Обычная магия 2

Безумная пятница

21 января

Спасённая от придорожня девушка, Маргарита, повадилась заезжать к ним каждый день. Привозила то китайскую еду в коробочках, то пиццу, то роллы, то пончики, а как-то притащила огромного запечённого гуся — захотелось и всё тут.

Каждый раз — новый наряд, новая сумочка, новая причёска. От неё приятно пахло духами, и даже Руслан понимал, что дорогими. Красивая, но вздорная и капризная, Марго ему не очень нравилась. Ничего плохого она, однако, не делала, так что он держал своё мнение при себе.

Вот и сегодня Марго снова заявилась и опять заняла его место. Но Руслан едва на неё глянул. Потому что на стуле напротив Бьёрна восседал незнакомый крепкий мужчина лет пятидесяти, а из спины у него торчали чёрные отростки и полупрозрачные ломаные перья. Справа от мужчины стоял рослый парень, но на него Руслан даже не посмотрел: отростки и перья интересовали его куда больше.

— А это мой помощник, Руслан, — сказал Бьёрн. — Знакомься, этот отец Марго, Виктор Семёнович Подольский.

Неужели тот самый? Да, точно: и в газетах его фотографии появлялись, и по телевидению он выступал. Подольский — владелец постоянно расширяющейся сети магазинов и, кажется, какой-то городкой политик.

Руслан хотел поздороваться, но мужчина отмахнулся не глядя и уточнил:

— Так что, точно едешь?

— Еду, — кивнул Бьёрн. — И Руслан со мной.

— Да чёрт с ним, пусть едет. Лишь бы дочке не мешал. Завтра в шесть вас заберу.

Он тяжело поднялся. Руслан продолжал сверлить взглядом его спину: теперь между отростков ему мерещилось какое-то движение. Он прищурился и с изумлением разглядел букву “я”, отчётливо прорисовавшуюся на чёрном месиве. Буква тут же исчезла, а чернота зашевелилась как болотная жижа, густо и неприятно.

— Марго, пошли. Толик, за мной!

Мужчина развернулся и, не удостоив Руслана ни взглядом, ни жестом, вышел. Рослый парень, вежливо и, кажется, немного виновато кивнув Руслану, тенью проследовал за Подольским.

Марго встала со стула и капризно сказала:

— А раньше папа меня баловал. А в последнее время дурит. И вот сейчас — как собачке: “пошли!” Фу! Но я очень рада, что ты едешь, Бьёрн! Ой, Русланчик, привет, кстати!

Дверь приоткрылась, и в проёме показался парень, сопровождавший Подольского:

— Извините, Маргарита Викторовна, Виктор Семёнович ждёт...

— Да иду я!

Едва дверь за Марго закрылась, Руслан спросил:

— Что это было? На спине у Подольского? Почему на этой штуке буквы?

Бьёрн хищно потянулся и сказал:

— О, уже буквы видны? Самое время изгонять эту тварь. Это чёрная инсания. Её изводить надо обязательно. Она подселяется в человека с характером, волевой чтоб был, решительный, смелый, потом питается сильными эмоциями: злостью там, завистью, множит их и сама растёт. А как вырастет, так и трындец человеку. И всем вокруг заодно. Инсания заставляет человека убивать.

Руслан поёжился.

— Но ты же знаешь, как её изгнать?

Бьёрн кивнул:

— Знаю. Только времени надо много. И чтоб свидетелей не было. Так что турбаза за городом как раз подойдёт.

— Турбаза? Это туда мы едем?

— Ага, Подольский нас пригласил. Ну, меня то есть. Мол, все уши дочка прожужжала: Бьёрн то, Бьёрн сё, вот и решил познакомиться. Дурь, конечно. Но инсанию упускать — плохая идея.

— А откуда эта инсания берётся? И почему название такое странное?

— Это “безумие” по латыни, — хмыкнул Бьёрн. — А берётся откуда — вопрос хороший. В наших краях она не водится. Кто-то привёз этому Виктору Семёнычу подарок из Европы. Она в Италии водится, в Греции. Ладно, надо собираться. Я за инструментами. Ты мне нужен будешь, понял? Так что едешь.

— Конечно!

Вот не везёт Маргарите, подумалось Руслану, сначала придорожень, теперь эта инсания.

