Несовместимые. Книга 1

Глава 11

Элла

Ночью мне снились кланы. И в моем сне они убивали меня. Каждый поочередно пускал пулю в мое тело, а я оглушительно кричала, но не молила остановится. Их это нереально злило. Я видела омерзительные лица перед собой, накрытые гримасой злобы и жестокости. Кроваво-красные глаза, пылающие в необъятном гневе, насылающие в мое сердце страх и ужас. Единственное, что я кричала в эти страшные мгновения перед кончиной своей жизни в моем сне, это имя того, кто обязался защищать меня от них. Я выкрикивала его имя до хрипоты, до ломки голоса, но он не приходил и не спасал меня. Я продолжала переживать мучительные страдания от издевательств беспощадных мерзавцев, которые все никак не могли насытится моей болью и не отпускали в место, где я обрету покой.

Я просыпалась несколько раз с капельками пота на лбу и вытирала их тыльной стороной ладони, убеждаясь при этом в том, что пот из меня выходит могильно-холодный.

Подобные сны, будто подсказка, что если я оступлюсь, сделаю малейшую ошибку, то меня это будет ожидать в реальности. Конечно, что еще сделают со мной эти безумные убийцы, когда узнают, кто я на самом деле: крыса, пробравшаяся туда, где много сыра. А точнее, Элла Тейлор — отродье Винсента Тейлора, начальника штаба, и ученица Эдварда Дэвиса, который решил внедрить своего человека в центр этой шайки.

В скором времени этот момент настанет. Я буду чувствовать себя добычей в логове голодных одичавших зверей и бороться за свою жизнь, стоя на хрупком и тонком стекле из лжи, коварства и интриг. Малейший промах вызовет волну подозрений, что повлечет за собой трещины под ногами. А если маска вовсе будет снята, то стекло лопнет, и я провалюсь в пропасть, где меня поглотит тьма. Там настанет вечный холод, мучения, страдания, боль, испытания, отчаяние и много-много всего еще существует, что заменит радость, счастье и беззаботность. Список может продолжаться бесконечно долго.

Возможно, я слишком суеверная из-за своего страха и ищу из этого сна, в который просто мое сознание визуализирует все с внешнего мира, более реальную суть. Но я начинаю думать, что лучше всего доверять лишь себе одной. Надеяться лишь на себя одну. И то, что влиятельный Эдвард Дэвис дал мне такое громкое обещание, не дает мне полной гарантии, что этот человек защитит меня.

Я приняла контрастный душ, стоя под струями воды с закрытыми глазами. Кажется, скоро я вовсе не буду спать, поскольку, стоит мне закрыть глаза, я снова вижу картины жестокой расправы над собой за такое предательство и коварные интриги.

Эдвард все еще не рассказал мне в подробностях детали моей работы. Дал лишь знать, что я займу место главы третьего сегмента. Но мне и этого достаточно, чтобы понять, что я буду кем-то вроде шпионки. И сейчас, заглядывая назад, закрадывается мысль, что к этой роли высшие силы подготавливали меня с рождения. Даже Деймон называл меня «маленькая шпионка», когда я подслушивала и после постоянно врала. Все уже давно написано несмывающимися чернилами на не разрывающем пергаменте рукой Господа. Пусть я готовила себя к другой жизни. К моему желанию никто не соизволил прислушаться.

Деймон…Я так скучаю по нему. И по папе. По бабушке. Я сейчас так далека от них, как моя мать далека от меня. Меня пугают сны, которые могут стать явью, да. Но сильнее всего меня пугает то, что могу снова стоять на сырой земле и смотреть, как опускают гробы с моими родными в яму.

Я невольно сделала воду горячее, когда от этой ужасной мысли по телу поползли мурашки. Не смотря на внешнее тепло, внутри меня был холод, и я практически задрожала. Сейчас самое главное остерегаться подобных навязчивых мыслей. Я должна отодвинуть страхи и бредовые идеи, иллюзии и надежды, чтобы они не стали мне преградой. Сейчас я должна превратиться в камень и идти напролом.

Надев махровый белый халат, какие бывают в отелях, и собрав волосы в полотенце, я вышла из ванной комнаты, тут же столкнувшись с прохладным воздухом в коридоре.

Громко захлопнув дверь, я услышала голос Марты с первого этажа:

— Элла, детка, спустись, пожалуйста!

