Невинная наследница

Глава 4

Преподобный Теодозиус Холлидей был и ученым, и джентльменом. Его не заставляли служить в церкви, как обычно бывает с младшими сыновьями. Его отец был достаточно состоятельным человеком и хотел купить Теодозиусу патент для службы в гвардии. Однако после двух лет, проведенных в Оксфорде, где он заслужил репутацию выдающегося теолога, Теодозиус Холлидей решил посвятиться в сан, так как он был убежден, что святая церковь предоставит ему больше времени для чтения ученых трудов, чем любая другая карьера.

Были моменты, когда семья надеялась, что он станет епископом, но их иллюзии быстро развеялись, потому что Теодозиус, женившись на женщине, имевшей и голову, и деньги, предпочел жить в отдаленном деревенском приходе, где стремления его паствы не противоречили его собственным абстрактным интересам.

Когда он был молод, семья постоянно требовала от него проявления талантов. Когда женился, жена заставляла его получать осязаемую пользу от его учения, и трактаты, хотя и скучные, были, главным образом, ее достижением. Но миссис Холлидей умерла на пятидесятом году жизни. Когда прошло первое чувство утраты, Теодозиус, говоря метафорически, задрал ноги на камин, отказался от неравной борьбы за подтверждение своего ума и пристрастился к безудержному чтению, как пьяница к винному погребу.

Однако он не был настолько не от мира сего, чтобы репутация его патрона и скандалы, касающиеся герцога, не проникали в его убежище. Когда горничная благоговейным писком объявила о прибытии его светлости и Равеллы, викарий поднялся с кресла, в котором читал. При виде герцога удивление на его лице сменилось суровостью.

Хотя герцог редко снисходил до объяснения своих поступков, в этот раз по причинам, которых не мог объяснить даже себе, он сказал:

— Мисс Шейн — моя подопечная, викарий. По неожиданным обстоятельствам она остановилась в Линке прошлым вечером. По ее настоянию мы приехали просить вашей помощи.

Викарий удивился.

— Моей помощи, ваша светлость? — спросил он. Наконец, объяснение дошло до него, и он добавил: — Боюсь, ваша светлость не знает, но моя жена умерла пять лет назад.

— Я не знал об этом. Примите мои искренние соболезнования.

Викарий склонил голову:

— Благодарю, ваша светлость.

— Но ваше предположение ошибочно, — продолжал герцог. — Мы здесь не из-за мисс Шейн лично, которая, хотя мне это кажется удивительным, находит мою защиту вполне достойной.

Тон герцога был язвительным: его раздражало, что викарий подозревает зло там, где в данный момент его нет. Его тон заставил бы задрожать более слабого человека, но преподобный Теодозиус, в отличие от большинства людей, сталкивающихся с герцогом, его не боялся.

— Мисс Шейн, — сказал он спокойно, твердо встречая взгляд герцога, — конечно, лучший судья в этом вопросе.

— Несомненно, — насмешливо улыбнулся герцог.

Равелла переводила глаза от одного к другому, видя, что между ними происходит сражение, но не понимая причины. Она лишь чувствовала, что этот обмен колкостями создает атмосферу вражды. Она инстинктивно бросилась напролом.

— О, пекки, — сказала она, — можно я сама скажу викарию, зачем мы приехали? — не дожидаясь разрешения, она нетерпеливо повернулась к старшему: — Понимаете, сэр, мой опекун только что узнал, каким подлым способом мистер Гристл, его управляющий, грабил арендаторов. Желая навести порядок, его светлость выгнал этого ужасного Гристла. Но теперь ему очень нужен новый управляющий.

— Уволил Гристла? — воскликнул викарий. — Честное слово, это удивительно!

— Это было удивительно, — улыбнулась Равелла. — Но мы, я имею в виду моего опекуна, подумали, что вы знаете всех в приходе и, возможно, предложите кого-нибудь, чтобы занять это место.

