V

Когда они приблизились к месту боя, стало ясно, что атака полностью провалилась. Плавсредства Конна были разобщены, хотя и продолжали швырять бомбы поверх кордона из канонерок и корветов, ошвартованных с внешней стороны головы булонского мола. Британские шлюпки в центре всего этого действа, которые Дринкуотер опознал как принадлежавшие к отряду Паркера, находились в жалком виде. Он миновал несколько шлюпок, бесцельно дрейфующих по воде с изнуренными и ранеными людьми. На одной из них вырисовывалась фигура человека, нелепо пытавшегося грести одним веслом. Несколько человек барахтались в воде, взывая о помощи. Дринкуотер приказал одному из своих баркасов подобрать столько несчастных, сколько сможет, а сам устремился туда, где несколько шлюпок еще стояли у бортов корвета и большого chasse-maree[3], ошвартованного к корме корвета.

Было очевидно, что подготовленность и ярость обороны превозмогла атакующую силу, так как при виде приближавшегося отряда Дринкуотера раздался громкий возглас qui vive[4], и сразу началась ружейная пальба со всего борта корвета. Вслед за ней последовал орудийный залп, который не задел баркас Дринкуотера, но третья следовавшая за ним шлюпка попала под удар. Ядро разворотило её носовую часть, и она пошла ко дну в течение пары минут. Дринкуотеру показалось, что в британских шлюпках у борта корвета не было никого, кроме раненых и убитых, настолько интенсивным был огонь французов.

Стало совершенно ясно, что дальнейшее продолжение атаки не приведет к положительному исходу. Их единственным долгом осталась попытка спасти раненых. Пока французы перезаряжали, Дринкуотер встал и прокричал Килхэмптону:

— Разворачивайся, Джеймс!

Приблизившись к следовавшим за ним баркасам, он сложил руки рупором и отдал приказ произвести залп из мортир и ружей, затем отходить, оказав посильную помощь находившимся в воде. Бардака этой ночью было достаточно для того, чтобы у него не возникло тщеславного желания послать своих людей на верную гибель. Дринкуотер не заметил, что своим приближением он отвлек внимание французов от британских шлюпок у борта корвета. Воспользовавшись этим, они обрубили швартовы, и течение понесло их прочь от этого ада. Команда Дринкуотера занималась спасением людей из разбитой шлюпки, перетаскивая их через свой планширь. Пули градом сыпались в окружавшую их воду, над головами с ревом пролетали ядра, заставляя их невольно вздрагивать и приседать. Но теперь течение стало их союзником, их проносило вдоль французского кордона, и ружейный огонь с других судов стал ослабевать.

Баркас Дринкуотера к этому времени был опасно перегружен. Он сам вытаскивал из воды очередного человека, когда Килхэмптон заорал:

— Сэр! Под кормой люггера!

Услышав этот отчаянный тревожный возглас, Дринкуотер повернулся и выпустил из рук вытаскиваемого моряка. Тот перевалился через планширь и упал на рыбинсы рядом с Фицуильямом, тяжело дыша и издавая стоны пополам с проклятиями.

В этот момент их проносило мимо большого chasse-maree. Его борт был настолько близок, что Дринкуотер отчетливо различал вант-путенсы, идущие от борта к его широким русленям, юферсы и талрепа вант, исчезавших наверху в непроглядной тьме. Этот осмотр занял у него только миг, и в следующее мгновение он услышал шипение воды, разрезаемой носом широкой плоскодонной лодки, и заметил слабый блеск лопастей весел: контратака, черт побери!

— Внимание, парни! — закричал Дринкуотер. — Приближается противник!

Сразу после этого поднялся многоголосый крик, сопровождаемый треском сталкивавшихся весел. Приблизившаяся плоскодонка нанесла своим внушительным штевнем скользящий удар по борту баркаса такой силы, что люди в нем не смогли удержаться на ногах. Их развернуло, и оба плавсредства валетом прижались друг к другу бортами. В следующий миг люди Дринкуотера отчаянно сражались не на жизнь, а на смерть.

