Глава 1

Домой! Домой-домой-домой, в любимую берлогу, скорее бы домой!

Лифт еле полз и дребезжал на весь дом металлическим нутром – болтами, шайбами, роликами и тросами.

Лестничная клетка – и я уже почти дома, вот они, желанные двери, и соседка напротив копошится с ключами…

– Добрый вечер, Вера Максимовна.

Ответного приветствия я то ли не дождалась, то ли не услышала. Ну не очень-то и хотелось.

– Да что ж это за мать-то такая, детей на чужую девку бросила, шляется невесть где до ночи… – почтенная пенсионерка бухтела как бы себе под нос, но так, чтобы я точно услышала.

В обычное время я бы и внимания не обратила – Максимовна на весь дом известна мерзостью характера, но сегодня пришлось стиснуть зубы, чтобы не ответить какой-нибудь гадостью. А то огрызнусь, она с радостью ввяжется в свару – и готово, настроение безнадежно испорчено, а его потом домой нести, в родное логово.

Но задело, да. Зацепило. Усталость сказывалась – броня ослабла, щиты приспустились. Укол прошел, не смертельный укол, а так, мелочь и пустяк, даже не до крови. Но перекошенную физиономию лучше выправить здесь, перед дверью, а то Адка заметит ведь с её нечеловеческой проницательностью и в два счета вычислит причины.

Нужна мне соседская война на лестничной площадке? Не нужна. Вся это кровища, ошметки мяса по стенам и затяжной грохот артиллерийских орудий с обеих сторон. Адка у меня, конечно, не промах, бесстрашна и свирепа, но на стороне Веры Максимовны возраст, опыт и группа поддержки из всех подъездных “божьих одуванчиков”, которые здесь всегда жили, а мы вперлись, квартирантки, кто вас сюда звал, езжайте себе и там командуйте, а то ишь, моду взяли! (Продолжать можно бесконечно).

Пока ровняла лицо, пока подтягивала ослабившиеся ремни на доспехах, и вообще вспоминала как она изображается – счастливая-беззаботная физиономия, наша дверь щелкнула замком, приоткрылась, и на лестничную площадку высунула нос Ада, явно услышавшая, что о ней подумали.

Высунула, зыркнула козьим раскосым глазом на меня, на соседку…

– Добрый вечер, Вера Максимовна! – пропела она специальным сладким голосом, от которого у некрупного медведя мог бы приключиться диабет. – А чего это ваших внуков давно не видно? Не дает Маринка? Ой, а почему?.. Вы же такая хорошая бабушка!

Соседка пошла пятнами, будто нечисть, которую сбрызнули святой водой, а добрая девушка как ни в чем не бывало ухватила меня за запястье и втянула в квартирное нутро. Занятая раздумьями, подслушивала ли она под дверью или в очередной раз просто метко попала, я послушно втянулась домой. Вся – мысли, характер, проблемы, усталость. Щупальца, ложноножки и тентакли. Скопление молекул, Елена Владимировна Колобкова.

Втянулась – и осела на банкетку у дверей, и вытянула ноги, натруженные за день, и откинулась на стену, запрокинув голову… Устала. Вся, вместе с характером, мыслями и проблемами.

В доме пахло домом. Можжевельником и лавандой – Адка любит траву во всех ее проявлениях, сама удивляется, откуда в ней это, но вот есть и всё, и она с наслаждением тащит в дом ароматные сочетания, подбирает и совершенствует. В интернет за советами принципиально не лезет, интернет ей в этом деле только мешает. Сама, только сама, следуя за своей интуицией, за своим ощущением правильности и уместности.

Пахнет детьми и их детским шампунем – из ванной тянет, и, кажется, неугомонные мои чудовища опять устроили пенную вечеринку, что ж это такое, когда это закончится! Надеюсь, не тем, что мы затопим соседей снизу… А я опять все пропустила, я-люблю-мою-работу!

Духами моими. И тут одно из двух: либо мелкие утащили флакон, а старшая их покрывает, и тогда духов у меня скорее всего теперь нет, а вот это вот последнее скоро выветрится; либо в Адке наконец-то стала просыпаться женственность, и она понемногу примеряет на себя ее аксессуары. Хорошо бы второе, конечно, но тогда надо бы присмотреться, сама ли женственность пробудилась, или есть внешний стимул. И если есть – то нужно на этот стимул внимательно взглянуть, мало ли. Мы девушки разборчивые, нам не всякий стимул подойдет. И проследить, чтобы не вздумал обижать, а то я ведь и машиной сбить нечаянно могу…

Едой пахнет, теплым ужином, и от этого запаха наворачиваются слезы: я, оказывается, так голодна! Я так хочу есть!

Сделав волевое усилие, я отклеилась от стены, потянула вниз молнию на сапоге. А Ада, заперла дверь (верхний замок, нижний замок, цепочка, два раза подергать ручку – ритуал, видишь ли!) и провозгласила:

– А нас из садика выгнали!

Да что ж ты! Рука дернулась, бегунок застрял в молнии, и я спросила, мысленно холодея от ужасных предчувствий:

– На какую сумму?