Викарий перевел взгляд с ясного лица Равеллы на герцога:

— Вы действительно уволили Гристла, ваша светлость? Я много слышал о нем и знал, что его не любят, но посоветовать вам… — Викарий потер лоб. — Одну минуту, ваша светлость, у меня появилась мысль. Позвольте мне представить вам моего сына Адриана. Он живет здесь со мной. К сожалению, вынужден сказать, что он не желает учиться и его образование приводит меня к глубокому разочарованию. Но он увлечен сельским хозяйством и знает о здешних обитателях гораздо больше меня. Это от него я узнал об отвратительном поведении Гристла.

— Здесь ли ваш сын? — спросил герцог.

— Я уверен, он в саду. Хотя мы можем позволить себе держать садовника, Адриан сказал, что любит копать. Если вы позволите, я позову его.

Викарий подошел к французскому окну, открытому прямо в сад. Громким, хорошо поставленным голосом он позвал сына, и они услышали ответ.

Равелла взглянула на герцога и улыбнулась. Он встретил ее взгляд, но выражение скуки на его лице не изменилось… Он указал на стул у камина:

— Нас не пригласили сесть, но думаю, наш хозяин хотел бы, чтобы вы присели.

— Думаю, он забыл о манерах, потому что удивился, увидев вас, — прошептала она.

Герцог не ответил, потому что в этот момент викарий вошел через окно. Его сопровождал сын, поспешно надевавший сюртук, который он, очевидно, снял, пока копал.

Адриан Холлидей был высоким, хорошо сложенным человеком. Он не обладал тонкими чертами отца, но загорелое лицо было приятным, а глаза смотрели ясно и честно. Видно было, что он удивился и смутился, увидев, кто ожидает его, но воспитание позволило ему вполне прилично приветствовать герцога и Равеллу.

— Ваш отец сказал, что вы хорошо знаете мое поместье, — обратился к нему герцог. — Не можете ли вы рекомендовать кого-нибудь на место управляющего?

Глаза молодого человека широко раскрылись от удивления.

— Вам удалось избавиться от Гристла, ваша светлость? Если так, это лучшая новость, которую я слышал. Этот человек мошенник и вор, и, если бы вы позволили ему продолжать, он разорил бы не только ваших арендаторов, но и разрушил бы репутацию вашей светлости.

— Думаю, она достаточно разрушена, — с сарказмом заметил герцог.

Адриан вспыхнул, но не отвел взгляда.

— Люди в Линке служат добросовестно вашей семье целые столетия, ваша светлость. Они нелегко меняются и не всегда верят всему, что им говорят.

— Вы успокоили меня, — улыбнулся герцог. — И мне будут благодарны за увольнение Гристла. Но в то же время кто-то должен управлять поместьем.

— Конечно, ваша светлость. И вы хотите кого-то, кто не будет от имени вашей светлости тянуть последний фартинг с работающего человека, а не того, кто не испытывает жалости или понимания к тем, кто в силу непредвиденных обстоятельств вынужден брать в долг?

— Вы не можете просить меня, мистер Холлидей, чтобы я превратил поместье в благотворительное учреждение.

— В этом нет необходимости, ваша светлость. — Тон Адриана был теплым. — Линке — лучшее поместье во всей Англии, но им плохо управляли последние пять лет. Деньги получали у ваших арендаторов так, что иногда люди работали целый год без всякой пользы для себя и ничего нельзя было сделать, чтобы помочь им. Крыши текут, амбары рушатся, камины не чинятся. Рабочий, ваша светлость, стоит своей оплаты.

Викарий вмешался, говоря успокаивающе и почти тревожно, как будто внезапно вспомнил, что его собственное положение может подвергаться неприятности из-за слов сына.

— Довольно, Адриан. Заботы его светлости нас не касаются. — Он повернулся к герцогу: — Вы должны извинить моего сына, ваша светлость. Он очень любит нашу землю. Фактически это его единственный интерес. Я хотел, чтобы он окончил Оксфорд, как и я, но он не хочет. Он предпочитает находить друзей среди фермеров и от них получает эти революционные идеи. Надеюсь, ваша светлость извините его.

