взяла пустую рюмку и взмахнула ею. — Только он господин Кроликов, а не Господин кроликов. С большой буквы. Понятно? Он на кролика похож.

Незваные гости переглянулись и пожали плечами. Брюнет сел на стул, капитан остался стоять, прислонившись к стене. Слава Богу, не там, где должен быть выключатель.

Я тоже хотела сесть, двинулась к креслу, но наступила на край упавшего блюдца, покачнулась и схватилась за полку с посудой. Блюдце запрыгало по полу. Полка издала тихий звон.

— Он к тебе приходил? Когда это было? Отвечай немедленно, — потребовал Брюнет.

— С чего ты это взял? — с легким удивлением поинтересовалась я.

— Что ему от тебя надо было? — продолжал он. — Ты мне можешь сказать?!

— Да не помню я, отстань! Что ты привязался? — буркнула я. Мне не очень понравился его настойчивый тон.

Ничего от нас не добившись, гости ушли. Закрыв за ними дверь, я обнаружила, что не очень твердо стою на ногах.

— Что-то ты качаешься, — поставила меня в известность Вика и снова наполнила рюмки.

— А ты болтаешь черт знает что, — рассердилась я. — Кто тебя просил про Кролика рассказывать? И вообще, это был Он!

— Кто «Он»?

— Он! «Взяточник», кто же еще? Ты ведь его до сих пор не видела.

— О-о-о! Ничего-о!.. Какой он! Пусть приходит, я согласна, — протянула Вика. — А я-то думала, чего ему от тебя нужно?

— Допросить меня нужно, — фыркнула я.

В дверь снова постучали.

— Открыто, — крикнула Вика.

Вошла Ирина и удивленно оглядела наш стол.

— Кто у вас был и во что это один из них вляпался? — с интересом спросила она.

— Это был Он! — с чувством произнесла Вика.

— Чем вляпался? — удивилась я.

— Извините, задницей. Она была очень подозрительного цвета.

Вика начала хохотать, за ней засмеялась и я, но мне было скорее неловко, чем смешно.

— Это был шоколад для коктейля, — все еще улыбаясь, пояснила Вика и подняла рюмку. — Коктейль «Рэкетир»! Смотри, как красиво!

— Вот этот? — указала Ирина на рюмку с напитком кремового цвета с темно-красными клубничными вкраплениями. — Понятно. Много крови и мозги плавают. Мне этого не надо.

— Один ликер попробуй, без клубники, — предложила я, протерев стул полотенцем и смахнув на пол остатки шоколада. — Вика, налей ей немного в эту рюмку.

Выпив, Ирина удовлетворенно кивнула и попросила Вику:

— Налей еще.

Пока мои подруги наполняли рюмки, я решила покачаться на стуле, но поскользнулась на шоколаде и вместе со стулом свалилась на пол, в полете задев стол ногой и больно ударившись локтем.

Стол покачнулся, но устоял, однако от него что-то отлетело и попало в банку под шкафом. Банка разбилась.

— Ей всегда везет, — обратилась Ирина к Вике, указав на меня рюмкой, — другая бы весь ликер разлила, а мы, словно ради нее, все в руки взяли.

— Банку с отпечатками пальцев разбила, — расстроилась я, поднявшись и взяв веник. — Включите свет, я ничего не вижу. Выключатель внизу.

При свете я собрала осколки, обнаружив среди них подозрительный предмет, похожий на таблетку валидола, но металлическую.

— Что это? — удивленно воскликнула я и положила его на стол.

Вытаращив глаза, мои подруги уставились на эту штуковину. Ирина постучала по нему пальцем и подвигала по столу.

— Где ты это нашла? — изумленно спросила она.

— По-моему, оно было на столешнице снизу, — ответила я. — Там, где Брюнет сидел… О Боже!

— Это он? — воскликнула Вика.

— Это «жучок», — прошептала я, делая знаки руками, чтобы говорили тише. — То есть это он его туда посадил. Или положил. Или поставил… — я задумалась. — Не знаю, как сказать.

— Это подслушивающее устройство, — шепотом уточнила Вика.

— Не ожидала от него такой подлости, — снова прошептала я. — Неужели он меня подозревает? В чем, в убийстве? Или в краже?

— Может, он ревнует и хочет знать, что здесь происходит без него, — тоже шепотом решила успокоить меня Ирина.

— Ах, он меня в этом подозревает?! — оскорбившись от одного лишь предположения, возмущенно зашипела я. — Тогда для такого гада и шоколада не жалко. Я себя прощаю. Давайте за это выпьем.

Мы выпили.

— Я не могу больше шептать, — не выдержала Вика и громко добавила: — Что бы нам с ним сделать? Давайте его утопим. Вот здесь, — и показала на рюмку.

— Лучше сначала расстрелять, — громко предложила Ирина.

— Нечем уже расстреливать, — тоже громко отозвалась я. — Будем топить. Ты самая трезвая, достань вон оттуда еще одну рюмку.

Мы аккуратно опустили «жучок» в рюмку с ликером. Он благополучно утонул, но мы не знали, слышно ли им что-нибудь из рюмки, и если слышно, то как.

— Может быть, его лучше закопать? — медленно подбирая слова, произнесла Вика. — В воде звук распро-ространяется?

— Распро-ространяется, — подтвердила я.

— Ты уверена? В воздухе ведь волны продольные, — продолжала Вика, пристально глядя на меня. — А в воде? Точнее, в водке! В водке какие?

— В водке могут быть и продольные, и поперечные, — я запнулась, подумала немного и добавила: — Я тебе завтра скажу, а сейчас не могу сообразить. Лучше допьем и пойдем спать.

Мы разлили остатки ликера, но не успели выпить, как дверь распахнулась, и в дом вбежали три милиционера с оружием в руках.

— Где он?

— Кто — он? — невозмутимо спросила я. Мне уже было на все наплевать, к тому же я не поняла, чего они хотят.

— Он уже ушел, — сказала Вика.

— С ним, — добавила Ирина.

— Кого вы собирались утопить, где он? — продолжала настаивать милиция. — В бочке? В канаве?

До меня, наконец, дошло.

— А вон, — указала я на рюмку в центре стола. — Он там на дне плавает, может, еще дышит.

Забрав «утопленника» и не обнаружив криминала, сотрудники милиции ушли. Мы допили ликер; Ирина собралась идти домой.

— Аккуратней там, в яму под окном не упади, — не очень внятно пробормотала Вика. — В эту яму всегда все спьяну падают.

Ямы там больше не было, но она об этом забыла.

На следующий день мы встали позже обычного и после завтрака в задумчивости бродили вокруг дома. Подойдя к грядкам с овощами, мы молча посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, повернулись на сто восемьдесят градусов, словно кто-то невидимый скомандовал: «Кругом!». Не сказав друг другу ни слова, мы направились к яблоням.

— Что-то не хочу я сегодня капусту пропалывать… — медленно произнесла я, когда мы отошли от грядок метров на пятнадцать. — Мы вчера много всего обсудили, давай продолжим.

Вика кивнула, достала сигарету и закурила, сломав при этом пару спичек.

— Лучше подведем итоги, — предложила она.

— Хорошо, — согласилась я.

— Ну, ты и начинай.

— Брюнет меня бросил, но оставил подслушивающее устройство, чтобы определить своего преемника и из ревности убить, — начала я. — Я в отместку подсыпала ему ядовитого шоколада. На стул.

— Давай серьезно, — остановила меня Вика. — И не бросил он тебя вовсе, я видела, как он на тебя смотрел.

— Ладно, давай серьезно. Два года назад твой убитый одноклассник спрятал в фундаменте моего дома какие-то сокровища в железном ящике. Потом на его след кто-то вышел, примерно выяснил, где он их спрятал, и убил его. И теперь этот кто-то ищет сокровища, попутно убивая лишних людей, тех, кто путается под ногами. Например, Кролика. А чтобы достать сокровища, надо только разрушить мой дом. Убивать меня необязательно.

Я вздохнула, потому что любила свой дом и совсем не хотела его потерять.

Солнце скрылось где-то за облаками, подул холодный ветер, стало мрачно и тоскливо. Флоксы на клумбе склонили головы.

— Интересно, откуда он узнал, что Кролик ко мне заходил? По следам? — обратилась я к Вике. — Я ведь ему про Кролика не говорила.

— Наверное, Митя рассказал, — предположила Вика. — Пойдем в дом, может дождь начаться.

— Это хорошо, грибов будет много, — заметила я.

Мы вернулись в дом, Вика удобно устроилась в кресле, я надела свитер, села за стол и добавила:

— Уточняю: ящик с сокровищами ищут две группировки, воюющие между собой. А также милиция, которая всем мешает и все путает. Я также думаю, что первая группировка, та, в которой был твой одноклассник, является хозяйкой сокровищ, а вторую я сама, по собственной глупости, привела к своему дому. Опасаться надо всех незнакомых мужчин, а еще Чудака. Смотри-ка, дождь пошел! Неужели на весь день?.. Так вот, насчет Чудака — что-то я сомневаюсь…

— Дай мне что-нибудь теплое, я замерзла, — перебила меня подруга. — Ты думаешь, он невиновен? Он ведь исчез!

— Исчез он, когда пчелы его покусали, — сказала я, подав Вике куртку. — Может быть, лечился. Мне не хочется его сразу в преступники зачислять, нужно подождать дополнительных данных.

— Будешь ждать, пока он тебя убьет?