Когда Дринкуотер доставал людей из воды, он сдвинул свою саблю за спину, и теперь не имел времени выхватить его, чтобы отразить выпад нацеленной на него абордажной пики. Он отшатнулся и упал на спину к ногам Трегембо. Тот вытащил румпель из головки баллера руля и стал действовать этим импровизированным орудием, нанеся им скользящий удар по руке нападавшего.

Французский моряк закричал от боли и выпустил пику из размозженной руки. Дринкуотер откатился в сторону и поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие на сильно раскачивающемся под прыжками атакующих французов баркасе. Он обнажил саблю. Скрежет клинка о позолоченный медный обод ножен наполнил его свирепой решимостью. Он всадил лезвие в бок одного из французов, провернул и выдернул, оставив несчастного корчиться в агонии.

Когда тот упал, вспышка пистолетного выстрела на мгновение ослепила Дринкуотера.

— Осторожнее, сэр, там юный джентльмен, — крикнул Трегембо, когда Дринкуотер запнулся о маленькое, неподвижное тело Фицуильяма, наполовину высовывавшееся из-под кормовой банкетки.

— Héla![5]

Дринкуотер быстро осмотрелся, его зрение восстановилось. На более высоком планшире плоскодонки балансировал французский офицер.

Даже в темноте его поза выражала победный триумф. С холодной яростью Дринкуотер первым нанес удар по клинку француза. Столкновение клинков подсказало ему, что его оппонент был опытным фехтовальщиком — сабля противника не дрогнула под его ударом. Француз сделал выпад, и Дринкуотер почувствовал, что его правое плечо задето. Он быстро уклонился, приседая, в то время как клинок оппонента рвал ткань его мундира, затем рванулся вверх со всей силой, рассчитывая, что тот не успеет восстановить равновесие. Но француз был слишком ловок для Дринкуотера и быстро отскочил назад.

Шлюпки колыхались на волне и бились друг о друга. Баркас представлял собой бурлящую массу сражающихся людей, пространство было заполнено проклятьями, криками, воплями и стонами. Дринкуотер не имел ни малейшего понятия, какая сторона одерживала верх.

Где Килхэмптон? Где Трегембо? Где же, черт побери, остальные его шлюпки? Какое-то мгновенье Дринкуотер колебался, раздираемый между необходимостью собственного выживания и ответственностью морского офицера, командовавшего отрядом мортирных баркасов. В этот момент он расслабился, потеряв инстинкты бойца — взамен он представлял себе оправдание своих ошибок, последствия опрометчивости Нельсона и неустойчивые взаимоотношения с адмиралом. Ему привиделись собственные успехи и неудачи: бледное лицо раненого Фицпатрика, округлые линии живота беременной жены, и снова — полнейшее безумие этой дурацкой ночной атаки.

Тут же внутренний голос вернул его к опасной действительности. Французский офицер, восстановив дыхание и равновесие, оттолкнулся от планширя своей плоскодонки и вновь бросился в атаку с явным намерением убить Дринкуотера и уничтожить вместе с ним боевой дух британской команды. Дринкуотер заметил нападавшего и отпрянул в сторону, но не успел — клинок француза вторично попал в правое плечо, вонзившись полностью до эфеса.

Когда французский офицер упал на него, то всё, что мог сделать Дринкуотер — это продолжать сжимать свою саблю до тех пор, пока рука подчинялась ему. Он падал навзничь, и вместе с ним его оппонент. Их совместное падение завершилось на чьём-то теле, распростертом поперек противоположного планширя. Дринкуотер почувствовал, как падение вышибло воздух из его легких, а жгучая боль в плече заставила его судорожно всхлипнуть. Последнее, что увидел Дринкуотер, прежде чем потерять сознание от болевого шока — кончик своего клинка, выходившего из поясницы противника.

Загрузка...