Герцог ничего не ответил, и викарий повернулся к сыну:

— Если ты не готов извиниться перед их светлостью, тебе лучше вернуться к своим занятиям.

— Хорошо, папа.

Казалось, глаза Адриана погасли. Он снова выглядел застенчивым, таким же был и поклон в сторону герцога. Он повернулся к окну, через которое вошел в комнату. Равелла потянула герцога за руку, желая привлечь его внимание.

Он посмотрел на нее. Она встала на цыпочки и что-то зашептала. Герцог посмотрел вслед уходящему человеку.

— Подождите минуту, Холлидей.

Адриан Холлидей повернулся. Его широкие плечи четко вырисовывались на фоне света. С некоторым размышлением герцог взял понюшку табаку. Захлопнув крышку табакерки, он сказал:

— У моей подопечной появилась мысль, которая, думаю, вас заинтересует. — Он посмотрел на Равеллу, стоящую рядом с ним: — Предлагаю вам повторить то предложение, которое вы только что сделали.

Равелла посмотрела на него, в глазах заплясали искорки. Она повернулась к Адриану:

— Я сказала опекуну: «Вот ваш управляющий».

Молодой человек удивился:

— Я? Вы имеете в виду, что я могу быть вашим управляющим, ваша светлость?

— Почему же нет, если это привлекает вас? — ответил герцог. — Моя подопечная была орудием увольнения Гристла. Было бы только справедливо, чтобы человек, заменивший его, нашелся бы по ее выбору.

Адриан Холлидей посмотрел на Равеллу, как бы впервые увидев ее. Она улыбалась, глаза блестели от восторга. На миг его откровенные голубые глаза опустились, но с усилием он расправил плечи и твердо сказал:

— Если вы доверите мне такое положение, ваша светлость, я вас не подведу.

— Тогда решено. Можете принимать управление немедленно.

— Это очень милостиво, ваша светлость, — вмешался викарий. — Я не ожидал чего-либо подобного, когда просил позволения представить вам сына.

— Не благодарите меня, — сказал герцог. — Вашей благодарности заслуживает мисс Шейн.

Он снова увидел на лице викария сомнение и подозрение.

— Будем надеяться, — любезно добавил его светлость, повернувшись к двери, — что ваш сын понравится моей подопечной.

Равелла, поднявшись из реверанса, удивилась, что викарий смотрел так холодно, но улыбка его сына успокоила ее.

Спустя почти две недели Равелла, катаясь верхом по полям, увидела Адриана Холлидея, обнаружившего дыру в изгороди. Копыта ее лошади почти не производили шума, и она подъехала к нему раньше, чем он услышал. Адриан быстро повернулся, снимая шляпу.

— Вы выглядите ужасно занятым, — сказала она.

— Я и занят. Почти каждый забор в поместье требует починки. Я же вам уже говорил, что очень много надо сделать.

— А вам нравится это делать! — поддразнила она.

Адриан засмеялся:

— Вы правы. Это не работа, а удовольствие. Мне почти стыдно получать за это плату.

— Вы же настаивали, что работник стоит своей оплаты, — парировала Равелла.

— Ей-богу, за вами всегда остается последнее слово. Я уже отказался от попыток соперничать с вами.

— Это хорошо, — сказала Равелла. — Перестаньте возиться с этим глупым старым забором и поедемте кататься со мной. Я хочу поехать туда, где мы были в прошлое воскресенье, но не могу вспомнить, как туда добраться.

Адриан надел шляпу и взял поводья своей пасущейся рядом лошади.

— Я не должен ехать, — мрачно отчеканил он.

— Но ведь вы хотите, да?

— Думаю, да, — ответил он, садясь в седло.

Адриан Холлидей и Равелла привыкли кататься вместе практически каждый день. Адриан сделал эти поездки возможными, потому что нашел костюм сестры, который она оставила дома, выйдя замуж и уехав жить на север.

Каждый день она каталась по огромным полям поместья герцога или забиралась с Адрианом в леса, лежавшие за домом.

