14

Назавтра утром Вениаминыч сказал хмуро:

— Твой прохиндей заявился вчера. Прибегал. Зовет, чтобы ты в контору пришел.

В конторе, кроме Местечкина и Машибухгалтерши, никого нет. Он понял с первых их слов, что эти двое сговорились насчет него. Местечкин поздоровался, обиженно выговорил: почему к нему сразу не заехал? Дом пустует, а он, будто и не земляк — попер к этому старперу. Нашел друга дней далеких!

— Я к тебе заходил.

— А с этими тоже… С Масловым. Только и всего — тоску нагонят. Из тоски-то ничего путного не сошьешь. Ни костюма нового, ни рубахи свежей…

— Разобьется эта учительская семья, — заметила, поджав сухие губы, Маша-бухгалтерша.

— Проблему с жильем надо решать, — перебил Местечкин.

Местечкин сильно принарядился за короткое время. В справном кожухе, валенках, в карманах торчат теплые шерстяные варежки.

— А чего ее решать, квартирную проблему? — подняла голову от бумажек Маша-бухгалтерша. — Вещей у вас больших нету? И переезжайте…

— Директор сегодня будет в десять, а сейчас восемь только, поддержал разговор Местечкин. — Можно и посмотреть жилье, ежели Маша не против.

— А чё я буду против?

Волов, чувствовалось, ей нравился. Статный, степенный, видный.

Вышли все вместе.

Местечкин по дороге хвалил бывшего старшину. И вообще… Тот, наконец, взялся на севере за ум: тут — вот и Маша расскажет, сколько этой работы!

— А к Лохову вы так и не согласились идти? — спросила так себе, как бы от нечего делать, Маша.

Он промолчал.

Машин дом от конторы неподалеку. Место удобное. Рядом пекарня, чуть в сторонке — баня. Комнату Маша уже предварительно освободила. Только висела женская заячья шапка с длинными ушами. Кверху козырьком на спинке у вешалки валялась военная фуражка.

Маша заторопилась, стала все это прибирать.

— Да не суетись ты, — засмеялся Местечкин. — С этого, что ли, новоселье начинают?

— Нельзя, — строго сказала Маша-бухгалтерша. — Товарищу вашему надо к директору.

— Рюмку и можно, — не согласился Местечкин. — Давай, Маша, не жмись!

Волов наотрез выпивать отказался.

Маша перестелила постель. Постель была мягкая, это виделось и отсюда.

— Ой, — охала весело Маша, — сегодня водовоз прикатит! — И выпрямилась: — Вот, мужики, как бабы северные живут! Все сами делают! И воду таскают, и дрова рубят, и печь разжигают!

Она была полной, крупнотелой, грудь дышала, пока она набивала подушки.

— Теперь у тебя мужик в доме, — сказал, посмеиваясь, Местечкин. — Он все это мигом поможет.

— Да уж жди от вас помощи! — стеснительно зарделась. — Все самой и придется…

Как раз приехал водовоз — высокий разбитной парень. Машу он обманул: вчера обещал — заедет к ней самой первой, она ему пятерку сунула, а, выходит, с мутной водичкой приехал — кто-то дал больше.

Подгоняет, недоволен.

— Лед уже метр на речке, — жалуется водовоз, косясь на Машу и на ее нового квартиранта. — Торопись, хозяйка!

— На метр ты, скажем, загибаешь, — вступил в разговор Местечкин. Сантиметров двадцать ежели наберется, то и того хорошо!

Взял ведра и стал черпать из бочки воду, перенося ее в Машину сорокаведерную бочку. Еще две бочки стояли рядом, в коридоре, за которым был утепленный сортир. Выскочил из комнаты чуть ли не голый Машин сын рыжий пацан. Без стеснения, сонно оправился по легкому.

— Вот дурак здоровый! — Маша дала ему подзатыльник. — Погляди-ка на себя, — ругнулась, — уж жеребцом вырос, а стеснения нету!

— Ну-у! — хмыкнул сын, которого водовоз назвал Серегой. — Чего бьеся!

Водовоз Сереге подмигнул.

— Чё? — сказал Серега. — Квартирант новый?

— Иди, иди! Твоего еще ума дело!

Водовоз сидел с Местечкиным и покуривал.

— Видал, — сказал он Местечкину, показывая на Серегу. — Первый на деревне вор.

Выскочила пятилетняя дочь Маши.

— Сележка, — запищала она, — давай уходи!

— Самые демократичные люди на селе, — сказал водовоз. — Гальюн не закрывают за собой.

— Обманул ты меня, Гена, — сказала Маша. — Чего же ты мне не первой привез? Гляди, какую муть приволок? Болотом так и отдает!

— Начальство тебя опередило, — покуривал Гена-водовоз. — Сегодня Мамоков стал на первый пай!

— Тоже нашел начальство, — засмеялась Маша.

— Все вы у меня тут сидите, — показал на свою шею Гена-водовоз. — Кто тут вас разберет, кто из вас какой! Вон взять Витькина отца… Дуба дает, а за попом посылает! Видала, Маша, — обратился непосредственно к хозяйке, — Витькин отец и за попом посылает!

