Неделимые

Глава 12

Егор приблизился медленно, но даже слова не вымолвил, мимо прошел. Штору у окна распахнул, и повернул ручку. С улицы сразу повеяло свежестью. Он пошире окно открыл и без колебаний Риткину сумку в него выкинул. Секунду помедлил, и вернулся на свое место, так, словно один в кабинете находился.

Рита рот приоткрыла от удивления, и замерла, явно такого не ожидая.

— Ты не имеешь права, — пропищала, почти потеряв голос, — там же мои вещи…

— Я думаю, что выделяю тебе достаточно средств, чтобы ты смогла купить новые.

Рита руки в кулаки сжала и на Маркова посмотрела озадаченно, уже после взгляд на папку с документами перевела. Папка та мирно на краю стола лежала. Ритка в два шага расстояние преодолела, документы со стола схватила, и назад шагнула. Робко так.

Егор же медленно взгляд поднял, как раз в тот момент, когда девушка папку раскрыла, готовясь листы разорвать.

— Стоп, — Марков руку вытянул, — давай без резких движений.

— Я разорву твои бумажки или в окно выкину, если ты мне сумку не вернешь!

Егор глаза закрыл, чтобы темноту увидеть. Ему необходимо сейчас было пара секунд, пара вдохов, чтобы успокоиться. Нет у него времени на выяснения отношений, и в няньку играть — тоже времени нет, и тем более выходку эту терпеть. Оттого зародившаяся злость угасает. Мужчина кулаки разжимает, и медленно выдыхает.

Только секунды эти кажутся непреодолимой вечностью. И почему она всегда норовит все усложнить? К чему эти безумные выходки? Ответа Егор так и не получил, да и вряд ли получит когда-то.

С кресла своего встает, а Рита отпрыгивает, только папку в руках сильнее сжимает. Ей страшно и смешно одновременно. Головой-то она понимает, что ничего криминального не произойдет, а вот сердце с каждым его шагом предательски екает.

— Сколько ты будешь еще устраивать эти ясли? — Егор медленно ступает по паркету, вокруг Риту обходит, словно тигр на охоте.

— Сколько нужно, столько и буду, ты по-другому…

Слова обрываются. Девушка ошарашенно глядит перед собой, понимая, что к стене прижата, а путей для отступления нет. Позаботился он об этом. К стене ее прижал, собой подпер и руки по сторонам раскинул. В стену ими уперся, теперь уж точно бежать некуда.

Она глубоко вдыхает, но поступающего в легкие воздуха не чувствует. Страшно и сердце колотится так, что выпрыгнет сейчас. Совсем себя теряет, сосредоточиться не может, а тело еще так предательски мурашками покрывается. Опять по сторонам оглядывается, только глядеть-то некуда, он ей весь обзор загородил, она папку за спину прячет проворно и улыбается. Пока губы в улыбке искривляются, нос с жадностью аромат мужского парфюма вдыхает, а мозг лишь кайф испытывает. Легкие, как назло, полностью наполняются этим запахом. В глазах страх какой-то непреодолимый встает, а Егор тем временем голову ее запрокидывает, так чтобы эти самые глаза на него смотрели.

И она смотрит, еще шире веки распахивает и смотрит, не отрываясь. Чувствует, что он улыбается. А они, глаза его, завораживают и пугают, и такая смесь в них непонятная, словно в ловушку ее загнали. Синева холодная.

— Верни, — Егор говорит это очень тихо.

Рита моргает, а после, словно ото сна пробуждается.

— Принеси мою сумку, — шепчет, немного задыхаясь. Она больше не хочет кричать, устраивать сцены, нет. Она чувствует, как что-то вязкое, тягучее, душу заполоняет, в узел тугой стягивает и разум охватывает. Марков мобильный из кармана достает и номер набирает.

— Миша, принеси… — говорит, но замолкает, потому как Рита руку одну из-за спины вытаскивает, телефон его блокирует. У того в свою очередь экран черной пеленой покрывается, а вызов пропадает. Рука же поверх руки Егора замирает. И пальцы, пальцы едва его щеки касаются. И ощущение это таким непередаваемым становится, искристым, волнующим, таким, каким быть априори не должно.

