Ночная смена

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Возникает твое чувство, словно половина баскетбольной команды Клемента собралась за дверью, а я, черт возьми, нахожусь в постели Винсента, наши голые ноги переплетены.

Начнем с того, что я не любитель вечеринок, но это? Это кошмар.

Винсент, должно быть, видит панику, написанную на моем лице, потому что раздраженный изгиб его губ немедленно сменяется чем-то гораздо более серьезным.

— Все в порядке, — шепчет он. — Дверь заперта.

Но это не так. Его товарищи по команде стоят за дверью, а я ниже пояса голая, если не считать разных кошачьих носков. Я никогда не была так напугана — или разочарована. Кажется, на глаза наворачиваются слезы.

— Ты что, издеваешься? — хнычу я, слегка отталкивая парня.

Винсент поднимается на колени, решительно сдвинув брови.

— Я избавлюсь от них, — шепчет он.

— Я прячусь в ванной, — шепчу я в ответ, откатываясь от него. — И ты не обязан…

Я уже сползаю с кровати, наклоняюсь, чтобы поднять джинсы.

— Найт! — Джабари снова зовет и к его голосу вторят еще несколько, прежде чем кто-то вновь стучит в дверь. Это внезапно и необъяснимо приводит меня в ярость.

— Где, черт возьми, нижнее белье? — шиплю я. — Не хочу, чтобы твои друзья видели меня в таком виде!

Винсент корчит гримасу, затем бросает многозначительный взгляд вниз, на свою промежность, где расстегнутые джинсы туго натянуты на быстро слабеющей, но все еще впечатляющей эрекции.

Точно.

Уверена, Винсент тоже не очень-то хочет, чтобы друзья видели его.

Кажется, сейчас неподходящий момент указывать на то, что они разрушили счастливый конец во многих смыслах этой фразы.

Пока я ныряю в ванную, Винсент прижимается щекой к двери спальни. Он дважды прочищает горло, но голос непроизвольно низкий и рокочущий, когда тот говорит:

— Эй, Джабари?

— В чем дело? — ответ Джабари доносится приглушенно из-за дерева.

Винсент открывает рот и я почти на сто процентов уверена, что он хочет сказать «отвали», но выходит следующее:

— Можешь дать мне минут двадцать? Встретимся внизу.

— Не вешай мне лапшу на уши. Ты готов. Больше никаких отговорок.

— Хендерсон, — рычит Винсент. — Клянусь Богом. Десять минут. Черт, ладно, пять минут.

— Не, чувак. Давай. Мы на задании, чтобы…

— Отъебись.

Винсент поворачивается ко мне, выражение его лица прямо как из шекспировской трагедии. Не обменявшись ни единым словом, я знаю, что мы оба понимаем: товарищи по команде никуда не денутся, пока не получат то, чего хотят.

Винсент пересекает комнату несколькими сердитыми шагами и хватает бумажник с прикроватного столика, колеблется, затем направляется ко мне, вместо того чтобы направиться прямо к двери. Он прижимает руку к стене рядом с ванной и наклоняется, чтобы посмотреть на меня.

— Я отведу их в коридор и заставлю выпить еще по рюмочке или что-нибудь в этом роде, — шепчет он. — Можешь улизнуть, когда все прояснится, и я встречу тебя внизу. Или… или остаться здесь, пока я не вернусь…?

Даже когда он говорит это с искоркой надежды в глазах, я могу сказать, что Винсент понимает, снова ускользнуть от друзей будет невозможно.

Это нечестно. Я не готова к тому, что сегодняшний вечер закончится.

— Мне нужно спуститься вниз, — говорю я, двигаясь, чтобы закрыть дверь.

— Кендалл.

Я замираю и встречаюсь с ним взглядом.

— Прости, — говорит он.

— Я хочу ненавидеть твоих друзей, — отвечаю я.

— Нас таких двое.

Винсент поворачивается, чтобы уйти.

— Подожди, — говорю я. Он так и делает. Обхватив одной рукой его затылок, пальцы запутываются в тщательно взъерошенных волосах, я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Винсент отвечает на жест с таким же пылом, прижимаясь с подобным мне нетерпением, что приходится выгибать спину и сдвигать ноги, чтобы было удобнее. Наши губы разделяются с влажным чмоканьем.

— Поцелуйчик на дорожку, — шепчу я.

Винсент качает головой.

— Это не поможет справиться со стояком.

Он снова целует меня, на этот раз в лоб, а затем делает шаг назад и тяжело выдыхает. Долгое мгновение мы смотрим друг на друга. Я пытаюсь запомнить этот момент, впитать целиком, на случай, если это все, что я когда-либо получу.

Надеюсь, это конец, — шепчет обнадеживающая часть меня.

И ох.

О нет.

Я сказала себе, что могу отнестись к этому по-взрослому. Сказала, что у меня может быть одна ночь, чтобы перестать быть такой трусихой и немного повеселиться. Но вот я здесь, немедленно и безудержно привязываюсь к первому парню, к которому когда-либо испытывала подобные чувства. Я хочу, чтобы Винсент сделал что-то совершенно несоразмерное ситуации, например, ворвался вниз, вырубил динамики и отправил всех остальных по домам. Я бы хотела, чтобы он был романтическим героем, даже если это смешно.

Джабари Хендерсон снова колотит в дверь.

— Иди, — говорю я Винсенту, слегка подталкивая — последний повод прикоснуться к его груди.

Взгляд, который он бросает на меня через плечо, пересекая комнату, одновременно мучительный и извиняющийся. Я прячусь рядом с душем, вне поля зрения, и слушаю долгую тишину, прежде чем он отпирает дверь спальни и распахивает ее.