Я незамедлительно выполнила ее просьбу и через несколько секунд была уже внизу, быстро спустившись по деревянным лестницам, смотря на то, как Марта энергично собирает какую-то сумку. Вся она была облачена в черное одеяние: длинная юбка и свитер, на голове косынка. Я не стала расспрашивать женщину, а просто стояла в центре прихожей, сцепив руки перед собой в замок. Хотя, когда я вижу человека в черной косынке, это автоматически посылает в мой мозг информацию о том, что он похоронил или хоронит близкого. Все мое тело напряглось, и я тяжело сглотнула.

— Элла, милая, — обратилась ко мне Марта с легкой улыбкой на лице. Лишь глаза излучали еле уловимую грусть. — Мне нужно уехать к Эльвире. Сегодня исполняется ровно девятнадцать лет, как не стало их матери. Поедем на кладбище.

Я поджала губы и опустила на мгновение глаза от неловкости. Пальцы напряглись сильнее.

— Да, конечно, — хрипло ответила я, кивая. Больше я ничего не могла сказать.

Марта улыбнулась мне шире и погладила по плечу, снова принимаясь за подготовку.

Я нахмурилась и достала свой мобильник из кармана халата, который не брала вчера в руки целый день. Разблокировав его, мои глаза прочитали дату на экране. Выдохнув и прикусив нижнюю губу, я снова заблокировала мобильник и медленно убрала его обратно в карман.

— Как странно получается, — пробубнила я.

— Ты что-то сказала, Элла? — уточнила Марта, снова оказавшись напротив меня.

Я подняла на нее глаза с пола и облизала губы.

— Как странно получается, говорю. Кто-то в этот день умирает, а кто-то рождается, — с грустью проговорила я.

— Ну, таков круговорот жизни. Мы умираем, нам на замену приходят новые. Все сменяется, и даже люди. А кого ты имеешь в виду?

— Себя. — Я выдала из себя что-то похожее на улыбку. — Сегодня двадцать первое августа. В этот день, девятнадцать лет назад, родилась я, но умерла мама Эдварда и Эльвиры.

— Девочка моя! — воскликнула Марта и вскинула руками. — Я поздравляю тебя с твоим днем! — Не думая больше ни секунды, женщина крепко обняла меня и поцеловала в лоб.

Я ответила на ее объятия и даже улыбнулась сквозь слезы, которые невольно застыли на глазах.

Как жестока эта грань — смерть и рождение. Смерть — слезы и горе, рождение — радость. Смерть — радость, рождение — горе и слезы. Для кого-то потеря близкого невосполнимая утрата, для кого-то радость, ведь отношения не складывались, а наследство осталось. Для кого-то рождение ребенка — предзнаменование счастья, а для кого-то — небывалое отчаяние, ведь он совсем не долгожданный и стал обузой в руках.

Хотя, грани я уже не вижу. Лишь сплошное черно-белое пятно.

— К вечеру я обязательно испеку для тебя торт! — никак не покидал Марту ее энтузиазм.

— Ну что Вы, не стоит утруждаться.

— Что значит утруждаться? — возмутилась Марта, нахмурившись. — Такой день бывает раз в год. В этот день ты родилась. Он должен быть у тебя самым счастливым!

Ну да, можно радоваться этому дню, который с каждым годом делает тебя старше и приближает к смерти.

Иисусе, Элла! И куда пропал весь твой позитив!? Мне страшно от той, кем я могу стать.

— Никаких отговорок! Все! — так неоспоримо настояла Марта, что я даже улыбнулась ее строгости.

Я должна принять ее порыв. По крайней мере, она сейчас единственная, кто рядом со мной в этот день и пытается обрадовать меня.

Брук бы уже в полночь ввалилась ко мне в дом с тортом и подарками. Бабушка бы повела по магазинам и купила все, что ей душе угодно, когда я сама могу выбрать лишь что-то необходимое. Так было и тогда, когда с нами была мама. Она умерла, но традицию бабушка сохранила. Деймон бы все равно называл меня «мелюзгой» и дарил что-то детское, чтобы я не забывала того ребенка в душе. Папа бы просто спросил у меня, что я хочу. Я отвечала: «Хочу поцелуй в лоб и объятий». Но это было перед бабушкой. А так он тайком от нее выполнял мое пожелание и в этот особенный день водил меня на стрельбище.

Всего этого я лишилась в одно мгновение. И сейчас просто обязана принимать каждую частичку доброты и желание порадовать меня от этой женщины.

