Глава семнадцатая, в которой овсянка, мясо и морковка портят всё дело

В выходной день утром Морошкин торопился позавтракать. Он боялся, что Настя позавтракает раньше и уйдёт гулять с собакой. Поэтому он поскорее запихнул в себя сосиски, залил кофе и встал из-за стола.

— Что это с тобой сегодня? — сказала мама.

Морошкин испугался, что мама догадается о причине его поспешности, и тут же сел на место.

— Ни, — сказал Морошкин и поперхнулся… — Ни…

— Отец, взгляни, что с ребёнком, — сказала мама, — у него нет температуры?

— Не… — попытался сказать Морошкин, но последняя буква застряла у него во рту вместе с сосиской.

— Отец! — крикнула мама. — У меня руки в тесте. Посмотри, что с ребёнком.

Папа вышел из ванной. У него была мокрая голова, и, растирая её полотенцем, он ронял на пол блестящие круглые капли.

— Сейчас, — сказал папа весело и приложил прохладную, ещё влажную руку ко лбу Морошкина.

От прикосновения папиной руки Морошкину стало легко, и он подумал, что сейчас папа скажет: «Ребёнок здоров. Разрешаю ему держать собаку».

Колючие мурашки побежали по спине в предвкушении этих прекрасных слов.

— Ребёнок здоров, — сказал папа. — Где же мои сосиски?

— А что это он сегодня так быстро поел? — спросила мама. — Вот бы всякий раз так ел!

— Я бы ел… — начал Морошкин, но замолчал.

Он не решался напомнить о собаке. Ведь мама и папа считали её уже несуществующей.

— Быел! — засмеялся папа. — А ты не бы ешь, а просто ешь.



Папа потрепал Морошкина по голове.

— А то: быел, быспал, бывёл себя — какая жизнь, а?! Ты гулять собрался?

— Да, — вздохнул Морошкин.

— Ну, беги!

Морошкин побрёл в переднюю, надел пальто, шарф и вышел на лестницу. «А может, надо было сказать про собаку?» — подумал он, но вспомнил про овсянку, мясо, кости, витамины, молоко и морковку. И он промолчал.


Загрузка...