Глава 13

Атакуя, огромный конь барона Монфора врезался в сарацинскую кавалерию, как тяжелый таран. Почти все копья рыцарей, прежде чем сломаться, нашли свои цели. Тяжелые рыцарские кони вставали на дыбы и били врагов копытами, поднимались и опускались длинные мечи, собирая кровавую жатву. Мощным ударом кавалерийского клина они сокрушили вражеский авангард и прорубились навстречу легкой кавалерии. Множество вражеских тонкокостных лошадок, не выдержав столкновения, сразу падали под ноги наступающим. Передний ряд вражеской кавалерии был полностью смят и уничтожен.

Стремительная атака создала замешательство в рядах сарацин. Воспользовавшись этим обстоятельством, рыцари с наскока врубились вглубь и в считанные мгновения полностью смяли вражеский авангард, своими длинными мечами рассекая сарацин направо и налево. Еще через пару минут оставшиеся сарацины обратились в бегство, и путь вперед был свободен. Сарацины, потеряв половину своей конницы, спешно отступали, оставляя за собой трупы лошадей и всадников.

Сражение кавалерии под стенами Тибериады заканчивалось бегством противника под защиту городских стен. Вражеские всадники спешно прятались за рядами пехоты, вооруженной длинными копьями. Преследовать их пока не стали. Вместо этого христиане обрушились на военный лагерь противника, разбитый в пригородах и оказавшийся, после оттеснения неприятеля к крепостным стенам, почти без защиты. Рыцари Монфора продолжили натиск и, быстро ворвавшись в лагерь, окружили шатры. Сражением это было уже и не назвать. Все те, кто находился в лагере: обозники, конюхи, повара, цирюльники и немногочисленные воины сразу начали сдаваться на милость победителей. Положение изменилось. Победа над кавалерией и захват ближнего лагеря сделали реальной угрозу уже не только пригородам Тибериады, а непосредственно городским стенам. Как только лагерь очистили от противника, Монфор приказал подвезти осадные машины и начать их сборку.

В результате атаки удалось сильно продвинуться. Теперь христиане находились от стен на расстоянии полета стрелы. А значит, катапульты уже обещали быть эффективными против городских укреплений. Пока шло сражение, солнце разогнало все остатки ночной прохлады и начало припекать. Раскаленное добела светило, не прикрытое ни единым облачком в летнем левантийском небе, нещадно выжигало небесную голубизну, делая ее бледной. На левом фланге госпитальеры вышли к самому озеру, захватили рыбацкую деревню и поили коней возле нее. Страшная жара заставляла людей все время пить, но и лошади страдали не меньше — они высунули языки и тяжело дышали.

Тамплиеры отбили мечеть в городском предместье к югу от лагеря, выстроенную сарацинами на развалинах старой церкви. Сарацины просто убежали из ее окрестностей. Теперь капелланы спешно приводили здание в порядок, готовясь к обряду освящения, а сержанты спешно устанавливали на минарете кривой деревянный крест, отчего вид у всего сооружения получился довольно странным. Но, по крайней мере, теперь было, где помолиться братьям-рыцарям. За мечетью блестела вода Галилейского моря. Таким образом, город оказался блокирован с суши по широкой дуге.

Пока тамплиеры оборудовали место для молитв и поили коней на берегу, а госпитальеры занимались тем же с противоположной стороны от города, светские рыцари и их оруженосцы занимались разграблением остальных городских предместий. Время от времени из дворов на захваченных окраинах слышались звон оружия и крики людей. Любители военной добычи бесчинствовали, удовлетворяя свои низменные потребности. Но таковы были обычаи войн. Победители имели право на трофеи.

Через какое-то время показался и обоз с разобранными осадными машинами. Телеги двигались по возможности быстро, насколько это позволял их тяжелый груз. Вскоре их разгрузили, и мастера приступили к работе, застучав молотками. А к обеду генуэзские умельцы уже собрали первую катапульту и даже опробовали ее в деле, добив до городской стены солидным булыжником.