Если они едут на кладбище, то вряд ли Эдвард заберет меня прямо сейчас. Я даже понятия не имею, как вести себя с ним сегодня. Для него эта дата как разрушение всего мира в одночасье, и это повторяется с каждым годом. Представляю, что он переживает. Я прекрасно его понимаю в этот непростой момент. И, кажется, это единственное, что сближает нас: когда-то два раненных ребенка, потерявшие любимого человека. Даже немного жаль, что у нас такое ужасное общее.

Пока Марта готовилась, я заварила себе зеленый чай с мятой и села за стол, медленно распивая расслабляющий напиток и слегка обжигая губы.

— Там в духовке есть печенье, Элла. Не пей пустой чай.

— Все хорошо, — улыбнулась я. — Сегодня у меня нет аппетита.

Я опустила голову и посмотрела на недопитую зеленую жидкость с плавающим листочком мяты. Облокотившись локтем о стол, я положила голову на ладонь и задумчиво начала водить пальцем по стенкам чашки, чувствуя, как пар, исходящий от горячего чая, греет руку. Мысли путались. В душе будто просыпался волнующий шторм. Сегодня мое состояние походит на депрессивное, хотя обычно в этот день я прыгала от счастья и думала, что точно коснусь головой облаков.

Жизнь не та, поэтому и эмоции не те, Элла.

— Ну все, я готова, — послышался чуть запыхавшийся голос Марты, и я подняла голову, отвлекаясь от своего занятия.

— За Вами Эдвард приедет? — вставая со стула спросила я.

Марта тяжело вздохнула и закинула на плечо черную вместительную сумку-шоппер.

— Он не приезжает на могилу ни матери, ни отца. Ни Эльвира, ни я не знаем, где он бывает в этот день. Никто не знает. Он просто исчезает.

В душе стало еще тоскливее, хотелось разрыдаться. Неужели он настолько был привязан к матери, что все так запущено? Во мне проснулось желание немедленно обнять человека, до которого мне даже коснуться в былые дни было страшно.

Что делает горе с человеком? Создает из него лишь подобие, незаметную тень. Что самое неприятное, человеку от этого становится наоборот комфортно.

Я проводила Марту до двери, за ней приехала белая машина с тонированными окнами.

Когда автомобиль скрылся вдалеке, стало совсем тихо. Только сейчас я осознала, что осталась одна в этом доме, скрытом среди пушистых елей.

На часах почти десять утра, а Эдварда все нет. Да и, по словам Марты, точно не будет. Мне нужно было чем-то заняться, иначе сойду с ума от скуки за несколько часов.

Я направилась в гостиную и плюхнулась на мягкий диван, попутно включая огромный плазменный телевизор — шла какая-то комедия. Самое то. Мне ничего не хотелось смотреть, но хотя бы для фона фильм был необходим. Чтобы вовсе не утонуть в гнетущей тишине.

Вскоре завибрировал мой мобильник, но лишь спустя несколько секунд я осознала, что мне звонят. Вытащив телефон из кармана, увидела на экране высветившуюся надпись «Сеньора». Наконец-то я могу услышать ее голос!

— Бабушка! — выпалила я с радостью в голосе. Один ее звонок в миг разогнал нелепую депрессию в моей душе.

— Солнышко мое, — хрипло ответила бабушка и я нахмурилась. Улыбка на лице сменилось недоумением.

— Бабуль, все хорошо? Ты заболела? — насторожилась я.

— Нет, милая, все хорошо. Просто вздремнула и после сна голос охрип, — она прокашлялась и кашель этот, судя по всему, не предвещал ничего хорошего.

— Моя дорогая, я поздравляю тебя С Днем рождения. Пусть в твоей жизни все будет хорошо, и тебе сопутствует только удача. Ты только этого и заслуживаешь.

— Спасибо, бабушка. Как твои дела? — резко перешла я на нее. Мне очень не нравится ее голос. Она будто болеет бронхитом.

— Все хорошо, милая. Наслаждаюсь уютом Валенсии. Жаль, что ты не поехала со мной.

— Когда планируешь возвращаться?

— В скором времени обязательно вернусь. Я отправила тебе подарок. Посылка придет на адрес Эвансам.

Я расширила глаза. Черт! Для Брук и ее мамы я сейчас в Валенсии, как минимум наслаждаюсь лучами солнца и загораю во дворе!

— А…эм…Бабуль, давай я сама заберу с пункта выдачи, ага?

— Почему? Что такое? Ты же должна жить с ними. Вы с Брук поругались, и ты ушла? — в ее голосе появились нотки волнения.

— Нет-нет. У нас все отлично, не переживай только. Просто хочу забрать сама. Ты же знаешь о моих странных наклонностях, — перефразировала я все на шутки.