Теперь, когда они скакали бок о бок и ветер обдувал их лица, Равелла вздохнула от удовольствия.

— Я поехала на Старлайте, — сказала она. — Думаю, это лучшая лошадь в конюшне.

— Его светлость разбирается в лошадях, — ответил Адриан, и Равелла заметила, как всегда, когда он говорил о герцоге, его тон был принужденным и официальным, как будто ему требовалось усилие, чтобы произнести это имя.

— Я бы хотела, чтобы пекки вернулся и покатался на своих лошадях, — сказала Равелла задумчиво, и в глазах появилось выражение счастья, хотя мгновение назад они были тусклыми.

— Вы ничего не слышали о его светлости? — спросил Адриан.

Равелла покачала головой.

— Прошло уже одиннадцать дней, как он уехал в Лондон. Он обещал… обещал, что вернется через неделю.

Она вспомнила, как прощалась с герцогом в день его отъезда.

На нем был серый сюртук, украшенный сапфировыми пуговицами, бриджи того же цвета, а блестящие сапоги демонстрировали все достоинства его длинных ног.

Равелла, забыв обо всем, бросилась к нему и схватила его руку двумя руками.

— О, пекки, — воскликнула она страстно, — я не хочу, чтобы вы покидали меня!

Он брезгливо отвел ее руки и слегка отряхнул рукав, как будто она его испачкала, прежде чем ответить:

— Как я объяснил вам, Равелла, я должен обедать с его величеством во дворце Карлтон сегодня. Это приглашение, которое немногие могли бы игнорировать.

— Я знаю, что вы должны ехать, — сказала Равелла. — Но возвращайтесь скорее, ладно?

— Осмелюсь сказать, что вы увидите меня раньше, чем ожидаете, — равнодушно ответил герцог.

— Но когда? — спросила Равелла. — Завтра или послезавтра?

Герцог пожал плечами:

— Сожалею, но не имею представления.

— Но вы должны сказать мне, когда вернетесь, чтобы я могла ждать, — настаивала она. — Дни будут казаться слишком долгими, пока я не смогу считать часы до встречи с вами.

— Это прелестная речь, Равелла, — сказал герцог, направляясь к двери.

Он взял шляпу у дворецкого, перчатки с серебряного подноса и стоял у двери, глядя на легкий экипаж. Четыре лошади в упряжке помахивали головами в нетерпении отправиться в путь.

— Прощайте, Равелла.

Герцог поклонился, и Равелла сделала реверанс. Но при этом она закричала:

— Скажите мне, когда вы вернетесь! Пожалуйста, пожалуйста, пекки.

Он, не отвечая, спускался по ступеням, она последовала за ним, с отчаянием глядя на его отвернувшееся лицо.

— Через неделю? — отчаянно спросила она. — Пообещайте, что через неделю.

Только подойдя к дверце кареты, он ответил:

— Если вам так хочется через неделю.

Она помахала ему, но он не ответил. Она могла видеть только карету и слуг, одетых в бордовое с серебром, сквозь слезы, застилавшие ее глаза.

В конце недели, хотя она и считала дни, он не приехал, и теперь, почти задыхаясь, повторила:

— Он обещал, обещал!

Адриан задержал свою лошадь.

— Послушайте, Равелла, я хочу поговорить с вами.

Она заставила себя улыбнуться.

— Слушаю вас.

Равелла ждала, но Адриан, казалось, растерял слова. Они были на пригорке, несколько ниже располагалось Линке, его башни вырисовывались на фоне голубого неба. Озеро было синим, как платье Мадонны, изображенной на картине, висящей над украшенным золотом и слоновой костью алтарем в церкви. Равелла ходила туда, чтобы молиться за герцога.

Дни Равеллы в Линке были насыщенны, однако иногда она думала, что они совершенно пусты, потому что с ней не было герцога. Ее чемодан привезли из Милдью, и она ходила по дому в поношенных школьных платьях, выглядя удивительно неуместно среди всего богатства и великолепия. Однако казалось, что слуги и старый библиотекарь радовались ее присутствию.

