Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии

ГЛАВА I Географические и этнографические сведения. Сведения о древнейшем времени

Область, в которой происходили события, подлежащие описанию, омывается на севере и на западе Балтийским морем (у Адама Бременского около 1070 г. Sinus balticus, позднее часто Stagnum). На востоке и на юге она не имеет естественных границ и составляет крайнюю часть большой материковой массы. Хотя число заливов довольно значительно, в общем берега мало изрезаны; наибольший полуостров — это западная часть Курляндии. Около северо-западного берега лежат острова Эзель, Моон, Даго и др. В Рижском заливе лежит совершенно отдельно Руно (в средние века — boddem). Самое значительное возвышение представляет гора Муннамегги к югу от Верро, но она имеет лишь около 1050 футов (350 м) высоты. Поверхность отчасти холмиста, близ рек не лишена живописности. Плодородная Митавская равнина лежит лишь немного выше уровня моря. В южной и средней частях области песчаные дюны простираются далеко вглубь страны. Свидетелем давно прошедшего времени считают гору Гальгенберг близ Туккума, состоящую из крупного песка (гранта), остаток морены. Северный берег (берег Финского залива) представляет незначительную, но к морю круто спускающуюся возвышенность (Глинт); реки, изливающиеся в Финский залив, по длине незначительные, в том числе Нарова, идущая из Чудского озера, образуют недалеко от устья пороги или настоящие водопады.

Реки Курляндии в среднем течении текут почти параллельно, но устья их находятся далеко друг от друга. Виндава (у неё приток Абау) вливается в Балтийское море. Семигальская, или Курляндская, Аа, образующаяся из Муши и Неманка, прежде вливавшаяся тоже в открытое море, уже давно впадает в Рижский залив, почти в том месте, где впадает в него Западная Двина (по-ливонски Вейна, по-немецки Duna: сравни корень: «zwei», «duo», «два»; название означает: «разделяющая река»). В Лифляндии независимо друг от друга текут Лифляндская Аа (Coiva) и Залис. Река Эмбах (у Генриха Летляндского mater fquarum) протекает Вирц-ярви (озеро Вирц) и затем разделяется на два рукава, один рукав впадает в Балтийское море близ Пернова, другой — в Чудское озеро.

В начале XIII столетия, когда почти весь прибалтийский край был покрыт дремучими лесами (источники называют только область Нервен бедной лесом), уровень воды во всех реках стоял выше (о чём свидетельствует большая ладья или корабль, найденный в 1875 г. на дне верхнего течения Лифляндской Аа). Большую часть поверхности при богатстве водой и почти полном отсутствии культуры занимали обширные болота. При таких условиях число жителей могло быть лишь незначительно. Теперь на 1700 географических милях, или на 95000 км, насчитывается 2,5 миллиона жителей. В начале XIII столетия население едва ли достигало 0,5 миллиона.

Народы любят называть себя настоящими туземцами своей страны (автохтонами, terra editi у Тацита) и охотно составляют предания о своём происхождении. Но этим преданиям противоречат другие о «золотом веке», райском состоянии, в котором люди всё нужное добывали без всякого труда, а также о больших и долгих передвижениях предков, нашедших лишь после этих переселений постоянное место жительства. И «туземцы» нашего края пришли сюда и нашли здесь другое население. Долго до начала нашего летосчисления тут жили народы, не знавшие употребления металлов и домашних животных. Следы, ими оставленные, мало заметны, но всё-таки найдены и использованы исследователями. Раскопки, сделанные при Риннекальнсе близ Буртнека, при озере Арраш (свайные постройки), при Кунде в Северной Эстляндии, неоспоримо указывают на существование здесь народа, добывавшего себе пропитание посредством охоты и рыбной ловли. Может быть, следует отнести сюда и Мукукальнсе на нижней Двине. Оружие и разные орудия изготовлялись из камня (преимущественно из кремния) или костей. Полуоконченные экземпляры, части, отброшенные при работе, доказывают, что вещи изготовлялись в стране. Материал находили на месте или поблизости. Но изготовители этих раскопанных вещей не могут считаться предками теперешних туземцев. Немыслимо, что из состояния первобытных жителей развились порядки, которые мы встречаем в конце XII и начале XIII веков, то есть в то время, с которого начинается более достоверное историческое повествование. Нужно полагать, что как арийские латыши, так и урало-алтайские эсты основные черты своего образа жизни выработали ещё тогда, когда жили и странствовали с другими одноплеменниками и принесли с собой, когда поселились в прибалтийском крае. Откуда они вышли и сколько времени они странствовали, мы не можем определить, но, во всяком случае, переселения эти следует рассматривать не как планомерно производившиеся, а, напротив, как постепенное, часто останавливавшееся передвижение без сознаваемой участниками цели.