— Да уж, — усмехнулась бабушка и снова начала кашлять.

Эти хрипы в ее голосе так и насылали в мое сердце опасения и волнение.

— Ладно, милая, хорошо. Я переоформлю.

— Спасибо. Бабушка, хоть ты и сказала, что у тебя все хорошо, пожалуйста, береги себя, ладно? — почти с мольбой в голосе попросила я.

Бабушка некоторое время помолчала. И почему я сразу думаю о плохом? Я же теперь с ума сходить буду.

— Обещаю. И ты мне обещай, что к моему приезду у тебя ни царапинки на теле не будет.

Я поджала губы, затем прикусила нижнюю до металлического привкуса крови. Тихо выдохнула и посмотрела вверх, чаще моргая, чтобы затолкать слезы безысходности обратно.

— Обещаю, точнее, очень надеюсь.

— Люблю тебя, солнышко.

— И я тебя люблю, бабушка.

Я поцеловала свои пальцы и приложила их к телефону, мысленно посылая этот детский жест далеко в Валенсию.

Не успела я отойти от этого непростого звонка, от которого сердце сжимается с болью, как следом позвонила Брук. Я выдохнула из себя негативные эмоции и с улыбкой ответила на звонок.

— Э-эй, красотка! С Днем рождения тебя! — воскликнула моя подруга в трубку, а после я услышала звук взрывающейся хлопушки и ее крик. — Елки палки, как громко.

Я искренне рассмеялась.

— Спасибо, — поблагодарила я ее сквозь смех.

— Я, вообще-то, подарок тебе купила. Еще три месяца назад. А ты улетела в эту Валенсию, будь она не ладна, — ворчала Брук.

— Ну, извини. Давай я приеду, и ты мне подаришь свой подарок.

— Я бы конечно хотела видеть твои эмоции, но может я отправлю его тебе?

— Нет! — воскликнула я, и это получилось очень подозрительно, что я даже впечатала ладонь в лоб. — То есть, я хочу получить лично из твоих рук. Как это было всегда.

— Ох, ладно, — выдохнула Брук. — Ну, рассказывай, как у тебя дела?

Я понятия не имела, что ей рассказать. Мне пришлось на ходу придумывать легенды о том, как я провожу дни с бабушкой в Валенсии. Врать у меня получается не плохо, чему я даже рада в данный момент. Я уже так привыкла ко лжи, что полюбила ее и считаю своим спасательным кругом.

— Никакого красавчика испанца не отхватила? — с иронией в голосе спросила она.

— Спешу тебя разочаровать…

— Ой, фу, все, не продолжай, — перебила меня Брук, и я уже представила ее скорченную рожицу, будто она съела что-то отвратительное. — Монашка.

— Мне не до этого. Ты давно была в клинике?

— Вчера только. Ты не думай, я бываю там каждый день, — тема сменилась и наши голоса тоже. Брук стала серьезнее.

— Никаких изменений нет, — с грустью ответила Брук. — Но не стоит сразу думать о плохом, — тут же начала она меня подбадривать. Ну, конечно, в этом вся Эванс. За это я ее люблю еще больше.

— Все хорошо. Я понимаю, что они не очнутся чудесным образом. На это нужно время. Напомни мне, когда нужно вносить плату?

— Если не ошибаюсь, через две недели. Но я еще уточню.

— Хорошо. Спасибо тебе за все, Брук.

— Эй, прекрати меня благодарить. Мы с тобой как сестры.

Я улыбнулась. Разговаривая с Брук, меня так и наполняют теплые ощущения.

Мы болтали еще около двадцати минут. Она рассказывала о том, как сама коротает дни. Оказывается, ей так скучно без меня, что уже не может без шоппинга ни дня. Я только и делала, что смеялась и закатывала глаза на ее оправдания. И в каждом оправдании центральная фигура — я.

Я обожаю Брук Эванс за то, какая она есть: жизнерадостная, постоянно веселая, со стопроцентной энергией каждый день. Она словно моя батарейка для подзарядки. Когда мы закончили разговор на признаниях в любви, я сидела с улыбкой еще несколько минут, а потом бродила по дому с веселыми мыслями. Брук сейчас для меня свет в мрачном подвале, отгоняющий не только тьму, но и весь негатив, который топит меня в мрачных мыслях.

Кстати говоря, пока я бродила по дому, углубленно изучая все вокруг, наткнулась на чердак. На втором этаже находилась лестница, заканчивающаяся безобразной шторкой. Когда я отворила ее, наткнулась на полумрак. Повеяло таким запахом затхлости, будто эту дверь не открывали несколько лет точно.