Рита вздрагивает, сама себя пугается, пальцы сжимает и руку одергивает.

Черты лица Егора становятся мягче. Он ее руку ловит, в своей сжимает. Видит, как ее лицо меняется. Знает, что в ней сейчас море эмоций бушует, она сама еще не понимает, что творит, и что только что произошло. Марков пальцы ее разжимает и со своими переплетает, второй рукой шеи едва касается. Рита даже дышать снова перестает, а Егор медленно над ухом ее склоняется и шепчет:

— Рита, Рита, — головой качает, а после без препятствий забирает папку из ее рук. Лаврова губы сжимает, а мужчина продолжает улыбаться, правда, теперь улыбка эта — триумфальная, теперь-то он точно знает, что уже победил.

Руки убирает и отходит. В кабинете писк раздается, пока он код от сейфа вводит, у Марго от этого в ушах пищать начинает. Она его мысленно проклинает. На чем свет стоит, материт, а ему хоть бы хны. Он лишь бумаги в сейф убирает и на свое место возвращается. Рита же продолжает стоять у стены. Сейчас она уверена, что если шаг ступит, то упадет непременно. На пол, плашмя. И этот пол обязательно окажется бездонной пропастью, пропастью в которую она уже и так, кажется, летит.

В кабинет заглядывает Юля.

— Егор Сергеевич, там охрана сообщила, что из вашего окна выпала сумка, — немного смущается девушка.

— Пусть принесут, — командует Егор. Юля кивает и выходит прочь.

Рита с растерянностью озирается по сторонам, не понимая, что происходит. Отчего-то плакать хочется. Непонятное чувство. Девушка нервно приглаживает волосы, а на Маркова посмотреть боится. Хотя ему, кажется, все равно, он непоколебим. Тишина в кабинете вызывает отвращение, а шелест бумаг все больше подчеркивает ее поражение.

Рита ртом воздух хватает, словно тонет на дне глубокого озера. И не понимает, что сейчас произошло, почему она себя так повела? Она не знает. И узнает ли вообще? Но то, что она должна держаться от Егора по дальше, теперь неоспоримый факт.

Возможно, именно об этом говорила Луиза на свадьбе.

«Не заиграйся», — эта фраза отдается эхом в голове. Лаврова глаза опускает, и шагает к двери. Ей очень хочется обернуться, она надеется, что Марков скажет хоть что-то, но он молчит. Рита с шумом открывает дверь и выходит в приемную. Уже там Юля вручает ей сумку, и сопровождает вопросительным взглядом, но Лаврова молчит.

Она молча забирает свои вещи и уходит.

Ей сейчас так страшно. От собственных мыслей и ощущений страшно. Она никак не может выкинуть из головы то, что только что произошло. С каждым новым шагом эмоции нарастают и в бурю превращаются.

На улице ей легче не становится. Морозный воздух щиплет щеки, но даже он, кажется, ее из транса вытащить не способен. Рита проходит мимо водителя, в парк устремляется. Ей сейчас нужно побыть одной, побродить по улице, окунуться в мысли.

Чтобы выплыть из воронки, в нее обязательно нырнуть нужно, нырнуть и в сторону отплыть, так она и сделает. Пусть сегодня ей будет тяжело, пусть эти мысли сожрут ее — это и будет ее погружение под воду. А как только на землю ночь спуститься, она обязательно выкинет все это из головы, отплывая в сторону.

— Егор Сергеевич, утро доброе, — кричит Миша, закутываясь в куртку. Лопасти вертолета оглушают своим шумом.

— Привет, — отзывается Марков, ступая на взлетную полосу.

— Мы Вас позже ждали, на завод или пообедать сначала заедем? — Снегирев в ладоши хлопает и потирает их.

— Сначала дела, потом — обед.

— Хорошо, — открыл дверь хаммера, — прошу, Егор Сергеич.

Марков ухмыляется, и садится в машину. Миша рядом пристраивается и рассказывает о том, как на заводах прекрасно дела обстоят. Егор его с интересом слушает, но думает все же о своем. Он сюда не с проверкой прилетел — с рабочими пообщаться. Потому как в соседней области бунт прогремел среди мастеров заводов.

