Небо на двоих

Хлюпала носом растерянная и подавленная Вика, на удивление скромно одетая, как и подобает на траурной церемонии. Молчали хмурые друзья и сослуживцы, проводившие за эти дни пятерых человек из отряда в последний путь.

Все смотрели на Лизу - бледная, как погребальный саван, раздавленная, но сдержанная, с невероятным упрямым выражением лица. Глаза покрасневшие, без признака слез. Мать боялась за нее, всё время ждала новых приступов истерики, но дочь поразила ее чудесами выдержки. Она даже не надела траурное черное платье. Вместо него - темно-бордовое, строгое, нейтральное.

Все странности в поведении семья списала на психологический шок, временное помрачение рассудка от горя. Не стали трогать и объяснять, как надо горевать, но страх и опасения за ее здоровья остались. Девушка была слишком спокойная, во взгляде появилась невиданная раньше зрелость, в разговоре проскальзывала грубость и жесткость, которая раньше за ней никогда не водилась.

Лизка вцепилась в руку Дениса Костенко, - одного из близких друзей Ромки, - не шелохнулась, пока яму с цинковым ящиком зарывали два плечистых и неопрятных мужика.

Все ждали от нее чего-то. Но она не стала бросаться в могилу, причитать и клясть судьбу. Всю неделю, с тех пор, как пришло страшное известие, и на самих похоронах, Лиза размышляла, вспоминала прощальные слова Ромки, лихорадочно пыталась сложить "два плюс два". И ей показалось, что она приблизилась к разгадке.

Мать, дядя Саша, Вика и остальные ребята ушли вперед, к кладбищенскому центральному входу. Лиза шла вместе с Денисом, держась за его локоть. Парень сейчас стал для нее якорем, способным оставить ее здесь, в этом мире, вместо тихого безумия, куда она медленно погружалась. Ее догадки казались и правдивыми, и абсолютно абсурдными, фантомными и паранойяльными.

- Дэн, расскажи еще раз, как это случилось, - попросила она ровным, ничего не выражающим голосом.

- Лиз, зачем себе душу рвешь? - парень с тревогой посмотрел на нее.

Денис считался самым младшим в спецотряде, его пытались уберегать и никогда не отправляли в самое пекло. Возможно, именно такое отношение его и спасло от судьбы командира и ребят.

- Пытаюсь понять. Он всегда вперед лез? Пытался сам всё сделать? Не доверял специалистам?

- Когда как. Бес... Рома, то есть, нас отправил в засаду, а сам пошел с кинологами мины и растяжки выискивать. Он операцией командовал, всё держал под контролем. Должны были рвануть главу администрации и начальника МВД. У нас наводка была на исполнителей. Хотели брать. Я пока с рацией возился, рвануло так, что... Пол отряда полегло наших, еще саперы, военные.

- Дэн, ты же понимаешь, что в цинке может быть, кто угодно? - в упор, глядя в карие глаза парня, произнесла Лиза. - Когда это тест ДНК в срочном режиме делать начали? Лаборатории всего две на всю страну, и очереди такие, еще со времен "первой" Чечни. Безутешные матери письма пишут, умоляют побыстрее всё решить, чтобы знать, кого похоронили вместо своих детей. А тут за неделю ребят погибших при взрыве всех до косточки собрали, определили, где кто. Прям в другом государстве живем.

- Лиза, - Денис резко остановился, крепко сжал предплечье, едва ли встряхнул ее, - Роман погиб. Держи язык за зубами. Не размышляй вслух. И пей побольше валерьянки, нервы у тебя ни к черту. Не дай Бог, к психиатру попадешь.

- Угу. Спасибо, ты мне очень помог, - Лиза криво усмехнулась. - Я так и думала.

- Не надо ворошить осиный улей, Лизка, - по-дружески сказал Денис. - Иногда безумные догадки - самые правдивые. Командира мы всё равно не вернем. Даже если не он в цинке. И забудь, что я тебе сказал. Брат твой умер.

Лиза. Часть 4

В сквере, находящемся по соседству с университетом, как всегда, большинство студентов прогуливали пары или убивали время в ожидании занятий. Свободные скамейки отыскать удалось не сразу, но всё же с боями местного значения Лизе и Вике удалось занять удобное местечко, предварительно вытолкав оттуда двух парней-первокурсников.

Чувство дежавю преследовало девушку который день: та же погода, небо, раскинувшееся голубой лазурью, погожий денек в конце сентября, солнце, поливающее напоследок столичные улицы и парки ультрафиолетом, перед тем, как уступить место дождям. Всё так же, но только Ромка не вернется, не побежит за ней, не станет просить прощения. Она не сможет заглянуть в его глаза, не ощутит пряный вкус поцелуев.

Лиза взяла из пачки, протянутой Викой, тонкую сигарету, закурила, откинулась на резную спинку скамейки. Подруга за прошедшее лето привыкла ее выкрутасам, уже ничему не удивлялась. Приняла все изменения в поведении Лизки, которая решила компенсировать подростковый максимализм и бунтарство в совершеннолетнем возрасте.

В то время она находилась под действием дурманного зелья, которым являлся Роман, существовала его редкими приездами, не обращала внимания на прелести подросткового мятежа, проносившегося мимо, как телеграфные столбы за окном поезда. Сейчас же Лизка творила глупости с завидной регулярностью, будто пытаясь, стать другим человеком, проверить на себе все запреты и ограничения, побороться с условностями.

В ней обнаружилась жесткость суждений, ушла прежняя уступчивость и мягкость. Присущая ей милая наивность лопнула мыльным пузырём. Обнажилась противоречивая натура, спящая до этого момента столько лет, как Белоснежка в хрустальном гробу. Но разбудил ее отнюдь не прекрасный принц, а смерть единственного мужчины, кому хотела принадлежать Лизка без остатка. Она ополчилась на весь белый свет, клято возненавидела войну, спецслужбы, не смотрела фильмы о разведчиках и шпионах, презрительно кривилась, когда по телевидению показывали репортажи о награждениях отличившихся в бою офицеров. Прежняя Лиза исчезла, как и Роман.

- Опа! - присвистнула, незаметно подошедшая к подругам Ева. - Корецкая, ты с сигаретой? Не думала, что правильные девочки поддаются пагубным привычкам.

- И святые грешат, только тайно, - отрывисто бросила Лиза, стараясь не обращать на раздражающий фактор студенческого бытия особого внимания.

Лозинская умостилась рядом с Викой, та протянула ей пачку. Закурив, Ева хмыкнула:

- Вот скажите мне, девки, что мужикам надо? Силы на исходе. Второй год вокруг Макса Стрижева кручусь, ногами жонглирую, покруче дамочки из "Основного инстинкта", а он посмотрит пару раз и нос свой красивый воротит. Думаю, всё, Лозинская, нарвалась на "голубка". Так нет! С другими девчонками он гуляет.

- Квалификацию теряешь, - хихикнула Вика. - Я его что-то не вижу с начала занятий. Обычно в кафе с дружками отирался постоянно. Наглый, без очереди прет.

- Он на сборах. Военная кафедра, четвертый курс же! Должен уже вернуться скоро, я справки наводила. Нет, ну все равно, что ему надо?

- Я тебе скажу, что надо, Евочка, - произнесла Лизка с неожиданной злобой, косо усмехаясь. - Ему надо чувствовать себя учителем, поверить, что рядом с ним неопытная дурочка. Стриж твой обрадуется и побежит обучать всем премудростям любви телесной.

- Да ладно? - Ева вытаращила на нее глаза, а Вика поморщилась. - Мне казалось, наоборот дело обстоит. Больше знаешь - удовольствие сильнее.

- Ну да, куда ж нам, неотесанным до гуру секса, - буркнула Лиза. - Только меньше ты вокруг него крутись, показывай, что готова везде и сразу. Может быть, еще обратит на тебя свой светлый взор.

Она выбросил окурок в урну, стоящую рядом со скамейкой, хотела еще что-то сказать ошарашенной резкостью Еве, но боковым зрением уловила движение, военную форму цвета хаки с бурыми пятнами на тон светлее основной ткани. Непроизвольно повернулась в ту сторону, и обмерла. Увидела широкую спину, короткую стрижку, каштановые волосы, завивающиеся на концах, военную выправку. Медленно, словно в гипнотическом сне поднялась с места, направилась к парню. Сердце трепыхалось, словно пойманная мышь в клетке, кровь шумела в ушах, глупая надежда замахала крыльями.

Игнорируя окрики подруг, Лиза шла вперед, шаг за шагом страшась себя и своего поступка. Она поравнялась с парнем в военной форме, прикоснулась к его плечу и тихо проронила: "Ромка". Ожидая, пока он повернется, едва не умерла со страху, поверив в свои фантазии.

- Для тебя, красавица, буду, хоть Петей, - произнес молодой человек смутно знакомым голосом, оборачиваясь.

Лизка охнула, едва не отскочила на добрых два метра. На нее насмешливо смотрел и ухмылялся тот самый Макс Стрижев, о котором Ева прожужжала все уши, начиная с первого курса. Обычно он одевался в дорогие шмотки, носил длинные волосы до плеч, сережку в ухе. Увидеть его в камуфляжной форме - зрелище невиданное, сопоставимое с ливнем в пустыне. Лиза удивленно похлопала глазами, поморщилась, едва не задохнулась от отчаяния, ругая свое воображение, позволившее ей так жестоко обмануться.

- Стрижев, ты?!

- А ты кого увидеть хотела? Папу Римского? - хохотнул тот. Его поддержали громким смехом дружки, развалившееся на лавочке.

- Уж точно, не тебя, - парировала Лизка. - Какого черта так вырядился?

- Тебя, моя девочка, поразить, - протянул тот, стрельнув глазами. - Получилось! - Макс шутливо развел руками, игриво подмигивая. - "Военка" у нас, последний курс. - Совершенно иным тоном добавил он.

- Угу, поздравляю. Желаю не умереть от усердия на марш-броске с автоматом и бронежилетом по пересеченной местности, - сказала Лиза, развернулась и направилась к скамейке, где замерли в изумлении Вика и Ева.

Если первая поняла, что случилось и уже хотела вновь заводить душеспасительную беседу, то вторая тихо давилась от злости, не скрывая этого.

- Лиз, подожди, - Макс перехватил ее, коснулся плеча. - Обычно к тебе никак не подступишься. Уже всё перепробовал, но ты всегда мимо меня бегала, как на пустое место смотрела, - он смущенно окинул ее взглядом.

Девушка тяжело вздохнула. Она даже не замечала, как один из самых видных красавцев университета пытается оказывать ей знаки внимания. Существовала в иной галактике, крутилась вокруг звезды по имени Роман Бессонов, не обращая внимания на других мужчин. Зачем? Ведь у нее уже есть самый лучший!

И вот теперь, когда ее личное солнце погасло, а она сошла с орбиты в свободный дрейф, чувствовала себя обокраденной, преданной, отвергнутой. Внезапно захотелось ощутить себя желанной и красивой женщиной. Получить толику внимания, тепла, заботы, вновь насладиться усиленным сердцебиением от близости.

Ромка выбрал вместо любви честь, долг, опасную работу. Государство взамен любимой женщины. А что делать ей? Как заполнить брешь, образовавшуюся в душе? Все смотрят на нее, как на умалишенную, и лишь она одна сумела раскрутить клубок загадок и интриг. Ромка жив, но где он, как его теперь зовут, какое у него лицо - неизвестно. Можно забыть о нем. Для семьи и близких - Роман Бессонов - герой России, погиб при исполнении опасного задания, спас ценой своей жизни других людей.

В сказки для легковерных Лизка принимать не собиралась. Да и как поверить, если самый настоящий детектор лжи - сердце, - молчит, не подает признаков тревоги? Смерть любимого мужчины она почувствовала бы сразу же. А раз так, то она исполнит последнюю просьбу Ромки, проживет за двоих отмеренную ей жизнь. Теперь у них не только небо делится пополам.

- Неужели такая страшная? - хмыкнула Лиза, глядя пристально на Макса.

- Нет, красивая, с золотистыми волосами, но холодная, как Снежная Королева, - тихо произнес он.

- Стриж, да ты поэт, - засмеялась Лиза. Тот сконфуженно отвел взгляд. - Прости. Неожиданно слышать от тебя комплименты, да еще в свой адрес. Репутация, знаешь ли.

- Что поделать, издержки производства, - усмехнулся Макс. - Лиз, пойдем в клуб сегодня вечером?

- А пойдем, - бойко произнесла она.

Макс недоверчиво посмотрел на девушку, выгнул бровь.

- Не обманешь?

- Макс, - протянула Лизка, - мне не пятнадцать лет, чтобы играть в такие игры. Куда идем, называй место.

- В "Lemonade", к восьми подходи, буду ждать.

- Договорились.

Танцующей походкой, Лиза вернулась на скамейку, медово улыбнулась притихшим девчонкам. Лозинская едва не прожгла ее взглядом.

- Лизка, это называется свинство! - прошипела Ева, нехорошо прищурившись.

- Нет, Лозинская, свинство - в машине банально трахаться с первым попавшимся мужиком, который еще вдобавок на десять лет старше. А это - легкий флирт, - елейно прощебетала Лиза, бросая вызов.

- Это мой Стриж, ясно? - не собиралась сдаваться та.

- Да? И где такое написано, позволь спросить? Пора бы делать выводы, раз он тебя второй год динамит.

- Вот ты сучка! - с неожиданным восторгом прошипела Ева. - На вид - тихоня, а в душе... Ты так из-за брата на меня окрысилась? Что, забыть не смог и тебя в постели моим именем назвал? Ты теперь решила мне отомстить? Типа, око за око? Только зря стараешься! Всё равно Макс будет моим. После того, как тебя учить и просвещать будет, намучается и ко мне за добавкой побежит!

- Посмотрим, - жестко бросила Лиза вслед соскочившей с лавочки Лозинской, которая гордо вышагивала модельной походкой по тротуарной плитке, не забывая вилять бедрами и цокать каблуками.

Едва она скрылась из виду, Лиза устало закрыла глаза, пытаясь сосчитать до десяти, чтобы успокоиться. Ромка не вспомнил Еву сразу, уже после он внезапно оживил ночной эпизод в памяти, просил прощения у подавленной и обиженной Лизы. А вдруг, рыжая права? Он не захотел близости с ней, потому что испугался неопытности, не стал возиться, чтобы не портить себе удовольствие. Осталось лишь гадать. Правда канула в неизвестности вместе с ним.

- Лизка, я тебя не узнаю! - Вика схватила ее за руку. - На кой черт тебе сдался Макс? Ты же сначала его за Ромку приняла? Лиз, он не вернется. Я бы тоже всё отдала, чтоб его увидеть. Он мне братом был. Ты его любила по-настоящему, а я, как старшего брата, которого у меня нет.