Так, заведующая мне не звонила, Адка слишком жизнерадостная для крупных проблем, так что вряд ли что серьезное, но попа все равно тоскливо сжалась в предчувствии финансовых потерь.

– Совершенно бесплатно! – хохотнула “старшенькая”. – Дядя Паша сильно ржал, но обещал всё собрать еще до вечера… Но эта корова всё равно нас выперла из садика до завтра.

Дай боженька здоровья детсадовскому сторожу-дворнику-кочегару дяде Паше! Этот добрый человек воспылал привязанностью к моей зондер-команде еще при знакомстве и с тех пор исправно чинил, клеил, скручивал и таскал тайком в мусорный бак не подлежащее ремонту. Покрывал, словом, моих беспредельщиков. Если бы не он – подозреваю, выперли бы нас давно из сего славного дошкольного учреждения…

Корова – это заведующая детским садом, Лора Федоровна, дама тучная, дородная и… э-э-э… сложная! Да. Это хорошее слово. Сложная. Если быть честной, я ее понимала, мои детки тоже не мед с халвой. Но если быть еще честнее, как же я заколебалась ее понимать!

Я подергала бегунок на молнии туда-сюда, поняла, что закусился он намертво, сдалась и взялась за второй сапог.

– Ты рассказывай, рассказывай, душа моя, не стой, потупив взор! – подбодрила я свою няню, подругу, подопечную, старшую приемную дочь и младшую названную сестру в едином лице.

Она меня услышала, но увы, лишь отчасти: перевела взгляд на потолок, ручки за спину, ножки крестиком… Батюшки святы, театр одного актера, ТЮЗ на дому!

На всякий случай я тоже посмотрела вверх. Потолок как потолок, не протек, не обвалился, и спасибочки ему за это.

– Ада, – вкрадчиво напомнила я о себе.

Она вздохнула и поведала мне последние вести с детсадовских фронтов. Вести оказались фееричны: мои чада разобрали три детские кроватки. Три. Кроватки. Разобрали мои дети. Мои дети. Не так давно справившие трехлетие. Иногда мне просто интересно, каким чудом все еще стоит на фундаменте наш дом? Ведь в нем же столько всего интересного! Электричество, газ, канализация! Как они еще живы-то, отпрыски мои? Педагогическими талантами Адки, не иначе.

Мучительно хотелось разреветься, бросить в стену сапог и закатить картинную истерику, и чтоб меня непременно утешали.

Подумала и не стала. Ну его, завтра физиономия опухшая будет, а на работе гости столичные заявятся, а тут я вся такая красивая. А сапог вообще с ноги не слезает, потому что я его расстегнуть не могу, как в таких условиях его в стену швырнуть?

Какая-то я не внезапная стала. Не порывистая.

Старость, наверное.

Потом вспомнила, что никогда-то я внезапная и не была, и хотела было совсем загрустить, но вместо этого, наоборот, успокоилась и аккуратно расстегнула второй сапог.

Ура, без приключений!

Полюбовалась ногами: одна длинная, красивая, на умеренном, но изящном каблуке, а вторая счастливая и свободная.

– Помоги, а?

Адка хмыкнула и нагнулась. Секунда, вторая – и непокорный замок сдался.

Задумчиво пошевелив пальцами, я вздохнула:

– Завтра я рано уеду, так что, когда мелких повезешь в детсад, возьми из НЗ денег и купи игрушку. Подаришь садику.

И на причитания “Да когда ты уже вашего юриста соблазнишь, пусть он эту жабу ненасытную засудит насмерть, там весь парк игрушек за наш счет уже второй год пополняется!” только хмыкнула.

Песенка была привычная, мотив родной. Но что поделать – Лора Федоровна нам жизнь осложнить может запросто, а юриста нашего, Артема Цвирко, я терпеть не могла и имела по этому поводу полную взаимность.

Я считала его скользким, наглым и не слишком-то чистоплотным в моральном плане. Он меня – стервой, готовой за деньги Родину продать.

Другими словами, мы изо всех сил делили влияние и толкались локтями за место рядом с начальником. Ну, и оценивали друг друга адекватно, да.

С соблазнением в таких условиях не развернешься.

– И, Ада, как так вышло, что Лорочка позвонила тебе, а не мне?

– Пойдем, я тебя ужином накормлю!

Вот и поговорили!

А еще у меня даже ноздри затрепетали от нетерпения.

Точно, я же голодна! Я просто опять забыла об этом, а теперь вдруг разом вспомнила!

А на кухне меня ждал сюрприз.

Паста с морепродуктами.

Ада это дело любила, но считала по нашим доходам дороговатым, и потому блюдо у нас было не то чтобы праздничным – но требующим какого-то события.

Что у нас ещё стряслось?

Простите, но три разобранных койко-места я даже за события не считаю!

– Ада?

– Что?

– Ада!

– Ой, да ладно! – она вдруг смутилась. – Ну на тебя просто смотреть больно с этим визитом! Вот я и… Утешить!

Последние дни выдались напряженными. Драгоценные столичные гости, набивающиеся к нам в партнеры, начали мотать нервы еще до собственно визита, на стадии подготовки. То есть, гости ничего такого ввиду может и не имели, но нервы мотались. И Адка, выходит, золотая моя девочка, всё это видит.

