Ох уж, эти детки!

До железнодорожной станции оставалось всего километров десять, и в принципе можно было их промахнуть разом, не размениваясь на ночлег — а через часок быть дома… но вот только этого никому не хотелось. и со всеобщего молчаливого одобрения Федька объявил последнюю ночевку в лесу. Теперь уже — просто как в обычном беззаботном походе.

Когда все накупались до дури в одном из притоков Вороны, наелись и, в десятый раз пересмотрев доставшиеся им сокровища, успокоенно полуулеглись возле костра, плевавшего высоко в небо алыми языками, Юрка, вытянувшийся возле Макса протянул:

— Вот теперь все будет хо-ро-шо-о…

Старшие засмеялись — беззлобно, добродушно. Федька, потянувшись, вдруг неожиданно для самого себя сильным звонким голосом загорланил:

— и свистнул так, что по лесу шарахнулось эхо, загоняя страхи и нечисть в глубокие трущобы.

— А они, небось, все идут, — заметила Саша и с надеждой добавила: — Может, их кто сожрет?

— Саш, как можно быть такой жестокой? — укоризненно спросил Макс. — Звери потравятся…

— Я вот думаю, — продолжала Саша уже на другую тему, — а что если организовать экспедицию и добыть еще один такую тварь, как та? Добудем, препарируем и отвезем в область. Дед Семен был бы рад.

— О, это можно обсудить! — загорелся Макс. — До конца лета еще два месяца…

А Федька подумал, что они еще и с этой историей не развязались… но вслух сказал:

— Я в доле… А Юрка спит между прочим.

— Я не сплю, — откликнулся Юрка… но он, конечно, спал, и ему снились костер, и стрелец Кузьма, веселый и оживленный, который молча с улыбкой уходил куда-то в свет, где его встречали суровые, но тоже улыбающиеся ему и ребятам у костра бородатые мужчины… а Федька пел:

— а Саша отвечала ему:

— и их голоса сплетались:

…Федька проснулся в полночь и увидел Полярную. Не шевелясь, он одними губами спросил:

— Мы все сделали правильно?

Наверное, это набежало на звезду незаметное облачко. Конечно же. Но Федька мог поклясться, что ему подмигнул Отец Битв.(1.)

1. Одно из прозвищ бога Одина.

Четыре человека в обносках и разбитых ботинках, обросшие и грязные, тащились по утренней опушке мимо болот. Издевательски орали лягушки. Радостно выли комариные полчища.

— Тише! — прохрипел Большой Ха. — Тише! Вертолет!

Все четверо задрали головы и — о чудо! — из-за верхушек деревьев выскользнул, снизился и пошел на второй круг, покачиваясь прозрачными крыльями, мотоплан. Видна была сидящая на втором месте фигурка пилота.

Внизу разразилась буря. Потерявшая человеческий вид четверка прыгала, орала и только что не взметывалась на деревья. Мотоплан заложил третий вираж; видно было, как пилот, нагнувшись, что-то выпустил из руки — и маленький предмет, виляя белым хвостиком, полетел к земле и шлепнулся в траву у самых ног страдальцев. Мотоплан качнул крыльями — и ушел за деревья.

Коршуном — слегка исхудавшим, но быстрым — бросившийся на добычу Большой Ха поднял трясущимися грязными руками гайку, в которую был вдет листок из блокнота с поспешными карандашными строчками.

— Не бойтесь, — прочитал Большой Ха и сглотнул. Ожившие телохранители перемигнулись и затолкались локтями. — Не бойтесь, — повторил Большой Ха, — я никому не скажу, что вас видел…

…Длинный тоскливый вой некормленной собаки Баскервиллей пролетел над болотом.

Ему радостно откликнулись лягушки и комары.

В вагоне поезда кроме ребят сидел еще дремлющий молодой парень в дорогом прикиде, но в забрызганных грязью кроссовках.

Эйфория спала. Вполголоса все четверо советовались, что делать дальше. Лихие партизаны возвращались в печальное "правовое поле" — и не было сомнений, что Большой Ха туда рано или поздно вернется — и тогда… Тогда следовало ожидать самых разных неприятностей. Три рюкзака с ценностями, стоявшие у ног, не очень успокаивали.

Постепенно начатый еще на станции спор перерос в полноголосый разговор, этого никто не заметил — и все четверо удивились, услышав голос их попутчика:

— Вы простите, ребята, но так получилось, что я все слышал… — все четверо повернулись в его сторону. У парня были веселые и внимательные серые глаза и хорошая улыбка, но Саша агрессивно спросила:

— Ну и что?