22 января

...Подольский оказался пунктуальным: на следующий день его человек зашёл в офис ровно в 18.00 и сообщил, что Виктор Семёнович ждёт их. Когда они вышли, на парковке стоял чёрный “мерседес”, дорогой и пафосный, как в кино. Рядом — маленький красный “фиат” со смешными круглыми фарами. У “фиата” красовалась в коротенькой шубке Марго, которая заявила, что парни поедут с ней.

Подольский вылез из “мерса” и буркнул:

— Чёрт с вами, езжайте. Я тут задержусь.

Руслан с ужасом уставился на мужчину: из его спины теперь не перья торчали, а высовывалось нечто огромное, полуметровое. Ломаные линии никак не складывались в единое целое, так что Руслан даже описать это нечто не мог. Будто кто-то нарисовал карандашом существо, а потом этим же карандашом сильно-сильно заштриховал. И теперь видны были только тёмные линии, по которым то и дело пробегала дрожь.

Руслан моргнул, и движение на линии сложилось в слова.

“Ты никому не нужен. Ты не справишься. Ты совсем один”.

Он тряхнул головой — видение исчезло. Никаких букв, просто монстр, растущий из спины человека.

— Толик, — велел Подольский, — купи-ка сигарет.

— Папа, ты же бросаешь!

— Закрой рот!

Марго вздёрнула подбородок и, хлопнув дверцей, села в свою машину.

— Садитесь живо, а то будет моя дурочка ныть всю дорогу.

Руслана резанули и слова, и тон Подольского: неужели этот человек всегда так говорит о дочери? Хотя Марго вчера упомянула, что он изменился. Наверное, это инсания так влияет.

Бьёрн сел рядом с всё ещё сердитой Марго, а Руслан устроился позади наставника. Марго оживлённо болтала: то ворчала на отца, то предвкушала, как классно они с Бьёрном отдохнут. Руслан надел наушники, и оставшиеся три часа наслаждался музыкой.

“Мерседес” остановился у ворот, за которыми виднелось приземистое длинное двухэтажное здание, выкрашенное в голубой цвет. Толик вышел из “мерса”, открыл дверцу Подольскому и тут же направился к “фиату” — помочь Марго.

— Я всю базу снял, — сказал бизнесмен, — чтоб нам не мешали. А то поговорить крепко надо, согласен?

Бьёрн кивнул, и все кроме Толика, оставшегося перегонять машины, направились к турбазе.

В здании их встретила улыбчивая пожилая женщина, объявившая, что всё готово: номера ждут постояльцев, ужин в столовой, в сауну можно будет пойти в десять.

Во время ужина Руслан никак не мог сосредоточиться на еде: инсания интересовала его куда больше котлет и жаркого. Тварь вылезла из человека уже на полтора метра и начала его обволакивать. Теперь можно было рассмотреть её длинные когтистые руки, которые она положила на плечи жертвы, медленно раскрывающиеся драные крылья со сломанными перьями и уродливую шишковатую голову. И руки, и крылья, и голова, и туловище — всё было собрано из тысяч подвижных букв, то и дело складывающихся в неприятные фразы.

“Ты ничего не сможешь. Ты один. Никто не любит тебя. Ты разочарование”.

Интересно, а наставник видит то же самое?

Подольский, покончив с ужином, встал из-за стола и сказал:

— В общем, я всё решил. Бьёрн, женишься на моей дурочке, поживёте, пока не надоест, а там разбежитесь. С меня машина, квартира новая. А, ну и работу тебе найдём, а то ты ерундой какой-то по жизни маешься.

Марго принялась возмущаться, а Бьёрн спокойно кивнул. Довольный Подольский удалился. С ним ушёл и чем-то явно расстроенный Толик.

Марго схватила сидящего рядом Бьёрна за руку:

— Папа, конечно, свински себя ведёт, ну я с ним потом поговорю! А свадьбу я хочу на островах! Чтобы цветы вокруг, и море шумит, и солнце! Ах, я буду такая красивая!

— Марго, послушай, свадьба на островах — это здорово, но мы тут не за этим.

— Мы тут, чтоб познакомиться поближе, но мне кажется, что я тебя сто лет знаю. Ты мой рыцарь, мой спаситель! Мы поженимся! — глупая улыбка не сходила с лица Марго. — Давай цвет свадьбы будет лиловый!

— Марго, твой отец в опасности. Мы с Русланом приехали изгнать из него тварь.