На помощь в осадный лагерь подошла и пехота, но все равно христиан было слишком мало для надежной блокады города. К тому же, их силы оказались растянуты длинным полукругом. Даже проиграв очередное сражение, сарацины оставались при своем численном преимуществе на более компактном фронте, проходившем перед городскими стенами. А потому осажденные были способны в любой момент организовать успешную контратаку на осаждающих. Но пока они этого не делали, потому что поражение на какое-то время подорвало их боевой дух. И с координацией действий у сарацинского командования, похоже, возникли серьезные проблемы.

Но, положение в городе совсем не было безнадежным. У осажденных оставались совершенно свободными все пути по воде. А, кроме многочисленных рыбацких лодок, в порту Тибериады имелись и настоящие корабли. Небольшие, всего несколько, но они были. Галеры с длинными веслами и косыми парусами находились вне досягаемости крестоносцев. Как только город оказался в осаде, две посудины сразу же отвалили от причалов и направились к противоположному берегу большого озера, где сарацинам ничто не угрожало. Местная знать и самые богатые сарацинские купцы бежали из Тибериады.

Вокруг города вдоль озерного берега почва казалась весьма плодородной, но чем дальше от озера, тем реже встречались виноградники, оливковые рощи, сады, финиковые пальмы и другие благородные растения. Возле холмов они пропадали и вовсе, сменяясь небольшими полями сарацинских крестьян, которые, продолжая обрабатывать свои убогие наделы под палящим солнцем, то и дело обращали в сторону христиан, захвативших городские предместья, недружелюбные взгляды.

К полудню началась просто невероятная жара. Вода в озере напоминала расплавленное стекло. Ни ветерка, лишь какая-то сероватая хмарь, висящая в воздухе. Горячий воздух пришел из пустыни вместе с песчаной пылью. Начался хамсин. Так, кажется, это явление называли, как помнил Родимцев из прочитанного о Святой Земле. Вскоре уже и солнца в небе видно не было. Оно превратилось в размытое световое пятно. Серая мгла хамсина низко повисла над башнями городских укреплений и над минаретами мечетей Тибериады. Душный обжигающий воздух словно напрягся в ожидании грозного, неумолимо приближающегося момента начала штурма.

Григорию не терпелось пробиться к той заветной калитке, о которой предупредил Мансур. Поднявшись на верхнюю площадку минаретной башни, откуда недавно пел молитвы муэдзин, Родимцев всматривался в южную часть городской стены. Ров, прокопанный от озера, в этом месте не был ни широким, ни глубоким. Вернее, когда-то, наверное, был, но за последние годы озеро обмелело, а ров не углубляли и не расширяли.

Потому воды в этом рву осталось не больше, чем по колено. Берег рва имел довольно пологий уклон, по которому вполне можно было забраться, а под самой стеной вырос кустарник. Выкорчевать его никто не позаботился. Потайная калитка, похоже, находилась именно за этими кустиками. Пробраться к калитке представлялось вполне возможным, но только пешими. Вот только со стен могут обстрелять, закидать камнями, или вылить на голову что-нибудь малоприятное, вроде кипящего масла.

Рассматривая пейзаж с минарета, Родимцев снова ощущал, как необычна эта земля, называемая Святой. И пусть тут не текли реки меда и молока, но имелось нечто странное, едва уловимое, в этом жарком воздухе, в камнях крепостных стен и башен, в пыльной пелене хамсина и в размытом пятне раскаленного солнца. И, возможно, это странное ощущение проистекало от чувства сопричастности этой земли великому прошлому. Ведь, подумать только, по этой древней земле, где-то здесь, на берегу Галилейского моря, ходил сам Иисус Христос!

