Огненная роза. Несущие смерть

Глава 29

… Допрос длился уже три часа, и Барон утомился. Этот пленник заинтересовал его, и он решил лично с ним позабавиться. Его неистовая ярость, его взгляд, полный гордости и презрения к его, Барона, воле, и к самой смерти — всё это завело сатрапа. Он заявил, что непременно поставит непокорного на колени, и тот будет молить о скором конце, как о милости. Обычно расправы совершались в подземной тюрьме, полной самых отвратительных инструментов. Все эти приспособления безумные мозги маньяков — садистов на протяжении многих веков с упорством и изобретательностью, достойными восхищения, создавали для пыток и убийств. И Барон знал толк в этих бесчеловечных забавах, и мастерски умел ломать свои жертвы. В этот раз он решил сделать развлечение публичным, и не стал запирать обреченного в пыточной камере — там места маловато, и недостаточно комфортно для приятного отдыха. Вместо этого сатрап приказал притащить жертву в пиршественный зал; туда же его подручные принесли все любимые «игрушки» своего господина. Теперь никто уже не вспомнит, кто был тот бедолага, и чего, кроме смирения, хотел добиться от него Барон, но все, кто уцелел после этого страшного вечера, удивлялись: как же вышло так, что пустяковое развлечение обернулось кошмаром?

В замке в те дни гостило с дюжину полунищих, и потому жадных до милостей сатрапа аристократов; их челядинцы, парочка заезжих торговцев со слугами, несколько дорогих проституток, и ещё несколько дешёвых, которые во всё время этой грязной забавы трудились, не расслабляя своих потёртых мышц. Так же в зал набились солдаты рангом повыше, свободные в этот вечер от службы. Все предвкушали потеху, и Барон не обманул ожиданий. Не только обречённый пленник пострадал в том зале; заодно с ним ещё несколько провинившихся испили чашу страданий в страшные часы Баронской забавы. Все зрители были довольны, и только Сатрап злился с каждой минутой всё больше и больше. Пленник не сдавался. Можно было бы просто отдать его на растерзание жадной до крови банде преступников, упивавшихся мерзкой забавой, но тогда Барон не получил бы желаемого: он так и не смог бы укротить непокорного. Наконец он, утомлённый и раздосадованный, воскликнул:

— Хорошо, будь по-твоему! Я отступаюсь. Я не стану больше марать об тебя руки, и даже дам тебе возможность немного отдохнуть, и набраться сил. Не веришь? Ну что ты! — Он мерзко захихикал. — Силы тебе ещё понадобятся! Хочу, что бы ты продержался как можно дольше, пока ОН будет потрошить твои мозги и твою никчёмную душу! — И пленник содрогнулся от ужаса, услышав легендарное, проклятое имя: — Огненная Роза! Дальше он займётся тобой; ты рад?

Все собравшиеся загоготали, заржали, забренчали драгоценными побрякушками и затопали сапогами. И, перекрывая этот гвалт, Барон звучно и визгливо заорал:

— Пригласите прийти ко мне Его Милость господина Плектра!

Пленник понял, что это действительно конец. Ему сделали какой-то бодрящий укол и следующие несколько минут его не трогали. В зале царило добродушное, дружеское оживление, естественное для хорошего вечера в тёплой компании. Сыграли музыканты, выступила троица приезжих фигляров с уморительно пародией на другого властительного сатрапа, извечного врага сиятельного господина Бар — Арона. Было очень весело и шумно, но внезапно все звуки стихли, и в зале повисла страшная тишина. Толпа отхлынула от входа, словно все, кто мог, забились в щели, и приговорённый увидел в опустевшей середине зала изящную, тонкую фигурку молодого человека, одетого в багряный шёлк и сверкающего пронзительным блеском драгоценностей. Прекрасное видение невесомо скользнуло по каменным плитам, заляпанным кровью, и пленник увидел, что Плектр словно спит на ходу. Глаза юного демона были открыты, но он смотрел куда-то за пределы этой реальности и действовал, как автомат. Но вот он подошёл совсем уже близко, и разум обречённого немедленно ощутил жуткое касание воли Плектра. Будто рука, одетая в скользкую, холодную перчатку, проникла в его череп и стала шевелить пальцами, нащупывая особенно чувствительные точки. Его охватил ужас, и он рванулся в отчаянной попытке спастись от самого непереносимого из всех кошмаров. Внезапно цепи, сковавшие его тело, обрушились на пол, и он оказался свободен. Никто не ожидал этого, и потому охрана не отреагировала вовремя. А он, подгоняемый страхом перед худшей из всех смертей, набросился на ближайшего стражника и выхватил у него из-за пояса огромный нож. Всё это произошло в малейшие доли секунды, и, едва смолк звон упавших на плиты цепей, Плектр оказался в руках убийцы. Вот тут до сатрапа дошло, что происходит. Он вскочил, завопил и бросился было к своему любимцу, но охрана преградила ему путь. Тем временем пленник, захватив юношу сзади за шею, приставил нож к его спине и потащил своего заложника к выходу. Толпа загудела, завыла, загрохотала оружием, и весь этот гомон перекрывали отчаянные, полные ненависти и страха крики Барона и в ответ ему — требования пленника пропустить его.