Девушка моргнула, с недоумением глядя на Бьёрна:

— Тварь? Как та, которая меня там, в лесу, чуть не убила? Но тут же не лес...

— Включи голову! — нахмурился Бьёрн. — Леса тут нет, а тварь есть. И её надо уничтожить.

Марго отпустила его руку, медленно встала и спросила:

— Значит, свадьбы не будет?

— Нет. Но будет спасение твоего отца. Марго, не глупи...

— Ах, я ещё и дура?! — она влепила Бьёрну пощёчину и закричала:

— Идиот! Ненавижу тебя!

И вылетела из столовой.

— Мда, — сказал Бьёрн, — видимо, на неё инсания сильнее подействовала, чем я думал. Ладно, сами справимся. Идём.

В рюкзаке у наставника на этот раз оказались восемь спиц, два дополнительных ножа, мел, растрёпанная записная книжка и маленькая фляжка, покрытая выгравированными знаками.

— Так, с инсанией всё хитро. В одиночку не справиться, а на группу она безумие насылает. То есть чем больше у неё врагов, тем она сильнее. Значит, драться с ней буду я, а ты черти знаки. Все защитные, какие помнишь. Ясно? — наставник сунул ученику мешочек с мелом.

Руслан кивнул. Потом спросил:

— А Марго сейчас его не спровоцирует?

Вместо ответа откуда-то издалека послышался отчаянный женский крик.

— Вот ведь! — выругался Бьёрн, скидывая вещи обратно в рюкзак. — Бежим!

Они помчались по коридору, потом по лестнице в подвал. Снова по коридору. Сюда! Только бы не опоздать...

Они влетели в бильярдную комнату.

В углу, сжавшись в комочек, сидела Марго. Над ней стоял Толик, а в двух шагах от него, стряхивая обломки кия, поднимался Подольский. Уродливая тварь слилась с ним, и теперь казалось, будто человек натянул мерзкий костюм для Хэллоуина: вместо лица бугристая маска с затянутыми бельмами глазами и огромной зубастой пастью, чёрные шевелящиеся пятна коже, кривые крылья за спиной. Когтистая лапа нашарила и схватила валяющийся рядом черно-красный топор — видимо, Подольский чуть раньше сдёрнул его с противопожарного стенда.

Бьёрн бросил рюкзак на пол, свистнул, и тварь обернулась к нему. Наставник запустил ножом в существо, метя повыше головы Подольского. Инсания увернулась, дёрнула крыльями и завизжала так, что у Руслана тут же заложило уши. Толик вздрогнул, но устоял, Марго задрожала и, кажется, заплакала.

— Знаки! — крикнул Бьёрн, когда тварь прыгнула на него.

Руслан развернулся к ближайшей стене и принялся торопливо чертить базовые защитные знаки. Самые простые. Б — для Бьёрна, М — для Марго, Т — для Толика, Р — для себя. Ещё. Ещё. И ещё.

На стене, на полу, на спинке подвернувшегося стула.

Позади него Бьёрн дрался с монстром: что-то громыхало, раскалывалось, гремело.

Руслан чертил как сумасшедший, пока мел не раскрошился. Потом вытряхнул ещё кусочек — и снова принялся рисовать знаки.

За спиной послышался многоголосый шёпот. Голоса перебивали друг друга, нарастали, ввинчивались в уши, в мозг, в тело. Голову сдавило так, что Руслану показалось: сейчас череп лопнет. Он застонал и сжал виски руками.

Нет, надо чертить!

Бормотание сложилось в отчётливые слова: “Не сможешь!”, “Уходи”, “Страшно”, “Ты один”, “Хватит”, “Будет больно”. Слова начали множиться, появляться на стене перед Русланом поверх знаков, всплывать в воздухе, расти и опутывать его. “Не надо!” обвилось вокруг руки. “Уходи” бросилось под ноги. “Страшно” трещинами расползлось во всю стену. Остальные, хлопая буквами, ринулись ему в лицо.

Он вскинул руки, прикрывая лицо. Браслет на левой руке обжёг запястье и разлетелся мелкими кусочками по полу. Стало легче. Руслан встряхнулся. Подарок от родителей — как жалко!

На лице какая-то сырость: под носом, вокруг рта. А ещё возле уха. Он поднял руку — кровь.

С трудом встряхнулся, огляделся по сторонам.

Бьёрн повалил инсанию на бильярдный стол, и та неистово дёргалась, пытаясь вывернуться. Лицо у Бьёрна в крови, но не похоже, что ему больно. Скорее наставник зол.

