Новобрачная поневоле

Глава 6

Харита поспешно вошла в столовую, держа в руках какой-то сверток. Увидев сидящего за столом лорда Вернема, она воскликнула:

— О, а я так надеялась прийти первой!

Он встал, улыбаясь, и она, подойдя к нему, смущенно произнесла:

— С днем рождения! А это подарок для вас.

— Подарок для меня? — удивленно переспросил он. — Откуда вы узнали, что у меня день рождения?

— Мне сказала миссис Уильямс, и я приготовила кое-что, надеюсь, вам понравится.

Лорд Вернем развернул сверток и увидел пару домашних туфель из черного бархата с его искусно вышитой монограммой и короной. Вышивка была очень красивая.

— Вы сделали это сами? — спросил он.

— Да, — ответила Харита. — Было очень трудно сделать так, чтобы вы ничего не заметили. Я хотела, чтобы подарок был сюрпризом.

— И еще каким сюрпризом! — ответил он. — Большое спасибо, Харита. Я уже много лет не получал подарков.

— И они вам нравятся… правда нравятся?

— Я буду чувствовать себя в них величественным и роскошным и буду их очень беречь, потому что вы их сделали своими руками.

Что-то в его словах заставило ее опустить глаза. Она действительно приложила немало усилий, чтобы подарить ему эти шлепанцы. Холден купил их, зная размер лорда Вернема, а миссис Уильямс научила ее вышивать золотой нитью. Харита всегда хорошо вышивала, но никогда не пыталась сделать что-нибудь для мужчины и побаивалась, что лорд Вернем сочтет их чересчур кричащими.

— Мне казалось, я слишком стар, чтобы вспоминать о своем дне рождения, но вы сделали этот день праздником.

— Но только будьте осторожны, смотрите, чтобы Бобо их не съел, — предупредила Харита. — Миссис Уильямс запирает все мои туфли в шкаф или кладет их на стул. Бобо с каждым днем безобразничает все больше.

— Он учится охотиться, — объяснил лорд Вернем, — но обещаю, что ваш чудесный подарок я буду держать подальше от него.

Харита села за стол, и лакей внес серебряные блюда.

— А теперь давайте решим, как мы отпразднуем это знаменательное событие. Я думал, мы сегодня утром прогуляем гепардов, а заодно посмотрим, как дела на одной из ферм, но, может, вы хотите чего-то еще?

— Мне бы очень этого хотелось, — ответила Харита. — И к тому же это ваш день рождения, а не мой.

— Когда настанет ваш, мы его непременно отпразднуем, — пообещал он. — И я постараюсь, чтобы мой подарок превзошел ваш. Только не могу представить, что я сумею сделать для вас.

— Женщине можно подарить много разных вещей, а вот с мужчинами гораздо труднее.

— Я думаю, когда вы узнаете меня лучше, вы обнаружите очень много вещей, которые мне необходимы, — ответил он. — Особенно от вас.

Она вопросительно посмотрела на него, не совсем понимая, о чем идет речь, но он заговорил о другом. Сразу после завтрака они поехали кататься в парк, и каждый держал гепарда на длинной тонкой цепочке.

На ферме нужно было многое посмотреть, и в аббатство они вернулись только к обеду. За едой лорд Вернем понял, что повар особенно постарался, видимо, распорядилась Харита. После обеда они вышли на террасу.

Два кресла стояли рядом, и, усадив в одно из них жену, лорд Вернем опустился в соседнее. В этот момент на террасе появился лакей с запиской на серебряном подносе.

— Что это может быть? — удивился лорд Вернем.

Он прочитал записку и нахмурился.

— Что такое? Что случилось? — спросила она.

— Это от человека, который возглавляет работу по восстановлению северной фермы. Он пишет, что от сырости и запущенности одна из главных стен дома рухнула. Мне придется поехать туда и посмотреть, что можно сделать.

— Я поеду с вами?

Лорд Вернем на мгновение заколебался, но ответил:

— Мне кажется, вы сами согласитесь, что на сегодня поездили верхом вполне достаточно. Я поеду один и постараюсь вернуться как можно быстрее.

Она была разочарована, но должна была согласиться, что действительно устала. Хотя с того времени, как она упала в колодец прошла почти неделя, у нее на спине еще были видны синяки, сменившие те, что остались после побоев отцом.

— Пусть оседлают Блэк Найт, — распорядился лорд Вернем.

— Будет сделано, милорд, — ответил лакей.

Харита знала, что Блэк Найт самая быстрая лошадь в конюшне. Его купили совсем недавно, и если бы она поехала с мужем, ее лошадь по скорости и выносливости явно уступила бы этой. Больше того, на Кингфишере ехать сейчас было бы невозможно, потому что его хорошенько выгуляли после обеда.