— Нет, если преступник, — не убьет, он же знает, где все спрятано, но не может забрать — народу вокруг много.

— Ты всегда была оптимисткой, — вздохнула моя подруга. — А почему ты так уверена, что они воюют между собой?

— Иначе они бы давно объединились. И от меня бы уже ничего не осталось, вместе с домом. Вернее, от дома бы ничего не осталось, а от меня — не знаю.

— Не нравится мне все это, — тихо сказала Вика. — Кому еще ты об этом рассказывала?

— Никому. Может быть, вчера — Ирине. Но ее я знаю двадцать лет, и убивать мы друг друга не будем ни при каких обстоятельствах.

— А этому, шоколадному?

— Я бы рассказала, да не успела. Видишь, какой он, — ответила я с легкой досадой.

— Это становится опасным, — веско произнесла Вика. — Пусть разбираются без тебя. Уезжай в Москву, и немедленно!

— Завтра, — покорно кивнула я.

За окном лениво капал дождь. Там было мрачно, но еще светло.

Час назад я отвезла подругу на станцию и теперь смотрела в окно на намокшую березу и тосковала по городу: по влажному асфальту, уличному шуму, телефону, горячей ванне… Но я знала, что в Москве я буду тосковать по тишине, по мокрой березе, по сорнякам и запаху удивительной свежести, от которого кружится голова.

Перед отъездом Вики ко мне зашел Митя. Он принес кусок сыра — нам попробовать — и сообщил, что молоко не пользуется спросом, и что он из молока собирается делать вот такой сыр.

— Только он получается белым, а не желтым, как импортный, — пожаловался Митя. — Вы не знаете, чем они его красят?

Мы с Викой, попробовав сыр, в один голос стали его хвалить.

— А красить можно шафраном, — сообщила я, — спиртовым раствором, я где-то читала.

— Чем-чем?

— Шафран — это рыльца пестиков крокусов, сушеные и толченые, — пояснила я. — Но не тех, что у меня на клумбе весной цветут, а степных каких-то или горных.

— Поищи для меня рецепт, — попросил Митя.

После его ухода я отвезла Вику на станцию; вернувшись, вымыла посуду, подмела пол, собрала для Москвы кое-какие вещи и села в кресло.

Плачущая напротив окна береза вздрагивала под ударами капель, бессильно опустив ветви.

Минут через десять к березе приблизилась взъерошенная, промокшая Гроза, уже без зеленых полос на боку, тащившая на веревке Ирину под желтым зонтиком.

Привязав козу к березе, что означало: «Я пришла ненадолго», Ирина поднялась на крыльцо. Ее резиновые сапоги были вымазаны в грязи почти по щиколотку.

— Чудак нашелся! — сообщила она. — И не один, а с девушкой. Я сама их видела, когда козу пасла. Так вот, по-моему, от нее пахнет теми духами. Образец почерка взять?

— Нет, Иринка, не надо, спасибо, — грустно ответила я. — Уезжаю я завтра. И вообще, это опасно.

— Возвращайся скорее, — на прощание пожелала она и ушла, оставив на крыльце грязные следы в елочку.

Уже несколько дней я сидела в Москве, не зная, чем себя занять. Я скучала.

Все мои знакомые по случаю лета разъехались кто куда. Даже соседей в доме почти не осталось. Вика же, вернувшись из отпуска, работала целыми днями.

Я прочитала все сельскохозяйственные книги и журналы, какие у меня были; нашла для Мити рецепт краски для сыра; сделала генеральную уборку квартиры с мытьем окон.

По магазинам ходить неинтересно. По улицам — тоже, тем более что дышать пылью я уже отвыкла.

Брюнет… Брюнет исчез. Исчез и больше не появлялся. Я позвонила ему на работу и передала для него сообщение, но он так и не перезвонил.

Нет, я не думала, что его убили. Я полагала, что исчез он только из моей жизни, а на работу ходит по-прежнему. Просто мне никак не удавалось изгнать его из своих мыслей.

В сердце поселилось сомнение — мерзкая колючка, которая царапалась и больно кололась. Что-то было не так, вот только что именно? Я думала, думала, но никак не могла понять.

Вечером ко мне ненадолго забежала Вика, я напоила ее чаем.

— Не звонил? — поинтересовалась она, сообщив перед этим, что новостей нет никаких.

— Нет, не звонил.

— Так выбрось его из головы.

— Я бы с радостью, да пока не могу, — вздохнула я.

— Ну что ты в нем нашла?! Нос крючком, подбородок торчком. Да и бриться по два раза в день ему бы не помешало.

— Глаза… — мечтательно протянула я.

— Ну так сама позвони!

— Нет.

— Тогда пойди в театр.

— Одна?

— Одна. Может, познакомишься там с кем-нибудь, — это означало, что завтрашний вечер у Вики занят.

Закрыв за Викой дверь, я подошла к окну в комнате — посмотреть, как она доберется до трамвайной остановки, поскольку уже начинало темнеть.

Трамвай пришел быстро, Вика села в него, а я, отходя от окна, краем глаза заметила в стекле свое отражение с каким-то необычным, скептически-снисходительным выражением лица. Повернувшись обратно, я стала его рассматривать.

— Давай, дорогая, поговорим серьезно, — с сочувствием в голосе обратилось ко мне мое отражение. — Долго ты еще собираешься о нем думать?

— От меня это не зависит, — печально ответила я ему.

— А что ты можешь о нем сказать? — спросило оно, точнее она.

— Ну, он… — сказала я и замолчала, почувствовав в ее словах какой-то подвох.

— Разве он так уж хорош, что нужно думать о нем целыми днями?

— Не целыми днями, нет, — начала оправдываться я. — Я вовсе не думаю…

— Понятно, — перебила меня она. — Тоскуешь? Тогда подумай о нем по-другому. А не можешь думать — хотя бы послушай. Какой мужчина тебе нужен, смелый и мужественный? Нежный, внимательный и заботливый? И чтобы при этом с ним было о чем поговорить?

— Ну да, — согласилась я. — Ты же знаешь.

— А с чего ты взяла, что он именно такой?!

Я лишь вздохнула, не найдя, что сказать. Действительно, почему я решила, что он именно такой?..

— Он хоть раз о тебе позаботился? — продолжала она. — Чем-то помог? Проявил внимание? Да? А в чем?!

Я снова вздохнула. Та, в окне, несомненно, была права.

— А много ли он с тобой разговаривал? И о чем же? По-моему, он больше молчал. Тебе еще не надоели твои монологи?

Я еще раз вздохнула. Пришлось признать, что и это правда. Неужели, кроме него самого, его никто не интересует?.. Или он что-то скрывает по долгу службы?

— Может быть, он смелый и мужественный? Твоя защита и опора? Да? И что, он хоть раз защитил тебя? Дал совет в трудной ситуации? Ну хотя бы просто пожалел?..

Мне стало обидно за себя: неужели я до такой степени не смогла разобраться в нем?! Даже если и так… этой-то, в окне, какое дело?!

— Ах ты, каракатица, — не очень уверенно произнесла я. — Он совсем не такой плохой, как ты хочешь мне показать.

— Да, конечно, — высокомерно фыркнула она. — Ты ведь знаешь его лучше всех!

— Ты безжалостная, циничная и грубая, — с кислой гримасой заявила я. — Вместо того чтобы поддержать и успокоить, ты делаешь мне больно.

Я повернулась спиной к окну — лишь бы не видеть ее ехидного лица, но она тут же выглянула из зеркала.

— Ты лучше подумай, чего ты на самом деле хочешь! Как следует подумай! — велела мне она. — Ты хочешь нежного и чуткого? Или умного, красивого и эгоцентричного? А еще он может быть коварным, жестоким и равнодушным. А еще…

— Отвяжись, зараза, — пробормотала я. Содержание нашей беседы нравилось мне все меньше. — Оставь меня в покое!

— А если ты хочешь просто кого-нибудь, не важно какого, тогда вперед! Только потом не плачь и будь готова к тому, что он может оказаться совсем не таким, как тебе кажется. Ну что ж, тогда придумаешь ему нужные качества, только, к сожалению, это будет лишь в твоем воображении.

— Перестань, — сказала я зеркалу. — Все равно я тебе не верю. Не могла я в нем так ошибиться.

— А где же он тогда?! — насмешливо бросило мне зеркало.

Я пожала плечами и пошла на кухню.

«Ну что, дорогая? — расстроенно сказала я себе. — Считай, что это была взятка. Поэтому милиция и занимается твоим делом. Если занимается, конечно».

Весь следующий день я читала пособие по цветоводству, иногда делая выписки, а вечером отправилась в театр, до которого от моего дома можно было дойти за пятнадцать минут.

В буфете я зачем-то выпила стакан неопределенного сока и съела бутерброд с подозрительной колбасой. Мои умственные способности были явно на нуле.

Пока я старалась прожевать колбасу, рядом со мною устроились два мужика, беседовавших о наручниках, замках, решетках и прочих столь же приятных вещах. Что ж, эта тема как нельзя лучше соответствовала моему настроению.

Через столик от меня сидел молодой человек с усами. Он ничего не ел, зато поглядывал на часы и иногда — на меня. Я подумала, что он ждет девушку, и попыталась представить ее: наверное, невысокая брюнетка, худощавая и в джинсах.

Тут он опять посмотрел на меня и чуть улыбнулся. Усы зашевелились. Вероятно, он их сам ножницами подстригает: один край ниже другого.