Глядя на довольно высокие стены Тибериады с двумя десятками оборонительных башен, сложенные из черного базальта и построенные таким образом, что концы их выдавались на десятки метров в озерную воду, Григорий думал о том, что все время, от того момента, когда он так нечаянно оказался на месте Грегора Рокбюрна, он только и делал, что участвовал в мероприятиях, связанных с войной. Сначала он выполнял поручение по эвакуации Адельгейды, потом почти постоянно находился в боевых действиях. Так что заниматься каким-нибудь прогрессорством он возможности не имел. Для этого требовалась мирная передышка, а ее пока не предвиделось. Даже сделать образец огнестрельного оружия, который обещал графу Ибелину, времени не было.

Григория слегка обнадеживало то обстоятельство, что история уже немного изменилась. Этот факт наглядно иллюстрировала незапланированная осада Тверии, как называли этот озерный город в двадцать первом веке. В той истории, про которую Родимцев читал много умных книжек, ничего подобного не происходило. В середине августа 1266-го года никакой осады озерного города не последовало. После взятия Сафеда и разрушения замка Торон, сарацины султана Египта почти безнаказанно совершали набеги на окрестности Акры, потом Бейбарс взял город Библ и увел свою армию на север, в Киликию, оставив на местах лишь небольшие силы своих наместников.

Но, крестоносцы в тот раз не сумели быстро договориться между собой, чтобы собрать новую армию и воспользоваться ситуацией. Тогда только к октябрю крестоносцы смогли кое-как примириться на время, чтобы собраться с силами и попытаться организовать атаку на Тибериаду. Вот только поход к озерному городу не принес королевству христиан ничего хорошего. Крестоносцы разграбили городские предместья, но, возвращаясь обратно, попали под удар войск Бейбарса, нанесенный из захваченного замка Сафед, из-за чего в самом конце октября возле деревни Караблие воинство Акры постиг разгром.

А сейчас все пошло по-другому. Пока армия Бейбарса сражалась гораздо севернее Дамаска с царем армянской Киликии Хетумом и с его союзниками-монголами, христианам Леванта удалось объединиться, нанести поражение местным силам султана под Тарбуроном и быстро осадить Тибериаду. Родимцев помнил, что в тот раз Бейбарс 24-го августа в битве при местечке Мари одержал полную военную победу над армянами и их союзниками.

После чего султан разграбил половину Киликии, разрушив многие города и пленив множество народа. Весь сентябрь и половину октября Бейбарс только тем и занимался, прежде, чем отправиться с армией обратно. А потому сейчас у крестоносцев в запасе имелось достаточно времени. И, если им удастся быстро взять Тибериаду, то на театре военных действий может измениться многое. Во всяком случае, позиции христиан укрепятся для дальнейшего противостояния с армией султана Египта.

Неожиданно на башню поднялся капеллан Годфруа. Он всмотрелся в пейзаж, потом неожиданно сказал:

— Знаешь, брат Грегор, не во всех сарацинах есть злая сила. Они такие же люди и бьются за свою веру. Конечно, есть среди них и такие, которых не останавливает даже смерть. На таких вся их злоба и держится. Я с молодости сражаюсь с ними, и многое о них уже понял. Они очень упорные. И сарацины никогда не остановятся. Если мы прекратим сопротивляться им здесь, на Святой Земле, то может случиться, что они, расправившись с нами, захватят всю Европу. Они ненавидят нас и не пожалеют сил, чтобы растоптать христианство. Поэтому мы вынуждены сражаться. Во имя Христа и Храма.

Григорий кивнул:

— Я согласен с вами, брат Годфруа. На войне, как на войне. Если не победим мы, то победят нас.

К обеду жара усилилась. Братья-рыцари давно уже сняли шлемы и покрыли головы кусками увлажненной белой материи, стараясь находиться в тени строений и редких деревьев, но это мало помогало. У Родимцева болела голова, пот струился по всему телу, в висках стучали кузнечные молоты, а на душе было тревожно и тягостно — нелегкие думы и вопросы без ответов не оставляли его ни на один миг.