— Хорошо, я останусь дома, — вздохнула она, но глаза ее говорили яснее слов.

— Когда я вернусь, — пообещал лорд Вернем, — я прочитаю вам рассказ про любовь двух слонов.

— Двух слонов? — удивилась Харита.

— Я написал его после того, как мне рассказали одну историю.

— Сами написали рассказ?

Лорд Вернем улыбнулся:

— Я открою вам одну тайну. Я уже давно собираюсь написать книгу о животных.

— Как интересно! — воскликнула Харита. — Мне бы так хотелось, чтобы вы почитали мне эту книгу!

— Я ее пока не закончил. Есть еще много интересных историй о преданности животных, которые непременно нужно записать. Возможно, они помогут людям лучше понять животных. — Он помолчал и добавил: — Признаться, я думал, что мы могли бы сделать это вместе.

— Мне еще никогда не предлагали делать такое интересное дело! — обрадовалась Харита. — Пожалуйста, возвращайтесь поскорее и прочитайте мне про слонов.

— Их звали Ханс и Парки, — сказал лорд Вернем, — и они так любили друг друга, что когда Ханс умер, Парки стала угасать на глазах. Через год она умерла, и никто не сомневался, что она умерла от разбитого сердца.

— Я хочу узнать про них все-все.

— Тогда я буду очень спешить, раз знаю, что вы меня ждете.

С этими словами лорд Вернем поцеловал жене руку. Когда он поднял голову и посмотрел ей в глаза, Харита без слов поняла, что он хочет ей что-то сказать. Она не поняла, что именно, но почувствовала странное волнение. Когда он ушел, Харита осталась на террасе одна с Бобо, спавшим у нее под креслом, и взяла его на руки. Он уже заметно подрос и, хотя его голова и лапы все еще были непропорционально большими, стал очень красив. У него появилась привычка склонять голову набок, когда Харита разговаривала с ним, и внимательно слушать. Ей это казалось просто очаровательным.

— Как было бы хорошо, если бы мы могли с ним поехать, — с сожалением вздохнула она.

Бобо немного подумал, потом попытался отгрызть пуговицы с ее платья. Харита лишила его этого удовольствия, перевернув кверху лапами. Она стала чесать львенку животик, он это очень любил.

— Я тебя порчу, — говорила она. — Ты уже слишком большой, чтобы с тобой так нянчиться. Скоро тебе придется самому о себе заботиться.

И все же Бобо был еще слишком мал и быстро уставал. Скоро он уснул у Хариты на руках, и она машинально поглаживала малыша, глубоко погруженная в собственные мысли.

Она думала о лорде Вернеме, пыталась догадаться, понравится ли ему именинный торт, который она велела испечь для него. Если он столько лет не получал подарков, то и именинных тортов у него тоже наверняка не было!

Она услышала, как на террасу вышел лакей.

— Мистер Теобальд Мур, миледи! — объявил он.

Харита испуганно оглянулась и увидела подходящего к ней отца.

— Добрый день, Харита. Насколько я понимаю, ты одна. Ну что же, прекрасно! У нас есть возможность поговорить.

— Я не ожидала… видеть тебя… папа.

Харита хотела было встать, но он положил ей руку на плечо.

– Не вставай. Я вижу, ты удобно устроилась, несмотря на это существо у тебя на коленях.

— Это львенок, папа.

— Я так и понял. Твой муж говорил, что собирается завести здесь, в аббатстве, зверинец, но я не предполагал, что он будет держать диких зверей прямо в доме.

— Бобо еще совсем маленький, и нам пришлось выкармливать его самим, чтобы он не умер.

— Ты знаешь мое мнение по поводу домашних животных, — холодно произнес Теобальд Мур, — Я вовсе не намерен тратить время на их обсуждение, предпочитаю говорить о тебе, Харита.

— Обо мне?

— У меня есть для тебя интересные новости.

— Какие же?

— Я только что вернулся из Лондона — смотрел, как идет ремонт и восстановление Вернем-Хауса.

Она удивленно посмотрела на отца.

— Там последний лорд Вернем и его сын жили, когда уезжали из аббатства. Он не принадлежал к майорату, и я купил его несколько лет назад, но работа там предстоит немалая.

Харита промолчала, и Теобальд Мур продолжал:

— Я думал о твоем будущем и представлял воспроизведенный Вернем-Хаус, как интересно мы будем проводить с тобой там время.

Харита с недоумением смотрела на него.

— Но я не понимаю, папа… Альварик не любит… Лондон.

— Я могу это понять, — ответил Теобальд Мур. — Он всегда жил за границей и несомненно собирается делать это и дальше.