Раздался второй звонок, я встала, сочувственно улыбнувшись молодому человеку: мол, девушка еще придет. Поднимаясь по лестнице, я обернулась и увидела, как он, прикрыв усы рукой, заглядывает во внутренний карман пиджака. Из пиджака что-то выглядывало, я тут же решила — передатчик, мгновенно сделала вывод, что этот парень кому-то что-то сообщает. О ком? — Ну конечно же, обо мне.

— Боже мой! — сдавленным голосом воскликнула я, забыв про спектакль, и вылетела на улицу. Мне показалось, что молодой человек вскочил, но куда он делся потом, я не заметила.

Добежав до своего дома, чудом не подвернув ногу, я села в машину, стоявшую во дворе у подъезда, — надо же, не угнали! — и помчалась с максимально возможной скоростью.

Езда на машине в узком вечернем платье и туфлях на высоких каблуках — то еще удовольствие. Если вы любите острые ощущения, очень рекомендую.

Подъехав к своему хозяйству, я увидела странную картину: по моей клумбе ползал милиционер. Еще три человека осматривали дом и траву вокруг него.

Я поднялась на крыльцо.

Дверь не взломана, хотя и открыта. Замок порядком поцарапан. Внутри все цело, ничего не взяли.

Я немного успокоилась, вышла из дома и пристроилась в хвост озабоченным милиционерам, обращая внимание на то же, на что и они. Разрушений никаких не обнаружилось, зато на клумбе — удивительное дело! — как будто корова лежала, так все примято. А на фундаменте поставлен крест. Точнее, аккуратно нарисован. Оранжевый — должно быть, кирпичом рисовали.

— Скажите, — обратилась я к сотруднику милиции, — это ваш человек следил за мной в театре?

— Нет, — удивился тот. — А что случилось?

— Да вроде бы ничего… Просто столкнулась с одним подозрительным типом, и мне показалось, что он за мной… — цепкий милицейский взгляд вверг меня в смущение, и я замолчала.

— Описать его можете?

— Он на вас был немного похож. Только в лице у него было что-то не так, я еще подумала о ножницах… Ах да! Усы! У него были кривые усы.

— Ну, усы могли быть приклеены, — заметил мой собеседник. — Вы, пожалуйста, его подробнее опишите. И не беспокойтесь: мы будем вас охранять.

Услышав знакомые слова, я нервно рассмеялась.

Как могла, я описала того, кто, как мне показалось, за мной следил, вспомнив при этом, что он за мной не побежал и что «хвоста» за машиной не было. Так что же это было? Следил он за мной? Или у него в кармане пиджака было зеркало, и он просто решил причесать свои усы? Органы дознания к нему интереса не проявили. Может, я поторопилась принять его за бандита?..

Начинало темнеть. Милиция уехала, ничего мне не объяснив. Интересно, что здесь было без меня? И что мне теперь делать?

— Остаюсь! — сказала я себе. — Будь что будет!

На следующий день я проснулась рано. На сердце было тяжело и тоскливо, на улице — пасмурно и холодно. Спустившись с крыльца, я медленно обошла вокруг клумбы, спрятав руки в карманы куртки и подняв воротник.

Вся клумба была в следах с очень характерными каблуками. Ну надо же, все астры вытоптали, паразиты!

Я решила, что следы — милицейские. Такие следы были в изобилии и вокруг дома.

Мои кроссовки тоже оставляли отпечатки на влажной земле, но более овальные и размером поменьше.

Дождей не было уже три дня, но глинистая почва сохла долго. Должны сохраниться следы хотя бы за последние двое суток, подумала я и, выпив кофе, вышла на охоту, прихватив лупу и линейку.

Оказалось, что вокруг дома родная милиция почти все затоптала. Только под одним из окон сохранилось два четких отпечатка. Мне они как будто что-то напомнили, но я так и не сообразила, что именно. Потом вспомню, решила я и пошла дальше, тем более что обладатель следов не сделал попытки влезть в окно. Но осмотреть, наверное, все осмотрел, иначе зачем бы ему там стоять.

Вдоль живой изгороди четко отпечатались козьи копытца, причем в обоих направлениях. Были и следы в елочку. Где я их уже видела? Ах да, на своем крыльце перед отъездом.

Я пошла вперед за Ириниными сапогами, внимательно разглядывая дорогу. Ирина слева шла, коза справа. Ага, вот здесь коза остановилась, обглодала ивовый куст — ни листочка не осталось, все ветки ободраны.

А вот следы большой собаки, глубокие и с четкими когтями. Так. Теперь тропа делает поворот. Коза с Ириной — тоже. И собака. А тут собаку пересекают кошачьи следы, маленькие и без когтей — кошка их втягивает при ходьбе. А собака — ноль эмоций, надо же! Интересно… Или кошка шла позже собаки?

Вот собака подбежала что-то обнюхать и… и еще одна собака подбежала. Две собаки. Наверное, это Митькины овчарки. Надо искать его следы! Так… А вот же они! Тридцать сантиметров длиной, нет, двадцать девять с половиной. Вот он у лужи стоит. А это что он делает такое? Что-то делает ногой. Поскользнулся. Через лужу перешагнул… Зачем было в лужу лезть, можно вот здесь за кустами пройти. Так… Секундочку! Где же следы Ирины? Вот они, в елочку, их много, а вот здесь они кончаются. И что же? Что они такое делают?.. A-а, понятно! Это Митя ее через лужу переносит, как я сразу не догадалась?

Я не стала преодолевать лужу вброд, а пошла за кустами справа. Там я тоже обнаружила следы размера так тридцать шесть-тридцать семь, с ромбиками. Вроде от резиновых сапог. Сапоги долго топтались за кустами, а потом пошли за Ириной с Митей, иногда наступая на их следы. Кто это следил, жена?

Я не помнила размера Светкиной обуви, поэтому решила посмотреть, куда пойдут сапоги в ромбик. Они шли, шли и свернули к Чудаку. Очень интересно! А Ирина с Митей дальше пошли. Не буду за ними следить. Взрослые люди, сами разберутся.

Я вернулась к дому. Было уже двенадцать часов.

Солнце выглядывать не собиралось. Гамма с щенками была у Мити. Брюнет так и не объявился.

Тоска, короче…

Я пообедала и пошла разыскивать следы из-под окна, но больше они нигде мне не попались. Все затоптали, сволочи! Что же они мне напоминают?.. Размер этак сорок два-сорок три.

Вздохнув, я направилась к грядкам с овощами. Тоска — не тоска, а хозяйством заниматься надо. Сорняк не дремлет!

«За два дня — никаких событий, — подумала я, склонившись над грядкой с клубникой. — А жаль!..»

Переделав все другие дела — весьма, впрочем, немногочисленные, — я решила обработать клубнику: прополоть, обрезать усы и старые листья, подкормить.

Поливать пока не надо — все и так залито, дожди шли несколько дней подряд. Урожай овощей убирать рано, грядки перекапывать — тоже. Вот только полоть всегда нужно.

Никто не приходит, ничего не происходит, продолжала рассуждать я. Странное затишье. Как перед бурей.

Прорыхлив часть клубничной грядки, я подкопала совком одуванчик — у него длинный корень — и, выдернув, бросила его в ведро для сорняков. Обломанные клубничные усы полетели туда же.

«Что такое? — вдруг удивилась я своим мыслям. — Мне стало скучно? Неужели мне так не хватает чувства опасности?! Или, может, чего-то другого? Или кого-то другого?»

Ухватив длинный ус с тремя розетками листьев, я дернула, рассчитывая его оборвать, но вырвала из земли весь куст клубники вместе с корнями.

Да нет, не может такого быть, всего мне хватает, принялась успокаивать я себя. Просто мне интересно, что здесь произошло, пока меня не было. Где бы мне об этом узнать?.. Ну конечно, у Ирины.

Отряхнув с корней землю, я бросила вырванный клубничный куст в ведро и пошла мыть руки.

— Гамма, я ухожу! — крикнула я любимой собаке, которую, забрав от Мити, поместила вместе с щенками в сарай, но она не обратила на меня внимания, полностью поглощенная заботой о потомстве.

На деревенской улице я ощутила какую-то непонятную, необъяснимую печаль. Жизнь в деревне никогда не казалась мне веселой, но сегодня там было особенно уныло.

Мелкие белые куры-несушки возились в песке с таким видом, словно их не кормили целую неделю, и от голода они еле ноги переставляли. Их шеи были вымазаны в зеленке, для того чтобы их можно было отличить от таких же голодающих белых кур, принадлежащих другим хозяевам.

Из-под чьей-то закрытой калитки, чуть пригнувшись, вылез на дорогу облезлый серый кот. Прихрамывая, он перебрался через улицу, подошел к курице, отдыхавшей лежа в песке, и уселся почти ей на хвост. Недовольная курица, вскочив, шмыгнула в растущий у забора бурьян. Бурьян рос повсеместно — у деревенских не было привычки его выпалывать.

Из той же калитки, что и кот, вышла согнутая старушка в платочке, с трехлитровой банкой молока в одной руке и сучковатой клюкой в другой и, бросив на меня косой взгляд, тяжело заковыляла по улице, обходя лужи.

Подойдя к дому своей подруги, я остановилась у забора.

Во дворе над стоящим на табуретке пластмассовым тазом с водой склонился Денис. В тазу что-то плавало.

Денис вынул из воды носок и стал запихивать в него мыло. Вредное мыло вырвалось и ушло на дно тазика. Выловить его никак не удавалось.

Я молча наблюдала.