— Я убью твою куклу, слышишь? Немедленно дайте мне уйти, или, клянусь именем Демиургов, я его на пополам и надвое разрежу, ясно? Все пошли вон!

И он провёл остриём ножа по боку Рейзы Адмони, и все увидели, как с клинка закапала кровь. Но Рейза оставался всё таким же выключенным, словно не понимал, что происходит. Он послушно пятился к выходу и зала, не сопротивляясь и не зовя на помощь. И тогда Барон, безуспешно пытавшийся высвободиться из стальных рук своих телохранителей, пронзительно заорал:

— Рейза! Проснись, проснись, мой мальчик! Я приказываю тебе: очнись и убей его!

И тут Плектр, повинуясь приказу своего властелина, вдруг ожил. Он остановился, как вкопанный, и убийца вскрикнул от внезапной острой боли, прошившей его с головы до ног. Он попытался сдавить горло заложника сильнее, но тут же из носа его хлынула кровь и он весь затрясся в конвульсиях. Рейза дёрнулся вперёд, стараясь освободиться, но обречённый преступник, не выдержав напряжения, изо всех сил вогнал ему в спину нож. Остриё рассекло мышцы, перерубило позвоночник и, проткнув почку, остановилось. Пальцы убийцы продолжали ещё сжимать рукоятку орудия, когда сам пленник Барона рухнул на пол замертво. Глаза его лопнули, изо рта и ушей хлынула чёрная кровь. Он отправился в ад прямой дорогой, но это случилось быстро, как он и хотел. И ещё он прихватил с собой Рейзу Адмони — самого страшного, и самого равнодушного из всех Плектров — проклятых палачей Демиургов.

В тот момент, когда нестерпимая боль пронзила его, Плектр Огненная Роза закричал. Не так, как кричат живые люди, а так, как это делают демоны. Никто не услышал ни звука, но ударная волна чудовищным валом пронеслась по залу, убивая всех, кто стоял на пути у невидимой силы. Те, кому повезло, умирали мгновенно, словно сгорая изнутри. А тем, кто оказался немного сильнее, пришлось тяжко. Пылающий цветок высвобожденной энергии Плектра раскинул в воздухе огненные лепестки и поплыл по залу, пожирая тех, кто ещё не умер, и поджигая мебель, стены, одежду, плоть. Барон, защищённый заклятием Демиургов от возможного вреда, — как раз на такой случай, как теперь, — спрятался под своим троном и с ужасом взирал на бьющиеся в предсмертных судорогах тела своих гостей и приспешников. И напрасно он старался зажать уши: вопли жертв наполнили высокие своды зала адским рёвом и воями. Барон оцепенело смотрел на потоки крови, разлившиеся вокруг содрогающихся тел и на разгорающийся пожар; на тех обречённых, кто, не выдержав ужаса ожидания смерти, сами убивали себя собственным оружием — его обожаемый сателлит забрал с собой всех, кого мог. И Барон, тихо подвывая от ужаса, в то же время с невольным восхищением думал о том, что его Плектр — это самое невероятное, самое великолепное творение Демиургов. Поэтому, как только огненный цветок опал, и искры растаяли в лужах крови; как только воздух перестал колебаться от жара ударной волны, он с прытью двадцатилетнего выскочил из своего укрытия и, перепрыгнув через мёртвые тела своих слуг, бросился к распростёртому на полу Рейзе Адмони.