— Но мне кажется… — неуверенно начала Харита, — что мой муж собирается… жить здесь. Он любит аббатство.

Говоря это, она посмотрела на отца, и ей показалось, что он недоверчиво усмехается.

— Моя дорогая Харита, — ответил он, — ты слишком молода и наивна. Конечно, сейчас твоему мужу нравится здесь, в аббатстве. Кто же откажется потратить такую огромную сумму, чтобы вернуть этому дому былое великолепие — но тебе никогда не приходило в голову: а что же будет, когда работы закончатся? — Он не стал дожидаться ответа и продолжал: — Как только все будет закончено, а у него родится наследник, я совершенно уверен, что мой зять снова отбудет за границу. Путешественник всегда остается путешественником. И Вернем не будет исключением!

— Ты хочешь сказать… что он оставит меня?

— Ну разумеется, не официально. Он, конечно, будет время от времени возвращаться, чтобы дать тебе еще одного ребенка, он должен иметь много сыновей, которые займут его место после его смерти.

— Его дядя сделал ошибку, обзаведясь всего одним, — прищурившись заметил Теобальд Мур. — Не думаю, что твой муж будет так же глуп и второй раз поставит под угрозу наследование титула.

Говоря это, он не смотрел на дочь, иначе заметил бы ужас в больших глазах Хариты.

— Я хочу сказать, — продолжал Теобальд Мур, — что когда это случится, ты займешь свое законное место в обществе. И я буду рядом, чтобы помогать и направлять тебя. Я думаю, в великолепных парадных комнатах Вернем-Хауса мы сможем создать Салон, в котором с удовольствием будут собираться лучшие умы общества.

Как всегда, когда с ней разговаривал отец, Харита почувствовала, что теряет способность думать самостоятельно. Он словно гипнотизировал ее, а то, что он говорил, было настолько ужасно, казалось, это случится вот-вот.

— Я всегда хотел встретиться и побеседовать с некоторыми людьми, — говорил Теобальд Мур, — но у меня не было возможности познакомиться с ними, потому что меня не допускали в их круг. — Б его голосе звучало возбуждение. — Но когда мы с тобой поселимся в Вернем-Хаусе, все изменится.

— Н-но папа… я не хочу в Лондон… и я не верю, что Альварик оставит меня… или аббатство.

Теобальд Мур бросил на дочь взгляд, полный презрения.

— Неужели ты всерьез думаешь, что можешь удержать такого мужчину? Что ты можешь предложить ему кроме денег — которые уже и так принадлежат ему? — Он неприятно засмеялся.

— Всем Вернам нравятся женщины, и они нравятся женщинам, и я легко могу представить себе тех экзотических райских птиц, с которыми твой муж общался на Востоке.

Харита издала испуганное восклицание, и он жестоко продолжал:

— Я видел лицо Верна во время свадьбы и знал раньше, когда говорил, что он должен жениться на тебе или дать аббатству окончательно разрушиться, что сама мысль об этой женитьбе казалась ему отвратительной. Смотри правде в глаза, а еще лучше — оставь все мне, я сам позабочусь о тебе, как делал это всегда.

Харита чувствовала себя раздавленной и была не в состоянии сопротивляться. Слова отца больно ранили ее. Она уже представляла себе, как Альварик покидает ее, уезжает за границу, возможно, забирает с собой животных, потому что без него им будет одиноко.

А ее оставят.

Как сказал отец, лорд Вернем не захочет ее и вернется к прекрасным иностранкам, которые его привлекают и которых он, несомненно, любил. Почему-то до этого момента она никогда не задумывалась о роли женщин в его жизни.

Теперь она поняла, какой была глупой и невежественной, если могла не понять, что мужчина в возрасте Альварика, такой красивый, сильный и привлекательный, имел за свою жизнь множество женщин.

Он, казалось, искренне хотел быть ее другом, но не предложил свою любовь. И в конце концов, как сказал отец, почему он должен ее любить?

Мысль о браке казалась ему не менее отвратительной, чем ей самой, и вполне возможно, что он обращается с ней так только потому, что добр, и понимает, как необходима ей эта доброта.

— Теперь ты замужняя женщина, — говорил Теобальд Мур, — и мне не нужно разговаривать с тобой, как с глупой девчонкой. Надо видеть жизнь такой, какая она есть, а не такой, как ее изображают в дурацких романах.

Он помолчал и продолжал:

— Вернем оставит тебя, возможно через год, и тебе придется строить собственную жизнь. То, что я предлагаю, будет очень интересно и откроет все двери, которые в прошлом всегда оказывались закрытыми.

В его голосе зазвучали знакомые Харите нотки. Так он раньше говорил о том, что она станет хозяйкой аббатства Вернем, титулованной леди. Теперь, достигнув своей первой цели, он желал идти дальше.