В настоящее время границу между латышами и эстами составляет линия, идущая к северу от За лисмюнде, Руена, Валка, Адзеля. Оппекальна. Эсты, в языке которых следует различать ревельское и дерптско-верроское наречия, живут и на островах, за исключением тех, которые, как, например, Руно, издавна заняты шведами. На северном берегу Курляндского полуострова сохранился остаток ливов, племени, родственного эстам, занимавшего прежде весь берег Курляндии и Лифляндии и большую часть последней, от которого весь край в средние века получил своё название (в средние века весь прибалтийский край назывался Ливонией, откуда Лифляндия). Южную часть края занимали латыши, распадавшиеся на летголу (летгаллы = верхние латыши на востоке), селов и зимголу (семгаллы = нижние латыши в середине), куров (на западе). За пределами прибалтийского края обитатели, родственные латышам, — ятвяги, литовцы, жмудь, самаиты, пруссы, составлявшие вместе с латышами группу литовских народов (аистов) арийского происхождения. Латыши явились сюда раньше других. Но вскоре за ними вторглись финские племена из Карелии, оттеснили латышей от моря и проникли далеко в занятую латышами область. Об этом свидетельствует название Виндава (Venta), которое финского происхождения. Название же пришельцев (Chori, Cori) перешло к латышам в Курляндии и сохранилось и после того, как эти финны совершенно слились с латышами.

В образе жизни поселившихся здесь племён мы видим важные различия: латыши живут преимущественно в отдельных дворах, у немцев называемых «Gesinde», эсты и их родственники в деревнях (но без деревенского управления). С течением времени эти различия более или менее изгладились; были исключения и самого начала; так, литовцы всегда жили в деревнях.

Маленький этнографический осколок представляют венды, которые, вероятно, лишь в XII столетии пытались утвердиться на устье Виндавы, но вытесненные оттуда, а также немного позднее и от устья Двины, нашли постоянное место жительства лишь в середине Лифляндии и здесь основали город Венден (Kies).

В Швеции принято считать верхним пределом старшего каменного периода начало V тысячелетия, приблизительно 4800 г. до Р. X. (некоторые исследователи относят его к гораздо более древнему времени), а младшего каменного периода — начало II тысячелетия, то есть приблизительно 1800 г. до Р. X. К этому времени мы относим древнейшие следы человеческих поселений в прибалтийском крае. Скандинавские исследователи (Томсен, Софус Мюллер) утверждают, что в нашем крае некогда селились и готские племена (по одним, ещё в IV веке до Р. X., по другим, в первые века после Р. X.), причём главной опорой этого мнения служат встречающиеся в финских наречиях заимствованные слова. Но наши могильные раскопки этого мнения не подтверждают. Настоящего бронзового периода прибалтийский край не имел. Мы знаем лишь около полутора дюжины предметов, сделанных из настоящей бронзы, то есть смеси из меди и олова, и должны предполагать, что они случайно занесены сюда, как, например, римская лампа, найденная в окрестностях Дерпта. Древности, открытые в здешних могилах и сделанные из бронзы худшего качества, то есть из смеси меди и цинка, употреблялись в так называемом железном периоде (старший железный период считается до VIII века после Р. X., младший — до начала XIII века), а кое-где и позднее — в средние века. В нашем крае не встречается ни медь, ни цинк; хотя и возможно добыть железо из болотной и луговой руды, оно было, также как и бронза, большей частью предметом привоза. Торговые пути шли, вероятно, поперёк Европы. Так как некоторые предметы украшений (например, фибулы) имеют сходство с такими же предметами, изготовленными в римских провинциях, то можно догадываться о месте их производства. Постепенный упадок вкуса, наблюдаемый на некоторых предметах (например, фибулах), вероятно, объясняется тем, что они были приготовлены здесь, то есть переплавлены из привозных, но вышедших из моды. Всё старшее должно считать привезённым из других стран. Мастера, которые, может быть, были и продавцами, умели разбираться во вкусах различных племён и изготовлять подходящие украшения и орудия (что ныне умеют различать).