- Вик, я знаю. Просто... Я устала, - Лиза поморщилась, закрыла глаза; из-под плотно зажмуренных век показалась слезинка. - Хочу почувствовать себя живой. Ромки больше нет, и меня тоже.

- Ты за всё лето так ни разу не заплакала, - пробормотала Вика. - Зато я несколько дней ревела, как узнала.

- Своё я уже отревела, - горько усмехнулась Лиза. - Столько лет! Надоело уже. Хватит! Не хочу о нем думать, забуду, навсегда забуду, - горячо шептала она, стараясь искренне поверить в слова, срывающиеся в непонятном порыве с губ.

- Таких не забывают, - протянула подруга. - Хорошая копия оригинал не заменит.

- И что ты мне предлагаешь? Следом в могилу? Или в монастырь? Или..., - сдавленное рыдание. - Я буду жить, как обещала. Сегодня в клуб ночной иду на свидание с Максом. Поехали ко мне, поможешь одежду выбрать.

Вика лишь удрученно покачала головой, но спорить не стала, чему Лиза несказанно обрадовалась. Еще слово от подруги - и ее ничто не спасло бы от полета в бездну отчаяния, смертельной тоски и душевной, невыразимой муки.

***

Музыка терзала уши, табачный дым стоял плотной пеленой, цветомузыка слепила глаза, мигала и переливалась всеми оттенками радуги. Ди-джей нажимал тумблеры на пульте, менял виниловые пластинки; басы и биты неслись из колонок, заставляя стены здания вибрировать и колыхаться в такт.

Лиза терпеть не могла пафосные заведения, не понимала ровным счетом ничего в клубных движениях и культуре. Пытаясь задвинуть досаду куда подальше и не сожалеть о принятом решении, она упрямо протискивалась сквозь толпу к столику, за которым ее поджидал Максим. Свидание состоится, пусть даже ей придется молча сидеть в уголке и наблюдать за ритмичным движением толпы на танцполе.

Вечером он преобразился, стал похож на себя прежнего - парня из туссовки и мажора. Стриж представлял собой тот подвид мужского населения студенческого сообщества, кого Лизка терпеть не могла. Он ставил престиж и деньги во главу угла, гонялся за модными тенденциями в одежде, предпочитал лишь дорогие автомобили, менял подружек, откровенно хамил преподавателям. Однокурсницы, успевшие попасть в его ласковые сети, плакали горькими слезами и проклинали смазливую физиономию. Но сам Стриж себе не изменял, оставался верен образу жизни и сложившейся репутации.

Ромка же обходился малым, выбирал удобные и не кричащие брендами вещи, но размышлял так: если есть деньги, то почему бы их ни потрать на то, что по карману? Выглядел всегда шикарно, поражал чувством меры и хорошим вкусом. Он всегда останется для Лизы образцом мужественности, единственным и неповторимым. Но что толку, раз его нет рядом, и они больше никогда не увидятся?

- Привет, - прокричал Макс ей на ухо, стараясь переорать музыку, долбящую Лизкин мозг.

Она кивнула в ответ, не заметила, как весело рассмеялась шутке, как присела ближе к Максу и как вскоре оказалась на танцполе. Лиза двигалась в такт со всеми, терялась в миллионах огней, завороженно наблюдала за цветомузыкой. Голова закружилась, захотелось выпить. Не придумала ничего лучше, чем заказать себе мартини со льдом. Один бокал, второй, третий...

Магия света завлекала. Спиртное подарило странную легкость в теле. Движения получались плавными, Лизке казалось, что она парит над залом. Почудилось: она осталась в одиночестве, где-то в невесомости, а мельтешащие в ослепительных огнях лица смешались в один ком, пропали из поля зрения. Она всё двигалась и двигалась, извивалась, трясла головой. Волосы рассыпались по плечам золотистой волной. Лиза не поняла, кто же коснулся ее талии рукой, почему мужская ладонь оказалась под ее одеждой в районе живота.

Сегодня Лиза надела черный шелковый топ на бретельках, короткую джинсовую юбку. На ногах у нее красовались черные лаковые туфли на огромном толстом каблуке. Все эти вещи мирно покоились на самых дальних полках платяного шкафа, тоскливо дожидаясь, когда же их хозяйка сменит приевшиеся джинсы и свитера на что-то более женственное и откровенное.

Кто-то откинул волосы с шеи, обжег дыханием, коснулся кожи губами. По позвоночнику пронеслись разряды тока, тело окутал непривычный жар. Она закрыла глаза, не хотела верить в происходящее. Пусть всё останется лишь сном, подаренным трансовым состоянием от музыки и выпитого мартини.

Лиза танцевала, чувствуя, как руки продолжают свои жадные поглаживания, смещаются к животу, ласкают и дразнят. Она невольно откинулась назад, почувствовала спиной мужское, сильное тело. Закусила губу, чтобы не застонать от нахлынувшего возбуждения. Ритмично подвигала бедрами, провела руками по груди и животу; чужие руки крепко сжали в кольцо, губы что-то неразборчиво шептали, ласкали шею, порождая новый вид неизвестной до сего момента жажды.

Лиза не поняла, каким образом оказалась в небольшом, полутемном помещении, подсвеченном одной допотопной лампочкой, почему прижата к стене, отчего ее топ задран до самой шеи. Она растворилась в ощущениях, поддалась обманчивой легкости прикосновений. Поцелуй забрал остатки воздуха из легких. С упоением позволила губам захватить ее рот, а языку сплетаться с ее языком в невозможном, дурманящем поединке. Затем требовательные губы ласкали ее грудь, а руки проникли под трусики. Лиза застонала, выгнулась навстречу. Тело буквально сгорало в огне, требовало продолжения.

В туманной дымке рассудка проскользнули воспоминания: серо-синие глаза с зелеными вкраплениями на радужке, темная щетина, колющая нежную кожу, сдавленное, глухое рычание, томный стон в ответ, просьба продолжить сладкую пытку.

- М-м-м... Рома, - прохныкала Лиза, - да, любимый, да...

Сильные руки ее приподняли, она обхватила ногами мужчину, от которого хотела лишь одного - чтобы он позволил подарить себя. Ее трусики сдвинуты на бок, какое-то движение, ожидание, томление и что-то вонзается в нее, заполняет без остатка, разрывает, причиняет боль, которая не отрезвляет, наоборот, подстегивает к дальнейшим действиям.

Лиза вздрогнула, уцепилась за мужские плечи руками, подхватила ритм простых и вечных движений бедрами. Настолько яркими и фееричными показались ей ощущения, что она потерялась, отключила контроль, громко стонала, звала Ромку, умоляла не останавливаться, признавалась в любви.

Время текло лениво и неповоротливо. Движения двух тел казались бесконечно долгими, наполненными чем-то извечным, природным и необузданным. Лиза ощутила, как внутренние мышцы сжались, с губ сорвался хриплый стон, и спазмы, пульсирующие в такт с сердцем, заставили ее задохнуться от удовольствия.

Пришла в себя Лиза нескоро. Она долго пыталась открыть глаза, но веки не слушались. Дышать трудно, тело ломит, неприятные ощущения между ног причиняют дискомфорт.

- Эй, Лиза, что с тобой? - голос казался смутно знакомым.

Девушка всё же собралась силами, медленно открыла глаза. Обеспокоенное лицо, черты которого трудно рассмотреть в полумраке. За стеной слышна музыка, гул голосов, медленно возвращающий в реальность, которая незамедлительно навалилась тяжелым прессом.

- Я... Что...

- Лиз, не пугай меня! Ты сознание потеряла на несколько секунд. Ты что, в первый раз "колесо" в мартини глотнула?

- Не знаю, - пробормотала она опустошенно.

- Тебе хоть понравилось? - участливо спросил Макс.

- Что понравилось? - глупо переспросила Лиза.

- О, как тебя пробрало! Чем мы с тобой сейчас занимались? - усмехнулся Максим, присаживаясь рядом с ней на пол. - Не думал, что ты такая страстная. Кричала, царапалась. А с виду недотрога. В первый раз у меня девушка от оргазма сознание теряет. То ли я такой классный, то ли ты супер-чувствительная.

- Что?! - простонала Лизка, борясь с подступающей тошнотой. Ее мутило, во рту явно ощущался металлический привкус, желудок сжался. - Нет, нет, нет...

- Да, девочка моя, - прошептал Макс, донельзя довольный собой. - Если интересует, то мы предохранялись.

Лиза помотала головой, чувствуя себя раздавленной и опустошенной. Она затравленно посмотрела на Стрижева, пытаясь вглядеться в его лицо, но оно менялось, расплывалось. На месте плавных скул появлялись более рельефные, подбородок утяжелился, а губы приобретали форму натянутого лука. Светлые, ярко-голубые глаза наполнились синей водой с крапинками зелени. Она сходила с ума, хотела поверить, что Ромка вернулся. Девушку затрясло, будто в лихорадке. Заплакать бы, но слезы закончились еще в тот роковой день, когда мать сообщила ужасающую новость.

Лизка скривилась, попыталась подняться, но не смогла без посторонней помощи. Стрижев поддерживал ее за локоть. Ноги, словно ватные, одежда в беспорядке. Она начала методично и спокойно приводить себя в презентабельный вид: поправила черный бюстгальтер, вернула на место измятый топ, одернула юбку. Рука коснулась внутренней стороны бедра, где остались липкие выделения. Трусики сбились на бок, были неприятно влажные. Лиза посмотрела на ладонь, на которой отчетливо виднелись следы крови. Хотела вытереть. Но не об себя же!

- Давай помогу, - Макс аккуратно взял ее руку, промокнул носовым платком, и тут же напряженно замер, совершенно по-детски захлопал глазами. - Лиз, у тебя... Кровь... Почему не сказала?

- А ты спрашивал? - холодно усмехнулась она.

- Нет, Лизка, так не пойдет. Давай, я тебя отвезу, по дороге поговорим, - Макс сжал ее плечо.

- Раньше порядочные мужчины руку и сердце предлагали, а сейчас до дома провожают, - Лиза грубо засмеялась, пытаясь убрать руку Стрижа со своего плеча. Однако тот был непреклонен.

- Я не знаю, что с тобой и почему ты так себя ведешь, но от меня ты так просто не отделаешься.

- Хочешь прощения попросить? - вызывающе улыбнулась Лиза, хотя внутри нее ожила дикая паника, вонзила острые зубы в сердце.

Ей захотелось убежать, спрятаться, скрыться, залезть под стол, как будто она вновь маленькая девочка, свято верящая в свое убежище, куда не могут пробраться злые силы.

- Нет. Хочу пообещать, что в следующий раз всё будет, как надо, - твердо произнес Макс.

- Вот это самомнение, Стрижев! Какой следующий раз?! Ты что, думаешь, влюбилась в тебя без памяти, как другие дуры, и ради этого ноги раздвинула в первый же вечер? Пойди выпей, покури и расслабься. Я домой, пусти.

- И не подумаю, - он упрямо сжал губы, пристально посмотрел на девушку. - Лиза, что случилось? Почему? Ты ведь не такая на самом деле.

- Такая, не такая... Тебе-то какая разница? - устало проронила она, борясь с удушающим истерическим смехом, грозящим перерасти в настоящий шквал из запертых вглубь эмоций.

Дикая тоска по Ромке бесновалась, словно хищник в железной клетке. Еще один короткий миг, и Лизка расцарапала бы лицо Стрижеву. Просто так. За то, что он другой.

- Ты мне нравишься, давно. Понимаешь? Нравишься по-настоящему. Я не знал, как к тебе подступиться. Увидел тебя, когда ты еще первокурсницей была, сидела на подоконнике в холле университета, писала что-то в тетрадке. Солнечный свет в твоих волосах запутался, ты сияла вся. Отвлеклась, посмотрела вперед. Думал на меня, а ты как будто мимо смотришь, вглубь себя. И такая ты была все время. Потом изменилась. Подавленная стала. Я испугался к тебе подкатывать, как к остальным. А теперь... Как не ты, другая Лиза, не та, за которой я год наблюдаю.

- Что ты от меня хочешь, Максим? Признаний в вечной любви?

- Хотя бы скажи, что ты со мной не просто так, - буркнул он.

- Отвези меня домой, - тихо произнесла Лиза, пытаясь не думать о том, что натворила и как ей жить дальше.

Макс первым вышел из подсобки, придержал дверь и пропустил девушку вперед, вывел ее на улицу через черный ход. Они молча сели в новенький "Ягуар", тронулись в путь. Город раскрасил ночь сотнями огней, неоновыми вывесками и подсветками исторических зданий. Лиза устало смотрела в окно, пытаясь не обращать внимания на Максима. Тот понял ее состояние, лишь пару раз уточнил дорогу, не лез с расспросами, не делал признаний.

Остановившись около подъезда, он заглушил мотор, развернулся к Лизке, твердо произнес:

- Не знаю, веришь или нет... Ты - не просто развлечение. Я настырный, тяжело от меня избавиться. Теперь ты моя девушка, Лиза. Привыкай.

Она лишь криво улыбнулась, вылезла из машины, не сказав и слова на прощание. Надо бежать из университета, забрать документы и перевестись в другой ВУЗ, ухать в Питер, к примеру. Не надо больше встречаться с парнем, который так и не понял...

Он ведь ничего не понял! Лиза отдавалась не ему, а совсем другому мужчине. Молила Романа подарить ей капельку тепла, мятежной близости и дурманящей рассудок нежности. Она жадно ловила его губы, принимала в себя, как в самых смелых мечтах.

Алкоголь, "энергетик", подмешанный "заботливым" барменом в напиток, невыплаканная боль смешались в шейкере, вылились в коктейль, парализовавший ее рассудок. Послевкусие подарило пустоту, омерзение к себе, жгучее желание сдохнуть самым болезненным способом. Уйти к Ромке, быть с ним в сиянии звезд или среди пушистых облаков, на которые они смотрели в детстве, хотели попрыгать на небесной перине. Он ведь умер для всех. Пора поверить. Нет, нет, нет...

Внезапно вспомнились слова, произнесенные с призывом, отчаянием: "Пусть у тебя первым будет кто-то другой. Тот, кто будет рядом вместо меня. Тот, кто защитит тебя". Она ведь не просто поддалась на слабость одурманенного мозга. Ромка просил ее. Оставил наказ, который Лиза выполнила, не осознавая. Слабость навалилась свинцовой тяжестью, буквально распластала измученное тело.

Из машины выскочил Макс, перехватил Лизу на ступенях подъезда и порывисто сжал в объятиях. Принялся покрывать быстрыми поцелуями лоб, щеки, продрогшие и обессиленные плечи. Она закрыла глаза, позволила его губам скользить по коже, разрешила рукам дарить тепло.