Рассматривая белую гладкую поверхность я приметила царапины и пыталась определить, чем их оставили. Точно не ногтями, уже радует. Кажется, такие царапины характерны для маленького гвоздика. Некоторые линии даже собирались в рисунок: кошку, дорогу и еще что-то, что я не смогла понять.

Судя по рассказу Марты, в этом доме жили Эдвард и Эльвира с родителями. Возможно, кто-то из детей и оставил эти царапины на деревянной двери.

Я решила подняться наверх. Чем выше по лестнице я продвигалась, тем прохладнее становилось. Медленно шагая, я касалась бежевых стен, на которых тоже были какие-то детские рисунки. В полумраке их сложно было разглядеть, большинство полос мало чем походили на целостный рисунок. Будто «художник» этих творений черкал черным маркером на стенах бесцельно, но все равно что-то получалось.

Когда я наступила на последнюю ступеньку, наткнулась на шторку из какого-то покрывала, в котором уже образовались дырки. Сквозь них просачивался свет. И, осторожно отодвинув ткань, перед собой я увидела небольшую детскую комнату. Пыль, оседавшая на шторке годами, быстро распространилась по помещению, когда я коснулась ее рукой, и теперь витала на лучах солнца, будто маленькие блестки. Лучи солнца просачивались сквозь грязные стекла окна и были единственным источником света.

Я осторожно вошла в помещение, растирая ладони, чтобы избавится от пыли. Рассматривая помещение, я еще больше убедилась в том, что здесь никого не бывает, а значит, никто не убирается. Это заброшенная спальня.

Я медленно шагала, изучая комнату. Деревянный пол под моими ногами тихо поскрипывал. Незаправленная кровать, письменный стол со светильником, который уже давно не работает, отклеивающиеся обои на стенках, кресла в углу и камин между ними. Я подумала, что это детская комната только потому, что на камине находилось пару игрушек: кошка и две машинки. А так же в спальне находилась небольшая кровать, точно не походившая для взрослого человека. Повсюду осевшая пыль и грязь — единственное, что отталкивало. А в остальном эта спальня тянула меня, как что-то неразгаданное, что мне нужно разгадать.

Я пробралась глубже, к камину, и взяла в руки пыльную кошку. Она была трехцветной: белая, с серыми и коричневыми пятнами. На стене вдоль лестницы тоже часто мелькала нарисованная кошка, как и на двери, расцарапанная гвоздиком. Я бы подумала, что ребёнок больше ничего не умел рисовать, но здесь дело в другом. Будто его лишили, или он потерял любимую кошку, и теперь изображает ее везде, где только можно.

Я бережно поставила мягкую игрушку на место и направилась к кровати. Белая простынь превратилась в серую от пыли. Мне хотелось сесть на нее, но мысль о том, что халат на мне превратится в такое же серое недоразумение, остановилась. Вместо этого я присела на корточки перед прикроватной тумбочкой и потянула ящик на себя. Он издал характерный хрип, отчего я стиснула зубы.

На дне находилась папка, которую я не раздумывая достала. Она была совсем не грязной и не пыльной, поэтому я смело могла положить ее на колени и удобно рассматривать содержимое.

Там я обнаружила те же детские рисунки. Одни повергали меня в ужас, другие наслали грусть, следующие вовсе негодование. Расширенными глазами я судорожно листала файлы с рисунками и в страхе понимала, что они принадлежат Эдварду. Эта спальня когда-то принадлежала ему.

Вот на дороге побитая кошка и кровь от нее. Женщина с синяками. Плачущая девочка. Забитый в угол мальчик.

Слезы от увиденного моментально потекли по щекам.

В конце была семейная фотография. Мальчик лет десяти, девочка лет пяти, невероятной красоты женщина и властный на вид мужчина. Но…его лицо было перечеркнуто красным крестом. Несколько раз, так, что образовались дыры.

Коснувшись этого креста на лице мужчины, я так и ощутила ярость того, кто это сделал. Мурашки толпой накрыли мое тело, что заставило его напрячься. Я всхлипнула, больше не выдерживая волны сострадания, которую я испытываю к этой семье. В особенности к Эдварду.

— Что ты здесь делаешь!? — вторгся в мое сознание гневный знакомый голос так неожиданно, что я в страхе ахнула и вскочила на ноги, схватив в руки папку. Фотография плавно упала на пол, и мы оба уставились на нее.

— Я…я случайно здесь…оказалась, — с паузами проговорила я и гневные глаза Эдварда снова впились в меня.