Предметы скандинавского происхождения, найденные в крае, привезены сюда морскими разбойниками; скандинавы уже рано приставали к нашим берегам и отсюда делали более или менее значительные походы во внутрь страны. Корабельные могилы, то есть кучи камней, имеющие форму корабля (подражание принятого в Скандинавии погребения в настоящих кораблях), найдены в Курляндии, именно в Ногаллене и Луб-Эзерне; эти могилы не следует смешивать с могилами или курганами, найденными в Курляндии около Камбии. Найдены также римские монеты и монеты саманидов (из Самарканда к востоку от Каспийского моря, неправильно называемые куфическими — от г. Куфа близ Багдада). Это следы очень старинной караванной торговли, шедшей через Россию и прекратившейся только в IX столетии. Римляне никогда здесь не были. Янтарь, в древности так высоко ценившийся, в нашем крае добывавшийся, впрочем, лишь в незначительном количестве, вывозился или сухим путём через среднюю Европу, или морским путём от западного берега Ютландии. Как римляне, так и греки не видали нашего края; мнение, что открытая около Петерскапеля могила греческая, оказалось заблуждением: исследователь в этом случае сделался жертвой фальсификации.

Прибалтийский край был доступен со всех сторон, на западной стороне как сухим, так и морским путём. Разные места классических и позднейших писателей, получавших свои сведения из вторых и третьих рук, сами по себе тёмные и допускающие разные толкования, могут быть отнесены к нашему краю. «Aestii» Тацита означают едва ли эстов, а скорее вообще народности, жившие на востоке. Более достоверные сведения сохранились лишь из позднейшего времени. Римберт, архиепископ Гамбург-бременский (865 — 888), рассказывает, что в 853 г. шведское войско при каком-то морском укреплении высадилось в стране куров (Cori) и, пройдя пять дней, завоевало Апулию (Опуле Ковенской губернии Тельшевского уезда), одну из главных крепостей куров и набрало богатую добычу. Памятник (камень с рунической надписью), найденный близ Недерваллы в Зедерманландии, свидетельствует, что Зирид поставила этот памятник в память о своём муже Свене, часто ездившем на богато нагруженных кораблях мимо Домеснеса (Tumisnis) в Семигалию. Другие надписи говорят о поездках в Эстляндию, Вирляндию, Лифляндию. Одно известие сообщает, что в 925 г. исландец Эгиль Скаллагримссон и его брат ездили в Курляндию, заключили с местными жителями мир на полмесяца и торговали с ними, но по истечении срока опустошили страну. Следовательно, викинги были не только морскими разбойниками, но и торговцами.

Царица Эстрид на пути в Гардарику (т. е. Россию) подверглась нападению викингов, которые взяли её в плен и хотели на каком-то рынке в Эстляндии продать в рабство. Но какой-то торговец узнал об этом и освободил её. Во второй половине XI столетия (около 1060 г.) пожеланию датского короля Свена III Эстритсона (1049 — 1076) один торговец построил церковь в Курляндии. (Может быть, под данным словом Адама Бременского следует понимать о. Готланд или какой-нибудь другой остров Балтийского моря, например, Эзель).