- Лизка, ты теперь моя, - исступленно шептал Макс. - Спасибо тебе за подарок. Прошу, не убегай от меня. Нам будет хорошо вместе, обещаю.

И она сдалась, малодушно надеясь, что этот парень, который совсем недавно был чужой, незнакомый и ненужный сможет стать своим, сумеет вытеснить из ее души образ мужчины, который уже не вернется к ней. Никогда.

***

Новость о том, что Лиза Корецкая стала официальной девушкой Максима Стрижева никого в гроб не уложила. Более того, большая часть окружения пары ждали именно такого расклада. Друзья Стрижа давно знали, как парень безрезультатно пытается добиться тихой красавицы, не умеющей кокетничать с парнями. Университетские знакомые утверждали, что они - идеальная пара, хорошо смотрятся вместе.

Родители приняли Максима без лишних слов. Яркий, интересный, общительный, целеустремленный, претендующий на безбедное будущее, амбициозный... Достоинства будущего зятя мать Лизы могла перечислять бесконечно, а дядя Саша облегченно вздохнул, тайно надеясь передать свой бизнес в надежные руки свежеиспеченного юриста. Семья Макса не скрывала радости от того, что ветреный отпрыск решил остепениться, да еще нашел себе девушку, обремененную отцом-бизнесменом и планами на будущее.

Одна лишь Вика фыркала, шипела и язвила при виде Максима, пыталась воззвать к Лизкиному разуму, однако тщетно. Потом она проходила стажировку в одной престижной компании, куда ее устроил дядя Саша по протекции, увидела Мартина - делового партнера из Австрии, влюбилась без памяти, окунулась с головой в роман, поразила всех, сумев выйти замуж и отбыть на родину Штрауса в качестве госпожи Шнайдер.

Жизнь потекла будничной рекой, вяло перемежаясь островками выходных. Появились новые занятия, интересы, события. Лиза блестяще защитила диплом, моментально получила место делового переводчика в фирме отчима. Максим работал там уже два года, справлялся с обязанностями просто "на ура" и медленно, но верно превратился в правую руку директора, наследника и будущего официального мужа единственной дочери.

Лизка осталась без верной подруги, с нелюбимым женихом, который сдувал с нее пылинки, всячески баловал, искренне заботился, но при этом считал несмышленышем, который мало что может сделать самостоятельно. Все решения принимал Стриж без ее прямого участия. С его главенствующей ролью согласились даже родители, а Лизка...

Она ощутила полное равнодушие к своей жизни, дальнейшей судьбе. Ушла с головой в работу, брала дополнительные переводы, вела переговоры с поставщиками и партнерами. Скоро без ее участия не обходились не одни официальные мероприятия не только компании дяди Саши, но и московских, питерских фирм, с которыми они сотрудничали.

Деловой тон, дежурная улыбка, строгие костюмы, волосы цвета спелой пшеницы забраны в высокую, строгую прическу, жестокий взгляд, бескомпромиссность к подчиненным. Весь этот набор намертво приклеился к ее образу. Максим ей позволял играть в "акулу бизнеса", не лез в дела ее отдела, не торопил со сроками переводов, не касался планирования дня. Однако дома всячески окружал заботой, даря необъяснимое чувство вины, сменившееся в скором времени пустым равнодушием.

Ромка же скрылся в тумане забвения. Его имя, черты лица, запах, вкус поцелуев старательно укрыл полог памяти. Лиза больше не выкрикивала его имя в момент близости с Максом, не прокручивала их самые лучшие моменты, когда оставалась в одиночестве. Роман растворился в небытие, как и она сама. Лиза жила лишь единым днем, не обращая внимания на семью и Макса, который за последние два года заметно к ней охладел, чему девушка несказанно радовалась, боясь признаться себе, что устала и от него, и от "светлого будущего", которое он ей уготовил.

***

Мерно урчал компьютер, монитор освещал комнату призрачным голубым светом. Лиза засиделась за переводом, не заметила, что уже три часа ночи. Она подошла к окну, раздвинула полоски жалюзи. С высоты двадцать пятого этажа их новомодной квартиры, представляющей из себя бред самого дорого дизайнера, проезжающие машины казались то ли жуками, то ли муравьями.

Послышался звук открывающейся двери, звякнули ключи, брошенные на полку около зеркала в прихожей. Пришел Максим. В последнее время он взял за правило появляться ближе к утру, чтобы принять душ, переодеться и вновь отправиться на работу. Когда он спит и почему не валится с ног от нервного истощения оставалось загадкой, которую девушке абсолютно не хотелось разгадывать.

Стрижев подошел к Лизе, обнял за талию, хотел поцеловать в шею. Она ловко уклонилась, повернулась к нему лицом.

- Почему не спишь? - спросил Максим. - Опять не можешь доверить перевод своим же специалистам? Лиз, зачем тебе столько работать?

- Макс, сотый раз об одном и том же, - тяжело вздохнула девушка. Опять новый виток заботы. - Почему ты так поздно? Совещаний, авралов и переговоров нет.

- Ревнуешь? - он приподнял бровь.

- А надо? - хмыкнула Лиза.

- Ты меня никогда не ревновала, - обижено протянул Стриж. - Хотя бы разочек, к новой секретарше или еще к кому-нибудь.

- Зачем? Я уверена в себе, в тебе. У нас всё хорошо, - она пожала плечами. - Мне просто интересно, где же ты был...

Макс прижал ее к себе, поцеловал в висок, убрал за ухо упавшую золотистую прядку, посмотрел в вырез шелкового халатика, из-под которого виднелась красивой формы грудь.

- Простишь меня, я очень устал, - пробормотал он, когда Лиза принялась стаскивать с него пиджак, развязывать узел галстука.

Когда она уткнулась носом в воротник белой рубашки, то чувство дежавю заставило сердце болезненно сжаться, подпрыгнуть к горлу. Девушка еще раз принюхалась. Одеколон, которым обычно пользовался Максим, выветрился, вместо шипрового запаха Лиза явственно ощутила аромат сандала, мускуса, навязчивой сладости. "Kenzo". Похоже, кое-кто не изменяет давним привычкам.

- Конечно, - елейным голоском проронила она, - понимаю. Скажи мне, дорогой, а Ева Лозинская сильно изменилась с последней нашей встречи? Помнится, она теперь то ли в содержанках, то ли в перманентных любовницах кого-то там... Не помню имени. Мы виделись не так давно на приеме в "Метрополе". Ты еще тогда смеялся, что она не перестает ногами играть в твоем присутствии, как и десять лет назад.

- Лиз, ты ревнуешь в серьез? - Максим побледнел.

- Нет, Макс, я не ревную. Просто не понимаю, почему у Лозинской свет клином сошелся на моих мужиках!

- Ты о чем?! Каких мужиках? Я же у тебя первый!

- Значит, Еву ты не отрицаешь, - Лиза сложила руки на груди.

- Лиз, послушай...

- Другую бы простила не задумываясь. Но не ее!

- Хорошо, хорошо! Не буду отрицать. Лизка, не закатывай истерик, прошу тебя. Ну оступился, не сдержался. Ты же в последнее время занята, тебе не хочется, ты устала. А я живой мужик, между прочим! Не каменный. Мне женщина нужна чаще, чем раз в два месяца, и то, после трех стаканов мартини. - Он простонал: - Люблю я тебя. У нас же свадьба на носу, вы же с мамой приглашения выбирали, список гостей составляли.

- Нет, Макс! Это вы с моей мамой списки гостей составляли, а я... Я не могу так больше! Пусть Ева тебя забирает, хоть подавится! С меня хватит! - закричала Лиза, пытаясь не ударить Макса особым приемом, которому обучил ее Ромка.

Ромка! Ромочка, любимый! Хриплый стон, сорвавшиеся слезы, чувство безмерной, безграничной вины и обреченности. Лиза выбежала из комнаты, заперлась в ванной, не обращая внимания на окрики Макса, на его попытки взломать дверь. Включила воду в джакузи, чтобы ее рокот заглушил крики, судорожные всхлипывания. Она каталась по полу, сотрясалась в безудержных рыданиях, кляла судьбу за беспощадную хватку, за разбитую и отнятую любовь, за свою непроходимую глупость.

Память вспорола острым лезвием мешок, откуда высыпались разноцветные картинки: Ромка вернулся из армии, она прижимается к нему, проводит детскими пальчиками по лицу, чертит узоры, запоминает его; они в машине, он страстно ласкает ее, пытается остановиться, не может совладать с собой, но находит силы; Лизка точно так же валяется на полу, кричит и стонет, зовет, не верит в смерть единственного мужчины, которого любила и будет любить всегда.

Пришла в себя она не скоро. Осмотрелась по сторонам, будто пытаясь осознать, где находится. Яркий свет, блестящая сантехника, зеркала - всё чужое, ненастоящее, одолженное на время. Лизка медленно перевела взгляд на туалетный столик, заметила мобильник, который забыла здесь еще утром, собираясь на работу.

Лиза выключила поток в джакузи, подошла к раковине, долго умывалась холодной водой, медленно возвращая способность рационально мыслить. Незримый груз упал с плеч,пелена, застилавшая глаза исчезла, как снег по весне. Решение возникло моментально. Она взяла мобильник, нашла номер, нажала кнопку "вызов", слушала гудки, нетерпеливо барабаня пальцами по мраморной глади раковины.

- Лизка? Что случилось?! - послышался встревоженный голос Вики.

- Я с Максом рассталась. Ты еще ждешь меня в гости? Я давно обещала крестницу свою навестить, - она замялась, но тут же продолжила: - Не будет свадьбы, Викуля. Не хочу больше рожу его видеть. Устала. Сил нет.

- Лиза! - голос подруги лучился оптимизмом. - Наконец-то! Приезжай. Мартин тоже обрадуется. Буду тебя ждать.

- Пока, - девушка нажала "отбой", и впервые за долгие десять лет поняла, что пора начинать жить, а не существовать. Вена ждет ее, а там - новые перспективы, возможности. Хватит гоняться за миражами, закрывать глаза и плыть по течению.

Лиза вышла из ванной, методично переоделась, принялась собирать чемоданы. Макс сидел в кресле и пил виски безо льда из дизайнерского бокала причудливой формы. В его взгляде читалась тоска, сожаление, желание всё исправить. Такой чужой, ненужный, хоть и красивый, страстный, нежный, надежный. Мужчина из плоти и крови, так и не смевший вытеснить из ее сердца единственную любовь.

- Лиз, давай не будем драматизировать, - взмолился Стрижев.

- Не будем, - пожала плечами она. - Макс, мы оба виноваты. Я уеду на время к Вике в Австрию. Без меня фирма не обанкротится. Родителей предупрежу.

- Ты меня никогда не любила, - горько усмехнувшись, произнес он. - Даже не пыталась. Значит, правда... Ты и твой сводный брат...

- Да. И тогда с тобой в клубе... Думала, что это он. Прости.

Лиза, не оборачиваясь, направилась к выходу из квартиры, оставила ключи рядом с комплектом Макса на полке, хлопнула дверью и поняла, что вновь ощутила себя свободной, она стала собой.

Роман. Часть 1

Окружающий мир рассыпался на осколки. Сознание медленно гасло, утопая в вязкой, как болото, боли. Говорят, когда заглядываешь смерти в лицо, то вся жизнь проносится перед глазами, вспоминаешь всё - от первого крика до... Самого финала. Роман знал, что конец близок, попробовал усмехнуться непослушными и немыми губами. Не понял, удалось ли пошевелить лицевыми мышцами. Скорее всего, он уже находиться в бреду, порожденном предсмертной агонией.

Память, как старательная пряха принялась ткать полотно бытия. Воспоминания прокручивались кинопленкой, застывая на пару мгновений в стоп-кадре, и вновь неслись вперед.

***

Детство. Мама - самая красивая на свете, ласковая, добрая, отец - самый сильный и бесстрашный; школа, уроки, первые драки. Всё, как у всех. Без каких-либо различий. Но один день перечеркнул до этого безмятежные будни. Умерла мама. Мир ушел во мрак. Ромка, сжавшись в комочек, рыдал у себя в комнате, удерживая натужные всхлипы, рвущиеся из горла. Тринадцать лет. Он же взрослый, а поддается слабости. Слезы сами катились по щекам, боль тиранила сердце. С тех пор Ромка поклялся, что не будет плакать, никогда и ни за что.

Два года они с отцом пытались жить вдвоем. Поначалу быт приносил много хлопот, однако быстро научились готовить себе завтрак и мыть посуду, когда чистых тарелок в доме уже не оставалось. Бабушка и дедушка смотрели на мытарства единственного внука, старались не вмешиваться, но в итоге предложили перебраться к ним, тем более, у отца появилась женщина, с которой намечалось "всё серьезно". Ромка подумал и согласился. В пятнадцать лет знал уже, что к чему, не хотел обременять отца лишними ушами в квартире.

К тому моменту, Рома Бессонов из обычного мальчика-подростка успел превратиться во взрослого парня, раздался в плечах, обзавелся удивительными по длине ресницами. В серо-синих глазах появились зеленые вкрапления на радужке. Длинные каштановые волосы завивались, стелились волнами, падали на плечи. Вокруг его персоны активизировался женский пол, до сего момента обходивший стороной. Он краснел, бледнел, но однажды преодолел врожденный порог нерешительности, научился преподносить себя в выгодном свете, к вящим восторгам поклонниц.

Мальчишки в классе завидовали, задирались, но быстро поняли, что их друг остался тем же рубахой-парнем, не приобрел червоточин мужского самолюбия и эгоизма, которые нередко наблюдается среди признанных красавчиков. Наоборот, Бессонов мучился и страдал. Не хотел быть экспонатом в музее девичьих симпатий, стремился раскрыть свой внутренний мир. Однако тонкая душевная организация мало интересовала юных кокеток, закатывающих глаза в его присутствии, стремящихся получить долю внимания, перехватить взгляд с поволокой.

Мешать отцу в налаживании личной жизни с новой женой абсолютно не хотелось, тем более, Ромка успел отдалиться от него. Сказывалось влияние деда по материнской линии Василия Спиридонова. Герой Отечественной войны, кавалер всевозможных орденов откровенно презирал зятя-кооператора, считал того чуть ли не врагом народа. Отец Ромки относился к бывшему тестю с такой же прохладцей, хотя сына всегда учил почтительности, понимая, что безвредному старику-идеалисту непросто приходится в "перестраивающейся" стране.

Ромка деда обожал. С раннего детства заслушивался рассказами о тяготах фронта, полученных наградах, с замиранием сердца смотрел в выцветшие голубые глаза, когда дед вспоминал погибших в бою товарищей. Он часто сам представлял, как совершает подвиги, один за одним, не страшась, не боясь, смело идя в атаку, повергая в бегство врагов одним своим видом.