Она не имела представления, какой юной и живой выглядела, как самое ее присутствие и звук ее шагов оживляли пустые комнаты и делали дом не музеем прошлого, а домом настоящего.

— Так красиво! — сказала Равелла Адриану, глядя вниз на Линке. Летняя жара сделала его как бы плавающим в тумане, плодом воображения, поэмой в сером камне.

Ее слова нарушили молчание, и Адриан, казалось, очнулся от мечтаний. Он посмотрел на Равеллу, потом на Линке, потом снова на нее.

— Как жалко, — внезапно сказал он, — что человек, которому это все принадлежит, не ценит эту красоту.

— Герцог? — спросила Равелла.

— Герцог, — кисло повторил Адриан.

— У него большой дом в Лондоне, друзья, обязанности. Как он может быть здесь все время?

— Он почти не бывает здесь, — сказал Адриан, — а когда бывает, то с веселыми беспутными друзьями, которые играют и танцуют всю ночь напролет и слишком устают, чтобы утром отправиться верхом. Посмотрите на этих лошадей, вы знаете, какие это прекрасные животные, но месяц за месяцем они вручены лишь заботам грумов.

Равелла помолчала.

— Возможно лучше, когда опекун приезжает сюда, не критиковать его, а принять более приветливо.

— Мы приветливо встретили герцога? — Адриан рассмеялся как злой шутке. — Да я один-единственный раз разговаривал с ним тогда у нас дома. Герцог не имеет желания знакомиться с нами или с кем бы то ни было в графстве. Вокруг живут прекрасные люди, правда, прекрасные. Кузен моего отца лорд Килбрейс и его семья живут в двадцати милях отсюда, но их никогда не приглашали в Линке, впрочем, они бы не поехали, если бы и пригласили.

— Почему? — резко спросила Равелла.

— Я не могу объяснить, Равелла.

Адриан закусил губу, зная, что и так сказал слишком много.

— Это абсурд! Конечно, вы можете объяснить. Что сделал мой опекун, что вы говорите о нем в таком тоне? Это уже не в первый раз, Адриан. Мы уже ссорились по этому поводу. И не только вы. Ваш отец, миссис Мохью, старый мистер Банкс, библиотекарь — все намекают на что-то. Теперь вы. Вы должны объясниться, Адриан.

Адриан толкнул лошадь и повернулся лицом к Равелле.

Ее глаза более яркие чем обычно горели гневом, рот был плотно сжат. Солнце освещало ее лицо, она была прекрасна, столь прекрасна, что сердце Адриана сжалось при взгляде на нее. Она едва узнала его голос, когда он сказал:

— Равелла, вы выйдете за меня?

Она на миг замерла, потом побледнела, а глаза ее потемнели.

— Почему вы спрашиваете меня об этом?

Ее жалобный тон, казалось, придал ему сил. Он взял ее руку.

— Потому что я люблю вас, Равелла, и потому что хочу увести вас… от этого.

Жестом он указал на Линке.

— Увести меня оттуда? — повторила она, а потом, словно буря чувств прорвала плотину, добавила: — О, Адриан, как вы могли все испортить! Я думала, мы друзья, я доверяла вам. Я никогда не думала, что вы можете быть таким ужасным, таким жестоким — любить меня.

Адриан был в замешательстве.

— Но, Равелла, я не жесток. Я бы не просил вас так быстро, я бы подождал, но мне невыносимо думать, что вы в Линке.

— Я не понимаю, — сказала Равелла. — Я только знаю, что вы все разрушили. Вы мне очень нравитесь, но замужество… Я никогда не выйду замуж, никогда, клянусь!

— Но, Равелла, вы должны. Не смотрите так. Это неразумно. Разве вы не понимаете, что должны выйти за меня, и поскорее? Вы не можете оставаться во власти этого человека.

— Какого человека? — Равелла вырвала свою руку. — Вы имеете в виду моего опекуна? Почему вы говорите о нем так? Он мой опекун, и после моего отца я люблю его больше всех в этом мире. Он добр ко мне, он заботится обо мне, и я счастлива с ним.