Она ясно представляла себе ту жизнь, которую, по его мнению, они должны будут вести в Лондоне: посещать блестящие балы и ассамблеи, давать роскошные приемы, на которых она, робкая и испуганная, будет вынуждена играть роль хозяйки. Все ее существо отчаянно возражало против этого, но, спрашивала себя Харита, если то, что говорит отец, окажется правдой и она останется совсем одна, сможет ли она жить в аббатстве без Альварика, ведь даже Бобо не будет рядом, чтобы утешить ее.

Но разум подсказал ей спасительный выход, хотя бы на время. Отец сказал, что муж не оставит ее, до тех пор как она не родит наследника, но пока это было совершенно невозможно. Харита немного приободрилась. Во тьме вспыхнул, пусть совсем слабый, лучик света. Словно догадавшись о ее мыслях, Теобальд Мур сказал:

— Особой спешки, разумеется, нет. До следующего года это невозможно. Ты беременна?

Вопрос прозвучал для Хариты, как пистолетный выстрел. Она была слишком напугана, чтобы сказать ему правду, лишь покраснела и опустила глаза.

— Конечно, еще слишком рано, чтобы быть уверенным, — заметил мистер Мур. — Но тебе лучше позаботиться о том, чтобы было кому все это унаследовать. Все эти работы обошлись тебе очень недешево.

— Это теперь… деньги Альварика.

Харита произнесла это очень тихо, но с вызовом в голосе. Теобальд Мур расхохотался:

— Как истинный Вернем, он об этом позаботился! Но твои нужды я вполне могу обеспечить, а если это будет касаться моих планов на будущее, я выпишу тебе чек на любую сумму.

Харита понимала, что он ждет от нее благодарности, но слова не шли с губ.

Отец недовольно заговорил, словно желая дать ей почувствовать свою вину:

— Надеюсь, ты сама понимаешь, что мне следует предложить какое-то угощение? Я вижу, около тебя есть колокольчик. Неплохо было бы им воспользоваться.

— Д-да… папа… конечно… извини. Она позвонила в стоявший на столе золотой колокольчик, и тут же появился лакей.

— Что бы ты хотел выпить? — спросила она отца.

— Днем я не пью ничего, кроме шампанского, — ответил Теобальд Мур.

Отец и дочь сидели молча, пока на террасе не появился дворецкий в сопровождении двух лакеев. Один нес поднос с двумя бокалами, другой — ведерко со льдом, в котором стояла бутылка шампанского.

Дворецкий появился спустя лишь несколько мгновений, и Харита поняла, что, должно быть, все было готово заранее. Она подумала, что оказалась очень невнимательной и даже не предложила чего-нибудь выпить ее первому посетителю. Ее приводила в ужас одна мысль о той роли, которую уготовил ей отец, — быть хозяйкой в лондонском доме. Как может она справиться с этим? Ей было страшно даже подумать о будущем без Альварика, без его доброты, заботы, без его дружбы.

Потом перед ее глазами почти как живые возникли женщины, о которых говорил отец; женщины, так непохожие на нее саму: с длинными черными волосами, огромными блестящими тазами, красивые, страстные, ждущие.

Разве возможно, чтобы после них он хоть на мгновение заинтересовался кем-то таким маленьким, таким робким и незначительным, как она?

Но она была так счастлива, так счастлива эти последние дни, что совсем забыла страх и неуверенность. Но оказалось, что и сейчас, как и до ее замужества, страх перед отцом полностью парализует ее волю, лишает сил сопротивляться ему.

Однажды Харита сделала такую попытку, убежала из дома из страха перед замужеством, и сейчас она заново пережила страдания, которые перенесла, когда ее избил отец. Ее мучила не только физическая боль, но и чувство унижения, такое сильное, что она едва не теряла сознание. Она снова услышала свои рыдания, когда кто-то, вероятно отец, отнес ее в спальню и бросил на кровать. Она была уже не в состоянии кричать, только плакала до тех пор, пока мисс Доусон не дала ей успокоительного, но даже во сне она видела себя в слезах, а проснувшись, поняла, что это правда.

«Я не могу бороться с отцом», — сказала она себе сейчас.

Она не смела даже смотреть на него, сидящего рядом и потягивающего шампанское с усмешкой, делавшей его лицо еще более зловещим и пугающим, чем гнев.

Он допил шампанское, поставил бокал и встал.

— Я оставляю тебя, — сказал он. — Подумай о том, о чем я говорил. Тебе нужно продолжать учебу. Не запускай свой французский — он очень важен для светской дамы, интересующейся политикой. И следи за текущими событиями. Я полагаю, вы получаете «Таймс» и «Морнинг пост»?