Кроме мечтаний о славных поступках у Ромки имелась еще одна страсть - собаки. Когда-то к ним в гости заезжал армейский друг отца, служащий в пограничных войсках. Он долго рассказывал о собаках, несущих свой пост на рубежах Амура. И тогда маленький Рома решил, что у него обязательно будет верный друг. Мама собаку не разрешала, отец оказался солидарен с мнением жены. Мальчику приходилось лишь завистливо глядеть во дворе на других детей, выгуливающих своих четвероногих питомцев.

В шестом классе Ромка прогуливал уроки вместе с друзьями. Школа находилась в новом микрорайоне, за ее двором изобиловали свалки, стройки, пустыри - настоящий рай для мальчишек, исследующих новый и интересный мир.

Расположившись за каменными стенами долгостроя, - то ли больницы, то детского сада, - Рома слушал разговоры старшеклассников, помалкивал и делал выводы, что жизнь будет преподносить еще сюрпризы в виде повышенного интереса к женскому полу, который едва у него обозначился. Он отвлекся на свои мысли, потерял нить беседы, и вдруг уловил звук, похожий на тихий скулеж. Ромка отправился на поиски, обнаружил в одной из пустых комнат недостроенного дома деревянный ящик, перевернутый дном кверху. Вытащил из-под него голодного, трясущегося щенка, да не беспородного Бобика, а немецкую овчарку.

Пацаны покрутили у виска, посоветовали оставить его там, где он сидел, чтобы потом не иметь претензий от хозяев, но Бессонов остался непреклонен. Не мог он выбросить Цейса на произвол собачей судьбы. Кличка всплыла в голове сразу же. Очень уж она подходила коричневой мордочке, острым ушкам и двум умнющим глазам, следящим за каждым его действием. Бывший безымянный щенок, носящий ныне гордое немецкое имя, облизал руки хозяина. Начало дружбе положено.

Мать долго всплескивала руками, отец читал нотации, но Ромка сумел их убедить в состоятельности быть владельцем четвероногой живности. И лишь дед до конца так и не смог принять Цейса. Всё бурчал: "Роман! Делай, что хочешь, но чтобы я эту немчуру на своем кресле не видел!". Слишком уж неотделимыми от концлагерей, нацистов в его восприятии являлись немецкие овчарки. Ромка лишь посмеивался над чудачествами старика, не делая замечаний Цейсу, когда тот сидел в облюбованном кресле.

Лето, когда в его жизни появился маленький осколок солнечного света по имени Лиза, он запомнил особо отчетливо. Ромка уже встречался с Татьяной - новой женой отца, она ему даже понравилась. Только за то, что не пыталась быть мамой, не строила из себя мачеху, воспринимала его взрослым человеком, способного на самостоятельные поступки. И вот он увидел ее дочь: волосы цвета спелой пшеницы, две косички, удивленное личико и серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Сводная сестра. А ведь у него могла бы быть сестренка чуть младше нее, если бы мама... Да что причитать. В сожаленьях до смешного мало толку.

Не знал Ромка, как общаться с маленькими девочками, не понимал, о чем же разговаривать с несносной прилипалой, бегающей за ним по пятам и теребящей извечно-протяжным: "Ну Ро-о-о-ом!". Малодушно сбегал от девчонки, перепрыгивал штакетный забор, подзывая свистом Цейса вслед за собой. Друг же оказался форменным предателем. Почувствовал в Лизке еще одну хозяйку, лизал ей руки и подставлял для поглаживаний живот, что на собачьем языке жестов означало: "Ты старшая, я твой, приказывай".

Когда девчонка потерялась, и Ромке пришлось вытаскивать ее из ямы, куда она по глупости провалилась, то ему хотелось ее отругать, накричать, потому что... Испугался, очень сильно испугался, что с ней случилась страшная беда, что он больше никогда не увидит наивных серых глаз, не услышит звонкого смеха, который раньше до невозможности нервировал. Так он обрел сестру, освободил место в сердце для еще одного живого существа, о котором хотелось заботиться. Раньше такие чувства распространялись лишь на Цейса.

***

Облака плыли в вышине, меняя формы, поражая воображение. Солнце разбросало пятна, ветер играл кронами деревьев. Ромка растянулся на траве, лениво грыз травинку, смотрел на небо. Он предавался своему любимому занятию, так же увлеченно, как и в детстве. Только теперь компанию ему составлял Цейс взамен мамы, которая раньше находила сына в заросшем палисаднике и ложилась рядом, брала за руку, показывала плывущие по небу белые фигурки.

- А что ты делаешь? - услышал он сбоку детский голосок, внутренне сжался. Снова начнутся вопросы и приставания.

- Мелкая, ну чего тебе опять? - с трагизмом в голосе спросил Ромка, не поворачивая головы ее сторону.

- Ну, Ром!

- Тебя стерегу! Вдруг, опять убежишь или тебя волки съедят?

- Не, волков здесь нет. Их давно Цейс разогнал, - пес в подтверждение Лизкиного заявления два раза гавкнул. - Ром, ну, Ром! Что ты делаешь?

- На небо смотрю, - буркнул парень, пытаясь скрыть раздражение от приставаний маленькой липучки.

- А мне можно? - тут же спросила Лизка, умащиваясь удобно среди смятой Цейсом травы.

- Тебе нельзя, - хмыкнул Рома, перемещая травинку в другой уголок рта.

- Вот ты смешной! Небо - оно же общее! Захочу и тоже смотреть буду, - нет от непоседы никакого спасения.

- Только молча, договорились? - Ромка проявил чудеса выдержки.

Лизка лишь кивнула головой, умостилась рядом, затихла. Он ждал очередной шквал вопросов, но вместо этого почувствовал теплую детскую ладошку, прикоснувшуюся в доверчивом жесте к его руке. Хотел возмутиться, отругать, чтобы не лезла, но перевел взгляд в сторону, увидел наивное личико, серые глаза, пушистые, темные ресницы. Девочка завороженно смотрела на небо, чему-то улыбалась. По сердцу разлилось странное тепло, щемящее чувство заставило смутиться.

Они ведь одиноки, похожи. Неудивительно, что Лизку так и тянет к нему. Родители заняты исключительно собой, у них романтический период после свадьбы, пытаются устроить свой быт, а дети предоставлены сами себе. С ним-то всё ясно: взрослый, умный, понимающий, что у них есть право побыть наедине. Но Лизка-то! Ребенок совсем, отца родного не помнит, а мать временно отдалилась. Девчонке просто грустно. Ромка улыбнулся. Решил хоть как-то компенсировать новообретенной сестренке внимание и заботу, на которую взрослые пока не способны, поглощенные своим будущим.

- И что мне с тобой такой делать? - тихо произнес Ромка. - Спасения от тебя нет никакого. Убегать любишь из дома. Пропадешь же совсем одна, потеряешься, кто тебя спасет?

- Ты и Цейс, - наивно и просто ответила Лизка. - Ром, ты же никогда меня не бросишь, правда?

- Правда, - ответил нехотя парень, продолжая смотреть на небо. Было бы слишком жестоко бросить наивную и доверчивую девчонку одну посреди грубого реального мира.

***

Жизнь крутила своё колесо, время бежало вперед. Ромка не заметил, как каждые выходные стал бывать у отца, брать с собой Лизку выгуливать Цейса во дворе. Занятие это стало чем-то сродни ритуала. Девочка жаловалась на обидчиков в детском саду, просила старшего брата разобраться, верила, что он самый сильный и лучший. Рома лишь хмыкал. Он-то прекрасно знал о своих способностях, правда, разочаровывать Лизу не стал. Не мог слышать, как она начинала хныкать, не переносил вида ее грустных серых глаз, из которых бегут потоки слез. Но лишь рядом с ним она не капризничала, моментально успокаивалась, вела себя на удивление рассудительно.

Подошла к концу школа. Вопрос о поступлении стал ребром, повис над головой Ромки дамокловым мечом. Отец договорился, его принимают на юридический факультет, но он-то всегда хотел быть кинологом. Стычки, отстаивание своей позиции ни к чему хорошему не приводили, обострялся своенравный, мятежный характер.

Рома решил не учиться, просто плыть по течению. Студенческая жизнь подхватила, понеслась бурной рекой, отнюдь не вдоль берегов гранита знаний. Постоянные загулы в общаге у приятелей, девушки, активно балующие своим телом, алкоголь сделали свое дело. Из универа студент Бессонов вылетел с треском. Новость, конечно же, преподнесена отцу в самом неприглядном свете. Опять стычки, ссоры, выяснение отношений. Непутевое чадо не собиралось быть юристом, а отец не собирался его тянуть на своей шее. Перестал давать деньги, которые Ромка давно уже складывал в шкатулку, не прикасался без особой нужды. Подрабатывал вместе с друзьями, ходил на железнодорожный вокзал грузить мешки из товарных вагонов. Платили прилично, на хорошую пьянку хватало.

Армия замаячила на горизонте вовсе не миражом. Повестка пришла незамедлительно. Напившись в хлам, Ромка отправился в парикмахерскую, остриг шикарную каштановую шевелюру, ожидал, что новый прикид вызовет ужас на лицах подруг, но и тут он ошибся. Выглядеть он стал не хуже, если не лучше. Открылись красивые скулы, стали более заметны выразительные глаза. Выстроилась очередь из желающих побаловать будущего защитника Родины женскими прелестями, чем он воспользовался не без удовольствия.

Единственным фактом, который тревожил Ромку по-настоящему, являлось отсутсвие любви в его недолгой и такой богатой на приключения биографии. Вроде бы и парень видный, и нравится девушкам, и они ему не меньше, но ни одна блондинка, брюнетка или рыжая не могла сподвигнуть его на романтические чувства, не тревожила сердце, не дурманила и не горячила кровь. С физическим аспектом - полный порядок. Абсолютная гармония, не одна еще недовольной не оставалась. Только близости духовной не случалось, не обзаводился он постоянной девушкой, такой, с которой можно поговорить по душам, доверить свои мечты и надежды.

Доверял он Лизке, так ведь - сестра! Это другое...

С маленькой девочкой Роман мог спокойно слушать любимую группу "Кино", не ожидая привычного: "Не, ну чё за фигня? Давай лучше "Ласковый май" послушаем". С Лизой он мог откровенничать, не боясь насмешки и непонимания. В такие моменты из наивной и тихой малышки сестренка преображалась в серьезную, рассудительную особу, хотя ей совсем недавно стукнуло восемь лет. Лизка слушала Ромкины откровения не перебивая, смотрела внимательными глазами, напоминавшими грозовые облака, казалось, прямо в саму его суть. Она всё понимала, даже если он молчал. Хватало одного прикосновения горячей ладошки к его руке, чтобы он ощутил спокойствие, унял мятущуюся душу.

В армию идти совершенно не хотелось. Жизнь "на гражданке" привлекала гораздо больше, чем вечные "упал, отжался". Отец и дед, в удивительном единодушии, твердили: "Там из тебя всю дурь выбьют! Пойдешь, отслужишь, человеком станешь". Правда, папа малость схитрил и договорился в военкомате о судьбе призывника. Однако Ромка, как всегда, сделал всё по-своему. Всему виной характер, не успевший выветрится подростковый бунт. Пошутил с председателем призывной комиссии. Роман думал, что пошутил. Товарищ капитан понял: ему нахамили, причем нагло. Почти солдат нарушает субординацию. Не порядок! А непорядки караются жестоко уставом. Запрещены они. И призывник Бессонов вместо уютного и теплого местечка в ближнем Подмосковье прямиком попал в "учебку" на Северном Кавказе. Из Ромки решили делать десантника, самым радикальным способом.

Армейские будни в самом начале казались адом кромешным. Высыпаться не получалось в принципе. Отбой в десять вечера остался записанным в уставе и распорядке. После того, как в казарме гас свет, начинались воспитательные меры, применимые к "духам", коим Ромка и еще таких же десять человек были ровно полгода. Били их долго, часто и со знанием дела. Кто-то ломался, соглашался стирать чужие портянки, боялся, дрожал. А кто-то упрямо поднимался, отплевывался кровью и шел вперед. К последней категории принадлежал и Роман. Он сопротивлялся до последнего, не делал и шага назад. Бессчетное количество раз умывался кровавыми соплями. Поначалу "деды" смеялись, потом удивлялись, ну а позже поняли - дело плохо, такого подчинить не удастся, стали если не уважать, то, по крайней мере, старались лишний раз его не трогать без дела. По делу, кстати, тоже.

Ромка возблагодарил спортивные секции, в которых занимался в школе. Бокс и легкая атлетика не прошли даром. Ему относительно легко давались марш-броски и основы самообороны. Прыжки с парашютом приносили дикий восторг, пришедший на смену боязни высоты и падения. Склонность к адреналиновой зависимости проснулась, поднялась из глубин бессознательного. Вскоре Роман Бессонов стал отличником военной подготовки, а потом уже и долгожданный дембель замаячил на горизонте. Два года пролетели пущенной стрелой.

У армейских друзей обнаружились проблемы амурного характера: девушки не приезжали на присягу, не часто писали письма, а некоторые вообще, сразу же отказывались ждать защитников Родины, верных солдат неба. То и дело слышались разговоры: "Приду - убью!". Случались случаи дезертирства для разборок с неверными подругами. Только Ромка и его друг Серега Титов ухмылялись. Их никто не ждал, не обзавелись в восемнадцать лет постоянными девушками. Писали им письма исключительно сестры. Лизкины каракули Ромка бережно хранил. Сам писать ленился. Никогда ему не давались школьные сочинения на тему: "Как я провел лето".

Однажды часть подняли среди ночи по боевой тревоге, выдали автоматы, и при полной амуниции загрузили в самолеты. По месту прибытия объяснили, что бои будут локального значения, в черте города. И началось. Если первые дни в учебке казались адом, то Ромка понял, что страшно ошибался. Учебка - чистилище. Ад же разверз свою пасть в некогда красивом южном городе.

Авиация наносила "точечные удары" - остовы зданий зияли провалами темных окон и копотью. На крышах засели снайперы. Постоянно слышны автоматные очереди, гул моторов танков и бронетранспортеров. Надо стрелять, идти вперед, выполнять команды. Их к этому готовили, учили устранять противника сотней способов: огнестрельным и колющим оружием, если надо и голыми руками. Однако в учении хоть и было тяжело, но в бою стало не легче. Страх то и дело просыпался, жалил и скулил, не давал сосредоточиться. Дикая паника не только следствие инстинкта самосохранения, но и результат осознания - надо стрелять в живого человека. Запрет, внушенный с детства, еще долго сидел в голове, пока Ромка не попал под шквальный огонь. И он ответил, спустил курок. Не думал, попал, не попал, главное - ответил. Цепная реакция запустила колеса и шестерни механизма агрессии; война оскалилась, показала свой страшный лик.