— Ты мне лучше расскажи, что там с французами, — перебивает Мишу.

— А, так через два дня прилетают. Я связь поддерживаю, вы не думайте.

— А я и не думаю, — улыбается, — уволю, если что не так, — Миша напрягается, знает темперамент хозяина.

— Думаю, до этого не дойдет. Как долетели?

— Вполне неплохо.

— Это хорошо, что вертолет был, а то б Вам пришлось в машине не один час тащиться.

— А что у нас с вертолетами проблема?

— Так он же не наш. Аренда.

— Аренда, — прикладывает пальцы к губам, — А где арендуем?

— А тут компания есть…

— Устрой мне завтра встречу с владельцем. Пора транспортом обзаводиться.

— Будет сделано, Егор Сергеевич, — загорается Снегирев.

Дела на заводе разрешаются быстро, Егор узнает все, что ему необходимо. Мысленно успокаивается и ловит себя на мысли, что все не так уж и плохо. После всех дел и разговоров, Миша все-таки затаскивает его отобедать в ресторан.

Машины медленным потоком плывут друг за другом, давая возможность взглянуть на просторы города. Егор здесь всего два раза был, сегодняшний стал третьим. Завод прекрасно работает и без него, а контролировать и на расстоянии можно.

Присев за столик, оглядывается. Вокруг сидит много мужчин, некоторые — с женщинами, все что-то бурно обсуждают.

— Егор Сергеевич, — отвлекает от размышлений Миша, суя в руки меню, — что-то не так?

— Нет, — отмахивается, — все так. Ты мне лучше скажи, кто хозяин этой обители?

— Романов Владислав Николаевич.

— Значит, — улыбается, — мы конкурентам выручку делаем?

— Нет, то есть…

— Ладно тебе, расслабься. Шучу, — отмахивается Егор, — ты мне лучше расскажи, давно он здесь?

— Вторую неделю. В выходные улетал к вам на свадьбу. Поздравляю, кстати. Он нефтью вплотную решил заняться, тут в пятидесяти километрах месторождение.

— Правда? — улыбка так не сходит с лица Маркова, — Оно наше.

Миша водой давится и на Егора удивленно глядит.

— Романов очень жаждет перенять себе несколько наших заводов, — заключает Снегирев, подзывая официанта, — и думаю, что не откажется и от месторождения…

— Не откажется, только кто ему что даст?

За соседним столиком слышится женский смех. Снегирев, чуть выпучив глаза, смотрит в сторону звука, Егор же усмехается реакции помощника, но голову не поворачивает.

Обед оказывается длинным, Михаил подробно рассказывает о том, что происходит в поселке. Уже под конец обеда у Егора начинает болеть голова, и он решает выпить виски.

За спиной слышит шорох, мимо проплыла девушка.

Шлейф сладких духов заставляет Маркова посмотреть вслед их хозяйке. Длинные рыжие волосы струятся по спине, а черная юбка-футляр обтягивает бедра. Первое, о чем он думает — Марго.

После инцидента в кабинете, она частенько всплывает в его мыслях. Это не было тягой или чем-то чувственным, скорее он находил это забавным. Слишком быстро она расплылась. По глазам ее видел, что пробил. Коснулся чего-то, что душу затронуло. Смешная. Бойкая, конечно, но наивная. Хватило пары взглядов и внушительных фраз, чтобы она среагировала так, как ему нужно. Ведь, чем быстрее она свои войны прекратит, тем спокойнее будет его жизнь, а для своего спокойствия не грех и постараться. Пусть что-то чувствует. Егору так даже выгоднее, он так все под контролем держать сможет.

Конечно, Марго не относится к легкомысленным особам, скорее наоборот, слишком сдержана, слишком скована. У нее в голове выстроенный стереотип мира, того, как правильно, и как должно быть. Она не идеалистка, конечно, но свадьбы по расчету, как он понял, не одобряет. Любая другая, выросшая в такой семейке, заглотила бы наживку вместе с крючком и жила бы припеваючи. А эта нет, гордость у нее, видите ли, принципы. Да кому какое дело до ее принципов? Хочешь жить, умей вертеться — по-другому, не бывает. По крайне мере, Егор по-другому точно не умеет. Не так научили.