О судьбе этой церкви мы ничего не знаем. Известие об учреждении датского епископства в Курляндии есть позднейшее тенденциозное изобретение, вероятно, из XIV столетия. Указания источников на попытки лундских архиепископов Эскила и Авесалома (от 1150 г. до 1178 г.) ввести христианство в Эстляндии недостаточно ясны; дело идёт, может быть, не об Эстляндии, а о Финляндии.

В Финляндии в то время проповедовал и был убит корельцами миссионер Рудольф Вестготландский, и деятельность французского монарха Фулько из монастыря Мутье (Moutier de la Celle) около Троа, который лундским архиепископом был посвящен в епископа эстов, может быть, имела место не среди эстов, а среди финнов. Три раза (1171 — 1178) он ездил к язычникам. Ещё около 1185 г. некий священник Эцур вместе с пиратами ездил в область Вик. Даже после того, как датчане утвердились в Эстляндии (см. ниже), одна шведская экспедиция пыталась около 1220 г. занять Леаль, но языческие и никем ещё не покорённые эзельцы изгнали шведов и убили их вождя, епископа Карла Линчепингского. Известия Саксона Грамматика, писавшего около 1200 г., как слишком недостоверные, в особенности в хронологическом отношении, мы оставляем в стороне.

Отважные норманны плавали не только по Атлантическому океану до берегов Исландии, Гренландии и Винландии (Северная Америка) и не только утвердились в нынешней Франции и в Сицилии, но и направлялись на восток. Викинги ездили по рекам России в складных ладьях также в Константинополь (Миклагард, т.е. большой город). Призвание трёх братьев из варяжского племени Русь, из которых старший, Рюрик (Hrurikr), поселился сначала в Альдеигиаборге (Ладога), потом в Гольмгарде (Новгород), привело к основанию Русского государства (862 г.). Из сношений русских князей с жителями прибалтийского края отмечаем следующее: в 1030 г. великий князь Ярослав I из Новгорода предпринял поход против чуди (эстов), победил их и построил на реке Эмбах город Юрьев. Но после его смерти эсты разрушили этот город и сделали нападение на Псковскую область (1061 г.). В 1107 г. южно- и западно-русские князья воевали с Зимголой, но потерпели поражение. В 1116 г. Метис лав, сын Владимира Мономаха, завоевал крепость эстов Оденпэ. В 1177 г. большое войско эстов опять напало на Псковскую область; о случившемся между этими событиями мы ничего не знаем. В Полоцке на Западной Двине также утвердился князь из варягов. Около 975 г. там правил Рогволод (Ragnwaldr). Отсюда распространяли варяго-руссы свою власть на запад, построив (неизвестно когда) укрепления Герцике (напротив Дубены) и Куканойс на правом берегу Двины. Часто приводимое указание летописи так называемого Нестора (киевский игумен Сильвестр — писал в начале XII столетия), что «Литва, Зимгола, Корсь, Летгола (или Норома), Ливь платили дань», может означать только, что эти народы соприкасались с русскими, но не то, что эти народы находились в постоянной зависимости от русских.

ГЛАВА II Открытие Лифляндии. Епископы Мейнгард и Бертольд.

На том месте, на устье реки Травы, где граф Адольф II Голштинский в 1138 г. разрушил славянское поселение (locus capitalis Slfviae), герцог Генрих Лев из рода Вельфов в 1158 г. основал город, который получил название Любек. Этот город вступил в оживлённые торговые сношения с востоком.