Н-да, я думала, я получше держу себя в руках, да и навыком оставлять работу на работе овладела давно. Ан нет. Увидела и сделала, что могла. Оградила меня от проблем с детским садом и приготовила пасту с морепродуктами.

Неспешный, тихий разговор о дне минувшем.

Блаженные сорок минут в ванной – релакс-который-я-заслужила.

И бесценные мгновения счастья в комнате у спящих детей, когда нежность болезненно подкатывает к горлу и закипает на глазах горячим, соленым. Когда ты страстно, неистово клянешься себе и им в очередной раз, что преодолеешь всё-всё, потому что главное у тебя уже есть. И любви к ним так много, что она просто распирает тебя, и кажется, что сейчас разойдутся швы и любовь хлынет из тебя всезаливающим потоком…

Из детской я выходила крадучись, ступая мягко и осторожно.

Чтобы не разбудить паршивцев.


А ночью я проснулась, как от удара. Подорвалась с кровати, успев мельком заметить время на часах – три ночи. Еще непроснувшееся тело запнулось о ковер, споткнулось, а я, до краев наполненная ужасом, даже не заметила болезненного удара коленями о пол, вскочила и снова рванулась. Из спальни – в общую комнату, скорее, скорей, спотыкаясь и задевая неуклюжим телом мебель и дверные косяки, без причин, без оснований, просто зная – беда!

Адка спала. Тихо. Мирно.

Не было беды.

Вот, видишь, уймись, приблажная, всё в порядке! А что руки трясутся и внутренности обливает ледяной жутью – ерунда, скоро пройдёт.

Спит. Просто спит. Всё хорошо.

Я осторожно качнула ее за плечо… Ноль реакций.

Устала. Не надо ее будить. Весь день с мелкими – это вам не фунт изюма. Грех мешать человеку после такого спать.

Я потрясла узкое девичье плечико чуть сильней. Нет реакции.

Рот заполнила вязкая кислая слюна, в животе мерзко затянуло.

– Ада, Ада! – расслышала я со стороны свой шепот, сначала осторожный, а потом напористый. – Ад, проснись!

Её рука безвольно соскользнула с дивана, костяшки пальцев стукнули об пол.

А дальше я растворилась. Набат, который удалось было задавить, снова грянул по моим нервам. Но мне уже не было до него дела. Мир стал прост и понятен, и развернулся во времени и пространстве, а я была в нем стрелой, летящей к цели. По идеальной прямой, кратчайшим путем. В этом мире мне очевидно было, что следует делать. Даже странно, что я потратила столько драгоценных мгновений на какие-то бессмысленные глупости, вроде сомнений и паники.

Я, рыдая в телефон: “Я просто проходила мимо и случайно заметила, что с ней что-то не так! Скорее, скорее, она умирает!” – вовсе не хотела рыдать. Я просто старалась привлечь к себе как можно больше профессионального внимания. Мне было необходимо, чтобы на том конце связи мне поверили. За нас испугались. И щедро делилась в трубку своей паникой.

А потом я перемещалась по квартире рывками: документы, одежда, белье, телефон. Адкина сумка.

В мою – телефон, зарядное, кошелек. Заначку с неприкосновенным запасом. Всю – не жмись, Ленка, ты их на черный день и откладывала. Верхняя одежда, обувь – грудой у двери.

И паники больше не было. Была хищная злоба, готовность рвать на куски, зубами выгрызть у судьбы Адкину жизнь. Звериное, первобытное, страшное поднялось к поверхности со дна моей души, и оказалось, что там, моей в душе, его было на удивление много. Я не сопротивлялась этому древнему. Зачем? Если кто-то встанет сегодня между мной и целью… что ж, это его выбор.

Я делала все быстро, собранно и, только стучась к соседке снизу, поняла, что стою перед ее дверью в одном тапке. Отметила это с полным равнодушием и продолжила стучать. Звонок у нее второй год не работал, а телефон эта чудесная старушка, сидевшая с моими мелкими с тех пор, как Адка поступила на первый курс, на ночь благоразумно отключила. Но ничего. Я не гордая.

В приоткрытой двери наконец появилось заспанное лицо пожилой женщины, и я зачастила скороговоркой:

– С Адкой беда, я с ней в больницу, переночуйте у нас, умоляю, они уже спят, просто переночуйте у нас на всякий случай!

И она отозвалась заторможенно:

– Хорошо, сейчас я приду…

– Да, да… я сейчас сбегаю вниз, скорую встречу, а вы да, собирайтесь, конечно…

– Да, конечно, милая… – И взгляд, настороженно опустившийся по мне от макушки до ног. – Леночка! Вы бы обулись…

– Да, я… я сейчас, да.

Вверх по лестнице, домой – проверить, есть ли у Адки пульс, отметить, что лицо ее стало вроде бы бледнее – веснушки проступили еще отчетливее.

Вниз, большими скачками, не приехала ли скорая?

Да, вот она – белая карета с характерной маркировкой, и ребята в синих форменных куртках поднялись за мной.