Первая потеря врезалась навсегда в память, оставила шрам, кровавый рубец. Серегу, лучшего друга, "снял" снайпер, когда тот не вовремя высунулся из-за укрытия бронетранспортёра. Только потом Роман понял, что мишенью был он, но Серый вовремя заметил, оттолкнул его, принял пулю на себя.

Остекленевшие глаза, струйка крови, сбегающая вдоль подбородка, застывшее тело.

Его оставили, пошли вперед, спустя только сутки вернулись, когда собирали комплекты "груза двести" для отправки погибших бойцов домой.

Острое чувство вины, затаенная боль. Жестокость. Много ненависти. Желание поскорее вернуться домой.

Потом Ромка и его взвод бегал по горам, выискивал лагеря боевиков-экстремистов, сидел в блок-посте, сдерживая натиск озверевшего и непонятного врага. Позже, после очередного ночного боя по устранению какого-то араба, командующего наемниками, к сержанту Бессонову подошел командир операции, попросил закурить и поинтересовался, чем тот собирается заняться "на гражданке". Роман опешил. Он ведь уже и забыл, что такое мирная жизнь без автомата в руках. Сказал, что не знает. Ему предложили работу, от которой отказываться не принято. Правда, дали время на размышление. И оно уже пошло...

***

Старая дача встретила его тишиной. Пасмурная погода резко отличалась от воспоминаний о солнечных днях, не давала поверить в то, что он вернулся домой. Скрипнули давно не смазанные ворота. Ромка осмотрелся по сторонам. Всё по-прежнему, в тоже время всё не так. Он сам изменился, загрубел, перестал радоваться мелочам, безумно устал.

Около крыльца стояла конура, где лежал Цейс. Ромка думал, что его и в живых давно нет, а он старый, облезлый, дождался хозяина. Опустившись перед ним на колени, Рома позволил обнюхать свои руки. Пес на последнем издыхании подполз к хозяину, и в душе поднялась давящая тоска, боль свернулась змеей и ужалила. Слишком много смертей он видел за последний год. Цейс стал той каплей, переполнившей чашу терпения.

Выскочила Лизка из дома. Показалось, что солнце появилось на небе, хотя хмурый июньский день укутывал дачный поселок серым покрывалом. Ромка подхватил сестру на руки, закружил, широко улыбнулся, искренне радуясь встрече. Девчонка выросла, вытянулась, обещала в скором времени превратиться в молодую девушку. От нее исходило необыкновенное тепло, способное согреть его заиндевевшую душу.

Потом они хоронили Цейса во влажной земле. Наконец-то, Роман провожал хоть одного друга, как подобает. Лизка тихо плакала. Сердце сжалось. Ему тоже хотелось вот так легко демонстрировать эмоции, позволить себе слабость, но он прекрасно понимал, что сломается, не выдержит, уйдет на дно в водоворот чёрной апатии, если разрешит себе выпустить сонмище демонов, наглухо запечатанных в душе. Когда Ромка сжал сестру в объятиях, то одиночество разлетелось на осколки. Опять в его жизни появился солнечный лучик, о котором хотелось заботиться, который не хотелось отпускать из объятий. Рядом с Лизой его окутывал сонный и мирный покой.

***

Находится в режиме постоянной готовности и ожидания боя Роман привык еще в армии. Проблем с новой "работой" не было. Прежде, чем его официально зачислили в штат новоиспеченного спецподразделения по борьбе с терроризмом, пришлось хорошенько попотеть и доказать, что не зря он носит гордое название десантник. Выдержав жесткий конкурсный отбор, Роман Бессонов получил лейтенантские погоны, постоянную работу, не предполагающую налаженную личную жизнь. У многих парней из его подразделения семьи имелись, были даже дети, но сам Ромка не хотел обременять гипотетическую жену известием о его случайной гибели.

Лизка оставалась единственной дамой сердца, о которой хотелось заботиться. Она по-прежнему слушала его, не перебивая, принимая любое настроение, смотрела невыносимо красивыми для двенадцатилетней девочки глазами. Рядом с ней дышалось легко и свободно, она не теребила по пустякам, не приставала с глупостями. Каждый его приезд она буквально светилась от радости, и на сердце у Ромки сразу же становилось легко. Сестра помогала скрашивать ему "режим ожидания", когда выдавались редкие выходные.

Друг за другом ушли из жизни бабушка и дедушка, с промежутком в несколько месяцев. Ромка стоически перенес их смерть, не подал вида, ходя на душе кошки скребли острозаточенными коготками. Он привык провожать друзей, но вместе со стариками ушло прошлое - уютный мирок детства. И, как всегда, маленький рыжий котенок согревал теплом, дарил спокойствие. Сестра внимательно смотрела серыми глазами, наивно верила в его неуязвимость, и внутри теплилась надежда, что ему есть, для кого жить, а у нее есть тот, кого надо ждать.

Когда она успела вырасти, превратиться в молодую девушку, Роман так и не понял. Общалась Лизка с ним с той же детской непосредственностью. Он не замечал, что сестра приобрела женские формы, стала выглядеть привлекательно. Всё время считал ее маленькой девочкой, которую надо держать подальше от искушений большого мира.

Заметив глянцевый журнал на ее кровати, Ромка сильно удивился, не удержался от того, чтобы присвистнуть. Оказывается, его Лизка под влиянием подруги-паршивки Вики начала интересоваться противоположным полом. Что-то резнуло по сердцу, оно быстро застучало в мощной груди. Не порядок. Лизка - неискушенная, нежная, домашняя девочка, любой может воспользоваться ее неопытностью. Стало жарко. Представив Лизу в объятиях мальчишки из соседнего двора Ромку передернуло.

В комнату вбежала виновница его плохого настроения, как не в чем ни бывало, плюхнулась на кровать рядом. И тут Ромка прозрел. Он столько лет блуждал с темной повязкой на глазах, она упала, но светлее и проще от этого не стало. Новый поток мыслей закружил, обескуражил, едва не разрушил обычный мир.

Он коснулся нежного лица, почувствовал гладкость бледной кожи, едва не сошел с ума от переполнившей нежности, когда провел большим пальцем по приоткрытым розовым губкам, моливших о поцелуе. Не смог принять новую Лизу, не поверил себе. Испугался перемен, хотел уйти, сбежать, чтобы разобраться, но она не позволила, привязала к себе, похлеще стального троса. Обвила руками, прижалась к спине.

Роман вздрогнул, почувствовав ее грудь, тело взрослой женщины: теплое, манящее, желанное. Попытался что-то объяснить, развернулся к ней, и Лизка исхитрилась, прижалась неумело мягкими губами к его сжатым губам. Сдержался, не поддался на провокацию, хотя чуть умер от жгучего желания попробовать ее, ощутить вкус, научить всему, что знает.

Искушение: сильное, пахнущее соблазном и медом, разжигающее кровь, дурманящее мысли.

Даже в "первый раз" он так не волновался. Смог сдержаться, выиграл схватку с самим собой, запер на замок крамольные мысли. Сестра! Она сестра. И будет только ею.

Два года Роман пытался быть с Лизой братом, получалось каждый раз всё хуже и хуже. Она менялась внешне, становилась привлекательнее каждый его приезд, волновала, дразнила, порочно вошла в фантазии. Лица других женщин стерлись из памяти, как следы на морском берегу, слизанные набежавшей волной. Осталась одна Лиза, от которой не было никакого спасения.

Ромка сдерживал себя, продолжал всячески баловать ее, проявлял братскую заботу, но внутри желание рвалось с цепи, как голодный пес. Он хотел закрыть ее от липких взглядов окружающих мужчин, готов убить любого, кто ее обидит. Роману нравилось будить ее по утрам, любоваться сонной улыбкой, нравилось шутить и смотреть на обиженные детские губы, которые вновь и вновь толкали его на грех.

Роман. Часть 2

- Анжелика, вот скажи мне, какого черта такая девушка, да еще с красивым именем забыла на войне? - Ромка скривился, когда медсестра ловко воткнула иголку шприца в плечо, ввела обезболивающее.

- Бес, еще одно слово, и я тебе рот зашью заодно, - хмыкнула она, продолжая методично обрабатывать рану. - Ром, ты ж меня на должностное преступление толкаешь. Тебе отлежаться надо.

- Лика, борт в Москву через два часа. Мне надо быть там, пусть даже "грузом двести", - хмыкнул он, пытаясь не смотреть на манипуляции медсестры.

Боли он не ощущал, еще не прошел накал обостренных эмоций после выброса адреналина. Отпустит его позже. Пока же явно ощущалось возбуждение, лихорадочный блеск в глазах четко указывал его состояние.

- Всё шутишь? У тебя ранение пулевое, - девушка хмыкнула. - Я рану обработаю, обколю, но в Москве будешь ходить на перевязки в обязательном порядке. Оказываю тебе первую помощь в полевых условиях. Меня главный за такое подвесит.

- Еще скажи, разжалует и на "губу" отправит. С Димкой я договорюсь.

- Кому Димка, а кому и Дмитрий Викторович, - Анжелика принялась дальше обрабатывать рану на плече Ромки, тот закрыл глаза, попытался расслабиться. - Строгий он, особенно со мной.

- Не переживай. Всё будет хорошо. Главное, мне в Москву сегодня надо попасть.

- Жену с любовником застукать хочешь?

- Нет у меня жены. У сестры сегодня выпускной бал, обещал, что приду. Она ждет. Не могу я ее подвести, - медсестра лишь хмыкнула. - Ты так и не сказала, Лика, что делаешь в Шали. Палаточный лагерь, и зимой и летом одни и те же условия, личной жизни никакой...

- Я Анжела, - в теплых карих глазах появились лукавые огоньки, золотисто-рыжая челка упала на глаза. Девушка помотала головой, убирая непослушные волосы. - Сто раз тебе говорила, не называть меня "Лика". Вот скажи мне, Бес, сколько платят медсестрам в районных больницах?

- Догадываюсь, что немного, - ответил Ромка, ловя в очередной раз сходство девушки и его Лизки. Правда, первой уже давно не семнадцать, да и формы у нее более пышные, женственные. И никаких желаний, кроме братской заботы Лика не вызывала.

- Вот, - протянула она. - У меня есть младшая сестра, учится в институте, родители тянуться из последних сил, живут в глубинке. Я же хочу и им помочь, и себе на безбедную старость заработать. Контракт в "горячей точке" - выход.

- Замуж бы ты вышла лучше.

- А ты бы женился! - съязвила она, фиксируя повязку на его плече лейкопластырем.

- Я с радостью на тебе женюсь! - откидывая брезентовый полог армейской палатки, внутрь зашел Дэн, с букетом желтых, розовых и бордовых роз. - Вот, тебе, моя кудесница.

- Костенко! По законам военного времени за мародерство знаешь, что полагается? - засмеялся Ромка. - А потом еще удивляемся, почему местные нас не любят. В каком дворе цветы обнес?

- Я их купил! - возмутился приятель, поглядывая на Анжелу.

Девушка покачала головой, но розы взяла. Денис не то, чтобы был влюблен в медсестру, но считал себя обязанным оказывать ей знаки внимания и всячески помогать. После очередной стычки в горах с бандформированием его ранили, причем тяжело. Перевозить на "вертушке" во Владикавказ представлялось нелогичным: попросту умер бы по дороге от тряски и отсутствия необходимого оборудования. Главный хирург принял решение оставить его в палаточном госпитале. Выпала смена Анжелики. Третий человек за ночь умирал, не спасали реанимационные меры. Сил не оставалось. Даже циничному терпению медсестры-анестезиолога пришел конец. Она расплакалась, не смогла сдержаться. Всегда остро реагировала на смерти во время дежурств. Со всей силы, от безысходности, со словами: "Ненавижу! Как вы мне надоели все!", - ударила по грудной клетке Дэна. Аппарат перестал пищать, показывая сердцебиение. С тех пор Денис считает себя ее "крестником".

- Так! Кавалер с цветами, забирай своего командира, проследи, чтобы он в Москве на перевязки ходил и рентген сделал. Вдруг, ребра сломаны, - кивнула она на гематому, виднеющуюся на груди. След от пули, которая угодила в пластину бронежилета.

Дэн подмигнул Анжеле, подождал, пока Роман набросит на себя верхнюю часть черной формы, скрылся за пологом палатки.

- Ты чудо, Лика, - Роман чмокнул девушку в щеку и вышел на улицу.

Солнце посмеивалось с небес. На горизонте тянулись цепью горы, убегали за край. Невозможно было поверить, что еще несколько часов назад здесь гремели взрывы, раздавались автоматные очереди, старики, женщины и дети прятались в темных подвалах по домам.

Ромка закурил, глядя на Дэна, который мялся и не знал, как начать разговор. Дружба являлась сущим нарушением субординации, но Ромка давно уже плевал с высокой колокольни на многие уставные вещи. За что бывал не раз вызван на ковер к вышестоящему начальству. Но как специалиста его ценили, уважали, выговоров за полевую работу не делали.

Бес сам позвал парня на работу, заметил его во время совместной спецоперации с десантниками. То ли он ему напомнил себя, семь лет назад, то ли Костенко напоминал Серегу, того самого, убитого по нелепой случайности вместо него.

- Не спешил бы в Москву так быстро, - проронил Дэн. - Отлежался бы денек, отоспался. Видел бы свою рожу. Заросший весь. Хорошо хоть наши тебя с боевиком не спутали.

- Я Лизке обещал. Надо будет - в багажном отсеке полечу. Кастет, ты меня знаешь. Не могу я подвести, когда обещание давал.

- Угу, - хмыкнул парень. - Как на свидание торопишься.

- Поговори мне! Лизка - моя сестра. Будешь на нее смотреть слишком часто, башку откручу! Понял? - то ли в шутку, то ли в серьез буркнул Роман, выбросил окурок и направился в другую палатку, искать экипаж самолета, чтобы договориться о перелете в Москву.

***

В Первопрестольной он оказался спустя шесть часов. Быстро привел себя в порядок, понимая, что на торжественную часть вручения аттестатов опоздал, пропустил обещанный Лизке вальс. На полной скорости заехав в школьный двор, по случаю торжества распахнувшего свои ворота настежь, Ромка поднялся по высоким ступенькам и столкнулся нос к носу с Викой. Девчонка окинула его недружелюбным взглядом, опасаясь нового витка нравоучений. Однако на разговоры с подрастающим поколением Роман сегодня не был настроен должным образом.

- Явился-не запылился, - хмыкнула Вика. - Лизка ревет в раздевалке. Тебя ждала почти всю ночь. Только не надо про работу. Понимает она, но всё равно ждет.