Юноша был мёртв. Его колдовские зелёные глаза были полны боли и непонимания, и тонкое, хрустальное лицо его сделалось ещё белее, и ещё прозрачнее. Барон приподнял его, сжал в объятиях, и руки его тут же заалели от крови обожаемого демона. Он нащупал рукоять, торчавшую из спины плектра, и потянул за неё. Нож со звоном упал подле, и Барон наконец-то с отчаянием осознал: его драгоценный мальчик, его любимец и самый преданный из всех, кто когда-либо был рядом с ним, только что умер. Он взвыл от горя, покачивая на руках безжизненное тело. Несколько минут он исступлённо звал его, целовал его лицо, тормошил хрупкую фигурку, которую так любил обнимать и ласкать. Нет — нет, этого не может быть! Рейза не мог умереть, не мог покинуть его! Разве такова воля Демиургов? Разве Огненная Роза не самый редкий цветок в проклятом саду несущих смерть? Так не должно было случиться, и он вдруг вспомнил, что сказал ему великий Магистр Габриель, когда передавал в его руки Огненную Розу: «Плектры не только живут, но и умирают иначе, чем простые люди. Только им дано право возвращаться с той стороны, если кто — то захочет снова разжечь пламя». И Барон судорожно сорвал со своей шеи небольшой флакончик, наполненный жидкостью цвета сапфира. Это была бесценная живая вода — дар Демиургов. Он влил светящееся снадобье в полуоткрытые губы юноши, запрокинул его голову и стал ждать. Всего несколько капель, но какова сила! Вот уже через минуту ресницы его дрогнули, грудь чуть слышно вздохнула, но тут же снова замерла: сердце оставалось мёртвым. Однако барон понял: у него есть шанс! И он вскочил с окровавленного пола, схватил лёгкое тело Рейзы и, не обращая больше внимания на то, что творилось вокруг, выбежал из горящего зала и кинулся в подвал, где сверкал хромом и огнями ламп сосуд, полный исцеляющей протоплазмой — спасительной «подливкой», как он называл её.

Потом тело Плектра, ни живое, ни мёртвое, мягко покоилось в голубоватых ледяных потоках, и Барон всё надеялся, что юноша не покинет его; что он вернётся, и они снова будут вместе, как и в прошлой — теперь уже прошлой — жизни прекрасного Рейзы. Он по нескольку раз в день приходил к сверкающему баку, неотрывно следил за покачиванием, за едва заметным трепетом ресниц и губ — таких сладких, таких желанных! Барон безумно хотел это тело, и слабость его казалась ещё более соблазнительной, тем более, что сейчас и жизнь, и смерть Огненной Розы была в его власти. Он скучал и ждал. Но прошли уже долгие недели, а Рейза всё не возвращался. Словно он не хотел оживать, и это делало надежды его господина напрасными. Он почувствовал разочарование. Как же так? Сейчас он совершает невозможное для своего драгоценного Рейзы, а неблагодарный мальчишка хочет оставаться на той стороне; он уже почти бросил своего повелителя! Господин Бар — Арон начал злиться. Конечно, он знал, что его любимый ручной зверёк с большими странностями, и это не остановило его, когда он пожелал заполучить его. Он отвалил за Рейзу громадную кучу денег, и не сомневался, что ценность этой покупки намного выше, чем любое золото. И верно: исключительно силы медиатор и великолепный любовник Рейза Адмони ублажал все его желания, и сколько бы Бар — Арон не требовал от него, он никогда и ни в чём его не разочаровывал. Но была одна загвоздка: сам он ничего не хотел, и Барон не сомневался в этом. Рейза оставался слишком далёким, слишком закрытым, и потому неприступным. А Барон желал заполучить всё. Владеть только телом, но не владеть душой ему было мало. Это не власть, а просто собственность. И это не достойно сатрапа! А Рейза Адмони ускользал от него, по — этому он с каждым днём раздражался всё больше. И, в очередной раз коротая бессонную ночь возле бака, он дал себе слово, что не простит дерзкого мальчишку. Если нужно, он попросит помощь у Великого Магистра, и Рейзе придётся вернуться; нравится ему это, или нет! А потом…. Он накажет его, непременно накажет! И будет наказывать до тех пор, пока прекрасный упрямец не покорится полностью. И не так, как ему велено создателями, а так, как угодно властительному Бар — Арону!