В отель только к ночи приезжает. Пока поднимается в номер, в голову закрадывается мысль о покупке здесь квартиры. Гораздо удобнее, чем гостиница. Провинциальные гостиницы — ад. Хотя, можно и свою отстроить, как вариант.

Как только внутри оказался, на диван упал. День выдался насыщенным, переезды, перелеты, многочасовые беседы, после всего пройденного хотелось спать. Глаза по часам скользнули, полвторого, за окном уже давно простиралась ночь. Подъем в шесть, а потому спать ему осталось немного.

Стащив рубашку, полотенце прихватил и направился в душ. Хотелось смыть с себя этот день. Не любил суматоху, хотя большую часть жизни проходила именно в ней. Контракты, люди, ресурсы — все в одно.

Ледяные капли струились по телу, но жар не пропадал. Только мысли в голове остывали — и на том спасибо. Вентиль завернул, и ноги на шершавый коврик поставил. Поморщился. Не стал вытираться, просто бедра полотенцем обернул. Капли с головы медленно стекали по шее. Пока соображал, что выпить, водку или виски, телефон на тумбочке затрезвонил.

Егор раздраженно в сторону, откуда звук раздается, посмотрел и, прихватив с собой обе бутылки, туда направился.

— Слушаю, — присел в кресло.

— Здорово, — это был Коршун.

— И тебе не хворать, ты чего так поздно?

— Ты когда прилетаешь?

— Дня через четыре, как с французами встречусь, а что? Что-то произошло?

— Ничего серьезного… Романов сегодня приезжал.

— И?

— Он выразил свой «восторг».

— Узнал, что месторождение наше?!

— Это слабо сказано. Он был неописуемо счастлив… мне все это не нравится. Я выслал к тебе охрану.

— И так достаточно.

— Лучше подстрахуемся, мало ли что у него на уме.

— Ты преувеличиваешь, Рус.

— Я буду счастлив, если ты прав!

Егор слова Коршуна обдумывает — замолкает. Романов, конечно, тот еще…, но Руслан перебарщивает. Мужчина трубку сильнее в руке сжимает, а виски уже прямо из бутылки пьет.

Янтарный напиток прокатывается по горлу, немного обжигая. Такая привычная горечь, вперемешку с расслаблением.

— Хорошо. Я согласен, делай, как считаешь нужным.

— Отлично. Ты кстати, чего Ритке не сказал, куда делся? — интересуется Коршун, Егор чувствует, как он лыбится.

— А должен был? — на лице появляется привычный прищур.

— Да нет… просто я ее видел сегодня, она не в курсе, где ты….

— Понятно. Утром жду пополнение, — отключился.

Мужчина челюсть сжал, телефон в сторону откладывая. Новости Руслана были неприятны, особенно последняя. Его злило то, что этой девушки становится слишком много. В жизни, в мыслях — везде. Она даже в семью его прокрасться умудрилась. В последнем разговоре с матерью, та упомянула о ней раз десять. Недовольство росло.

Егор сделал очередной глоток и подушку под голову подложил. По телевизору шел футбол. Не то, чтобы он был поклонником данного вида спорта, но иногда посмотреть можно.

Да и вообще, он всегда был слишком отстранен от телевидения, вместо фильма предпочитал книгу, считал многие занятия пустой тратой времени, вероятно, это пошло из юности. Тогда некогда было заниматься хобби и другой бесполезной деятельностью, а надо было деньги зарабатывать. Наверное, единственная вещь, которую он мог назвать своим увлечением — это карты.

Егор был азартен. Лас-Вегас — эдакий Рай. Марков всегда предпочитал отдыхать на широкую ногу. Нет, конечно, он не проигрывался по-крупному, да и не был зависим от этой деятельности, словно наркоман. Ему еще в семнадцать лет наглядно объяснили, чем это закончиться может. А Борисыч на всю жизнь те самые игральные азы вбил. Мухлевать? Не в жизни! Просто у каждой игры есть своя схема.