Они задавали прямо на ходу вопросы, и я отвечала, попутно понимая, что грош цена моим ответам – были ли травмы? Имеются ли хронические или наследственные заболевания? Она на что-то жаловалась в последнее время? Употребляет ли больная какие-либо препараты, иные вещества?

И я могла ответить разве что на половину, да и то без уверенности, потому что понятия не имела о ее наследственности, да и с жалобами – Адка не жалуется! И только на последний вопрос сорвалась, агрессивно окрысившись – но тут же взяла себя в руки и извинилась.

Буднично и деловито у Адки проверили пульс и сунули под нос ватку. По комнате поплыл резкий запах нашатыря. Нет эффекта.

У меня в висках стучало. Я сосредоточенно, безотрывно следила за крепкими широкими руками врача, проводившего осмотр. Зрачки, давление, ЭКГ…

Щелкнул замками, раскрываясь, чемодан с медикаментами. Серебристая игла проткнула кожу и вошла в вену на сгибе локтя.

Замершие, зависшие в воздухе мгновения, когда человек в синей куртке с нашивкой “Скорая помощь” ничего не делает. Он ждет, сжав хрупкое, бледное запястье.

И дрогнувшие ресницы – символом возвращения.

Снова расспросы – и дивная новость! Она, оказывается, вчера упала и ударилась головой. Да, головные боли были, но несущественные, и она не обратила внимания. Нет, голова не кружилась – ну… может один раз, утром, но это же у всех бывает! Нет, не тошнило. Да, точно не тошнило. Да правда не тошнило!

Мне хочется взять лопату и добить дуру, чтобы не смела больше молчать. Не смела так пугать. Либо сползти на пол и рыдать, уткнувшись в колени и накрыв голову руками.

Я ее сожру. Начну с ног.

– Сейчас как себя чувствуете?

Адка мнется, и я вижу, что она мучительно хочет соврать, но под моим взглядом не решается.

– Ну… Мутит… чуть-чуть. И слабость…

– Голова болит, кружится?

Моя балда кривится, мнется, но сознается, что да. И болит, и кружится… Слегка. Немножко. Уже проходит!

Желание дать ей по ушибленной башке лопатой становится непереносимым.

– Так, понятно. Мы ее забираем. Соберите вещи и документы. Есть кому поехать с ней?

– Да, конечно!

Адка пытается вякнуть что-то против, но затыкается на полуслове, поймав мою многообещающую улыбку, и покорно натягивает на себя одежду. Её слегка пошатывает, и врач сердобольно придерживает мое долговязое чадушко за плечо, а я…

А мне так ее жалко в этот момент, что я даю слабину и отменяю данное самой себе обещание, сожрать идиотку с костями, как только ей станет лучше.

Черт с тобой, живи! Не буду я от тебя отгрызать по кусочку за это твое молчание, за пренебрежение к самому ценному что у тебя есть – к себе… Что с вами, недолюбленными, поделаешь.


– Гематома, – объявил мне усталый врач ближе к шести утра. – Не слишком большая, не беспокойтесь. Пройдет курс лечения, будет как новенькая…

Эти два с половиной часа я провела под дверями ординаторской. Скорее всего доктор надеялся, что я куда-нибудь саморассосусь – очень уж тоскливым сделался его взгляд при виде меня – но что поделать. У всякой профессии свои недостатки, а у его – еще и мои.

Я поехала не зря, хоть неразумная моя няня и намекала, что это ни к чему. Еще как к чему оказалось – эти чудесные люди, дай им бог здоровья и зарплат внушительных, собрались отложить МРТ на утро. Простите великодушно, но зачем мы тогда сюда среди ночи приехали? Могли бы с тем же успехом явиться утром!

Вранье, конечно – в больницу мы отправились, потому что я до ужаса перепугалась этого ночного обморока. А потом еще и в карете скорой помощи догналась, выясняя у мировой паутины, чем нам может грозить удар головой при падении (“с высоты собственного роста” – любезно подсказал мне поисковик).

В больницу я приехала уже накачанная страхами до нужной кондиции, и когда сонный дежурный врач попытался убедить меня, что там ничего страшного, и всё прекрасно ждет до утра, я просто улыбнулась.

Улыбка эта у меня проходила под названием “Кое-что из личной жизни богомолов”, она таилась в углах губ, путалась в углах глаз, пряталась в ямочке на щеке…

Восхищайся мной. И бойся меня.

Доктор сглотнул.

Смотри, мужик, смотри. Такого тебе по “Дискавери” не покажут.

Это улыбка человека, который тебя сожрет. Но сначала вы… мозг вынесет.

Мое мягкое женское обаяние сделало своё дело.

Доктор отчитывался мне о результатах тоном “я же говорил”. Ничего по-настоящему серьезного, пройти лечение необходимо, но прогноз благоприятный.

– Езжайте домой. Вам не о чем волноваться!

Он говорил так, будто волноваться изначально было не о чем, и я устроила панику из ничего.

Но… Но я откуда-то знала, что в тот момент, когда игла шприца вошла в Адкину вену, ее организм решал, по какую сторону жизни ему свернуть.


