КЛАДБИЩЕ


Софья умирала долго и мучительно. Спустя семь дней после нашей «свадьбы» ей стало резко плохо. С больничной койки она практически не вставала, по ночам её мучали жуткие боли. Я каждый день навещал свою «невесту» и каждый день часами проводил у её койки. Мы старались общаться шёпотом, чтобы никто из других обитателей её палаты не слышал разговоры «молодых».

Да и, собственно, что там можно было услышать? На нас в моменты, когда я ложился рядом, обитатели женской палаты смотрели с какой-то злобой, мол, что тебе нужно в женской палате и чего вообще ты тут делаешь? Софье в день кололи несколько уколов, три раза в день брали на анализы кровь и ставили несколько капельниц.

Я порой позволял себе вольности и ложился рядом со своей «принцессой», чем вызывал шёпот в конце палаты. Врачи, конечно же, запрещали это делать, но мне хотелось последние дни быть ближе к Софье, и я ничего не мог с собой поделать. Я чувствовал её холодные ладони, когда пытался их согреть, чувствовал, как её пульс становится с каждым днём слабее, а лицо больше напоминает цвет луны, такой же бледно-серый, и только её глаза продолжали чуть-чуть блестеть, но они гасли, гасли, гасли, как звёзды перед рассветом. Мне нравилось гладить её волосы и чувствовать её аромат, да, духов не было, но было в нём что-то такое родное, что-то такое близкое, что я не мог почувствовать, а по всей видимости, чувствовало моё подсознание. Она смотрела мне в глаза и молчала. Мы обменивались парой фраз, которые обычно заканчивались: «Я всё так же, не беспокойся». И каждый раз, прощаясь, я пожимал её руку, а в последний день, словно что-то чувствуя, я поцеловал её в ладонь и прижал её к своей щеке, словно давая понять, что именно так я хочу её чувствовать.

Я каждый день разговаривал с ней шёпотом, рассказывал, каким в следующей жизни будет наше «МЫ», и каждый раз придумывал разные истории нашего знакомства. То я задену её в автобусе, то разолью на неё кофе, то я помогу дотащить тяжёлый рюкзак из школы, то мы становимся лётчиком и стюардессой, то я каждый раз жду её после репетиции с букетом алых роз, то мы вообще знакомимся в каком-нибудь баре Рио-де-Жанейро и танцуем самбу до утра. Но всякий мой рассказ кончался одним и тем же: мы танцуем на нашей свадьбе. Я рассказываю про платье Софьи, и да, я не ограничиваю её в бюджете покупки или аренды. Оно белое, а большего вам знать не нужно. Я рассказываю, как мы танцуем свадебный танец, как её мама плачет, а отец прижимает её к себе ближе и утешает. Я даже наигрываю ей какую-то мелодию и говорю, что играет саксофонист и пианист, и что на нашей свадьбе только живая музыка. Я провожу указательным пальцем по её ладони, словно показывая, как мы крутимся в танце, и мне становится так приятно, когда я вижу, как она закрывает глаза и представляет то, что я ей рисую. На её лице появляется улыбка, и мне становится так хорошо, как никогда ещё не было. Но, увы, всё когда-то кончается, как и кончились мои рассказы.

Загрузка...