Главным передаточным пунктом для этих сношений сделался Висби на западном берегу острова Готланд. О процветании этого складочного места свидетельствуют размеры, которых оно скоро достигло, городские стены были увенчаны 48 укреплёнными башнями, в городе было 18 церквей, отчасти сохранившихся до настоящего времени, например, церковь S. Maria Teutonicorum, т. е. немецкая церковь. На всём острове мы находим развалины 91 церкви, что заставляет нас заключить, что остров некогда имел гораздо более плотное население, чем теперь. Около 1163 г. в Висби уже существовало прочно организованное общество немецких купцов, тогда как готландцы, т. е. скандинавы, в то время составляли лишь крестьянское общество и создали подобную немецкой организацию только в XIII столетии. Точно также уже в XII веке упоминается в Новгороде двор немецких купцов. Этот двор в Новгороде был исходным пунктом русско-немецкой морской торговли, именно морской, хотя купцы последнюю часть пути до Новгорода совершали на суше или на реках. В то время, когда суда были небольшие и ходили как на море, так и на peках, называли иногда и внутренние города, как, например, Кёльн, морскими.

В Висби товары перегружались (так называемое складочное право Stapelrecht); если одни корабли совершали плавания от Новгорода до Висби, а другие — от Висби до Любека, то мореплавание было выгоднее и доходнее, чем если один и тот же корабль делал весь путь. По сухому пути купцы могли ездить в Россию только после установления немецкого владычества в прибалтийском крае, хотя попытки делались и раньше.

Таким образом, в Висби складывались товары как с востока, так и с запада. С востока получались меха, кожи, мёд, воск (в средние века при большом потреблении в церквах товар первостепенной важности), смола, пепел, сало, мыло, далее из прибалтийского края — хлеб, лён, лес (особенно дубовый, так называемый wagenschot) и брёвна для мачт, а с запада — сукно, шёлк, металлы и металлические изделия, соль, сельди (которые прежде ловились в Балтийском море, затем здесь совершенно исчезли, вследствие чего ловля сельдей в Немецком море быстро получила очень большое значение) и разные вина. Многие фландрские города уже тогда имели высоко развитую промышленность, а другие служили посредниками в мировой торговле, как, например, Брюгге, город ныне сравнительно малолюдный. Впрочем, в XII столетии существовали и прямые непосредственные сношения русских и немецких купцов. Так, упоминается о сношениях купцов вестфальского города Медебаха с Россией, и достоверно известно, что русские корабли ездили в Шлезвиг, хотя позднее они совершенно исчезли с Балтийского моря.

Город Любек, основанный герцогом Генрихом и получивший от него важные привилегии, завладел торговлей на Балтийском море (через Висби). Из Любека выехали и моряки, открывшие Лифляндию. Долго это открытие, имевшее столь важные последствия, приписывалось бременским гражданам. Но это мнение, само по себе невероятное, опровергнуто, так как доказано, что место в хронике Генриха Летляндского, на котором оно основано, есть позднейшее прибавление. Источники указывают с достаточной ясностью, что Бремен в XII столетии имел сношения с Дронтгеймом, Фландрией, Англией. И стремление бременской церкви сделаться руководительницей молодой колонии в церковном отношении само по себе понятно и не может служить доказательством того, что бременцы открыли её. Именно купцы из Любека, узнав о существовавших уже сношениях между Эзелем и Готландом, первые прибыли к устью Двины, проехали вверх по течению этой реки, которая уже давно служила как путь сообщения, и вступили с местными жителями в непосредственные торговые сношения. О дне и годе этого открытия Лифляндии современники не говорят. Прежде полагали, что оно случилось в 1158 или 1159 году но это предположение не имеет достаточного основания. Мы можем с достоверностью утверждать только то, что открытие случилось после 1158 г., т. е. после основания Любека, и предполагать, что оно имело место немного после 1163 г., т. е. после возникновения в Висби общества немецких купцов.