Роман окинул взглядом подругу сестры, не узнавая в серьезной девушке всегда язвительную и взбалмошную Вику.

- Ром, бери ее в охапку и вези домой. Побудь с ней. Хоть немного.

- Разберусь, - сконфуженно произнес он.

Не ожидал подобных разговоров от вечной язвы. Кажется, его и Лизкин секрет перестал быть таковым уже давно.

Лиза сжалась в комочек, тихо плакала в уголке. Рома подошел к ней, пытаясь не поддаться порыву, схватить на руки, прижать к себе, зацеловать до головокружения. Ее слезы ранили загрубевшую душу. Хотелось то ли убежать, скрыться, то ли ласкать её до изнеможения, чтобы вместо всхлипываний слышать тихие стоны. Пытаясь выбросить ненужные мысли из головы, он обнял ее, попытался согреть подрагивающие плечи, не заметил, как растворился в очередном потоке нежности, пробежавшем по сердцу.

Когда они ехали домой, то Роман старался сосредоточенно всматриваться в дорогу, включил музыку, лишь бы отвлечься от крамольных мыслей, не замечать выреза на платье, открывающего нежные холмики груди для обзора.

Что, если у нее всё прошло? И тут он со своими фантазиями и желаниями? Испугает? Серые глаза навсегда станут для него потеряны, он не сможет смотреть в них и видеть отражение себя. Не сможет прикасаться, хотя бы на мгновение, к зовущему, нежному телу. Хотелось выть от отчаяния. Нельзя поддаваться, нельзя вестись на провокации. Слишком давно не было женщины, слишком давно он запутался в разноцветных снах, в которых есть только девочка с волосами спелой пшеницы, ее полные губы и сладкий запах сливок, клубники и еще чего-то родного, необходимого.

Роман так и не понял, как позволил мягким губам скользить по коже, почему разрешил теплым пальчикам дотронуться до ссадины на груди. От Лизкиных прикосновений голова кружилась, ток пронзал импульсами нервные окончания.

Искушение: сильное, томящее, изначальное.

Его губы смяли ее губы. Вкус опьянил, ударил в голову, как самое дорогое и выдержанное шампанское. Он столько лет ждал, и вот, наконец, приник к нему, чтобы насладиться, распробовать, выпить до капли. Поцелуй нарастал, забирал остатки воздуха из легких. Девичья грудь дразнила своими очертаниями, видневшимися из-под майки. На ощупь она оказалась слишком нежной, не знавшей прикосновений грубых пальцев, привыкших чаще нажимать на курок пистолета, чем ласкать женское тело. Розовые соски тут же сжались, напомнив бутон розы.

Лиза томно стонала, просила еще. Она хотела быть его, умоляла, показывала, насколько готова стать прилежной ученицей. В девушке ожили запертые до этого момента инстинкты, и Роман медленно плавился под ее безумным натиском, страстно целовал, пробовал на ощупь нежную, белую кожу. Он представил, как бережно войдет в нее, медленно и осторожно станет двигаться внутри, чтобы не причинить лишней боли...

Он глухо зарычал, выпуская на волю сдерживаемые желания, подхватил Лизу и усадил на кухонный стол, понимая, что силы на исходе. Ромка уже хотел снять с нее насквозь промокшие трусики, прикоснуться к горячему и мягкому местечку между разведенных ножек, попробовать ее на вкус, доставить первое удовольствие...

Вдруг отрезвление пришло железным тараном, выбив все эротические фантазии напрочь. Рациональность вторглась в мысли наглым гостем и не захотела уходить.

- Нет, - глухо простонал Роман. - Нет, Лизка, нельзя.

Он резко отстранился от нее, отскочил на безопасное расстояние.

- Почему? - Лиза всхлипнула. Возбужденная, опьяненная, такая желанная.

- Не могу. Что потом будет, с тобой, со мной? - простонал Рома, понимая, какое будущее уготовил той, кого любит - сильно, преданно, беззаветно. Так, как будто она была его всегда.

Слишком много "но" между ними. Единственная ночь, возможно, еще пара встреч украдкой. Разве этого заслуживает Лиза? Она необыкновенно чувственная, чтобы ждать его всё время. Будут в ее жизни еще мужчины. И от этого сердце разлетается на куски, оставляя на месте зияющую рану. Жестокое наказание за удовольствие, полученное украдкой. Нельзя поддаваться желанию, которое уже буквально разрывает изнутри.

- Я буду ждать тебя, как всегда. Я умею, знаю, что тебе надо уходить. Ты так живешь. И ты всегда будешь возвращаться ко мне, - с жаром произнесла она.

- И ты останешься вдовой в двадцать лет? Не сегодня, так завтра нарвусь по-настоящему. Себя не жалко. Но ты как?

- Как всегда! Когда ты уходишь, то я умираю, и оживаю, когда тебя вижу, - она слезла со стола, подошла к нему. - Ром, я люблю тебя. Мне больше никто не нужен.

Признание, слетевшее с ее опухших от поцелуев губ, окрылило, заставило сердце тарабанить в груди, как бешеное. Любит! Она его любит... Но что, если это всего лишь игра гормонов, девчоночье увлечение, которое развеется, едва она начнет новую студенческую жизнь, встретит подходящих парней, с которыми будут общие темы для разговоров, одна среда обитания? Ей нужен муж, стабильность, будущее, а не полутруп, который приезжает раз в месяц, не зная, вернется ли вновь.

Лиза попыталась отвлечься от разговоров, провела кончиком языка по его губам, спустилась к шее, оставила влажный след от поцелуев на коже. Роман сжал зубы, чтобы не застонать, вновь не припасть к ее сладким губам, не попробовать нектар, дарящий дурманящий эффект, похлеще наркотика.

Он дернулся назад, сжал Лизкины руки, как в капкане. Отбросил от себя намеренно грубо, чтобы у нее не оставалось лишних иллюзий. Устало опустился на табуретку, закрыл глаза. Ладно, он и Лиза. Со своими чувствами разобраться смогут. Но родители! Они ведь никогда не поймут, не примут. Ему, конечно же, кроме нотаций и скандала ничего не сделают, а Лизку ведь запилят, замучают душеспасительными беседами, еще, чего доброго, заграницу отправят на учебу. Хорошо хоть, не на лечение. Нет у них иного пути, кроме дороги вникуда.

- Маленький, мой Рыженький, нас же родители не поймут никогда. Я уже давно для отца потерян, меня не станет - поплачет, скоро успокоится. А ты для него родная, понимаешь? И тут мы их новостью пришибем, с инфарктом уложим. И знаешь, кто будет виноват?

- Я, конечно, только я, - опять наивный взгляд, приправленный первым желанием.

- Нет, Лизка, я. Потому что старше, потому что не думал, будущее твое перечеркнул. У отца на тебя планы большие. - Роман взъерошил короткие волосы, попытался пригладить назад. - Лучше бы меня тогда, еще в Чечне, вместо Сереги снайпер "снял". Всем бы легче было, - пробормотал он обреченно затаенную мысль, возникающую время от времени, когда болезненное желание обладать нежным, девичьим телом становилось слишком навязчивым, ненормальным.

- Нет! - Лиза опустилась перед ним на колени. Обреченно, жарко, искреннее прошептала: - Нет, я бы точно умерла вместе с Цейсом. Мы же тебя ждали. Я обещала, клялась. Люблю тебя и буду любить.

Еще одно признание обожгло, как пощечина. Захотелось застонать, удариться головой о стенку. Что же им делать? Почему попались в ловушку? Он так ждал любви всю сознательную жизнь, а когда она коварно подкралась, ударила под дых, не знает, как же поступить, что же сделать...

Его ладонь аккуратно обхватила нежное личико. Лизка не сдерживала слез. Они текли по щекам, размазывая макияж, сделанный по случаю выпускного. Маленькая девочка с телом прекрасной женщины. Его, только его. Принадлежит без остатка. Но может ли он взять то, что она так бездумно предлагает, ничего не прося взамен? Ромка заставил ее подняться с пола, усадил на колени, нежно целовал мокрые глаза, высушивая губами слезы.

- Рыженькая, ты же мне шансов на отступление не оставляешь. С ума сводишь. Не надо, пожалуйста. Ничего не выйдет. Ты учиться пойдешь, влюбишься в кого-нибудь еще, замуж выйдешь, отцу внуков нарожаешь, а я буду делать то, что у меня лучше всего получается - воевать, - слова вколачивались гвоздями в душу, как в крышку деревянного гроба. Он должен похоронить ненужные, мешающие им жить чувства.

- Ромка, я не хочу выходить замуж! Разреши мне ждать тебя, как раньше.

- Как раньше, - пробормотал он, поднялся вместе с Лизой, пересадил ее на другую табуретку, поднял свою рубашку с пола. Застыл на несколько секунд, глядя на удрученную девушку. А как было раньше? Уже долгие два года он сходит с ума, не знает, что ему делать. Не имеет права обрекать ее на вечное ожидание.

- Не уходи, - давясь слезами, продолжала умолять Лиза.

- Так надо. Прости, Рыжик, - не оборачиваясь, вышел из комнаты, застегивая на ходу рубашку.

Ее слезы порвали душу в клочья, заставили ощутить себя беспомощным, хуже новорожденного котенка. Успокоить, прижать к себе, приласкать, загладить вину - требовал рассудок. Так ведь не сдержится, не сможет просто лежать рядом. Пытка, похлеще адского колеса времен инквизиции.

Стоя около автомобиля во дворе, Роман выкурил две сигареты. Не помогло. Потребность ощутить нежные губы, ласкать податливое тело усилилась в сотни раз. Сев в машину, он помчался вперед, не разбирая дороги. Просто летел по пустым транспортным артериям столицы, по привычке игнорируя знаки, ограничивающие движения. Проезжая мимо очередного поворота, заметил тонкую фигурку. Рыжие, как морковка, волосы растрепались, убежав из высокой прически. Туфли в руках. Вызов в глазах и призывная улыбка.

Ромка резко остановил машину, сдал назад. Мгновение - девчонка уже внутри черной БМВ. Еще пара секунд, и умелые, слишком решительные губы соединяются с его губами. Он заехал в какой-то темный двор-колодец в старой части Москвы, где в предрассветный час сложно встретить случайного прохожего или собаковода, выгуливающего питомца. Девушка, успевшая пробормотать имя, которое он так и не расслышал, позволила делать с собой всё, что требовало его изголодавшееся тело.

Она извивалась, стонала, кричала, просила еще, поражала ненасытностью. Роман слишком крепко сжимал ее руками, оставляя синяки на коже, агрессивно сдавливал запястья и врезался внутрь, казалось, до бесконечности. Не мог представить в этот момент Лизу. Она разительно отличалась от случайной девчонки, имя которой он даже не удосужился запомнить. Ему хотелось почувствовать трепет тела, не знавшего еще мужчины, хотелось слышать нежные, томные стоны, вместо резких выкриков. Разрядка пришла вместе с опустошением, брезгливостью и чувством вины. Рыжая еще что-то ворковала, пыталась говорить комплименты, но он мысленно уже давно оказался далеко от машины и пропитавшего салон запаха секса.

Роман молча отвез девушку домой. На прощание она хотела его поцеловать, но он отвернулся, стараясь не думать о случившемся. Подобные эпизоды в его бурной сексуальной биографии случались нередко, но именно сейчас острое чувство вины заставило содрогнуться. Если бы не Лиза... Если бы...

Вернувшись в квартиру к отцу, Ромка нашел Лизку, спящую на полу в кухне. Она свернулась калачиком, вздрагивала телом. Тут же вина с новой силой затянула петлю вокруг шеи, стало тяжело дышать. Подняв ее на руки, Рома уложил ее на кровать в родительской спальне, прилег рядом, распутал прическу, вытащил шпильки и принялся нежно перебирать волосы...

Невозможно остаться вместе. Ему не суждено видеть ее сонную улыбку, слушать тихие бормотания, целовать сладкие губы...

- Ты вчера ушел. Зачем вернулся? - произнесла Лиза охрипшим голосом, едва открыв глаза.

- Убедиться, что с тобой всё хорошо. Попрощаться, - тихо, без эмоций, опустошенно.

"Я виноват, прости" - едва не сорвалось, но Роман вовремя остановился. Не сможет объяснить влюбленной девочке, что секс без любви бывает, а любовь без него причиняет слишком много боли и страдания.

- С той, кто "Kenzo" пользуется, попрощайся, - хмыкнула Лизка.

- Лиз, не надо, прошу тебя. Не буду оправдываться, - женское чутье не обманешь. Поняла, где он провел время. Узнала, зачем сбежал.

- Конечно. Я же маленькая дурочка, у которой будущее расписано наперед. А тебе нужна та, у которой не будет больших планов. Снял на вечер - никаких проблем. Только после того, что вчера было, ты пошел к другой. Сразу же. Не захотел быть учителем, да?

- Лиза, - намеренно жестко произнес он, пытаясь проглотить горький комок, образовавшийся в горле. Хлесткие слова достигли цели, закручивая в тугой узел очередную порцию вины и сожаления. - Я не буду ничего тебе объяснять. Придет время, ты всё поймешь сама. Я уезжаю, не знаю, когда вернусь. Скорее всего, осенью. Не делай глупостей. Сдай вступительные экзамены. И не сходи с ума, договорились?

Наставления от старшего брата. Но они давно уже сошли с привычных орбит, не смогут противиться взаимному притяжению. Поздно отходить назад, тихо на пальцах по минному полю. Неловкое движение - взрыв неизбежен. Попытка хоть что-то оставить, как было еще пару дней назад, потерпела безоговорочное фиаско.

Роман медленно поднялся с кровати, подошел к двери, замер. Не сможет уйти, не прикоснувшись к своему солнечному лучику. Не может забыться, даже на время, если напоследок не поцелует ее.

- Рыженький мой, прости. Я вернусь, погуляем и обмоем твой студенческий. Не подведи меня. Ты самая лучшая, хорошая. Моя, моя, моя...

Он покрывал быстрыми поцелуями ее глаза, волосы, щеки, пытаясь запомнить запах, забрать частичку любимой девочки с собой, до того момента, когда он вновь вернется.

***

От подобных предложений отказываться не принято. Более того, следует радоваться и испытывать чувство гордости, что тебя "посчитали" и государство нуждается в твоих услугах. Вот и Роман не раздумывал. Время на размышление дается в образном смысле. Всё уже давно решено. Если подвязался на службу, то сразу стал одним из винтиков в огромных жерновах, позволяя им крутиться. Если будешь сопротивляться, то попадаешь между ними, и они мгновенно сомнут тебя в порошок.