— Творил, творил, а теперь за попом посылает, — сказала и Маша. Шамана на него или черта рогатого!

— Добра, Маша, пропадет, ой и пропадет! — с сожалением сказал Гена-водовоз.

— Ниче! Витька это добро вынюхает, из-под земли достанет.

— Слушай, а где он попа найдет тут? Тут их нету! — продолжал говорливый Гена-водовоз.

— Найдет! Под Тюмень слетает. Там у него зарыто и зарыто. Это ему тьфу плюнуть!

Гена-водовоз ухмыльнулся:

— Маша! А сколько у тебя на книжке? Ты хоть пересчитала раз до конца?

— Чё? Надоело воду возить, по пятерке брать? Жениться на мне захотел?

— Конечно, куда мне! Там Кубанцев все за тобой и за тобой!

Легок на помине ведет свою шарагу на работу мимо дома Маши Кубанцев. Ростом повыше поди старшины, даже в такой зимней одежде стройность так и прет из парня, смоляной чуб, заячья шапка-ушанка, черный полушубок с белым воротником.

— Здоров, невеста! — оскалился белыми, ровными, как на подбор, зубами.

— Здоров, женишок!

Кубанцев кивает на нового квартиранта и дружески смеется:

— Это что же, изменила?

Подает первым руку старшине.

— Кубанцев, бригадир.

— Волов.

— А чё не говоришь: «Прораб»?

— А еще не приспело.

— Не-е, уже вчера приказ читали. Приходи, покомандуй.

Один из рабочих осклабился:

— Чё, бачко? Больно строг, да, бачко?

— Рекомендую! — засмеялся Кубанцев. — Придурок Валеев! Айда! крикнул всем. — Начальство может задерживаться, а мы не можем.

Гена-водовоз сказал полушепотом перед отъездом, понукая силой застоявшуюся лошадку:

— Смотри, Маша! Он не на тебя глядит, а на твою дочь Таньку! Держи ее в узде! — И крикнул зло: — Но, проклятая! Что? Я за тебя буду воду возить?!

Уже одевшийся и вышедший на улицу рыжий Сережка вызверился:

— Чё кобылку забижаешь?

— Иди, иди в школу! — огрызнулся Гена-водовоз. — Не то опоздаешь.

А поселок уже проснулся, а кому не надо вставать — спят беззаботно. Младенцы-люди. Их дома-люльки стоят в изморози, придавленные ночным свежим снегом. Дороги позамело. Да какие дороги тут! Проедет водовозка, проедет Ерка на мерине Казанчике, останутся следы, звонкий голос Вальки-молочницы покричит вдогонку: «Что, черт? Али опять пьяный и порастерял по дороге весь корм? За молоком приедь! А то как пымаю, — приколошмачу!» После этого испуганно промчится уже по заметенному снегу Ерка. Нё, нё! — будет орать он на ленивого меринка Казанчика, а тот, не больно разбирая дорогу, примчится к дому Кусева, станет как вкопанный, и будет поджидать, сколько угодно, своего непутевого Ерку. Слезет с передка санок своих, помнется-помнется, а потом осторожненько будет скрести в окошечко к Кусеву: авось, севодни Кусев поднимется на ту ногу и отпустит хотя бы напополам. Напополам — это и Васе-разведчику, и Мише Покою. По-братски!

Но сегодня Ерка трезвый, как стеклышко. Самым первым начал он рабочее утро: нагрузил сено, овса насыпал в мешки. По мягкому новому снегу, полагаясь на своего умного Казанчика, поехал к ферме. Валька-молочница вышла за ним на улицу, позевала — затрусила на ферму. Он, Ерка, хотел ее подвезти, она отмахнулась: «Паняй, паняй! Скотина не кормлена!»

Звенят подойники. Запахло парным молоком. Над свежими снегами поплыл еще запах хлебушка. Это заработала пекарня. Подле пекарни остановились геологи. Кто-то из них побежал к Кусеву.

Вася-разведчик тут как тут.

— Вася, что нового? — спрашивает его кто-то из лоховцев.

— Концерт готовим, — говорит важно Вася-разведчик.

— Какой концерт? — не понимает, наверное, новичок. Самодеятельности, что ли?

— Настоящий концерт. А вы насовсем в поле? Жалко, не посмотрите.

— А ты нам свой номер теперь покажи. Пока Кравчук-младший за бутылкой побежал.

— Нет, не могу. Я сегодня на работу поступаю.

— Куда это, Вася?

— Мы с Мишей Покоем идем поступать к новому прорабу.

— А чего вы будете делать?

— Дома строить.

— А ты разве умеешь?

— А чего их там строить? Разборные-то дома? Клади да клади!

— Спьяна-то все балки перепутаешь.

— Ты за меня будь спок! Я не перепутаю.

— А Миша Покой тебе спьяна подсунет не ту балку?

— Миша тоже завязал.

— А если он нечаянно пришибет тебя? Ты подумаешь, что он завязал, а он вовсе и не завязал и пришибет тебя? Кто за вас будет отвечать? Новый прораб?

— Веселые вы парни! — обиженно говорит Вася-разведчик. — А Ерофеич ведь помер.

— Сурок?!

Загрузка...