Купцы привезли с собой известия об открытой ими стране и её населении в северную Германию. В то время жил в монастыре Августинского ордена в Загеберге в Голштинии (Нордалбингия), монахи которого обратили в христианство язычников окрестных земель, каноник Мейнгард. Он был уже человек пожилой. Узнав об открытиях любекских купцов, он почувствовал влечение отправиться в Ливонию и проповедовать её языческим жителям слово Божье. Весной, когда берега освобождались ото льда, купцы отправлялись через Готланд к устьям Западной Двины; лето они проводили там, ведя меновую торговлю, а осенью до наступления тяжёлых и опасных бурь они возвращались домой. С такими купцами около 1180 г. приехал Мейнгард в Ливонию. От князя полоцкого Владимира, верховную власть которого признавали жители этой области, он получил разрешение остаться в стране и проповедовать христианство среди ливов. В деревне Икскюль он в 1184 г. построил деревянную часовню и начал свою миссионерскую деятельность, принесшую скоро первые плоды. После отъезда купцов однако наступила тяжёлая зима. Литовцы сделали набег на ливов (о почти непрерывной борьбе всех против всех мы ещё услышим), и Мейнгард должен был со всем населением спасаться в лесах. Когда они после отступления врагов возвратились в свою разорённую деревню, то миссионер воспользовался смущением своих друзей, рассказал им о крепких каменных постройках на своей родине и убедил их принять крещение, за что он обещал построить им каменный замок. В следующем 1185 году прибыли в самом деле из Готланда приглашённые каменщики и построили замок и церковь в Икскюле. Нужно думать, что Мейнгард имел некоторые средства и с самого начала товарищей и помощников, хотя источники об этом не говорят (может быть, считая это само собой разумеющимся).

Крещённые ливы плохо отблагодарили своего благодетеля, вернувшись тотчас после окончания постройки в язычество. То же самое повторилось два года спустя, когда жители большого острова в Западной Двине Гольма просили Мейнгарда построить и для них укрепление на таких же условиях. Это укрепление вместе с церковью было воздвигнуто на острове, ныне называемом Мартинсгольм (от церкви), который, впрочем, тогда, может быть, ещё был связан с островом Даленом, из больших камней, встречавшихся в самом русле Двины и употреблённым по таким же правилам, как и кирпичи. За постройкой, впрочем, следили и языческие соседи (семгаллы) и даже сделали попытку разнести строившиеся стены.

Между тем, Мейнгард получил вознаграждение за свои труды, связанные со столь большими опасностями и принесшие до сих пор мало плодов; архиепископ Бременский, Гартвих II, посвятил его в епископа Икскюльского, и папа прислал ему увещание бодро продолжать начатое дело. Из Германии к нему приезжали вооружённые люди. В то же время купцы начали на Двине и в землях эстов оставаться на зиму. Таким образом дело обращения в христианство, несмотря на разные неудачи и затруднения, шло вперёд, и Мейнгард должен и будет справедливо считаться начинателем этого дела. Проработав в земле ливов более десяти лет, он скончался 14 августа 1196 г. и был погребён в Икскюльской церкви. В XIV столетии тело его было перенесено в Рижский собор; в надписи, на могиле в Рижском соборе до наших дней сохранившейся, встречающаяся дата 12 октября (без года) означает, вероятно, день перенесения тела.

Преемником его сделался Бертольд, бывший аббат Цистерцианского монастыря Локкум (в нынешней прусской провинции Ганновер), который уже в 1196 г. работал в Ливонии в качестве миссионера. Получив в Бремене епископский сан, он весной 1197 г. приехал в страну своего назначения. Ему не удалось путём убеждений и проповеди достигнуть у ливов каких-либо результатов, хотя они уверяли умирающего Мейнгарда, что желают продолжения начатого им дела и намерены соблюсти верность христианству. Поэтому Бертольд прибегнуть к силе. Заручившись буллой, он зимой 1197 г. объехал Нижнюю Саксонию, Вестфалию и Фрисландию, проповедуя крестовый поход, и весной 1198 г. возвратился с ополчением крестолюбивых воинов. Начатые переговоры ни к чему не привели. Тогда дано было сражение 24 июля 1198 г. на песчаной холмистой местности, где впоследствии возникла Рига. Немцы победили, но епископ, также принимавший участие в бою, увлёкся преследованием бежавших язычников, слишком далеко углубился в их ряды и тут погиб, как первый мученик лифляндской церкви.