«Тигрик» сыто урчал мотором и вез меня трудиться. Адкин врач всё же сумел вытурить меня со своей территории почти сразу после отчета о проделанной работе, и благодаря этому мне хватило времени принять душ, собраться, расшаркаться с Марией Егоровной, сунуть двойную плату за ночные часы, не слушая слабых попыток отказа, оставить инструкции по поводу детского сада…

…а еще наобниматься, натискаться, надышаться – сонных, сладких, жмущихся ко мне. Полуоткрытые с ночи глазенки, и трущие их кулачки, и волосы пепельно-русые дыбом. И секретики прошлого дня на ушко. И снова это пронзительно-острое чувство нежности и желание остановить мгновение, остановить гонку, застрять вот в этом – сладком, сонном.

Ну ничего, скоро отпуск.

Так что к месту трудового подвига я ехала свежая. Но злая после бессонной ночи. Того и гляди, что-нибудь упущу, допущу, задушу… Хотя последнее – из другого ряда. А жаль. Сегодня я бы да.

Ночью выпал снег и прилично, пожалуй, рекордно на эту зиму. Коммунальщики сработали оперативно: прочистили, отсыпали. Молодцы. Могут же, когда хотят! Едь и радуйся!

Радости хватило на две трети пути: стоило свернуть с трассы на повороте на Лабазное, радость закончилась, я оказалась в местах, где не ступало колесо снегоочистительной техники.

– Ну не козлы ли, а? – от души вопросила я снежную целину. – Ведь договаривались же, по-человечески!

Здесь из населенных пунктов – только Лабазное и Денисовка, а за ними уже наша база отдыха “Тишина”. Села небольшие, чистить их особо не спешат, так что Максим своевременно озаботился вопросом. Сделал благотворительный взнос муниципалитету “на обеспечение транспортной доступности заповедника”. Заповедник-то вот он, рядом с нами, и поворот проселочной дороги в его сторону прямо перед воротами базы, так что и к нам дорога в любом случае прочищается, а заповедник что, наша база с заповедника живет, так что в их доступности мы тоже кровно заинтересованы…

Нам клятвенно обещали, что наш участок дороги будет чиститься в первых рядах. А на деле, выходит, муниципальные власти деньги у хозяина “Тишины” взяли, а на клятвы с обещаниями положили болт.

Сволочи-подлецы-негодяи! Злоба, только ждавшая повода, чтобы воспрянуть духом, пришлась как нельзя кстати. Я мельком взглянула на часы. До начала рабочего дня запас есть. «Тигрик» взвизгнул шинами, разворачиваясь.

– Алло! – хрипло отозвалась на мой призыв гарнитура, когда через полчаса я снова вернулась на курс и названивала начальству.

– Я комбайн снегоуборочный везу, – вместо “здравствуй” объявила я. – Сейчас внутреннюю территорию как игрушку уберем.

– Молодец, – согласился Максим. – Сколько денег мы теперь должны?

– Натурой сочтемся, – пообещала я, внимательно следя за дорогой. – Это Сереги Балоева, у него дочь работу ищет, я обещала к нам устроить. Кстати, ты сегодня что, на базе ночевал? Ты в курсе, что нас с утра еще не чистили?

Молчание, тяжелое, как матерное слово, стало мне ответом. Нехорошее молчание, и я поторопилась его разбавить:

– Я договорилась, Серега грейдер выслал, счет через хозяйство выставит. Но…

Добавлять что-то еще я не стала. Разумная осторожность – секрет профессионального успеха, а судя по молчанию в трубке, Максим Михалыч Елистратов, любимый мой начальник, курага моего сердца, инжир души моей, и так опасно близок к геноциду.

– И именно сегодня! – произнес Елистратов наконец, явно задушив все другие слова, что рвались наружу.

И я вспомнила.

Сегодня день Хэ.

Сегодня к нам приезжают столичные гости, которые рвутся в партнеры и считают, что они тут уже практически хозяева.

Твою-раскую.

Спасибо вам, силы небесные, что я не пообещала Балоеву трудоустроить его дочь вот-прям-щас. Только необученного администратора при важных гостях на базе и не хватало!

Я пришпорила железного коня, и он радостно наддал ходу.

Взгляд на часы. Уже восемь, уже можно и позвонить.

– Ада? Солнышко, как ты? Да, из машины звоню. Нет, через гарнитуру. Ад, ну что за детский сад, конечно, через гарнитуру, я же обещала! Давай, рассказывай, как ты? Да что мелкие, их Мария Егоровна отведет, о мелких вообще не думай, это не твоя головная боль – и да, за головную боль мы еще отдельно разъясним. Мне пока что доктор волновать тебя запретил, а так мне есть, что сказать, ты не думай, дорогая! Да, я отдохнула перед работой. Нет, не вру. Ну что за глупости, не стану я детьми из-за такой ерунды клясться! Ада! Ты мне расскажешь, в конце концов, как у тебя дела?!

Забор из заостренных бревен, врытых вплотную. Высокий, бронзово-красный на стесах, а ниже потемневший от времени… (Вранье, от противопожарной антисептической влагостойкой пропитки он потемнел. Но сурово и стильно.).