— Что-то ты долго, — кричит кто-то в коридоре.

— Прости, прости, — извиняющимся тоном говорит Винсент. Он на удивление хороший актер. — Не смог найти бумажник. Джабари, у тебя в комнате еще осталась текила?

Ответ таков:

— О, черт возьми, да.

Винсент проскальзывает в коридор, плотно закрывая за собой дверь. Я прислушиваюсь к характерному звуку удаляющихся шагов и веселью, когда он ведет товарищей по команде по коридору.

Я стою в ванной Винсента, прижавшись спиной к стене и смотрю на свое отражение в зеркале. Волосы растрепаны. Помада исчезла. Лицо раскраснелось, а на шее появились розовые пятна. Совсем немного засосов, но, возможно, они останутся до завтра. Надеюсь, так и будет, потому что мне нужны конкретные напоминания о том, что мы сделали. Я хочу сувениры, черт возьми.

Потому что иначе юне поверю, что это произошло.

Он довел меня до оргазма. Посреди вечеринки по случаю его собственного дня рождения.

На мгновение головокружение преодолевает беспокойство. Я улыбаюсь своему отражению. Но чем дольше смотрю, тем больше ошеломленная улыбка исчезает и тем сильнее сжимается желудок.

Идеально. Он был идеален. Это было похоже на что-то прямиком из лучшего любовного романа, где парень боготворит девушку и на самом деле обращает внимание на то, что заставляет ее чувствовать себя хорошо. Не было ни единого момента, когда бы мне не понравилось то, что делал Винсент — и я не возражаю, если у него было много практики, потому что не собираюсь никого позорить, но меня поражает, что вся встреча была довольно однобокой.

Черт возьми, он даже не кончил.

Отдавал и отдавал, и даже когда я лапала его штаны и потребовала показать член, Винсент казался нерешительным. И я знаю, что он хотел меня. Видела желание в его глазах, и не могу придумать другой причины, по которой парень мог бы так смотреть на девушку. Но теперь, когда я одна в ванной, руки трясутся, пока разглаживаю спереди помятое боди и задаюсь вопросом, сколько из этого было в моей собственной голове.

В горле образуется комок.

Я не могу это объяснить. Не могу понять, в чем дело.

Просто чувствую, что сделала что-то не так.

Несмотря на все усилия, я не могу найти нижнее белье. Знаю, что сняла трусики и бросила их куда-то в сторону стола, но тех нигде нет. Я сдаюсь после нескольких минут поисков и натягиваю джинсы обратно поверх разорванного боди, сильно краснея при воспоминании о лице Винсента, когда раздевалась.

«Это… Мне нравится эта штука.»

Я фыркаю и провожу руками по лицу. Я только что испытала лучший оргазм в жизни. Только что сделала все, чего когда-либо хотела. Не знаю, почему чувствую себя дискомфортно. Ноги все еще дрожат от оргазма, когда я открываю дверь Винсента и проверяю обе стороны, прежде чем выскользнуть в коридор незамеченной и, спотыкаясь, спускаюсь вниз.

Давка толпы не помогает беспокойству. Вокруг столов для игры в пив-понг нет никаких признаков Нины. Я обхожу кухню и уже собираюсь отважиться войти в гостиную, когда слышу, как Нина безошибочно зовет меня по имени.

Она в маленьком коридоре рядом с кухней, между раздвижной стеклянной дверью, ведущей на заднее крыльцо и маленькой дверью, которая, должно быть, является шкафом или кладовой. Отсюда я могу видеть весь вестибюль, где люди поднимаются и спускаются по лестнице, входят и выходят через парадную дверь.

— Харпер действительно не шутила насчет того, что придет половина колледжа, — бормочу я.

— Где ты была? — требовательно спрашивает Нина, но затем замечает меня, с растрепанными волосами и отсутствующей помадой, и ее глаза широко распахиваются. — Боже. Ты этого не сделала.

Я пытаюсь улыбнуться.

— Я это сделала.

Ухмылка, расплывающаяся по лицу Нины, исчезает, когда маленькая дверь позади нее щелкает и распахивается. Это прачечная. Я замечаю двойную стопку стиральных и сушильных машин, прежде чем взгляд падает на Харпер, у которой растеклась тушь, а глаза розовые и слезящиеся.

Она плакала.

Она никогда не плачет.

— Что случилось? — тут же спрашиваю я, подскакивая к подруге.

— Ничего, — огрызается Харпер, сильно шмыгая носом. — Я принесу немного Jungle juice.

— Харпер, подожди…

Но она уже проталкивается на кухню.

Как только оказывается вне пределов слышимости, Нина хватает меня за руку и наклоняется.

— Мы видели Джабари с другой девушкой, — шепчет она так тихо, как только можно шептать посреди многолюдной домашней вечеринки. — Они были наверху с Харпер и остальной командой, и ему пришло сообщение. Джабари сказал, что скоро вернется, но спустя пару минут Харпер последовала за ним и мы увидели их. Он держал ее за руку и вел в бар. Харпер вела себя спокойно, но потом мы подслушали — как один из его товарищей говорит о каком-то пари, чтобы с кем-то переспать и…

Нина резко замолкает, лицо морщится, когда замечает мои растрепанные волосы и отсутствие помады. Она подумала, что те говорили о Джабари. Но теперь, когда сказала это вслух — и теперь, увидев меня, думаю, она понимает, что вероятно, говорили о ком-то другом.

Об имениннике.