Наконец Денис поймал мыло, достал его из воды, но скользкое мыло тут же упорхнуло на землю — под табуретку. Разозлившись, Денис шлепнул кулаком по плавающим в воде носкам. Вода сказала: «Бульк!». В разные стороны полетели брызги.

— Стирай как следует! — прикрикнула на сына Ирина, обернувшись на «бульк», и увидела меня. — А, это ты. Привет, заходи.

— Что это твой сын такое делает? — поинтересовалась я.

— Он у нас отличился! — возмущенно воскликнула Ирина. — Жениться, видите ли, собрался! Невесту себе нашел с соседней улицы! Пусть сначала носки стирать научится! И шнурки завязывать! Тоже мне, жених! Сколько ему лет, он не знает, зато знает, что такое секс!

— Дениска, — осторожно обратилась я к нему. — Ты знаешь, сколько тебе лет?

— Шесть, — ответил Денис, взмахнув ресницами.

— А что такое секс? — вкрадчиво продолжала я.

— Секс — это когда мужчина и женщина спят вместе, — снисходительно объяснил он.

— А-а, — озадаченно протянула я.

— Вот видишь! — не выдержала моя подруга.

— Дениска, а что такое любовь?

— А любовь — это когда целуются.

Денис вытащил из тазика мокрые носки, с которых капала вода, и повесил их на ветку вишни. Ветка от этого наклонилась почти до земли.

— Отпусти ребенка, — обратилась я к Ирине. — Он не виноват. Это скоро пройдет.

— А кто же виноват?! Ну, я ей покажу, семилетней! Такая маленькая, а уже к моему сыну руки тянет!

Обернувшись, Ирина погрозила кулаком в сторону улицы.

— Что тут было без меня, расскажи, — попросила я ее. — В деревне ведь все всё знают.

— Да уж было… Перестрелка была. Кто-то к тебе залезть хотел, а другие ему мешали; нашли они что-нибудь или нет, не знаю. Милиция за ними тоже следила. В перестрелке кого-то убили и одного милиционера ранили. Потом менты притащили такую штуку… как в аэропортах, когда сумки просвечивают, Валерка знает, как это называется, и просветили твой фундамент. И что-то там нашли.

— Откуда ты все это знаешь? — удивилась я.

— А тот милиционер, которого ранили, он муж двоюродной племянницы подруги моей соседки, вон той, слева. Его уже из больницы выписывают.

— Можно будет мне с ним поговорить?

— Не думаю, — покачала головой Ирина, бросив недовольный взгляд на тазик с мыльной водой. — Он в другой деревне живет, не в нашей. Лучше ты свой дом карауль. А еще лучше — не карауль, уходи куда-нибудь. По лесу гуляй.

— Ладно, я согласна, можно и в лес уходить, — сказала я. Эта мысль показалась мне вполне разумной. — Грибы тоже надо собирать. Не буду крест на фундаменте сторожить.

— О Господи, куда он дел мыло?! Денис! — неожиданно закричала Ирина. Она подхватила тазик, выплеснула из него грязную воду под вишню и направилась к крыльцу.

— Ну, я пойду, — попрощалась я, подумав, что у нее нет времени выслушивать мои размышления.

Уже закрывая калитку, я услышала:

— Подожди, а сама-то ты как?

Вернувшись, я вкратце рассказала о том, что случилось со мной в Москве — почти ничего не случилось, если не считать того усатого из театра. Его я постаралась описать поточнее, надеясь убедить подругу в том, что он за мной следил. Но Ирина не согласилась.

— У тебя мания преследования, — заявила она. — Он с тобой познакомиться хотел, а ты сбежала. Лучше в зеркало посмотри, ты никогда так хорошо не выглядела!

Осень в лесу начинается с запаха. Не с поредевшей травы, посыпанной листьями, не с особой прозрачной тишины, не с грибов — с запаха. Запах — это сигнал: закончился пир — готовься к битве. Собирай доспехи.

Все живое разбегается, разлетается, прячется. Экономит силы перед предстоящими испытаниями.

Наше призрачное одиночество в этом мире осенью чувствуется острее. Призрачное. От слова «призрак». Вот, вот! Призрака нет, а одиночество есть!

Я задумчиво брела от дерева к дереву, подбирая грибы и рассуждая о вечности… Сначала о вечности, потом… потом о событиях более актуальных!

В моей голове стали возникать вопросы. Они возникали, исчезали, снова появлялись, крутились, сталкиваясь друг с другом и размахивая вопросительными знаками, запутывались один в другом, потом распутывались, выстраивались в ряд и снова разбегались, прячась друг за друга.

Иногда среди вопросов попадались и ответы. Это происходило приблизительно так: почему, обнаружив железный ящик в фундаменте, милиция его не забирает? Потому, что это трудно сделать? Или они ждут, пока другие захотят его забрать? Тогда ящик — это приманка. Интересно, что там, в ящике?..

Какой чудный подберезовик! О-о, вот еще один, поменьше. Так… Почему же ящик все еще на месте? Те, кто знает, что там, могли бы попытаться украсть его первыми. Боятся? Или сами сидят в засаде? Может, стоит проследить за Чудаком? А смогу ли я это сделать? Наверное, нет, ведь у него опыта больше. Вот если бы у меня был бинокль… Надо будет попросить Вику его привезти. Ага, еще один гриб в траве между елкой и березой.

С ножом в руке я наклонилась за очередным подберезовиком, и вдруг недалеко раздался звук происхождения явно не лесного. Как будто кто-то зацепился курткой за сучок. Или споткнулся о свой собственный резиновый сапог. Звук резко оборвался, испугавшись самого себя.

Я быстро обернулась и замерла.

Кто это? Похититель? Или охранник? Ну, точнее, тот, кто должен клад охранять, не меня, конечно.

А почему он прячется? Натыкаясь на грибников в лесу, я старалась первой себя обнаружить и продемонстрировать мирные намерения. Зачем же людей пугать?

Теперь испугалась я сама.

Где же он?

Подняв несколько шишек и спрятавшись за старую березу, я стала бросать их вбок от предполагаемого преследователя. Звук слегка напоминал шаги.

Ждать пришлось недолго. Из-за елки выглянул Чудак.

Теперь мне надо было показаться, но так, чтобы он не догадался, что раскрыт.

Ногой нащупав сучок, я наступила на него, но тщетно — он не сломался. Я наступила еще раз, посмотрела вниз и увидела, что пытаюсь растоптать муравейник. Его разгневанные жители уже бежали по моим сапогам.

Я издала дикий вопль, напоминающий пожарную сирену, и бросилась к Чудаку, на бегу сбивая противника со своей одежды. Муравьиная милиция в данный момент внушала мне больше страха, чем все преступники, вместе взятые. Чудак в ужасе прижался к дереву, беззвучно открывая рот.

— А-а-аа… Помогите!.. — кричала я. — Я… я села на муравейник!.. А-а-а…

Тут он пришел в себя и начал истерически смеяться. Никогда не прощу ему этот смех!

Когда я, извиваясь, сбросила с себя последнего муравья, Чудак еще продолжал хохотать, сгибаясь пополам и всхлипывая. Он, наверное, думал, что ему крупно повезло: эта бестолковая девица угодила в муравейник и тем самым спасла его от провала.

Дальше мы пошли вместе. Грибы вдруг попрятались, как будто и не росли никогда.

Чудак вел светскую беседу: друзья, знакомые, погода, урожай… Лучше бы сказал, что я хорошо выгляжу! Впрочем, выгляжу я как чучело средней паршивости: в старом папином пиджаке, вышедшем из моды лет тридцать назад, и в двух дедушкиных шляпах, надетых одна на другую, так как первая мне велика, а у второй поля слишком маленькие. Как он меня вообще узнал?!

Внезапно у меня появилось чувство опасности, грозящей неизвестно откуда. Стараясь подавить нарастающую панику, я продолжала вести светскую беседу. Мой голос слегка охрип от волнения, но я надеялась, что это заметно только мне.

Поискав в карманах нож, которым срезала грибы, и не найдя его, я решила, что забыла нож в муравейнике. Защищаться было нечем. Значит, надо бежать.

— Вы не могли бы мне помочь? — обратилась я к Чудаку.

— Да-да, конечно! — быстро ответил он. Подозрительная готовность.

— Тогда держите пакет. Это для грибов. Посмотрите вон под теми деревьями. Там должны расти подберезовики. А я пойду здесь — здесь опята. На опушке встретимся.

Как же, пойду я к опушке, подумала я, как только он скрылся из вида, и, бросив грибы, побежала в противоположную сторону. Выбежав из леса, я скатилась в канаву и залегла, тут же промочив локти и коленки. Потом осторожно подняла голову и осмотрелась — нигде никого не было. Ни на дороге, ни в поле, ни вокруг дома. А внутри?

К дому я бежала прямо через поле. Вбежав, закрыла дверь на крючок. Внутри, к счастью, тоже никого не было. К моему счастью, ибо только ненормальный может сначала запереть дверь, а потом проверять, нет ли в доме посторонних.

Я подумала, что надо вдоль канавы валерьянку посадить, вернее, валериану лекарственную. Она в природе вдоль ручьев растет. Если никто покупать не будет — самой пригодится.

После обеда я вспомнила о брошенных грибах и решила их разыскать: пропадут ведь! Казалось бы, что может быть проще — найти уже собранные грибы, причем не просто валяющиеся на земле, а сложенные в полиэтиленовую сумку. Но увы… Я безрезультатно бродила по лесу почти два часа.