— Знаки! — рявкнул он.

Руслан нашарил упавший кусок мела и снова начал выводить защитные символы.

Краем глаза он заметил, что инсания вдруг обмякла, и комната тут же наполнилась шёпотом и бормотанием.

— Хороший мальчик. Слушайся. Хороший мальчик. Служи. Подчинись. Знай своё место.

Руслан успел удивиться смене репертуара, но понял, что это не к нему. Толик застыл на месте: взгляд пустой, из уха тянется струйка крови.

— Сюда. Сюда. Хороший мальчик. Ко мне. Помогай. Служи. Хороший мальчик.

Если этот парень вмешается — плохо дело. Что же делать? Рисовать дальше? Или попытаться помешать Анатолию.

— Сюда. Помогай. Хороший мальчик! Служи! Ко мне!

Руслан посмотрел на Толика. Тот медленно, через силу, повернул голову и посмотрел на Марго. Та плакала, глядя на отца.

Толик, чеканя шаг, пошёл к Подольскому и Бьёрну.

— Молодец. Хороший мальчик. Ко мне. Молодец!

— Простите, Виктор Семёнович, — сказал он, подойдя, ухватил хозяина за руки и прижимал к столу.

Инсания завизжала на грани ультразвука.

— Держи крепко, — велел Бьёрн.

Закрыл глаза, припечатал ладонь к груди Подольского и начал что-то говорить на незнакомом Руслану гортанном языке.

Инсания раскинула крылья — во все стороны полетели буквы и обрывки слов. Но Бьёрн и Толик стояли как горы. До Марго буквы не долетали — её надёжно прикрывала широкая спина Толика. Руслан, стиснув зубы, продолжал чертить знаки.

Бьёрн, продолжая говорить, отошёл от стола, нашёл рюкзак и вынул спицы. По одной вонзил в крылья, не переставая читать неведомое Руслану заклинание. Потом вынул колья и фляжку, положил её на грудь Подольского. Размахнулся колом и ударил плашмя по фляжке.

Вспыхнуло белым — и бесконечная тишина поглотила комнату. Руслан потерял возможность видеть, слышать, говорить, чувствовать своё тело.

А потом из тишины вышел довольно усмехающийся Бьёрн и сказал:

— Сделали!

...Подольский, заботливо уложенный на диван, очнулся примерно через час.

За это время Марго успела выплакаться, умыться и снова накраситься. Толик с чувством выругался, пока девушка ходила приводить себя в порядок, и спросил, что это было. Не у Бьёрна с Русланом, нет. Скорее у Вселенной.

Видящие стёрли кровь, собрали спицы, колья, зачистили знаки. Наставник проверил всех присутствующих на предмет остатков инсании — всё чисто.

— Ох, неужели упился так с непривычки, а? — Подольский оглядел разгромленную бильярдную. — Да-а-а, “белочка” пришла... вот ведь...

Его взгляд упал на испуганную Марго, и он попытался вскочить:

— Доча, ты как? Я тебя не обидел?

Она помотала головой и спряталась за Толика.

Подольский беспомощно покачал головой и посмотрел на Бьёрна с Русланом:

— Вы уж простите, ребята. Сам не знаю, что на меня нашло! Зачем-то вас сюда притащил. Да ещё и напугал. Ох, старею, видимо...

Марго подскочила к отцу, обняла его и в который раз за вечер заплакала, бормоча “папа, папа”. Он нежно обнял дочку и прижал к груди.

Бьёрн повернулся к Толику и спросил:

— Отвезёшь нас в город?

— Если Виктор Семёнович не возражает.

— Не возражаю. Счас только кое-что уладим. Доча, милая, погоди-ка.

Подольский встал, пошатнулся. Толик тут же подхватил его под руку.

— Ох, точно, старость. Езжайте, ребята, а мне тут доча расскажет, каких дров я наломал. Компенсацию я вам выплачу. Не спорьте даже. Нет и нет. Ваше время потратил, так хоть деньгами верну.

Они попрощались с Подольским, и Толик повёл их на улицу, к машинам.

У гаража их догнала Марго.

— Бьёрн, ты прости, но я, наверное, больше к вам не приеду...

— Никаких проблем, Марго. Будь счастлива.

— Буду, — она улыбнулась и посмотрела на Толика, выводящего “мерседес” из гаража.