Возможно, всё, что не делается - к лучшему. Уйти придется, рано или поздно. За Ромку решили, что случится это "рано" уже совсем скоро. Он приехал попрощаться с родителями, со своим прошлым, с Лизой...

Он не знал, как сказать. Казалось, что убьет ее словами. Они могут ранить, бить наотмашь, похлеще пощечин. Привык быть с ней предельно откровенным, в чем можно, разумеется. А вот теперь, глядя на нее, не мог. Впервые делалось страшно. Липкое и неприятное чувство окутывало паутиной. Давило стальными тисками сожаление.

Рома смотрел в огромные серые глаза и не мог себя заставить сказать заученные фразы. Он ведь честно пытался сбежать, отойти назад, когда понял, что у нее давно уже всё не по-детски. Где же он ошибся? Почему так запустил то, что давно нужно вырвать с корнем? Ответы не появлялись. Складывалось ощущение, что он бьется, словно рыба об лед, ища для себя оправдания.

Прощальные поцелуи еще больше распаляли желание. Роман хотел вобрать Лизу полностью в себя, навсегда запомнить ее запах, тепло рук, податливость нежного тела. Он жадно ласкал ртом ее нежную грудь, с ума сходил от бархатистой кожи и запаха сливок, не мог насытиться, но и не мог взять, то, что она ему отдавала, не прося ничего взамен - страстно и порывисто. А он не мог уйти, чтобы потом представлять, как его девочка, выгибающаяся под его умелыми руками сейчас, потом будет тихо стонать и отдаваться другому. Лучше оставить всё так, как есть. И так слишком много боли: невыносимой, режущей, разрывающей, сдавливающей...

Поцелуи пьянили, кровь шумела в ушах. У Лизы распухли губы, с них срывались стоны, признания. Окружающий мир сузился до одной точки. Ромка не мог совладать с собой. Желание вновь распаляло кровь, но теперь не поможет случайная девчонка. Никто не спасет, никто не скажет такого слова, чтобы перестала причитать ночь разлуки. Ночь, когда его жизнь разделиться на "до" и "после"; когда он уйдет, оставив Лизу наедине с любовью, разгрызающей сердце на куски. Дай Бог, чтобы она прошла, и его девочка не наделала глупостей, которых не исправить.

Она целовала его губы, водила пальцами по подбородку, щекам, глазам, как будто поставила себе цель не оставить без внимания и миллиметр его лица. Ромка же тихо стонал от осознания неизбежности. Он запомнил ее, навсегда запомнил. И дело не в профессиональной памяти. Роман вобрал в себя образ Лизки - солнечного лучика, чтобы он освещал ему дорогу в потемках.

Лиза вышла из машины, Роман смотрел вслед удаляющейся фигурке, позвал ее. Она обернулась. В глазах подстреленной птицей билась надежда, и тут же умерла, как от выстрела, рухнула в пропасть. Последний раз, глядя в глаза, друг другу они сказали всё, что могли. Без слов.

Она скрылась в дверях подъезда, а он еще долго курил ментоловые "Данхилл", не мог унять дрожь в руках. Даже в момент самого опасного боя с ним такого не случалось. Ромка давно уже превратился в механизированный организм, выполнял свою работу инстинктивно. Но сейчас он тихо умирал, зная, что больше не воскреснет в объятиях любимой.

***

Взрыв произошел неожиданно. Еще секунду назад Бес тихо переговаривался с сапером, следил за собакой, которая, не подавая условных знаков обнаруженного фугаса, подбежала к окрестным кустам. И вот мир раскололся, лопнул, раскрасился в багряно-золотистые тона. Сначала оглушительный звук, а потом - вязкая тишина.

Кинопленка воспоминаний закончилась. Казалось: трещит проектор, на экране ничего не видно, кроме белого пятна, где медленно проступили серые глаза в обрамлении пушистых ресниц. Ромка хотел произнести: "Лиза", - но с немеющих губ сорвался надтреснутый хрип.

Темнота укутывала пологом, сердце замедляло бег...

Алекс. Часть 1

Рассвет забрезжил на востоке, раскрасил розовым цветом шпиль ратуши, купола соборов и крыши архитектурных ансамблей стиля барокко, украшавших славный город Вена уже не одно столетие. Шли времена, менялись правители, а узкие улицы, мощенные камнем, широкие площади и проспекты оставались изначальными. Перемены и потрясения не оставили шрамы на лице города, даже следы от бомбежек Второй мировой войны залатались, затянулись и исчезли, как будто их никогда не существовало. Всё здесь дышало постоянством и стабильностью.

Алекс застыл у огромного окна квартиры-студии, расположившейся на двадцать шестом этаже. С высоты птичьего полета он мог рассмотреть исторический центр, как на ладони. Но мужчина наблюдал, как солнце неповоротливо всплывает на небе, показывая алый бок, бросая первые тени на здания.

Еще один день, такой же, как и остальные за последние пять лет.

В Будапеште он чувствовал себя гораздо комфортнее. Там он не испытывал необходимости натянуто улыбаться, одеваться дорогие костюмы и разыгрывать из себя бизнесмена.

В Венгрии никто его не знал, ему не приходилось показывать, что Александер Мозер - внук известного австрийского политика и предпринимателя, унаследовавший бизнес после смерти деда. Он мог быть просто мото и автогонщиком, зарабатывать себе на жизнь участием в кроссах, картингах и прочих заездах, наслаждаться выбросами адреналина, упиваться скоростью, движением, и не думать о том, как он выглядит со стороны, как его очередной фортель, выбивающийся из общепринятых рамок, может отразиться на репутации.

Здесь же приходилось тянуть лямку наследства, включаться в политические и деловые игры, где замешаны огромные деньги. И не только...

- Милый, - услышал он протяжный голосок за своей спиной. Обернувшись, увидел миниатюрную блондинку, беззастенчиво валяющуюся на смятых простынях в постели. Она капризно надула губки, рассматривая его. - Ты опять проснулся рано. Неужели псина дороже меня?

- Габи, сколько раз повторять, что Цейс - мой друг. О нем нужно заботиться. Мы сходим на пробежку в парк и вернемся.

- Никогда не понимала твоего увлечения собаками. Можно подумать, тебе больше нечем заняться. Все и так уже твердят о твоих странностях, - она встала с постели, не думая прикрыть наготу, подошла к Алексу, попыталась стянуть полотенце, обматывающее бедра. - Я тебя хочу.

Он лишь косо ухмыльнулся, сдавливая ее запястье железной хваткой. Лениво произнес, не обращая на попытки девушки освободиться:

- Габи, у меня нет там кнопки. По одному твоему желанию ничего не произойдет. Хотеть должен я, а на данный момент, мне надо пойти с Цейсом на прогулку.

- Алекс! - блондинка хотела надуть губы, но поняла по блеску в синих глазах с зелеными крапинками, что время шуток закончилось. - Ладно. Приму душ, остыну.

Она замолчала, явно что-то обдумывая. Совершенно иным тоном добавила:

- Я уеду в Гамбург на встречу. Меня не будет несколько дней, на благотворительном балу придется тебе побыть одному. Всё равно, вы с папочкой и с другими денежными мешками будете обсуждать свои дела, закрывшись за дверями кабинета, а меня отправите отдуваться перед журналистами.

- Хорошо. Созвонимся, - безразлично пожал плечами мужчина, игнорируя вытянутые для поцелуя губы.

- Мозер! Ты - скотина. Знаешь об этом? Хотя бы раз меня поцеловал на прощание и при встрече, я уже не горю о поцелуях при сексе. Но ты даже не пытаешься бороться с фобией. Мы ни разу не целовались!

- Зато у тебя был не один потрясающий оргазм, - хмыкнул Алекс. - Кажется, ты не жаловалась раньше. - Он вновь хищно улыбнулся, но тут же стал серьезным и добавил: - Целовать я буду мать и любимую женщину. Ты мне не та, не другая.

Габи возмущенно фыркнула, видя, как его красиво очерченные губы растягиваются в саркастической ухмылке, сводящей с ума не одну женщину, так и не сумевших попробовать их на вкус. Мозер вновь безразлично пожал плечами и посмотрел в окно, как будто там происходит нечто захватывающее. Габи осталась без порции утренней ласки и внимания, на которое претендовала самым наглым образом, особо не волнуясь о желаниях любовника.

В голубых глазах застыли ледяные колючки, миловидное лицо искривилось в разочарованной гримасе, кулачки сжались. С ней уже случались приступы неконтролируемого гнева. И лишь Алекс смог стать ее якорем, удерживающим девушку от опасных выходок. Она знала, то шутки с ним плохи, и лучше по пустякам его не злить. Иначе закроет дверь своей спальни. Навсегда. А это являлось равносильным смерти.

Блондинка скрылась за дверью в ванной в разобиженных чувствах. Два года длилась их связь, скреплённая не только сексом, но и партнёрскими отношениями в бизнесе. Габи давно уже намеревалась сделать его не просто любовником, наличие которого заставляло кусать локти от зависти и тихо шипеть в след столичных штучек, но и законным мужем. Ей должно доставаться всё самое лучшее и красивое по праву рождения, и Алекс - веское тому доказательство. Если их свадьба состоится, то все соперницы дружно сдохнут, оставив свои смешные претензии на обладание ее собственностью.

Разговорами о свадьбе блондинка не раз доводила Мозера до истерического смеха. Он абсолютно не считал себя чьей-то собственностью, тем более, не видел себя и Габи истинной парой. Ни к чему необязывающей секс и совместные дела. В свои тридцать восемь лет обзаводиться семьей он не собирался, о чем постоянно говорил девушке, не стесняясь выражений, не пытаясь проявлять тактичность.

За прошедшее время Алекс так и не смог привыкнуть к выкрутасам избалованной девчонки, которая хотела незамедлительно получать желаемое по первому требованию. Она его смешила, иногда злила обиженным выражением лица и надутыми губками, но их отношения вписывались в выбранный им образ жизни. Приходилось терпеть так и не сумевшую вырасти и повзрослеть дочь делового партнера, время от времени демонстрируя, кто здесь главный. Она понимала только грубую силу.

Когда Алекс появился в Вене, то отец Габи хотел выкупить его наследство, права на долю в компании, но внук старого интригана Мозера оказался не так прост, каким виделся на первый взгляд. Из искателя приключений он быстро превратился в уважаемого всеми делового человека, хотя поначалу его принимали или с насмешкой, или в штыки, не веря в его способность разобраться с финансами.

Алекс, действительно, мало что понимал в юриспруденции и экономике, так и не смог окончить университет, разорвал отношения с дедом, едва ему стукнуло восемнадцать, вплоть до самой смерти старика не показывался тому на глаза. Они не смогли существовать вместе под одним венским небом. Родители Алекса погибли, когда тот находился в совсем еще нежном возрасте. Его воспитанием занимались няньки и нанятые учителя, затем старый банкир отправил его в закрытую школу, после предполагался университет, но мятежный наследник не стал мириться с уготовленной участью. Скрылся в неизвестном направлении, заставив полицию и детективов перевернуть Европу и часть Азии.

Долгое время наследник Мозера считался то ли умершим, то ли пропавшим без вести, пока его не обнаружили частные детективы в Будапеште. Удалось выяснить, что он побывал в страшной аварии, выжил каким-то чудом, оставил на память об этом событии шрамы над бровью и на виске, отказался делать пластическую операцию. Странности в его поведении отнюдь не заканчивались. Алекс не захотел учиться, отказался от услуг дедовых юристов, разогнал весь штат, набрал новых сотрудников.

Вскоре деловые партнеры и акционеры поняли одну вещь: Мозер обладает чутьем, умеет находить нужных людей. Его слушались, ему служили и выполняли команды не хуже, чем бездомный пес Цейс, которого он подобрал на улице, просто проходя мимо. Пожалел собаку, накормил и увез к себе домой. С тех пор он ежедневно сам выгуливал питомца в городском парке, откладывая совещания и перенося встречи. Цейс не знал конкурентов, в отличие от женщин и компаньонов, которым приходилось делить внимание и время с четвероногой зверюгой.

За пять лет Алекс стал своим среди венской бизнес-элиты, его стали посвящать и в закулисные интриги, теневые сделки, зная, что он справится с любой поставленной задачей и всегда найдет нужных людей, исполнителей для работы, иногда, не совсем законной и легальной.

Всё шло по плану. Игра набирала обороты, как рулетка в казино, раскрученная умелой рукой крупье. Ставки сделаны. Ставок больше нет. Как и нет удачи. Есть лишь четкий расчет и анализ ситуации. Зеро не выпадет. Только черное и красное. Исход - в его пользу Алекса Мозера и теми, кто за ним стоит.

В огромную спальню вбежал Цейс. Сел рядом с хозяином, вопросительно посмотрел в глаза, тихо поскуливая, похлопывая хвостом по дорогому паркету.

- Знаю, дружище. Сейчас пойдем, - подмигнул ему Алекс, пытаясь сосредоточиться и выбросить из головы сон, незаметно прокравшийся в его разум сегодняшней ночью.

Опять он видел девушку с волосами цвета пшеницы, нежно касался к приоткрытым, зовущим губам, наслаждался запахом сливок и клубники, гладил бархатистую кожу...

Проснулся. Долго всматривался в большое окно, занимающее практически половину стены. Ночная тьма стремительно блекла, придавая небесам оттенок густой синевы. Звезды медленно гасли, уползая за край склона, освобождая место для солнца.

Забылась Габи, спящая рядом, исчезла Вена, ее узкие улочки, старинная архитектура, уважаемые предприниматели, ведущие свои теневые дела. Алекс тяжело вздохнул. Реальность расплывалась. Сон не отпускал, манил в ласковые сети. Там хорошо: лето, пушистые облака, плывущие в вышине; нежное, податливое тело, тихие стоны, сладкие губы; безмятежность, как в детстве.

А здесь... Чужая женщина, которая никогда не станет хотя бы по-настоящему желанной, не говоря о том, чтобы стать своей. Другая, непостоянная жизнь, способная прерваться в любой момент, по первому требованию. И вновь начинать всё с начала, пытаться стать своим, бежать по лезвию бритвы. В последнее время он двигается по кругу, как пони, прикрученный к остову карусели. Нет сил и возможности сойти. Разве только под откос... Он потерялся, запутался между вымыслом и реальностью, затерялся среди бесконечных лабиринтов закулисных интриг.

Алекс пытался выбросить из головы лишние, запретные мысли о серых глазах в обрамлении пушистых ресниц. Нельзя поддаваться на провокации бессознательного, нельзя забывать о том, кем он является здесь и сейчас. Никаких воспоминаний, желаний и надежд. Трезвый подход к поставленной задаче. Он давно лишь мыслит, анализирует ситуации, не чувствует, блокирует эмоции. Автоматизированный организм для выполнения поставленной задачи. Когда-то так уже считал, доказывал себе: он поступает правильно, так лучше, всё для неё... И что в итоге? Потерял себя, не успев понять, что такое любовь, тихая гавань, дом, любимая женщина, готовая ждать.