Зачем-то я надела толстый свитер. Мне было жарко. Но хуже всего было то, что я нашла пустую консервную банку и несколько окурков. В моем лесу консервная банка — большая редкость, а про кучу окурков под одним и тем же деревом и говорить нечего! Значит, у кого-то здесь опорный пункт. Или наблюдательный, что тоже плохо.

Солнце садилось. В лесу начинало темнеть. С грибами или без грибов, а надо возвращаться.

Повинуясь неясному чувству, я не вышла на дорогу, а выглянула из-за куста.

Я была готова ко многому, но увиденное меня просто потрясло: к моему дому подъезжал бульдозер. Он остановился недалеко от крыльца. Похоже, с домом придется попрощаться. Жаль. Мне хорошо здесь жилось.

Чтобы улучшить обзор, я залезла на дерево и заметила, что с другой стороны подъезжают два БТРа, а со стороны милиции — несколько автомашин. Я наблюдала за происходящим с замиранием сердца.

Из машин милиции выскочили какие-то люди, вооруженные автоматами, окружили бульдозер, что-то крича, потом стали стрелять. Сначала в воздух, потом на поражение. Бульдозерист начал отстреливаться. БТРы, ни во что не ввязываясь, развернулись и уехали.

Автоматчики вытащили из кабины бульдозера двух мужчин, надели на них наручники и увезли. А кто же был в БТРах?

Я уже собиралась слезть с дерева, но увидела возвращающиеся БТРы. Из них тоже выскочили люди, уже плохо различимые в сумерках, с помощью какой-то штуки с ужасным грохотом выломали кусок фундамента и быстренько умотали, прихватив его с собой. Дом остался стоять.

Метрах в двадцати от меня раздался шум, и неожиданно кто-то спрыгнул с дерева. Я начала всматриваться в темноту — как на нем сидят брюки? — и схватилась за голову. Боже мой, это же Брюнет!

Я была разочарована. Неужели мне нравился человек, все сражение просидевший на дереве?! Нет, не так: он сидел на дереве совсем рядом с моим домом, а ко мне так и не зашел. Что это значит? Это значит, что я ему… что я ему совершенно не нужна!

Догонять Брюнета я не стала.

— Давно не было такого интересного лета, — произнесла Ирина, подняв бокал. — Жаль, что оно кончилось. Давайте за это выпьем.

— За то, что кончилось? Или за то, что было интересным? — не без ехидства спросила Вика.

— И за то, и за другое.

Была последняя суббота августа, уже не очень теплый, но все еще душистый летний вечер. Мы сидели под яблоней и пили выигранное мной шампанское, закусывая Митиным сыром.

Все было в последний раз в это лето: Вика в последний раз ходила в лес за грибами — осенью она собиралась ездить на свою дачу, а грибы там, по ее уверению, не росли; Ирина в последний раз многообещающе улыбалась Мите, так как уезжала через день — первого сентября дети шли в школу; подросшая Ванда, белый пушистый котенок, в последний раз вихрем носилась по траве — Вика забирала ее в Москву; отвязавшаяся Гроза в последний раз пыталась обглодать мою клумбу.

— Лучше выпьем за то, чтобы следующее лето было безопасным, — предложила я. — А наши дома были бы целы, убитые Кролики не плавали бы в речке, никто не получал бы писем с угрозами…

— Ты еще не все знаешь, — перебила меня Ирина. — Я ведь образец почерка у Чудачки взяла, ну, у знакомой Чудака. Так вот, то письмо она писала, на, сама посмотри. Помнишь крючок над буквой «т»? И эту закорючку?

— Что это за список продуктов? — удивилась Вика, заглянув в исписанный листочек.

— Она в магазине писала, а я вытащила у нее из кармана, козой отвлекла, — Ирина сделала глоток шампанского, сорвала с ветки два яблока, себе и Мите, и потребовала: — Кто еще что знает, расскажите!

— Чудака арестовали, — поделился информацией Митя.

— За это можно выпить.

— За это пить не будем, это кровожадно, — возразила я и поставила свой бокал на стол. Для прощального вечера мы перенесли под яблоню почти всю мебель из дома.

— Защитник Миша исчез, причем уже давно, — напомнила Вика. — Его труп пока не нашли. Что вы об этом думаете?

— Найдут!

— Да не об этом, а вообще, — поморщилась Вика и протянула свой бокал Мите, чтобы тот налил в него шампанское. — Предлагаю окончательную версию: мой одноклассник украл и спрятал чьи-то сокровища. Они — владельцы сокровищ — его поймали, пытали и убили, однако он им ничего не сказал. Но они свои сокровища долго искали и, наконец, нашли.

— Кто искал? Чудак? — спросил Митя.

— Нет, Чудак был из той же компании, что и одноклассник, это мы еще раньше решили. Он здесь жил и сокровища охранял.

— Подожди-ка, у меня другая версия, — вмешалась я. — Он мог спрятать свои собственные сокровища. От этих спрятать, от конкурентов!

— Это не другая версия, а та же самая. Слушай дальше!

— Нет, это ты слушай дальше! — потребовала я. — И брось мне яблоко!

Яблоко оказалось кисловатым, но с медом было вполне съедобным. Сделав глоток шампанского, я продолжала:

— Друзья одноклассника с помощью письма пытались выманить меня из дома и потихоньку забрать свои сокровища, но им не повезло. К тому же я сама привела их конкурентов к своему дому, в чем до сих пор раскаиваюсь. А Защитник Миша либо конкурент, либо ни при чем.

— Раз исчез, значит, конкурент, — убежденно сказала Ирина. — А вместо сокровищ могли быть компрометирующие документы. Не пойму только, кем был Кролик и за что его убили.

— Я считаю, что Кролик увидел что-нибудь неподходящее, — пояснила я. — Вредно быть слишком любопытным.

— А Миша мог и не быть конкурентом, особенно если с Чудаком знаком был, — заметила Вика.

— А был?

— Не знаю. Он мог это скрывать, но вот с одноклассником моим он точно был знаком.

Вика веточкой пошевелила траву, к ней тут же подлетела Ванда и вцепилась в нее (в ветку) зубами и всеми четырьмя лапами.

— Почему он себя так странно вел? — сделав паузу, продолжила Вика. — Я думаю, потому, что хотел, чтобы ты испугалась и уехала. Ой, смотри, сейчас эта фурия твои гладиолусы съест! Нечего будет нашим детям первого сентября в школу нести!

Я побежала привязывать Грозу, а когда вернулась, увидела, что в мой бокал с шампанским с ветки яблони спускается на паутинке гусеница, а мои подруги с интересом наблюдают за ней. Когда до бокала осталось сантиметров пятнадцать, гусеница раскачалась на паутинке и свалилась на стол.

— Промахнулась, — констатировала Вика, доела яблоко и обратилась ко мне: — Открой тайну, куда сокровища делись, что твоя милиция об этом думает?

— Сокровища сплыли. Больше ничего не знаю и знать не хочу.

Последние слова я произнесла не очень уверенно, поскольку в этот момент около моего дома остановилась черная «Волга». Из нее вышел Брюнет.

— А вот и милиция, — недовольно фыркнула я.

— Пойди поговори с ним, — шепнула мне подруга. — Неужели тебе не интересно, что стало с тем ящиком?

Интересно, конечно, но… Но ноги не идут. Нет, не от шампанского, от чего-то другого… Я привстала и снова села.

— Не могу, — жалобно произнесла я. — Сама пойди.

— Ну нет! — решительно заявила Вика. — Это ты ему нужна, а не я. Как ты думаешь, зачем он пришел?! И вообще, хватит прятаться за чужую спину, то есть за чужую… м-м… талию, — сказала она и величественно выпрямилась. Фигура у нее и в самом деле была великолепная.

Тем временем Брюнет достал из кармана какой-то листочек и, заглянув в него, завернул за угол моего дома.

— Может, ты узнаешь про ящик у кого-нибудь другого? — неуверенно предложила я Вике.

— Нет! — категорически отказалась она.

Обреченно вздохнув, я поднялась со стула, но в этот момент Брюнет вышел из-за дома и увидел нас сам. Я помахала ему рукой, приглашая присоединиться к нашему столу. Он спрятал свою шпаргалку в карман и направился к нам.

— Хорошо, что я вас застал, — обрадованно произнес он, поздоровавшись. — Вы могли бы мне помочь.

— Хотите шампанского? — вкрадчиво спросила Вика и, не дожидаясь ответа, вручила ему бокал. — Задавайте ваши вопросы. Вы ведь за этим пришли, да?

— А куда исчез тот ящик? — обратилась к Брюнету Ирина.

— Ящик? Ну, ящик мы нашли… А вы мне можете кое в чем помочь, поэтому я к вам и пришел.

Услышав эти слова, Вика многозначительно посмотрела на меня: мол, знаем, из-за чего ты пришел. Потом долила нам шампанского.

— Не находили ли вы где-нибудь ключ? — спросил нас Брюнет.

— А каким должен быть этот ключ? — поинтересовалась Вика. — Большим, маленьким, круглым, плоским?

— Не знаю, — ответил он. — Но, может быть, вы хоть какой-то находили? Мог у вас кто-нибудь ключ спрятать?

— Ключ… ключ… — задумчиво повторила я. — Нет, не попадался. Разве что…

— Знаю! Банка! — неожиданно завопила Вика. — Вот зачем она была нужна! Поэтому он ее и забрал!