— Наверно… да.

Она вспомнила, что после приезда в аббатство ни разу не читала газеты, хотя знала, что Альварик делает это регулярно.

— Видимо, мне придется составить список того, чем тебе следует заниматься, а к нашей следующей встрече я подготовлю вопросы, чтобы убедиться, что ты читаешь не меньше, чем дома, и именно то, что необходимо.

Теобальд Мур пренебрежительно взглянул на дочь и резко произнес:

— Твои учителя всегда говорили, что ты умна. Ну что же, для того, чтобы играть ту роль, которую я тебе предназначил, тебе понадобится весь твой ум.

— Д-да, папа, — дрожащим голосом с трудом произнесла Харита.

— И первое, что ты должна сделать, — он бросил взгляд на Бобо, — избавиться от этого неприятного и опасного животного. Если он тебе нравится, можешь держать его в клетке и пусть им занимаются слуги, но никаких личных контактов. Это приказ!

— Д-да, папа.

Она была вынуждена согласиться. Было невозможно возражать ему.

Не дожидаясь пока она встанет с кресла, Теобальд Мур повернулся и вошел в дом. Харита знала, что должна пойти следом, проводить до дверей и помахать рукой на прощание, но не могла двинуться с места.

Вместо этого она взяла на руки Бобо и прижалась к нему лицом.

— Ох, Бобо… Бобо… что же мне делать? — прошептала она.

И слезы полились ручьем.

Возвращаясь домой, лорд Вернем заставлял Блэк Найт бежать так быстро, как тому еще не доводилось. Ему пришлось провести на Северной ферме гораздо больше времени, чем он предполагал, и он понимал, что Харита уже волнуется, почему он так долго задержался и не случилось ли с ним несчастье.

Ему так хотелось снова увидеть ее. Если бы он знал, что задержится так надолго, то отложил бы поездку до завтра, и они смогли бы поехать вместе.

Действительно, от сырости и отсутствия присмотра, несущая стена фермы рухнула, и теперь речь шла не о ремонте, а о строительстве дома заново. Это придется сделать, но обойдется такое строительство недешево, а рабочие не могут менять планы без его распоряжения.

Когда в половине шестого вечера они галопом примчались в аббатство, Блэк Найт был весь в пене.

«Надеюсь, Харита не стала меня дожидаться», — подумал он.

Войдя в дом, лорд Вернем спросил у одного из лакеев:

— Где ее милость?

— Она в Длинной галерее, милорд.

Лорд Вернем стал подниматься, перешагивая через ступеньку. Ему только хотелось, чтобы Харита с таким же нетерпением, как он, ждала их встречи. Он чувствовал себя мальчишкой, влюбленным первый раз в жизни, все мысли его были заняты женой.

Длинная галерея была одним из самых красивых помещений дома. В середине одной из стен находился огромный средневековый камин из камня, а перед ним два больших дивана. На стенах висели портреты Вернов, знамена, захваченные ими в битвах, а также коллекция бесценного фарфора, хранившаяся в аббатстве уже два века.

Харита одиноко сидела на одном из диванов, перед ней на столике был накрыт чай: серебряные чайники на красивом подносе, фарфоровые чашечки и блюда с самыми разнообразными лакомствами. Рядом со всем этим лорд Вернем сразу заметил большой именинный торт, на котором розовой глазурью были написаны его имя и возраст.

— Извините меня, Харита. Я постарался вернуться как можно быстрее, но дела на ферме оказались гораздо хуже, чем я ожидал.

Он подошел к ней поближе, и выражение его лица изменилось.

— Что случилось? — быстро спросил он. — Чем вы расстроены?

На мгновение он было решил, что умер Бобо. Он не мог даже предположить, что еще способно привести ее в такое состояние.

— Ничего… Я очень рада… что вы вернулись, — безразличным тоном проговорила Харита.

Лорд Вернем сел рядом и взял ее за руку.

— Но вас что-то беспокоит, и я хочу знать, что именно.

В ответ она лишь покачала головой и отвернулась. Губы ее дрожали.

— Но вы должны сказать мне, — настаивал лорд Вернем. — Когда я уезжал, вы были веселой. Неужели вы рассердились на меня за то, что я не смог вернуться так скоро, как обещал?

— Н-нет… нет, не поэтому.

— Так почему же?

Он подумал, что она так и не ответит, но Харита все же с трудом произнесла:

— П-папа… заходил… навестить меня.

Лорд Вернем замер. Этого он не ожидал.

— Ваш отец? Что же он мог сказать, чтобы так вас расстроить?

— Я не могу… сказать вам.

— Но вы должны сказать.