— Ты что, вечно суешь свой нос туда, куда не просят? — каким-то устрашающим тихим тоном спросил он, слегка прищурив глаза. Они светились золотом в темноте, и под этим безобидным, на первый взгляд, сиянием скрывался гнев Дэвиса.

Я выпрямила спину, но глаза все-таки опустила на пару секунд.

— Смотри мне в глаза! — потребовал он низким голосом и шагнул ко мне, а мне осталось лишь бесспорно выполнить этот приказ.

Эдвард был зол, но сдерживал себя. Передние карманы его брюк были настолько растянуты, что будто там он скрывает свои кулаки. Сейчас моя задача состоит в том, чтобы не спровоцировать его на открытую агрессию и проглотить все то обидное, что Дэвис скажет мне.

— Простите, я правда не специально. И в мыслях не было, что в этом доме есть места, которые скрыты от лишних глаз, — спокойным голосом проговорила я, будто ничего не случилось и оставила папку на прикроватной тумбочке.

Эдвард проследил за моими действиями. Он сжал челюсть, смотря на папку, а после прикрыл глаза и тихо зарычал.

— Если хотите, я уйду.

— Да, я хочу, чтобы ты ушла! — взревел он, распахивая свои прекрасные глаза, которые в гневе стали устрашающими и отталкивали.

Я еле заметно вздрогнула и тут же шагнула в сторону выхода, чувствуя, как дрожат колени, оставляя Дэвиса одного в этой спальне.

Ватные ноги быстро вынесли меня наружу, и я вдохнула свежего воздуха на улице, радуясь отсутствию плотного слоя пыли. Легкие будто увеличились в объеме. Я начала жадно хватать воздух ртом и издавать звуки, будто сейчас расплачусь или вовсе истерично разрыдаюсь.

Я села на крыльцо и нагнулась к коленям, закрывая лицо ладонями.

Поведение Эдварда пугающее, но вполне обоснованное: я вторглась в его личное пространство без приглашения. Это разозлит любого. К тому же, не думаю, что он хотел бы, чтобы кто-то узнал о таких подробностях из его прошлой жизни. По сути, я ничего и не узнала. Просто увидела и сделала свои какие-то поверхностные выводы. Если бы я не знала, что в этом доме Эдвард когда-то жил с семьей, то даже и подумать не могла, что эта спальня со скелетами в комоде принадлежала ему.

Мне было стыдно за свое несдержанное любопытство. Но через какое-то время я смогла успокоится и уже спокойно наблюдать за лесным пейзажем перед собой, вдыхая запах сосен. Именно этот аромат меня успокоил, и избавил голову от негативных мыслей.

Сырое полотенце теперь лежало на моих бедрах, а еще влажные волосы развивал и сушил мягкий летний ветер.

— Хоть ты меня и разозлила, — послышался знакомый твердый голос позади меня, а я резко обернулась и задрала голову к верху, чтобы видеть его хозяина. — Но я никогда не нарушаю обещаний, данных себе или кому-то. Собирайся.

Я поднялась на ноги и уставилась на него с недоумевающим выражением лица. Конечно, извинятся за то, что накричал на меня, он не станет. Даже не ждала этого. Более того, я думала, что он вовсе будет злиться на меня несколько дней и разговаривать как с очередным человеком, испортившим ему жизнь.

Я не стала задавать вопросы, смотря на его все еще хмурое лицо и просто помчалась в свою спальню, чтобы переодеться. Это заняло минут пятнадцать. Я быстро подсушила феном волосы и собрала их в высокий конский хвост.

Еще через несколько минут мы ехали по трассе, как обычно в тишине. В воздухе летало напряжение. Я заламывала пальцы, нервничая, и смотрела в окно.

— Прекрати это делать! — он гневно разомкнул мои руки. — Раздражает!

— Если у Вас такое отвратительное настроение из-за меня, то зачем взяли с собой!? — не выдержала я. Да, я его разозлила, но такого отношения не потерплю. — Я не собираюсь терпеть этого!

— Мое настроение еще до тебя испортили! — буркнул он.

— И Вы как всегда решайте срываться на мне!

— Почему-то ты всегда рядом и раздражаешь меня!

— Прекрасно! Тогда высадите меня и успокоитесь!

— Просто закрой свой рот, ничего не делай и я успокоюсь! — взревел он.

— Может мне вообще не дышать! — крикнула я и машина резко затормозила на обочине, так что я слегка ударилась головой о стекло из-за резкого маневра.