Деревянные ворота бесшумно разошлись перед носом моей машины и так же тихо и внушительно закрылись за спиной. М – магия. (Опять вранье, охранник в будке, спрятанной за елями, в камеру разглядел номер авто и лицо водителя и открыл ворота с пульта).

Дежурная смена на въезде обменялась со мной приветственными кивками.

Я привычно и абсолютно автоматически, помимо участия мозга, обшарила взглядом подъездную территорию. Ну, здесь порядок, молодцы.

И снова сосредоточилась на допросе Адки по телефону:

– Тебе всего хватает? В палате не холодно? Как соседи?.. Нет, ноутбук без разрешения доктора не привезу. Господи, да не думай ты про свой университет! Никуда он от тебя не денется! Я сегодня же позвоню… Ну, хорошо, хорошо, ты сама, как скажешь! Ты, главное, лечись, и ни о чем не беспокойся, ладно? Сейчас всё, кроме твоего здоровья, второстепенно… Господи, Адка, как ты меня напугала!

Я заглушила мотор и, хлопнув дверцей внедорожника, вышла из машины на стоянку, которую уже начали чистить, а от парковки между кустов уходила расчищенная дорожка к административному корпусу.

Ну, здравствуй, прекрасный новый день!

Прекрасный новый рабочий день.

Здесь, внутри территории, отгороженной от внешнего мира и дикого (бугага!) леса высоким забором, было хорошо. Правда, хорошо. Какой-то особой хорошестью.

Стилизованные под старину высокие терема, числом два – направо административный корпус, налево гостевой. За административным теремом – службы, бани, конюшня. За гостевым – домики под сдачу, уходящие вглубь территории: невысокие бревенчатые избушки. Крыши, почти упирающиеся в землю, покрыты теми же бревнами, расщепленными пополам (для этого же есть какое-то мудреное слово, которое я не помню, и слава богу, и так голова, как свалка). Конек каждой оседлал резной деревянный зверь. Официально, избушки пронумерованы. А на самом деле, гостю выдается брелок в форме фигурки, выпиленной на коньке, и на нем болтается ключ. В итоге, на стойке администратора они обычно говорят – “Мы в “сове” живем”. Или – “Девушка, мы из “медведя”, пришлите, пожалуйста, уборку”.

Я усмехнулась. Вдохнула свежий морозный воздух.

Тишина.

Хорошее имя Максим дал своему детищу. Я бы назвала такую базу “Княжий терем” или “Княжье подворье”, как-нибудь так. И это было бы хуже.

Запрокинула голову в небо, чувствуя, как холод щиплет лицо, и в голове проясняется наконец.

Первый глоток воздуха этого места всегда бальзамом ложился на душу и тело. Потом, в суете трудового дня, это ощущение, конечно, смазывалось, растворялось. Таяло в людях и работе. Но первый глоток всегда был только мой.

– Доброе утро, Еленвладимирна! – Сеня Нестеров деликатно дождался, пока я отомру, и только тогда подал голос.

Наш механик только с виду казался нелюдимым и диким. А в деликатность умел получше многих. Вот и сейчас не счел возможным прервать момент.

– Привет, Сень, – я протянула ключи.

Он за ними и подошел – перегнать в машину в гараж, возможно, сплясать какой-нибудь шаманский танец вокруг.

– Кто-нибудь из дворников уже пришел?

– Угу, – кивнул вечно нахохленный Нестеров. – Марат уже на территории, на обход пошел, а Леха только подъехал, еще в здании.

Неплохо. По случаю снегопада два дворника из трех приехали пораньше – это ценно.

– Сень, в Тигрике в багажнике комбайн снегоочистительный, как парни появятся, выдай, пожалуйста.

– Он на дизеле или на бензине?

– Не знаю.

– Заводится как?

– Понятия не имею.

– А инструкция где?

– Мне не дали.

– Я понял, Елена Владимировна, – буднично кинул Семен.

Ни тебе иронии. Ни тебе недовольства. Задача уточнена и принята к исполнению.

Вздохнув, я признала провал очередной попытки нащупать у Нестерова чувство юмора и нырнула в машину.

Сережа Балоев свою игрушку любил с тем же пылким трепетом, с каким я любила «Тигрик», и к заводской инструкции приложил рукописные ценные указания. Акт приемки-передачи я из папки выдернула, а остальное отдала Семену:

– С возвратом!

– Угу, – и взъерошенная макушка ткнулась в документы, а я забрала сумку и пошла на рабочее место.

У самой живой изгороди оглянулась:

– Сень! А парковку кто чистил?

– Максим Михайлович сегодня на базе ночевал. Когда я приехал, он уже заканчивал.

Какая прелесть! Все же, я определенно в своей жизни сделала что-то очень хорошее, если бог ниспослал мне сначала Елистратова, потом Адку.

Такого начальника надо беречь и ценить.

Я вошла в небольшой уютный холл с ресепшеном, кивнула двум девушкам: одна за стойкой, вторая – перед.

– Доброе утро, Елена Владимировна!