— Точно! — воодушевленно подхватила я. — Только он не банку, он ключ забрал. Увидел ключ в варенье, варенье вылил… Знал, паразит, где искать! Это значит, что они в одной компании были.

— Может, он не знал, а просто все внимательно осмотрел!

— Ну-ка, рассказывайте! — потребовал Брюнет. — Что за история с вареньем?

Перебивая друг друга, мы изложили факты, а также наши соображения по этому поводу.

Брюнет задумался, глядя в бокал с шампанским. Мы с Викой тоже замолчали.

Митя с Ириной отправились инспектировать мои грядки с овощами — после шампанского их не очень интересовало варенье с ключами.

Какая-то мысль вертелась у меня в голове, но мне никак не удавалось поймать ее за хвост. За длин-ный се-рый хвост. Мы-ши-ный… О! Вот она!

— Помнишь, когда мы обсуждали железный ящик, это когда Кролика убили, ты чем-то подавилась, — обратилась я к Вике. — Что это было?

— Я подавилась? Да. Помню. Не помню чем. По-моему, это было просто от неожиданности.

— Но подавилась-то вареньем?

— Не помню, — вздохнула Вика. — Мне кажется, что ключей там не было, а то я бы зуб сломала. Я тогда все выплюнула, потом все это съела Гамма.

— Твоя собака могла съесть ключ? — встрепенулся Брюнет. — Где же его теперь искать?

— Ну, если ключ был, то найти его легко, — ответила я. — Гамма тогда уже родила и далеко гулять не бегала. Весь ее помет вон там, у кучи песка.

Брюнет пошел рассматривать Гаммин помет. Мы с Викой остались под яблоней.

— Вот видишь, как все хорошо решилось, — сказала Вика.

— Что же тут хорошего, — возразила я. — Наверное, они этот ящик открыть не могут, раз ключ хотят найти. Может, это сейф со сложным замком? Что-то тут не то… Да и Миша твой почему-то скрывается, если не хуже…

— Да я про него, — кивнула Вика в направлении кучи песка. — Он ведь к тебе пришел!

— Ах, это…

Мы замолчали, увидев, что Брюнет возвращается к нам.

— Дай мне что-нибудь острое, — попросил он, подойдя к столу.

Я огляделась вокруг. Острое?

— Вилка подойдет? Или нож?

— Ложка не нужна? — предложила только что подошедшая Ирина. Проводив Митю, она вернулась к нам.

— Ложка для дерьма не годится! — немедленно откликнулась Вика.

Брюнет дернулся. Ирина в недоумении замолчала. Я ждала продолжения, но нет, больше ничего не произошло.

Брюнет, взяв нож и вилку, ушел проводить исследования.

— Я что-то пропустила? — спросила Ирина.

— Ты улыбалась Мите, поэтому ничего не слышала, — злорадно ответила Вика.

— Он думает, что Гамма съела ключ от сейфа, — пояснила я. — Но он ошибается. Нам с Викой кажется, что ключ забрал Защитник Миша. Так что сейф сейчас в милиции, а ключ на свободе. А что в нем, в этом сейфе, он так и не сказал.

— Не может быть! — поразилась Ирина. — Он все скрывает! Их специалисты не могут какой-то ящик открыть?! Пойдем, я его еще раз спрошу. Или ты спросишь.

— Ну и я с вами, — сказала Вика, поставив рюмку. Мы втроем направились к куче песка.

Как я и думала, Брюнет ничего не нашел.

Я бросила взгляд на то, что еще недавно было собачьим пометом, и увидела рядом следы, четко отпечатавшиеся на песке. Вот они, следы, те самые, которые были под окном.

Я посмотрела на ботинки Брюнета. Они или не они? Что же он стоит на месте? Мне ведь надо сравнить след! Вот он сделал шаг вперед. Они! Те самые следы! Следы Брюнета! Ну и что мне это дает? Да ничего!

— Ну скажите же нам, что там было, в этом ящике! — накинулась на Брюнета Ирина. — Из-за чего наша Юлька столько страдала?

Брюнет пожал плечами и отвернулся, но Ирину это не остановило. Подойдя ближе, она схватила его за руку и произнесла, нежно заглянув в его глаза:

— Ведь это уже не тайна, правда? Мы тоже хотим знать!

— Да забудьте вы про этот сундук с помойки! — с раздражением бросил он и, вырвав руку, направился к своей машине.

Мы с Викой ошарашенно посмотрели друг на друга, потом — вслед Брюнету.

— Быстро догони его, — прошипела Вика.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила я ее.

— Нет!

— И я нет!

— Быстрее беги, он сейчас уедет!

Я бросилась за ним, не очень, впрочем, быстро — так, чтобы успеть сообразить по дороге, зачем я это делаю.

Значит, ящик, который был у меня в фундаменте, — это просто сундук с помойки?! А где же тогда клад? И зачем он, Брюнет то есть, стоял под моим окном? Минуточку, а зачем он обошел дом? Он смотрел в какой-то листочек… Знаю! Знаю, что мне нужно!

Все это пронеслось в моей голове за несколько секунд. Я догнала Брюнета у самой машины, он уже открыл дверцу. «Что делать будем, дорогая?» — спросила я себя и улыбнулась.

Отпустив дверцу машины, Брюнет сделал шаг ко мне и тоже улыбнулся. Его глаза… О черт! Не надо было подходить к нему так близко! Эти бездонные глаза опять околдовали меня! Меня потянуло к этим глазам, рукам, губам…

Последним усилием воли я приказала себе сосредоточиться. Зачем я к нему шла? Ах да, за той шпаргалкой. В какой карман он ее положил? В правый?

В этот момент его руки прикоснулись к моим плечам; он обнял меня, его губы неотвратимо приближались к моим губам… Левой рукой я потянулась к его карману. Вот он, этот листочек! Надо медленно его достать. Так. Куда его теперь пристроить?.. В мой карман нельзя — он может заметить. Нужно, чтобы он не видел, значит, куда-то у него за спиной. Куда же?..

Моя рука с листочком скользнула вбок, затем вверх по его спине. Я почувствовала прикосновение его губ и потеряла представление об окружающем мире. Мои пальцы разжались, листочек полетел вниз.

Когда Брюнет уехал, я огляделась, заметила валявшийся на траве сложенный вчетверо лист бумаги, подняла его, не разворачивая, и пошла к столу под яблоней. Мои подруги допивали вторую бутылку шампанского.

— Ну, высший класс! — восхищенно произнесла Вика. — Давай его сюда.

Она взяла лист у меня из рук, развернула его, и мы увидели план. Похоже, план какого-то дома. Неужели моего?!

— Смотри-ка, это план твоего дома, — удивленно сказала Ирина и потянула лист к себе. — Вот вход, три комнаты, это маленькая кухня. Тут окна. А это круглое — стол у окна. Ты со мной согласна?

— Кажется, да, — неуверенно ответила я.

— А этим крестиком, наверное, обозначено место клада. Видишь, он был в доме. Скорее всего, в фундаменте.

— Дайте его мне, — потребовала Вика. — Дайте или прочитайте вот это! Сбоку!

— Железный ящик, — прочитала я вслух. — Точка. Ключ в банке.

— Ключ в банке! — закричала Вика. — Ясно?! Он нашел этот ключ и забрал его!

— Подожди, почему железный ящик? Он же сказал, что этот ящик с помойки! В нем ничего не было!

— Миша его забрал! — не слушая меня, возбужденно повторяла Вика. — Ключ забрал!

— Может, был еще один ящик?

— Да перестаньте вы, — не выдержала Ирина. — Хватит! Ничего понять нельзя!

— Значит, они не тот ящик нашли, раз он еще раз пришел! Да еще с планом! Вот что ему надо в моем доме! — гневно бросила я Вике. Чары фантастических глаз опять стали рассеиваться. — Вот что ему надо! А ты, ты… Не смей мне больше о нем говорить!

— Ну, вы как хотите, — пробормотала Ирина, — а я пойду. У меня дети… И Валерка там один… Я пойду.

Она ушла; мы с Викой остались в саду одни. Не совсем одни, а с мебелью, стоящей под деревьями, и с грязной посудой на ней. Это все надо было перенести в дом.

— Как потащим? — обратилась я к Вике, кивнув на стол.

— Не знаю! Не надо было Брюнета прогонять, — обвинила она меня. — Он бы все отнес.

— Я не прогоняла, — обиделась я. Затем в два захода отнесла посуду; вернувшись, схватила стол и поволокла его к дому. Стол отчаянно сопротивлялся, цепляясь за землю. В конце концов я его уронила, потом перевернула и повезла по траве, дергая за ближайшую ножку.

— Ладно, хватит дуться, давай помогу, — предложила Вика и потянула стол за вторую ножку.

Совместными усилиями мы навели порядок в саду; наших сил хватило только на это.

Утром в воскресенье, забрав Ванду и гладиолусы, Вика уехала в Москву.

«Я никого не боюсь!» — сказала я себе, уцепившись за стебель ближайшего растения, и дернула изо всех сил. Стебель сломался, и я, потеряв равновесие, плюхнулась на землю, при этом мой левый резиновый сапог, решивший проявить некоторую самостоятельность, отлетел на два метра в сторону.

Позавчера, в понедельник, гуляя по лесу, я пыталась решить такую проблему: ящик оказался с помойки; милиция своих попыток что-то найти не оставила, значит, и другие тоже их не оставили и будут искать дальше. Интересно, кто они, эти другие? И как будут его искать?

Про железный ящик и ключ в банке знали те, у кого был план. Правильно? Правильно! Сколько же их, таких, было?