Эдвард одной рукой схватил меня за щеки и сжал их, вынуждая смотреть на него. Наши лица были в каких-то двух сантиметрах друг от друга…

— Не дыши! — процедил он у самых моих губ, сверля меня своими глазами.

Я с усилием сглотнула. Сердце забилось в конвульсиях. Только когда Эдвард рассмотрел все детали моего лица, он выпустил меня из своей хватки. На это ушло несколько секунд, но длились они будто несколько часов. Время вокруг меня замедлило свой ход.

Эдвард снова завел двигатель и со свистом мы тронулись с места, оставляя позади клубы дыма.

За всю дорогу я не вымолвила ни слова. Да, даже дышала не так громко. Боже, с кем я связалась. Этот мужчина способен меня раздавить одной рукой. Боюсь ли я его? И все равно ответ нет.

Мы приехали на какое-то поле, скрытое несколькими деревьями. Мое недоумение на лице сменилось на удивление, когда я увидела мишени в нескольких метрах от себя.

Я развернулась всем корпусом, чтобы посмотреть на Эдварда и разъяснить хоть что-то.

— Сегодня я хочу поздравить Эллу Тейлор С Днем рождения, — спокойно проговорил он, будто и не было гнева. — Поскольку Винсент не может сейчас сделать тебе этот подарок, я сделаю его за него. Если ты не против.

Я хотела рассмеяться от небывалой радости. Я даже отодвинула в сторону вопросы, которые меня начали волновать после сказанного им, например, откуда он знает о таких подробностях? Возможно, позже. Не хочется портить этот момент.

Принимай, Элла.

Я дернулась с места. Было огромное желание обнять его и таким образом отблагодарить, но ему этого точно не нужно. Вместо этого безумного и детского поступка я просто сдержанно поблагодарила его.

— Спасибо. Для меня это очень важно.

Эдвард кивнул и указал жестом на стол с нужным оружием.

С придыханием я взяла в руки пистолет Smith&Wesson и провела по нему рукой, наслаждаясь этим моментом. Улыбка, кажется, не сходила с моего лица, поскольку скулы уже болели от напряжения.

— Расскажи мне об этом пистолете, — попросил Эдвард, встав рядом со мной.

Именно такой пистолет мне давал в руки отец, поэтому я знала о его функциях больше, чем знала геометрию в школе.

— Девятимиллиметровая версия с семнадцати патронным магазином. У него есть вспомогательный рельс под стволом, поэтому можно установить лазерный указатель. Диапазон эффективного огня пятьдесят метров, — рассматривая пистолет продемонстрировала я ему свои знания.

— Молодец. Хоть этому тебя учить не придется, — с довольством в голосе проговорил он, и я закатила глаза.

Я зарядила пистолет и прицелилась. Выстрелы сменяли друг друга, как и мишени. Я стреляла не идеально и не всегда попадала в цель, но совершенство мне и не нужно. Я делала это для удовольствия. Звучит странно, но это так. Будто с каждым нажатием на спусковой крючок, я выпускаю из себя какой-то отрицательный неблагоприятный эффект, тем самым освобождая себя от тяжести.

— Неплохо. Молодец.

Я вытащила пустой магазин и оставила оружие на столе, улыбаясь.

— Вы сегодня разозлились на меня, накричали и два раза похвалили. Я будто на эмоциональных качелях, — отшутилась я.

Эдвард развернулся ко мне всем корпусом, продолжая держать свои руки с набухшими венами в карманах брюк. Он слегка прищурил глаза из-за яркого солнца, но золотой блеск все равно можно было разглядеть. Я смотрела на него снизу-вверх, задрав голову, поскольку Дэвис был сильно высок по сравнению со мной.

— Тебе стоит привыкнуть к моему гневу. Во мне это самая частая эмоция из всех. Не смей убегать от меня в слезах в такие мгновения, как моя ассистентка. Поняла? Я должен всегда видеть в тебе сильную девушку, которая не подведет меня. Какую увидел в клинике, — добавил он. — Только когда я скажу тебе уходить, ты уйдешь.

— И в мыслях не было показывать Вам свои слезы, — твердо ответила я и Эдвард одобрительно улыбнулся.

— Спасибо Вам за то, что привели меня сюда. Для меня это правда очень важно.

— Не благодари. Теперь в твоих руках часто будет пистолет.

— Почему я не могу просто поблагодарить Вас? К чему этот пафос? — закатив глаза спросила я.

Дэвис наклонился ко мне, чтобы наши лица были почти на одном уровне.