— Но, Равелла, вы не понимаете, — произнес Адриан несчастным голосом.

Равелла выпрямилась.

— Действительно, не понимаю.

— Вы не можете видеть, потому что не понимаете, но вы должны выйти замуж за меня или за кого-нибудь другого и побыстрей. Я буду добр с вами, Равелла, я буду заботиться о вас и защищать вас. Вы будете в безопасности.

— В безопасности от чего? — спросила Равелла. — Адриан, почему вы говорите загадками, которых я не понимаю? Кроме того, я не хочу выходить замуж ни за вас, ни за кого-нибудь еще. Я ненавижу молодых людей. Я думала, вы не такой, вы похожи на брата, которого у меня никогда не было.

— Если бы я был вашим братом, — резко сказал Адриан, забыв о сдержанности, — я бы сразу забрал вас оттуда.

— И вы думаете, я бы пошла? Вы думаете, вы или любой другой человек может заставить меня покинуть опекуна?

— Вы сошли с ума. Если вы останетесь, вы навсегда погубите себя.

— Если кто-нибудь и сошел с ума, думаю, это вы. Очевидно, вы ненавидите моего опекуна, хотя он дал вам положение, которое вам нравится. Никто не мог быть добрее и великодушнее к вам, однако вы оскорбляете его. Не думаю, что это достойно джентльмена.

Адриан поднял руку к разгоряченному лбу. Все это было очень трудно для него.

— Я не могу заставить вас понять, — в отчаянии сказал он. — Герцог не тот человек, который может быть опекуном молодой невинной девушки.

— Почему? — яростно спросила Равелла, и Адриан, не сумев сдержать свой нрав, ответил правдиво:

— Потому что он плохой, злой и ни одна порядочная женщина не может ему доверять. Я не просто повторяю сплетни прислуги, я говорю о том, что знаю. Я видел, как он привозил сюда женщин вашего класса — леди, и знаю, что случалось с ними, когда они возвращались в общество. Они были отвергнуты и погублены. И это же случится с вами. Вы думаете, кто-нибудь поверит в вашу историю о подопечной, когда вы живете здесь без компаньонки! Вы так молоды, не знаете света и не понимаете, что люди уже говорят о вас.

Адриан перевел дух. Он был почти так же бледен, как Равелла, глаза его сверкали.

Они смотрели друг на друга. Адриан часто дышал, Равелла же, казалось, почти не дышала. Наконец, с трудом разжимая губы, она прошептала:

— Продолжайте! Вы что-то еще хотите сказать?

— Только то, что я женюсь на вас завтра, Равелла, если вы согласитесь. Я сделаю вас счастливой, клянусь вам. Мне жаль, что я рассердился, но простая мысль о том, что о вас сплетничают, что вас осуждают и пачкают из-за такого дьявола, как герцог, делает меня сумасшедшим. Вы должны простить меня, что я так много наговорил. Выходите за меня, Равелла, выходите, и все будет хорошо.

— Я бы не вышла за вас, если бы вы были последним человеком на земле, — медленно сказала Равелла. — Я не выйду ни за кого, я сказала вам. А что до защиты, то меня защитит мой опекун.

Ее злой голос вызвал злобу и у Адриана.

— Прекрасный опекун, — насмешливо сказал он, — который забыл о вашем существовании! Вы говорите, он обещал вернуться через неделю? Если он вернется через шесть месяцев, я удивлюсь. Но и тогда он сделает это по другим причинам, а не из-за того, что нужен вам. Он забыл вас! Посмотрите правде в глаза, Равелла!

Лицо Равеллы побледнело еще сильнее. Внезапно она подняла тонкий хлыст, который держала в руке, и ударила Адриана по лицу.

— Вы лжец! — закричала она. — Лжец!

В голосе ее звучал страх и обличение. Потом, прежде чем Адриан сумел заговорить, прежде чем он понял, что случилось, Равелла повернула лошадь, пришпорила ее и помчалась к Линке как сумасшедшая.