Рейза всё видел и слышал. Он даже всё чувствовал, хотя это казалось невероятным даже ему самому. Это странно: понимать, что ты мёртв, и в то же время продолжать существовать. Он испытал уже в своей короткой жизни так много горя, что, казалось, уже ничто ему не сможет причинить больших страданий. Он привык к боли и унижению, и смерти не боялся; он даже жаждал её в тайне. Но вот его желание свершилось, и он мёртв. Но, оказывается, он ошибся. В смерти он не обрёл ни покоя, ни забвения. Только холод, боль и полное бессилие. Бесконечное, абсолютное бессилие, которое порождает полный паралич. Густая, ледяная жидкость заполнила его лёгкие, желудок; сковала стужей кости и суставы, и каждую клеточку его изувеченного тела словно разрывали кристаллы льда. И конца этому не было. Его разум, тоже повреждённый, то лихорадочно метался в замкнутом пространстве этой проклятой кастрюли, то замирал, и медленно, очень медленно тащился на холостом ходу, доводя его до полного отчаяния. Он надеялся, что энергия его жизни всё — таки рассеется, и эта странная жизнь наконец — то закончится; быть может, тогда он обретёт покой? Но этого не происходило. Он всё ещё был тут. И, что ещё хуже, сознание его снова бесконтрольно включилось в мировую систему, и груз обретённого знания стал просто невыносим. Он почти сошёл с ума, но воля Барона всё же вынудила его вернуться в мир живых. Голос хозяина снова и снова нашёптывал ему в непроглядной, смертной ночи, что он никогда не отпустит Рейзу. Что день за днём, год за годом, если понадобится, он будет приходить сюда, любоваться на своего обожаемого демона, и ждать. Время ведь действительно ничего не значит для любовников, правда?

И Рейза сдался. Существовать не хотелось, но вечно быть свежемороженой нежитью в этой чёртовой кастрюле ещё страшнее, чем в грубых, потных объятьях сатрапа делать вид, что всё прекрасно. Он заставил себя пробудиться; мозг его запустил особый механизм самоспасения, — тоже сомнительный дар Демиургов, — а удивительная живая вода и ледяная «подливка» сделали своё дело. Тело его исцелилось, и только воспоминание о пережитом потрясении всё ещё не давало ему воскреснуть полностью. Потом он надолго отключился. Прошли дни, и даже недели, в которые он ничего не сознавал и не чувствовал. Что с ним было тогда, он так и не понял. Только в один день он вдруг проснулся и уяснил, что снова жив и почти здоров. Лишь огромный шрам на спине почему — то никуда не делся, хотя, как прежде говорил Барон, живая вода смывает все следы. И ещё никуда не исчезла боль. Страшная, невыносимая боль в спине, которую нельзя было вылечить, а можно было только заглушить. Это и было наказание Барона. Теперь Рейзе придётся стать очень покорным, совершенно ручным. Иначе он не получит избавляющее от боли лекарство. Очень скоро Огненной Розе довелось узнать вкус этого наказания, и он сломался. Это почти удовлетворило хозяина, но он всё же понимал, что такой покорности недостаточно. Он так и сказал, когда призвал в свои покои мастера по созданию татуировок.

— Ты мой по праву, но не по сути. Я чувствую это, и мне это не нравится. Ну ничего: я тебя сейчас помечу особым клеймом, и ты будешь ощущать его и день, и ночь. И наконец признаешь, что и жизнь твоя, и смерть принадлежат только мне. И ты сможешь наконец — то полюбить меня, потому что станешь частью меня самого!

Рейза лежал на массажном столе вниз лицом, а Барон сидел рядом и гладил его шрам. Мастер татуировки смешивал краски, и, когда красная была почти готова, он поставил чашу перед Бароном. Сатрап вынул из ножен, лежавших у него на коленях, тот самый нож, которым был ранен Рейза, и провёл по своему запястью. Кровь его брызнула в чашу и смешалась с краской. Мастер кивнул и обмакнул остриё иглы в красную жидкость. Рейза вздрогнул от боли и закусил губу; Барон сжал его руки в своих руках и стал целовать его волосы, плечи.

— Терпи; боль скоро пройдёт. Моя кровь связывает нас отныне, и ты поймёшь: я — всё для тебя. Будь же хорошим мальчиком, ладно?

Рейза кивнул, и Барон наконец — то почувствовал себя довольным. Пылающая роза, такая же, как на гемме, отягощавшей грудь Плектра, раскинула свои лепестки. Она обожгла и плоть, и душу юноши, и он снова, уже в который раз, потерял себя.