– Доброе, девочки. – я притормозила у стойки. – Ну, что у нас за ночь?

– Пятнадцатый номер вчера досрочно освободился, а так все в порядке! – бодро отрапортовала Маша, сдающая.

И Рита, заступающий администратор, согласно кивнула:

– Смена на месте, начинаем пересменку?

– Начинайте. Я у себя.

И нырнув в неприметную дверь сбоку от стойки, я поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь у нас бухгалтерия, юрист и я, старший администратор. На третьем – кабинет директора, секретарь и комната отдыха.

Кабинет Цвирко был заперт – юрист еще не появился. Так, не забыть, когда появится, попросить провентилировать наш договор с городом касательно дороги к заповеднику.

Мой кабинет встретил застоявшимся теплом и зимним утренним сумраком. Привычный утренний ритуал: включить свет, запустить компьютер, открыть окно. Всё, можно садиться за стол и начинать работать: пока я возилась с заедающей рамой, умная машина как раз загрузилась и развернула на рабочие программы.

Я села в свое любимое, обжитое кресло.

Проверила, какие у нас изменения за ночь с бронированиями на сайте.

Подавила желание позвонить Марии Егоровне.

Выпила кофе.

Подавила желание позвонить Марии Егоровне.

Разобрала почту на спам и рабочие письма. На рабочие – ответила.

Положила на место телефон, на котором уже почти набрала номер соседки.

Прочитала мантру “Лена, держи себя в руках!”.

Приняла у сдающего администратора отчет и кассу за сутки.

Дальше стало легче: после пересменки и сведения финансовой отчетности отвлекаться на посторонние мысли было уже некогда, старшие служб подходили по очереди, каждый к своему времени, и эта ежедневная процедура поглощала полностью. Кухня, садовник, техник, лесовед…

Десять утра! Всё, можно звонить!

– Мария Егоровна, доброе утро! Как вы?

Семь минут разговора – и меня ненадолго отпускает. Мелкие хорошо позавтракали, хотя и покапризничали немного. В садик добрались без приключений, воспитателю сдались с рук на руки, и вообще, “Леночка, ну не волнуйтесь вы так, всё будет хорошо!”

Хорошо бы, конечно!

Поговорить с Цвирко по поводу договора с дорожниками – галочка.

Спуститься на кухню, пробежаться с инспекцией и снять пробу с утвержденного меню – сделано.

Проконтролировать уборку номеров в “тереме” – есть.

Передний двор от снега уже расчистили, и теперь комбайн гудел откуда-то из глубины территории, от избушек. Сходить, спросить, что ли, о впечатлениях? Я бросила взгляд на часы: без десяти одиннадцать.

Нет, после планерки схожу. Опаздывать к директору у нас не принято.

– Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие, – зашел с классики образованный шеф и, переждав наши вежливые улыбки, продолжил: – Но сперва – текущие вопросы. Маргарита Анатольевна, начинайте.

Бухгалтер качнула внушительным бюстом и озвучила. Из ее звуков выходило, что какие-то деньги у нас есть, и, вполне возможно, зарплату в этом месяце мы все получим, но если Елена Владимировна не прекратит плодить расходы – то возможно, что и нет.

Вообще-то, “Тишина” давно и стабильно работает в плюсе. Но у Маргариты Анатольевны есть тайная бухгалтерская суперспособность: сообщать об этом с таким пессимистичным надрывом, что невольно начинаешь ждать немедленного разорения, а то и вовсе долговой ямы.

Поэтому Елена Владимировна, с одной стороны, привычно сделала внимающее и готовое к диалогу лицо, а с другой – вывод, что счёт за грейдер Балоев уже выставил. И она хотела уже рассказать миру, какая она умница и как спасла сегодня утром ситуацию, но Цвирко, поганец, успел выслужиться раньше:

– Я дорожникам позвонил, выяснилось, что наш договор они в глаза не видели, и деньги тоже осели, не доходя до них, а чистили они нас всю зиму по устному распоряжению сверху и скрипя зубами, – бодро вступила лысеющая сволочь. – Но вчера-сегодня у них завал, жилые районы чистить не успевают, поэтому на устные распоряжения…

Цвирко быстро взглянул на нас с главбухом и подобрал приличное выражение:

– Не осталось ресурсов. Договор на почту я им отправил, о санкциях за нецелевой расход благотворительных средств предупредил.

Ай, молодец какой! Благодетель! Что б мы без тебя делали!

Ну и ладно. Ну и успел первым отчитаться… Ну… Ну, не очень-то и хотелось!

– Елена Владимировна, что по вашей части?

– По нашей части, Максим Михайлович, всё как всегда, полный порядок, – с некоторым профессиональным снобизмом отчиталась я.

Мол, не то, что у дорогого Артема Денисовича, у которого договора не исполняются! У меня-то всё как часы!

У Цвирко еле заметно дернулась щека. Шпилька прошла, и я почувствовала себя отмщенной.

– Из восьмидесяти номеров заняты семь, в том числе четыре избушки. Сегодня освободятся три номера, после двух часов дня ждем заселения еще в два…

Текущие дела закрыли быстро, и Максим дал отмашку:

– Что у нас с подготовкой к гостям?