— Это правда? — вопросом ответил парень.

Четверка переглянулась. Макс поднял бровь. Федька кивнул, и Макс толчком ноги открыл один из рюкзаков. Парень чуть нагнулся. Федька следил за его лицом и не обнаружил на нем жадного азарта — только вспыхнувшее восхищение и легкую зависть.

— Еще вопросы? — уточнила Саша.

— Это не очень хорошая история, — заметил парень, выпрямляясь. — Скажите… а не могу ли я вам помочь?

Они переглянулись снова. И Саша уже без агрессии спросила:

— Чем? Разве вы сын губернатора? Или тайный полномочный представитель Президента?

Парень засмеялся:

— Нет. Но, может быть, я даже лучше… — он достал из кармана пластиковую карточку удостоверения: — Вот. Разрешите представиться: Олег Петрович Горяев, журналист и ведущий программы "Родина моя" на канале "ОблТВ-Центр".

Программу "Родина моя" все знали, хотя никто ее не смотрел — старшие часто хвалили ее за «правильность». Федька, помедлив, неуверенно спросил:

— Ну а… чем помочь-то вы можете?

— А вот, — журналист ногой выдвинул из-под скамьи легкую сумку и достал камеру. — Кто-нибудь из вас расскажет сюда все… — он помедлил, тоже поправился, — …что сочтет нужным. И я даю вам слово, что через два дня эту историю услышать все жители области.

Без преувеличения разинув рты, четверка смотрела на молодого журналиста. Федька с неожиданно робостью спросил:

— А…а это правда?

— Правда, — кивнул Горяев. — Нет, вы не думайте, я не герой, не борец со злом и не альтруист. Я просто хочу сделать сюжет, а это — отличный сюжет, уверяю вас.

— А Большой Ха… — начал Макс. Горяев поморщился:

— Ерунда. Больше всего такие люди боятся даже маленькой огласки… Ну так как?

Трое мальчишек и девчонка коротко посовещались. Саша, передвинувшись на край скамьи, слегка напряженно сказала:

— Я согласна. Куда говорить?

— Сюда, просто смотри и говори, когда я скажу "ноль", — Горяев сел удобнее и поднял камеру: — Три… два… один… ноль!

Секунду Саша молчала. Потом провела рукой по волосам и неожиданно ясно, без запинок, заговорила:

— Эта история началась летом 1612 года…

— Мужчина, вы зайца не видели?

Дежурный по переезду, мирно дремавший у открытой двери будки, вскинулся и решил, что видит сон. Перед ним стояли четыре леших. Трое — здоровенных и унылых — находились в ступоре и смотрели в будку, где на электроплитке варились сосиски. Четвертый — пониже и потолще — смотрел прямо в лицо дежурному и с улыбкой тихо помешанного продолжал спрашивать:

— Вы зайца не видели, мужчина? Такой большой… жирный… сюда побе… — и осекся, уставившись куда-то в направлении сосисок… но не на них. Осмелившись повернуть голову, дежурный увидел на экране маленького переносного телевизора девчонку. Глядя в глаза зрителям, она отрывисто и четко говорила:

— …вот так это было. Мы не хотели, чтобы эти ценности, собранные людьми для защиты родной земли, пошли на банкеты и презентации для жулья. Мы не хотели, чтобы эти вещи… — камера показала монеты, крестики, серьги, еще что-то, — осели в чьих-то жадных коллекциях. Мы хотели… хотим, чтобы они принесли пользу Родине, пусть и через века. Это — для всех, а не для одного или кучки… Но мы не знаем, как нам быть дальше. Вот и все.

Лицо девчонки исчезло. В студии передачи "Родина моя" известный ведущий Олег Горяев говорил, облокотясь на стол:

— Да, вот и все… Впрочем — не все, нет. И, может быть, как раз и в этот момент Федор Гриднев, Саша Климова, Макс Ковалык, Юра Сусанин и их друзья, все, кто им помогал, доказывают пособникам преступников и бандитов свою НЕВИНОВНОСТЬ. Нам еще предстоит это выяснить…

Тонкий вой заставил дежурного подскочить. Выл упитанный леший — выл в голос, потрясая кулаками над головой, и в этом вое прорезались членораздельные слова:

— Упустил! Упустил!

— Зайца? — тупо спросил дежурный.