Алекс принял холодный душ, пытаясь сосредоточиться на сегодняшних планах, прокручивая список неотложных занятий, встреч. Затем он долго стоял около окна, пытаясь найти ответ розовеющей кромке небес. Главная задача сейчас - сделать всё, что в его силах. Надо сосредоточиться. До финиша осталась короткая прямая, он не имеет права сходить с дистанции, не порвав красную ленту. Всего одно выверенное движение, и его усилия окажутся не напрасными.

Но что дальше? Будущее представляет собой темный полог. Лучше не загадывать наперед, а принять неизбежное и смириться с тем, что за него опять выберут его путь.

Единственная слабость, которую он себе мог позволить, чтобы не сойти с ума и не сломаться: собака с позабытым именем из прошлого и солнечный лучик, запутавшийся в рыжеватых волосах, время от времени приходящий в разрозненных узорах сновидений.

***

- Лиза, я вас внимательно слушаю, - произнес Алекс, видя, как порывисто девушка дышит, пытаясь успокоиться, и смотрит на него со странной мольбой и отчаянием.

На ее симпатичном лице, казалось, остались одни огромные серые глаза. Она искусала губы в кровь. Внезапно возникла потребность долго ласкать их, провести своими губами, ощутить их вкус, насладиться нежностью, узнать бархатистость кожи, оживить тактильную память вместе с прикосновениями к бледной щеке. Позволить себе просто расслабиться и получить хоть толику тепла, подарить ей страсть...

Давно его уже не привлекали женщины настолько, что он забыл о делах, послал к черту важную встречу. Вместо переговоров в офисе Мозер сидел на скамейке в парке, вел неспешную беседу, пытаясь понять девушку, узнать хоть крупицу информации об ее жизни. Наверное, она давно замужем, у нее дети, стабильность, нерушимое будущее, которое ему не дано... Сердце сжалось. Неприятно саднило чувство зависти к неведомому мужу, ласкающему ее каждую ночь.

На невозмутимом лице не дрогнул не один мускул. Лишь глаза на мгновение затуманились, высвобождая истинные эмоции. Однако тут же они безжалостно задушены, усмирены, на аркане затащены в темницу, откуда не должны показываться на свободе долгое и долгое время.

Невозможно сказать, что Лизе уже двадцать восемь лет. Невысокого роста, фигура правильных пропорций, тонкая талия. Пшеничные волосы забраны в небрежный хвостик. Удивительные глаза цвета грозовых облаков и притягательные, пухлые губы. Девочка-подросток, не иначе. Та самая, из разноцветных картинок-сновидений, мелькающих уже который год, без надежды на встречу, та самая, единственная...

И вот она перед ним: растерянная, недоуменная, ждет, что он...

Нет! Это ведь неправда... Он - не ее любимый мужчина. Тот погиб. Умер для всех.

- Простите меня, Алекс, я отнимаю ваше время, - произнесла Лиза, вздохнув. - Моя жизнь вряд ли вас заинтересует, да и потом, зачем вам откровения незнакомки?

- Возможно, вас больше некому выслушать, - произнес Мозер, пытаясь заглянуть ей в глаза, понять, что же на самом деле ее тревожит, что она хочет услышать от него.

Собирался закурить, но пачка оказалась пустой. Цейс без команды хозяина отошел от девушки, взял в зубы пустую картонную коробочку, побежал к мусорной урне, стоящей неподалеку от скамейки.

Лиза улыбнулась, не смогла сдержать возгласа:

- Ничего себе! Как вы его выдрессировали!

- Это он сам. Я подобрал его на улице. Слишком уж жалобно на меня смотрел. Умнейший пес, мой друг. Лучше многих людей, которых я знаю. Так как, Лиза, вы не хотите поделиться со мной и рассказать о вашем Цейсе?

- Простите, мне пора. Я и так уже задержалась, вас отвлекла. Спасибо за компанию, - пробормотала Лиза.

- Подождите, - Алекс хотел взять ее за руку, но девушка резко поднялась с места, не оглядываясь, поспешила к выходу из парка.

- Лиза, я каждый день гуляю здесь с Цейсом. Если захотите, приходите, я буду ждать, - крикнул он в след, в надежде, что она вернется.

Лиза всё побежала к кованым воротам, скрылась за ними, как будто пытаясь скрыться от него. Алекс тяжело вздохнул, пытаясь совладать с собой, унять желание догнать ее и сжать в объятиях, почувствовать тепло ее тела, покрыть нежную кожу невесомыми поцелуями...

Алекс помотал головой, выгоняя прочь все мечты, желания, сажая их на самую прочную цепь силы воли. Забыть, не пытаться искать новой встречи. Нельзя, слишком опасно. Она может пострадать...

Мозер потрепал за ухо пританцовывающего на месте Цейса, задумчиво посмотрел в сторону центрального входа. Поднялся с места, отправился домой, позвав собаку свистом следовать за собой.

***

Лиза долго не могла прийти в себя. Ее сотрясала крупная дрожь, сердце подпрыгивало в груди, выбивало чечетку в висках, голова кружилась. Желудок скрутился в тугой узел. Она едва уняла рвотные позывы. Сначала бежала в сторону Викиного дома, позже остановилась, не в силах вытерпеть колющую боль в боку. Прислонилась к высокому забору какого-то особняка. На Лизу стали оборачиваться прохожие, но она потерялась вне времени и пространства, полностью погрузилась в свои мысли.

Невозможно, просто невозможно поверить. Ромка, ее любимый, самый близкий и желанный Ромка, спустя десять лет оказался живым и невредимым, но при этом ведет себя, как будто он совершенно другой человек. Но ведь осталась грациозность движений, мягкая поступь, как у кошки, мужская сила, исходящая волной, внимательный, пронизывающий, словно тонкий стилет, взгляд. А эти зеленые вкрапления на синей радужке, обведенной серой окантовкой! Лишь у одного мужчины она встречала подобный цвет глаз. Как же ей хотелось прижаться к нему, обнять, чтобы всё вернулось назад, и разлука превратилась в кошмарный сон.

Мысли разбежались в разные стороны, рассыпались на сотню осколков, так и не смогли соединиться. Воображение рисовало фантастические картины, одна несуразнее другой. Вера, что Ромка жив укреплялась с каждой прожитой минутой, с новым вдохом. Однако легче не становилось. Напротив, хотелось выть подстреленной волчицей, у которой охотники отняли потомство. Будущее без него теперь представлялось бездонной пропастью, куда она уже устремилась, летела вниз, зная, что разобьется, упав на острые камни неизвестности.

Ворвавшись в Викину квартиру вихрем, Лиза забежала на кухню, принялась разгуливать туда-сюда по комнате, не в силах сесть, успокоиться и подумать рационально.

Мартин - муж подруги - еще не уехал в офис. Пил кофе, листал газету. Вика удивленно уставилась на девушку, ожидая услышать рассказ.

- Лиза, ты приведение увидела? - попытался разрядить обстановку Мартин, но заметил, что она побледнела, словно полотно, осекся. - Присядь и расскажи нам, что случилось.

Девушка непонимающе на него посмотрела. Она по-прежнему не могла собраться с мыслями, находилась далеко отсюда. Мартин поднялся со стула, приобнял ее, попытался усадить на свободный стул, предусмотрительно подвинутый Викой.

- Я его видела, - пробормотала Лиза.

- Так и знала, что Макс просто так не сдаться! Что, приперлась эта сволочь? - не выдержала Вика. - Лизка, не переживай. Мы на него заявление напишем. Здесь не так, как в России. Быстро ему предпишут не приближаться к тебе на сто метров.

- Вик, я... Ромка... Он..., - бессвязно пробормотала Лизка, вызвав недоуменные взгляды супругов.

Мартин сходил в гостиную, достал из бара стакан, плеснул туда виски, вернулся и заботливо вложил его в руку девушке.

- Выпей! - приказал он, садясь напротив нее.

Лиза послушалась, глотнула янтарной жидкости, чувствуя, как обжигающий комок проваливается в желудок. Разлилось приятное тепло, однако голова закружилась еще больше. Судорожно сделав большой вдох, она решилась на откровенность с друзьями.

- В парке я видела Ромку. Вик! Это был он. Старше на десять лет, со шрамом над бровью, но глаза... Серо-синие! Зеленые крапинки! И собака...Цейс! Я не знаю, как это объяснить. И курит он ментоловые "Данхилл". Запах я ни с чем не спутаю.

Она всхлипнула, сжала в руках пустой стакан так, что костяшки пальцев побелели; еще раз вспомнила недавний разговор с Алексом. Голос казался чужим из-за немецкой речи, но остались в нем ленивые интонации, от которых сердце заходится в привычном танце. Искривленные в усмешке чувственные губы. Плавные движения. Взрослый и зрелый мужчина, не молодой парень. Перемены произошли разительные, в лучшую сторону. Но ведь он! Роман Бессонов!

Лиза лихорадочно перевела глаза на подругу, которая смотрела на нее с участием, в котором явно читались размышления о том, не вызывать ли врача.

- Расскажи еще раз. Я не совсем понял, о чем речь, - попросил Мартин, поправляя и без того безупречно завязанный галстук. - Через десять минут мне надо уже уезжать в офис, но я не могу оставить тебя в таком состоянии.

Лизка облегченно вздохнула. Педантичность и чрезмерная рациональность Викиного мужа смогла вернуть ей способность мыслить. Тем более, она не заметила, как в порыве перешла на русский.

- Я бегала в парке. Услышала, как мужчина подзывает собаку, он обернулся, я увидела его лицо, упала от неожиданности, ноги подкосились просто. Он мне помог. Мы разговорились. Он представился Алексом. Фамилии не назвал. Но это был Ромка! Вика, ну поверь мне! - взмолилась Лиза, заглядывая подруге в глаза.

Та не выдержала, поднялась со стула и подошла к мужу, в надежде, что педантичный австриец тут же ответит на все вопросы и разрешит загадки.

- Собака? Алекс? - Мартин хмыкнул. - Лиза, я знаю, о ком ты. Его зовут Алекс Мозер. Занимается бизнесом. Мы с ним сотрудничаем, хотя я близко не знаком. Пересекались пару раз на совещаниях. Он, в основном, подбирает людей для ведения дел. Они работают, он решает глобальные задачи.

- Кто же он? Известно, кем были его родители? Его знают с самого детства? - тихо проронила девушка.

- Никто точно не знает. Он - темная лошадка. Многие гадали, как ему удалось вписаться в жизнь деловой Вены. Наследник старого Мозера. Пропадал с восемнадцати лет неизвестно где. Объявился после смерти деда. Гоняет по ночам вместе со стрит-рейсерами по городу, прыгает с парашютом в клубе. Адреналиновый наркоман. Собака у него относительно недавно. Подобрал на улице. Ведет дела с моим начальником. Даже спит с его дочерью. Этот человек не может быть твоим братом.

Лиза поморщилась. Слова о том, что у Алекса есть женщина, ее задели за живое. Сердце больно ёкнуло в груди. Неожиданная досада встрепенулась и потащила ее за собой в очередной омут.

- А что, если... Это его прикрытие! Если ему надо было умереть, чтобы стать Алексом? - сорвалось с губ, прежде чем она смогла представить, каковы ее догадки и насколько нелепыми могут выглядеть со стороны.

- Лиза! - Мартин рассмеялся. Внимательно посмотрел на нее голубыми глазами. - Ты насмотрелась шпионских фильмов! Алекс - не Джеймс Бонд, уж поверь. Он вращается в таких кругах, где нет темных пятен в биографии. Его проверяли не один раз вдоль и поперёк, даже незаметно проводили тест ДНК. Никому не хотелось отдавать самозванцу лакомый кусочек в виде банка старого Мозера, уж поверь мне.

- У тебя есть его фото? - спросила мужа Вика. - Дай мне посмотреть на него.

- Сейчас, - Мартин взял кейс, стоящий около стола. Открыл его и достал айпэд. - Сейчас посмотрю.

Пока он перелистывал фотографии, хранимые на виртуальном сервере, Вика переглянулась с Лизой. Та ерзала на стуле, надеясь, что подруга поверит ей.

- Вот, нашел. На одной из вечеринок по случаю слияния компаний. Осталось в архиве, предполагалось отдавать в печать, но Мозер не любит мелькать в прессе, всячески препятствует появлению своих снимков.

Мартин протянул подругам тонкий планшетник, с экрана которого на них смотрел мужчина в темном деловом костюме. Галстук завязан безупречным узлом. Дорогие часы на запястье, в руке - бокал шампанского. Хищная полуулыбка, прищуренные глаза. Высокий лоб и короткая стрижка. Два рваных шрама на правой стороне лица. Упрямый подбородок и классический нос.

- Не может быть... Бес! - прошептала Вика, прикрыв открывшийся в изумлении рот ладонью.

- Паранойя передается воздушно-капельным путем? - хмыкнул Мартин.

- Не иронизируй, пожалуйста, - Вика перевела взгляд на мужа, который и не думал шутить. Он серьезно смотрел на притихшую Лизу, и на жену, у которой лихорадочно блестели глаза - верный признак зарождающейся безумной идеи. - Скажи мне, дорогой, этот Алекс будут на том вечере, куда мы получили приглашение?

- Да. Мой босс и Мозер - учредители благотворительного бала.

- Лизка! - Вика сжала подругу в объятиях, перешла на русский: - Ты пойдешь с Мартином вместо меня. Надо вам встретиться тайком и обо всём поговорить.

- Не знаю, Вик. - Лиза задумчиво закусила нижнюю губу. - А что, если я ему помешаю? Спутаю все карты? Подставлю его? Или буду выглядеть чокнутой дурой, и это просто похожий на Ромку человек?!

- Может быть, это вообще не Ромка. Вполне. Но ты просто еще раз с ним поговоришь. Не делай поспешных выводов. Если что, представь, что у вас "встреча в кафе Элефант", - подруга хихикнула.

Лиза не удержалась и громко рассмеялась, позволяя высвободиться нервному напряжению, которое выбило твердую почву из-под ног сегодняшним утром.

Алекс. Часть 2

Вену принято считать одной из жемчужин Европы, аристократическим городом, где улицы вымощены исключительно камнями, а фронтоны и барельефы зданий поражают воображение туристов изяществом и совершенством линий, эстетикой прошлых веков. Однако есть в славном городе и широкие автострады, современные постройки, стремящиеся проткнуть купол небес стеклянные небоскребы, и однотипные кварталы, где заплутать проще простого. Типичная картина для любой столицы мира.