— Потому что когда ты будешь стрелять в людей, вряд ли еще захочешь поблагодарить меня. Скорее проклянешь день, когда научилась стрелять.

Я расширила глаза и сглотнула. Эдвард ухмыльнулся и снова выпрямился, указывая мне на мишени.

Он будет не только тем, кто изменит меня в корне, но и тем, кто мое полюбившееся хобби превратит в кошмар.

Вернулись домой мы к вечеру. Сегодня Эдвард даже решил войти в дом вместе со мной. Это просто поразительный человек. Он так быстро меняет свои эмоции, что я уже не успеваю улавливать их и привыкать, как на смену приходят другие.

— Наконец-то вернулись! — воскликнула Марта, найдя нас у входной двери в прихожей.

Через секунду рядом с ней появилась высокая девушка с большими серыми глазами и прямыми, черными волосами до самой поясницы. Она была очень стройной, а каблуки визуально делали ее ноги еще длиннее и элегантнее. Облегающие черные штаны и кружевной черный топ подчеркивали каждый ее изгиб. Двумя словами: изящная богиня. Настолько красивой и грациозной она была, приковывала к себе все внимание. Уверена, мужчины, проходящие мимо, еще долго провожают ее взглядами и невольно открывают свои рты.

— Эдвард? — послышался ее тонкий голос, свойственный для такой хрупкой девушки.

Брюнетка приблизилась к мужчине и обняла его за шею. Она даже без каблуков будет выше меня. Дэвис приобнял ее за талию и вдохнул в себя запах ее волос.

Я почему-то опустила глаза.

— Что ты здесь делаешь? — снова послышался голос девушки. — Тебя в этот день можно найти только вечером в офисе. — Брюнетка осмотрела меня с головы до ног, после заданного ею вопроса.

— Ну вот вечер. Только я в доме. А ты не рада меня видеть? — спросил Эдвард с иронией в голосе.

Девушка слегка ударила его по плечу, нахмурившись.

— Конечно рада!

— Давайте заходите. Не стойте у двери, — пригласила Марта.

— Я не могу остаться. Дела, — ответил Эдвард и поцеловал в лоб девушку.

Марта махнула рукой.

— Даже и не сомневалась! — буркнула она скрестив руки на груди.

— Ну, госпожа Марта. Не свойственно такой воинственной женщине обижаться на такого неблагодарного, как я.

Я не верила своим ушам. Еле сдержалась, чтобы не открыть рот от удивления. Эдвард подошел к Марте и обнял ее, поцеловав в щеку. Как сильно он уважает эту женщину, что я могу наблюдать такую картину, в которой роль Дэвиса значительно меняется. Он выглядит, как непослушный сын, провинившийся перед матерью.

Когда он зашагал обратно к выходу, успокоив Марту приступом нежности, его глаза остановились на мне. Я робко опустила взгляд и вздохнула.

— Хорошего вечера вам, дамы. Элла, — проговорил он мое имя на грани шепота у самого моего уха и коснулась горячими пальцами локтя, — я приеду за тобой завтра в десять. Будь готова к новым знакомствам.

Я всего лишь кивнула, задержав дыхание. Когда он покинул дом, я выдохнула и снова мысленно закатила глаза. Конечно, как же Эдвард Дэвис без интриг.

— Значит ты Элла? — обратилась ко мне брюнетка и я тут же подняла на нее свои глаза.

Я кивнула.

— Да. А ты Эльвира? — догадалась я.

— Ага, — она вытянула свою руку для рукопожатия, и я приняла ее жест незамедлительно. — С Днем рождения тебя, — улыбнулась девушка, обнажая свои белоснежные зубы.

— Спасибо, — улыбнулась я в ответ. — Странно будет звучать, но я тебе соболезную.

Эльвира опустила глаза, затем снова подняла на меня и шире улыбнулась.

— Спасибо. Она в моем сердце. Как и твоя мама в твоем. Мне Марта рассказала.

Я кивнула, ничего не сказав. Слова здесь излишни.

Вскоре мы сидели за обеденным столом и поедали испеченный Мартой торт. Они даже мне подарки подарили. Эльвира — средства для красоты, а Марта — серебряный браслет со звездой на конце, прошептав на ухо, что он будет для меня оберегом. Я нацепила его на запястье правой руки, где когда-то были часы. Я в опасном мире, но от тех часов все-равно не будет уже никакого толка. Теперь их заменит этот талисман от Марты.

Я задула свечи и загадала желание.

«Чтобы такие прекрасные мгновения никогда не исчезали даже в самые темные времена».