Далее: сейчас ящик в милиции, поэтому никто, кроме милиции, не знает, что этот ящик — не тот ящик! Так? Нет, не так! Ведь те, кто спрятал, они-то знают! Одноклассника убили, Чудака арестовали, но ведь есть его сообщники! Вот они и придут за своими сокровищами! Им и план никакой не нужен.

Основной вывод: во-первых, должен быть еще один ящик, и его ищут; а во-вторых, я опять дрожу от страха.

Я поняла все это в понедельник, поэтому вчера, во вторник, весь день провела на поле — не очень далеко от дома, но и не рядом. Солнечные цветки календулы после заморозков превратились в грязно-бурые комочки, их уже пора было убирать с поля. Это я и стала делать.

И вот сегодня, в среду утром, я продолжала выдергивать из земли поникшие растения, не особенно торопясь и собираясь растянуть эту работу еще и на четверг, хотя обычно справлялась с ней за полдня.

Поднявшись с земли, я на одной ноге допрыгала до сапога, надела его и бросила взгляд в сторону леса. С наступлением осени привычная картина стала меняться: на серо-зеленом фоне появились акварельные пятна разных оттенков розового, желтого и красновато-коричневого; потом среди листвы проступили ярко-белые березовые стволы, и издали стало казаться, что берез в лесу, по крайней мере, в пять раз больше, чем на самом деле.

Утро было ясно-прозрачным, я слегка ежилась от холода. От леса манной кашей растекался густой вязкий туман, поглощавший все предметы на своем пути. Он проглотил и двух незнакомцев, которые растворились в тумане секунды за полторы. Я успела увидеть только их спины; о том, чтобы их опознать, и думать не приходилось. Кто это мог быть?..

«Я их не боюсь! — не очень уверенно подумала я. — Может, это безобидные грибники или деревенские. Деревенские обычно туда не ходят, но мало ли…»

Мое поле находилось на небольшой возвышенности, туман до него почти никогда не добирался. Значит, они меня видели. Ну и что? Ну и ничего!

«Перестань дрожать от страха и нервничать!» — вслух приказала я себе и, чтобы успокоиться, решила пройтись.

Бросив перчатки, в которых работала, на кучу только что вырванных растений и засунув руки в карманы куртки, я медленно двинулась вдоль своего поля, решив обойти его кругом. Оно было не очень большим, ходить по нему кругами было неинтересно, но идти в лес мне почему-то не хотелось.

Что бы мне еще обдумать? Еще раз рассортировать врагов по группировкам? Уже рассортировали, но это ничего не дало. Может, неправильно рассортировали? A-а, не все ли равно…

До сих пор непонятно, что думать о Защитнике Мише. Он искал ключ, искал в доме. Нашел. Нашел и увез.

Наверное, у него был план моего дома. Значит, прятал клад не он. Не его группировка.

А если прятал он, то есть не он, конечно, а его друзья? Зачем ему, интересно, ключ без ящика? Чтобы другие ключ не нашли? Или он думал, что ящик с помойки — это «тот» ящик? Или он идиот. Или я идиотка.

Я вытащила из кармана украденный план моего дома и в который раз стала его рассматривать. Что-то в нем было неправильно, хотя и комнаты были похожими, и дверь на месте, и окна, и стол у окна, если эта круглая штука — стол… Но вот крест стоял не там. Не на той стене. И дверь вроде бы немного не там…

«Ну думай же, думай! — в сердцах приказала я себе. — Чем занята твоя голова?!»

Может, это ложный план? Ведь был же ложный ящик!

Отчаявшись придумать что-нибудь дельное, я пошла к дому, подняв по дороге перчатки. Я решила вернуться к началу — к письму. Надо было восстановить всю картину!

Дома, достав ксерокопию письма, я бросила ее на стол. На столе не хватало еды. Тогда был вечер, я ужинала, а сейчас что делать? Надо ли повторять все в точности так, как было?

Мне не хотелось ждать до вечера, поэтому я сварила кофе и с чашкой в руке взяла письмо.

«Если тебе дорога жизнь, — прочитала я и отхлебнула кофе, — готовь пятьсот долларов».

Я снисходительно улыбнулась. Могли бы попросить и больше!

«В субботу, тринадцатого июля, ты должна отвезти деньги в Москву на электричке». Деньги? На электричке?! Ну-ну… А если не повезу?!

«Тебя будут ждать на вокзале». А почему «на ты»? Что за вульгарность?!

«И чтобы без фокусов, иначе…» Интересно, без каких это фокусов?! И что иначе?.. Прошло уже почти два месяца! Может, я что-то не так поняла?!

В четверг утром я снова отправилась на поле.

Ирина с Викой были в Москве. Мите не до меня. Придется думать самостоятельно.

Я принесла с собой вилы, воткнула их в землю и опять побрела вокруг поля. Защитник искал ключ — Защитник враг! Далее… Милиция искала… стоп! Милиция до сих пор ищет, знает, что искать, но не знает где. Ищет по плану, Брюнет с ним вокруг дома ходил. Ходил вокруг дома… ходил вокруг… Стоп! Почему вокруг? Если это план дома, должен был ходить внутри. Значит… Значит, это не план дома?

Я достала план и уткнулась в него. Если это не план дома, то план чего? Нет, это план дома. Тогда это план не моего дома. Но ищут-то у меня, значит, — это план моего дома. Но это не… Спокойно, дорогая, спокойно! Смотри внимательно!

Если это не стена дома, то что? То это канава, забор, изгородь… Изгородь! Это моя зеленая изгородь! Ура!!! Это план моего участка!

Я стала сравнивать план на листке с тем, что было у меня перед глазами. Вот эта линия — это не стена между комнатой и кухней, это дорожка к моему крыльцу. Это — длинная клубничная грядка! Это — не окно вовсе. Здесь кончается изгородь и начинаются яблони. Все в точности совпадает! Надо срочно поделиться с кем-нибудь моим открытием!

Я взвизгнула от восторга, схватила вилы и вдруг увидела Вику. Она торопливо шла ко мне от изгороди. Я воткнула вилы обратно в землю и поспешила ей навстречу.

— Послушай, я такое придумала! — закричала я метров за десять до Вики. — Только что догадалась!

— Что я знаю! — закричала она одновременно со мной. — Там такое было! Я взяла два отгула, чтобы срочно к тебе приехать!

— Подожди, я сейчас тебе расскажу! — завопила я, подойдя к Вике почти вплотную.

— Что ты кричишь! — недовольно проорала она мне в ухо. — Слушай меня, я специально приехала. Меня на допрос вызывали!

— Я про план знаю! — продолжала я не намного тише, но тут до моего сознания дошло слово «допрос». — Повтори, что ты сказала? Куда тебя вызывали?

— А ты что сказала?

— Я? Я — план, — я достала из кармана листочек с планом и помахала им перед ее носом.

— А я — Защитник Миша. Нет, я Защитника Мишу… Нет, я о Защитнике Мише…

— Замолчи немедленно, — потребовала я. — Замолчи и послушай!..

— Я не могу слушать, — затараторила Вика. — Я в шесть утра из дома уехала, к тебе торопилась…

— Да замолчи ты наконец! — оборвала ее я и вдруг сообразила, что на самом-то деле хочу, чтобы она продолжала говорить. — Я тебе свою очередь уступаю, рассказывай!

Выяснилось, что Вику вызывали не на допрос, а на опознание. Обнаружили труп Миши; Вика его благополучно опознала, а заодно у кого-то узнала, что у Миши в кармане был план, который потом перекочевал в карман милиции. Это тот самый план дома.

— План участка, — поправила я ее.

— Чего? — с недоумением переспросила подруга.

— Ну, это не план дома, это план моего участка. Смотри: вот изгородь, это грядки, это дорожка к дому, эта штука — не кухня, это мой дом, а этот круглый стол — это не стол, — я перевернула план так, чтобы совпали стороны света, — не стол, а… а вон то дерево, на котором я в засаде сидела!

— А крест этот?

— Сейчас посмотрим… Это тут на лужайке, перед сливами. Странно. Там ничего нет, только ровный газон. К тому же все ищут в доме, даже милиция! Что-то я перестала понимать… Надо сделать перерыв. На обед.

Во время обеда мы с Викой слегка успокоились, хотя кусок в горло не лез: мы с трудом съели одну тарелку вареной картошки на двоих.

— Пойдем, прогуляемся, — предложила я после еды. — Ты бинокль привезла?

— Нет.

— Почему?

— А надо было? — удивилась Вика. — Ты не говорила.

— Наверное, я что-то перепутала, — вздохнула я. — Ладно, не пойдем гулять, на крыльце посидим. Ты там, в Москве, Брюнета не видела? — спросила я совершенно спокойно.

— Нет, не видела, — ответила Вика и пристально посмотрела на меня. — Знаешь, тебе это все, определенно, пошло на пользу, ты стала такой… уверенной в себе, понимаешь? Знающей себе цену.

— Что ты сказала? — задумчиво переспросила я. — Повтори еще раз, мне это что-то напомнило.

— Ну, я тебя похвалила… — протянула она.

— Похвали еще! — потребовала я. — Может, я соображу, в чем дело.

— Ну, ты изменилась…

— Не то!

— Стала более уверенной в себе…

— Уверенной, — пробормотала я. — Неуверенной. У-ве-рен-ной, не-у-ве-рен-ной…

Я вдруг представила Гамму на лужайке, на том самом газоне рядом со сливами. Гаммины заискивающие глаза, неуверенная поза, дрожащий хвост…

— Гамма! — воскликнула я.