Тут он заметил слезы в ее глазах и понял, что выбрал неверный путь. Инстинкт, к которому он всегда прислушивался, подсказал, что она напугана. Одного взгляда, брошенного на жену, было достаточно, чтобы понять, что она в такой же панике, как в день их свадьбы.

Но что же напугало ее?

Она же не может не понимать, что теперь, когда она замужем, отец больше не имеет над ней никакой власти. Однако было ясно одно — Харита не хочет открыть ему причину страха.

Сделав над собой усилие, лорд Вернем весело произнес:

— Торт! Вы действительно заказали для меня именинный торт? По-моему, в последний раз он у меня был, когда я учился в Итоне.

— Я… я надеялась… что вам понравится.

— Он просто чудесный. Я уверен, что повар будет очень разочарован, если мы его не разрежем.

Он встал, разрезал торт и положил по куску себе и Харите.

Усевшись на место, лорд Вернем почувствовал, как кто-то трется об его ногу, и увидел Бобо. Нагнувшись, он погладил львенка и сказал:

— Я сердит на Бобо, что он не заботится о вас как следует, пока меня не было дома. Иначе у вас не было бы такого горестного выражения лица, а меня бы ожидала такая встреча, к какой я уже привык.

– Извините… — пробормотала Харита, наливая мужу чай.

Ему показалось, что она вот-вот расплачется.

— Чай не слишком крепкий? — обеспокоенно спросила Харита.

— Согласен на любой. Я понимаю, что он стоит довольно давно.

— Я думала… вы вернетесь… в половине пятого.

— Ваш отец не остался к чаю?

— Нет.

— Зачем он приезжал?

— Он был… в Лондоне.

— Он просил что-нибудь мне передать?

— Нет.

Она усложняет ситуацию, подумал лорд Вернем, понимая, что Харита делает это не нарочно. Случилось что-то, превратившее ее из веселой, улыбающейся женщины, которую он оставил дома после обеда, в то испуганное существо, которое сидело перед ним.

Лорд Вернем украдкой посмотрел на жену и понял, что уже видел это выражение лица и надеялся больше никогда не увидеть.

Он попробовал торт и снова положил на тарелку.

— Как вкусно! У вас есть еще для меня сюрпризы?

— Боюсь… что нет.

— Тогда, может быть, хотите послушать о моей новой книге? По дороге домой я думал, что вам должна очень понравиться история про двух слонов, которые так преданно любили друг друга.

Харита вскочила.

— Нет! — крикнула она. — Я не могу слышать… о них… сегодня… только не сегодня!

Она закрыла лицо руками, повернулась и выбежала из Длинной галереи прежде, чем он успел остановить ее.

Только оставшись один, он в первый раз в жизни почувствовал желание убить человека и подумал, как Теобальду Муру повезло, что его сейчас здесь нет.

Харита лежала в постели, переворачиваясь с боку на бок, и никак не могла заснуть. Она винила себя, что испортила мужу день рождения. Испортила то, чего ждала с таким нетерпением, и просто потому, что не смогла преодолеть ужас, внушенный отцом. Одно дело говорить себе, что предсказанное отцом не случится еще целый год или больше. И совсем другое — думать, что Альварик оставит ее, как говорил отец, и вернется к тем женщинам, которых он любит и которые любят его. Это было просто невыносимой мукой.

«Как я смогу это пережить? Как смогу отпустить его?» — спрашивала себя Харита, и от боли, которую причиняла одна эта мысль, ей хотелось плакать.

— Я хочу, чтобы он остался со мной… я хочу его…

Вдруг она остановилась.

Пришедшая в голову мысль заставила ее сесть на кровати.

Словно вспышка молнии, словно ее мысль была написана огненными буквами на темной стене, она поняла, чего хочет.

Она хочет, чтобы ее муж любил ее.

До этого момента — только теперь она поняла, как была глупа, — ей даже в голову не приходило, что она хочет от мужа не дружбы, а любви.

«Я люблю его!» — с изумлением сказала себе Харита, поражаясь, какой слепой она была, какой глупой и как могла не понять этого раньше.

— Я люблю его! Я люблю его!

Она произнесла эти слова вслух, не веря, что действительно произносит их. Словно яркий свет озарил вдруг окружавшую ее тьму, и все стало совершенно ясно.

Она любила лорда Вернема, даже когда боялась его, любила за доброту и сочувствие, которые он проявил, когда спас ее из озера. И с каждым днем любила его все больше и больше.

Она доверяла ему, потому что от него исходили сочувствие, понимание и чувство безопасности, защищенности, которых она никогда не знала.