Родимцева беспокоил вопрос, как связаться с Мансуром, который оказался с другой стороны городской стены, чтобы он открыл калитку в стене, как и обещал. Григорий уже разглядел маленькую дверцу, скрытую за кустами на противоположной стороне крепостного рва, но этой калиткой, похоже, давно не пользовались. Похоже, что она представляла собой какой-то запасной выход ко рву. Но для чего именно такой выход мог использоваться, оставалось непонятным. Насчет Мансура Родимцев очень надеялся, что парень сам даст о себе знать. Если, конечно, будет жив.

Еще Григорий не знал, сможет ли на самом деле изменить соотношение сил, создав огнестрельное оружие. Даже если он сделает пушки и мушкеты, то сумеют ли они остановить Бейбарса? Гришу терзали сомнения, но он все-таки решился что-то предпринять. Да и не хотелось ему прослыть необязательным пустобрехом в глазах графа Ибелина. Раз обещал продемонстрировать образец нового оружия, значит надо делать и показывать графу.

Спустившись с минарета, Родимцев оказался на кривой улочке, часть которой, ведущая в сторону городских стен, была перегорожена наспех сделанной баррикадой, которую охраняли сержанты, вооруженные арбалетами. Подобная картина наблюдалась и на всех соседних улочках захваченной крестоносцами части Тибериады. Сарацины все еще сохраняли контроль за несколькими кварталами, расположенными снаружи городских стен.

От здания мечети Григорий повернул в противоположную сторону. Он шел на звук ударов туда, где уже расположилась полевая кузница тамплиеров. Крепкий парень, кузнец Дюбуа, вовсю орудовал своим молотом, заняв помещение одной из городских кузниц, откуда сарацины сбежали за городские стены при приближении христианского войска. Кузница оказалась брошена вместе со всем оборудованием. С наковальней, с тисками, с мехами для раздувания огня и даже с небольшой плавильной печью. В наличии имелся не только весь инструмент, включая сверла и напильники, но и много металлических заготовок.

Кузнец сразу узнал командира отряда и учтиво поздоровался. Гриша не стал говорить парню, что именно собирается изготавливать. Он просто выдал ему пергамент с эскизом небольшой простейшей пушечки, но пока не объяснил, для чего подобная штуковина нужна. Впрочем, кузнец и спрашивать не стал. Потому что приказ командира отряда не подлежал обсуждению.

Григорий задумал еще начертить подробные чертежи заготовок, необходимых для того, чтобы собрать мушкет с кремниевым замком. Родимцев рассудил, что ради достижения скорейшего прогресса в оружейном деле, этап начального развития огнестрельного оружия следует пропустить. Никаких самопалов, петриналей, склопеттов и прочих малоэффективных ручных бомбард, которые изготавливали два века подряд, он делать не собирался, да и аркебузы с тлеющим фитилем тоже никуда не годились. Тем более неприемлемым представлялся Родимцеву колесцовый воспламенительный механизм. Потому он и решил сразу пытаться изготовить кремниевое ружье. Только вот предстояло выкроить немало времени для изготовления подробных чертежей, чтобы кузнец смог сделать все необходимые детали спускового механизма. А пока пусть умелец сосредоточится на примитивной пушке, в которой и частей-то нет, кроме канала ствола, запального отверстия и простого лафета.

В том, что отрядный кузнец сможет изготовить примитивную гладкоствольную пушечку и даже сделает это довольно быстро, Григорий не сомневался. А уж картечь для выстрела тоже найти совсем не трудно. Хоть мелкие камушки использовать. Но, без пороха пушка стрелять не будет. Вот в чем главная проблема. Стояла задача изготовить порох, а с этим пока имелись вопросы. Где взять селитру и серу в Тибериаде? Впрочем, быть может, в городе имеется какой-нибудь алхимик, обладающий всеми необходимыми компонентами? Это Григорию предстояло выяснить в самое ближайшее время. Потому что Родимцев твердо решил поставить на вооружение собственного отряда огнестрельную артиллерию. Приняв должность командира, он уже получил возможность не дожидаться милости от сильных мира сего, а начинать действовать в нужном направлении самостоятельно. И почему бы не начать перевооружение прямо с отряда тамплиеров?

Загрузка...