— Где? — удивилась Вика и покрутила головой, пытаясь отыскать мою собаку. — Где, в доме? Или на плане?

— Нет, не Гамма! Лужайка! Собака на лужайке!

— Что-что?

— Лужайка — собака. Собака — лужайка. Лужайка! Газон!!!

Вика непонимающе захлопала ресницами и снова стала озираться по сторонам.

— Остановись, — повернулась она ко мне. — Остановись и повтори!

Я попыталась объяснить еще раз:

— Ну, та собака, милицейская собака, она бежала к этой лужайке, а на лужайке — крест. Все думали, что она бежала к Гамме, а она — к кресту. Крест не там, а на плане, — на всякий случай уточнила я, заметив, что Вика повернула голову и посмотрела на лужайку.

— А там что? Почему там крест? Может быть, там труп закопали? — предположила Вика. — Закопали, а собака его учуяла… Как ты думаешь, чей это может быть труп? Одноклассника нашли, Кролика нашли, Мишу нашли. Чудака милиция арестовала. Тут больше никто не пропадал?

— Не пропадал, кажется… Может, в Москве кто-нибудь пропал? И когда его успели закопать?! Только трупа мне в земле рядом с домом не хватало!! — в отчаянии воскликнула я. Эта Викина гипотеза мне совершенно не понравилась.

— Не отвлекайся. Лучше скажи, что сама об этом думаешь. О том, почему там крест.

— Потому что… не знаю — почему! У меня уже голова болит! А у тебя?

— И у меня болит.

— По-моему, нужно идти спать.

— Ты что, еще светло! — недовольно возразила мне Вика. — И вообще, твои проблемы мне спать мешают, я от них отделаться не могу.

— Закрой глаза и досчитай до тысячи, лучше по-английски, — посоветовала я.

Утром мы обе выглядели намного лучше, да и чувствовали себя неплохо, несмотря на то, что встретились у двери на кухню в пятнадцать минут шестого. Еще не рассвело.

— Кофе? — спросила я подругу.

Она кивнула и села в комнате за стол у окна, поскольку на кухне, кроме плиты, помещался только один человек. Дверь на кухню осталась открытой.

— Знаешь, я полночи не могла заснуть, вертелась с боку на бок, — поведала моей спине Вика.

— Я тоже плохо спала, — ответила я, включая газ. — Зато у меня есть идея.

— И у меня есть. У тебя какая?

— Доставай чашки. Идея — об однокласснике.

— А у меня о собаке. Куда ты дела сахарницу?

— А что, ее нет на полке? — удивилась я. — Не может быть! A-а, вот же она, на плите. Так что за идея?

— Сначала кофе.

Разлив кофе по чашкам, я положила на стол привезенный Викой хлеб, достала из холодильника сыр и принялась его резать.

— Что ты думаешь о собаке? — начала Вика, положив в рот кусочек сыра.

— О Гамме? Или о милицейском кобеле?

— О милицейской собаке. Пей кофе, а то остынет. Я сама сыр порежу.

— Я этого кобеля хорошо помню, — не задумываясь, ответила я. — Он был противным, бесчувственным негодяем. Он внушил Гамме мысль о ее сексуальной неполноценности…

— Юль, ты чего?! Это же собака! — укоризненно посмотрев на меня, произнесла Вика. — С чем у тебя ассоциируется собака?

— Собака — следы…

— Чьи следы? Следы чего? Ну? Соображай! Для чего нужна собака?

— Для чего? — переспросила я и, подумав несколько секунд, умоляюще посмотрела на подругу.

— Не скажу! Сама думай! Зачем твой дом просвечивали, что искали? Для чего собака?

— Ты считаешь, что оно должно чем-то пахнуть?

— Вот именно! — подтвердила Вика. — Ну?! Алмазы пахнут? Их с собакой ищут?

— Нет... — протянула я.

— А что ищут?

Я напряженно уставилась на подругу, пытаясь уловить ее мысль и… наконец догадалась. Наркотики! Конечно же, кобель должен был их учуять!

Я посмотрела на подругу, потом в окно — на зеленую лужайку и, не успев обрадоваться своей догадке, ужаснулась:

— Боже, неужели здесь спрятан целый ящик наркотиков?! Это же сумасшедшие деньги! И у них хватило терпения меня не убить?!

— Глупости у них хватило! Глупости, чтобы здесь закопать! — фыркнула Вика. — Ну, теперь уже не убьют. Там кофе остался? Долей мне. А твоя идея?

— Я думала о том, где этот ящик спрятан и кто его спрятал. Ты еще помнишь, что здесь делал твой одноклассник? Нет? Ты ведь тоже тогда приезжала.

Я допила кофе и отставила чашку. Подождав немного, я вопросительно посмотрела на подругу, но она молчала.

— Он корчевал пни! — со значением произнесла я.

— И?

— От пней… остаются… большие… ямы!

— Я догадалась! — вскричала Вика, хлопнув себя по лбу. — Под газоном была яма!

— Да, там был засохший дуб, в него когда-то попала молния. Остатки дуба спилили, вот этот пень твой одноклассник и корчевал. Потом сверху я посеяла газонную траву… Но что-то я не помню, чтобы я сама засыпала эту яму!

— Пойдем быстрее, — воскликнула Вика и вскочила, загоревшись новой идеей. — Выкопаем ящик и все узнаем. Уже рассвело, все видно!

— Ты что-о?! — испугалась я. — Ни в коем случае! А если за нами следят?! Лучше пойдем в лес, погуляем. Бери куртку.

Одевшись, мы вышли на крыльцо. Было облачно и для осеннего утра достаточно тепло. Вика закурила и направилась к лужайке.

— Не туда, — зашипела я. — Не хочешь в лес — пойдем на поле.

Мы дважды молча обошли мое поле, на третьем круге моя подруга заговорила:

— Послушай, Юль, давай там хоть место определим. Потыкаем сверху лопатой или вилами, наткнемся на железо, и все. Потом в милицию сообщим.

— А если за нами милиция следит? Они нас сразу схватят, как только копать начнем. Потом не докажешь, что не мы этот чертов ящик закопали.

— Мы скажем, что хотели туда цветы пересадить с клумбы. А что, правда, давай сверху цветок какой-нибудь посадим.

— Мне жалко клумбу. Да и странно это — цветы рядом со сливами сажать, — неуверенно пожав плечами, выдохнула я. — Ладно, что-нибудь посадим, куст какой-нибудь. Где бы его взять?.. А, знаю! Рябину из леса принесем! Давно мечтала посадить рябину. Пошли за лопатой.

Мы выбрали в лесу маленькую двухлетнюю рябинку с пожелтевшими листочками, аккуратно ее выкопали, стараясь не повредить корни, и в сумке принесли на лужайку.

Примерно определив место, где был пень, я взяла в руки вилы. Резать газон лопатой мне не хотелось.

— Кажется, это было здесь, — прошептала я и осторожно проткнула вилами траву. — Нету! А рядом? Опять нету! А здесь? И здесь нет…

— В другую сторону, — тоже шепотом предложила Вика, не сводя с вил напряженного взгляда.

— Сейчас.

Я размахнулась посильней, и вдруг вилы задели что-то твердое. Раздался скрежет. Чуть дальше — тоже скрежет.

— Же-ле-зо, — медленно произнесла я, стараясь скрыть радость.

— Здесь сажаем, — довольно улыбнулась Вика. — Воды принести для полива?

— Ага. Лейка в сарае, там, где Гамма.

Слегка поковыряв землю, я поставила сверху рябинку, полила ее из лейки и присыпала корни песком. Все равно ей на этом месте не расти.

— Теперь быстро в милицию! Рядом с этой бомбой долго находиться нельзя!

Ну, вот и все! Можно считать, что все окончилось, причем вполне благополучно.

Железный контейнер с наркотиками милиция выкопала.

Я наблюдала за этим издали, не проявляя особого интереса, — дальнейшая судьба наркотиков меня не волновала.

Через несколько дней Брюнет сделал мне предложение. Не замуж, нет! Он всего лишь хотел, чтобы я переехала к нему в Москву.

Я посмотрела на него внимательно и решила, что… что я, пожалуй, этого уже не хочу. Что-то я стала сомневаться — это ли мужчина моей мечты?.. Может, и нет в нем ничего, кроме удивительных глаз?!

Я сказала для приличия, что подумаю, но уже знала, что откажусь. Что я буду делать в Москве? Нет, я не перееду в город насовсем. Там вместо травы — асфальт, вместо деревьев — фонарные столбы. А вместо мужчины моей мечты…

Впрочем, главное не это! Здесь мой мир. Моя жизнь. Мое дело. Как я могу все это бросить? Разве можно бросить самого себя?!

Значит, я остаюсь. Решение принято. Жизнь продолжается.

Через день, заехав в Москву, я позвонила Брюнету и отказалась, сославшись на… ну, не знаю, на что. На занятость в сельском хозяйстве.

Травы я уже убрала. Теперь нужно заделать дыру в фундаменте, чтобы Гаммины щенки не забирались под дом. Еще надо вспахать и удобрить поле…

Скоро облетят листья. Пойдет дождь. Затем снег. Зиму я проживу в Москве. А потом… Скорее всего, потом наступит весна.

Мне стало легко и спокойно. Туманные мечты умчались вслед за героем. Я опять почувствовала свободу. Свободу, променять которую можно только на Любовь.