И все это время чувство, которое она испытывала, которое росло в ней, пока не заполнило всю целиком, было любовью! Она не понимала, что любовь может быть такой — счастье и мука одновременно — потому что она боялась потерять его. Ей вдруг пришло в голову, что, хотя она любит его, он ее никогда не полюбит.

Что она может предложить ему? Чем может быть для него, кроме докучного дикого зверька, который не делает то, чего от него хотят?

Чувства, переполнявшие Хариту, были такими удивительными. Она встала, зажгла свечи возле кровати, а потом на туалетном столике. Ей хотелось посмотреть на себя в зеркало, узнать, изменила ли ее любовь и есть ли в ней что-то, способное привлечь человека, за которого она вышла замуж.

"Если бы только я была красивой», — подумала она, и увидела, как Харита в зеркале с отчаянием взглянула на нее. Она беспокойно заходила по спальне, а спавший под кроватью Бобо проснулся и с удивлением взирал на всегда такую тихую хозяйку.

Но Харита его не замечала.

Она вся была охвачена новыми, необычными ощущениями и казалась себе совсем не той, что прежде.

«Я люблю, — с удивлением сказала она себе, — люблю и хочу его. Я хочу быть с ним… хочу, чтобы он… целовал меня».

На мгновение такие мысли испугали ее, потом она вспомнила, как Альварик целовал ей руку, и подумала — неужели ему никогда не хотелось поцеловать ее в губы.

— О Альварик! Я люблю тебя!

Ей казалось, что ее чувства летят к нему в соседнюю комнату, и в этот момент раздался стук в ее дверь. Это была наружная дверь, ведущая в коридор, и, мгновение поколебавшись, она открыла ее. За дверью стоял Холден.

— Что случилось, Холден? — спросила Харита.

— Прошу прощения, что побеспокоил вас, миледи, — ответил Холден. — Я направлялся к его светлости, но у него свет уже погашен, видимо, он спит.

— Не беспокойте его, — сказала Харита. — У его светлости был сегодня трудный день, и он устал.

— Я так и подумал, ваша милость, но решил, что мне лучше сказать вам о том, что случилось, а уж вы потом передадите его милости.

— Что же случилось?

— Это только предупреждение, но нам сообщили из деревни, что из цирка, направляющегося в Сент-Олбенс сбежал лев.

— И вы думаете, что он может появиться здесь?

— Все может быть, тем более что у нас тоже есть львы. Но я надеюсь, миледи, я очень надеюсь, что этого не случится.

— Почему?

— Потому что он опасен. Он покалечил своего дрессировщика и еще двоих, пытавшихся помешать ему сбежать. — Холден. помолчал и значительно добавил: — Говорят, он убийца и должен быть застрелен как можно скорее.

— Это звучит пугающе! — воскликнула Харита.

— Вот поэтому я и решил, что его милость должен знать, но я не стану его беспокоить. Если он проснется, миледи, передайте ему это.

С этими словами Холден протянул Харите ружье.

— Его милость пользовался им в Африке. Только будьте осторожны, оно заряжено.

— Да, разумеется, я передам его милости ваши слова.

— Благодарю вас, ваша милость. Простите, что побеспокоил.

— Ничего страшного, Холден.

Харита закрыла дверь и прислонила ружье к столику возле кровати.

Холден правильно сделал, что не стал будить хозяина.

Их ужин прошел уныло, большей частью в молчании, потому что она не могла разговаривать естественно, хотя лорд Вернем и пытался заинтересовать ее разговором.

— Я пойду спать, — печально сказала она, когда они перешли в гостиную.

Ей очень хотелось остаться с ним, но она боялась, что не выдержит, окажется слишком слабой и расскажет обо всем, что говорил отец.

Ей не хотелось подавать лорду Вернему эту идею — а вдруг он решит уехать раньше, чем предсказал ее отец? Она твердила себе, что должна молчать, но было так трудно, почти невозможно, сидеть рядом с ним и не рассказать, как тревожит ее будущее.

Она пробыла у себя в комнате всего час, когда услышала, что он тоже поднялся к себе. Харита слышала, как он ходил по комнате, потом лег и потушил свет. Только тогда она попыталась уснуть и не смогла.

Теперь она задула свечи и посмотрела под дверь, соединяющую их спальни.

«Если там горит свет, — сказала она себе, — будет повод зайти к нему».

Она помнила, как он был добр, когда они с Бобо испугались грозы. Интересно, что он сделает, если она заберется к нему в постель и попросит обнять ее? При этой мысли ее охватила легкая дрожь. Потом сердце замерло при мысли, что он приласкает ее не потому, что хочет, а просто потому, что добр.

— Я хочу, чтобы он любил меня! — снова и снова повторяла Харита, глядя на разделявшую их дверь.