Гости, любые, хоть прибыль несущие, хоть убыток – это епархия старшего администратора, и я с готовностью отозвалась:

– Номерной фонд подготовили на выбор, кухня готова – кстати, у них там кто-то из четверых вегетарианец, имейте в виду. Администраторы предупреждены, что малый конференц-зал до конца визита держим свободным. Культурную программу с Новицким обсудили, он молодец, всё грамотно продумал и очень в нашем духе. С заповедником договорились. В смету предварительно уложились.

Маргарита Анатольевна благосклонно кивнула, принимая мой реверанс к сведению.

– К двум часам готовы принимать! – закруглила я всё вышесказанное.

На этом мое официальное участие в совещании по большому счету было логически исчерпано.

Строго говоря, мне на нем больше в принципе делать особо нечего было: старший администратор фигура, конечно, в нашем бизнесе важная, в многих отношениях вообще – ключевая, но… Старший администратор рулит здесь и сейчас, и немножко завтра, и в этом я сильна и хороша. В долгосрочные планы и стратегии развития я не умею.

– Все свободны, – закончил Елистратов совещание, когда ключевые моменты были оговорены.

Задвигались стулья, Цвирко что-то спросил у Завгородней, а я прикинула, что надо бы сейчас пробежать по гостевым домикам и расспросить все же парней по поводу комбайна.

– Елена Владимировна, задержитесь.

Главбух с юристом вышли, обсуждая свой вопрос, а я присела обратно на стул, вопросительно взглянув на любимого начальника.

– Лен, что случилось?

– Адка в больницу загремела, – мрачно призналась я.

Задаваться вопросами “откуда узнал?” да “как заметил?” я перестала уже давно. Хотя гарантию могла бы дать, что веду себя как обычно и по внешнему виду о моих неприятностях не прочитаешь.

Максим подтолкнул меня нетерпеливым взглядом – “не телись, рассказывай!”. Я поморщилась и рассказала. Во-первых, моя семья – моя персональная ответственность, конечно, но Максим сильнее, умнее и дальновиднее. Если я что-то упустила – он заметит. Во-вторых, наши с ним отношения далеко выходили за рамки рабочих.

В чем-то дружеские, а, скорее, очень близко к партнерским.

Максим внешне открыт, а на деле нелюдим и замкнут.

Из всего своего окружения безусловно доверял он только мне.

А я за него пошла бы и в огонь, и в воду, и ползком по канализационным трубам. Ни секунды не сомневаясь, что потом Макс придет и зверски накажет всех, кто загнал бедную маленькую меня в такие экстремальные условия.

По необъяснимым причинам, у нас с Елистратовым была мгновенная и обоюдная эмпатия. Сексом тут и не пахло, максимум – я могла словить эстетическое любование этой небритой рожей, когда владелец удосуживался ее побрить (вот как сегодня). Светловолосый, светлоглазый, здоровенный – красавец же! Богатырь! Просто… ну, иногда я считала Макса за еще одного своего ребенка. Иногда такое случается – ребенок под два метра ростом одного возраста с мамочкой. Чудеса природы!

И Артем Цвирко, формально стоящий вровень со мной иерархически, может хоть из шкуры выпрыгнуть, пытаясь оттереть меня от начальника, но единственное, что сумеет – утереться.

А того, кто расскажет Максиму про моду на бороды, я лично зарублю топором.

Макс, выслушав мой рассказ, зыркнул на меня исподлобья:

– Помощь нужна?

Я почесала бровь:

– Пока нет. Но если припрет, не сомневайся, обращусь.

Елистратов кивнул задумчиво, а я прикусила язык, чтобы не задать в очередной раз сакраментальный вопрос: ну, ка-а-ак?! Как ты определяешь, что с кем-то что-то не так?

Среди моих знакомых так умели двое: Макс и Адка. И если моя коза и сама не знала, как у нее это выходит, то с Елистратова, я самым дорогим чуяла, можно поиметь внятную методику. Но увы, дорогой начальник вёл себя жлобски, на вопросы морщился, утверждал, что я несу глупости и ценное умение распространять среди последователей отказывался. А жаль. Очень бы мне пригодился такой навык! Особенно с некоторыми упрямыми козами.

– У тебя еще что-нибудь есть? – мне после обсуждения веселой ночки полегчало, и я вспомнила, что у меня здесь еще и работа есть, и ее нужно работать. Удивительное дело! – Тогда я пойду.

– Подожди, – попросил Макс и отчетливо помрачнел.

– Чего? – оживилась я, потому как по мрачной физии уже догадывалась “чего”.

– Галстук мне сейчас завяжешь, – угрюмо, совсем не разделяя моего веселья, попросил шеф и ушел переодеваться, а я развеселилась уже окончательно.

Мой начальник, наделенный всеми и всяческими достоинствами исключительно щедро, в одежде предпочитал джинсы-свитера и невыносимо страдал, когда обстоятельства вынуждали его втискиваться в костюмы.

Мрачная физия – это вам не гидрометцентр, исключительно точна в прогнозах!

Загрузка...