Лорд Вернем проснулся с быстротой человека, привыкшего к опасности. Он понял, что разбудил его рев львов в вольере. Это было странно, потому что с самого приезда в свой новый дом они вели себя очень тихо.

Сейчас же они издавали очень странные звуки, и лорд Вернем подумал, что они чем-то встревожены, что они не только ревут, но и рычат. Он не мог понять, что так рассердило львов.

Вряд ли в парке ночью будет ходить кто-то чужой, но если это так, то Белла наверняка забеспокоится и будет готова защищать своих детенышей. Все таки нужно выяснить, что же там случилось.

Он соскочил с кровати, зажег свечу, достал рубашку и брюки и поспешно натянул их.

Зная, что земля сухая, он сунул ноги в бархатные туфли, подаренные ему Харитой на день рождения, осторожно открыл дверь спальни и поспешил вниз.

Ему было проще выйти из дома в нужную сторону, открыв одну из стеклянных дверей, которые вели на террасу. Выйдя из дома, он услышал еще более яростный рев львов и поспешно направился через лужайку к мосту, перекинутому через озеро в конце сада.

Светила полная луна, бросая на гладь озера таинственный серебристый свет, и все вокруг было видно как днем. В другое время лорд Вернем непременно остановился бы и полюбовался этой красотой, но сейчас он спешил, потому что, чем ближе он подходил к львам, тем яснее становилось — происходит что-то необычное.

Белла яростно рычала, и он понял, что она не только сердится, но и готова защищаться. Если кто-то войдет в вольер, она, несомненно, бросится и убьет его.

Лорд Вернем почти бегом пересек мост, и теперь рев львов был почти оглушающим. Аякс тоже ревел, и разбуженные львами гепарды присоединились к общему хору.

Он подошел к воротам и по яростному рычанию Беллы понял, что сначала должен подать голос, иначе львы могут наброситься на него.

— Белла! — позвал он. — Аякс! Что вас так расстроило?

При звуке его голоса Аякс перестал реветь, а Белла хотя и продолжала рычать, но уже гораздо тише.

— Идите сюда! Идите ко мне, — позвал лорд Вернем. — Идите и расскажите, что случилось. Успокойся, Белла. Никто тебя не тронет. Что вас так рассердило?

Пока он говорил, Аякс подошел к нему, но Белла, яростно рыча, продолжала стоять перед деревянным домом, где, видимо, были ее детеныши.

— Что такое? — спросил лорд Вернем.

С этими словами он хотел уже открыть ворота, но заметил какое-то движение в густых кустах справа от него.

— Кто там? Что вы делаете? — громко спросил он.

В кустах опять кто-то шевельнулся, но в тени невозможно было разглядеть, кто именно устроил такой переполох.

— Выходите и дайте мне на вас посмотреть, — приказал лорд Вернем.

К этому времени Аякс подошел к воротам и издал низкий рык. В кустах снова послышался шорох, и вдруг на залитую лунным светом поляну вышел большой лев.

Он был старый, грязный, но явно опасный. Мгновение лев стоял неподвижно, потом стал крадучись приближаться. Лорд Вернем понял, что лев движется к нему, готовясь к последнему прыжку. Он стоял, словно окаменев, все тело напряжено, и наблюдал за львом, прекрасно понимая, что заговорить с ним бесполезно, это может только подтолкнуть зверя к еще более быстрым действиям.

Слишком поздно он осознал, что прийти сюда вот так, безо всякого оружия — поступок поспешный и непрофессиональный; но он и подумать не мог, что опасность ожидает его в тихом парке, за пределами вольера.

Аякс сердито рычал, а лев подкрадывался все ближе и ближе к лорду Вернему. Все его худое тело было напряжено, каждый мускул готов к убийству.

Лорд Вернем затаил дыхание, прикидывая, как быстро он сумеет отскочить в сторону, понимая, что единственный шанс избежать когтей льва — воспользоваться той долей секунды, пока тот будет в воздухе.

Он подумал, что даже если не будет убит, то уж искалечен наверняка, но в этот самый момент раздался громкий выстрел.

Он прозвучал откуда-то сзади и от неожиданности показался просто оглушительным. Уже прыгнув, лев рухнул на землю.

Мгновение лорд Вернем завороженно смотрел на дергающееся тело, понимая, что еще никогда не был так близко к смерти, и не мог поверить, что он невредим, а опасность позади.

Но тут ружье полетело к его ногам, а руки Хариты обвили за шею. Дрожащими губами она отчаянно целовала его лицо.

— Я подумала… он убьет вас! — повторяла она снова и снова.

Удивленно, словно во сне, лорд Вернем обнял ее. Звук выстрела все еще стоял у него в ушах.

Потом он склонился к ней в долгом поцелуе.